***
Первые дни после обращения — настоящая пытка для новорожденного, Хокка знал это наверняка. Спустя более века бессмертия блондин по-прежнему прекрасно помнил, как остро ощущаются легкое дуновение ветра и жужжание пролетающего в миле насекомого, каким непостижимым гамом кажутся отдающие болью в висках разговоры случайных прохожих, на которые ранее не обратил бы внимания — теперь слышишь их все. Привыкание к новому, тому, что и физиологией звать не повернулся бы язык, порой занимало долгие месяцы, особенно если новообращенный оказывался наедине с тем, чем стал, словно шлюпка посреди океана, где на горизонте — ни единого крупного судна. В отличие от него самого, Алекси не был одинок. Старший взял на себя ответственность за того, кого полюбил, обратил, лишил прошлого — после всего, через что пришлось и только придется пройти мальчишке, это меньшее, что вампир мог для него сделать. Дабы избавить клан от лишних косых взглядов и слухов, кои непременно появились бы, устрой вампиренок шоу в натерпевшейся и без того Нуммеле, Йоэль и Алекси ненадолго покинули город, стоило лишь брюнету хотя бы немного научиться контролировать жажду крови вкупе с собственными усилившимися эмоциями. Туманный Альбион в самом начале осени привлекал вампиров не только благосклонным к их натуре климатом, но и особым шармом, что исходил от скопища захоронений, склепов и укромных уголков кладбищ, раскинувшихся среди завораживающих своей красотой пейзажей. Гробовая тишина и смертельный покой — то, что было необходимо едва справляющемуся с восприятием новой реальности мальчишке. — Мы… на кладбище? Только не говори, что с рассветом упокоишь нас в гробы, как в тех фильмах о вампирах. — Поверить не могу, что после долгих часов наставлений ты и впрямь начал изучение своей сущности с кинематографа, — изящно выгнув светлую бровь, окинул его взглядом старший. — Что было в программе? Дракула? Сумерки? — Только не говори, что смотрел Сумерки, — не смог сдержать смеха Алекси. Подумать только, беспощадный вампир и подростковое фэнтези! — И как тебе? Знаешь, ты смахиваешь на Эдварда… — Ни слова более, иначе я и правда засуну тебя в ближайший гроб, — отпив из прихваченной с собой бутылки бурбона, бросил тот, раздраженно отмахиваясь от назойливых расспросов младшего. Хотя, по правде говоря, по-детски наивный и беззаботный лепет вампиренка словно стряхивал вековую пыль с самого блондина. Алекси был совсем не таким, как остальные, по-своему уникальным. Бессмертие давалось ему непросто, но сотни глупых вопросов о физиологии нисколько не докучали, лишь раззадоривали Хокка. С ним Йоэль чувствовал себя молодым и новообращенным юношей, каким был до всего, что оказалось уготовано для него вечностью. Прохладная ладонь Каунисвеси едва коснулась его руки, будто спрашивая разрешения. Они никогда не делали этого на людях, но вряд ли покойные, единственные обитатели пригородного кладбища, будут против двух влюбленных вампиров, держащихся за руки. Обхватив музыкальные пальцы брюнета со всей нежностью, на какую только был способен, Йоэль повел его вслед за собой в один из десятков массивных каменных склепов конца девятнадцатого столетия. Мысли, поселившиеся в буйном сознании парой недель ранее, не давали бессмертному покоя.***
Совсем недавно выкрашенные в иссиня-черный отрастающие прядки ниспадали на фарфорово-кукольное лицо мальчишки, которое освещали лишь редкие лунные блики, попадающие в помещение сквозь единственное зарешеченное окно. Бледно-розовые тонкие губы слегка приоткрыты, а синие, точно два аквамарина, восхищенные глаза широко распахнуты. Все для Алекси здесь было в новинку, поражало и изумляло, отражаясь маленькими искорками во взгляде вампиренка. Наблюдать за ним — все равно, что созерцать рождение новой звезды. Только эта сияет для одного Хокка. Каунисвеси манил своей красотой, вынуждая старшего, повидавшего многих на своем веку, цепенеть от одной лишь улыбки и взмаха длинных ресниц. Просто стоять вот так рядом с мальчишкой казалось чем-то сокровенным, почти интимным — даром, что дальше невинных поцелуев они никогда не заходили. Йоэлю хотелось Алекси, отрицать это было бы бессмысленно. Хотелось ощутить жар новообращенного, а оттого еще более страстного и крепкого тела, хотелось оставить бледно-фиолетовые отметины на идеальной коже. Откровением стало желание испить вампиренка вопреки собственным заветам — к черту правила и каноны, по которым он не жил, но существовал последние пятьдесят лет. К черту всех, кто встанет на пути. Старший никогда не испытывал более сильного желания оберегать, наставлять, касаться, оставлять отметины, выбивать сладкие стоны — за прошедшие почти двести лет Каунисвеси оказался первым даже для столь опытного и хищного вампира. Влюбленный монстр стал еще опаснее, обнажив душу перед чертенком. Опаснее, кровожаднее и холоднее по отношению к любому, кто смеет коснуться и пряди волос цвета воронова крыла. — Ты знал их? Семью, в чей склеп мы так бессовестно вломились? — низкий, контрастирующий с внешним обликом голос Алекси вырвал блондина из грез. — Нет, но, полагаю, они не держат на нас обиды, — обогнув надгробие, прошептал вампир, вплотную подходя к брюнету со спины и обдавая шею того своим горячим дыханием. — Такие места всегда полны тайн, и не все из них принадлежат покоящимся здесь старикам и юношам. — Например… — Например, эта, — на выдохе произнес старший, оставляя на шее мальчишки почти багровую отметину. — Ты позволишь мне? Йоэль Хокка, тот, кто держал в страхе целые континенты и внушал ужас одним лишь взглядом голубых глаз, спрашивал у новообращенного разрешение, дабы отведать его крови. «С ума сойти», — пронеслось в голове мальчишки. — К-конечно. Слегка запрокидывая голову и обнажая острые клыки, блондин с еле слышным рыком впился в яремную вену Каунисвеси, пробуя того на вкус. От запредельных ощущений обоим вампирам едва не сносило крышу, а потому колени предательски подгибались, точно они все еще оставались людьми. Солоновато, но оттого не менее сладко. Не сравнить с человеческой, но кровь вампира — лакомство, даровавшее истинное наслаждение. Потому запретное, интимное, ранее старшему недоступное. Йоэль пробовал себеподобного впервые с тех пор, как кровь бывшей возлюбленной обратила его долгих 173 года тому назад. И это стоило того — Алекси стоил того, — чтобы ждать полтора века. — От тебя невозможно оторваться, — со стоном протянул блондин, нехотя прерываясь и разворачивая чертенка лицом к себе, так, что его спина оказалась впечатана в каменную прохладную стену. — Ты, должно быть, сотню вампиров за эти годы перепробовал, — усмехнулся мальчишка, опуская ладонь на грудь Хокка. — Ты первый, — серьезно произнес тот, заглядывая в глаза парня. Ответом послужил глубокий, совсем не такой легкий, как все прежние, поцелуй, в который вампиренок вовлек создателя. Близость его тела опьяняла, лишая последних теней былого смущения. Картины, что брюнет так часто себе представлял, вот-вот станут явью, и его первый раз произойдет не с кем-нибудь, как у глупых сверстников, стремившихся поскорее переспать с хорошенькой блондинкой из бара, а с единственным, о ком билось сердце. В конце концов, нет ничего лучше, чем быть любимым и желанным тем, кто всех ненавидит. — Алекси… — взгляд серо-голубых глаз затуманен возбуждением, но остатки здравого смысла подталкивали Йоэля — он бы ни за что не взял парня против его воли. Умер бы, но не причинил боль. Не с ним, не теперь. — Я хочу этого, — цепляясь за ворот куртки старшего и стягивая ее с него, взмолился Каунисвеси. — С тобой. Навеки охладевшие тела стали горячими, точно кто-то вскипятил кровь. Жажда крови смешалась с жаждой любимого тела и накрывала обоих с головой. Некогда покойная тишина прерывалась громким дыханием, что то и дело сбивалось. Сердца заходились в ритме, вторя друг другу. Старший не торопился, выжидая подходящий момент, и чертенок всем своим податливым телом кричал ему — тот наконец наступил. Раз. И Алекси уже на каменной плите в центре склепа, обнаженный и смертельно прекрасный выгибается и сияет в свете луны, пока Йоэль, теряя рассудок от мерцающего меж ними электричества, плавно проводит кончиками пальцев по нагому телу мальчишки, спускаясь от самой шеи к паху. Два. Хокка оказывается прижат к стене, пока мальчишка, стоя перед ним на коленях, проходится ладонью по стволу его возбужденного органа, клыками впиваясь в вену на внутренней стороне бедра. Впервые пробовать кровь вампира оказывается слишком сладко, чтобы вовремя остановиться. Три. Крепко прижав Каунисвеси к себе, вампир проводит ладонью по его округлым ягодицам, в тот же момент обнажая клыки и с утробным рыком впиваясь в еще недавно девственную шею Алекси. Вкусить друг друга — крышесносно. В тот раз они разнесли половину чьей-то фамильной гробницы, на нечеловеческой скорости сшибая все на своем пути в поисках удобного положения. В тот раз они были пьяны выдержанным виски, что бил в голову сильнее человеческой крови. В тот раз Алекси впервые пил того, о ком мечтал столько месяцев.***
— И что же, нам ничего за это не будет? — Боюсь, что Матела прочтет долгую лекцию о крепком союзе, коим мы отныне связали себя, а Порко непременно настигнет нас с расспросами и захочет узнать все в мельчайших подробностях, — рассмеялся Йоэль в ответ так же хохочущему брюнету, что пытался придать своей одежде хоть сколько-нибудь приличный вид. Разодранные спины, зажившие в те же секунды, по-прежнему фантомно саднили, а ноги словно стали ватными. Старинные одеяния, в которые Йоэль то и дело облачал чертенка, и вовсе превратились в мелкие куски темной ткани, брошенные на каменный пол. С трудом натягивая уцелевшие чудом брюки, Алекси, нагло ухмыляясь, отвоевал у старшего его кожаную куртку и теперь походил скорее на рок-звезду, возвращающуюся после жаркой вечеринки, чем на новообращенного. Проклятая луна, стремительно скрывающаяся с небосвода, возвещала о скором рассвете, лишая вампиров возможности провести второй раунд. — А как насчет груды камней, в которую мы превратили гробницу семьи… Льюис? — вчитался в надпись на оказавшемся под ногами камне брюнет. Каунисвеси был прав. Совсем недавно просторное помещение с убранством девятнадцатого века, скульптурами и нетронутыми надгробиями было не узнать: обломки, местами превращенные в пыль, заполонили все вокруг. Казалось, все это — последствия жуткого землетрясения, а не исход любви двух бессмертных. Впрочем, никто и не говорил, что союзы между вампирами когда-либо заканчивались пресловутым «долго и счастливо». Хокка знал это, как никто другой. — Ничего нам не будет. Пойдем, нужно убираться отсюда. Оглядевшись по сторонам в поисках подростков, любивших ночные страшилки про восставших мертвецов, и случайных прохожих, вампир натянул солнечные очки и направился в сторону выхода с кладбища Лландриндод-Уэльс. Однажды они с Йоонасом чуть не попались местному служащему несколько десятков лет назад, во времена своих особенно бурных загулов — с тех пор Олли и Томми несли бремя уничтожения улик и заметания следов. — Знаешь, а ведь ты никогда не рассказывал, как встретил остальных парней… — Это долгая история, Алекси. Однажды я поведаю тебе ее.