На краю кухонной тумбы заваривается чашка чая. Кипяток достает до краев — только сесть сверху осталось. Выбрасываю пакетик зеленого жасмина в урну и грею ладонь, пытаясь потрогать неуловимые струйки пара над водой. Приятно.
Как и
отчасти то, что Чифую ушел вместе со своими чертовыми коробками, наконец, оставив меня в гордом одиночестве с едва уловимым ощущением свободы на кончиках пальцев. Его вещи не будут мозолить глаза, лишний раз напоминая, что в этом месте я только прохожий. Его книги не будут мешать осуществлению моих злостных намерений, одним своим видом олицетворяя спокойную беззаботную жизнь.
— С глаз долой, как говорится…
Если кто-то и может тратить досуг на увлекательное чтиво, просмотр шедевров кинематографа или посиделки с друзьями, я им искренне желаю удачи — не растерять эту благодать и дожить до глубокой старости, не зная правил, которым безоговорочно повиновались такие, как я.
А правила Бонтена создавались точно не для того, чтобы какие-то молокососы их нарушали. Пусть они не украшали облезлые стены офиса и их не скандировали на собраниях при первой же возможности, все интуитивно понимали, как поступать нельзя, чтобы не навлечь на себя гнев тех, кто сильнее.
Все понимали, к чему приведет непокорность. А наказания в Бонтене были хуже смерти — настолько, что о ней приходилось молить. И, как бы громко кто о ней ни кричал, многих все равно оставляли в живых, обрекая крутиться в этой системе жестокости и уныния, как белок в колесе.
Я до сих пор ощущаю подкожно прожигающие взгляды дяди Араи, которыми он просит меня оставаться на месте и не перечить лидерам. Я до сих пор сжимаюсь изнутри, почувствовав легчайшее умиротворение, потому что за каждым штилем в Бонтене следовал сокрушительный ураган, от которого приходилось отбиваться головами целых отрядов.
— Это не для тебя, Хару. Не для тебя, пойми же… — меняю ладонь над кружкой. Холодок на запястьях медленно тает, приводя в порядок все, что за эти два дня успело пошатнуться.
— Ты завидуешь, правда? Тому, что кому-то легче. Тому, что у кого-то есть дом? Семья? Друзья? Признайся хотя бы себе.
Я признаюсь. Перед собой я
относительно честна. Но знать кому-то еще о моих маленьких
гигантах слабостях вовсе не нужно.
Мне нельзя расслабляться. Нельзя отвлекаться. Нельзя засматриваться на привычный быт благополучной японской жизни.
Нельзя читать женские романы — вместо пособий по психологии влияния и переговоров, чтобы выдумать очередную ловушку для самых опасных отпрысков Бонтена.
Нельзя колесить на велосипеде по паркам и засматриваться на глицинии — а не отслеживать чужие перемещения или оценивать обстановку для отступления.
Нельзя привыкать к одному месту и, тем более, людям, линия жизни которых стремится куда-то вперед.
Я не хочу быть балластом. Они, будто балласт, дьявольская пучина, затянут меня в свою рутину, заставляя забыть чужие ошибки прошлого — понять, простить и отпустить.
Дерьмо, а не план.
Список этих «нельзя» велик настолько, что на него не хватит всей операционной памяти моего ноутбука. Зато список имен, на которых важно поставить крест, ограничен. И это лучшая новость вечера.
Резким движением выливаю чай в раковину, и брызги разбиваются о металлическую поверхность вместе с моими фантазиями. Согрелась. Достаточно. Но все равно рассматриваю пакетики, принесенные Чифую из кофейни.
— Они ведь не могли их отравить, да? Зачем им это?
Распаковав один из них, следую инструкции, заливая кофе горячей водой. Пока напиток заваривается, закидываю купленный тамагояки в микроволновку, решив все-таки перекусить и порыться в подноготной своих новых знакомых. На пути в комнату за ноутбуком отчего-то еще раз проверяю, закрыта ли входная дверь. Просто необходимость. Толика предусмотрительности. Вулкан помешательства.
— Так-то лучше, — пустая полка на стене в спальной отчего-то привлекает больше внимания, чем прежде, заполненная мангой, но я старательно ее игнорирую и, достав из-под подушки ноутбук, возвращаюсь на кухню.
— Итак, что у нас тут есть на сладких мальчиков… Так-так-так… Чифую Мацуно… Казутора Ханемия…
Если имя любителя молочного кофе выпадает не сразу — найти Казутору по первым же ссылкам не составляет никакой сложности.
— Да ладно… Нихера ж себе.
Бесчисленные статьи десятилетней давности о страшной смерти подростка разрывают первые несколько страниц браузера. Яркие фото мальчишки на фоне тюремной стены. Огороженное красными полицейскими лентами место преступления. И после третьей страницы — несколько ссылок на еще более старое дело.
— Два срока? А ты преуспел, негодник. Один — за непреднамеренное… Другой…? Оу.
Пока в голове сложно сопоставляется лицо дружелюбного бариста и проступки этого незнакомого мне юнца с корочкой льда вместо желтых радужек. И все же, на фотографиях в газетах действительно запечатлен совсем молодой Казутора. С еще неотросшими волосами и пустыми зрачками, которые он так и норовит спрятать за челкой или полуприкрытыми — в каком-то скорбном знаке — веками.
— В твои-то четырнадцать?
Но даже после получаса осмысления и десятка прочитанных статей к Ханемии у меня не возникает ни страха, ни отвращения, как к тем мерзавцам, за которыми я гоняюсь уже который год. Разве что слепое понимание. Будто между нами натягивается тонкая родственная нить, соединяющая близких не кровью, а обстоятельствами.
— Участник преступной группировки… Называли себя Вальхалла… Что? — при упоминании банды глушу жжение в области груди, кулаком потирая ребра сквозь плотную ткань рубашки. Татуировка чешется. Чувствует, когда поминают лихом что-то знакомое.
Дядя Араи иногда упоминал названия других группировок. На ум сразу приходит только старое-доброе Поднебесье, которое вскоре подчинилось Бонтену, но о крупных стычках токийских банд я точно была наслышана, пусть со временем и названия, и сами события постепенно стерлись из памяти, оставляя после себя только кровавый след мерзких эмоций.
— Баджи Кейске… Погибший… Форма… Токийская свастика?
О непобедимом Манджиро Сано у нас, на окраине Тоттори, ходили только слухи. Кто-то разводил сплетни о том, что токийским Бонтеном заправляет какой-то его родственничек. Кто-то любил осуждать любую новость, принесенную из Токио, и уверенно заявлял, что мальчишка не такой уж непобедимый и рано или поздно склонит голову перед великой бандой. Ну а кто-то вообще не верил в его существование.
Однако одно я припоминаю точно — в Бонтене всегда было много и шпионов, и перебежчиков. Мог ли кто-то из них принадлежать сразу нескольким группировкам? Знал ли кого-то Казутора? Знали ли его самого? Есть ли среди его давних соратников кто-то, кто сможет направить меня на верный след?
— Никогда бы ни подумала, что судьба может быть такой... Чокнутой.
Вспоминаю улыбчивого парня, намывающего грязные чашки посетителей. Его звонкий смех и примечательную сережку. Его сдержанность и открытость. Его близкого друга Мацуно, который, кажется, и плевал на то, с кем он работает и кого порой даже приводит домой на ночь.
— А знает ли он?
Догадываюсь, что мимо Чифую не прошла бы информация о столь долгой судимости. Насколько я поняла, он имеет особое отношение к делам кофейни и, скорее всего, осведомлен о щепетильном прошлом учтивой златоглазки.
Среди сотен страниц не нахожу на новоиспеченного арендодателя чего-то примечательного. Разве что — ссылки на зоомагазин, сайты для организаций, которые заинтересованы в поисках инвесторов, и море неинтересной, неподходящей информации.
— Значит, один из вас знатно выделился, а другой всю жизнь играет роль примерного кьют-боя? Мальчик-отличник с амбициями и, скорее всего, любящими родителями за спиной в качестве приятного жизненного дополнения? Так неинтересно.
Позади ноутбука виднеется уже порядком остывший напиток. Плевать. Делаю несколько глотков, и неприятная прохлада бодрит сама по себе. Живот провокационно журчит. Вспоминаю об ужине в микроволновке и запускаю его греться по новой — уже и поесть нельзя нормально в этой эмоциональной суматохе.
Быстро насытившись, снова переключаюсь на мысли о Казуторе и нажатием на несколько кнопок открываю заблокированную вкладку, которой в последний раз пользовалась в прошлом году. Пальцы вводят пароль машинально — неудивительно, что мышечная память срабатывает на ура: я столько лет страдала над созданием этой сраной базы, что закинуть все доступы к ней на чердак подсознания было бы кощунственно.
— Давай, родная. Загружайся. Ты снова нужна мне, как воздух.
Лет восемь назад господин Араи официально встал у истоков бонтеновской технической службы безопасности. С тех пор он начал пропускать наши тренировки и чаще давать мне практические уроки хакинга и прочих хитростей, потому что видел за ними будущее.
Он, как и всегда, был прав. Без переданных им навыков я бы с места не сдвинулась в своих поисках, учитывая мою особую асоциальность в первый год побега из Бонтена.
Много лет назад мы денно и нощно разрабатывали канал, который сможет объединять участников группировки по всей стране. Специалисты называли это пространство «глубоким, теневым интернетом» и не теряли возможности связываться друг с другом именно на той стороне технологического прогресса. Мы лишь создавали все условия для этого.
Он — создавал. Я — выполняла приказы, будучи заложницей отвратительной системы.
В «тени» проходили все сделки банды: будь то перекупка оружия, поставки органов, наркоторговля или распространение инсайдерской информации о том, как обстоят дела в других префектурах и вражеских объединениях. Я занималась последним.
— Вы с ума сошли? Не хочу иметь дело с продажей материалов из человеческой кожи. Найдите какого-нибудь другого дурачка — более аморального и тупого. Чтобы отслеживал заказы, не думая башкой, и надрачивал на сумки из груди какой-нибудь старухи…
Дядя Араи знал, что я ненавижу всю эту подноготную херню, полную незаконных махинаций и отсутствия какой-либо человечности. Куда лучше я справлялась с более сложными видами работы — искать информацию, сопоставлять факты, «натравлять собак» по отслеженным координатам или контролировать переговоры.
И если была возможность не контактировать с утырками, сидя за монитором, как серый кардинал, он предоставлял мне ее с великим удовольствием. Провоцировать кого-то моими рвотными позывами на их выглаженные костюмчики и корону на затылке ни ему, ни мне не хотелось — пусть для профилактики и было полезно. Так я хотя бы тренировалась обороняться в условиях бесконечной анархии: в стычках с отбросами и «на ковре» у босса.
Так я хотя бы научилась суровым жизненным реалиям и познала горькую правду: каждый телесный шрам имеет особенность отпечатываться на материи души с десятикратным объемом боли.
С тех пор я научилась наравне с другими направлять шпионам Бонтена шифры и запросы, а их материалы сохранять в одном месте: карты, фото и видео с забивов, личные данные отдельных членов, записи со скрытых камер и прослушек — лишь малая доля того, что стекалось в сеть со всей Японии. Иногда не нужно было знать человека вовсе, чтобы выучить его привычки лучше своих, просто владея нужной информацией.
Но когда пять лет назад банда развалилась, все платформы были стерты в ноль, погребая вместе с собой огромный массив того, за что можно ухватиться соображающему детективу, который додумается забрести в нашу личную преисподнюю. Кроме этой самой базы. Точнее — ее копии. Господин Араи вовремя догадался создать дубликат для личного пользования и передать мне.
За это и многое другое — он был убит. Убит тем самым выблядком прямо на моих глазах.
Отодвигаюсь от ноутбука и задираю голову к потолку, глубоко вдыхая. Съеденный минуты назад омлет лезет наружу, а кружка подозрительно подрагивает в ладони.
— Тебе не надоело напиваться слезами каждый день, Харука? Это превращается в отвратительную привычку.
Я и так порядком устала от собственных несдержанных эмоций, но в последнее время они переваливают за край. Не то морфия мало, не то сигареты недостаточно крепкие. А может, боев давно не было и выплескивать всю эту гниль попросту некуда. Не знаю. Но держусь из последних сил.
— Он бы сделал то же самое даже под дулом пистолета. Хотя бы в этом — не смей себя винить. Ты и так плаваешь в открытом океане собственных переживаний. Бойся утонуть раньше времени, — сглатываю тугой ком в горле, почти захлебываясь в холодном кофе, и снова рассуждаю вслух.
— Вкусно. Отлично. Живи настоящим. Кофе и Казутора. Казутора, который встретился на твоем пути, возможно, неслучайно. И еще раз — кофе.
Если парень хотя бы отдаленно связан с теми, кто до сих пор целует песок, по которому ходят мои враги, это может сильно упростить мою работенку. Осталось понять только самое важное — кто это может быть и насколько для меня полезен.
— Ладно, давай попробуем… Куда делась Вальхалла и с кем она была связана…
Поиск по хэштегам помогает зацепиться за несколько важных смыслов. Было бы значительно лучше, если бы придурки, подгружающие сюда информацию, этими хэштегами пользовались всегда. Приходится пролистывать кучу сторонних новостей, чтобы убедиться, нет ли в них чего-то принципиально для меня важного.
Грех жаловаться. С такой базой не жалко и на год застрять в поисках. Араи был гениален.
— Значит, ребятки проиграли и присоединились к Тосве? А вы не пальцем деланые… Наверное, Свастонам было нелегко осознавать, что в их стане — пополнение из предателей и будущих возможных революционеров…
Я рисую на салфетке примерную логическую цепочку, кто и с кем мог однажды пересекаться, перечеркивая группировки одну за другой. Одна развалилась, другую поглотила Тосва, третьи — стояли в стороне. Дело приобретает все более запущенный вид, и я уже даже жалею, что заварила эту кашу, дав себе — пусть и небольшую — надежду.
Свирепею и со злостью комкаю размалеванную бумажку.
— Нет дела ни до разгромленной Вальхаллы, ни до Тосвы, если Казутора сел в тюрьму на десять лет и вышел чуть ли ни в начале этого года. За такое приличное количество времени все связи обрываются и… Погодите-ка…
Бездумно пролистывая страницу вверх-вниз, я уже перестала обращать внимание на черную форму с золотыми надписями, — и только знакомые очертания профиля останавливают мои движения, приковывая к себе удивленный взгляд.
— А это что у нас такое?..
«2008 год. Последняя битва Свастонов. Противник — Поднебесье. Победа Тосвы…»
— Если это Мацуно, я точно чокнулась… — дважды нажимаю на видео, разворачивая его на весь экран. Кружок прогрузки действует на нервы. Отвлекаюсь от него, вычитывая комментарии участников банды в соседней графе: кто-то негодует победе Свастонов, кто-то, неудивительно, усмехается с чьего-то нелепого лица.
Ничего интересного. Кроме того, что Тосва в тот день победила Поднебесье и, как кто-то утверждает, ушла на покой, решив, что худшее из всех зол уже в прошлом.
— Если вы действительно были такими крутыми, жаль, что мы не повстречались. Был бы у нас шанс уничтожить главный клоповник и установить порядок в префектурах, цены бы вам не было.
Наверное, именно после этой битвы большая часть Небесных королей и влилась в верхи Бонтена, желая отвоевать свой кусок пирога в обозримом будущем. Многие из них уже играли на два фронта, но после краха от рук Непобедимого Майки, видимо, решили не распыляться. Но…
— Чифую, блять? Мне не кажется?
Черная картинка сменяется не совсем удачными кадрами с забива. Любительская съемка подростков, которые набрасываются друг на друга, ломая кости, — то еще удовольствие, но бонтеновские ищейки обожали подобные зрелища. Больше, чем участие в них.
Мне хватало насилия воочию, поэтому просмотром таких видео я не утруждалась. И тем не менее, сегодняшний экземпляр оказался невероятно увлекательным. Ставлю на паузу и делаю скриншот экрана. Нажатием нескольких кнопок загружаю его в специальное приложение и максимально улучшаю качество картинки.
— Быть такого не может, — залпом допиваю оставшийся в кружке кофе, как будто он сможет снять завесу с моих глаз, и все же промаргиваюсь несколько раз, то отодвигаясь от картинки, то вновь рассматривая ее почти в упор, склонившись над клавиатурой.
— А ты умеешь удивлять, софт-бой.
Это определенно Мацуно. Парню здесь на вид лет шестнадцать или чуть больше, не так важно. Выглядит ниже, чем сейчас, да и на фоне других сорвиголов кажется щуплым хотя и довольно атлетичным в своей черной форме. Закатал рукава до локтя и разминает ладони. Костяшки уже окрашены алым. Бровь рассечена, и кровь стекает по скуле, контрастируя с яркими изумрудными радужками. Он серьезен и сосредоточен на ком-то или чем-то вдали, за пределами кадра. И выглядит, на удивление, притягательно.
Различаю блеск в левой мочке парня и, машинально схватившись за ухо, вспоминаю его сережку-колечко. Он почти не изменился. Разве что подрос, да и темные корни отросли, оставляя образ блондинистого хулигана где-то в прошлом.
Я возвращаюсь к видео, зная, за кем буду следить ближайшую минуту. Не может быть эта принцесса хороша в боях настолько, что…
— Воу… — Чифую опрокидывает одного из членов Поднебесья на раз-два и, даже получив несколько резких ударов в нос, держится лучше многих, кого я видела.
Он определенно сильный. Двигается быстро и отлично владеет своим телом. Оказаться с ним на ринге было бы интересным опытом.
— Черт, — и я даже испытываю легкое разочарование, когда видео обрывается.
Ладно, Чифую Мацуно. В импровизированной игре «Самое неожиданное амплуа» Казутора уже получил мои пять баллов. Остальные десять — кажется, твои.
— И как вообще ваши дорожки сошлись? Один — Вальхалловец, виновный в смерти Свастона. Другой — сам из Тосвы. Вам бы, по-хорошему, быть врагами, нет?
Идея поддерживать с ними отношения, чтобы разобрать десятки возникших вопросов, да и просто иметь дополнительный канал сведений, не вызывает особого восторга. Это необходимость. И я сделаю все возможное, что от меня зависит, во имя достижения своей личной доктрины справедливости.
— Казутора даже в самых смелых фантазиях не видел меня в числе своих постоянников. Так уж и быть. Попробуем.
Хоть кто-то от этого будет счастлив. Он, как-никак, любит свою работу.
Перевожу взгляд с окна, за которым уже вовсю расцвел поздний вечер, на часы в уголке экрана. Почти десять. Нужно успеть забежать в местный супермаркет до закрытия — купить что-нибудь съестное и несколько банок энергетика на пару ближайших ночей.
— Пора бы пересчитать деньги.
Возвращаюсь в спальную и, достав рюкзак из-под кровати, куда спрятала его подальше от внимательного взгляда Мацуно, выкладываю кошель с наличкой. У меня осталось чуть больше двадцати тысяч и кое-что, припрятанное на самые черные дни в условиях большой нужды.
— Надо найти бой. Сейчас как раз сезон… — кошелек отправляется на место, и его сменяет волшебная записная книжечка Тейджи. Найдя нужную страницу с указанием на Йокогаму, семеню в сторону кухни и снова падаю на стул, переключая вкладки в браузере.
— А мальчишка действительно молодец. Сильно упростил этот вечер…
Среди нескольких найденных им вариантов останавливаюсь на одном: и территориально находится не за тридевять земель, и, судя по послужному списку их местных чемпионов, меня ждет щедрое вознаграждение в случае победы.
С фальшивого адреса печатаю короткое письмо с желанием проявить себя и заработать им новую платежеспособную фанатскую базу. Учредители боев любят уверенных в себе девочек, считая, что те привлекают больше общественного внимания румяным личиком и упругой грудью.
— Не хочу вас огорчать, но в моем случае вы не увидите ни того, ни другого. Хотя узнаете это уже на ринге…
«…Буду рада надрать задницы нескольким вашим уродцам в миленьком костюме. С нетерпением жду ответ!
С уважением, Идзанами.
Всегда — ваша Богиня Смерти, никогда — проигравшая…»
Прикрепляю к письму несколько самых удачных видео с моими прошлыми выступлениями — слава золотому менеджеру Джа, который предложил мне такой формат резюме вместо отвратительно скучных бланков — и клацаю на кнопку «отправить». Только слабоумный проигнорирует эту ядерную смесь женской необузданности и бесстрашного сумасшествия.
— А теперь — не грех и в магазин сгонять…
POV Чифую
Несколько дней мы жили в тишине и незнании. Спокойно отрабатывали рабочую неделю, разговаривали на отстраненные темы, но с каждым звуком уведомления в волнительном предвкушении тянулись к телефонам. А близнецы молчали. Я не смел их тревожить — как минимум, начал бы активное наступление день так на третий, — а Тэкера… Тэкера не изменяла себе: не писала, не звонила (а зачем ей оно и надо?), кротко отвечала на приветствия, если мы пересекались на улице, и быстро испарялась из виду вместе с сигаретным дымом, похожая на иллюзию, созданную моим скучающим воображением.
Все изменилось с наступлением этой субботы. Получив пару сообщений от Злюки и Улыбашки, я не смог сдержать распирающую от новостей агонию и прямо из зала зоомагазина набрал Казу по видеосвязи.
— Я не хотел дергать тебя в единственные выходные на неделе, но не сдержался… — поставив телефон на полку, чтобы хорошенько видеть парня, расставляю новые товары.
Хоть я и мог попросить помощи Иори, решил провести этот день в магазине вместе с ним. Работа помогает держать себя в руках и сохранять здравомыслие. Я бы не смог отсиживаться дома в одиночестве.
— Да ладно тебе, дебич. Я так-то и приехать могу, — Каз потягивается. Двенадцатый час на носу, а он еще не выбрался из постели.
— Не геройствуй. По роже вижу, что поднять трубку — твой максимум на весь день.
— И доползти… — дружбан зевает. Силюсь не повторить за ним и выигрываю в этой неравной схватке, — на кухню.
— Знаю. Я сегодня такой же, — новая баночка корма чуть не выпадает из рук. Подхватываю ее на лету и отправляю на верхнюю полку. — Но тут пришла весточка от близнецов, и я места себе не нахожу.
— Гонишь что ли? — никогда не видел, чтобы Ханемия так быстро бодрился. — Выкладывай.
— Если коротко, есть две новости.
— «Хорошая» и «плохая»?
Задумавшись над его ироничным замечанием, выдавливаю легкий смешок:
— «Плохая» и «еще хуже».
— Ахеренная выборка, — Казутора чешет затылок и недоверчиво косится в камеру. — О чем хоть новости?
— Информация по лысому и… — «куда же запропастился срок годности?» — И квартирантке.
Ханемия оживает пуще прежнего. Подскакивает на кровати, радостно сообщая:
— Однозначно начинай с Тэкеры! — был бы у него хвост, завилял бы.
Но его приподнятого настроя я не разделяю:
— Признайся мне, пес ты лохматый: выбирая между нашим бизнесом и симпатичной мордашкой, ты нарисуешь ей на кофе сердечко или цветочек?
— Я выберу ее, а ты уйдешь и так и не узнаешь, как я хорош в клиенто-… Клиентоориентиро… Клиентоориентировании!
— Это ты к чему вообще сейчас? — с выкидонами Казуторы иногда просто потерять нить разговора, но сейчас он превзошел самого себя.
— Ну, типа, пытаюсь расположить к нам новую клиентку… — распаковываю коробку с новой партией баночек, но боковым взглядом улавливаю, в каком смущении Ханемия растирает лоб и снова заваливается на подушку. Сонный, но изрядно болтливый тигр. — И вообще — я всегда думаю в первую очередь о бизнесе, но не теряю возможности уделять внимание и прелестным барышням! Ты чего такой серьезный — уже шуток не понимаешь, что ли?
— Дурачье, — за годы общения я однозначно понял, что мне не удается злиться на Каза за его шутки. Они, пусть часто и неуместны, но точно поднимают дух. А сейчас такая поддержка для нас важнее некуда.
— Это день такой.
— У тебя — целый период.
— Возможно. Но куда интереснее, что ты только что назвал ее симпатичной. Неужели скромняга Фуя умеет оценивать девчонок? — игривые нотки в его словах смущают меньше того факта, что он подловил меня на слове.
Перемещаюсь вместе с телефоном к соседнему стенду, обдумывая варианты достойного ответа, хотя уверен — Казутора своих слов уже не забудет. И обязательно использует в самый неподходящий момент.
— Я встречался с девушками, пока ты сидел.
— А потом я встал.
На его выпад могу только молчать, силой сдерживая порыв термоядерного хохота. Он еще не наслышан о серьезности нашей ситуации, но уже согревает фон. Подсознательно или же намеренно — никто никогда не узнает. Даже для него эта способность — тайна за семью печатями.
— Нет, серьезно! Кажется, ты ждал, пока я выйду из-за решетки, чтобы сказать всем крошкам «чао»…
— Просто ты вышел, и они дали по съебам.
— Я вышел, и они стали флиртовать со мной у барки.
— Все, хватит. Вышел — и хорошо.
Но Казутора неумолим и уже кривится в широкой усмешке, чтобы добить меня окончательно:
— Я думал, ты скажешь: «вышел — зайди обратно».
— Ханемия, дери тебя мыши за жопу! — мое негодование, смешанное со взрывным хохотом, мешает поставить ногу на нужную ступеньку стремянки, и я уже валюсь на пол, только и зная держаться за живот. Из-за кассы выскакивает Иори — вероятно, на грохот.
— Господин Мацуно, с вами все в порядке?
Да уж. Смеющееся до слез тело на грязном полу магазина — картина странная.
— Ты там жив, дебич? — гогочет Ханемия из динамиков телефона, и от смущенного и испуганного лица Иори я заливаюсь еще сильнее.
— Все в порядке, я сейчас… — решив больше не рисковать жизнью, усаживаюсь на ступеньку, и тянусь к экрану за Казуторой. — Ты такой несерьезный чел, ей богу…
— Все-все-все. Мы и правда отвлеклись. Но теперь признавайся ты.
— А мне-то в чем? — не понимаю парня. Выравниваю дыхание в твердом намерении перевести разговор в нужное направление и неожиданно для себя тревожусь.
— Ты позвонил в самый разгар моего выходного, чтобы, в первую очередь, рассказать о Тэкере!
— Это не так.
— Так и никак иначе. Какой-то толстый мужик, который роется в нашей бухгалтерии и проверяет помещение, не может быть интереснее…
Но Каз еще не знает. А я и не догадываюсь, как преподнести следующую новость «аккуратно», и выпаливаю на одном дыхании, потирая плечо.
— Если он не связан с бывшей Вальхаллой.
Лучше бы разгребал полки — так хотя бы руки чем-то заняты, и меньше внимания уделяется засевшему в грудной клетке грузу.
Казутора замирает и спустя пару секунд, очнувшись, неуверенно спрашивает:
— Это была плохая новость или очень плохая?
Растрепанные волосы скрывают половину лица, но по его скованным медленным движениям я вижу — парень шокирован. Он в чертовом эмоциональном исступлении, и поддержать его можно только так:
— Думаю, просто плохая.
Ну да, новости о Тэкере тоже не самые радужные, пусть с Вальхаллой ее ничего и не связывает.
Друг недовольно бубнит что-то под нос и, положив телефон на кровать, камерой вверх, поднимается, шурша одеждой. Казутора, наконец, проснулся.
— Минуту назад ты был разговорчивее.
Одевшись, он снова разворачивает камеру к себе — явно встревоженный и невольно сосредоточенный.
— Я готов. Выкладывай.
А выкладывать, по факту, почти нечего. Пока близнецам стало известно только то, что наш новый надзиратель в старые годы водился с бывшими главарями Вальхаллы и привлекался к ответственности по нескольким не особо жестким статьям. Состоял ли он в группировке белых курток десять лет назад, сказать сложно, но спустя несколько лет дружок уже фигурировал в неудачный стачках Поднебесья.
Чем занимается сейчас — непонятно. Официально нигде не трудоустроен. Разве что последние лет пять ведет размеренную жизнь и даже успел обзавестись женой и маленькой дочерью.
— Это все. Не густо, но что есть, — озадаченность Каза слегка пугает. — О чем задумался?
— Да так, — краткость, к несчастью, не тот талант, которому я сейчас могу возрадоваться.
— Никаких «да так», Казутора. Когда мы утопаем в каком-то дерьме, нужно помогать друг другу всплыть, а не молча тонуть в своих мыслях.
— Я умею плавать, бро.
Тяжело выдыхаю и с настойчивым неодобрением качаю головой:
— Хватит отшучиваться, Каз. Ты присел на очко, и это видно. На тебя не похоже.
— Иногда лучше присесть на очко, чем… — даже его громкий смех звучит сейчас неправдоподобно.
— Я не растаю от твоего хихиканья, как школьницы, покупающие какао после восьмого урока. Почему ты тревожишься?
— Ты не отстанешь ведь? — он впервые за весь разговор поднимает глаза, расплываясь в грустной натянутой улыбке.
— Тупой вопрос. Риторический.
— Я просто подумал… — теряется. Заправляет непослушные волосы за уши и снова закрывает ими лицо, теребя локоны пальцами в ощутимой тревоге. — А что… А если они… Не знаю, я просто переживаю, что это из-за меня.
— Я тоже думал об этом. Но здесь нет никакой логики.
— Думаешь? — в тихом голосе все-таки зажигается маленький огонек надежды. Я выдыхаю.
— Уверен в этом. Если бы их целью было выйти на тебя, они бы упорно начали с кофейни, а не зоомагазина. И значительно раньше — с первого дня освобождения — бегали за тобой хвостиком. Я бы спалил.
— Наверное, — но Казутора все еще в растерянности.
— Да и вели бы они себя точно иначе. Следили бы. Задавали вопросы. Прямые и не очень.
Его сомнения пролезают сквозь экран. Недолго думая, выбираю наиболее верную в случае с другом тактику и наседаю. Начинаю с малого.
— Согласен ведь?
— Да.
— Пизда, Каз!
Друг хихикает. Без энтузиазма. Для галочки, которая меня совершенно не устраивает.
— Я знаю, что тебе проще обвинить себя во всем, что идет наперекосяк. Отличный план — повесить ярлык на шею и жить с ним годы. Вот только, «отличный» — для кого?
Он и не собирается отвечать. Хотя слушает. Слушает внимательнее обычного, потому что даже моя суровость переходит свои границы, разрезая гнетущее молчание чертовыми откровениями.
— Тебе… Все еще сложно…
Мне не нужно договаривать. Он знает, какое продолжение следует из тысячи возможных вариантов. Сложно — простить себя. Сложно — принять ошибки прошлого. Сложно — отпустить. Сложно — начать с чистого, и тому подобное. Вся тысяча ему подходит идеально, чтобы зависнуть пустым взглядом на стене, теряясь в воспоминаниях и вине, сжимающей глотку до хрипоты и судорог.
Прокашливается. Отпускает наконец волосы и устало откидывается на спинку кухонного кресла, до которого успел добраться, пока я вещал свою часть.
— Как ты там говорил… Риторический вопрос, да?
Теперь я терпеливо молчу. Чувствую в блеске его глаз намек на маленькую исповедь. Казуторе нужна поддержка, но он не чувствует себя достойным ее. Дурак. Бедный, израненный улыбчивый мальчик. Стоически выдерживающий в свой адрес любую вседозвольщину, но готовый разорвать обидчика на куски ради кого-то другого.
— Мне кажется, я могу облажаться в любой момент. Что-то всплывет, кто-то что-то скажет, испортится твоя репутация…
— Да не всралась мне эта репутация, дебич.
— Херовый из тебя предприниматель…
— Я хочу сказать: наша цель — найти свое место, а не угодить кому-то. Я хочу, чтобы мы несли что-то хорошее в этот мир, получали от этого кайф и… Смогли обрести счастье ради тех, кто желал нам только лучшее, Каз.
По коже пробираются мурашки, и я оборачиваюсь по сторонам, словно ищу, нет ли у нашего разговора лишних ушей. Воспоминания — как следы на памяти, которые невозможно ничем оттереть. Выбор за тобой — «прожить» их и «пережить» или душу рвать при мимолетном взгляде.
Я не хочу потерять еще и его.
— Баджи был бы тобой горд, — слышу, как сложно ему даются слова.
Теряюсь в чувствах, с какой искренностью и робостью он их проговаривает, вознеся глаза к потолку…
— Еще бы. Но, увидев тебя за кофемашиной, возгордился бы до усрачки.
…слезящиеся глаза.
— Если ты все еще боишься облажаться, предупреждаю: во время этой феерии я хочу быть рядом, партнер. И если лажать, то точно вместе. А потом снова строить что-то невъебенно апиздахуительное.
— А ты тот еще змей-искуситель, Мацуно… — поджатые губы Ханемии снова творят улыбку, безмерно радуя. — В конце концов, мы все еще можем набить парочку недовольных хлебальников тем, кто имеет что-то против.
Перемены Ханемии заставляют меня подняться и вновь заняться делом, распаковывая коробы поступлений. Самую тяжелую часть разговора мы успешно прошли. Что с ней делать — дело второстепенное.
— Поддерживаю! А они как раз затесались где-то на горизонте.
— А ведь помнишь: чуваки не только до нас доколебывались. Хозяева соседних заведений тоже жаловались на подозрительную активность в свою сторону. Здесь что-то неладное, — наконец, он начал думать головой, а не зашитым старыми нитками сердцем, что расходится по швам.
— Может, дело в недвижимости? Кто-то хочет выкупить район и ищет способы сделать это подешевле?
— Возможно. Я такое видел только в сериалах, — Казутора следует моему примеру и оставляет телефон на кухонной тумбе, роясь в холодильнике.
— Тоже. Нужно держать ухо востро и сдружиться с соседями. Глядишь, еще забастовки начнем устраивать.
— О, в тюрьме такое тоже случалось. Только за еду или личные вещи. С тех пор мечтаю научить тебя бастовать, бро, — Ханемия тычет вилкой в камеру, словно ловит себя на слове.
— Рад, что ты снова юморишь.
— А кто сказал, что я шучу… Тех, кто не воспринимает законы зоны всерьез, зона ставит ра…
На его последней фразе я чуть не спотыкаюсь о кота, решившего подслушать нашу болтовню, и все-таки решаю перевести тему.
— Все-все-все! Ты, кажется, хотел еще про Тэкеру услышать новости. Или уже передумал?
— С нее следовало начать, придурок! — на фоне в сковороде шипит яичница. Мне бы тоже следовало пообедать.
— Окей. Я даже не знаю…
— Постой, я угадаю, — Ханемия снова чем-то тычет в камеру и, принимая вид умалишенного, вводит меня в транс. — Она парень?
— Эм… — «чего он только что спросил?» — Нет… Наверное…
— Она замужем?
— Не думаю… Дело же не в этом… — я даже забываю смотреть на названия баночек, мешая их друг с другом на полках, пытаясь отследить мысль Казуторы.
— У нее аллергия на кошек?
— Каз, ты ебнулся, мы паспорт ее проверяли, а не медицинскую книжку и регистрацию брака…
На это он в победоносном жесте возносит лопатку к потолку и громогласно заключает:
— Значит, остальное ерунда, Чиф. Мой вердикт — она годится в наши друзья.
— Тебе так просто угодить?
— У меня не так уж и много девушек-друзей, чтобы быть избирательным. Да и вряд ли она переплюнула мои жизненные заслуги, чтобы я исключил ее из возможных вариантов…
— Горе ты луковое, Ханемия. Я с тобой чокнусь.
Несмотря на мимолетную глупость друга, я снова чувствую тепло, разливающееся по телу. Мы справимся. Мы определенно со всем справимся.
— Выкладывай давай. Все равно интересно.
— Ладно. Во-первых. Тэкера Сато — настоящее имя.
— Я же говорил!
— Но не ее, — мой саркастический тон сбивает спесь Казуторы, вновь меня веселя.
— Оу.
— Вся информация в паспорте, кроме фотографии, принадлежит погибшей несколько лет назад девушке, ничуть на нашу квартирантку не похожей. Соя показал пару снимков, из-за которых меня слегка мутило пару часов — бедняга была проституткой. Задавили насмерть.
— Они были знакомы?
— Не знаю. Это уже не выяснишь. Возможно, подделать паспорт и перепродать его было выгодно сутенеру или другим девушкам. Вряд ли бы кого-то интересовал документ погибшей, у которой и родственников толком могло не быть.
— Получается, мы с тобой соучастники, — Ханемия переключает кнопки на плите и убирает сковороду подальше, снова внимательно пялясь в экран телефона.
— Нахоя тоже так сказал. Но я попросил его забыть нашу переписку по старой дружбе.
— Ладно я отбитый, а ты чего удумал? Заинтересовался? — судя по интонации, Тора вновь пытается подшутить, но я уже сверлю его взглядом, почти замахиваясь несчастным кормом от пустого негодования.
— Брось. Мы не знаем ее. Может, у девчонки тяжелые времена или веские причины? Сдавать ее вот так, не разобравшись — как минимум, бесчеловечно. Какой бы негодяйкой она ни была, мы не можем судить ее так скоро.
Я не просто не могу. Я искренне не хочу. В кои-то веки вокруг происходит что-то настолько непредсказуемое и интересное, что выпереть незнакомку с секретом из дома — верх глупости.
— Значит, ты хочешь просто разобраться? — он все еще лыбится, пытаясь стоять на своем. — Есть план?
Немного подумав, развожу руками:
— Наблюдать?
— Ненавижу эту часть… Почему нельзя промотать или проспойлерить…
— Это тебе не аниме и не манга.
— А может, подстроить какую-нибудь ситуацию? Организовать потоп? Прошерстить хату, пока ее не будет…
Из-за активной жестикуляции парень размножается на пиксели в экране моего телефона — картинка вместе с Казуторой сходит с ума настолько, что приходится его останавливать:
— Погоди-погоди-погоди. Дай ей еще несколько дней. Предоставим ее самой себе. Может, потеряет бдительность…
— Или не сможет устоять перед нашей компанией!
— А это уже вряд ли, — выпаливаю наобум и только после, задумавшись, усмехаюсь. Не то я превращаюсь в пессимиста, не то девчонка выглядит слишком недоступной для таких, как мы с Ханемией.
И от этого вдвойне дух захватывает.
— Ты в нас не веришь, Мацуно. Еще мне про ярлыки затирает. Мы с тобой еще о-го-го.
Не спорю с ним. Схватив телефон, пинаю пустую коробку в сторону выхода, чтобы выбросить по пути из зоомагазина, и, оставшись возле окна, рассматриваю каждого прохожего.
Абсолютно без цели. Совсем не выискивая знакомую темноволосую фигуру. Даже не думая о ней. Нисколько.
Перевожу взгляд на Казутору, который уже сварганил себе поздний завтрак, но отключаться даже не планирует. Все еще переживает?
— Как съездил к родственничкам? — вспоминаю о его недавнем семейном ужине, желая хотя бы немного снизить градус предыдущего получаса обсуждений.
— Спокойно. Мне даже понравилось. Вкусно накормили, дали несколько наставлений. Без лишних слов, но с многозначными взглядами.
— Не понял, — закрадывается впечатление, что «снижать градус», переходя к подобной теме, было глупо. — Осуждали что ли?
— Луфсе бы тфак! — он уже набил рот, но желание ответить как можно скорее, словно не давая повода моим новым нравоучениям, берет верх. — Жалели как будто бы.
Мудаки. В недовольстве цокаю языком и провожаю взглядом очередного пешехода.
— Их проблемы, чувак. Они и половины твоего не пережили в свои годы, скорее всего. Оценивают, как могут, с высоты своего полета.
— Да я как-то привык. Уже забил.
И когда ты успел, интересно мне знать? Неужели так часто ловишь на себе немую жалость?
— Знаешь, часто людям не нужно ничего объяснять и доказывать. Если они уже сделали какие-то выводы и не удосужились узнать твое мнение, просто пойми их. Им так легче справляться со своими проблемами. Ну или уходить от них подальше, обмозговывая чужие промахи.
Ханемия активно кивает, и я слегка остываю.
— Я, кстати, недавно говорил с мамой о чем-то похожем.
— И что она сказала?
— Что у счастливых людей нет потребности кого-то обсуждать и осуждать. Они сконцентрированы на своей жизни.
Видит бог, как я сопротивляюсь невольному желанию зааплодировать:
— Она у тебя мудрая женщина.
— А то!
— И все-таки. Я сейчас буду рубить с плеча, но пойми меня правильно — ты и есть свой самый жестокий судья, Казутора. Постарайся быть к себе мягче.
Длинноволосый только прокашливается и возвращает свой привычный ехидный тон:
— Ну, пока у меня нет поддельного паспорта, я, наверное, буду давать себе фору, Чиф.
— Связались мы, конечно…
— Впереди нас ждет нечто увлекательное!
— И уже — противозаконное.
— Господин Мацуно, у вас все в порядке? — из дверей кабинета высовывается макушка Иори, и я даже подскакиваю от его внезапного появления.
— Испугал! Да, все в порядке.
— Вы сказали «противозаконное»… — мальчишка хмурится. Его глаза бегают из угла в угол, как будто бы в поисках чего-то нелегального, на что я только размахиваю руками, отрицая только что произнесенное.
— Нет-нет-нет! Это касается других людей, Иори, не тревожься.
— Точно все хорошо? — в своем помешательстве он превосходит Казутору в сотни раз.
— Бро, свяжемся позже? — обращаюсь уже к другу, хохочущему в ладонь, чтобы не обидеть мальчонку.
— Беги уже бороться с чужой паранойей. И еще… Чиф?
— Я здесь.
— Спасибо тебе. За все спасибо.
Умиротворение на лице Ханемии говорит само за себя. Мне большего и не надо, хоть я и готов растрогаться от его неподдельной благодарности на месте.
— Валяйся на диване, пока можешь. С понедельника — в бой! Придется быть внимательными и сообразительными в двойном объеме.
— Да, кэп…
неделю спустя
За всю неделю я встречал ее пару раз. И то, краем глаза: либо возвращаясь с работы поздним вечером, либо заставая в кофейне у Казуторы, где она завербовала столик в углу и раздраженно стучала по клавиатуре.
Нельзя сказать, что она как-то по-особенному странно себя вела или влипала в подозрительные инциденты. Обычная закрытая девчонка, которая занимается своими делами и не мешает другим. Таких миллионы.
Но у большинства, конечно же, все в порядке с документами.
В некоторые минуты она была так сконцентрирована на чем-то в экране монитора, что, кажется, не замечала моих косых взглядов, пока я пытался поймать хотя бы незначительные детали.
Тэкера — или как ее там — как будто бы стремилась слиться со своим местом: всегда зажатая, тихая, напряженная. Как другие посетительницы, она не выделялась вообще ничем — не использовала яркую косметику и не надевала красивую облегающую одежду.
Хотя ни это, ни даже залегшие под глазами темные круги не делали ее хуже. Она просто была. Просто следовала какому-то своему плану, скрывая все, что у нее в голове маской безразличия и холодности.
А маска ли это? Снять бы ее да посмотреть.
И даже заглянуть в ноутбук никогда не получалось. Девчонка не оставляла его на столе, не уходила в дамскую комнату, не поворачивала его экраном к посетителям настолько, что можно было хоть что-то разглядеть.
При этом на редкие удачные вопросы — особенно, Каза — она реагировала. Ответы, конечно, были лаконичными, и в голосе не читалось особой заинтересованности в диалоге, но контакт она все-таки не разрывала, даже как будто бы — совсем немного — одобряя последние возможности стать к ней ближе. Как минимум, она не затаптывала их в асфальт своего равнодушия — это уже можно было считать добрым знаком.
И вообще, ни о какой «близости» не было и речи — я просто хотел зацепиться хоть за что-то.
— Мы не продвинулись ни на шаг, — невесело утверждаю, ковыряясь в своем ужине на привычном месте у барной стойки. Даже аппетит пропал, в отличие от запала Казуторы.
— Не соглашусь. Мы знаем, что скорость ее печати — значительно выше среднего. Она любит черный кофе и не прочь наших завтраков даже в конце дня, — складывается впечатление, что надраивающего стакан бариста эта информация вполне устраивает и даже забавляет.
— И как нам это поможет?
Помолчав, он опечаленно ставил посуду на место и усаживается напротив:
— Ты прав — мы не продвинулись. Ты же видел ее пару раз, да? Что-нибудь бросалось в глаза?
— Думаешь, я не сказал бы сразу? Ничего. Мы обычно встречаемся вскользь на улице или в подъезде. Киваем друг другу. Расходимся. Увлекательно. Информативненько, — последнее добавляю с долей злости и ненароком бью вилкой по тарелке. Звон привлекает множество взглядов, и Казутора морщится, зажимая правое ухо.
— А давай обыщем твою квартиру? Может, найдется что-то интересное? Я больше не могу терпеть…
— Я тоже начал рассматривать этот вариант. Просто наблюдать — пиздецки сложно, когда она такая отстраненная и…
Даже не смотря в мою сторону, Каз вдруг щипает меня за ладонь и тихо шипит, вызывая шок и полное недопонимание.
— Заткнись.
— Эй…
— Тэкера-чан! Давненько не заходили! — только после его приветствия понимаю, к чему был весь спектакль, и поворачиваюсь к выходу, дружелюбно кивая в сторону девушки.
— Всего-то пару дней… — недоверчиво отвечает она, замирая рядом с нами.
— Их хватило, чтобы мы успели соскучиться, — угодник как всегда в своем репертуаре, но нам только на руку эта его черта. — И да, ваш столик сегодня занят…
Она не отвечает. Только недовольно хмурится, осмотрев свое излюбленное место и парочку, разложившую на нем конспекты. В задумчивости растягивает джинсовку и, как будто переварив увиденное, на удивление, подсаживается ко мне на самый край длинной барной стойки. Прямо как в первую встречу.
От нее веет ментолом и цитрусовыми. При всей моей нелюбви к сигаретам пахнет приятно — откровенно говоря, такая смесь ей весьма под стать.
— Что хотите сегодня? — мурлычет Каз, довольно уставившись на гостью.
Вручите ему Оскар — актерское мастерство Ханемии превосходит все мои ожидания.
— На твой вкус, — холодно отвечает «Тэкера», а я только смеюсь над тем, как ловко она игнорирует его почтительное «вы». Девчонка косится в удивлении, но ничего не спрашивает.
Когда не надо, как воды в рот набирает, чертовка.
— Ну, со вкусом у меня нет проблем, — продолжает Каз. Он вообще не обращает внимания на ледяные фразочки в свою сторону.
— Верю в это. И поесть. Пожалуйста. Тоже — что угодно.
— Уже бегу.
Бариста проходит на кухню, оставляя нас наедине — точнее, оставив меня за главного в этой миссии «резать словесным ножом пирог девичьего молчания». Сказочная перспектива. Фантастическая и невыполнимая, судя по сегодняшней резкости «Кэры».
Разворачиваюсь так, что левое колено почти соприкасается с бедром девушки. Она не отвечает взаимным интересом. Только буравит пол за барной стойкой, обхватив ладонью горловину черной водолазки. Скованная. Закрытая.
Давай попробуем исправить ситуацию?
— Впервые вижу, чтобы к еде относились с таким… Пофигизмом? — за что могу, за то и цепляюсь. Не начинать же разговор с резкого «документы на стол — руки за спину»?
— Да? — в конце концов, она не может меня игнорировать так явно и отвечает, повернувшись лицом. — Просто не делаю из нее культ — вот и все. Когда хочу — ем. Когда не хочу — не ем. Не люблю заморачиваться.
Если бы ты позволяла подступаться к себе чуть теплее, я бы, наверное, не выдержал, сказав, какие у тебя длинные красивые ресницы. Смутилась бы ты? Что бы ответила? Странно, что меня это интересует прямо сейчас.
— У меня вот наоборот… Полюбил готовить сам в старшей школе, чтобы мама смогла заняться личной жизнью. С тех пор так и повелось — чем сложнее рецепт, тем интереснее. Даже расслабляет.
— Это похвально.
И откуда такие синяки под глазами и впалые щеки? Даже если ты что-то натворила и ведешь темную игру, неужели сон и еда — это пустой звук, к которому можно относиться еще более наплевательски, чем ко мне и моим глупым расспросам?
— Ты сегодня не работаешь? — Тэкера сидит истуканом, дожидаясь свой заказ и, вроде бы, не планирует доставать ноутбук.
— Решила… Прерваться.
А я и не знал, куда еще короче могут быть твои ответы.
— Некомфортно не на своем «рабочем месте»?
Еще немного, и она точно подумает, что я навязываюсь. Начхать.
— Можно и так сказать, — девушка безучастно осматривает помещение, пробегаясь по лицам посетителей и, чуть помедлив, продолжает. — Не люблю, когда вокруг меня расхаживают или мелькают перед глазами чаще обычного. Это никак не помогает и сильно отвлекает. Бесполезно что-либо делать — только настрой испорчу.
Он и в обычных условиях у тебя не шибко приподнятый.
— Можно задать странный вопрос?
— Попробуй.
— Чем ты так увлеченно занимаешься? Только и видно, как пальцы бегают из стороны в сторону. И звук стоит иногда на всю кофейню.
— Прошу прощения, — даже ее неуместное извинение звучит как что-то обыденное, неэмоциональное и ничего не значащее.
— Нет-нет, это нисколько не обвинение! Просто, правда, интересно.
Казутора возвращается с кухни и, не говоря ни слова, направляется к кофемашине, только задорно подмигнув. Понял, что отвлекать не нужно? Или сбросил все на меня?
— Я занимаюсь сайтами, — и снова она оставляет после своего ответа еще больше новоиспеченных вопросов, как будто бы получая удовольствие от моих уточнений. Ее тонкие пальцы плавно постукивают по поверхности стойки.
В нетерпении? Злится? Тревожится? По лицу и не поймешь — ее сухая сосредоточенность даже пугает. Она, часом, не робот?
— То есть пишешь их?
— Да. Пишу код и добавляю визуал. Сейчас это прибыльно.
Может, связалась не с теми заказчиками и по-крупному вляпалась, раз скрывает личность? Я ожидал чего-то более неординарного, если честно. И все же нужно выяснить максимум, пока она более-менее «разговорчивая».
— Наверное, сложно? В плане, люди бывают разные. А клиенты — часто существа недовольные.
Она скучающе подпирает подбородок ладошкой и забавно морщит нос.
— Это уже их проблемы, чем они там недовольны в своей жизни. Мое дело — качественно выполнить заказ и получить обещанную оплату.
А ты умеешь улыбаться? Только взаправду, а не через силу, и без злостных усмешек? Тебе бы пошло.
— Неужели все так гладко? — «чего это я вслух?» — То есть, мой знакомый занимался похожим и часто жаловался на многое: правки, высокие требования, выпендреж. Даже не знаю, как бы сам поступал на его месте, — незаметно наклоняюсь в ее сторону, выражая искренний интерес, и попутно рассматриваю карманы на одежде в случае, если повезет что-то заметить.
— Правило номер один, — подняв указательный палец, она резко выставляет ладонь в мою сторону, отчего я пячусь, — не работать с теми, с кем некомфортно. Никаких денег не стоит.
— Да уж, — откашливаюсь и отстраняюсь еще на пару сантиметров. — Чертовски классная позиция.
Мало того, что разговор у нас не клеится, так ты еще и пугаешь. Казутора нарочно дольше возится с заказом, чтобы дать мне время?
— Тебе нравится?
— Что? — она явно не понимает, к чему я клоню, и удивленно ведет бровями вверх, с какой-то настороженностью всматриваясь в шнурки моего худи.
— То, чем ты занимаешься. Получаешь удовольствие?
— Бывает сложно. Но я справляюсь.
— Это твой выбор?
Тэкера молчит несколько секунд. Я не знаю, куда в этом молчании деть себя. И все же — если она не может ответить сразу, возможно, я залез туда, куда не стоило.
Отлично. Пригодится.
— Так и есть. А ты?
Мне не показалось сейчас? Неужели сама проявила инициативу? Перевела стрелки, чтобы я перестал тебя третировать?
— А что я? — дурак, даже вопроса не понял до конца.
— Ты ведь держишь зоомагазин где-то неподалеку? И как оно?
— А, это… Моя давняя мечта… Нравится проявлять свою заботу животным…
Я почему-то и не задумывался никогда, что меня так влечет в зоомагазин. Уверен в одном — одним исполнением мечты Баджи точно не обошлось, а над остальным стоит обстоятельно подумать.
— И их хозяевам! С людьми он не менее заботлив, Тэкера-чан, сколько его знаю… — Казутора вовремя подоспевает с кружкой черного кофе и аккуратно ставит ее напротив девушки.
А с нее словно спадает гнетущий груз. Выражение лица сразу приобретает чуть более здоровый вид, а в глазах, направленных на бариста, плещется неподдельная заинтересованность.
Тебе так нравится общество Казуторы, что ты сразу расцветаешь?
— Круто. И как давно вы дружите? И как вообще познакомились? — она закидывает нас вопросами и словно мечется меж двух огней: то рассматривает меня с ног до головы, то изучает каждый волосок на Ханемии.
— Это особая история, — а у него, как известно, есть привычка трепать своим языком направо и налево.
— Скажем так, нас свел близкий друг, — подхватываю я, нарочно вуалируя отдельные части нашей истории, молясь всем богам, чтобы Казутора это тоже понял и не взболтнул лишнего.
— И судьба тоже приложила свою руку!
— Значит, втроем тусуетесь?
Вопрос Тэкеры застает врасплох. Мы с Казуторой переглядываемся в ожидании, кто же первый сделает шаг и насколько он будет откровенный.
Тора начинает:
— Он погиб, — отвернувшись, хватает тряпку и начинает намыливать и без того чистую раковину.
Тэкера впервые виновато хмурится и минутой погодя, придя в чувства, кротко проговаривает в пустоту:
— Мои соболезнования, — выходит даже как-то сердечно.
Я не мог привыкнуть к чужому сочувствию в первые несколько месяцев. Даже в годовщину срывался на каждого, кто смел еще раз напомнить — его больше нет. Но не сейчас.
— Спасибо. И все же дело давно было. Уже как десять лет в этом году. Так что все в порядке.
Мне важно, чтобы Казутора тоже это понимал. Сейчас — все в порядке. Живым нельзя жалеть о неслучившемся.
— Наверное, именно эта трагедия нас и сплотила тогда, — проговаривает Каз, смывая пену с рук: — Признаюсь, мы оба были в отвратительном состоянии.
— С тех пор вы не разлей вода? — аккуратно уточняет Тэкера. Ее ранее надменный тон сменяется какими-то иными, чистыми вибрациями, словно прежняя грубая личность сжаливается над нашей участью.
Или ты действительно сожалеешь вместе с нами?
— Типа того, — реагирует Каз, пока я пытаюсь ее анализировать.
— Чифую говорил, что вы когда-то жили в Токио. И как вас занесло в Йокогаму?
— Переехали ближе к морю, — проговариваем одновременно и усмехаемся. Эту рабочую фразу мы использовали часто на все вопросы знакомых, не особо посвященных в дела семейства Ханемии.
Любовь к морю — отличное оправдание. Вот только переезд наш упирается в побег: с глаз долой из места, где у Торы меньше шансов не попадать под презрительные обвинения. Попытки начать бизнес в Токио потерпели поражение. Покупать кофе у человека с такой жуткой судебной историей, мягко говоря, мало кто захотел.
Благо, моя семья уже как несколько лет обжилась на новом месте и была не против приютить до тех пор, как я не встану на ноги в Йокогаме. Маме Каза тоже выбирать не пришлось — она быстро собрала вещи и свалила вместе с нами, зная, что здесь явно будет поспокойнее.
На нашу реакцию Тэкера смеется…
Смеется? Ты умеешь?
— Хэй, вы чего? — Казутору, похоже, смущает ее поведение. Он поджимает губы и взглядом ищет объяснений то у нее, то у меня.
— Да просто представила, как это могло быть. «Хэй, чувак, не хочешь сгонять поближе к песку и солнцу и остаться там на неопределенный срок?»
— Не совсем так, конечно, — было начинает он, но я обрываю златоглазого на середине.
— Но почти, — знать о подробностях ей не обязательно. Пока что — точно.
— Я когда-то только мечтала о такой жизни, — в голосе Тэкеры улавливаю легкую, едва различимую тоску.
Значит, прошлое — не только наша главная рана?
— Но сейчас ведь даже лучше, не так ли? Кочуешь с места на места, занимаешься тем, что прибыльно и интересно, так ведь?
— Захотели — в Йокогаму. Захотели — обратно в столицу! — подхватывает Каз, и вот мы уже оба окружаем ее в ожидании какого-то признания.
Но его не случается:
— Да. Вы правы. Не жизнь, а мечта.
Только горечь, режущая слух, не дает мне покоя. У тебя явно не все в порядке. Но где начинается этот узелок?
— Ого, вечерняя рассылка! — подскочивший с места Каз, пугает нас обоих. Как ошпаренные, мы отодвигаемся от него подальше, хоть где-то оказываясь на одной эмоциональной волне.
— Чего?
— Гороскоп на неделю… — выдает он, восхищенно листая что-то на экране телефона.
— А, точно. Ты же фанат, — пытаюсь поддакивать, но не до конца понимаю, что за астрологический бес вселился в друга.
— А так и не скажешь, — вдруг отмечает Тэкера, прижав к себе кружку, словно бариста заберет ее себе, услышав неблагоприятный прогноз.
— Ладно, у меня все благополучно. Звезды обещают достаток и гармонию…
— А что там у меня? — не знаю, какую игру ты начал, но я в деле, дебич.
И даже гостья удивляет не на шутку, боясь перенять наш азарт:
— Ты тоже с ним заодно?
— Лучше подыграй…
А Казутору уже не остановить:
— …тебе пророчат вспыхнувшие чувства и успехи в затеянном. Колись, негодник, чего удумал, эй!
— Не понимаю, о чем ты. Размытые формулировки твоих звезд — то еще фуфло. Лучше бы Таро разложил.
— Вот так всегда, Тэкера-чан. Ему обещают удачу, а он бубнит и хочет фактов.
— Факты важны. Без них все теряет смысл, — деловито констатирует она и возвращается в привычную скучающую позу.
Я бы не согласился. Фактов о тебе — скудная горсть, но я все пытаюсь разобраться в смысле всего этого.
— А вот у вас какой знак зодиака, Тэкера-чан?
Погоди, Казутора, ты что — подался в гении? И как тебе удается сочетать в себе логика и обольстительную хохотушку с кофемолкой в руках?
— Скорпион, — сообщает, не задумавшись ни на секунду.
Если я не ошибаюсь, судя по договору аренды, она октябрьская. Верно. Все совпадает. И здесь обскакала. А может, я и сам до сих пор упускаю из виду нечто важное?
— А вот у вас — нужно проявлять особую осторожность и следовать своим планам, несмотря ни на что. В вашем деле будут полезны союзники, поэтому звезды не рекомендуют замыкаться в себе. Я попал?
— Надеюсь, что так.
Мимо нас проходит пара посетителей, громко благодаря за сервис и вкусные напитки. Обернувшись в сторону угла, замечаю прибранное место Тэкеры, по которому она, кажется, уже соскучилась.
— Я, пожалуй, перемещусь.
Киваю в знаке согласия. Скрываю легкое разочарование — все-таки мы неплохо разогнали с ней разговор, и перспектива продолжить была мне вполне интересна.
— Я тогда принесу ваше блюдо. Было приятно поболтать, Тэкера-чан! Хорошей вам работы и снисходительных клиентов.
— Взаимно. И да, Казутора. Прекращай «выкать».
— Принял к сведению, Кэра.
Девушка отсаживается подальше, оставляя нас двоих, а я уже строчу другу текстовое сообщение.
Ты отлично сработал, но она тебя не обманула.
Все совпало. Октябрь в паспорте — она скорпион
Тигр-выпустили-из-клетки-Ханемия
Сам в шоке, как додумался. Жаль.
Было бы круто, окажись она львом.
Мы были бы совместимы…
— Так ты серьезно?
— Отчасти…
Контролируй ситуацию.
Я осмотрю квартиру
Тигр-выпустили-из-клетки-Ханемия
Нарой нам золотые горы
Ты оптимист.
Я надеюсь хотя бы на пару документиков
Добраться до дома и обрыскать каждый сантиметр, проверяя сигналы SOS от Казуторы каждые две минуты, было несложно. Сложно оказалось — так ничего не найти и смириться с этим.
Пусто. Никаких документов. Ничего нелегального.
Я все тайники облазил — ни следа.
Но есть еще один вариант.
Она может носить все самое важное с собой.
Всего лишь предположение…
Тигр-выпустили-из-клетки-Ханемия
Черт. Грустно. Согласен с тобой.
Она нигде не расстается со своим черным другом на спине.
Ни разу не видел, чтобы она была без него
или оставляла в зале без присмотра
Тогда решим, как нам проверить и его.
Тигр-выпустили-из-клетки-Ханемия
Ок. Думаю
— Кем бы ты ни была, ты хороша. И ты точно выиграешь в этом раунде, поставив нас в затруднительное положение, если мы и в рюкзаке не отыщем ни одной улики.
Стоп, Чифую. О какой победе вообще идет речь? Мы не в какой-то там игре. Это жизнь. И мы все ввязались в дела, из которых сухими выйти не удастся никому.
POV Харука
флэшбэк 9 лет назад, город Тоттори, дом господина Араи
Деревянные створки шкафа пропитаны моим страхом и запахом железа — чья-то кровь от сильного удара битой по лицу залетает внутрь, протискиваясь сквозь едва заметную щель, прямо мне на лоб.
Морщусь. Стискиваю зубы и сжимаю кулаки, врастая в деревянный каркас по миллиметру. Господин Араи учил меня сидеть смирно, сильнее прижимая коленки к груди, чтобы занимать как можно меньше места, и не шевелиться. Я позволяю чужим алым каплям стечь по переносице, не смея даже шелохнуться. Куда легче выстирать заляпанную одежду, чем собрать в единый скелет косточки, раздробленные бандитскими ботинками.
— Помнишь, по Discovery показывали пуму, притаившуюся в джунглях? Она умна. Она не тратит свои силы на противников. Только наблюдает и нападает лишь при необходимости.
Он каждый раз пытался подбодрить меня и подбирал самые удачные метафоры. А я не переставала верить им, покорно забираясь в столетнее трюмо прямо в гостиной, чтобы не попасть под горячую руку незваных гостей. Вот только мы оба знали, что я никакая ни пума, а самая настоящая полевая мышка, которую вот-вот раздавят чьи-нибудь гусеницы трактора, не успей она вовремя слинять.
«Гостевые часы» у нас случались каждую неделю, когда к Араи заявлялись лидеры банды «обкашлять некоторые вопросики». Почти всегда их разговоры перерастали в грандиозные драки, за которыми я наблюдала как невольный свидетель.
— Чтобы не пугаться и не выдавать себя звуками, просто представляй, что ты не здесь, хорошо?
— И как ты себе это представляешь?
— Просто концентрируйся на своих ощущения. Считай пульс, овец, бельчат. Мысленно читай книгу. Или пиши ее. Представляй, как мы с тобой бегаем по золотому песку от мороженщика, которому ты случайно сломала нос…
— Это не смешно, Араи.
— И не должно быть. Делай вид, что тебя здесь просто не существует, Харука, и жди покоя. До тех пор, пока я сам тебя не вытащу отсюда.
Он вытаскивал меня из злополучной деревянной коробки с пропахшими им вещами из раза в раз. Молча стирал чужую кровь с моего лица и хвалил за молчание и терпение. Почетное еженедельное звание.
Как и сегодня. Сегодня я снова оказалась молодец, потому что не высовывала нос.
конец флэшбэка 9 лет назад, город Тоттори, дом господина Араи
Вторая неделя — коту под хвост. Вторая неделя — сплошное затишье; и бури пока не ожидается, если я сама не стану ее создателем. Я не шторм. Я — бочка с порохом, которая скоро подорвется, не оставив кроме себя ни одного пострадавшего.
Бесполезнейшая бочка с фитильком, мокрым от надежды. Надежды на то, что скоро удача окажется на ее стороне.
— Нет, нет, нет. Никаких удач. Иначе я так и буду бегать по этому порочному кругу, списывая все на благосклонность судьбы. Так это не работает. Думай, Харука.
Моя новая жертва не самая сильная. И он никогда не был настолько умен, чтобы хорошо подчищать следы за собой. Ямада просто делал свою грязную работу, видя в отражении скальпеля божество, и пожинал плоды тех благ, которыми его осыпала банда.
Потому что в своем деле Ямада был лучшим. Ему никогда не боялись отстегнуть круглую сумму за очередную операцию. Его чествовали и почитали. Чуть ли ни мантры зачитывали в его сторону, когда горе-хирург аккуратно вырезал органы из еще живых тел, аккуратно складывая их в герметичные ящички.
Однажды я лично удаляла записи с камер одного госпиталя и, не выдержав, блеванула в мусорное ведро. Благо, стояло оно, как понарошку, прямо подо мной.
— Подумаешь, малая. Ты еще не видела, как он вырезает сердце — вот это правда зрелищно!
Ямада был доверенным врачом Бонтена. Человек, который после крупнейших забивов вправлял кости и зашивал глубокие раны, если мы сами не справлялись или находились на грани сил и даже жизни. Тот, кто мог собрать раздробленную челюсть чуть ли не с нуля, провести сложную операцию по удалению пули из черепушки или же просто — подсобить «нужными препаратами».
Он знал, сколько кубиков хлорида кальция нужно вколоть, чтобы смерть казалась естественной. Какая доза успокоительного погрузит в вечный сон. И еще — какие травы добавить в еду, чтобы навсегда избавиться от революционеров в банде, которые требовали свержения местной власти.
Этот страшный человек шел по головам друзей, чтобы услужить начальству и получить побольше прибыльной работенки. Дядя Араи лишь спустя годы рассказал мне, что массовое отравление целого отряда было спланированным убийством, осуществленным с легкой руки лекаря.
— Этим дурачкам не повезло посвятить его в свои планы. Ребятки считали, что Ямада на их стороне и поможет избавить от шефа. Но его выбор пал на них.
Для меня всегда оставалось загадкой, откуда господин Араи мог знать все секреты Бонтена: были ли у него повсюду прослушки, любил ли он на ночь глядя пересматривать записи с камер видеонаблюдения вместо увлекательной программы по ТВ, отслеживал ли он внутреннюю телеграфию…
Он не отличался особой чистотой. И уж точно не пытался казаться святым. Я была наслышана о «заслугах» Араи, и уже на моей памяти случилось его громкое похождение на базу Поднебесья — они отделались, как он выражался, испугом и парочкой убитых командиров.
При этом я всегда знала — инквизитор, давший мне кров под своей защитой, никогда не наказывал людей незаслуженно. Руки его запачканы кровью, но отнюдь не безвинных.
Кажется, свою прыть я позаимствовала у него.
Жаль, что только после его смерти.
Араи был непревзойденным кадром банды. На него делали ставки во всех трудноразрешимых заданиях, потому что в отличие от многих он обладал не только недюжинной силой, но и самыми ценными извилинами в мозгах. Главнокомандующий не раз отшучивался, что чтит его за немногословность и внутренний стержень, игнорируя многие самодовольные выходки.
Он просил у Араи взамен только преданность и исполнительность, а мой господин не мог дать ему ни того, ни другого — просто связавшись со мной.
— Ты жесток.
— Какой есть.
— Но не со мной ведь.
— Только слабые могут причинить вред такой, как ты. Настоящая сила не в том, чтобы отправить щуплую малолетку в нокаут одним ударом.
— Брешешь. Я видела фотку в твоем сейфе…
— Ты рылась в моем сейфе, мелкая?
— Лучше бы поздравил! Я научилась их взламывать после одного нашего занятия.
— Ладно, это достойно похвалы. И все же…
— …и все же я слишком похожа на собственную мать, чтобы ты причинил мне вред, Араи. Так что не затирай, старичок.
Его смерть ради моего спасения стала неоправданным эпилогом нашей и без того трагической истории.
Как бы то ни было — что Араи и ненавидел больше всего на свете, так это лицемерие. А Ямада был соткан из лицемерия вдоль и поперек, насколько это вообще возможно.
Жестокий. Лживый. Толстый. Ямада — то самое яблоко, блестящее на полке супермаркета, за которое не грех подраться. Яблоко, оказавшееся гнилым изнутри.
— Такой беспомощный без своих приятелей… Так почему мне сложно к тебе подступить еще на шаг? Да хотя бы на полшага…
Перспектива искать Ямада с самого начала не обещала ничего радужного. Я сразу поместила его имя ближе к концу, желая расправиться с более мелкими сошками, и никак не ожидала увидеть знакомое заплывшее лицо хирурга в недавней слежке за Накамурой.
Мужчины неожиданно даже для меня встретились в дорогом ресторане Осаки. По-светски заправили салфетки за воротники и проговорили около часа, не отказавшись от десерта. Обычное дело для каких-нибудь бизнес-партнеров или старых приятелей, жизнь которых сложилась наиболее удачным образом после окончания какого-нибудь успешного университета. Другие посетители, официанты, охранник — как бы внимательно они ни смотрели, даже в упор, не заметили бы ничего, кроме этого.
Не заметили бы черный демонический сгусток из их грехов вместо человеческой ауры. Не оценили бы алый шлейф преступлений, заменяющий красную ковровую дорожку.
И души бы тоже не разглядели — потому что ее просто нет.
Машина, на которой приехал Ямада, была зарегистрирована на человека из Йокогамы, и это хоть немного сужало круг поисков — как минимум, у меня появилась потенциальная стартовая точка, откуда можно копать. Тогда я считала это своим везением — как же это так: вот уже вторая моя жертва подряд не залегла на дно, ведет активную социальную жизнь и даже владеет несколькими страничками в разных социальных сетях. Раньше я могла только мечтать о подобном, подслушивая разговоры проституток и барыг где-нибудь на окраине Асахи.
К сожалению, мне тоже свойственно ошибаться.
— Две гребанные недели вычитки десятков тысяч файлов — и ты, сука, чист, как младенец Девы Марии! Я уже знаю все о твоих клиентах, но они мне нахер не нужны! Если и есть среди них кто-то подозрительный, на вскрытие всех доков уйдут месяцы…
В Осаке на встрече с Накамурой тогда он был проездом. Как выяснилось, участвовал в конференции для студентов и практикующих специалистах, с широкой улыбкой одаривая их своими знаниями. Было просто внести свое имя в список слушателей и подготовить идентичный бейдж, просто выкрав один в качестве образца у какого-то очкастого простофили.
Сложность состояла в другом — держать себя в руках. От культа Ямада на том мероприятии меня выворачивало с регулярной периодичностью.
— Да вы что, к нему и за полгода на прием не попадешь…
— Золотые руки не иначе…
— Великий…
— Все деньги ему отдать готов…
— Только на него надежда. Молюсь…
Но автограф «героя-целителя» мне был безразличен — я нащупала тоненькую нить нового узла, развязать который стремилась годы, и отправилась восвояси обдумывать все услышанное. После междоусобиц в Тоттори Ямада, судя по всему, удрал на южное побережье и осел в Йокогаме. Продолжил врачевание здесь и умудрился открыть свое отделение в лучшей больнице города за какие-то пять лет.
Признанный. Честный. Обожаемый. Непорочный, как и все, что он, скотина, делает.
— Я бы уже давно поймала тебя сама. Пытала бы и убила самым изощренным способом.
Но есть вещи куда хуже смерти. Жить дальше с осознанием собственного ничтожества. Чтобы каждая собака провожала презрительно взглядом, желая самой суровой кары.
Да и смогла бы я убить снова?
— Обманывай их, сколько хочешь, но меня тебе не провести. Не меняются люди, за чьими плечами столько скорбных неуслышанных криков о помощи. И еще больше — молитв о пощаде.
Я ведь в курсе. Вы умело все подстроили. Уже и не секрет, что ненайденные детские тела в том сгоревшем приюте — вовсе не прах, а пачки органов. На твоей совести, ублюдок, их крошечные части, транспортированные из страны по всему миру.
На нашей совести.
