Гавань пятидесяти штормов

POV Харука

  Солнечный свет падает на лицо косыми лучами, забираясь прямо под веки. В любой другой ситуации я бы вспылила и прокляла все, на чем свет стоит, но не сегодня. На удивление, не хочется потеряться в простыни, затыкая свой рев подушкой, и выть от бессилия, прося время остановиться. Спину не ломит, голова не раскалывается. Выспалась?   А к черту. Все равно пора принять горячий душ, хорошенько подкрепиться и до самой ночи выполнять сотню задач во имя свершения скорейшего возмездия. И так по кругу. Какой смысл в ежедневниках, если рутина моих дней одинакова из года в год.   Но сегодня что-то не так. Может, солнце виновато постаралось?   Не открывая глаз, дотрагиваюсь рукой до лица: не то почесываю щеки, не то проверяю, можно ли сбросить полосы света, что становятся горячее с каждой минутой.   Дело не в солнце. В чем же? Нагретая постель поддерживает не только температуру, но и дух?   Любое утро, без сомнений, в разы лучше встречать в уюте, чем в полуподвалах и заброшенных двухэтажках: прячась за бетонной перегородкой от бездомных алкашей и задерживая дыхание, каждый раз проходя мимо их спальных помещений, чтобы запах чужой облеванной перины не забрался в легкие.   Просыпаться в апартаментах Мацуно — везение. Но и эти беззаботные «кроватные» дни я не жалую: начавшись хорошо, они в первые полчаса растворяются в карусели ебейшего напряжения.   У меня есть все доступы к компьютеру Ямады. Миллионы страниц с потенциальным компроматом. Сотни ссылок на, возможно, запрещенные ресурсы. Мне нужно поскорее приступать к работе, а не нежиться в солнечных ваннах, проникаясь какой-никакой тягой к беззаботной жизни, когда даже выспаться — достижение месяца.   Это мой выбор.    Еще минутку. Всего одну. Без особого удовольствия, уже предвкушая грядущие заботы, потягиваюсь и беззвучно зеваю, зарываясь головой во вторую подушку, привычно подобранную к груди.   Вот только она значительно больше и куда тверже. И пахнет от нее не кондиционером для постельного белья, а настоящим — насыщенным шоколадным гелем и фруктовым шампунем — человеческим телом.   — Я на тебе сухого сантиметра не оставлю, — по всей комнате гулко разносится низкий возбужденный шепот, но, зуб даю, он заточен всего лишь в моей голове.   В ответ раздается, словно снятое с моих уст:   — Никаких сухих мест на мне сегодня не планируется, Мацуно.   Пальцы слегка подрагивают, когда ко мне приходит осознании, какую «подушку» я усиленно прижимаю к себе. Нужно быть последним кретином, чтобы даже сквозь сонливость не распознать голую — и когда ты, пакостник, успел снова раздеться — грудь Чифую, на которую я так беззаботно положила ладони в расчете найти хлопковое спасение от солнца.   Если бы я не лежала прямо сейчас, точно бы потеряла равновесие. Словно кислород закончился ровно в то мгновение, когда до мозга дошел тревожный сигнал: «Мацуно рядом». Задерживаю дыхание, ожидая хоть какой-то реакции от парня. Но ее не следует. Только стопы щекочет легкий сквозняк из открытого окна — и до него мне, очевидно, нет никакого дела, когда под ладонями бьется чужое сердце.   Чифую лежит рядом. Он никуда не ушел. Не оставил после себя аккуратно прибранную половину постели и шлейф парфюма. Он действительно был серьезен? В минуты, облитые страстью, нависая надо мной после пары бокалов вина, и сжимая горячие ладони на талии и… всех других частях тела?   Клеточная память напоминает о себе приятными покалываниями на каждом изгибе, которого он только смог дотронуться. Может он многое, я в этом теперь не сомневаюсь. А еще —   я помню все, что было, и сожалею о том, чего так и не случилось.   Мышцы парня под моими холодными пальцами плавно опускаются, а спустя пару секунд медленно вздымаются вновь. Кажется, спит. Но я все равно не могу открыть глаза и тем более двинуться хоть на миллиметр в сторону — не успела отойти ото сна, а уже попала в геенну неловкости и боязни чего-то непривычного. Мне не хочется выдавать себя сейчас, дабы не начать утренний диалог о происходящем этой ночью. Если можно отсрочить его на неопределенную вечность, я готова поставить свою подпись, только…   — Ты попалась. Самое время начать дышать, котенок.   Большие ладони капканом смыкаются по обе стороны от моей талии и требовательно тянут вперед. Чифую выдыхает мне в макушку, прижимая, как куклу, к себе, а меня прямо в дрожь бросает, и даже грудь охватывает внезапный спазм от неожиданности и легкого наслаждения.   Котенок?   Нелепость какая-то. В ответ на нее ноги становятся ватой, и соски ощутимо твердеют. Лишь бы не заметил. Как же странно все это.   — Проснулся, значит, — мой и без того тихий возглас утопает в ложбинке между его ключицами. Хочется прижаться к ней губами по какой-то инерции. В физике я не сильна. Как и в химии между нами.   Несмотринесмотринесмотри на него, Харука, сорвешься, как со скалы альпинист, так по-детски забивший на страховку, когда надежные крепления делать еще и не научился совсем.   — Почему так безрадостно? — чувствую, как дергается кончик моего левого уха, стоит только обратить внимание на утреннюю хрипотцу парня. Правым же я с сосредоточенностью профессионала вслушиваюсь в ровное дыхание Мацуно, боясь даже мыслью нарушить эту утреннюю сценку, словно она сон какой-то. Пальцы Чифую забираются в волосы на моем затылке. Блаженство. — С добрым… Утром? Днем? Неважно.   Мне вот тоже — совсем ничего уже не важно. Пусть я и разрываюсь на части, где одна стремится сохранить благоразумие и провести черту, а другая собирается связать нас и навеки оставить в этой постели, тело уже само определилось с наиболее подходящим ему вариантом.   Я мычу в ответ что-то похожее на приветствие, промаргиваюсь несколько раз, обретая зрение, и жмусь ближе, выше, лбом подпирая щеку Мацуно. Чем сильнее моя воля поддаться минутному соблазну, тем расслабленнее я себя чувствую в клетке его объятий. Левая рука сама по себе находит место на плече парня, пока вторая отдавливается где-то под его подушкой. Так даже думается охотнее и легче обо всем, что за пределами этой комнаты и этого момента.   — Сегодня понедельник? Тебе бы на работу, не думаешь?   — Иори взрослый мальчик. Справится без меня.   Чифую и не собирается вставать, перекидывая ногу через мое бедро, чтобы я не сбежала наверняка, либо не начала расталкивать его, бедного, направляя в зоомагазин трудиться не покладая рук. Спасибо, что в домашних штанах. Вида его боксеров или же их отсутствия я бы точно не выдержала, проваливаясь сквозь кровать землю.   И на кой черт в комнате так светло. В ночи мои мысли казались куда более приличными, а сейчас они будто на лбу у меня выгравированы во всех самых неприличных картинках, знакомых Чифую наизусть.   — Эксплуатируешь детский труд, отлеживаясь в чужой постели? Я плохо на тебя влияю.   Легкий холодок пробегает по пояснице, и только тогда я понимаю, что домашняя рубашка после сна немного задралась, открывая талию и пупок. Съежившись, я хочу потянуться за одеялом, но Мацуно обгоняет — сам натягивает его мне по грудь, по-хозяйски возвращая руку под полотно, на оголенный изгиб тела. Ток легкими уколами сотен иголочек отходит от места его касания выше ребер, до самой груди.   Здесь и двести двадцать вольт рядом не стояли. Как же меня штырит, мать твою. Я точно не умерла? Или все же умерла, а сейчас переживаю прекрасный миг воскрешения?   — Я так не считаю. И мне нравится не сама постель, а компания, в которой я планирую отлеживаться и дальше, — брюнет всей пятерней вычерчивает на моей пояснице странные завитушки и спускается к ягодицам. Я сильнее утыкаюсь ему в шею, закрывая лицо свободной рукой. Даже в лосинах щекотно от одних подушечек мужских пальцев. Видимо, со вчерашнего вечера моя кожа отвечает на все манипуляции его тела с десятикратной чувствительностью, уничтожая мое самообладание напрочь.   — Что такое? — шепот Чифую медом тянется, срываясь с усмешливой улыбки. Мне даже смотреть не нужно, чтобы распознать его кошачьи повадки — ему нравится наблюдать, как я дергаюсь, стараясь не изгибаться в экстазе от его недоласк.   — Мне продолжить? — игривые интонации звучат чертовски возбуждающе, вгоняя в краску по новой. Сама я этого не вижу, но лицо горит, словно меня огрели батареей с кипятком. Только когда пальцы Мацуно оказываются на внутренней части бедра, я вздрагиваю сильнее, неосознанно сжимая ноги, тем самым, делая только хуже. Приходится прикусить язык, но сквозь зубы все равно вырывается тихий стон, услышав который, Чифую сам вздрагивает, словно не ожидал такой реакции.   — Не надо, — ежусь под ним, но не отстраняюсь. Хочу еще. Больше. Чувственнее. Нежнее. А как об этом сказать, только черт разберет. — Мне… Неловко.   Умалчиваю о том, что кроме неловкости я ощущаю катастрофическую потерянность. Еще часов десять назад, прежде чем начать «высасывать» друг из друга все соки, мы обсуждали не самые приятные вещи моего неоднозначного будущего. И эти воспоминания омрачают что угодно — даже утренний стояк Чифую, упирающийся мне в бедро, который парень пытается спрятать, чуть отстраняясь от меня тазом, с таким нежеланием. И даже руки убирает, лишая тепла у напряженного лона.   Будешь знать, как раскидывать свои ноги. Хотя я даже не против — твое внимание мне льстит и разливает сладостную лаву по всему телу, узлом удовольствия затягиваясь ниже живота. Жаль, без продолжения. Впрочем, такое утро мне определенно по нраву. Пусть и впервые.   — Неловко. За то, что я вчера… Мы вчера… Вытворяли.   Несмотря на то, что я хотела этого больше, чем когда-либо. И все же. Мы оба рискуем просыпаться в одной постели. Тяга друг к другу еще не означает мой отказ от привычного образа жизни и десятка незакрытых дел особой важности.   Но говорить еще и об этом — прямо сейчас? — мне не хватит духа.   Я всегда была убеждена, что проблемы нужно решать по мере их поступления. И что же делать теперь, когда ни ты, ни твои будоражащие действия — точно не вписываются в привычную трактовку слова «проблемы»?   — А мне — нет, — ладонь Мацуно перемещается к ребрам, гонит мурашки вслед за собой, и останавливается, когда он добирается до плеча, резко скидывая меня под себя, на простыни. Я наконец распахиваю глаза на полную, сталкиваясь с его хитрющим довольным взглядом. Он снова нависает надо мной, проигрывая ночные образы не только в памяти, но и взаправду. — Продолжим?   — Чифую, ты такой Чифую, — даже не удивляюсь. Спокойно, насколько это возможно при сбитом дыхании, констатирую факт того, что парень и сейчас всего лишь распаляет огонь, которому не суждено разгореться на всю катушку. Сосредоточенность Мацуно видно даже сквозь ленивые ухмылки, и она подтверждает мои мысли — парень не пойдет против своих же правил, установленных в ночи.   — Тебе не должно быть неловко, — пробирающе нашептывает, что едва разберешь, на самое ухо и чуть касается холодным носом моей щеки, останавливаясь в сантиметре от губ. Я в нетерпении прикрываю глаза и подаюсь вперед в надежде на ласку.   Позволь тебя дотронуться — это даст мне шанс продержаться еще один день в суматохе бесконечного ада.   Но Чифую был бы сам не свой, если бы не его привычки своенравного сраного балованного кота. Вместо того чтобы смять мои губы в рваном мокром поцелуе, он только мажет по ним своими, провоцируя мой разочарованный выдох, и смеется.   Покусать тебя мало. Словно читая мои мысли, он удовлетворенно хмыкает и оттягивает ворот рубашки, призывая меня стыдливо сжаться.   — Дай посмотреть, — большим пальцем он проводит по фиолетовому пятну ниже моих ключиц и удовлетворенно облизывается. Я готова кончить от одного этого зрелища и его катастрофической близости. — Это я сделал. А это — ты, — парень сжимает мою вспотевшую ладошку и ведет к своей груди, прижимая прямо к красным разводам с царапинами, оставленными, судя по всему, зубами. —  Какая тут может быть неловкость? Только гордость. Мы художники. Ну или каннибалы.   Задача номер один на сегодняшний день — привыкнуть к тому, как мне нравятся твои сраные метафоры. Как меня ведет в пьяном танце от твоего голоса и глубины изумрудных глаз, в которых я могу различить почти любое настроение по едва измененному оттенку — боже, как же ты на меня смотришь. Как я хочу плавиться под тобой, не думая ни о чем, а только чувствуячувствуячувствуя.   — И вообще — это ты прилипла ко мне банным листом, когда первая серия еще даже не началась.   — Ты меня спровоцировал.   — И что же я такого сделал?   — Появился в моей жизни, господин арендодатель, — пользуюсь случаем, пока Мацуно теряется от неожиданного «признания», и мягко толкаю его обратно на соседнее место, меняясь позициями. Что-то мне это напоминает.   — Я уже говорил, что ты мне нравишься. И это не вопрос, милая. Я еще раз скажу. Ты мне очень нравишься. Очень.   Задача номер два — смириться с тем, что я уже не в том положении, чтобы избегать тебя и твоего обожания. И уж точно не держать в узде себя. Опыт показал — в этом нет никаких преимуществ. Такая же свора лишних мыслей в голове, а вдобавок сковывающий груз бесконечного сожаления, пустоты и не высвобожденного возбуждения.   — И я безмерно этому рад, — опираясь на ладони по обе стороны от Мацуно, не могу взять себя в руки. Смелости заткнуть его рот своим как и не было. Потерянная девчонка во мне не знает, как поступить, смотря демону-обольстителю прямо в глаза. И он это замечает, улыбаясь во весь рот, как будто выиграл в лотерею. —  Хотите оплатить следующий месяц в рассрочку? Сто поцелуев каждый день — приемлемая цена?   Предложи мне бокал вина, и я покажу, сколько ты стоишь.   — Как-то дешево за такую квартиру, не находите? —мне стоит больших усилий перебороть копошащийся в грудине страх и припасть к Чифую губами, отгоняя все прочие мысли на второй план.   Дети познают мир, трогая все, что попадается им в руки. И если я чувствую себя ребенком, то этот парень подо мной прямо сейчас — получается, и есть мир, который я хочу познать? Чушь какая-то, конечно.   Но я все равно мягко обхватываю его горячие щеки ладошками, когда он властно притягивает меня за рубашку ближе и с осторожностью отвечает на неопытный поцелуй, сминая губы с особой нежностью.   Даже слегка поднывающие после боя кости перестают беспокоить — а я ведь еще вчера заметила, что поцелуи с Чифую можно принимать вместо таблеток и использовать вместо мазей.   — Рад, что вы оценили ее по достоинству, — он тяжело дышит, но не отпускает меня далеко, как будто вот-вот подарит сладкое продолжение. Я уже почти тянусь за новой порцией, как вдруг громом среди ясного неба парень рушит все мои намерения: — Какие у тебя планы на день, шпионка?   Его усмешливо произнесенное «шпионка» режет слух. Я вновь возвращаюсь в реальность, вспоминая, кто мы и какие роли играем.   Я действительно не святоша — но любое мое «достижение», вылетевшее из твоих уст, ставит меня на место лучше дула у виска.   Чифую знает обо мне достаточно и даже больше, чтобы запросто бросить любую затею оставаться рядом еще хотя бы секунду. Ему ничего не стоит сбросить меня на пол прямо сейчас и выгнать из квартиры, проклиная день, когда мы познакомились. Он может сделать что угодно, потому что перед ним я облажалась на всю тысячу процентов из возможных ста.   Но кроме этого — я убеждаю себя сама, — он взрослый парень. Самостоятельный и неглупый. Он умеет постоять за себя и руководствуется принципами. И то, что он греет свою задницу на моей постели, вряд ли необдуманный мальчишеский поступок. Даже если Мацуно не представляет, что будет с нами завтра, он знает, на что идет и как рискует. Так ведь?   До этого дня я решала за нас обоих — кому что испытывать и как с этим всем поступать. Отвратительная тактика.   Задача номер три на сегодня, Чифую — научиться разговаривать с тобой, а не додумывать варианты потенциальных событий, руша все, что мы имеем здесь и сейчас.   Но я плохая ученица и на его вопрос отвечаю иначе:   — Изучать дальше файлы у Ямады, — целовать его снова после такого заявления уже не вариант. Это как признаться учителю, что после школы собираешься курить гашиш за раздевалкой, и продолжить решать пример у доски, словно на твое заявление привычно кивнут и продолжат урок.   Этим утром хочется правды. Всего на пару минут прекратить сжиматься от того, насколько мои пиздабольства выглядят убедительными, и не ждать, когда тайное снова вылезет наружу, принося с собой ветер последствий. Я отстраняюсь от лица парня, но он не разжимает рук, оставляя меня лежать на себе.   — Есть… Прогресс? — Чифую не меняется в лице, что странно. Держится расслабленно, хотя в голосе сквозит легкий скептицизм. Мы оба избегаем колких формулировок, и я рада, что Мацуно не рубит с плеча, пусть в глазах у него о скалы голубоватых кристалликов разбиваются зеленые волны волнения.   — Пока нет.   — Я как-то могу помочь? — он действует аккуратно. Проводит по моим лопаткам в успокаивающем жесте и не отводит глаз, готовый к наступлению в любую минуту, если я вдруг решу избежать его напора и упорхнуть в открытое окно. А я уже задумываюсь об этом, бегло рассматривая трещинки на губах Чифую, как в последний раз. Его вопросы тревожными звоночками сообщают о приближающемся разбирательстве, что не сулит ничего хорошего. — Или кто-то еще может?   Если бы кто-то и мог, я бы вряд ли обратилась за помощью, ты же знаешь.   Вместо ответа мы оба слышим дикий рев моего живота и облегченно прыскаем, на миг забывая о прочих проблемах и дилеммах. Поверить не могу: неужели именно так звучит голос господа бога, желающего уберечь меня от допроса Мацуно?   — Поедим вместе? — я нахожу, в какое русло перевести тему, и от переизбытка калейдоскопа чувства все же кротко чмокаю парня в уголок губ, с большой сложностью выбираясь из цепких лап.   — Это свидание?   — Это завтрак.   — Как превратить его в свидание? — Чифую почти мурлычет. Потягивается на постели с оглушающим полустоном — он нарочно? — и мне приходится прикрыть его обнаженный торс пледом, лишь бы не изводить себя одним его видом и дальше. Судя по недовольному зевку, Мацуно такой расклад не нравится. — М? Я голосую за доставку еды в постель.   Могло бы мое утро начинаться так всю оставшуюся жизнь? Почему нет? Ах да. Я бы осталась с тобой в пределах одной кровати навсегда, если бы в грудине не кололо отвратное чувство невыполненного долга. Ты ждешь любви, но в списке моих приоритетов чертова расправа и планы, прописанные за годы до встречи с тобой.   Но я бы хотела этой любви тоже, представляешь. Если я избегала ее десять лет ради того, чтобы однажды найти в тебе, — это вполне оправданная цена за ожидание. Вчера я признала ее существование. Уверовала, хоть иди теперь молись на мощи святых, чтобы она никуда не ускользнула и снова не убила во мне все человеческое своим отсутствием.   Я уже догадываюсь, что за взрыв гормонов беспокоит меня денно и нощно, когда ты рядом. И после этой ночи я вряд ли смогу справляться со своим буйным рокотом сердца, когда ты дышишь мне в затылок, поэтому давай пойдем на компромисс:   — Погоди. Если мы останемся дома, я не смогу рядом с тобой работать. И тебе тоже — нужно подписать договор с инвестором, помнишь? — парень по-детски морщится и прячет лицо в подушку, когда я встаю с постели, открывая солнцу новую жертву для ослепления.   — Конечно. Не понедельник, а день мечты. Что ты предлагаешь? — и все же Мацуно задирает подбородок и внимательно следит за моими сборами в ванную, ожидая ответа и, кажется, с тоской отмечая тот факт, что следующие двадцать минут придется провести одному.   Я не хочу отпускать тебя. И ни в коем случае — гнать прочь самой. Все, что между нами создается сейчас, — я бы могла назвать неправильным. Но не посмею. Впервые во мне возникает ощущение того, насколько своевременно и желанно твое нахождение рядом, Чифую.   — Хару?   У каждого из нас была какая-то жизнь до этого дня. Поэтому делай то, что посчитаешь нужным. Я не буду держать тебя возле силой или давать ложные обещания о будущем. Но если ты хочешь находиться здесь сам, я не буду противиться.   Чифую ловит меня за руку, неожиданно тихо поднявшись с кровати — либо я уже задумалась так глубоко, что оглохла. Отодвигает прядки волос с моего лица и всматривается чуть пристальнее обычного, пытаясь считать мысли с кожи. Мягкие поглаживания по щеке вселяют силы. Мои непрерывно спутывающиеся мысли приобретают форму и покой.   — Что-то не так?   Абсолютно все в этой жизни будет не так, как нам бы хотелось, за исключением некоторых моментов. Поэтому давай жить ими, Чифую.   Обхватив тыльную сторону его ладони своей, я даю себе право на еще один выбор — ограничиться дерьмовой жизнью и такой же возможной смертью или же…   Позволить себе хотя бы на немного стать той девушкой, которую ненавидела полжизни за ее слабость и наивность.   — Пошли в «Черного кота». Поедим вместе и займемся своими делами. Недалеко и комфортно, — услышав меня, парнишка заметно расслабляется, уже обдумывая что-то новенькое. Блики его радужек в солнечном свете напоминают росу на весенней траве.   Я уже выросла, Чифую. Я стала сильной. У меня есть голова на плечах. Я смогу защитить то, что мне дорого, если понадобится. Я смогу защитить тебя, но и ты, пожалуйста, не давай меня в обиду.   — Только в восемь вечера я украду тебя, — заспанный и взъерошенный, он все еще сидит на постели наполовину обнаженный, сплетая наши пальцы, и оттого смущает меня сильнее. Так и хочется сказать «красивый». — Идет?   Если нам действительно удастся продлить этот день, я обязательно расскажу тебе, сколько всего сейчас борется внутри грудной клетки. Я поделюсь тем, сколько ты начинаешь для меня значить, и мы вместе посмеемся с моей тревожной неловкости.   Вместо того чтобы расплакаться на месте от крохотного допущения, как хрупко и безнадежно переплетение наших судеб, я соглашаюсь быть сегодня рядом:   — В восемь. Я буду рада. Укради меня, Чифую Мацуно.   Ты и так уже украл мое атрофированное сердце. И я не против, если у тебя получится заставить его биться вновь, защищая от ужаса перед будущим.   Или уже получилось, красавчик-арендодатель?  

POV Чифую

  Оставив Хару за компьютером в «Черном коте» после обеда, я поплелся в магазин с неохотой, ища тысячи оправданий самому себе, чтобы вернуться, остаться, даже усесться с краю барной стоечки под боком у Казуторы по одной, мать его, причине — не выпускать Харуку из поля зрения, не терять из виду ее сосредоточенную на экране моську или едва заметный запах сигарет, выкуренных в тайне от меня, скорее всего, на кухне, пока я принимал душ.   Отчего-то воспоминания прошедшей сказочной ночи, вызвавшей во мне новые необъятные чувства в сторону девушки, омрачались необъяснимой тревогой. Внутренний голос назойливо повторял перечень всех ее «жизненных заслуг», и ощущение зыбкости нашей близости нарастало сильнее с каждой секундой.   Все казалось, что Харука может испариться с минуты на минуты. Вот она была: ночью —такая податливая и разгоряченная, наутро — нежная, смиренная и любвеобильная, как ни с кем, я уверен, другим, а сейчас…   Она может затеять игру в прятки, оставив меня за чертой проигравших.   Ее плохо скрываемая симпатия ко мне будоражит. Ее доверие ко мне — многим не знакомое — воодушевляет настолько, что я готов пойти, наверное, на многие риски и уступки. Ее сокрушительные, обезумевшие похотливые мыслишки этой ночью оголенным проводом упираются в глотку, превращая меня в сплошной комок удовольствия, почти не способный мыслить рационально, но мыслящий благодаря ей.   Харука — шторм. Харука — все пятьдесят штормов, оправдывающая свою фамилию. Меня легко может накрыть волной ее безумия, и даже это пугает меньше, чем возможность дать ей рассеяться и уйти из моей жизни навсегда, оставив только штиль и бесконечную облачность.      — Глупости, Чифую. Это все глупости. Прекрати выдумывать и просто наслаждайся жизнью, — отправляю папку документов в ящик рабочего стола и закрываю его с гулким хлопком, не рассчитав силу от подступившей к кулакам нервозности.   Мы взрослые люди. Нам стоит поговорить о нас. О нашем совместном будущем. И не в качестве верных супругов и счастливых родителей, а в качестве пары, где одна один из них не рискует своей жизнью сорок часов в неделю, словно это ее его рабочие обязанности.   Я хотел поднять эту тему еще днем, но никак не смог подобраться с нужной стороны. Вразумительный ответ на то, что же она собирается делать дальше, Харука вчера мне так и не дала. А впустую переживая о ее местоположении и состоянии каждый божий час, я рискую сгубить к чертовой матери и себя, и наши назревающие отношения.   — Мы просто переночевали вместе, позволив себе чуть больше, чем просто… Друзья? Соседи? Знакомые? Кто мы вообще друг другу? В любом случае — никто не говорил об отношениях.   Но думал ли о них каждый? Для меня это важно.   Потому что я хочу отношений с ней. Я хочу, чтобы она встречала меня с работы вечерами и делилась, как прошел ее день. Я хочу видеть ее улыбку на самые маленькие знаки внимания и задерживать ее в объятиях по утрам, в обеденные перерывы, ночью и круглые выходные. Я хочу радоваться ее успехам и знать, что Харука в порядке. Хочу слышать ее восторг и поощрять ее детские шалости.   — Я хочу получать ее любовь.   Много ее любви. Хочу быть мужчиной, которым она гордится и которому доверяет. Я хочу видеть ее в своей одежде и без нее. Я хочу пробовать ее на вкус во всех смыслах этого слова и найти все самые чувствительные точки на ее теле и внутри нее. Я хочу ощущать ее каждым своим нервным окончанием.   — Эта девушка сводит меня с ума.   И все-таки — никто не в праве указывать ей, как обходиться со своей жизнью. И я тоже.   — Но мне это нихера не нравится.   Да уж. Любить девушку с ножами за пазухой весьма сложно.   Особенно, беря в расчет ее неуловимость. Я никогда не уверен в том, где можно найти Харуку, и возвращаюсь в квартиру всегда больше по привычке и со своими личными намерениями, чем с точным знанием, что меня там ждут. Ни в коем случае не желая ограничивать ее перемещения и быть каким-то мерзким сталкером, я все же понимаю, насколько важно иметь даже незначительную страховку от беды.   — Поэтому я надеюсь, что ты меня простишь, если когда-нибудь узнаешь, — наспех поднявшись с рабочего кресла, отыскиваю телефон на диванчике рядом, и открываю недавнюю переписку с одним из близнецов. — Будет лучше, если мне это никогда не понадобится.  

Нахоя, привет.

У меня к тебе странный вопрос.

Отпишись, когда будет минутка, пожалуйста.

    Ответ приходит почти незамедлительно. Чувство вины сменяется легким сомнением, но отступать уже поздно.     Улыбашка Здорова. В последнее время все твои вопросы и просьбы странные. Выкладывай, лол.     Было бы лучше обсудить с ней все откровенно. Выложить все карты на стол и прийти к согласию. Вот только столько карт уже было разложено, что и колода заканчивается. Я обещаю себе поступить правильно как только выдастся возможность. Но подстраховка не будет лишней.   — Да и не скажу же я сейчас: «Нахоя, сори, я передумал, чего хотел, отличного вам вечера»? И чем они там в отделе занимаются, раз на штатские сообщения так быстро реагируют?    

Только не спрашивай.

Как я могу знать о перемещениях человека?

Есть какие-нибудь маячки / жучки? Желательно —

как можно меньше и беспалевнее.

  Улыбашка Ебанешься >_< Зачитывать трактат о незаконности этого дерьма тебе не стоит, верно?  

;)

    Улыбашка Мы пользуемся по старинке, полицейскими. Тебе срочно? Могу направить доставкой из Токио. По размеру — не доебешься. Можно спрятать даже в заколке. Или вшить в галстук. Проверяли. Работает.    

Спасибо, кент. Мне очень нужно!

Адрес ты знаешь. Сколько с меня?

  Улыбашка Не бери в голову. У меня таких до сраки, мы тут постарались наладить… свое производство. У вас все настолько жестко? Как в магазине дела?    

Полицаи в друзьях — это тема!

С магазином… Пока справляемся. Позже расскажу.

    Улыбашка Будьте осторожны. От Сои привет.

 

Постараемся, но ничего не обещаю))))

И ему салют. Еще раз — спасибо!

    Улыбашка Да нез. Не злоупотребляйте всякой херней #в_тюрьме_нет_мест_для_вас #даже_Каза_оттуда_выперли     — А вот Харуку чуть что примут туда с распростертыми объятиями.   Настенные часы над столом показывают половину пятого. Окончательно придя в себя, я тяжело выдыхаю и возвращаюсь к компьютеру. Есть еще один вопрос, который не дает мне покоя полдня — инвестор не выходит на связь, несмотря на запланированную встречу. Игнорировать свою несдержанность и волнение с каждой минутой все сложнее, каким бы собранным я ни старался себя возомнить, готовясь к звонку с должным усердием.   Снова обновляю почтовый ящик, почти зажмурив глаза в надежде, что ответное письмо от компании вот-вот появится на верхней строчке, и почти подпрыгиваю на кресле, увидев знак нового уведомления.   — Инструкция от Нахои. Ладно.   Стоит ли названивать самому? Этот вопрос не давал мне покоя с момента, когда никто не подключился ко встрече, но ответ на него найти было сложно. Задерживаюсь взглядом на трубке рядом с недоверием самому себе. Инстинкт выживания и доля самоуважения взывают ко мне в рупор. Повинуясь им, я желаю взять ситуацию в свои руки и набирать заветный номер, пока палец не отсохнет. Но правила приличия и деловой этики не позволяют проявлять такую настойчивость даже к ассистенту, который обещал направить бумаги на подписание и связать нас по онлайн-конференции еще до обеда.   — Может, форс-мажор? Безответственность сотрудника? Проблемы с интернетом?   Проверяю свое подключение к местной сети. Холодными пальцами нервно отбиваю ритм по компьютерной мыши, отключив соединение и снова вернув его в рабочее состояние. Страница браузера автоматически перезагружается, и от бездействия я с хрустом заламываю пальцы, отчего, кажется, даже Иори сейчас прибежит из зала, прося пощадить свои уши. В кабинете значительно холодает. Нервы ни к черту, а я всего лишь жду документы.   Я боюсь провалиться снова. Такой долгий путь к результату без возможности перебирать более-менее выгодные варианты изрядно меня вымотал. И пусть я до сих пор верю, что все мои усилия и ожидание обязательно оправдаются — с каждой неделей все более ярко и болезненно ощущаю себя маленьким обманутым мальчишкой, которому пообещали, что он обязательно все поймет и получит, когда вырастет.   Что ж, я вырос, но понятнее ничего не стало. Только усложнилось.   Телефон вибрирует всего один гудок, когда я экстренно зажимаю кнопку ответа, в суете даже не обратив внимание на номер.   — Господин Мацуно? — услышав официальный тон, обливаюсь холодным потом. Сразу же подвигаю необходимые бумаги ближе на случай, если придется зачитывать условия или диктовать данные. — Вас беспокоят из компании…   — Да, это я. Добрый день! Очень ждал ваш звонок. Безмерно ему рад, — лучше я буду искренним с самого начала. Нет ничего плохого в том, что я хочу заручиться их поддержкой и не проявляю привычной деловому миру строгости. Хватит с меня амебных старых бизнесменов, которые даже улыбаться разучились.   — Прошу прощения, мы вынуждены вам отказать.   Оттарабаниваю ручкой всего два удара по листкам перед собой и останавливаюсь, чуть ли не роняя ее. Мне послышалось? Когда я успел отвлечься?   — Простите?   — Сделки не будет. Ничем не могу вам помочь, — сухо выдает женский голос. Трубку на той стороне кладут без особого желания выслушивать ряд моих вопросов, бестактно сорванных с уст.   Я перезваниваю несколько раз, но никто не удосуживается ответить. Свободная рука тянется оттянуть галстук, пока второй я прижимаю трубку к уху, считая гудки и даже не представляя, с чего начну, если ее кто-то вдруг поднимет.   Вдруг? Я настолько отчаялся? Я уже уверен, что никому дела до нас нет?   — Я не собираюсь это терпеть!   Я и не с таким и справлялся. Только тогда способ решения всех проблем упирался в размазывание морд по асфальту. После любой неудачной сходки я успокаивал себя одним: если удалось избежать тюремного заключения или похорон — все исправимо. Нужно только приложить усилие и ни за что не останавливаться.   Худшее время — когда ты опускаешь руки. Нельзя допустить, чтобы оно наступило.   Душно. Я расстегиваю пару верхних пуговиц на белой рубашке. Вбиваю в адресную строку название компании так раздраженно и уверенно, что даже клавиши скоро начнут плавиться. На официальном сайте карточка инвестора совпадает с номером звонившего ассистента. Это и логично. Ни одно важное лицо не выставит свой номер телефона, избегая таких, как я.   Назойливых? Отчаявшихся и упорных.   — И как теперь…   Меня озаряет идея, воплощение которой — безумие и мой последний шанс попытаться добиться истины, а не сидеть пнем в ожидании манны небесной.   — Что ты творишь, Чифую? — вбиваю звонивший номер в память телефона. Мессенджер автоматически показывает имя зарегистрированного пользователя и парочку фотографий. Звонила некая Мико. Точно. Господин Томохиро именно так и назвал свою ассистентку на прошлой встрече. А сейчас вместо соглашения о спонсировании она протараторила мне «ничем не могу помочь». — Я так обычно себя не веду. Но ты выглядишь, как сучка, Мико.   Найти ее в социальных сетях оказалось несложно. Она подписана на все аккаунты компании, да и главное фото совпадает с чатом.   — Больше шести тысяч друзей, сотни лайков и многочисленные комментарии. Да здесь можно потеряться.   Снова возвращаюсь на страницу официального сайта и вбиваю в контакты телефона номер, указанный под карточкой заместителя господина Томохиро. Еще одно женское миловидное лицо в аккаунте и незамысловатое «Аоки» наталкивают на мысль, что и этот номер принадлежит — уже другой — ассистентке.   — Если вы дружите, я буду рад… — интересно, то же ли самое чувствует Харука, когда проворачивает что-то подобное? У меня горят фаланги пальцев от одного звука клацающей мышки и осознания, что я собираюсь сотворить. — Есть!   Мико и Аоки подписаны друг на друга. Более того, уже сегодня, если верить комментариям, Аоки улетела в отпуск на острова, заставив Мико скучать — конечно же, с миллионом грустных смайликов.   — Нарушаю ли я сейчас закон? — открыв пустой чат с Аоки, печатаю с телефона обращение, от мандража кое-где меняя буквы в словах. Больше времени занимают исправления. Я долго вычитываю сообщение, чтобы отправить его какой-то незнакомке и стать на одно нарушение ближе к уровню Игараси.    

Аоки-сама, сигнал SOS!

Прости, что отвлекаю тебя на отдыхе, но ситуация фатальная.

Я посеяла телефон, а номер господина Томохиро все не могу вспомнить.

Нужно с ним срочно связаться по поводу собеседований.

У тебя же есть его телефончик!

Отправь мне сюда, пожалуйста, одолжила у прохожего!

Твоя Мико-сама, люблю-целую-обнимаю.

Прогрей свои косточки за нас двоих

    От количества восклицательных знаков и наигранных цитаток, переписанных из постов и комментариев Мико, сложно поверить, что эту бурду составил и нагло отправил незнакомому человеку именно я.   — Лишь бы не позвонила. Лишь бы не позвонила. Пожалуйста, не звони. Просто отправь чертов номер. А если у Аоки его нет? Блядство. Сраное блядство. И зачем я только…     Аоки Мико, ты как всегда в своем репертуаре… Да и номер его ты никогда не помнила, не усердствуй. Будь внимательнее, дорогая. Сейчас скину. И я — люблю-целую-обнимаю! А прохожий на фотке няш-милаш!!! Загробастай его!     — Вот и поговорили… — списав мелькнувшее сообщение на разыгравшееся воображение, я блокирую экран телефона, но пришедшее следом уведомление с номером приводит меня в себя, заставляя нахаживать десятки метров из угла в угол небольшого кабинета. — Стоп, что? Серьезно? Получилось?   Не отправив и слово благодарности, я набираю без раздумий — чтобы не сдаться на половине пути.   — Слушаю?   И теряюсь, как школьник, пойманный за подделыванием оценок.   — Эм… Здравствуйте, господин Томохиро! Это Мацуно. Чифую Мацуно, — носком кроссовка слабо бью по книжной полке, находя в этом свое успокоение, и всеми силами контролирую голос.   Нет безвыходных ситуаций. Нет ничего страшнее смерти в муках. Это всего лишь телефонный звонок.   — Я полагал, с вами свяжется мой асси…   А я полагал, что взрослые люди умеют держать слово и делиться принятыми решениями в более конструктивной форме.   От накатившей злости с горьким вкусом обиды на кончике языка я становлюсь смелее и прерываю старика на той стороне провода:   — Я не понимаю. Прошу простить мою дерзость, но я полагал, что эта сделка будет полезна обеим сторонам. Вы знаете, что наши амбиции и возможности абсолютно оправданы.   — Я также вижу, что вы пробивной парень, Мацуно.   Стены кабинета начинают давить на меня сами собой, но выходить в зал, к посетителям и Иори в таком расположении духа я не стремлюсь.   — Когда дело касается бизнеса, иначе нельзя. Позвольте узнать, что вас смутило? Почему за выходные вы все-таки приняли обратное решение? Ваше мнение… Поможет мне понять, где я совершаю ошибку.   Наливаю воду из кулера, прижимая телефон к уху с такой силой, словно хочу засунуть его внутрь, прямо в голову. Нужно остудиться. Пары глотков оказывается недостаточно.   — Скажу вам честно. И надеюсь, этот разговор останется между нами. Вашей вины здесь нет. Просто некоторым не везет.   Второй стакан, выпитый залпом, — уже лучше. Я мыслю трезво и хладнокровно, как бы последняя фраза не выбешивала, вызывая абсолютное отвращение к снисходительному тону моего собеседника.   — Соседняя кофейня «Черный кот» только называется так, и никакая кошка нам дорогу не перебегала. В чем же дело, господин Томохиро?   Третий стакан воды остужает до порога, название которому «пора доставать виски».   — На вашем пути не черные коты, а самые настоящие дикие койоты, мальчик мой, — и даже голос у Томохиро меняется до безобразия. Шепотом он выражает все свое сожаление, не говоря о нем ни слова. — Советую вам идти к целям в другом районе. Позвоните мне, когда переедете.   — Но мы не… Собираемся.   Он сбрасывает в непоколебимой уверенности — наш разговор бесполезно продолжать. А я остаюсь возле опустевшего кулера, сжимая пластиковый стаканчик в кулаке и игнорируя разлитую под ногами воду. С тысячей вопросов, не снятых с языка, и единственной однозначной мыслью:   — Я не понимаю. Я ничего, мать вашу, не понимаю.  

POV Харука

  Обычно Чифую залетает в кофейню почти пританцовывая. Расслабленный и улыбчивый, он либо сдержанно здоровается с сотрудниками, либо гордо восседает перед Казуторой, готовый к часам эмоциональных рассказов.   Как правило, они комично прикрывают рты ладонями, чтобы не мешать посетителям заразительным хохотом. И все равно веселят народ своим взбалмошным видом.   В другие дни напоминают стратегов: когда с лицами истинных профессионалов проводят ревизии, расписывают сезонное меню или согласовывают бюджет.   Реже — раздражают, если вдруг решили пошептаться за столиком, строя из себя тайных агентов, чьи разговорчики заинтересовывают только тем, что ты их не слышишь.   Особенно раздражает Чифую, от которого не укрыться, хоть забейся в самый дальний угол. Даже отвернувшись, всегда чувствую его прожигающие взгляды и неосознанно сжимаюсь, пока жар смущения проходит по всему телу, разгоняя кровь до фантастических показателей. Пусть и смущаться я начала с недавних пор, начав воспринимать его стрельбу глазками совсем иначе.   Я внимательная. Да и разрывная энергия Чифую распространяется повсюду с космической скоростью, где бы он ни оказался. Но сегодня все совершенно иначе. Сегодня в кофейне непростительно тускло — и становится даже хуже, когда зеленоглазое существо бесшумно протискивается внутрь.   — Опоздал? На него не похоже.   Зайдя в помещение, Мацуно ничем себя не выдал. Я бы и не обратила внимание на очередного гостя, если бы сквозняк не принес к столику сладковатые нотки знакомого парфюма. Если бы я не ждала восьми часов вечера, как заведенная, следя за стрелкой часов каждые несколько минут.   Если бы не посматривала на входную дверь не моргая, переживая, что он мог меня разыграть.   — Лучше бы разыграл, чем вернулся… Таким, — и взгляда достаточно, чтобы по коже прошелся неприятный холодок, а в груди поселилась легкая тревога. Что-то не то. Что-то не так.   Вместе с Ханемией они пропали на кухне всего на пару минут и вернулись с каменными лицами. По ним невозможно было понять, что требуется сдерживать — всепоглощающую ярость или же неконтролируемые рыдания.   Словно притягиваемый магнитом, Чифую направился ко мне, даже не смотря по сторонам, а я и вовсе растеряла все слова.   — Я уже думала, ты не придешь.   — Прости. Были… — парень грузно опускается на стул рядом, сдавленно выдыхая. Утренняя легкость бесследно пропала. Скрыть упаднический настрой у Чифую получается откровенно скверно. — Были дела.   — Ты долго подбирал слово, — его еле выдавленное подобие усмешки выглядит как никогда неправдоподобно. Я отрываюсь от компьютера окончательно, пытаясь отыскать причины загадочного поведения парня, и не глядя захлопываю крышку экрана. — Что-то случилось?   — Все в порядке. Просто устал, — Чифую точно не врет, но одним «устал» он за сегодня не отделался. — Как у тебя дела?   Парень в изнурении наклоняет голову. Подняв глаза, рассматривает мое лицо с задумчивым видом. Он то вскользь пробегается по волосам, словно считая каждый, то останавливается на шее, прожигая ворот водолазки, за которым я еле спрятала засосы.   Переводишь внимание? Не хочешь делиться? Это ведь и не мое дело. И не моя забота. Но почему от твоих унылых бегающих туда-сюда глаз так некомфортно?   — Мои дела? Как тебе сказать… — Чифую старается меня слушать, но мыслями совсем не здесь. — У меня ровно ничего не произошло. А вот твой день не дает покоя.   Темные полосы бровей встречаются на переносице. В удивлении и растерянности.   А ты что думал? Мы почти переспали этой ночью. Попытки узнать, как у тебя дела, — наверное, меньшее, с чего я могу начать наш вечер.   Мацуно молчаливо поджимает губы, готовый городить новую порцию чуши.   — А еще Казутора, как оголтелый, агрессивно печатал сообщения половину вечера и нервно постукивал по своей кофемашине чем придется… — киваю в сторону бариста в доказательство своих слов. Мацуно крутит головой и становится немного разговорчивее.   — Изверг. Сильно отвлекал? — начинает извиняюще, тоскливо качая головой, но не произносит и слова больше.   — Невероятно. Так что?   Чифую сомневается. Водит пальцем по краю моего ноутбука и задерживается на остром уголке, пока мысли в его голове перемалываются, как зерна в кофемолке.   — Он даже сейчас буравит твою спину плаксивым взглядом. Кого-то из вас двоих точно нужно успокоить. Или обоих? — я не выдерживаю вида нервных движений Чифую и накрываю его ладонь своей, лишь бы он прекратил молча себя изводить. Промерзшие пальцы в нетерпении сплетаются с моими в крепкий замок. Не разрубишь, как гордиев узел. Парень облегченно прикрывает глаза, и мне становится немного легче.   Так же неоднозначно и ты себя чувствуешь, когда я игнорирую любое желание поучаствовать в моей жизни?   — Не то что бы я как-то помогаю… Или могла бы… — нужные слова подбираются с трудом. За многие годы я и забыла, как это — находиться так близко к человеку и чувствовать необъяснимое желание быть… Опорой? Поддержкой?   — Просто вы же явно не в норме, верно? Это странно. Обычно вас хочется стукнуть за безудержное веселье. В общественном месте. Среди грустных, бедных гостей. Где это вообще видано? — первая настоящая, пусть и крохотная, улыбка касается его губ. Я незаметно выдыхаю, обращая внимание на то, как лицо Мацуно постепенно приобретает здоровый вид.  — А сейчас даже рука не поднимается. И что с вами дела…   Чифую останавливает этот поток одним жестом — припадая губами к моим костяшкам и глубоко вдыхая. Волоски становятся дыбом. Кажется, все посетители уставились на нас. Нет, весь этот город следит за действиями Мацуно, не дыша.   Или, может, это я одна не могу дышать и смотреть куда угодно, кроме тебя и твоих морозных шершавых губ на моих фалангах.   — Он справится, — не сразу понимаю, что Чифую имеет в виду. Лишь после догоняю, что он ответил за Казутору.   — А ты?   Меньше знаешь о проблемах других, крепче спишь, Харука. Только Чифую уже не другой. Как минимум, он умудрился раздеть меня ночью, а я этому только способствовала.   — И я, — глаза Чифую медленно оживают. Он сам будто просыпается от какого-то неприятного сна: зрение его становится ясным, а голос уверенным.   — Значит, что-то точно стряслось.   — Нам… — он первый отпускает руку и слабо тянет за неаккуратно затянутый галстук, прожигая дыру в стене. — Мне отказал инвестор.   — Какого черта? Все же было в порядке! Вы же собирались… — пальцы Чифую не слушаются. Узел на шее не поддается. Бесит. — Дай сюда, — я подвигаю стул ближе и поддеваю ткань коротким ногтем. — Но как?   — Просто. Отказал. Причин не назвал, — я растягиваю последнюю петельку, но останавливаюсь, услышав, с каким безразличием Мацуно бросается этим фактом.   Он невероятно подавлен. Наблюдать за таким Чифую непривычно. Я закусываю губу до крови, не зная, куда высвободить скопившуюся за пару минут злость на совершенно незнакомого человека.   — Ублюдок. Кто так делает? Свои решения нужно аргументировать! Это деловые отношения!   Вскрикиваю почти на всю кофейню, привлекая всеобщее внимание к себе, и сразу же прижимаюсь к столешнице, коря себя за неосторожную вспыльчивость. Чифую внезапно хихикает с такой реакции и, сжав мои полыхающие щеки, коротко чмокает в лоб, вставая со своего места.   Я теряюсь и замолкаю совсем. Был бы у меня хвост, я бы точно прижала его к себе, а еще лучше — прикрыла бы им свою раскрасневшуюся морду, сгорая от стыда. Даже Казутора застывает с открытым ртом, проливая молоко мимо чашки и спешно извиняясь перед клиентом у барки.   — Ничего, Хару. Мне не привыкать. Поехали? — только когда перед глазами появляется протянутая в пригласительном жесте ладонь Чифую, я отмираю.   Мне не привыкать? Что ты имеешь в виду?   — Поехали? Ты точно готов куда-то ехать? Выглядишь измученным, — он все ждет, когда я схвачусь за него, но я теряюсь в сомнениях.   — Беспокоишься обо мне?   Если это предположение заставит тебя забыть чертового инвестора, я готова согласиться и повторить его сотню раз.   — Как бы не пришлось тащить тебя домой на своем горбу… — и все же я собираю вещи в рюкзак, неуверенно вкладывая свою ладошку в его. Чифую тянет меня к выходу незамедлительно, отсалютовав все еще удивленному Ханемии.   Приятно знать, что Казутора не в курсе всего происходящего между нами, какими бы друзьями они ни были.   Запястье Чифую теплеет. Я тоже понемногу прихожу в себя. Да и прохладный вечерний ветер отрезвляет, хотя трагическое «мне не привыкать», произнесенное Чифую с непозволительной для его нрава обреченностью, залегает в грудине саднящей ранкой.   — Безопасность превыше всего, — Мацуно осторожно натягивает шлем мне на голову, стоит нам оказаться у припаркованного за углом байка, и проверяет, все ли отменно сидит. — Знал бы, что буду катать тебя, обзавелся бы люлькой.   — Нас бы засмеяла вся Йокогама.   — Попросили бы Казутору сделать то же самое — устроили бы флешмоб…   Смена настроения Чифую бальзамом ложится на сердце, хотя и выглядит больно резкой. Я сама не замечаю, как растягиваюсь в глупой улыбке, прижимаясь к его спине крепче обычного. Он давит на газ — виражируя между машинами сквозь заполненное шоссе, сейчас я начинаю чувствую себя свободнее, чем когда-либо.   — Куда мы едем? — мой голос теряется в звуке ревущего мотора. Решаю больше не спрашивать. Бесполезно.   Но в ответ все-таки разбираю:   — В самое красивое место в этом городе.   Дорога занимает около двадцати минут. Вывернув на узкую полосу вдоль пристани, Чифую останавливается на парковке недалеко от пляжа. Небо на закате темного персикового оттенка очаровывает — найдя его грань на стыке с морем, я совсем не слежу за дорогой. Оттого и понять, что мы приехали, сразу не удается.   — Я так понимаю, отпускать из своих объятий ты меня уже не хочешь? — Чифую глушит мотор и уже избавляется от своего шлема, но вставать с железного коня не спешит. Не отрывать же меня силой?   — А можно? — разговаривая с его спиной, я обретаю смелость. Всегда бы так.   — Можно все, котенок. И все же нам стоит поторопиться, пока совсем не стемнело.   Опять этот «котенок»? С каждым разом звучит все привычнее.   Рядом парень, от вида которого потряхивает в сладком волнении. Через дорогу пляж. А фоном — разукрашенный, будто красками, небосклон. Я видела такое по телевизору десять, а то и больше лет назад. Но видеть не значит чувствовать по-настоящему.   Сейчас я чувствую.   Чифую снимает мой шлем и поправляет спутанные на макушке волосы. От щекотки я ежусь и вжимаю голову в шею, веселя Мацуно сильнее.   Сейчас я заставляю кого-то улыбаться.   — Теперь можем идти, — он подхватывает меня под руку, и в быстром темпе, почти срывая на бег, мы пересекаем тротуар, направляясь прямо к мосту.   — Мы на западном побережье. Мост ведет на южное. Как думаешь, откуда открывается самый красивый вид? — Чифую останавливается, когда мы ступаем на металлический каркас.   Сейчас его темные прядки волос с закатными отблесками заставляют улыбаться и меня, как дурочку. Наверное, это и есть красота.   — Я… Не знаю. Если забраться на самую вершину? Или посередине?   Мацуно выжидает, пока мимо пробегут дети, и крепче сжимает мою руку, взглядом указывая на едва заметный проем между балками в основании моста и кустарником.   — Спойлер: лучше всего — снизу.   — Что?   — Будь осторожна, — парень подходит к самому краю, всматриваясь в спуск за кустом. Я следую его примеру, пытаясь понять, какова вероятность умереть, свалившись головой вниз. — Ты доверяешь мне?   Надежда в его голосе смешит. Чифую на полном серьезе задается вопросом о доверии — и это после вчерашнего.   — А ты собрался завести меня в темное место под мостом и обесчестить?   — Кто бы говорил. «Раскрепощенность года» — твое звание, Хару, — негодник подмигивает, а я готова столкнуть его от вновь накатившей неловкости. По моим расчетам, останется в живых.   И все же, когда Мацуно поворачивается к обрыву спиной и хватается за косую балку, я вся сжимаюсь, прослеживая за каждым его движением с особой внимательностью. Ногой он находит опору где-то снизу и, спустившись наполовину, подзывает меня ближе. — Хватайся, где я. После поставишь ногу — вот сюда… Да, отлично!   Он подхватывает меня за талию, притягивая вплотную, — возомнил себя страховочным канатом? — и постепенно спускается все ниже, пока мы оба не скрываемся за обрывом, так резко оказываясь за пределами цивилизации. От вида абсолютно не тронутого человеческой рукой пляжа под мостом захватывает дыхание. Как и от Мацуно, упирающегося мне в шею носом.   — Мы почти у це… — он не успевает договорить и отстраняется с глухим вскриком, повалившись назад. И то, спиной я не сразу осознаю, что он падает. — Блядство!   Распластавшись на спине, он прижимает руку к затылку, болезненно постанывая. Я срываюсь с последней перекладины с застилающим глаза ужасом. Благо, уже было не высоко.   — Сильно ушибся? Болит? — прощупываю его шею, взяв себя в руки абы как и еле сдерживаясь от крика о помощи. Он пострадал. Ему больно. Он умрет. И это будет моя вина.   — Очень… Неприятно…   — Шея, вроде бы, в норме. Спина? Как… — в голове все смешалось. Собственные движения кажутся неразборчивыми и бесполезными. У Чифую закатываются глаза и с приоткрытых уст вот-вот сорвется истошный вой.   — Я…   Он подрывается с земли быстрее, чем я успеваю что-либо сообразить. Впивается в мои открытые губы с требовательным поцелуем и языком прорывается вперед, щекоча небо, пока я застываю на песке с открытыми глазами, наконец, осознавая подлый обман.   «Я убью тебя» — сказать не получается. Рот занят — приходится прикусить наглый язык Мацуно.   — Больно! — ударяю его по груди с ощутимой силой несколько раз, приводя в чувство. Совсем с ума сошел. — Хару!   — Больно ему! Да что ты? А больше ничего у тебя не болит? Ты вообще нормальный? — Чифую ловит мои кулаки и снова наклоняется вперед с задором щелкая зубами прямо перед лицом.   — Ты только что укусил меня за нос?.. — поверить в реальность его сумасшедших поступков можно только по влажному кончику носа.   Чифую проявляет свои чувства в таком неожиданном ключе, что сердце колотится в разы быстрее обычного. Если у него есть еще несколько фокусов в багаже, я хочу увидеть их все. Знать бы заранее, к чему быть готовой, чтобы не прибить его раньше отведенного судьбой часа.   — Не укусил, а куснул. А от того, что ты переживала, мне значительно лучше.   — Точно головой ударился…   Он смеется. Откровенно смеется и душит меня в объятиях, стирая всю тоску этого дня в порошок. Я рада. И даже злиться долго не получается.   — Кстати, мы пришли, — Чифую помогает мне встать. С легким укором отряхиваю его пиджак от песка, напоминая по возвращении домой постираться, и глушу вздох восторга, осматриваюсь по сторонам, пока парень забирает мой портфель. — Я понесу. Он тяжелый.   За несколько минут небо успело потемнеть до насыщенных алых разводов, уходя в черные воды моря на горизонте. Чайки вдалеке низко кружатся с громкими криками — а вокруг ни души. Только величественный мост темнеет сверху, устрашающей тенью опадая на золотистый песок.   — Здесь великолепно…   Мы подходим достаточно близко к воде, чтобы прохлада влаги оставалась на коже тонким слоем, но волны не могли коснуться кончиков кроссовок.   — Сюда можно приходить в любом настроении, — проговаривает Чифую, следя за кружением птиц над водой вдали. — Нет никакой разницы, обливается ли сердце кровью или некуда высвободить чрезмерную радость. Воде все равно. Она подстраивается. Она все лечит.   — Как ты узнал об этом месте?   — Случайно. Полез за раненым псом. Он показал мне.   — Ты сегодня тоже, как раненый пес, — холодный ветер все равно пробирается глубже, чем хотелось бы. Сквозняком идет вдоль спины и забирается в штанины. Я слегка обхватываю себя руками, лишь бы не портить мгновение, как вдруг Мацуно, стоящий чуть позади, накидывает свой пыльный пиджак мне на плечи.   — Сейчас мне лучше.   — Ты сам замерзнешь…   Я неуверенно оборачиваюсь к Чифую, кончиками пальцев цепляясь за его белую тоненькую рубашку. В изумрудных глазах нахожу почти мольбу, утонувшую в болоте тоски и несправедливости:   — Все просто. Обними меня, Хару. И я согреюсь.   Я ошибалась. Нисколько он не забыл о своем поражении. Разве что немного отвлекся. У Чифую тоже бывают отвратительные дни. Он тоже человек, имеющий право быть слабым хоть изредка.   И если я могу сделать что-то для тебя, я постараюсь.   Тянусь к нему всем телом с непомерным желанием отдать хотя бы долю того тепла, которым он делится ежедневно. Того тепла, которое я отвергала и не ценила так долго, и без которого сейчас обхожусь, почти как машина без топлива. Сомкнув руки на спине парня, я чувствую себя способной на это.   На любовь? Ты уверена? Делить с ним боль и радость? Обиды и сомнения? Ты готова любить, Харука, а не бежать от любви?   Чифую прижимает меня даже крепче вчерашнего, утыкаясь носом в макушку. И пока на фоне шумят волны, я вспоминаю богов, которым учила молиться мама, чтобы они даровали нам обещанное спокойствие.   О любви я подумаю позже. Живем мгновением и поддаемся желаниям, помнишь уговор?   — Ты думала о нашем вчерашнем разговоре? — вдруг начинает он настолько некстати, что я в очередной раз оказываюсь застигнутой врасплох. Еще и в самом невыгодном положении, когда убежать нет шансов — его руки не позволят.   Тактика Чифую работает безотказно. Заманить жертву нежностью додумается не каждый хищник.   Пожалуйста, не нужно.   — Их было много, — запутать его и отвлечь у меня уже вряд ли получится, но попробовать все же стоит. — Какой из них тебя интересует?   Пожалуйста, только не сейчас.   — Что ты будешь делать дальше, Хару? Что будем делать мы?  

POV Чифую

  — Хару?   Я хочу заглянуть в ее темные глаза в поисках подобия правды, но бесконечно боюсь отстраниться. Если я это сделаю, она выпорхнет из моих рук. Я не могу позволить этому произойти.   Но и жить в неведении с тяжелым камнем на сердце — тоже не тот сценарий, который сделает меня счастливее.   Харука не издает ни звука и начинает подрагивать на моей груди. Нам бы — по-хорошему — скорее вернуться домой. Или хотя бы подняться на холм, подальше от воды и пробирающего морского холода. И от осознания, что я тяну с этим, рискуя нашим здоровьем, чувствую себя омерзительно, потому что ставлю этот чертов разговор на порядок выше всего прочего.   — Я не знаю, что тебе ответить, — вяло начинает она, явно не горя желанием о чем-то рассуждать. Рассуждать о нас. — Это моя привычная форма жизни, Чифую. Есть люди, которые заслуживают наказания.   Я это уже слышал. Меня не интересуют какие-то люди. Меня интересуешь ты.   — Какой ценой?   — Не имеет значения. Я положила на это годы, — в ее голосе плавится сталь, пробитая под моим напором. Каждое слово весит тонны и обдумывается с большими усилиями. — Останавливаться сейчас поздно. Мне нужно закончить начатое. Я хочу этого.   Харука честна со мной. Она действительно хочет добиться своего. Ей это необходимо.   — И когда ты закончишь? —прежде чем я подведу к самому главному, попытаюсь разузнать как можно больше. Может, все не настолько плохо, как я уже напридумывал? — Сколько нужно времени? Сколько осталось?..   — Прекрати, — но она обрывает меня легким ударом кулачка — им же Хару до этого растирала мою спину в попытке согреть через тонкую ткань рубашки.   Погодные изменения сейчас волнуют меня меньше всего. Я легко перенесу озноб от перепада температуры. Но я пока не представляю, как можно вынести тот факт, что с тобой каждый день может приключиться не пойми что.   — Тебе не нужно сюда лезть. Это бессмысленно.   Ладно. Зайду с другой стороны, раз ты такая непробиваемая.   — Ты бы хотела продолжить наши с тобой… Встречи? — я рассчитываю на догадливость Харуки. Ветер усиливается. Мимо нас проносится чей-то потерянный воздушный змей и спустя пару секунд сталкивается с каменным склоном бухты.   Я не хочу разбиться подобно ему.   — О чем ты? — в девичьем голосе мелькает наигранное недопонимание. Она тянет время.   Если тебе не терпелось услышать мои варианты, могла бы сразу попросить их перечислить.   — Ты бы хотела продолжать ночевать вместе? Обедать? Искать фильмы на вечер? Греться со мной под мостом?   Она молчит долго. Значительно дольше, чем я раньше мог вообще выдержать. Сейчас я даю Хару эту крупицу времени, понимая, что на кону стоит вся ее привычная жизнь. И в то же время — опасаясь, что эта жизнь может привести к неминуемой гибели, если Игараси однажды не справится с возложенной на себя же ношей.   Мне важно понимать, видишь ли ты меня рядом, или нас не станет, как только все дела в Йокогаме будут разрешены.   — Меня не интересует твой график мстителя и вписываюсь ли я в расписание между просмотром чужих досье. Не думай о долге. Отбрось все, кроме одного — хочешь ты или нет?   Я устаю считать, сколько раз прогорланили чайки за то время, что Харука безмолвствует, — в нашем случае молчание точно не значит согласие — и через силу выпускаю ее из рук, отходя на пару шагов поодаль.   Неужели я сильно напираю и неправильно распознаю твои сигналы остаться? Неужели я действительно все делаю не так в этой ебаной жизни?   Не в первый раз за этот день мне хочется взвыть к небу. Складывается впечатление, что судьба решила устроить внеплановый экзамен, а я перепутал все ответы и буду вот-вот лишен всего, что пытался сохранить с большим трудом.   Игараси стоит в полуметре, закрывая опущенное лицо волосами, как воды в рот набрала. У меня в ребрах на уровне сердца что-то без конца щемит. Пытаюсь прокашляться, ударяя себя по груди, но безрезультатно — отвратительное чувство и не думает проходить. Я набираю побольше воздуха в легкие и разворачиваюсь в сторону, не зная, как поступать дальше.   — Представь, что ты всю жизнь следуешь одному сценарию, — море волнуется, шумом волн заглушая подрагивающий голос вдруг очнувшейся Харуки. Я слышу в нем столько сокрушения и стыда, что застываю на месте. — Первые несколько лет ты его презираешь. Пытаешься избежать, но не видишь ни одного выхода.   Пытаешься избежать, но не видишь выхода?   — Хочешь исправить, а нет ни одного другого варианта перед глазами и даже в воображении. Как может быть иначе, никто не показал и не научил. А спустя годы он помогает тебе выживать и кажется единственным верным.   Помогает выживать?     — Я могу тебе показать, как может быть по-другому, — возвращаюсь на шаг назад, желая хорошенько встряхнуть Хару, но не нахожу сил, заметив ее пустой взгляд, пронзающий меня злобными искрами.   — Хватит играть в спасателя, Чифую, — она пятится, словно опасаясь стоять рядом, оказывается в воде пятками, но игнорирует это, с содроганием сжимая кулачки. — Таких в моей жизни было достаточно. Но сейчас ты вдыхаешь воздух, который рассеял их пепел, и ходишь по бетону, где замурованы их останки.   Сейчас я понимаю, что не злость в ее взгляде меня испугала, а испепеляющее чувство нескончаемой вины.     — Так ты и не причем, Хару. Есть плохие люди, а есть люди, с которыми случилось много плохого, — достучаться до ее здравого смысла в таком состоянии особенно сложно. Одной волной ей полносью заливает кроссовки, но заметив мои попытки приблизиться, девушка только делает еще полшага в глубину. — К кому себя относишь ты?   —  А ты как считаешь? По мне плачет тюрьма, Чифую. И плаха недоброжелателей, — она качается, по щиколотку оказавшись в воде, как будто пытается утопить себя не только словесно, но и натурально. — Шаг вправо, шаг влево — и я либо гнию в земле, либо отбываю срок за решеткой. Все мои умения всегда были направлены на низкие цели. У меня нет хорошей предыстории. И не было никогда!   Харука срывается на крик. Возводит глаза к мосту над нами, как будто бы взывая его упасть и погрести нас здесь навечно. Солнце уже совсем скрылось, но слабый свет фонаря откуда-то сверху позволяет мне увидеть ее блестящее от слез совершенно бледное лицо.   — У тебя есть шанс создать новую. Я хочу этого тоже!   Очередная волна сбивает ее еще дальше. Девушка пошатывается, погрязая в иле, но выставляет руки вперед так, словно никогда не простит меня, решись я к ней подойти. Хару надрывает голос, глотая рыдания, неконтролируемо вырывающиеся наружу.   Зря я все это затеял. Болван. Псих.   — Как ты себе это представляешь? Сжечь все паспорта, кроме настоящего? Устроить на работу в зажиточную компанию, куда меня возьмут по конкурсу?   Харука обращается не ко мне. Она топит свой голос в море, не видя перед собой ничего из-за слезной пелены, и у меня появляется шанс подобраться ближе. В обувь попадет холодная вода. Почти шиплю, не представляя, как брюнетка выстояла эту минуту, игнорируя сухой берег.   — Кататься в общественном транспорте? Ловить на себе взгляды прохожих, молясь, чтобы никто из них, кому я когда-либо насолила, меня не узнал? Дрожать, как последняя тварь, только выходя в людное место днем?   Пока Харуке наплевать на мои действия, я тянусь вперед и рывком вытягиваю ее за руку на песок, прерывая жестокую тираду. Как часто ты будешь оказываться на моей груди, не обещая быть рядом? Это ранит. Пусть и не меньше твоих слез и глупых тараканов в голове.   — Говоришь так, как будто твое лицо выгравировано на каждой монете. И как тогда ты планировала жить «после»?   Я жалею о заданном вопросе, стоит ей глухо ответить. Даже море на секунду замирает, пока я пытаюсь поверить в услышанное.   — Я не планировала, — она грубо вырывается. Направляется к мосту, откуда мы пришли, и заливается смехом на весь пляж, гоня жуткую дрожь по моему телу. — Понимаешь? «После» не было!   Только взглянув на Хару внимательнее, я окончательно осознаю, что значили все ее жестокие слова.   Ты не планировала…?   — Остановись, — я догоняю ее в два счета, сжимая плечи, как в силках. — А сейчас? Сейчас, Харука?   — А сейчас я боюсь еще больше, — выдает она чуть размереннее, пряча глаза. Выдохлась? Смирилась? Очнулась?   — Почему? — большими пальцами вытираю ее слезы, размазанные по холодным щекам, хотя сам готов разрыдаться на месте.   «После» не было. Небылонебылонебыло.   — Потому что все привычное и уже продуманное наперед рушится, как карточный домик, — я держусь только благодаря тому, что она позволяет себя касаться и больше не бежит прочь. Но, оказавшись дома, наедине с самим собой, я не смогу справиться с эмоциями. Нет. Я не смогу оставить ее без присмотра.   «После» не было.   Харука продолжает, рвано вдыхая:   — Потому что новое кажется необъятным, сложным и пугающим.   — В этом необъятном, сложном и пугающем новом… Есть я? Могу я там быть?..   Последняя моя фраза звучит больше утверждением, нежели вопросом. Я готов лечь костьми, лишь бы «после» для Харуки обрело смысл.   Она открывает рот, готовая обескуражить меня ответом, и осекается, услышав звук телефонного звонка. Нужно несколько секунд, чтобы я понял — вибрирует у меня в пиджаке, накинутом на ее хрупкие плечи.   — Иори? — встревоженный голос на той стороне выкрикивает что-то невразумительное. — Что случилось?   С третьей фразы я разбираю каждое слово.   — Я скоро буду. Вызывай полицию.   Положив трубку, я, наконец, понимаю, что продрог до смерти.