POV Харука
Сказать, что Чифую просто заботливый, равносильно умалишению. Заботливый? Полагаю, чтобы выразиться именно так, нужно значительно приуменьшить это его качество. Когда природа создавала Мацуно, она явно возвела его будущую манеру ухаживать за другими в куб. Вру. В абсолют.
Начиналось все безобидно. Хотя, по правде сказать, я рассчитывала, что суп, любезно оставленный парнем в моем холодильнике — станет последней каплей нашего союза. Ненавижу ошибаться.
Но еще больше — ненавижу столько внимания, обращенного в мою сторону.
Первые дня четыре я откровенно пользовалась его поддержкой. Движения давались сложно, в теле еще жили непреодолимые тяжесть и слабость, буквально не позволяющие подняться с постели, и наличие Мацуно рядом как никогда способствовало быстрому выздоровлению.
Переживать о приемах пищи не приходилось — парень справлялся с обязанностями кухарки с большим удовольствием, балуя и откармливая во мне новую жизнь. Корячиться, пытаясь обмотать свое тело новыми бинтами, пропитанными ядреными медикаментами, — тоже стало не моей заботой: Чифую заваливался в мою квартиру, как к себе домой
, имея на это полное право, и сам устраивал медосмотр с пристрастием.
По глупости, в первый вечер я еще пыталась отказаться от его предложения поменять повязку на лопатках. Впрочем, он доступно объяснил, что это и не предложение вовсе.
— Какие отказы? Я тебе не в твистер играть предлагаю. Нужно обработать рану. И если ты не прекратишь так наплевательски относиться к своему здоровью, я возьму аптечку и раздену тебя сам. Как видишь, аптечка уже при мне.
Я повела носом и решила справиться со всем сама. Под его пристальным присмотром моя затея с самозалечиванием выглядела странно. Ну и ничем хорошим, конечно же, не закончилась.
— Отдай. Ты сейчас еще и плечо себе вывихнешь, пока дотянешься. Ты такая несговорчивая и самостоятельная, Харука… Нет, это не комплименты! Потерпи немножко, я дую, дую.
Его фоновая болтовня, пока я настрачивала в компьютере новые варианты проникновения в больницу к Ямаде, и тихие шаги в минуты, когда я притворялась спящей, отвлекали от навязчивых мыслей и прежнего одиночества. Раньше мне бы потребовалось побольше курева, чтобы отречься хотя бы на время от ядерного отчаяния и пережить не так ранения, как эмоциональные припадки, отлеживаясь в душной комнатушке.
Быть отрезанной от мира из-за неподвластных собственному телу пыток хуже, чем сдаться одиночеству с потрохами самолично. Второе я еще жаловала, но испытание болью, как бы часто она ни запускала свои ядовитые колючки по моим венам, приходилось терпеть, как назойливую муху. Хуже — как осиный рой.
А ведь было время, когда я боялась боли, сжимая все свое нутро в каменный узел при виде оружия или чьих-то напряженных кулаков. Это было давно, но и сейчас не многое изменилось.
Будь «боль» человеком, я бы мечтала поставить его на колени — в страхе и слепом повиновении каждому моему капризу.
В один из дней, когда Чифую срочно убежал на работу, а меня скрутило поперек постели невыносимое недомогание, я поняла, чего не хватает — последние ампулы морфия были использованы еще в день нападения. Ничего не осталось. Но и тревоги, забравшейся под ребра ядовитым змеем, я тоже не испытывала. Не знаю, что уж там парень добавлял в свои хваленые травяные чаи, но меня каждый раз окутывало опьяняющее чувство непробиваемого спокойствия. Шум в голове стихал, тело обмякало и согревалось.
Я решила оставить поиски опиатов до лучших времен, когда этот лис сгинет из моей жизни вновь, заполнив кубок своей кармы до края одним фактом спасения моей жизни. Да и не было у меня пока денег, как и возможности их добыть, чтобы связаться с йокогамскими дилерами. Вместо этого приходилось писать Мацуно: куда он подевал свои травы и как их заваривать, если меня трясет в ознобе.
Как правило, в такие момент он сам в одночасье оказывался на пороге, экстренно меряя мою температуру касанием руки ко лбу или шее и отчитывая, как мать, за то, что я обращаюсь к нему слишком поздно, почти доведя себя до ручки.
— Если почувствуешь приближающееся недомогание, сразу звони! Я оставил в холодильнике вчерашний ужин. И на плите, кстати, еще теплая индейка с тушеными овощами. Нужно чего-то купить? Или, хочешь, зайдем вечером с Казуторой?
Почти на все услужливые предложения Чифую я лениво отказывалась, не забывая вставлять в каждую паузу слова благодарности.
Иногда они звучали искреннее возможного.
Однако чувствовать себя обязанной не только гиперактивному соседу, но и его патлатому дружку, все же считала непозволительным. Раз уж я не смогла отвертеться от одного из них и, более того, «попалась с поличным», нужно было постараться хотя бы не злоупотреблять своим положением и их безапелляционной помощью.
Как бы много она для меня ни значила. Как бы сильно она ни облегчила мое существование в эти дни, полные разочарования собой.
Ожидаемо, без Казуторы никак не обошлось. Он переступил порог квартиры на следующий день после моего пробуждения — удивительно, почему не в первый — с упрямым азартом в золотых глазах и отчаянной болтливостью. От него у моего «заботливого арендодателя» секретов не было, поэтому переживать допрос дважды мне не пришлись. Но список интересов Казуторы был куда массивнее, чем у Чифую, и раздражал в тройном объеме:
— Как это так, я не смогу выкрикивать радостное «Харука-чан» в кофейне? Просто приветствия разве будет достаточно?
— Контролировать свои слова на людях? Какой кошмар.
— Это что, получается, мы теперь будем, как в фильме о шпионах?
— А может, дадим друг другу погонялова?
— Или придумаем названия нашей команде мечты?
— В смысле, нет у нас никакой команды, Харука-чан, не расстраивай меня. И не кидайся, прекрати, больно ведь.
— Харука-чан, а можно позаимствовать ножи на время?
— Но почему «нет»? А я их верну, просто потренируюсь…
Сильнее, чем надоедливые пререкания из-за фантазий и предложений Казуторы, меня напрягало другое — непроглядная тоска и жалость в его глазах, когда он невольно засматривался на мой синяк поперек переносицы или искал свежие рубцы на руках, не прикрытых длинными рукавами. Любое его слово, каким бы глупым оно ни было, уже через пару минут общения считывалось мной как чертов блеф — как игра в «переговори друг друга», которую он упорно вел, лишь бы не позволить молчанию поглотить нас. Я кожей чувствовала — он всеми силами держался, чтобы не выразить свое сочувствие прямо мне в лицо.
Потому что после всего пережитого он и сам, наверное, избегает такого по отношению к себе.
— Дебич, прекрати! Это бестактно!
— Надеюсь, ты все-таки успела выцарапать глаза тем ебланам!
— Казутора!
— И вообще — надо иметь при себе перцовый баллончик или шокер.
— Но у нее были ножи…
— Перцовый баллончик — основа дальнего боя, Харука-чан, запомни!
— Елки-палки, Ханемия…
— И вообще, тебе ближайшие пару дней нельзя пить кофе. Кровь разжижается, нервная система истощается…
— Хоть какой-то толк от тебя есть.
К слову, если Чифую исправно бегал между квартирами то с едой, то с вопросами о самочувствии, помогая обрабатывать ссадины — ни в какую не принимая мои раздраженные «не стоит» вместо «отвали», — Казутора оказался полезен в других вопросах. Громкий и суетливый, он был в разы сговорчивее Мацуно и легко велся на умоляющие, полные тупой тоски, состроенные глазки:
— Купишь десять пачек. Вишневые. Но можно виноградные или ментоловые. Желательно, Мальборо.
— Но зачем так много?
— Чтобы хватило подольше. Мне из дома не выходить ближайшую неделю, а то и две. И не говори дружку своему — отберет все.
— Он же не просто выебывается — это все из хороших побуждений…
— Я понимаю.
— Эх, Харука-чан, неправильно это все.
— Будто ты сам не закуривался.
— Было дело. Но после тюрьмы… И есть вещи куда полезнее и действеннее!
— Поговорим об этом позже. Когда я оправлюсь от шока и стресса. Мне и без того больно и плохо, что будет во время ломки?
— Обещайте, что не станете перебарщивать.
— А это уже как пойдет, дорогуша.
Казутора сдержал свое обещание, а я начала чаще проветривать комнату. Не хотелось нервировать Чифую едким запахом сладковатого дыма. Почему-то после истории нашего не самого приятного сближения любая мельчайшая деталь, способная расстроить или вывести Мацуно из себя, воспринималась мною с категоричной опаской. Казалось, дай я ему еще один повод, он легко возьмет свои слова поддержки обратно и ни одним мускулом не дрогнет, дожидаясь моих злейших врагов у подъезда. Чтобы, конечно же, учтиво провести до моей комнаты, умасливая их суровые нравы ласковыми речами.
Я не понаслышке знаю, какого это — быть проданной брошенной. Тем более — когда ты ожидаешь этого меньше всего.
На самый отчаянный, но, тем не менее, возможный исход событий я пролистала десятки страниц с общежитиями и хостелами Йокогамы, но так и не нашла достойного варианта, который позволил бы занимать комфортное положение и спокойно выполнять свою работу.
За такое короткое время в квартире у Мацуно я начала привыкать к чертовым удобствам, как будто бы дорвалась до лучшей жизни. Как будто бы в этом и заключалась ключевая миссия моих отпетых путешествий по Японии. Как будто бы живые люди рядом, так удачно, не желающие мне сгнить в яме, могли бы удобрить почву вокруг моей будущей могилы.
Словно решение остаться рядом с ними — чуть ли ни единственный правильный выбор, который я сделала за эти годы.
Отчего-то хотелось думать, что и я для них тоже полезна. Как минимум, Чифую действительно видел во мне эксперта, — так это называется? — способного помочь ему с одной из проблем зоомагазина:
— Сможешь уделить мне сегодня час-два из своего плотного рабочего графика?
— Смогу. Сайт?
— Да. Сегодня связался с крутым дядькой. Переживаю. Перед ним не хочется упасть лицом в грязь.
— Когда у вас встреча?
— Примерно через неделю. Думаешь, успеем?
— Да хоть пять штук. Только подготовь всю информацию о вашей продукции: описания, количество, цены. Все о животных, документах…
— Принято! Цена…
— Обсудим вечером. Когда я пойму, что именно ты хочешь и в каких объемах. Так уж и быть, за все хорошее — только для вас огромная скидка. Договоримся.
— Ты замечательная, знаешь это?
Я тогда растерялась и просто кивнула, чем-то занимая руки — даже не помню. Мне, конечно же, отвешивали комплименты и раньше: за отличную работу, за полезные данные, за покорность и скрупулезность. За то, что приношу хорошие оценки в дом. За то, что без лишних слов помогаю воспитателям с детьми. За то, что не задаю лишних вопросов.
Я всегда была практичной. Угодной. Выгодной. За это меня вознаграждали.
«Замечательная» — это из-за моей услуги или скидки? Пожалуй, все сразу.
Вернувшись из зоомагазина, Чифую принес с собой стаканчик кофе, коробку дрип-пакетов — внутри я даже нашла стикер с пожеланиями скорейшего выздоровления от Ханемии — и несколько кусочков вишневого пирога, провоцируя во мне новую волну недопонимания.
Я умела красть. Вымогать. Забирать силой. Но принимать что-то приятное по доброй воле из рук в руки, видя на устах парня — никакое не подобие, а самую настоящую — располагающую улыбку, все еще казалось неправильным. Неправдоподобным. Хотя Мацуно часто называл свои жесты внимания нормальными и обыденными. Я уходила на кухню и мыла руки в холодной воде — старалась то ли успокоить накатывающую злость, то ли потушить очаг уютной слабости, разливающейся между ребер.
Вся моя сила рядом с ним как будто растворялась, потому что в ней — тупо, черт возьми — не было нужды.
— Это аванс?
— Сладости? Для настроения. Если и работать после семи вечера, то только с удовольствием.
Наше «сотрудничество» продолжалась несколько дней. Я исправно ждала парня с открытыми нужными вкладками и десятками предложений, как сделать колонки не только информативными, но и читабельными. Чифую оказался в этих вопросах олухом и предпочел сразу выложить мне несколько десятков тысяч за работу. А я развлекалась — для продумывания новых планов следовало промывать мозги чем-то, далеким от криминала.
— Я сейчас сойду с ума.
— Не думала, что ты так рано сдашься.
— Давай сделаем перерыв? Я заварю чаю.
— На всех?
— На нас с тобой. Мы кого-то еще ждем?
«Нас» было вполне достаточно. Я бы не вынесла еще чужаков, разгуливающих по моей квартире в домашних тапочках со спокойствием тюленя.
Моей квартире?
— Давай что-нибудь посмотрим?
— Ты планируешь задержаться у меня на пару часов? Нет уж, извините.
— Да ладно тебе! Можем включить аниме. Там серии всего по двадцать минут…
— Ани… Ты серьезно?
— Как никогда.
— Если я откажу?
— Прости, Хару-чан. Я уже открыл вкладку на своем компьютере. Обещаю, тебе понравится.
Наглец включил «Волейбол», игнорируя мои недовольные вздохи. Не то положение, чтобы спорить, так ведь? Но, как бы далека я ни была от любого спорта, где бьют мяч — и где мяч, в свою очередь, тоже бьет людей, — достойный визуал увлек на несколько серий. Их хватило, чтобы проникнуться историей главных героев и успокаивать рвущиеся наружу реплики, когда что-то в сюжете шло не так. Сериал и правда завораживал.
Как и сам Мацуно, на профиль которого я отвлекалась, будто по часам, готовая отрубить себе руки, что не слушались и так и норовили поправить его спадающую на лоб челку.
Смотреть же неудобно, дурак.
— Как тебе?
— Неплохо.
Меня трясло изнутри от первых успехов и неловких поражений персонажей, но делиться чувствами я не стала. Мало ли, что он там себе понапридумывает. Но я не знала, что скупое «неплохо» вызовет в Чифую столько смешного негодования…
Он отложил разделяющий нас ноутбук подальше, к ногам, и уселся на колени прямо напротив, поставив ладони по обе мои стороны. По ступням прошлись струйки тока. Казалось, Мацуно превратился в кота, готового напасть на загнанного в угол птенца. Изумрудные глаза в полуметре от меня пылали
, как и мои щеки.
Какой он все же открытый и эмоциональный.
— Так не пойдет! Как это — «неплохо»? Я видел твою ухмылку, когда Хината бросил вызов Кагеяме!
— Ну, это было весело. И весьма опрометчиво.
— А когда они начали работать в паре? У тебя вообще глаза на лоб полезли!
— Ты смотрел аниме или за мной наблюдал?
— Кто бы говорил.
Он все-таки задержался у меня на пару часов, против которых я ратовала в начале вечера, и ушел домой за полночь. Оставив после себя теплую подушку, вымытые кружки чая и легкое разочарование. Конец десятой серии волновал, как бы я ни старалась сохранить ровное дыхание и трезвый взгляд.
— Может, досмотреть сезон без тебя?
— Не смей. Завтра. Придешь ко мне? Включим на телеви…
— Нам нужно доделать твой несчастный сайт. Так что по гостям буду ходить позже. Когда-нибудь. Обязательно.
Однажды мне точно предстояло пробраться в логово парня, но сейчас я была озабочена другими проблемами.
В один из похожих вечеров он вымотался сильнее обычного, провалившись в сон на краю кровати. Выгнать его к себе на тринадцатый этаж у меня просто не хватило наглости. Пришлось войти в его положение — Чифую устал и вряд ли бы обрадовался, почувствовав мои грубые толчки в грудь.
Но, черт возьми, что-то было в его присутствии рядом. Что-то ненормально успокаивающее, накрывающее всю комнату флером безопасности. Я, кажется, многие годы не спала так крепко, забыв о кошмарах на чуть ли не десять часов.
— Извини… И спасибо, что позволила остаться.
«Тебе спасибо» — тем утром я не произнесла. Сгорела бы со стыда, увидев его еще более
сияющее самодовольное лицо.
Изо дня в день я понемногу гасила свое рациональное недоверие к парням и начала свыкаться с мыслью, что все мои опасения касательно них — лишь отголоски вредной привычки быть нелюдимой. Все-таки я осмелилась рассказать Чифую ту часть своей истории, которую кто-то вроде него или Казуторы не будет использовать против. Скорее, она даже оказала обратный эффект, приравнивая меня в глазах парней к самому уязвимому существу на этой планете.
Одни касания Чифую ощущались так невесомо
и нежно, как будто он только подушечками пальцев боялся оставить трещины на моем хрустальном теле. Бинты стягивал непривычно аккуратно, а в отражении радужек так и плескалось осторожное «только бы не разбить ее». Я закусывала губу каждый раз, чтобы не рассмеяться.
Было бы что разбивать — меня ведь и склеивать уже сомнительно.
Хотя в некоторые дни я даже жалела о том, что его внимательные кошачьи глаза не видели мои окровавленные ладони, до хруста сжимающие шею неприятеля. Может, тогда бы он прекратил обращаться ко мне с глупыми предложениями:
— Я подумал, тебе будет скучно, и принес мангу!
— Если я была не против одного аниме, это не значит, что я захочу читать мангу… Не стоило. В конце концов, я могу найти что угодно в интернете.
— Ты свои глаза видела?
— Когда умывалась, все было нормально.
— И это было часов восемь назад, да?
Спорить с ним было бесполезно — этим он сильно походил на Араи, который включал отцовский режим чаще ожидаемого и не воспринимал ни одну мою отчаянную попытку тягаться с его гиперопекой.
Которая — сквозь сопротивление недолюбленного ребенка — была нужна мне как никогда.
— Я не читаю мангу, Чифую. Мне не нравится.
— Мне тоже не все заходит. Поэтому я принес лучшее из своего арсенала. И разножанровое. Не заставляю — просто оставлю здесь на случай, если ты передумаешь.
— Ну вот, опять полка засрана этими томами…
— Ты что-то сказала?
— Спасибо?
К манге я не прикасалась. Скучать мне точно не приходилось — в больнице Ямады начались тяжелые трудовые будни, в которые он не позволял себе отвлекаться от расписания и пропускать ничего не значащие консультации. Теперь вместо них его день напичкали дорогостоящими операциями и, хочешь не хочешь, приходилось менять деловой костюм на зеленую хирургическую рясу, чтобы резать человеческую плоть.
Интересно, каково это — обернуть свои безнаказанные злодеяния в славу и купаться в слепом человеческом обожании?
Мне оставалось только обеспечить себе доступ к его кабинету и установить программу управления системой в личном ноутбуке. Всего-то.
— Залезть через окно в коридоре? Можно.
Но на пути к нужной двери я попаду сразу на несколько камер — и лучше мне ничем не отличаться от медсестер в оливковых халатах. Выкраду. Ничего не стоит.
— Все равно придется пройти мимо поста. Эти бабки всегда замечают посторонних — от них только проблем жди. Думай, Харука.
Риск стал олицетворением моей жизни, начиная с двенадцати лет. Но после побега из Бонтена приобрел совершенно другие оттенки — опасный союзник, клану которого я принадлежала, вышел из тыла и превратился в подлого противника. В таких условиях даже несвоевременный вдох станет последним, прояви я неосмотрительность.
— Кого не знают в больницах в лицо? Новеньких пациентов да стажеров. Стажеров!
Пролистав корпоративную почту клиники, я выяснила, что набор студентов из Йокогамского меда приступил к практике на этой неделе — а значит, вписать себя в проходной лист уже не получится. К незнакомке будет больше вопросов. Да и работать несчастный день придется наравне со всеми, владея лишь основами — моя задумка не пройдет, если руководство направит куда-нибудь в лабораторию или сразу в неотложку. Еще больше подозрений из-за понятного непрофессионализма. И возможный ущерб чужой невинной жизни от моих рук.
— Пациент? Сыграть на эффекте неожиданности? Нужна хотя бы страховая карточка. Она подтвердит, что я есть в общем реестре и могу претендовать на медицинскую помощь, даже если паспорта при мне не будет…
План был почти готов. Оставалось только снова научиться полноценно пользоваться телом, начать выходить на улицу, избегать родительского участия Чифую в моем спешном выздоровлении и найти подходящие варианты обзавестись страховой карточкой.
Когда прошло примерно полторы недели, я уже активно передвигалась по квартире, постепенно сбрасывая по одной повязке в день и без страха заглядывая в зеркало. Увидев мои порозовевшие щеки и, возможно, возмущенный вид, Мацуно сделал верные выводы и прекратил наведываться домой без стука, отпирая дверь своим ключом.
Прекратил. Но изобрел новый способ мелькать перед моими глазами.
— Мне одиноко, — Чифую так настойчиво и жалостливо отбивал азбуку Морзе в дверь, что у меня просто не оставалось выбора. Пришлось открыть.
— Поэтому ты пришел ко мне со сковородкой? — я фиксирую эластичный бинт на ладони и скептически поглядываю в сторону парня на пороге, руки которого заняты увесистой утварью.
— Ужинать одному скучно, — он страдальчески хнычет и тут же застенчиво поднимает уголки губ, с надеждой всматриваясь в сторону кухни.
Негодник. Я уже ощутила звенящую тишину без твоих шуточек и стука посуды на двоих, но так просто меня не проймешь. Принес бы ты взятку, я бы еще подумала.
Постой, а не собираешься ли ты умаслить меня еще одним соблазнительным ужином?
— Но я тебе не подружка, чтобы скрашивать одиночество, — грубо, зато честно.
Мое одиночество он сдувал одним своим дыханием, и я могла бы отплатить тем же. Не будь я Харукой Игараси.
— Это неважно. Я приготовил вкусную… — Чифую придерживает сковороду одной рукой и собирается было поднять полотенце, накинутое поверх, чтобы сохранять тепло и запахи, но я качаю головой и перебиваю его сладкую речь, преграждая мальчишке путь дальше прихожей.
— Я поела.
— Как ты могла? — он демонстративно выпускает пар из-под крышки. — Даже пахнет невероятно.
Мацуно — кулинар от бога. Мой желудок всегда заводится при виде его стряпни и даже сейчас ведет громкий разговор сам с собой, уверовав в то, что брюнет, воистину, посланец всевышнего. Иначе и не объяснить, откуда у него растут руки — такой талант точно не должен пропадать зря.
— Я услышал больше, чем должен был, — довольный, словно заполучил золото на международной олимпиаде, он коротко усмехается и уже меняет шлепки на свои домашние тапочки, оставленные, чует моя душа, специально — как вклад в наше совместное, мать его, будущее.
Черт меня побрал держать их в поле его зрения. Могла бы выкинуть.
— Ты неисправим, Мацуно.
И все же — я умываю руки. Ей богу, в прямом смысле — мне срочно нужно помыть руки и разложить приборы на столе, иначе я умру на месте от невозможности поглотить в себя все содержимое сковородки прямо у двери.
Тофу и курица с овощами в сытном соусе благоприятно на меня влияют — иначе не объяснить, откуда во мне столько сил и радости. Накрывать на стол со сладостным предвкушением сочного мяса за щекой непередаваемо приятно.
— Я должна возместить твои траты на продукты.
— Ты уже это делаешь, — отвечает как ни в чем не бывало, палочками подвигая ко мне миску с добавкой.
Да что ты говоришь?
— Это входило в арендную плату?
— Время — деньги. Ты платишь мне своим обществом, — произносит тоном настоящего учителя младших классов, как будто разжевывая тему нерадивой ученице.
Я не нанимала репетитора по нравственности. Но посещаю твои уроки с выдающимся отличием.
— Могу рассчитаться так за второй месяц проживания. Когда у нас там день арендной платы? — я принимаю дополнительную порцию и краем глаза замечаю удовлетворенную
моську морду парня напротив.
— Разберемся. Но сегодня я бы откинул ласты со скуки дома.
Звон металлических палочек о посуду не делает нависшую тишину холоднее. Наоборот, придает ей особую музыку, оставляя напряжение, сквозившее между нами еще недели две назад, за кухонным порогом.
— Ты со странностями, — выдаю с легкостью, нисколько не переживая о реакции Чифую. Держать в себе этот факт больше невыносимо. Пусть знает, какого я о нем мнения.
— Я думал, нас это объединяет, — своим ответом он подтверждает, что я могла бы назвать его «чудным» значительно раньше.
За все время своего лечения я завтракала с Чифую Мацуно четырежды. Два дня обедала, на выходных. Разделила с ним восемь ужинов. И бесчисленное количество раз мы перекусывали перед экраном компьютера.
Если ты пытаешься добиться моего расположения — хотя куда еще больше? — через желудок, у тебя отлично выходит.
Может, это флирт такой? Может, парни так проявляют свое внимание? В Бонтене никому не были интересны нежные слова и поступки, вызывающие тепло в груди
, как этот. Не единожды на меня набрасывались, как волки на ягненка, с пошлыми намеками и рукоприкладствами, но дальше угроз и мелкой похабщины не заходило. Дядя Араи переживал о том, что я девушка, больше меня, пока я не понимала грязных действий и намеков бонтеновской своры.
А после — я научилась драться сама и крепко сжимать яйца спермотоксикозных утырков, впиваясь в них ногтями сквозь штаны. Все желания и намерения как рукой снимало, словно по волшебству.
Пытается ли Мацуно быть ближе или просто берет на себя слишком много ответственности из жалости — по нему и не скажешь; да и мне судить о таких вещах нелегко: десять лет я нахожу одни подводные камни в, казалось бы, внешне привычных вещах. Куда проще видеть за умиротворенным лицом Чифую нездоровые мотивы, чем принять его видимую искренность с ответной честной благодарностью и смирением.
В моей жизни не водилось людей, чьи помыслы были прозрачны настолько, что я веровала хотя бы единому их слову. Не многим из них удалось сохранить к себе каплю уважения после первого контакта. И лишь отдельным, особо близким, личностям посчастливилось заполучить мое почти беспрекословное доверие тяжким трудом — приравнивая к благородству слов еще и действия. Оказывается, не каждый способен жить по законам морали.
А Мацуно как будто бы даже может с ними потягаться. Делает, что вздумается, и вторит об этом в лоб. В случае с ним все нажитые убеждения тяжелым грузом спадают с моих плеч, обреченные найти хоть что-то компрометирующее его добрую душонку, и тонут в волнах неопределенности.
А неопределенность я не выношу больше, чем он может себе представить.
Поэтому сегодня я решаю задать вопрос напрямую:
— Тебе от меня что-то нужно? — он разбивает всю легкость, витающую в воздухе прежде. Звучит остро. Чифую отрывается от тарелки и вопросительно изгибает бровь, но после — мрачнеет.
Неужели я тебя чем-то задела?
— Что? Ты сейчас о чем? — косит под дурачка и тяжело вздыхает, откидываясь на спинку стула.
Мне нравится, что он не прячет глаз, ведя со мной зрительную войну: ему нечего скрывать.
Я в кои-то веки рассчитываю на то, что человек действительно будет честен со мной, несмотря ни на что.
— Носишься со мной, как с ребенком. Кормишь. Беспокоишься о самочувствии. Наведываешься минимум раз в сутки. С какой целью?
— Меня пугает серьезность, с которой ты интересуешься… — он наклоняет голову и слегка покачивает ею, как будто бы не хочет слышать чего-то подобного из моего грязного рта, но почти сразу смягчается и подвигается ближе к столу, протягивая руку немного вперед.
Я прячу свои ладони на коленях, но прими я то же положение, что и Мацуно, он бы точно коснулся моих костяшек своими длинными пальцами.
Гребаный скрипач. Или кто там славится из музыкантов своим изяществом? Ты им всем ровня, кажется, пусть я и дилетант.
— Нет, правда. Так бы поступил каждый.
— Уверен?
Чифую сглатывает. Он даже не моргает.
Понял, что не все такие же добренькие, как ты? Грустно, если ты сейчас смотришь на меня и насквозь видишь, что в моей не такой уж и длинной жизни Люди — не звери — почти не встречались.
— Ну, как минимум, ты мне уже не чужая.
— Чужими могут быть люди, делящие друг с другом постель на протяжении многих лет, — я первая опускаю глаза в пол.
— Хорошо, что я не знаю таких, — а он уже и плевал на свое былое веселье, пряча за холодным тихим тоном ощутимое сожаление.
Давай без этого, бойчик.
— Тебе повезло, — если бы слова были лезвием гильотины, Чифую остался бы без головы молниеносно.
Позволяю себе вновь окунуться в изумрудную негу его глаз и рвано выдыхаю. На лице у Мацуно застыло волнение. Он прожигает дыру в моей груди, сквозь одежду выискивая татуировку.
— Сколько ты там… — смелый кот превратился в котенка, не способного подобрать верное слово. — Пробыла?
В идеально выбеленном потолке над нами нет ни одной трещины. Хочу отдать ему несколько своих.
— Прости, я не должен был… — сразу же обрывает себя Мацуно, но мне такой исход не нравится.
Спазм, сжимающий глотку, просит завершить разговор и послать парня трехэтажным матом, чтобы он больше никогда не появлялся на моих глазах, но…
Мне хочется рассказать тебе больше. Я нахожу в этой затее свою исповедь — в надежде, что ты будешь готов отпустить мои грехи. Не все. Но часть их заслуживает моего облегчения.
— Примерно пять лет.
Чифую несмело кивает, осматривая мою забинтованную левую ладонь.
— И давно ты… — снова мнется. Снова не знает, с какой стороны подойти, чтобы (быть такого не может) не обидеть. — В бегах?
Я придирчиво изучаю каждую эмоцию на лице Мацуно. Я ищу в нем любопытство, лукавство, надежду получить свою выгоду, но нахожу только ангельское добродушие и фантастическое понимание. Он не добивается правды — но прямо сейчас я готова отдать ему почти все, что он хочет.
Минута слабости заканчивается. Я успокаиваюсь, чувствуя сильную поддержку. Готовая идти дальше, а не прятаться под стол и кидаться на людей с ножами.
— По ощущениям, всю жизнь.
Его взгляд бегает по кухне с неприличной даже для Чифую тревожностью. Уверена, в голове брюнета список из миллиона вопросов, на которые он хотел бы получить ответ. У меня подобный перечень тоже имеется.
— Предлагаю пари. У каждого из нас есть по три вопроса друг к другу. Задаем по очереди — отвечаем честно. Я увижу, что ты врешь.
Наверное.
— Ну а ты почувствуешь это, великий эмпат. Согласен? — стараюсь продолжить наш диалог, на удивление, непринужденно.
Чифую подхватывает, хотя я замечаю, что каждая фраза дается ему сложно:
— Плохой трюк при условии, что два я уже использовал, не считаешь?
Подловил.
— Окей. Предыдущие обнуляются.
Ему все еще не легче. Мацуно как будто бы забрал часть моего беспокойства себе и сидит теперь, как на иголках, перекатывая в голове снежный ком из неизвестных никому соображений:
— Начинай.
Прости, но мне все еще нужно узнать твою подноготную.
— Как получилось, что вы с Казуторой друзья? — я поднимаюсь с места, убирая посуду со стола в раковину, и включаю несильный напор воды, чтобы слышать каждое слово.
Чифую оказывается рядом, наливая в чайник воду из фильтра.
— Долгая история…
— Ты никуда не торопился.
Он опирается о кухонную тумбу спиной в полуметре от меня. И начинает. Спустя долгие минуты рассказа о Баджи-сане, других Свастонах и даже брате Непобедимого Майки я замечаю, что намыливаю последнюю тарелку бесконечное количество раз.
А Чифую все говорит и говорит, отвернувшись в сторону окна, даже забыв поставить чайник на плиту. Объемная клетчатая рубашка на его груди вздымается в неровном ритме. Он ненормально часто дышит. Я хочу его остановить, но завороженно слушаю, сглатывая подступающие слезы.
Впервые я осознаю, что парню рядом тоже бывает плохо. Впервые мне до холодного пота непривычно находить его ресницы едва влажными. Чифую избирательно относится к каждой фразе, но не в попытках скрыть правду — ему хочется спрятать свои осязаемые страдания за личиной времени.
Но получается плохо. Потому что твоя боль какого-то черта передается мне воздушно-капельно.
— Так и получилось. Я простил его. Дождался из тюрьмы. Вот, — он не пытается выдавить улыбку, как обычно, и не поворачивается ко мне прямо. Я наконец выключаю воду. Счет будет бешеный.
— Извини.
Вытираю ладони полотенцем. Немое кино было бы громче нас в эту секунду. Поборов накатившую неловкость, кладу руку ему на плечо, упираясь взглядом в противоположную сторону, и слегка сжимаю ладонь. Так ведь делают люди, выражая свою скорбь?
То ли чувствуешь ты, когда говорить начинаю я?
— Все в норме. Сейчас.
Нихера подобного. Теперь я понимаю, почему Чифую так злится, когда я отвечаю на его расспросы в подобном ключе.
Ни кофе, ни чая уже не хочется, но я обхожу Мацуно и зажигаю плиту. Он отмирает и сам ставит громоздкий чайник на огонь. Сейчас бы влить в себя несколько стопок рома.
— Хочешь? — копошусь в кармане домашних штанов и протягиваю ему сигарету, зная реакцию наперед. Он отказывается, но и не косится с ненавистным отвращением. Позволяет моей маленькой слабости осуществиться.
Настежь открыв окно на кухне, закуриваю. Хочется утонуть в дыме, и затеянная игра больше не кажется ни веселой, ни интересной.
Первый окурок осторожно тушу о холодный бетон здания и выкидываю, попутно доставая вторую порцию никотина. Чифую тем временем ставит горячие чашки на стол и, безмолвно подойдя со спины, выхватывает только-только задымившуюся сигарету. Ее ждет участь первой — разве что никто не получит дозу разрядки.
— Чай.
— Ты жесток.
Мы снова падаем по местам напротив друг друга, грея руки над кружками.
— Моя очередь, — осторожно начинает Мацуно. Он снова в эмоциональном строю.
Вот только строй наш — разгромленный.
— Почему ты не ищешь защиты у… Родственников? Рассказывала ведь, что бабушка забрала тебя из Токио куда-то на север Японии, если я не ошибаюсь.
И все же парень мыслит здраво. После таких воспоминаний я бы словила передоз морфия и с пеной у рта разливала на пол водопады слез.
— А еще я в первую же встречу облапошила вас, сказав, что путешествую по стране и веду научное исследование — и этому ты тоже поверил.
Чифую усмехается. От его даже ироничной улыбки становится спокойнее.
Если ты тоже будешь терять самообладание, то как быть мне?
— Резонно. И все же?
— Не знаю никого, кроме родителей. Но Бонтен убили их за долги. А меня забрали.
Детали я держу при себе. Если отметать прочь картинки прошлого, получается даже сохранить будничный тон. Но на лбу у Мацуно все равно рисуются морщины.
Давай продолжим и закончим, пока мы еще в силах, ладно?
— Вопрос от меня. Ты больше никак не связан с подобными группировками? Или кто-то из твоих знакомых?
— Почему интересуешься?
Чуть не рявкаю несдержанное «отвечай же», но вовремя усмиряю свой внутренний шторм. Так я ничего не добьюсь. Парень либо слукавит, либо начнет допытываться до вещей, которыми я с ним
никогда не поделюсь.
— Я в том положении, когда меня пугает близость с человеком из бывшей банды. И, как назло, я наслышана о том, что все в мире переплетено. Даже вы с Ханемией вошли в мою жизнь как-то… Необычно?
Чифую высыпает три ложки сахара в чай и активно кивает. Я же морщусь от мысли, что такие сладенькие мальчики тоже плачут.
— Понимаю. Думаю, у тебя нет причин переживать. После официально распада мы занялись своей жизнью. Иногда приходилось решать небольшие конфликты, но постепенно каждый из нас поставил точку… На этой криминальной странице своей жизни. Если ты боишься, что я кому-то проговорюсь, переживать не стоит. Казутора…
— …не считается, ага. Я так и поняла.
Но в следующий миг выражение Чифую меняется до неузнаваемости. С чайной ложкой в руке он нервно прекращает свои движения, пусть и выглядит эта картина — в чужих глазах — вполне обычно.
— Что с тобой? — стараюсь сделать испуганный вид, но сама уже горю от нетерпения. Неужели волшебный рычаг в его голове сработал, и парень вспомнил что-то полезное.
— О чем ты?
— Ты губу поджал.
— А ты так пристально на нее смотрела? — пытается отделаться шуткой и игриво стреляет своими прекрасными глазками.
Но Чифую уже знает, что с моей любознательностью его кокетство не проходит.
— Говори. Что. Такое.
Парень отходит к холодильнику и с деловым видом осматривает все полочки, но взгляд все равно блуждает по ним бесцельно — он определенно тянет время.
— Чем больше я знаю, тем обдуманнее себя веду. Есть ли у меня причины оставаться дома чаще обычного?
Если они и есть, значит, мне срочно нужно выходить на охоту за крысами.
— Помнишь, я говорил, что у нас проблемы? Вроде как, с недвижимостью, — он все-таки находит последнее пирожное и, не задумываясь, кладет его рядом со мной. Он уже выучил, что я пью его травы без сахара, но заменяю их чем-то не менее вкусным.
— Спасибо. Да, припоминаю.
— В кофейне часто околачивается тип из бывшей Вальхаллы. По нашим данным, он и у Поднебесья был на побегушках.
Сейчас бы не выдать своего озабоченного интереса.
— Что он у вас там забыл?
Чифую пожимает плечами и, делая глоток, морщится. Горячо.
— Притворяется, что из проверяющих инстанций. Мои ребята пробили этого обманщика. Официально — он точно не тот, за кого себя выдает.
Я готова благодарить его ценную зацепку, но мастерски вжимаюсь плечом в стенку, обдумывая «нависшее на меня бремя опасности».
— Так что будь осторожнее, прошу.
От заботы Чифую уже не тошно. Она, наоборот, теплым дуновением распыляется по всему телу, обезоруживая.
— Твой вопрос следующий.
Он долго не думает, как будто бы только и ждал, когда я снова переведу стрелки:
— Чем ты любишь заниматься?
Моя кружка с громким стуком возвращается на стол:
— Чего? — капли немного расплескались рядом, и я дрожащей рукой принимаю салфетки от незамолкающего Чифую.
— Ну, хобби какое-нибудь есть? Ты же не всегда спишь, ешь, работаешь?
Хочется продолжить его цепочку: пиздишь людей, ведешь слежки, ненавидишь себя, строишь козни, тонешь в воспоминаниях, куришь и принимаешь морфий. А, да — еще пьешь черный кофе.
Это… Все, что я делаю?
Когда-то я любила засиживаться за книжками. Читала все, что попадалось в руки, и просила новых впечатлений. Когда-то я любила смотреть кино в семейном кругу, даже если от здравомыслия ужранного отца оставался только храп. В те моменты и он казался каким-то родным и успокаивающим. Когда-то я рисовала на тетрадных полях и мелом по асфальту разводила праздник на нашей тусклой улице.
Дайте мне мел сейчас — и я смогу от силы обвести чей-нибудь труп. «Когда-то» было слишком давно, чтобы о нем печалиться.
— Я читаю, — пожалуй, чужая корреспонденция и документация считается.
— Что предпочитаешь?
Как бы тебе ответить, парнишка.
— Социальную психологию. И что-нибудь из программирования. Мы с компьютером — лучшие друзья, — Чифую уже понял это и лыбится во все тридцать два, словно ничего другого от меня и не ожидал.
— Это круто! А еще? Что еще тебе нравится?
Тело горит от легкого румянца на его щеках. Задорный голос отбивается внутри черепушки звонким эхом, даже когда парень молчит. Я готова взорваться от того, как быстро он оживает на глазах, взъерошивая свою черную, как смоль, шевелюру и вновь обводит меня вокруг пальца своими перепадами настроения.
— Я тебя не понимаю, серьезно, — на мое заявление Чифую неодобрительно косится, как будто не понимает, к кому я обращаюсь.
— Ась?
— Ты можешь узнать буквально все, что интересует твой любопытный нос, но… Я имею в виду, это ведь такие мелочи!
Он снова вкрадчиво улыбается и, видимо, не удержавшись, тянется через весь стол, чтобы потрепать меня по голове. Нужно ли говорить, что я в ярости?
Что у меня сердце уходит в пятки.
— То, что тебе нравится — не может быть мелочью, Хару.
Мое имя из его уст звучит довольно странно. Никто не обращался ко мне так последние лет пять, да и помню я его только потому, что разговариваю сама с собой изо дня в день.
Мое «Хару» будет на сотню градусов холоднее его будничного тона, с которым он это произносит.
Прикусываю язык, предостерегая себя от почти вырвавшейся просьбы: «Назови меня так еще раз».
— Это то, что делает тебя счастливее. Свободнее. То, что делает тебя тобой. То, на чем держится вообще любовь к жизни.
Так вот, в чем дело. Вот почему эту суку я люблю даже меньше, чем себя — что уже нонсенс.
— Да и… Какой бы вопрос из тех, что ты ждешь, я ни задал — кем я после этого буду? Услышанного хватило, чтобы прекратить теребить тебе душу. Не хочу нагнетать еще больше.
Благородный мальчик замолкает, и мне становится стыдно от того, как часто я обзываю его даже мысленно.
— Прошлое должно оставаться там. И не отнимать твое будущее. Поэтому мне действительно интересно не что с тобой было, а как ты живешь сейчас.
Ловлю себя на мысли, что у Чифую красивый голос и обворожительная улыбка. Его размышления кажутся мне мудрыми. И то, что он выкинул мою вторую сигарету — я, наверное, ему прощаю прямо сейчас.
Он снова вселяет в меня уверенность говорить правду уже тем, что находится рядом, попивая свой отвратительно сладкий горячий чай. Даже если я хотела кофе, это уже не так важно.
— Я люблю гулять по ночам. Мне нравится слушать тишину. Но не очень долго.
Иначе тишина начинает вести с тобой диалог голосами, которые не забыть никогда.
Перебираю в голове весь гребаный синопсис, пункты которого могу озвучить, но не нахожу больше ни одного и в каком-то извиняющем жесте поджимаю губу. Чифую выжидает совсем немного и закрывает лицо руками, откровенно посмеиваясь.
— Ты в курсе, что у тебя очень скудный список?
Я в курсе. И до сегодняшнего разговора меня он вполне устраивал.
— Да иди ты, Чифую Мацуно. Что нравится тебе?
Собеседник закусывает губу и с неизменной хитрецой на устах наклоняется вперед, пожирая меня взглядом:
— Это твой третий вопрос?
Мне нужно подумать. Мне нужно взять перерыв и вернуться к парню с радикальным, по-настоящему серьезным предметом обсуждения, который поможет стать ближе к цели на еще один шаг. Я стратег. Я стихия. Я опасный, непокоренный шторм, готовый двигаться напролом, лишь бы в его водах захлебнулся каждый самозванец, назвавший себя капитаном.
Но Чифую — это чертова гавань, способная уничтожить мои раскаты одной своей непосредственностью.
— Да. Это мой третий вопрос.
POV Чифую
— В квартире нашей подружки для тебя прямо медом теперь помазано.
Суббота Казуторы из долгожданного выходного дня превратилась в самую полноценную смену в зоомагазине, за что друг, пусть и сам напросился помогать, мстил мне своими ехидными вопросами и острыми подколами с самого утра.
— Не неси ерунды. Я всего лишь подал руку помощи девушке, которая сама бы не справилась. Я до сих пор в шоке, если честно. Вся эта ее история с Бонтеном. Мутная и жестокая, судя по всему.
— Как и все, с ними связанное. Ты говорил с ней еще о чем-то?
— Не решился. И вряд ли решусь. В конце концов, это не мое дело. Не наше, Каз.
Я не уставал напоминать об этом Ханемии каждый день с тех пор, как отправил короткое
«Ты ахереешь» после первого серьезного разговора с Харукой. Казутора был по-настоящему ошеломлен и долго пытался скрыть съедающую его грусть за положение девушки. Но по мере того, как ей становилось лучше, настрой длинноволосого тоже поднимался вверх — пусть многие интересующие его вещи он оставлял только между нами, боясь ее огорчить или обидеть неосторожной фразой.
— А если что-то подобное повторится? Ты бы смог попросить ее забыть дорогу домой? — странным образом начинает он, выглядывая из-за стеллажа с непонятной ухмылкой.
— Дебич, ты отсидел в тюряге почти половину жизни, а я мылил рожи вместе со Свастонами весь подростковый период…
— Это не ответ на вопрос. Я хочу знать, что ты будешь делать с ней дальше.
А лучше бы ты внимательнее протирал полки.
— Мы же привыкли решать проблемы, верно?
Вместе со счетами на столе я перебираю мысли, стараясь самостоятельно ответить на вопрос Казуторы, но выходит не очень. Я запутался сам.
— А если это не наши проблемы?
Ханемия знает меня слишком хорошо, чтобы не помочь своими тупыми намеками. Хотя, возможно, они и не совсем тупые.
— Когда дело касается опасной группировки, засевшей неподалеку, каждый попадает под раздачу. Мы больше не гопари, но позволить каким-то ебланам причинять вред обычным людям — верх безнравственности и идиотизма, — выпаливаю так, как будто бы это моя речь на выпускной, которую я учил несколько дней и еще столько же рассказывал себе перед зеркалом.
— Но она не обычный человек, дружище. За пять лет в Бонтене можно неплохо замарать ручонки, — Каз старается казаться серьезным и обеспокоенным, но что-то в нем так и распирает накатывающей забавой.
— Мы не лучше, дурачина. К чему вообще столько расспросов? Разве тебе самому не хочется поставить на место еще парочку баранов, которые позволяют себе больше дозволенного?
— Очень хочется. Но наблюдать за тобой так интересно… — протягивает он и больше не сдерживает мольбы в голосе: — Разуй же глаза, Мацуно!
— О чем ты? — у меня перед глазами цифры. Доходы и расходы, на которых я пытаюсь сконцентрироваться, но все, как специально, мешает собраться и на минуту.
— Ты все еще меняешь ей повязки? Или спасаешь ее от одиночества, пока милая Хару-чан ждет прихода своего принца на белом коне, забившись в угол?
— Я… Она… Да нет.
— И что же вы там делаете вдвоем? — Казутора разводит руками, случайно выронив пылевую тряпку из рук, что его только забавляет еще сильнее.
— Ничего особенного. Едим. Разговариваем. Смотрим аниме… К чему ты вообще? — я уже забросил бумаги. Отдался течению мысли Ханемии и прислушиваюсь к своим внутренним ощущениям: как ни крути, а парня хочется треснуть — не то за абсурдность его высказываний, не то за то, что пытается разобраться в моей личной жизни, которую я строю с отвратительными успехами.
— А к тому, что твои храбрые заявления очистить мир от пары-тройки потенциальных мафиози, которые могут быть совсем рядом, вообще не соотносятся с тем, как ты ластишься к ней в квартирку, чтобы с удовольствием провести свободное время, дурачок.
Чертов купидон знает меня как облупленного.
Я и правда стал бегать к Харуке по поводу и без. И если раньше я руководствовался только ее сложным положением, уверенный, что без меня девушка пропадет и не выкарабкается, то сейчас я готов заявиться в стены ее квартиры с перышком в руке — утверждая, какое оно изящное и мягкое настолько, что я решил поделиться даже этой мелочью.
— Ты неправильно все понял…
Я начал глотать каждое ее слово, каждый ее взгляд и вздох, увидев за упорно выстроенной железной стеной чертов океан ни для кого не досягаемой нежности. Она редко была со мной откровенна. Она душила своей сдержанностью и грубостью.
— Ну ты и тупой.
— Кто из нас?
Но ее сила будоражила во мне слишком много эмоций, которые я не смог проигнорировать. Вдвойне я с ума сходил, когда удавалось поймать ее искреннюю. Когда она неловко гладила меня по плечу после услышанного о Баджи-сане, когда она давилась воздухом, в бешенстве шипя на противников главных героев в аниме, когда она смущалась от моих маленьких знаков внимания, не зная, как реагировать, потому что привыкла плеваться ядом.
— Тебе просто нравится проводить с ней время.
— Я этого не отрицал.
Настоящая Харука была редкостью в наших отношениях. Но очаровательна настолько, что мне хотелось быть рядом. Хотелось смешить, увлекать чем-то новым, искать в ней понимания и получать ответную доброту и ласку.
С последним удавалось, конечно, херово, но я бы не был Чифую Мацуно, если бы прекратил старания.
— Но и не говорил прямо! — я и не заметил, как Казутора кинул в меня мокрой тряпкой, которая, к счастью, пролетела мимо.
— Потому что после этого ты начнешь свою шарманку…
Пусть сам подходит за тряпкой, может, удастся наставить ему пару тумаков. Ну или обсыпать благодарностями за то, что расставляет мои шестеренки по местам.
— Если ты не заметил, я уже ее начал и довольно успешно продолжаю.
Ханемия уже вертит в руках какую-то губку, не совсем понимая, можно ли продолжить ей уборку.
— Что ты от меня хочешь, Казутора?
— Чтобы ты уже, наконец, разобрался в себе и перестал притворяться спасателем. Ты бы в зеркало посмотрелся, когда говоришь о Харуке, — смеется он и все-таки подходит ближе, одаривая меня таинственной усмешкой.
— А что не так с моим отражением? — складываю бумаги в нижний ящик. На случай, если между нами развяжется драка тряпок и губок, документы хотя бы не пострадают.
— На лбу не хватает татуировки «влюбленыш», — к своему неудовольствию, я только прикрываю глаза и закидываю голову на спинку стула, высматривая на потолке чуть ли не смысл жизни.
— Не правда. Мы с ней даже друзьями называться не можем.
— С сожалеющим тоном произнес он…
— За что ты меня мучаешь, Ханемия…
Друг хлопает меня по плечу и, доставая из шкафчика позади моющее средство, предельно серьезного резюмирует:
— Уж лучше я тебя помучаю, чем ты, глупышка, будешь бездумно скакать между этажами, придумывая новые планы, как быть к ней поближе.
— Как сложно.
— Вы взрослые люди. Если ты хочешь узнать ее получше, так и скажи ей прямо. А после уже решай — готов ли ты к свиданкам или…
Я уже и не слушаю Казутору. Бутыль в его руках — средство для пола, а не для стеллажей. Да и плевать уже, на самом деле.
Как там Харука?
— И откуда в тебе столько уверенности? Сам от девушек шарахаешься, как только видишь в них серьезный интерес в твою сторону…
Казутора не обижается. Он и сам часто звонит мне, не выходя из кухни в кофейне, с испуганным шепотом уточняя:
«что делать, если она дала мне свой номер и попросила быть готовым к экспериментам?»
— Я теоретик, Чиф. Со мной сидел мужик, у которого было семь жен, и он так гладко стелил о флирте, что мне на всю жизнь хватит.
Впечатлительности Каза только позавидовать. Как и тому жизненному опыту, который он принес с собой из зоны, ничем не уступая среднестатистическому молодому человеку в Японии. Разве что читать не может — и все наши стеллажи теперь будут вонять лавандой…
— Избавь меня от этих историй. Надеюсь, он сидел не за убийство одной из них.
Заметив лажу, Ханемия вместе с чашкой воды удаляется в туалетную комнату и, судя по звукам, сливает воду в унитаз, набирая новую, чистую. Вернувшись, ищет нужное средство и с легкостью продолжает:
— Не, он перепутал соль с кокаином, так и спалился…
Увлекательную историю прерывает звонок телефона. Уставившись друг на друга, оба дергаемся, не ожидая громкого рингтона, но после я быстро нажимаю на кнопку «Принять вызов».
— Это Майки.
— Сделай на громкую.
Не успеваю я выполнить просьбу Каза, абонент на другой стороне уже разрывается от эмоций:
— Чифую, я в заднице!
Не это я ожидал услышать от старого лидера Тосвы.
— И тебе привет, дружище, — проговариваем с Ханемией почти одновременно и отбиваем друг другу пятюни. Сработались.
— Это Каз там? Здорова. Мне нужна ваша помощь. Смогу на днях переночевать у кого-то из вас в Йокогаме? — Майки нервничает и куда-то торопится. Звук громкоговорителя помогает понять, что белобрысая голова уже рассекает толпу где-то на вокзале, хотя на кой черт он ему нужен при мощном мотоцикле — вопрос интересный.
Ханемия машет головой, одними губами проговаривая «мама», и я беру ситуацию под свой контроль:
— У меня есть свободна комната. Думаю, смогу тебя даже встретить, только скажи — где и во сколько. И что случилось?
— Да, да, что такое? — вторит мне Казутора, заглядывая в экран телефона, как будто так быстрее поймет, что там у Сано произошло.
— Все плохо! Короче…
После окончания школы Майки долго не думал, чем заняться в будущем. Видимо, школа жизни деда отлично на него повлияла, и уже через пару месяцев когда-то Непобедимый лидер стал молодым успешным тренером не менее Непобедимых бойцов.
Разве что Манджиро Сано опекал своих птенцов лучше многих наставников и имел целый перечень «вето», которые важно было соблюдать. Например, не ходить на подпольные бои. Тем более, даже не уведомив о том, что в голову взбрела эта «бомбическая» идея.
Мы были сильно обескуражены, узнав, что один из его учеников осмелился перечить грозному тренеру, и не абы кто — а девушка. Майки нужна была поддержка в Йокогаме: не только приютить и успокоить, но и вместе найти несчастный клуб «Фудзи», где ненаглядная Сано будет биться уже завтра.
— Серьезно, нас теперь ждут йокогамские подпольные бои? — положив трубку, убеждаюсь, что фраза действительно сумасшедшая, только когда произношу ее вслух.
— Круто ведь! Развлечемся.
— Ага…
Почему-то энтузиазма Казуторы я не могу оценить. На уме все еще Харука, а точнее — попытка до конца разобраться, прав ли друг, и почему после его ухода я снова захочу подняться на седьмой этаж, задабривая сложный нрав девушки ласковыми речами и чем-то вкусным, лишь бы провести еще один вечер в зоне ее досягаемости.
— Ладно. Может быть, отвлекусь как раз, — пусть подобные зрелища вряд ли смогут мне чем-то помочь.
POV Харука
Днем я проснулась в странном волнении с единственной мыслью на уме: сегодня снова бой. Первый за месяц. Первый после тяжелого и несравненно глупого ранения. Даже ночью, плотно сомкнув веки, я видела, как катаюсь по татами, сдерживая ноги соперника — как будто бы мозг и в спящем режиме готов был тренироваться и готовиться ко всем исходам.
— Еще и новое место. Гребанные организаторы. Толпучка. Бесит, бесит, бесит.
Я успела хорошенько размяться, отработать перед зеркалом в прихожей пару сложных ударов и повторить множество простеньких, старых. Контролировать тело было легче, чем я представляла, как обычно, ожидая худшего. Зашитая рана на спине неплохо срасталась и позволяла резкие движения, а порез на руке в целом не тревожил, превратившись в рассекающую ладонь диагональ запекшейся крови. Синяки сошли — благо всем мазям Чифую, за фиолетовые разводы на теле, сошедшие на первой неделе, я вообще не переживала.
Более того, последние несколько дней я старательно тренировала свою выносливость, поздней ночью нахаживая круги по району и срываясь на легкий бег. Годы тренировок дают о себе знать — даже после длительного «отдыха» я быстро возвращаюсь в форму.
— Я неплохо подготовилась. Все будет в порядке, даже если пойдет по пизде.
И еще мне все-таки удалось найти морфий. Деньги за сайт для зоомагазина ушли на две спайки таблеток, сильно успокаивающих уже своим наличием в тайном кармане рюкзака. За ними я и бежала в другой конец Йокогамы, теперь зная, где мне будет рада местная обдолбанная каста.
Да и одежда к бою вместе с париком пришла тютелька в тютельку час назад.
— Все складывается как никогда лучше. Кроме Чифую.
Я не хотела, чтобы он увидел дом пустующим. Не хотела попасть под расспросы, отделываясь коротким «гуляла». Не хотела вызывать в нем гнев, раздражение или страх. Мне в целом несказанно повезло, что саму тетрадь с адресами клубов я успела закинуть под матрас, который он не смог проверить в тот день.
С его появлением все усложнилось.
Но страшно было не то, что Чифую тревожил мой покой своими глупыми идеями с регулярной и не менее подозрительной частотой. Страшно, что я начала неосознанно тереться в прихожей в ожидании его спешных шагов по коридору и считать секунды до момента, когда можно открывать дверь.
— Он приучает меня к себе? Не получится.
Мацуно больше не нервировал.
— Я не хочу.
И уже было неважно, принесёт ли он с собой сковороду или стаканчик кофе.
— Я смогу не зависеть от его непосредственности и дальше.
Чифую украшал этот дом и делал его
теплее более сносным лучше меня.
Когда края уха касается знакомый звук открывающей двери лестничной площадки в коридоре, я без сомнений узнаю привычку парня подпирать ее ногой, пока та мягко не закроется. Он не любил пугать соседей громкими стуками.
— Не буду открывать.
Но он уже слишком близко. Я слышу, как уверенно он делает последние шаги, разделяющие его с квартирой, и заносит руку для стука, от которого у меня первое время волосы вставали дыбом.
— В следующий раз — точно не буду, — произношу шепотом и выжидаю минуту.
Не нужно ему знать, что я ждала его возвращения из зоомагазина. Да еще и с такой блядской верностью.
— У меня к тебе деловое предложение… — начинает заговорщически, еще не зайдя внутрь.
«К чему такая спешка и что за предложение?» — вопросы отпадают, стоит мне осмотреть его занятые всякой всячиной руки и серого кота в переноске для животных.
— Во-первых — привет. Во-вторых — я говорю: «нет».
— Ну… Пожалуйста? — строить глазки, изумительные глазки, он научился, наверное, со времен младенчества, и, засмотревшись
в них, я не сразу понимаю, как быстро он отпирает маленькую дверцу, позволяя коту вырваться в прихожую со зловещим шипением.
— Я однозначно не хочу делить с ним квартиру.
— Признайся, ты просто боишься быть хорошей хозяйкой.
— И это тоже.
Живое удивление на лице Чифую явно свидетельствует о том, что его грандиозный план потерпел катастрофическое крушение. Брать меня на слабо — не та тактика, которой стоит придерживаться. Хоть серый демон, уже обнюхивающий прихожую, кажется, не готов вести этот бой вместе со мной, протестуя новому жилью. Ему здесь определенно нравится.
Как и мне.
— Мы больше не знаем, что с ним делать, — выдает измученно. Чифую больше не давит на жалость, он точно описывает ситуацию. На которую мне насрать.
Почти.
— То же, что и с другими животными в вашем магазине, — скрещиваю руки и отхожу от кота подальше. Важно не сорваться и не затискать его до смерти на глазах у Мацуно. Все-таки с животными мне всегда было проще, чем с людьми.
— Он никому не нравится. И ему никто не нравится.
— Я же нравлюсь.
— Поэтому мы и здесь, — воодушевленно добавляет парень, пытаясь парировать мою несговорчивость.
— Нет. Это другое, — и у него не получается.
Мы оба наблюдаем за мохнатой задницей, удобно устроившейся прямо на полу, и не знаем, как дальше спорить.
— Слушай, он живет у нас уже больше месяца. Никто из животных не остается в зоомагазине: их привозят ранним утром и увозят поздним вечером…
— Вот и его пусть приучают к коллективному разуму…
Было бы все так просто, Чифую не пришел бы ко мне, зная, чего ему стоят эти уговоры.
— Он не дается. Ко мне он привык, поэтому я отделался легкими травмами, пока ловил его по всему залу. Остальные люди убегают от нас, как с бойни, — Чифую осматривает свои руки, и только после этого я замечаю глубокие царапины от кистей до самых локтей.
Меня не нужно удивлять дважды. Потерявшись на минуту в ванной, выхожу к Мацуно уже с антисептическими салфетками и пластырями, ловя на себе благодарный длительный взгляд.
— Неудивительно.
— Ты была первая, к кому он сам подошел. На моей памяти. Ауч, — он шипит, как и этот кот, позволяя мне протирать его ранки.
Откуда такой приступ нежности, Харука?
— Еще раз — нет.
Соблюдаешь баланс ласки и жестокости?
— С ним плохо обращались. Говорят, когда-то он был домашним и покладистым.
— У всего есть своя точка отправления.
Мацуно в умоляющем жесте перехватывает мои ладони и заглядывает в самую душу. Под таким трепетным напором брюнета я забываю, как дышать.
— Невозврата, Хару. Что-то произошло. Что-то, из-за чего он не может больше доверять другим.
Ты не кот, Чифую. Ты крыска-манипулятор, которая знает, на что давить.
— Но тебе он доверяет.
Потому что мы с ним из одного теста. И лучше ему бежать от меня до границы, иначе эта глупая симпатия и, тем более, привязанность доконают его, когда бедное животное узнает, какая из меня безрассудная, вспыльчивая, наглая, безответственная хозяйка.
— Ему здесь не место.
Как минимум, я уеду сразу же, разобравшись с очередным монстром, который захватил Йокогамскую больницу своим величием. И, возможно, расквитавшись с кем-нибудь еще.
— Это на время.
Чифую точно читает мысли.
— Я не собираюсь следить за его распорядком дня. Кормить, убирать…
На самом деле, я бы с удовольствием за ним ухаживала, когда шарики закатываются за ролики. Неплохая терапия.
— Это буду делать я!
Не хватало мне тебя дома десять раз в сутки, Мацуно. Не снова. К хорошему привыкают катастрофически быстро. И как я буду уезжать отсюда без единого напоминания о себе — уже почему-то представлять не хочется.
— Все-таки это моя инициатива и просьба.
— Это уже не просьба. Ты настаиваешь.
— И мне сложно отказать, правда? — снова он показывает своего внутреннего обольстителя, невесомо поглаживая внутреннюю часть моего запястья прямо над шрамом на левой ладони.
— Я отказала тебе бесчисленное количество раз. Но ты все еще протираешь входную дверь своей спиной.
— Кстати, я пройду?
— А когда ты спрашивал разрешения? — цокаю, унимая сердце, и отхожу на пару шагов дальше. Так и стояла бы под этой дверью, черт возьми, пока мозг из-за него в отключке. Еще раз изучаю важный вид кота и смягчаюсь.
Раз я ему и правда понравилась, может, во мне и правда осталось что-то хорошее?
— Если бы я уточнял каждый раз, могу ли зайти, из спальни уже бы тянуло трупным запахом.
— Ты утрируешь.
— Уверена? — Чифую снова переобувается в свои излюбленные тапочки и распаковывает пакеты, в которые уже понабрал все необходимое для питомца.
— На сколько?
Мой вопрос сбивает его с толку, и Мацуно роняет одну — из трех, сука, вариантов — мисок на пол.
— Что — «на сколько»?
— Вся эта канитель с котом. Сколько его нужно подержать у себя?
— Я не уверен…
Поведение Мацуно ничего не оправдывает. Ни милая мордашка. Ни предусмотрительность и ответственный подход к любому делу. Ни наше обоюдное небезразличие к серому оборванцу в углу прихожей.
Ни даже футболка Чифую, в облипочку стягивающая притягательное мужское тело. И как я сразу не заметила?
Араи тоже был неплох. Но он был моим отцом и, к тому же, воспринимался, как настоящий дед. Поэтому я не сразу понимаю, отчего ладошки потеют, стоит взгляд бросить на полупрозрачную тонкую ткань.
— Тебя сейчас выгнать за порог, или ты сам уйдешь? — сглатываю, вспоминая, о чем мы там еще не договорились.
— Можешь делать со мной, что хочешь. При условии, что оставляешь его.
Делать со мной что хочешь? Это ты зря. У меня неплохая фантазия, а ты разбрызгиваешь свои феромоны непозволительно часто.
— Все настолько плохо?
— Службе защиты животных не нравится, что он остается в помещении. Они не видят полной картины и могут забрать, но…
— Ему разве будет не лучше?
Чифую задумывается. Его опасения мне понятны.
— Очевидно, нет. Мы слишком долго за ним наблюдали. Он сложный.
Недавно ты то же самое говорил и мне.
— И я не хочу, чтобы ему стало еще хуже в условиях, от которых он бежит, не оглядываясь, — видно, парню неловко произносить эти слова. Он сжимает кулаки и складывает руки на груди.
Он снова прожигает мои ребра, вспоминая знак Бонтена.
— К тебе или Казуторе точно не вариант?
— Давно бы уже забрали, Хару.
И снова молчим, провожая действия кота, уже обнюхивающего мои ноги и пакеты Мацуно.
— Говорят, он поодгрызал хвосты уличным псам, которые на него нападали.
Мой мальчик.
— Ладно.
Лицо Чифую светлеет. Он точно выглядит так же, когда выходит новый том его любимой манги. Я даже готова на это посмотреть.
— Правда?
— Я не повторяю дважды.
— Ты знаешь, что я безмерно благодарен?
Я помню, что я «замечательная». Оставляю его вопрос без ответа. Все и так понятно.
— Как его зовут, говоришь?
— Он волк. А значит — Оками.
Тяжело вздыхая, на свой страх и риск присаживаюсь на корточки возле кота. Ему не очень приятны мои касания, но он стоически их выдерживает, привыкая к неназойливым поглаживаниям.
— Располагайся, Оками.
Кот — не худшее решение Чифую скрасить мои бесцветные, на его взгляд, будни. Но мне нужно хорошенько подготовиться к ночной вылазке и перестать отвлекаться на скромные вмешательства парня в мой привычный распорядок дня.
Хватит, Чифую, выводить мои системы из строя одним своим присутствием. И да, эта черная футболка, сидящая на твоем торсе, как влитая, идет тебе. Прямо дыхание перехватывает.
