POV Харука
Попроси меня кто описать сегодняшнюю ночь, я бы и слова подходящего не нашла, какой бы острой на язык себя ни считала все предыдущие — без малого — годы. Странная, однако, ночь. Невозмутимо спокойная. До испарины на каждом сантиметре тела душная. Влажная от одного моего вздоха, когда любое незначительное движение торопило струйки пота мочить простынь. Я старалась остановить снежный ком из воспоминаний о поездке в такси, чтобы не задохнуться от возмущения — а только ли от него? — но дышать без вспышек в памяти, состоящих из одного сплошного — блять — Чифую Мацуно, было невыносимо. Кажется, я повторно проходилась дрожащими пальцами по местам, что он умудрился так нецеломудренно опалить своим жаром, пока не уснула с рассветом. Но даже во сне он явился ко мне с совсем не приличными намерениями, продолжая начатое с пущим напором. Сопротивлялась ли я его созданным больным воображением губам, я не помню. — Очевидно, да. Где это, сука, видано, чтобы кто-то… — в возмущенном жесте поднимаю руки к потолку, лежа на кровати, и рассматриваю линии на ладошках. Интересно, а по ним правда гадают? — Чтобы кто-то… Выводил меня настолько… А Чифую явно вывел меня из строя. И больше всего я опасалась двух вещей. Первая касалась его хорошей памяти и тревожащей меня перспективы поднимать тему этого вечера — она же и оставалась одной из самых щепетильный проблем, свалившихся на голову с приездом в Йокогаму. — Я могла бы доступно донести до него, что свои лапы нужно держать на привязи, как собак… Но сама мысль о «лапах» Мацуно — больших, теплых, нежных, завлекающих в свои чертовы сети — волшебным образом растворяла все мое собранное в клубок ярости негодование в неподвластную жидкую негу. Я ощущала ее неторопливое течение по всей груди, пока она не добиралась до напряженного живота, сводя ноги и кисти в непривычном напряжении тела, словно превращая меня в натянутую тетиву. В один оголенный нерв, который так и просится попасться на глаза, чтобы до него снова дотронулись, ибо в этом и есть его единственный шанс на спасение и жизнь. — Араи предупреждал… — переворачиваюсь на живот и глушу подобие визга в матрасе между двумя подушками. Стаскиваю одну из них прямо на затылок и придавливаю себя к простыне с не пойми откуда появившейся силой, желая умереть в собственной постели от неестественного удушья. — Еще бы я из-за какого-то сопляка нижнее белье ни застирывала. Дядя Араи не раз повторял, что я вольна делать со своей жизнью, что хочу. Он вовремя подкинул мне нужную литературу, не желая теряться за обеденным столом во время разговоров о сексуальном образовании, и на все мои недовольные фырканья и отнекивания только и отвечал, что в мире полно «отличных кандидатов», с которыми я бы могла познать все прелести женского счастья. — Я понимаю, здесь таких нет и не будет, Хару, но, пожалуйста, выходя за пределы нашего преступного мира, будь осведомлена хотя бы о презервативах и… — Кто-то учил жевать меня молча, а сам… — Беременную, тебя никто не будет щадить на заданиях… — Как будто сейчас у меня все условия для беззаботной работенки, ей богу. Араи вряд ли позволял себе задумываться, что, насмотревшись за много лет на бонтеновских отпрысков и ссущихся их местных парней, я вряд ли решусь доверить свое тело кому-то. Как и сознание. Как и эмоции. Что угодно от меня не могло попасть в жесточайшую ловушку, где один из нас — а то и оба — на все сто окажется ебейшим источником страданий. Дядя желал мне лучшего. Возлагал надежды на будущую жизнь. Придумывал красочные картины быта, не обремененного заботами банды. А я… — Никогда не видела чего-то даже похожего в реальной жизни. Я не хотела быть избитой человеком, которому могла бы это позволить не то из-за чувств — смех да и только, — не то из-за безысходности. Я не хотела ложиться в постель к мужчине, который наплюет на мои желания и решит утолить свою жажду голода во что бы то ни стало. И я, тем более, не собиралась растить детей в условиях, похожих на… — …мою чертову жизнь. Я всегда смеялась до слез, когда Араи снова заводил свою шарманку о том, как неожиданно даже для себя я могу пойти на поводу у бушующих гормонов и непомерного желания чужого разгоряченного тела, но оказался не занудным папашей, а недоделанным пророком. Иначе как объяснить трусы на сушилке, которые вручную пришлось отстирывать от естественной смазки, сочащейся из меня, как из течной сучки. — И это во-вторых. Даже если Мацуно ничего не вспомнит, как мне теперь рядом стоять… Остается надеяться, что вчерашний казус был вызван эффектом неожиданности. Моей усталостью, его нетрезвостью и… Вибрация телефона от пришедшего вдруг уведомления будоражит, словно выстрел. Вздрагиваю от неожиданности, но по-настоящему потряхивать меня начинает только в предвкушении, от кого я могла получить дневное сообщение. Разблокировав табло, я пропускаю несколько ударов сердца в глотке, как будто оно сорвалось со своего привычного места и теперь путешествует от гланд до пяток. Не самый удачный маршрут. У меня впервые все изнутри чешется при виде знакомого имени в строке отправителя. Чифую Мацуно (аренда) Хпрука, милвая, я зззадержцсъТы пьян? Вы там живы?
Мацуно?
Чифую?
Чифую Мацуно (аренда) Боги, прости, Хару! Мы, кажется, сильно перебрали… — Да что ты говоришь! Сильно перебрали? Оками, — я подзываю кота, как сторожевого тренированного пса, и, на удивление, недовольная морда появляется в проеме, измученно изучая мои трепыхания по постели. — Ты это слышал? Они перебрали! Больше ничего сказать мне не хочешь, Мацуно? Я не отвечаю на эту глупую констатацию факта и только собираюсь заблокировать экран, как приходит новая весточка. Чифую Мацуно (аренда) И доброе утро! — Какое, нахуй, доброе? Святоша. Забыл поздороваться. А честь и совесть ты там в баре не забыл, сучонок? Чифую Мацуно (аренда) Ты вчера вызвала нам такси, верно? Видел звонок на телефоне.Доброе. Да, вызвала.
Чифую Мацуно (аренда) Прости за беспокойство! И спасибо! Сам не знаю, что на нас нашло. Хочу загладить причиненное неудобство. А вчера ты просил разрешения «исправить свою вину», негодяй, и покусывал меня с удовлетворением гурмана в зрачках, словно перепутал с куриной грудкой. — Ну и как тебе мое тело — на соль и перец? — от сказанного вслух со стыда жмурюсь, неаккуратно роняя телефон прямо на нос, — небольшой ушиб минимум сутки будет болеть о Чифую-Чифую-Чифую. С другой стороны, судя по всему, парень мало что запомнил, и такой расклад меня в целом устраивает. Не считая остаточной девичьей — ну и откуда это во мне? — обиды за будущие недомолвки и наши пересечения под лозунгом «неопределенного неведения». — Но рассказывать я тебе ничего не буду. Даже не намекну. Себе дороже. Чифую Мацуно (аренда) С меня обед?Все в порядке. Ничего не нужно.
Чифую Мацуно (аренда) Обед и ужин?Все нормально. Отдыхайте.
Чифую Мацуно (аренда) Зайду к тебе по пути на работу. Через часа два. — Меня не будет дома? Я уеду по делам? Мне нужно выгулять кота? Покурить на другом конце Йокогамы, обязательно с видом на море? Я укладываюсь на постель, задрав ноги к потолку и оперев их о стену — так легче думается, — но все же не нахожу из всех вариантов ни одного объективно правдоподобного и просто не отвечаю. Чифую тоже диалог не продолжает — видимо, его решение «забежать по пути» точно было предупреждением, а не вопросом. — Еще позавчера выделывался. «Могу я зайти? А это могу? А то могу?» Смысл спрашивать, если ты и так получаешь почти все, что хочешь, сраный конь без принца, — мысленно передразнивая Мацуно, спускаю ступни на пол. Спать после будоражащего поединка с телефоном, запутавшись в одеяле, как в коконе, уже не выйдет. Мимолетно провожу ладонью по шерсти Оками, наблюдающего за мной теперь уже со смирившейся миной из коридора, и стремлюсь в ванную. Еще раз смыть с себя запах Чифую — вкусный до помутнения рассудка и мурашек перед глазами. Фу.***
А брюнет пунктуален, как никогда. Написал «через часа два» — и в дверь стучит, не успевает стрелка перебежать час и пятьдесят девять минут ровно. Не уточняя у себя же, для чего я считаю чертовы секунды, отворяю дверь. Развеселый Мацуно даже не здоровается, влетая на порог, — боится, что выгоню? — Ты отказалась от обеда и ужина, но это еще не говорит о том, что я откажусь от своих извинений, — отхожу от него подальше, за пределы огромного энергетического поля Мацуно, и не приближаюсь к протянутому в мою сторону картонному пакету приятного бордового оттенка. Совсем неинтересно, что ты там приволок с собой. — Не… — «Не стоило», «не нужно было», «все в порядке» и прочие вариации не принимаются, — парень стаскивает с себя кроссовки и, вручив «увесистое извинение» из рук в руки, освобождается от плаща, немного мокрого от накрапывающего на улице дождика. Неужели бегал в магазин ради этого? Мог бы и остаться там. Навсегда. Не платила бы аренду, ха. — Я… Всего лишь вызвала такси, — микротоки бегут по фалангам пальцев, когда его холодные подушечки касаются моей кожи при передаче пакета. — Ну да, — произносит с довольно странной интонацией, словно и не верит вовсе в мои слова, на что я жутко настораживаюсь. — А еще спасла мою спину! Я бы не пережил сон на барной стойке. Мне уже двадцать четыре — я стар. По-хозяйски Чифую проходит в ванную и, намывая руки, довольно улыбается мне через зеркало, будто обстреливая в дальнем бою своими феромонами. Я лишь надеюсь, что скалится он не из-за нижнего белья на сушилке позади него. Твоих рук дело. Черт. От одной интерпретации этой мысли я заливаюсь краской до ушей и ощущаю новый прилив жара снизу живота. — Ты откроешь? — уточняет он в нетерпении и вытирает руки о гостевое полотенце, всегда висящее на нижней трубе батареи, потому что он может явиться когда угодно. И почему в моей квартире — все настолько под тебя. Я все же раскрываю подарок, обнаруживая внутри довольно много ярких мелочей — упакованные ароматические свечи в больших стеклянных фужерах даже источают легкие нотки ванили и цитруса. Несколько разноцветных бомбочек для ванной под ними, судя по рисункам на них, тоже будут благоухать не хуже. Замечаю вишневую. Вместо сигарет? Дым мне все еще по вкусу. — Ух ты, — на эмоциях дарю ему удивленный выдох, поднимая глаза с застрявшим «мне приятно» поперек горла. Чифую подошел уже почти вплотную — и как я не заметила? — и, опираясь о дверной косяк, рассматривает мои прядки за ухом с нечеловеческим интересом. Хватит на меня охотиться. — Надеюсь, тебе понравится. Будет повод лишний раз расслабиться. И приятно провести время. Шарик соли в моем воображении растворяется в ванной, оставляя после себя цветные полосы и радужные пузырьки, а озорные догадки пускаются в пляс: теперь я обнаженная буду нежиться в водичке пастельного цвета и, вдыхая аромат какао и белого шоколада, вспоминать тебя, Чифую Мацуно? А не представлял ли меня в ванной ты, выбирая средства для столь интимного вечернего досуга? — Ты же приглашаешь на чай, верно? — он наклоняет голову чуть ниже, словно пытаясь тоже заглянуть в пакет, и дыханием цепляется за мой висок, отчего я, как ошпаренная, отодвигаюсь дальше по коридору и разворачиваюсь на кухню. — Если ты его заваришь. — Ты без меня что ли с голоду помираешь? — шаги следуют за мной, прерываемые звуком обиженного бормотания. — Елки-палки, Харука! — Не бурчи. — Знал же — нужно было нести еду… Ты голодна? Отрицательно качаю головой и поджимаю колени к груди, усевшись на один из стульев. Суетящийся Чифую на кухне стал такой обыденной частью интерьера, что и выгонять его уже нет необходимости. Как будто бы его нахождение здесь — вполне нормальная мера предосторожности. Как будто бы держать его рядом с собой — куда более мудрое решение, нежели попытки сторониться его компании всеми правдами и неправдами. Парень с легкостью находит пакетики трав, припрятанные на моей кухне своей заботливой рукой, и заваривает, по обычаю, две кружки чая. Синие венки соблазнительно сплетаются на бледной ладони. Я забываю моргать, представляя, как они расходятся на ключицах по груди, и отмираю, только когда Чифую уже сидит напротив, подвигая кружку чуть ближе ко мне. Что-то напоминает. Точно — наши многочисленные стандартные вечера, названные мною стандартными на свой страх и риск. Чифую изящно обхватывает ручку, а я признавать не хочу, что пальцы его идеальной длины. Керамическое кольцо на среднем отливает холодом серебра и отправляет блики на белую кухонную стенку. Оками нравится. Он выходит из-под стола, горделиво приближаясь к противоположной части кухни, и молча наблюдает за световыми зайчиками над ним. Не нападает. Но выжидает тот самый момент, когда его атака будет непредсказуемо молниеносна и точна. Парень делает глоток и прочищает горло, готовясь к диалогу, — скорее всего, как обычно, ни о чем и обо всем сразу. — То, что произошло вчера… Я помню. Очень хорошо помню, — чеканит брюнет в тишине кухни, и я готова поклясться, что он обладает теми же навыками хищника, что и серая кошачья морда. Пиздец. Прячу взгляд на чаинке, а лоб уже чешется от пристальных изумрудных зрачков недо- алкоголика напротив. Только и успеваю обескураженно закусить губу, не позволяя разочарованному — а точно ли? — стону коснуться его слуха. Я пропустила мимо ушей твою неуверенную ложь, потому что сама хотела в нее верить. Так было бы проще. Проще, Мацуно. Так зачем ты решаешь все усложнить? — Но… — мне не приходится играть смущение. Я и есть сплошное блядское смущение, алым заревом освещающее всю кухню. — Обманщик. — Ты бы и на порог меня не пустила, — Чифую виновато усмехается. Чувствую изгибы его губ, даже не смотря на них. Смелости не хватает. Да и сдержать маску упрямства и безразличия, ведя с ним зрительную битву, будет сложно, когда горошинки сосков уже трутся о ткань футболки, отказываясь стирать из памяти голос, отпечатавшийся прошлым вечером на шее, мочке, щеке и устах. Строила без тебя свой песчаный замок, а ты пришел и беспощадно растоптал его. Нет тебе прощения. Разве что — обещай построить новый, более устойчивый. — Хуже обманщика может быть только сообразительный обманщик, — сама не узнаю свой голос. Отвечаю слишком низко. Почти шепотом. Как будто бы умоляю закончить нашу импровизированную сценку и уйти за кулисы, но все еще не до конца уверена, действительно ли хочу увидеть финал этого акта. — Вчера… — начинает было он, но я и слышать не хочу этих глупых оправданий, которые глупая неопытная Харука, якобы, могла не различить. И что ты мне сейчас скажешь? Что все было ошибкой? Что ты перепутал меня с красивой официанткой? Что хотелось поразвлечься? — Ты был пьян. — Я был смел, — парирует он уверенно. Я громко выдыхаю, в недоумении хмурясь. Большими глотками выпиваю половину кружки. Немного остывший чай обжигает меньше слов Чифую, за которые нужно дать по губам. — И я хочу, чтобы ты это понимала. Мы все еще плохо знаем друг друга. Но меня к тебе однозначно тянет. Это заметно. — И я буду тянуться дальше. До тех пор, пока не услышу твой ответ, — как будто бы в доказательство своих слов он наклоняется чуть вперед, желая ухватить меня за руку, но я одергиваю обе ладони и прячу их под столом, получая в ответ неожиданно тоскливую усмешку. Насколько твердо нужно отказаться от твоих ухаживаний, чтобы ты поверил***
— А я тебе говорю — Нишиноя лучший! — доказываю я, перекидывая подушку через постель, целясь в голову Мацуно. В самый лобешник, чтобы навсегда запомнил: перечить мне — занятие, не сопоставимое с жизнью. — Все потому, что тебя раздражают выкидоны Хинаты! Он еще раскроется! — парень ловко ее ловит, но не кидает в ответ. Устал уже вести эту войну мнений. — Я не буду читать сраную мангу, чтобы дождаться, пока летающий мальчик, наконец, повзрослеет! — Переименую тебя как «Словила краш на шкета либеро». — Кого словила? Да, Чифую все же пришел в гости на следующий вечер, чтобы посвятить несколько часов доработке сайта, и все бы прошло спокойнее некуда, если бы после мы не решились на еще несколько серий «Волейбола». Никто не знал, что они закончатся скандалом, потому что наши с парнем вкусы на малолетних спортсменов оказались разными. Кроме того, что привлекли нас коротышки. — Ты сама едва ли выше Хинаты, хотя старше него на… — зеленоглазый возвращается на край постели и прикрывает ноутбук над моими пальцами, с негодованием понаблюдав, как я выискиваю в интернете информацию на понравившегося героя. — А кстати. Сколько тебе лет? И когда у тебя день рождения? — Тебе зачем? — Господи, ты несовершеннолет… — Успокойся, — усталость перекрывает любые пути к отступлению, и я облокачиваюсь о вторую подушку, забрав ее из-под задницы соседа. — Мне двадцать два. — А когда ты родилась? — он ложится рядом и устремляет взгляд в потолок, кажется, пытаясь разглядеть там то же, что и я. Знать бы, что именно. — Двадцать второго октября… — Так ты весы! Казутора сказал бы, что у нас с тобой идеальная совместимость. — Избавь меня от астрологических познаний Казуторы… Несколько дней до четверга нам удавалось придерживаться созданных друг для друга правил. Он не злоупотреблял моей сдержанностью, а я действительно проводила много времени в кофейне, создавая точный план проникновения в больницу Ямады, и не пренебрегала вниманием со стороны парней. Хотя все равно чувствовала себя очень неловко, когда Чифую писал сообщения, уточняя, не хочу ли я присоединиться к их вечеру просмотра фильмов или игры в приставку. Особенно неловко, когда приглашения подразумевали вечер наедине. А мне и правда хотелось быть где-то рядом — изучать свое новое поведение и, да простят меня безбожные святые, получать истинное удовольствие от невзначай брошенных в мою сторону знаков симпатии. Его знаков. От которых грудная клетка покрывалась мурашками, а сердце напоминало о том, что я человек, несколькими очередями ударов о ребра. Вчера, к слову, я даже хотела согласиться на очередную домашнюю авантюру парня — конечно же, в целях исследования его квартиры, — если бы не ночная вылазка в круглосут, которая могла как спасти, так и разрушить еще не начавшуюся миссию по устранению монстра-хирурга. На мое «Я заканчиваю сложный проект для клиента и не могу присоединиться» Чифую пожелал успехов. Но я совсем не расстроилась. Вроде как. Моя главная цель не ждет. И никакие зеленые глазки не собьют меня с намеченного пути. — Мог бы и без грустного смайлика. Такой ребенок, — бурчу я, пробираясь между улочками уже за полночь, точно помня, что по четвергам найти молоденькую продавщицу за прилавком магазина труда никогда не составляло. Это была бы моя первая встреча с ней после того самого нападения двух ублюдков. Все разы, что я приходила сюда, уже оправившись, застать ее не удавалось — либо я была просто не готова намеренно посещать смены девчонки, ожидая расспросов, либо страшилась еще чего, черт теперь разберешь. Признаваться не хотелось — я бы вряд ли осталась равнодушна, увидев ее вдруг покалеченной из-за того, что в очередной раз меня могло не оказаться рядом. Пусть это и не мои заботы. И не моя ответственность. Пусть мы друг другу чужие, но — в такие моменты я даже понимаю Чифую с его потугами иногда носиться за мной, как за ребенком. Но во мне говорит жалость к слабым, а в нем… Возможно, что-то похожее.***
Но вчерашняя лютая вера в свою успешность и удачливость запросто испаряется, стоит мне только выйти из дома сегодня. — Живем-живем, Хару. Через пару часов ты продвинешься значительно дальше. Я спрятала на дне рюкзака халат медсестры на случай, если не смогу найти его в больнице. Медицинских масок напихала несколько штук по всем карманам — они имеют привычку теряться, пусть ты хоть на все сто уверен, что положил ее именно сюда. Да я даже в продуктовом магазине собрала набор настоящей хозяюшки и напхала покупки в рюкзак так, чтобы при неожиданном осмотре сложилось натуральное впечатление — эта девица точно направлялась домой варить мисосупы, как вдруг что-то пошло не так. — Удачи, Харука, — желаю сама себе под нос, уверенной походкой направляясь мимо больничных ворот. В будке охранника сегодня усатый дедок лет шестидесяти — видела по камерам, как он обходительно общается с пациентами и журит сотрудников клиники за чопорность. С ним мне сегодня явно везет. Возле самых ворот замедляю шаг и специально семеню ногами вправо, ближе к ним, неуверенно пошатываясь. Прислонившись плечом к стальным прутьям ограждения, сутулюсь сильнее и опираюсь ладонями на коленки, тяжело и громко дыша. Как и ожидалось, пока никакой реакции от деда не следует. — Ну, поехали. Выдавливаю из себя полукрик-полувздох и коленями приземляюсь на асфальт, обвивая руками живот. Звук отворяющейся железной двери недалеко дает мне силы на новую порцию скулежа и даже слезы, что, кажется, пачкают лицо не из-за одаренной актерской игры, а дыхательных стимуляций. — Девушка, дорогая, что с вами? — взволнованный голос старика касается уха. Ломай комедию дальше, крошка. — Я… — давлюсь воздухом. Кашляю взахлеб и отыгрываю рвотные позывы, руками хватаясь за ботинки испуганного охранника. — Больно… Как же… Больно. — В больницу! Срочно! Давай! — сложив все слагаемые в верное уравнение, мужчина без лишних слов с легкостью подхватывает меня на руки и буквально бежит на проходную, пока я закатываю глаза и медленно замолкаю, трепыхая в его руках. Что это — обморок, эпилептический шок или коматозное состояние — в душе не ебу. Но ему страшно, и дед действует импульсивно и неосмотрительно, потому что человеческая жизнь им ценится больше всякого. Надеюсь, врачи здесь такие же — за исключением Ямады, конечно же. Входную дверь в больницу помогает открыть персонал. Теплый воздух помещения окутывает со всех сторон, поддерживая меня в эмоциональном равновесии. Первая сложность пройдена. Остальное — еще впереди. — Что с ней? — меня опускают на кушетку в главном холле. Медсестра нащупывает пульс, учащенный благодаря натуральному сильному переживанию, и обращает ко мне несколько реплик, которые я игнорирую с немигающим взглядом. — Девушка? Девушка? — Я умру? — Что вы! Нет! Ни в коем случае! Вам помогут! — громче всех ревет охранник, не решаясь вернуться на пост раньше, чем убедится в моей живости. — Где болит? — Жи… — обрываю слово для еще одного всплеска драматизма и вою, крепко стиснув зубы, в каком-то агоническом припадке — …вот. Здесь. Руками крепче стискиваю внутренности, и между медсестрой и администрацией начинается перепалка. — Ей нужно обследование. — Мы должны ее зарегистрировать. Документы есть? На вопрос, заданный даже не мне, гортанно всхлипываю и киваю так, словно готова отдать этой больнице все нажитое, лишь бы они положили меня на чертово УЗИ. — Карман… — протяжно подвываю, пальцем тыча в рюкзак. — Могу я достать ваши документы из кармана? — неуверенно начинает одна из женщин, и в голосе ее я чувствую неподдельную настороженность. — В кармане портфеля, верно? — Кошелек… Трогать личные вещи пациента — процедура неэтичная и зачастую наказуемая. Заставляю мымру из администрации рыться в моем портфеле в нервном исступлении, сбивая весь ее рациональный подход напрочь одной мыслью, что она совершает нечто необходимое, но неправильное. Добравшись до кошелька, она достает из кармашка страховую карточку и вбивает данные Каору в систему, сравнивая полученную информацию с моими примерными показателями. Возраст у нас почти одинаковый, как оказалось, так что переживать больше не за что. — Паспорт есть? Я закашливаюсь сильнее и скручиваюсь в клубок прямо на кушетке, будто и не слышала ничего, окутанная ядовитым туманом боли. — Ладно. И так годится. Везите ее, куда нужно. Сработало. Из-под полуприкрытых влажных ресниц замечаю, с какой аккуратностью женщина со стойки регистрации возвращает портфель в поддон моей кушетки, и взволнованные блики в ее глазах постепенно затухают. Охранника отсылают на законное, рабочее место. Каталка подо мной трогается в неизвестность, а я прячу заплаканное лицо в ладонях в случае непредвиденной встречи с Ямадой. Третий этаж, где находится его кабинет, я изучила наизусть, хоть вслепую туда пробирайся — осталось только проскользнуть незамеченной немного ближе. В окружении нескольких сотрудников меня завозят в лифт. Прикрыв глаза, замолкаю и напрягаюсь сильнее — в моем нынешнем положении не видно ровным счетом ничего, и это хотя бы на небольшую долю играет на руку, отталкивая мысли о замкнутом пространстве за пределы подсознания. Ненавижу лифты. А забиться сейчас в реальной истерике, позабыв о первоначальной стратегии, все равно что набросить себе на шею петлю с камнем в открытом океане. Минуя дребезжащие двери, персонал катит меня дальше, пока, наконец, мы не оказываемся на месте посреди ярко освещенного коридора. — Девушка, встать сможете? — остановив каталку, молоденький медбрат просовывает руку под мою талию, но от его холодных прикосновений тянет блевать взаправду. Этот незначительный факт меня радует — значит, я еще не потеряла свою железную хватку и не начала без разбора слюной истекать по мужчинам. Они все так же не привлекают меня настолько, чтобы забыться. Плохо лишь то, что Чифую среди них — какой-то девиант, получивший мое негласное благословение так наскоро. У нас с ним другие обстоятельства и условия знакомства. Очевидно, ему позволительно больше, чем неважно кому. Вот только — насколько больше? Я брыкаюсь, якобы от боли, и, чуть ли не падая на колени вновь, позволяю помочь себе дойти до кабинета УЗИ, как гласит табличка на двери, — значит, мы и правда достигли злополучного третьего этажа, благо, находимся с противоположной стороны от моего ночного кошмара. В зависимости от того, в какую палату меня разместят, до вечерней операции Ямады я успею скорректировать план наступления. Тут до нее час с хвостиком — все под контролем. Вот только секунду я медлю, колеблясь между кушеткой и порогом. Брать с собой рюкзак в кабинет в таком состоянии — более чем странно. Да и нет в нем ничего особенного, кроме халата да флешки, спрятанных под грудой продуктов, так что я оставляю его без своего внимания, ощущая явный недостаток чего-то важного на спине, и двигаюсь вперед с чужой помощью. Вторая молоденькая медсестричка старается избавить завалившуюся меня на кресло осмотра от верхней одежды. Позволяю ей без особого восторга, до конца оставаясь в образе несчастной пациентки. В этой части плана все тоже должно пройти гладко. Грудь с татуировкой и несколькими шрамами я перекрыла сегодня плотным закрывающим всю верхнюю часть — от ребер до шеи — топом. Еще и всю неделю избавлялась от синяков на брюхе и руках после боя. Столько косметических приготовлений ради трех минут перед врачом, а ощущение, словно я замуж собралась. — Беременность рассматриваете? Может, вас сразу к гинекологу? — уточняют откуда-то сбоку. Звук натягивающихся латексных перчаток нервирует, а от непривычного больничного запаха глаза слезятся по новой. Свожу колени и широко распахиваю глаза, с тяжелым дыханием рассматривая аппараты вокруг. Медсестра выходит за порог вместе с моей джинсовкой и шарфом, и ненадолго я остаюсь наедине с главной в этом помещении женщиной преклонных лет. — Нет. Ничего такого. — Хорошо, — она же в свою очередь ловит мой нарочито испуганный взгляд на мальчишке в халате, ворвавшемся к нам без стука, и спешит утешить. — Сейчас он возьмет кровь, не переживайте. Сколько хотите. Зря что ли я всю неделю гоняла чаи Мацуно, не принимая и грамма опиатов, а на днях еще и внутривенно прочистилась физраствором? — Я буду надавливать, а вы отвечайте на вопросы, ладно? — мягкие нажатия женщины-врача на живот отзываются легким недомоганием даже там, где априорно ничего не может болеть. Я кривлюсь и постанываю сильнее, когда она доходит до определенного места. Ее абсолютно сосредоточенный взгляд не сообщает мне ровным счетом ничего, и я прикусываю язык, силясь не рассмеяться в голос, представив, как неловко бы было врачу узнать в потенциально «смертельно больной пациентке» какую-то симулянтку. — Что ели вчера-сегодня? — Ничего необычного… — Были проблемы раньше? На язву жаловались? Еще на несколько ее вопросов я только качаю головой, повторяя, что сегодняшний инцидент случился впервые и весьма нежданно. Врач наклоняет датчик под разными углами, выводя холодные дорожки по животу, но не находит ничего угрожающего. — Все в порядке. Кровь покажет остальное. Давайте сегодня переждете в палате под наблюдением специалистов? Есть аллергия на болеутоляющие? — женщина протирает меня салфеткой и, уточнив все детали, зовет девчонку с моими вещами внутрь. — Я выпишу два укола. Один вколешь сейчас, а второй — утром, если будет необходимость. Если боль пройдет, не нужно. Если вернется ночью, уменьшай дозу в два раза… — Спасибо, сенпай. Будет сделано, — медсестричка помогает мне одеться и выводит под руку в сторону коридора. — Спасибо вам… — произношу на выходе едва слышно, ведь благодарность еще никогда не вредила — меня этому тоже научил Мацуно? , — и в ответ получаю сдержанное и в то же время мягкое «берегите себя». Обещаю. Буду. Как только разберусь с вашим местным франтом, на счету которого десятки бесценных жизней. Палата находится через несколько дверей, это неудивительно, но, оказавшись внутри просторной комнаты вип-класса, я еле сдерживаю порыв шокированного вздоха. — Хорошо, что у вас была с собой страховая карта. Иначе для вас даже места могло не найтись в общих палатах… В Японии у каждого (кроме таких, как я) есть страховая карта — и полагать, что я стала счастливым обладателем вакантного комфортабельного местечка лишь из-за ее наличия в кошельке, было бы глупо. Кажется, юная продавщица в круглосуте не так проста, как я считала. Или это и есть один из вкладов ее отчима? — Давайте я, — девушка оставляет мои шмотки на вешалке и помогает занять удобное положение на койке. К слову, она комфортабельнее, чем многие, на которых я умудрялась ночевать в своей жизни. — Подождите пару минут — я принесу все необходимое для укола. С уходом медсестры я расслабляюсь и похлопываю себя по щекам: все-таки притворяться нездоровой сложно — спустя время ты начинаешь верить в свой обман и чувствовать вполне реалистичные укусы боли по всему телу. Но девушка держит меня в тонусе и возвращается действительно быстро. — Готовы? — набирает препарат в шприц с осторожностью стажера (так оно, наверное, и есть) и ждет, пока я позволю ей приспустить свои джинсы на ягодицах. Колит медленно и аккуратно, боясь оставить лишний синяк. Знала бы ты, сколько у меня их по всему телу собирается за одну неделю, — упала бы в обморок при всей своей медицинской подготовке. — Я закончила. Постарайтесь отдохнуть. Если вам понадобится кто-то из персонала, нажмите на кнопку над вами… Единственное, что мне может понадобиться, так это, наоборот, чтобы все забились по своим кабинетам, кроме Ямады, а твой хваленый препарат вообще не ощущался в крови, туманя сознание. Хотя обычные болеутоляющие меня не берут с давних времен. Опасаться побочек, сонливости или слабости уже не приходится. То ли дело — морфий. — Спасибо, — поздний весенний вечер рассыпал звезды на стремительно темнеющем небосклоне. Через герметичное окно не слышно ни звука. — Я посплю. Будьте добры, выключите свет… Проходит минут сорок. Шумы в больничных уголках медленно стихают. Лифты больше не перевозят пациентов и медицинских работников. Все постепенно готовятся ко сну. Убедившись, что никому до меня здесь дела нет, закрываю шторку между койкой и дверью, начиная игру в экстренное переодевание: накидываю медицинский халат, сую маски по карманам джинсов, проверяю флешку наготове и шпильку на случай, если придется взламывать замок. В телефоне отыскиваю вкладку с камерами, транслирующими почти все уголки здания в пункт охраны, и несколькими нажатиями меняю виды коридора третьего этажа на аналогичные пятый и шестой. Если не приглядываться и не залезать в настройки с описаниями, все выглядит нормально. Только меня на ваших камерах не будет — записи сотру сразу же, покинув это заведение навсегда. По скрытым от чужих взглядов экранам отслеживаю свою цель — мужчина покидает кабинет и стремительно направляется на первый этаж в операционные, развевая воображаемый флаг капитуляции перед моим воодушевленным лицом. — Жди, Хару. Минут десять. Пока операция не начнется наверняка. Его возвращения только не хватало. По истечении нужного периода осторожно выглядываю в коридор — путь чист. Пульс стучит в голове, и кровь приливами отдает по ушам — сердечно-сосудистая система тоже не в силах справиться с беспокойством. Миновав поворот, радуюсь даже деталям — например, в ночное время свет вне палат приглушают на несколько уровней яркости, создавая комфортные условия для отдыха пациентов. И для злодеяний таких преступников, как я. Когда мне до кабинета Ямады остается метров десять по очередному длинному проходу, его жирная тушка выходит из лифта и вновь запирается в нужном мне помещении. В недоумении прячусь за стеной и трясущимися руками достаю телефон, проверяя расписание хирурга. Ранее заполненная ячейка пустует. — Отменили? Стою в конце ебаного коридора минуту, после — две, три, четыре. Как дуры кусок — потерянная, с толку сбитая, глупая, маленькая девчонка. Ничего не происходит. Нужно выждать. Хоть всю ночь. А если он уйдет? А если он уже собирается домой? А если и дальше не будет такой идеальной возможности? Ладони немеют от страха, и вся я начинаю подрагивать, судорожно пытаясь вспомнить план «Б». Возвращаться в палату сейчас опасно — вижу отсюда, как уборщица намывает полы так, что мимо не пройдешь. Повернуть в соседний коридор — тоже не вариант. Я не смогу дублировать камеры еще в одной локации — общая картина будет выглядеть настолько одинаковой, что взволнует охрану. Приближающиеся из-за угла торопливые шаги спугивают только-только зарождающиеся мысли. Все, кроме одной: «Ты во владениях Ямады, Харука. Не сбежишь. А если и получится — то точно без триумфа удавшейся миссии. Ты такое ничтожество…» Мне остается только прятаться в подсобке, как запуганному зверю, снова позволяя властным чудовищам загонять меня в угол. Как такую слабачку только свет носит. Бесшумно проскальзываю к подсобке, молясь, чтобы дверь оказалась открыта, как вдруг она сама отворяется почти настежь, и чья-то сильная рука заталкивает меня внутрь. Припертая к стене, я чувствую горячую ладонь, зажимающую мой рот, но не могу и пискнуть, учуяв знакомый аромат фруктового шампуня. Это сказка какая-то? Я все же вырубилась после анальгетика? — Ты не похожа на человека, который борется за чью-то жизнь долгими ночными сменами, Харука. Иногда мне кажется, что я борюсь против нее, знаешь. — Чифую?POV Чифую
Перед сегодняшним звонком с инвестором я намеревался даже в храм съездить, преподнеся свои многолетние пожитки к пантеону всех возможных Богов. Я боялся признаться — Казуторе, Харуке, Иори, всему чертовому миру, — как устал от бесконечных отказов. Чувствовать тупое бессилие, не зная, как еще можно повлиять на ситуацию — по-настоящему тяжелое испытание взрослой жизни. Но эта пятница оказалась знаковой. — Что ж, мальчик мой. Мне интересно твое предложение. Я с удовольствием поучаствую в вашем проекте. Давай назначим встречу на новую неделю для подписания договора? Я еле сдержался, чтобы не завопить от восторга в динамик микрофона, и только деловито поправил галстук, облегченно сглатывая ком в горле. — Получилось… Черт возьми, у меня получилось! Готовый обежать на радостях всю Японию несколько раз, первым делом отправляю короткое сообщение Казу и сразу же набираю Харуку — она трудилась больше моего, по-кошачьи потирая уставшие глаза ночами, когда эти странные сложные символы на экране ее монитора выходили из-под контроля. — Ты не представляешь, как я тебе благода… — выпаливаю, когда гудки в телефонной трубке сменяются принятым звонком, но мальчишеский — в смысле? — монотонный голос обрывает мою радость. — Здравствуйте. Господин Мацуно? — Что? Кто это? — я проверяю имя девушки на экране и исключаю свою ошибку. В глубине души смятение борется с зарождающимся раздражением. Кто бы ты ни был, быстро вернул ей трубку и попиздовал нахуй. — С вами говорит стажер из Йокогамской больницы, — легкий приступ гнева экстренно сменяется уколом переживания. Я стискиваю зубы, отрывисто выдохнув. — Девушка, которой вы звоните, сейчас на обследовании. — Что случилось? — сам того не замечая, вскакиваю с рабочего кресла и одной рукой накидываю на плечи плащ, вслепую пытаясь найти рукава. Буйный рокот в грудине мешает думать. — Ей стало очень плохо. Единственная мысль натягивается, как веревочка от йо-йо: «Сейчас я бегу к дому и сажусь на мотоцикл. Если она в Йокогамской, значит, такси будет тащиться, как улитка. Я быстрее». — Как она? — Я… Я не знаю. Она в кабинете УЗИ. Я злюсь на стажера. Понимаю головой абсолютно рационально, что он может и не знать, что происходит с организмом девушки и как она себя чувствует, но меня поглощает пелена ярости, которую я тушу, выбегая из зоомагазина, громко хлопнув дверью. Иори разберется — взрослый мальчик. Хочется поблагодарить медбрата за сведения, но меня хватает только на остервенелые маты и резкий сброс трубки. Перебегаю пешеход на красный, чуть ли не спотыкаясь о бордюр под испуганные крики какой-то женщины. Машины сигналят и пролетают мимо — кажется, меня только что чуть не сбили. Ну да похуй — встал бы и побежал дальше. — У тебя ведь и документы липовые, неужели все настолько плохо? Невольно вспоминаются ее кровавые следы в ванной. Синяки по всему телу. Рваная рана. Глаза, полные слез. Закусываю губу неосознанно грубо, всасывая ранку с привкусом железа с остервенелой жестокостью. Харука-Харука-Харука. Из-за вечных пробок возле залива путь даже на мотоцикле занимает больше получаса, и я бешусь, негодую и рычу на каждую фуру, уже даже игнорируя светофоры. На почту придет куча штрафов — это неважно. У меня глотку разрывает от неизвестности и страха за малышку, которую угораздило попасть в неприятности снова. — Прошу прощения! — залетаю в холл к регистратуре, чуть не снеся с петель входные двери. Запыханный, не могу связать слова в предложение: — К вам… Час назад… Девушка! Она… Она проходила УЗИ. — Имя у вашей девушки есть? — от ленивого ебала тетки за стойкой администрации скулы сводит со злости. Блядь, знали бы вы, сколько у нее имен, не задавали бы таких тупых вопросов. Нужно срочно что-то придумать. — Эм… Я не помню… Мы пересеклись один раз… Позвонил пригласить на свидание… А она здесь… Да-да, лучше я окажусь недотепой с придурью, чем открою вам хоть немного покрывало правды. — Странная нынче молодежь, — бубнит она и оборачивается к коллеге, пока я похлопываю область у сердца, пытаясь прийти в норму после марафона. — Дорогая, к нам на УЗИ кто-то поступал экстренно? — Была одна. Совсем плохо выглядела, бедняжка, — ее слова прилетают в меня пощечинами. Хуже. Я как будто на мине подрываюсь, боясь представить, что там с Хару. — Лежит в триста третьей, оставили под наблюдением. В триста третьей. — Молодой человек, но вы все равно уже не успеваете к ней. Часы посещения давно закончились. Да мне похуй — кристально. — Хотя бы скажите, как она? — решаю попытать удачу снова и с мольбой опираюсь о стойку, потирая виски. Их болезненно сводит спазмом. — Ей легче? Ее лечат? Пожалуйста, я с ума сойду! — Не знаем, дорогой, не знаем. Приходи завтра с семи утра. Сможете повидаться. — Может быть, в качестве исключения? — я достаю кошелек из внутреннего кармана пиджака, пытаясь рассчитать, какой может быть сумма взятки в Йокогамской больнице, но как будто бы даже дважды два не складываю, зарывшись в свои переживания. Если и это не сработает, буду действовать интуитивно. — Не положено. Я вас сейчас выгоню со скандалом, — женщина недовольно отстраняется назад и оттарабанивает каждое слово грозным тоном. — Завтра. С семи утра. Ждем вас. «Триста третья». Лезть на третий этаж. Я справлюсь. — Ладно. Спасибо. Выбегаю из главного корпуса быстрее, чем появился здесь, и, оценив примерные габариты здания, вдоль стены прохожу на задний двор. Зорко всматриваюсь в каждое окошко — наконец, нахожу настежь открытое. — Заранее прошу прощения, если кого-то побеспокою, — отряхнув плащ, цепляюсь за шаткую трубу, носками кроссовок ища в кирпичах стены выбоины, облегчающие мои «поползновения». Лезу во дворец к запертой принцессе? Гребаные драконихи в регистратуре обрекли меня на этот отчаянный шаг. — Черт… — вваливаюсь в окно слишком уж громко, поясницей ударяясь о батарею. Кажется, пронесло. Сопение с нескольких сторон подтверждает догадки, что я никого не разбудил, но стоит мне дойти до двери, плащ что-то цепко удерживает. — Сынок? — старческий голос в темноте пугает. Я вздрагиваю и оборачиваюсь, поджав ладони к груди. — Ты ангел? Ты пришел забрать меня с собой в рай? Не знаю, в какое отделение я завалился, но, если во мне хотят видеть посланника божьего, кто я такой, чтобы отказаться? — Я… С добрым предзнаменованием. Ты будешь жить еще долго и счастливо. Сын мой? Награждаю старика легким касанием ладони по голове — наверное; во тьме сложно различить — и быстрыми шажками выскакиваю в тусклый коридор, следуя за номерами палат. — Триста третья. Триста… Третья. Тень за углом не обещает ничего хорошего — прячусь от нее в подсобке, а сам уже в треморе извиваюсь во все стороны, лишь бы добраться до Игараси поскорее. Чего? Это Харука? Девушка — до невозможности похожаяPOV Харука
— Помоги мне, Чифую Мацуно. Я вытираю вырвавшиеся наружу слезы и стягиваю маску с лица, глубоко-глубоко вдыхая спертый воздух спасительной конуры. — Я знаю, как уйти отсюда. Я оставляю вопросы о том, как он вообще здесь оказался, на потом и ловлю в уверенном тоне некое изумление. Мацуно явно собирался подшутить, мол, «я умею просить помощь», но вовремя отказался от глупой попытки понизить градус обстановки. — Нет. Нам не нужно уходить. Мне нужно проникнуть в кабинет. За годы одиночных вылазок я научилась многому, но только не командной работе — в ней уж точно не было надобности, поэтому, оказавшись в совершенно непривычной для себя обстановке, я и не знаю, как со всем справиться. Да и Чифую уже не сотрешь память. А за Ямаду, уничтожившего мой план за какую-то жалкую секунду, я вообще молчу. — Что? — мальчишке кажется, что он неправильно меня понял. Но пора уже признать, что он понимает меня лучше кого бы то ни было. — Харука? — Ты должен отвлечь гниду, которая засела внутри и может выскользнуть в любой момент. — У тебя жар? — Чифую даже кладет ладонь мне на лоб, но для сопротивления я слишком эмоционально слаба. Либо я его сейчас ударю, либо вообще не среагирую. И останавливаюсь я на втором. — Чифую, поверь мне. Пожалуйста. Просить поддержки страшно. Потому что могут отказать. Потому что мне всегда отказывали в годы моей наивности. — Зачем, — даже в темноте я различаю острые линии его скул. Лоб Чифую наверняка напряжен, как и всегда, когда он пытается подойти к решению любой задачи благодаря аналитическим способностям своего ума. — Мне нужно знать, с какой целью я тебе помогаю, и во что мы ввязываемся вдвоем. — Я сразу сказала, что это небезопасно. — И поэтому ты должна объясниться. «Зачем», Харука. Я не отбитый дурак. Во всяком случае, не совсем. Отворачиваюсь к двери и сквозь тоненькую щелку прожигаю глазами дверь в кабинет хирурга. Линия света снизу позволяет понять, что он еще на месте. Судорожно придумать толковый ответ на логичное «зачем» Чифую мне не удается, и я выбираю тактику помалкивать, в отличие от него самого. — Я постараюсь тебе помочь. Но дай мне хотя бы немного информации — и я воспользуюсь ей с умом. Ладно. Хорошо. Я собираюсь ввязать тебя в миссию, о которой уже пожалела, и прошу за это прощения. — Мне нужно пять минут, чтобы залезть в компьютер к их главному хирургу. — Зачем, — звучит уже не как вопрос, а слово-помощник, которым Мацуно толкает мою речь до кульминационного смыслового звена. — Он не тот, за кого себя выдает. — Еще, — зеленоглазое несчастье сплетает наши пальцы, и только тогда я понимаю, что почти начала отбивать по двери всю азбуку Морзе, совсем забывшись на нервной почве. Сейчас ты не волнуешь, а возвращаешь меня к трезвости ума — и это странно. — Он был ключевым лицом Бонтена, — я зажмуриваюсь и едва слышным речитативом озвучиваю часть ненавистного списка, представляя, как ломаю ребра Ямаде с каждым произнесенным словом. — Он убивал людей скальпелем. Он поставлял органы по всей стране и зарубежом. Он убил минимум двенадцать детей-сирот, которым и тринадцати лет не было… Сорвавшись на писк, сглатываю, ощущая вторую ладонь Мацуно на затылке. Он молча прижимает меня к своей груди, но мне куда важнее усмирить жжение в легких от нахлынувших нелегких эпизодов. Впившись ноготками в ладонь, я считаю до тридцати семи — и чувствую, что достигла своего предела; дальше уже не успокоюсь. Поэтому нужно действовать, пока ноги еще держат, а голова — с перебоями, но — варит. — И я уверена — он не остановился. Мне нужна информация, чтобы предоставить ее полиции. Чтобы не оставить от его репутации и мокрого следа. Чтобы обезопасить тех, кто… Воздуха не хватает. Я задираю подбородок, чтобы найти глазами замершего в немом смятении Чифую и рассказать ему все, что разрушает меня изнутри, но он перебивает, обхватив мое мокрое лицо. Это не успокаивающий жест. — Остановись. Тише. Дыши. Это попытка разделить мою муку на равных. — Ты… Уже делала так раньше, да? — он затруднительно поднимает глаза к коридору и двигается как-то скованно. Чифую не в своей тарелке. Ему сложно переварить все дерьмо, вылитое мною. И остального он точно не выдержит, поэтому я затыкаюсь, просто кивая. — Я видел имена. Перечеркнутые. Это ты? Еще одного движения головой достаточно, чтобы он смолк и перестал дышать. — Какой у нас план? Ты… — Что я должен сделать? …и правда… — И что будешь делать ты? …хочешь остаться? Я хочу упасть перед ним на колени и душу очередные слезы, вместо этого доставая телефон из кармана. Загоревшийся экран режет глаза, но первое, на что я хочу посмотреть — действительно ли Мацуно стоит сейчас рядом, готовый идти куда угодно, уже проклиная себя за заботу. Но в его изумрудах нет ни грамма ненависти. Я открываю вкладку с камерами, продолжая буравить его взглядом. Несмотря на нескрываемое удивление, он все еще не хочет закопать меня в могилу. — Сейчас в пятой операционной происходит что-то страшное. Врачи то и дело бегают туда-сюда… С минутку я ищу информацию в общей базе клиники и нахожу труднопонятное медицинское описание напротив нужного номера операционной. Ясно. Операция Ямады отменилась из-за аварийной ситуации на судне. — Сложный случай. У матроса разрыв какого-то внутреннего органа. Наверное, идет трансплантация. А может… Не знаю, — на освещенных фонариком смартфона полочках позади парня, заваленных не пойми чем, нахожу подобие медицинского халата и вручаю Чифую. Достаю вторую маску из кармана — не зря нахватала дюжину — и надеваю на него, как будто сам он не справится. — Забеги в «триста двадцать пятый» кабинет в испуганном виде и сообщи, что в пятой операционной срочно нужна его помощь. — Сказать, что там… У пациента разрыв?.. — Чифую действует на автомате. В зеркальном отражении глаз нахожу лишь сумбур и даже начинаю сомневаться, получится ли у него произнести хоть слово. — Внутреннего органа. «Без вас не справляемся. Ситуация критичная» и все в таком духе. Не дожидаясь, пока он выйдет за тобой, беги вон туда, — приоткрыв дверь подсобки, указываю пальцем в сторону темного коридора недалеко от кабинета Ямады. — Там слепая зона. И он не пойдет за тобой. — А если он захлопнет дверь? Ты не попадешь в кабинет. Твоя взволнованность, граничащая с любознательностью, однажды тебя покалечит, но надеюсь, не сегодня. — Я… — нащупываю шпильку в кармане и стыдливо отворачиваюсь. — Только не говори, что ты… — к Чифую снова возвращается прежнее недовольство, с которым он меня «встретил» в подсобке. Считываю это за добрый знак, раз уж его котелок снова варит. Да и если я решила быть честной — буду до конца. Но только «до конца этого вечера». — Взломаю. Не проблема. — Ты же понимаешь, что нас ждет серьезный разговор? — К сожалению. Он грузно выдыхает, нервно клацая зубами. С легкой тревогой замечаю — он больше меня не касается. Если я стала тебе противна, это даже к лучшему. — Что после? Сколько тебе нужно будет времени? Не засекут ли нас? — Я найду ноутбук — и мне понадобится всего минут пять, — выискиваю в карманах флешку с программой слежения и, найдя спасительную пластинку металла, настраиваюсь на нужный лад. — Не засекут. Я не позволю. — В крайнем случае… — вопреки ожиданиям, парень снова сжимает мою правую ладошку и смело выглядывает из-за двери в коридор. Я не отстраняюсь. Может, ему так легче — знать, что он не один. И я. Я тоже не одна. Сейчас. — …беги, куда глаза глядят, — выталкиваю его с силой и прикрываю дверцу, волнуясь в двойном масштабе. Потому что нас теперь двое. — Я тебя не брошу. Ты… Сейчас серьезно? — Худшая тактика. Чифую оборачивается напоследок. Сквозь маску разглядываю его серьезное выражение и теряюсь — потому что в глазах горят обнадеживающие огни, не способные мне солгать. — Моя любимая тактика. Не поминай лихом.