Трудность решения в какой-то мере
входит в само понятие задачи:
там, где нет трудности, нет и задачи.
Д. Пойа
Япония — страна возможностей и прогресса, и Токийский технологический институт входит в топ-100 мирового рейтинга. Его выпускники — лауреаты Нобелевской премии. В их распоряжении — самые передовые технологии. Если где и решать уравнение Шрёдингера, то только здесь. Благодаря тёте Мурасаки я хорошо говорю на японском. Моя квартира находится в районе Мэгуро, недалеко от института. Пятый из пяти этажей, что делает меня ближе к небу. Вечерами я люблю подниматься на крышу и смотреть вдаль, на высокие антенны многоэтажных домов. А если подойти к парапету и посмотреть вниз, то можно увидеть реку Мэгуро, скрывающуюся за ветками сакуры. Сейчас, зимой, они похожи на тонкие останки животных, но летом преобразятся и наполнятся жизнью. Стоя у самого края и держа в руках высокий бокал, наполненный «Батар Монтраше», я испытываю чувство лёгкости и покоя. Внизу меня ждёт якитори, но сейчас я не голоден. Единственный голод, который я не могу утолить, — это голод по Уиллу Грэму. Я чувствую зуд в пальцах, потому что не могу больше прикоснуться к нему, и невольно начинаю вертеть в руках тонкую ножку бокала, надеясь, что она треснет и изранит мне пальцы. — Ганнибал? Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Чийо. По новым документам она моя жена Юко Накахара. — Ужин на столе. — Я знаю, Чийо, подойди. Она плотнее запахивает тонкое шерстяное пальто вишнёвого цвета и подходит, еле слышно ступая. На её ногах замшевые угги с меховым верхом, также на ней тонкие лосины, совершенно не держащие тепло. — Что бы ты сделала, если бы могла вернуться в прошлое? Её глаза блестят в свете уличных фонарей, они становятся чёрными как пропасти. Не видно дна, и нужно смотреть осторожно, иначе затянет как в омут. — Я бы убила Уилла Грэма, когда он пришёл в поместье Лектеров. — Он открыл твою клетку. — Но запер твою. Я улыбаюсь, удовлетворенный её проницательностью. Она готова на многое, чтобы освободить меня. Только вот освобождение я обеспечу себе сам. Высоко в небе конденсационный след от самолёта, еле видный, словно царапина. Он разрезает тёмно-синий купол надвое и уходит к горизонту, где прячется за чёрными высотками.* * *
— Здравствуйте, господин Накахара, прошу, входите. Просторный кабинет президента Токийского университета освещён яркими лампами, вероятно, господин Масу уже плохо видит. Маленький сухой старичок с тонкими щелками вместо глаз шаркает к огромному дубовому столу и садится в дорогое кожаное кресло. Он складывает руки на лакированной столешнице, и я могу видеть дорогие запонки в виде атомов. Они блестят, инкрустированные драгоценными камнями, и я на секунду замираю, любуясь ими. — Садитесь, прошу вас, — спокойно говорит президент университета и кивает седой головой. — Мы вас ждали с тех пор, как господин Тагасава решил сменить место жительства. Удивительно, что он никого не предупредил о предстоящем переезде. — Он уехал в Венгрию? — спрашиваю я с наигранным любопытством. Я прекрасно знаю, где учитель высшей математики, и он не в Венгрии. Мне пришлось постараться и долго мариновать тонкий край, японцы в большинстве своем слишком худые и жёсткие. — Да. Оставил записку и уехал. Иногда я завидую неженатым мужчинам. Они свободны как птицы. Я сажусь в кресло и кладу кожаный портфель на колени. Он идеально сочетается цветом с моими тёмно-коричневыми брюками, что не может не радовать глаз. Медная застёжка начищена, и теперь в ней отражается свет ламп, щедро льющийся с потолка. — Расскажите мне о себе, — просит господин Масу, и я улыбаюсь, стараясь произвести впечатление. — Я закончил Гарвард и много лет жил в Америке, где и преподавал. Увлекаюсь квантовой механикой и много лет изучаю труды Эрвина Шрёдингера. Женат, детей нет. — У вас японская фамилия. — После смерти родителей меня усыновила тётя. А она была японкой. — Что ж, что вы думаете о теории Шрёдингера? — В макромире квантовые законы теряют свою силу. Ядро атома может находиться одновременно в двух состояниях только лишь в микромире. Его опыт не совсем верен. — Значит, утверждение, что кот жив и мёртв одновременно, ошибочно? — Да. Шрёдингер считал, что для полноты необходимо точное определение условий, при которых происходит коллапс волновой функции. Он решил доказать всем, что не наблюдатель определяет состояние системы. Казуя Масу смотрит внимательно, изучает, а затем кивает на мой портфель: — У вас есть рекомендательные письма? — Конечно, — отвечаю я и с лёгким щелчком открываю замок. Письма лежат в прозрачной папке, и можно увидеть вычурные подписи и завитки, что я аккуратно нарисовал. Старик бережно извлекает их сухими пальцами и внимательно читает. В эти минуты становится тихо, и слышно, как тикают настенные часы. Секундная стрелка торопится, её звук напоминает перестук паровоза. Чух-чух-чух… Я поднимаю голову и смотрю на неё, длинную и чёрную, с резным остриём на конце. В кабинете пахнет деревом, тёплым, согретым скудным зимним солнцем, пахнет шерстяными носками, что надеты на господине Масу. Президент университета тихонько вздыхает, и я чувствую запах клея для зубных протезов. — Всё хорошо, господин Накахара. Когда желаете приступить к работе? Моя лживая улыбка не смущает его, он вообще не понимает, что происходит. Письма утекают обратно в папку, а затем и в портфель, замочек снова выдаёт звонкое «щелк», пряча документы в своём тёмном чреве. — Мне нужно пару дней, — я качаю головой, словно сокрушаясь под напором обстоятельств, — мы с женой только приехали. Несколько бумажных вопросов с квартирой. — Не затягивайте, — добродушно кивает Казуя Масу. — Не затягивайте…* * *
Шумные улицы Токио похожи на пищевод змеи, мучимый вечной перистальтикой. Толпы людей двигаются, напоминая серую булькающую массу. Кто-то вперёд, кто-то назад. Я подхожу к автобусной остановке и замираю, разглядывая похожие лица японцев. В нос ударяет запах горьких духов с ноткой грейпфрута, и я невольно оборачиваюсь. Рядом со мной — маленькая хрупкая девушка с длинными чёрными волосами. Когда она дышит, из её рта вздымается пар. Девушка переминается с ноги на ногу и шумно шмыгает, выглядывая автобус. — Добрый день, — говорю я на японском с лёгкой улыбкой. — Прекрасная погода сегодня, не находите? Японка смотрит на меня с лёгким удивлением — у них не принято знакомиться на улице. — Да, — всё же соглашается она. — Кажется, я видел вас в Токийском университете. — Да, я там учусь. А вы? — Я буду преподавать математику. Её глаза на секунду расширяются, а затем она прикрывает рот ладошкой и улыбается, морща точеный носик. Её автобус подъезжает быстрее моего, и, кажется, она чувствует облегчение от того, что больше не придётся стоять на морозе. Маленькая ручка машет мне напоследок и исчезает в дверях автобуса. Я ещё улавливаю в воздухе запах грейпфрута, мои ноздри слегка расширяются, и я чувствую лёгкий голод, который зарождается глубоко внутри.