What they do in the shadows

Alex Mattson & Robin Packalen — Hard to love Зима. С ее наступлением вампиры, как правило, старались перемещаться, менять локацию, прятаться по сухим и темным уголкам планеты, не знающим света или, как минимум, отражающего его снега. Земля, покрытая белым ядовитым покрывалом, жгла и ослепляла даже ночью, чувство непомерной усталости не покидало, и хотелось залечь на самое дно, точно гризли. Да, все бессмертные с содроганием ждали это время года в страхе, ведь, помимо прочего, боялись быть обнаруженными из-за вездесущих лучиков, блестящих в искрящихся снежинках. Йоэль ненавидел зимы сильнее прочих, ведь приходилось прятаться, а вместе с тем — укрощать собственную кровожадность, отравляющую разум. Вылазки на ужин происходили все реже: рисковать ради аппетитной блондинки с кампуса было слишком опасно. Пакеты с кровью больше не приносили удовольствия, лишь утоляли тупой голод. Единственные капельки алой радости стекали по фарфоровой шее вампирёнка, который охотно позволял блондину пить себя. «Мой сладкий мальчик», — хищно шептал старший днями и ночами, наслаждаясь сиюминутной эйфорией. В конце концов, стало не хватать банального воздуха — Хокка никогда не признавался, что скучает по простым радостям человеческой жизни, но спустя два месяца мужчина начал слабеть. Как физически, так и духовно. Ему хотелось выбраться из осточертевшей берлоги, оскалиться и напугать парочку прохожих — все равно им никто не поверит. — Ты можешь уехать. Вы все, — повторял Алекси каждый раз, когда видел отчаяние в потускневших красных глазах старшего. Об этом же все чаще повторял Йоонас — он последний, кто остался в городке на зимовку, в то время как Томми и Олли предпочли провести пару месяцев в тени. Кровавых близнецов держала здесь любовь, и совладать с нею они были не в силах. — Я не уеду, и это не обсуждается, Алекси, — рычал в ответ вампир. Каунисвеси поддавался влиянию зимы не меньше остальных — новообращенному дьяволенку было трудно адаптироваться к тому, что некогда любимое время года стало проклятием, — но он не мог исчезнуть из-за семьи. Для своих близких он уже несколько месяцев как мертв, и боль от слез матери никогда не отпустит мальчишку. Хотелось кричать: «вот он я, совсем рядом, живой», но раскрыть себя не представлялось возможным. Бывший диджей наблюдал за родителями издалека, охраняя их быт с безопасного расстояния, и готовился к отъезду вместе с остальной частью клана — жить прошлым при этом также не хотелось. Братья уже собирались покинуть город, когда внезапная болезнь не вполне естественного происхождения свалила мать брюнета — обыкновенно излечивающая кровь вампиров не помогла, и парень твердо намеревался остаться в Нуммеле. Понимающий его переживания Йоэль — старшему пришлось наблюдать смерть всех своих родственников — не смел оставить мальчишку в одиночестве и готов был терпеть снежную пытку столько, сколько потребуется. — Давно бы свалил и не вертелся тут, как пеликан, — ворчал он, в свою очередь, на Порко, что коротал время за примеркой всего барахла, что только удалось отыскать в особняке. Красуясь перед зеркалом в боа цвета фуксии, красно-оранжевом пятнистом пиджаке и зачем-то нацепленных силиконовых клыках из детской жвачки, он напоминал карикатурного персонажа из детских мультфильмов, а не исчадие ада — в том был весь Йоонас. На все бурчания старшего он по обыкновению отвечал одно и то же: — Ты знаешь, что без нее я никуда не уеду. — Она даже не подозревает о том, что ты прицепился к ней, как муха к варенью, — парировал Хокка. — Вчера мы долго смотрели друг другу в глаза в баре, и я почти уверен, что это знак! — возмущенно отстаивал свои чувства Порко. — Ты же понимаешь, как страшно напугать бедного ребенка… Смелый и дерзкий кучерявый блондин действительно боялся сделать первый шаг — так же, как и брат, он привязался к человеку, и юная девушка, как и Алекси когда-то, даже не подозревает о вампире. Однако оставить ее он не мог, как не смог бы бросить свое сердце и Йоэль. Вампиры редко позволяли любви забраться когтистыми лапами в их душу, зная, как она накрывает их изменившийся разум, но если они влюблялись, то будто в последний раз. — Кстати о ребенке…

***

Пропадающий весь день брюнет нашелся в отдаленной комнате на самом верхнем этаже дома: не обставленная ничем, кроме дивана, массивного стола и погнутого торшера, она напоминала каморку. Именно там прятался ото всех, и от самого себя в первую очередь, Каунисвеси. Облачившись в простую черную футболку и джинсы впервые за много месяцев, он по старой привычке открыл ноутбук и рылся в ворохе воспоминаний из рабочих файлов. Все это имело смысл, являлось самим воздухом для парня, не привыкшего жить без музыки — сейчас же кучка отсортированных файлов резала по живому, напоминая о жизни, которой у него больше нет. — Вот ты где, — выдохнул Хокка, заглянув, кажется, в последнее помещение на своем пути, — я всю пыль собрал, пока тебя, чертёнка, отыскал. — Я и не прячусь, — обреченно ответил мальчишка, принимая из рук старшего бокал с багровой жидкостью и мгновенно теряя голову от аромата. — Моя любимая. Присаживаясь рядом, Йоэль опустил голову на плечо парня, что тут же потрепал его по светлой макушке — так мило так… человечно. Ему нравилось, что обращение прошло для Алекси если не бесследно, то почти безболезненно: у парня было время на то, чтобы отпустить прошлое, и он не терял наивности и детского безрассудства, а потому порой блондину казалось, что вампирёнок и не вампирёнок вовсе, а все тот же диджей из бара. Жаль, что брюнет ощущал себя совсем иначе — принять новое естество помогала только любовь старшего, и он жадно выхватывал ее в жестах, взглядах и стонах. — Скучаешь? — кивнул Хокка на экран ноутбука, где был открыт план работы над треком. — Нет, — захлопнув устройство, пытался обмануть самого себя парень. В конце концов, свой выбор между музыкой и ледяными влюбленными глазами принца тьмы он давно сделал, — а вот ты явно заскучал. — Не могу найти себе места, — признался блондин. Найти занятие и правда становилось все тяжелее, а потому дни он предпочитал проводить в шелковых простынях и объятиях дьяволенка, шепчущего его имя. Вылезать оттуда не хотелось совсем. — Твое место — оно здесь, — развернувшись к старшему всем телом, Алекси вдруг положил его горячую ладонь на свое размеренно бьющееся сердце. — Ты пронзил меня похлеще любого деревянного острия, Йоэль. Мягкие губы дьяволенка коснулись таких тонких, грубых блондина. Вампиры не чувствовали холода и оттого не замерзали, но поцелуи Алекси растопили бы даже ледники Антарктики. Мальчишка вкладывал всю свою любовь и тепло, обжигая горячим дыханием, не оставляя возможности оторваться. Не оставляя повода задуматься о том, чтобы покинуть эти губы и их обладателя, трусливо убежав. Опустившись чуть ниже, брюнет припал к яремной вене Хокка, мягко впиваясь в нее — сдержать стон от сладости светловолосого было выше его сил. Рядом с ним время останавливалось, и сама вечность отступала, позволяя влюбленным наслаждаться друг другом, пока мир вокруг полыхает. — Мой кровавый Валентин, — прошептал Каунисвеси между укусами, вспоминая про глупый праздник, что отмечался этим отвратительно светлым февральским днем. Глупый, но тем не менее весомый повод для подарка, что таился в том самом сереньком ноутбуке. — У меня кое-что для тебя есть. — Ты не похож на того, кто придает значение подобным датам, — по-доброму усмехнулся Хокка в губы парня, не силясь перевести взгляд с его идеально красивого лица. О том, что он и сам помнил про дурацкий День всех влюбленных, Йоэль молчал. Ранее он всегда презрительно игнорировал подобные глупости — теперь же все было иначе. Кауснисвеси перевернул его мир с ног на голову, поэтому вампиру отчаянно хотелось сделать для него что-то приятное. Не замечавший за собой подобной тяги блондин страшился чувств, но не смел более воздвигать над ними каменные стены. — А на того, кто умеет вот так, похож? — хитро протянул вампиренок, вновь припадая к шее старшего и оставляя на ней фиолетово-багровую метку. Тихо застонав, Йоэль притянул парня, укладывая к себе на колени и даже не пытаясь оторваться от его бархатных губ. — Йоэль, подарок! — рассмеявшись такому порыву, попытался выкрутиться Алекси, теперь напоминающий скорее черненького лисенка, нежели маленькое исчадие ада. Если бы сказки были правдой, и вампиры умели обращаться в летучих мышей, то брюнет определенно становился бы лисой, что исчезала с первыми лучами солнца. Присев, но по-прежнему оставаясь на коленях у блондина, парень потянулся за ноутбуком, что скучал в стороне. Последнюю пару недель диджей вспоминал прошлое, а потому поднял архивные файлы осеннего релиза, что так и не состоялся. Однако все материалы были почти готовы, и оставалось лишь добавить пару штрихов. Слух бессмертного улавливал малейшие неточности и шероховатости, да и вообще по-новому воспринимал музыку. Мелодия словно была глубже, многослойнее и… острее. Именно такой вышла совместная композиция с одним местным артистом, теперь звучавшая из колонки устройства для одного лишь Йоэля: Now every step you take in my direction Makes me change my ways Every move you make is pure perfection… Два зелено-голубых глаза впились в льдинки Алекси — Хокка не мог поверить, что этот трогательный и нежный, убийственный и кровожадный, хищный и талантливый мальчик посвятил ему… песню? О любви? Ему, хладнокровному монстру. Способному заточить бывшую любовь в камень заживо и не моргнуть глазом. Не произнесшему слово «люблю» ни разу за свою проклятую жизнь. Убивавшему целые города, потому что захотелось. I know I'm hard to love But you make it easy When you put your lips And your hands on my heart… Не отрывая взгляд, Каунисвеси следил за реакцией оцепеневшего вампира. Казалось, его лицо не выражает ничего — и одновременно так много. Может, у Хокка получалось оставаться неподвижным, и ни один мускул на его лице не дрогнул, но ладонь отчего-то до боли стиснула маленькие изящные пальцы брюнета, а в глазах замер букет чувств. Алекси удавалось пробудить в Йоэле то, на что тот сам не ожидал, что способен — он растопил его оледеневшее сердце в тот самый момент, когда впервые попался на глаза, и продолжал наполнять замершую там пустоту любовью, трепетно охраняя его вечность. I know I'm hard to love But you make me need it Never thought I'd let you As close as we are 'Cause I know I'm hard to. — Скажи что-нибудь, — произнес парнишка, выжидая, когда музыка стихла. Ему отчаянно хотелось, чтобы Йоэлю понравилось, как ранее, будучи человеком, он тайно мечтал, что этот высокий холодный блондин, то и дело наблюдающий за ним из-за угла, оценит его творчество. — Я давно на открывал программу, и, может, получилось не совсем так… — Я не стою и ноты, Алекси. Но тебе изо дня в день удается убедить меня в обратном, — стараясь совладать с эмоциями, прошептал глухим голосом старший. — Ты невероятно талантлив. Спасибо. Проведя ладонью по пухловатой и мертвецки бледной щеке мальчишки, Йоэль нежно, насколько только был способен, поцеловал его, вкладывая в это простое движение все то, что не готов был выразить словами. — У меня тоже кое-что есть для тебя, — протянул он с неприкрытым смущением. Последнее, чего ожидал Каунисвеси — так это что беспощадный, хотя и трогательный глубоко внутри вампир решит что-то ему преподнести. — Я — далеко не подарок, Алекси. Ты знал это с самого первого дня. Я не привык выражать свои чувства и с гораздо большим рвением убиваю, чем целую — так было до тебя. Нельзя исправить монстра, но можно его приручить. За сто с лишним лет это удалось только тебе, голубоглазому чертенку, — он говорил это абсолютно серьезно, сосредотачиваясь на том, чтобы передать все то, что, черт возьми, едва не репетировал у зеркала последние пару дней. — Я не готов пообещать тебе розовые облака из сладкой ваты, ведь все мое нутро пропитано ядом, и ты понятия не имеешь, с чем придется столкнуться в худшие из времен. Но я хочу, чтобы ты был рядом и продолжал быть солнцем для того, кто лишен этого света по воле крови. Дыхание сперло — сердце разогналось так, что будь Йоэль смертным, вряд ли был бы способен дышать. Еще крепче сжав одной рукой ладошку вампирёнка, второй он потянулся в карман и достал оттуда небольшую картонную упаковку: — Я не мастер подарков, знаешь… Все, что я могу тебе дать — себя, бери и делай со мной все, что хочешь, только не уходи. Эта мелочь… Напоминание о том, что моя кровь принадлежит тебе — и отныне всегда будет. В коробочке лежал небольшой серебряный кулон из стекла, напоминающий сердце — таким, какое оно есть, а не каким его пишут в романах. Внутри ярко-алыми каплями переливалась кровь самого вампира. Его первый подарок — как первое, пусть так и не произнесенное признание. — Йоэль… — оторопев, протянул Каунисвеси. Осознание значимости пусть такого маленького, но в то же время несоизмеримо огромного жеста и сопровождавших его слов только начинало доходить, яркими вспышками загораясь в глазах. — … Поможешь? Чуть развернувшись, парень приподнял отросшие черные прядки, оголяя шею для цепочки. Застегнув украшение, блондин оставил влажный след от губ на одной из чувствительных точек мальчика, вызывая тихий стон и тут же отрезвляя: — Я хочу разделить с тобой эту вечность, Алекси, — произнес он едва слышно. Этого совсем не было в плане, но блондин чувствовал все эти месяцы, как мучительно больно Каунисвеси находиться рядом, быть его, но не быть с ним. Как ему хочется зваться его парнем, а не просто симпатичным мальчишкой, что так вовремя подвернулся в баре и принял бессмертие. Он боялся вступать в отношения, боялся ответственности, которую так и не принял за прошлые пятьдесят лет, но готов был разорвать собственный страх, вынуть сердце и лично вручить парню — что угодно, лишь бы не приносить ему больше боли. — Ты… что? — словно не веря своим ушам, заторможенно спросил брюнет, даже не надеявшийся, что однажды держащий его подле себя вампир решится придать их отношениям хоть сколько-нибудь официальный статус. — Я спрашиваю, согласен ли ты стать моим «всегда и навечно»? — чуть улыбнувшись, повторил тот слова, впервые произнесенные им в день обращения брюнета. Не в силах противиться нахлынувшему потоку чувств, что с головой накрывали новообращенного, Алекси буквально набросился на вампира, крепко обвивая руками его шею. Казалось, никаких слов было и не нужно, но, оторвавшись от губ лишь на секунду, мальчишка все-таки произнес: — Ты — та еще заноза, Йоэль, но если я с кем и готов разделить это самое «навечно», то только с тобой. How do you do it Go and break down all my walls With just a glance it's Like magic…