Гавань пятидесяти штормов

POV Харука

Мы благополучно проспали добрую половину дня, зная, что отправиться в Йокогаму сможем только после восьми вечера. Не хотелось светиться в городе дольше положенного, а томить себя в ожидании, наблюдая за домом Каору из-за угла, мы посчитали бесполезной, опрометчивой идеей. Все-таки записи с городских камер у меня всегда под рукой, и, по опыту, заменяют несколько пар глаз, к тому же, на расстоянии. Наверное, это один из лучших навыков, который мне только мог привить Бонтен. А вот худших среди них — пруд пруди. Как, например, умение отказываться от того, что любишь. От тех, кого любишь. От себя. Не раскрой мне Мацуно однажды глаза — пусть это и был долгий утомительный путь моего прозрения — я бы вовсе никогда не узнала, насколько блаженной можно проснуться в час дня. Греясь на его груди. Совсем нагой. Почти беззаботной. — Я вчера быстро вырубилась… — Быстро? Молниеносно! Ты посапывала уже на стиралке, пока я обматывал тебя полотенцем. — Марафонец… — Котенку не понравилось? — Дай моему телу денек, и котенок готов повторить… И даже после такого феноменально благоприятного подъема я совершенно потерялась в назойливой необъятной тревоге, предвкушая возвращение. Я все сверялась с часами, перелистывала вкладки в ноутбуке, намывала чистую посуду по новой и обхаживала дом Манджиро вдоль и поперек, высвобождая хоть как-то копившийся оправданный негатив. Чифую устроился не лучше. Парень ловил меня между комнатами в свои удушливые объятия с какой-то регулярностью, будто следовал магическому ритуалу, но все-равно заметно нервничал. Ему тоже нечем было занять руки. — Я даже постель уже заправил новым бельем… Прибрал все, как в отеле, а еще только пять вечера. Оказалось, Мацуно сгреб «промокшие» под нами простыни, наволочки и полотенца еще ночью, переместив нас в комнату, выделенную хозяевами изначально мне. Поэтому-то и вечерние сборы заняли совсем немного времени, освобождая наши головы от бытовых вопросов. Но наполняя их отвратительными, никому не нужными терзаниями о надвигающейся буре. Терзаниями, которые змеиным гнездом сплетались внутри черепушки и нагнетали, душили, кусали. — Посмотрим фильм? Чифую включил тот, который мы выбрали, не сговариваясь, — на самом деле, первый попавшийся в браузере. И закрыл крышку ноутбука, не успела я осознать, что картинки перед глазами действительно двигаются в выделенном для них сюжете. Впившись взглядами в экран, мы не смогли обмануть друг друга. Мы не могли выйти из своих дум, хоть тресни. Даже название фильма не вспомнили бы, когда ползунок видеоряда дошел бы до конца. Даже на титрах не пошевелились бы, продолжая обмусоливать детали плана снова и снова. От них тошнота накатывала раз в пять минут, но хорошенько прочиститься никто бы из нас не отказался, если бы так появились гарантии — что все пройдет без происшествий, как задумано. В результате мы просто отлеживали бока, пока могли, пряча себя друг у друга на коленях в тишине, громкой до оглушения. За три дня мы «наобсуждались» и изрядно подустали трепать языками. Голова требовала действий. Остальное нас только раздражало. — 19:19. Загадай желание, — в задумчивости проговаривает Чифую, сверля минутные стрелки часов посиневшими от стресса изумрудами. Еще чуть-чуть, клянусь, он вырвал бы механизмы из-под стекла одним взглядом в понятном мне желании остановить время навсегда. Либо, наоборот, ускорить его до невозможного, чтобы и Йокогама, и поимка Ямады, и возвращение бизнеса парней, и моя наша будущая беспечная жизнь оказались ближе, чем мы могли бы мечтать. — Ты тоже, — парень непонимающе поворачивает голову в мою сторону, потеряв нить своего же предложения, и мне приходится пояснить собственный меланхолический бред, устало уткнувшись ему в плечо лбом. — Ты тоже загадай желание. Уверена, наши мечты, утонувшие в эхе сердечных ударов, в результате окажутся схожи. Но я не произнесу свое вслух. Отношения с Мацуно вернули мне позабытую суеверность. Обретя Чифую с его беззаветной любовью и найдя в себе не менее сильные ответные чувства, я боюсь потерять все это, даже сказав что-то лишнее. Просто произнеся то, что должно остаться между мной и законами этого мира, если он нас, конечно же, слышит. — Собираемся? — мы оба хватаемся за мой рюкзак у стенки, но Чифую отбирает его, будто и не заметив моей попытки распоряжаться своими вещами самостоятельно. Я все еще забываю, что такое забота по отношению ко мне. А он все еще напоминает о ней самыми простыми жестами и словами. — Все готово, — окинув взглядом прихожую Сано в заключительный раз, я выхожу на улицу следом за Чифую, нервно, почти со слезами в голосе, посмеиваясь. — Ты чего? — он прячет ключ за цветочным горшком, проверяет, действительно ли дверь закрыта, и в нетерпении подхватывает меня за руку, сплетая наши пальцы. Идти до стоянки две минуты, а он держит так крепко, как будто и не отпустит никогда. — Это один из немногих домов, который принял меня так… Радушно. И я подумала… — Чифую поддерживает меня легкими поглаживаниями по ладони, позволяя продолжить чуть более уверенно. Даже после нашей ночи признаваться в чем-то подобном, настолько сокровенном, закрытом когда-то на сотню, нет, тысячу замков, неловко. — Ну, было бы, наверное, приятно, «коллекционировать» места, где мне хочется чувствовать себя… — в заминке я проглатываю звуки, не находя подходящего слова. — Собой? — дополняет меня он. И попадает в самую точку. Легким кивком соглашаюсь с его дополнением, останавливая шаг. Мацуно застывает перед воротами и отчего-то смущенно прижимается губами к моему лбу. Горячее касание продолжается несколько секунд, и, наконец, я понимаю, в чем дело: — Я покажу тебе каждое, Хару. Просто будь со мной. Рядом. Парень знает: я ни за что не собираюсь отвергнуть его. Вместо ответа я прижимаюсь к нему сильнее, пряча лицо в покрасневших от откровения и вчерашних засосов изгибах шеи. Руки непроизвольно сжимаются за спиной Чифую, притягивая нас друг к другу магнитами. Чтобы добиться нашего распада, понадобится нечеловеческая сила. Но и ее не хватит, потому что наперевес будем мы оба вместе с людьми, которые к нам неравнодушны. Друзья Чифую убедили меня в своей искренности за один вечер. Никто не остался в стороне. В каждом я распознала человека, а не просто скупое имя. Из Токио в Йокогаму мы отправились машиной, взятой в аренду, пообещав Майки, что вернемся за мотоциклом как можно раньше, решив все вопросы. В очередной раз навыки Чифую приятно меня удивили. Кажется, он даже лошадью управлять сможет. Что уж лошадью — боевым быком на корриде. — Ты еще и авто водишь? — Не круче байка, но в разы лучше среднестатистического водителя. — Уверен, что оставить мотоцикл в Токио хорошая идея? — в салоне автомобиля гнетущие чувства меня немного отпустили. Кажется, время тоже задвигалось шустрее, пока за окном мелькали дорожные знаки и многочисленные авто жителей столицы. — Бесспорно. Я часто парковал его напротив кофейни, так что в районе все знают, кому он принадлежит. — Ты за рулем выглядишь еще более взрослым и деловым, — откидывая спинку сидения ниже, не без удовольствия замечаю удовлетворенную улыбку Мацуно. — Видимо, нужно кататься почаще, — через венки на кистях Мацуно пролегают царапины от моих ногтей. Не помню, когда успела оставить их, но ощущение близости с ним вновь ударяет мне в голову яркими воспоминаниями, заставляя заливаться краской. — Слышать комплименты от Харуки Игараси — такая восхитительная штука. Я опускаюсь на кресле почти до упора, в лежачее положение, и, устроившись поудобнее, подпираю голову рукой. Автоматически засматриваюсь на профиль брюнета, как впервые. Что мне эти красивые улицы и незнакомцы за окном, когда рядом мой спаситель — во всех отношениях — крутит руль, обгоняя зазевавшихся водителей. — Это не комплименты, Чифую. Голые факты, — от слова «голые» меня передергивает, и парень в усмешке закусывает губу. На щеках выступает легкий румянец, и, стараясь не думать, что случится через час, я цепляюсь глазами и мыслями только за него. — Как и то, что ты красавчик. Ты находчивый. Сообразительный. Веселый, — я накидываю характеристики Мацуно, как мячики в детский бассейн, и их все мало и мало. Ухмылка Чифую быстро сменяется удивлением. Следом — внимательностью. Уверена, он перестал дышать, вслушиваясь в мои негромкие комментарии. — Ты понимаешь людей с полуслова и, хер знает как, находишь с ними контакт. У тебя невероятно доброе сердце и ни капли спеси. Ты мудрее многих более взрослых людей и… Всем этим ты чертовски меня раздражал первое время. Потому что нельзя быть таким ахуенным, Мацуно, и при этом настоящим, понимаешь? Признание к нему плещется из меня вместе с гордостью: не то за него, не то за себя, потому что Чифую Мацуно — мой арендодатель, напарник и парень в одном флаконе. Блестящие кристаллики зеленых глаз сияют на расстоянии вытянутой руки, но сам Мацуно терпеливо молчит. — Я… Все слова забыл… — смех Чифую наполняет салон автомобиля новым дыханием. Я смеюсь сама, видя в нем столько детского восторга. Не лавируй мы сейчас между полосами на автостраде, Мацуно не оставил бы от меня и мокрого места, зацеловывая невпопад. И я бы ответила ему. Точно. Его спонтанные нежности стали моей любимой обыденностью за несколько дней. Голова перестала болеть совсем. На морфий тянуло вдвойне меньше. Кошмары покинули обитель моего сознания, и даже режим потихоньку возвращался к человеческому ритму, а не распорядку дня летучей мыши. Чифую начал заменять мне столько зависимостей, что сам стал одной из них. — И это я еще секс с тобой не упомянула… — А что с ним? — Забыть его невозможно… — Это был первый раз, Хару. Ты даже не представляешь, сколько нас ждет впереди. — У тебя там уже расписан график и готовы списки с божественными идеями? — Верно. И главная божественная идея — твои инициалы, котенок. Пока Мацуно следует законам дороги, я укладываю в голове все произошедшее за эти несколько месяцев. Подумать только: перестала быть контейнером из имен и выдуманных историй; поделила горечь своего прошлого с другими людьми; обрела то, о чем двенадцатилетняя Хару грезила днями и ночами, прячась в комнате от устроивших взбучку родителей на кухне. Я почти отпустила убийственную мысль о собственной вине и причастности ко всем бедам. И уверена — мне многому предстоит научиться еще. Я бы поработала над своей агрессией. Задумалась бы о своем здоровье. Возможно, рискнула бы пройти лечение и очиститься от бонтеновской гнили на уровне клеток и крови. Я бы хотела увидеть мир не как поле боя с помеченными на нем фигурами «своих» и «чужих». И вместо инструкций для сохранения жизни — мне бы полку с историями, энциклопедическими знаниями и побольше кинолент. Отыграться бы за всю жизнь. Я кутаюсь в объемную толстовку с носом, считая блики от фар проезжающих мимо машин и огоньков города. Если сегодня я возьму след, грезы о будущем обретут возможность когда-нибудь состояться, а не остаться всего лишь чаяниями девочки, которая «не смогла». Так горько думать о будущем, которое через полчаса может выскользнуть из рук. — О чем задумалась? — тихо спрашивает Чифую, останавливая меня на двадцать седьмом огоньке. Тот растекается по стеклу багажника и пропадает из вида навсегда. — Если мы ничего не обнаружим. Что тогда? — Будем копать в другую сторону? — его предложение разумно, но не привлекательно. — И скрываться до конца жизни, — Чифую считывает саркастичное недовольство в моем голосе и усиливает хватку на руле. Так делать нельзя, но я уже настроилась на успех и упускать его, каким бы реалистичным не представлялся любой итог вечера, не намерена. Мне проще остаться в доме Тэдэо на сутки, скрываясь под кроватями и между стенами, чем покинуть его с пустыми руками. — Ну, во-первых, я надеюсь, наши поиски не затянутся настолько. А во-вторых… — я выжидаю, пока парень перестроится на новую полосу и продолжит мысль. — Ты же как-то скрывалась столько лет. Думаешь, у меня не получится? Вопрос вырывается из его уст с напускной легкостью, но меня прошибает ужас от одного предложения Мацуно вести жизнь, похожую на мою. За лобовым стеклом проносится приветственная стелла Йокогамы. Нам осталось минут двадцать от силы. Хочется попросить парня сбавить скорость и выдохнуть, но желание скорее начать миссию и закончить ее так же скоро, наверное, сильнее всякого держит меня на плаву. Пусть ладони и ступни потеют нечеловечески. — Я не желаю тебе такой жизни, Чифую, — признаюсь спустя долгое молчание и тороплюсь поднять спинку кресла, незаметно вытирая подрагивающие руки об одежду. — Это неправильно. Так не должно быть. — Может, оно и к лучшему? — настает время мне непонимающе всматриваться в относительно спокойное выражение лица Мацуно. Я прошу объяснений одним своим молчаливым негодованием. — Знаешь, когда кто-то пытается отобрать твое помещение, где только начал цвести бизнес, нападает и угрожает — возможно, это знак? — Какой знак? — Начать с чистого листа. Есть проблема, Чифую. Начинают с чистого листа те, кому терять уже нечего. Но таким, как ты, важно доказывать свои права на лучшее снова и снова, зубами вцепившись в шеи адских гончих, что идут по твоему следу. Однако я прожевываю все слова, как невкусную кашу, в надежде, что они растворятся в моей желчи. Предлагать Мацуно сражаться несмотря ни на что равносильно приглашению на самоубийство. Нельзя приуменьшать мощь врага. Нельзя рассчитывать на удачи. Но я весь вечер только и делаю, что рассчитываю, надеюсь, молюсь — и по кругу сначала. — Ты готов все бросить? — услышав свой голос, я убеждаюсь: даже в самом рассерженном тоне можно найти сострадание. — Перестать бороться? Чифую тормозит у пешеходного перехода; отнимает одну руку от рычага переключения передач и мягко накрывает мое колено, пуская по ноге приятное тепло. Я знаю, что он внимательно смотрит на меня, но сама провожаю красные секунды обратного отсчета светофора с намеренной отрешенностью. Мне не хватает стойкости слушать его ответ, читая в глазах глупую смелость. Я не сказала, что Чифую смелый. Забыла. Но он смелее меня в миллион раз. Вспоминая его выходки — то в больнице Ямады, то на трассе перед автобусом, когда он преградил собой путь двухэтажной махине, — я готова поспорить, что его храбрость помножена на бесконечность. И возведена в ту же степень. — Если мы зайдем в тупик, Хару, я не смогу рисковать ни тобой, ни своей семьей, ни кем-либо еще, — он все же мягко касается моей щеки, призывая отвлечься от таймера через стекло. Коктейль благоразумия и собранности на его лице впечатляет и успокаивает. — Иногда куда вернее отпустить, чтобы обрести нечто новое и… Просто-напросто не обосраться. — Ты имел в виду «не умереть»? — Мацуно трогается, нехотя возвращаясь к дороге. — Это ты перебарщиваешь. — Уверен? — Чифую включает поворотник направо, но я сносно ориентируюсь в Йокогаме, чтобы понять — парень прокладывает путь к пункту нашего назначения окольными путями, оттягивая момент, когда мы час будем дожидаться ухода Тэдэо из дома, до боли в глазах сверля темную улицу со всех сторон. — Абсолютно нет. Мы поворачиваем к лесу, выбрав самый безлюдный объезд. Новый маршрут дает нам еще минут пятнадцать. Ладно. Это имеет смысл. Потому что… — Я очень зла. — Я знаю, милая. — Ты ведь столько всего вложил. Ты так горел… — Я и сейчас горю, котенок. — Если мы ничего не найдем, давай схватим их. Будем пытать, — выплевываю, не сообразив. Шокированный Чифую резко жмет на тормоз, а я цепляюсь за ремень безопасности, чтобы не клюнуть носом в бардачок. — Мы уже обсуждали это, Хару, — мы снова трогаемся. Недовольство во мне зашкаливает. — Человек не может быть готов ко всему. Но он должен быть готов действовать, несмотря ни на что. Опять это «несмотря ни на что». Смерть тоже можно обыграть, развесив по ее ушам сказки, которые то и дело начинаются с волшебной формулы «несмотря ни на что» и ей же заканчиваются? — Есть такие «что», на которые не подействует никакое «несмотря»… — бубню себе под нос, кулаки сжимая от бессилия, сковывающего нас с какой стороны ни глянь. — Мы с Казуторой уйдем на новое место, дьявол с ним. Когда эти люди, кем бы они ни были, получат площадь, нас перестанут донимать. Появится время придумать новый план в спокойной обстановке и… Ровный тон Мацуно тонет в моем внезапном крике и захлебывается. — Да как ты не понимаешь, Чифую! Не быть спокойствию в нашей жизни, пока такие выродки на свободе. Не они, так другие. Сегодня вас прижимают жуки Ямады, а завтра найдутся потомки Синахары! Еле сдерживаюсь от нескольких уже запущенных в воздух резких ударов кулаком — если я разобью чужую машину в считанных километрах от цели, легче не станет. Но легче в принципе не становится. — Это тот, которого ты… — аккуратно начинает он, игнорируя мое бешенство. Если игнорировать зверя, он потеряет интерес и уйдет? Не в моем случае. Сейчас бы сигарету. Парочку. Нескольких громил в безлюдном переходе, жаждущих, чтобы им вывихнули пару конечностей. И одну стену, в которую мои ножи войдут с пиздатым треском разрезанной поверхности. — Да, — выдыхаю я, представляя, как кулаки мажут по знакомым ублюдским рожам, выбивая из них дурь вместе с духом. — У него были дети? У каждого антагониста в результате должен быть внебрачный тайный наследник… Нервные шутки уже стали нашим флагманом в самых непростых перепалках? — Ты смеешься. — Я снижаю градус. Просто хочу донести, как важно сейчас решать проблемы по мере их поступления. Мы не узнаем наверняка, к чему быть готовыми, и только больше перенервничаем. А еще разорвемся, сойдем с ума и перегавкаемся, как псы. Чифую снова разворачивается не туда. Я решаюсь открыть камеры на экране смартфона, проверяя обстановку в округе дома Каору. Тишина. Все, как и обычно. Стандартная среда непутевого семейства. Точнее, их непутевого отца. — Я понимаю. Да, ты прав. Но меня что-то беспокоит. Очень плохое предчувствие. Я листаю виды один за другим. Перехожу к авеню, где скоро спрячется Казутора. Нахожу улицу с круглосуточным магазином красноволосой. Девчонка выбрасывает мусорный мешок. Возвращается внутрь. Все идет по плану, но кошки на душе скребутся все отчетливее. — Отпусти его, — советует Мацуно, вновь рукой находя мое колено. Я не придумываю ничего лучше, кроме как закинуть телефон куда-то вниз, и сжать ладонь парня крепче обычного. Ища в нем опору, которой он и так является. — Проще сказать, чем сделать, — его пальцы холодные. Чифую тоже не в восторге колесить кругами, но внешне держится крепче меня. — Расскажи мне что-нибудь, Мацуно. — Анекдоты? Байки из склепа? Тексты песен… — Все не то, — я и сама не знаю, что хочу услышать. Определенно, нечто стоящее. — Расскажи мне о себе. — Открылось желание узнать меня еще лучше после сегодняшней ночи? Брюнет смущает намеренно, не позволяя высвободить руку. Я неловко склоняю голову к окну, но, принимая правила игры, вполголоса добавляю: — Милая родинка на ягодице, конечно, переплюнула все истории… И он рассказывал мне. О пятилетней сестре, у которой мамины глаза и нездоровая тяга к дельфинам, пусть она и видела их только по телевизору, потому что в Йокогаме не было океанариума, а в Токио на сезон они не попадали из-за неудобного графика работы. Об отчиме, которого он в первый день знакомства чуть не спровоцировал на драку, чтобы проверить, сможет ли тот защитить его маму в случае чего. О новых сезонных напитках и своих сожалениях, ведь они с Казом так и не успели внести их в меню. О многом. Важном настолько, что я впитывала каждое слово, не отвлекаясь. Мне легчало. Чифую почти не замолкал, выдумывая все новые темы и увлекая, пока я глушила его голосом свои внутренние терзания о чем-то по-настоящему ужасающем впереди.

***

— Повторим план… — Прекрати, Чифую. Теория мне настоебенила. Ждем пять минут, и я выдвигаюсь. За несколько дней в Токио я смогла поднять архивы камер видеонаблюдения и нашла потрясающую закономерность: каждую среду отчим Каору исправно забирал женушку с ребенком из бассейна, а после дружное семейство, по понятной одним им традиции, отправлялось набивать пустые желудки в семейное кафе. Сегодня среда. Каору на смене. Эти четверо выигрывают мне целых полтора часа. Я буравлю взглядом цифры в магнитоле, отсчитывая пять минут с момента, когда Тэдэо покинул дом, оставив его пустым, и клацаю зубами. Казутора спрятался в другом авто через улицу, и уже сообщил, что дядька благополучно миновал перекресток. — А… — Чифую со своей предосторожностью съедает мой мозг чайной ложечкой. Он останется ждать меня в машине, прямо за углом от мусорных баков под окном Каору. Уверена, этот глупец «додумается» выйти постоять на стреме и в случае чего точно схватит шальную пулю, оказавшись мишенью посреди блядского переулка. Еще и Ханемия черти что может выдать. Я даже не смогу вовремя сориентироваться, если его угадают, вытолкнут из тачки и размажут по асфаль… — Хару? — Мацуно возвращает меня к себе, и я слегка вздрагиваю, сжимаясь изнутри. Успела задуматься о шкурах этих двоих да так глубоко, что счет времени потеряла. Убирай эти мысли из башки, иначе в доме все пойдет по пизде. — Места, где можно спрятаться, я определю сразу, если кто-то вернется раньше. Я слишком рассеянная, когда думаю не только о миссии, но и о возможных жертвах. — Но… — Я в маске и перчатках. Нож на месте. Во мне понижается градус хладнокровия, как представлю Чифую на расстоянии нескольких метров от дома, что может превратиться в кровавое родео с минуты на минуту, ошибись мы хотя бы в одной крошечной детали. — И… — парень продолжает допытываться, пытаясь схватить меня за нервно дергающиеся кисти, но я отодвигаюсь как можно сильнее, неосторожно вываливаясь из машины. Попытки меня успокоить сейчас сыграют против нас. Мне нужно больше грубости и сконцентрированности. Никаких нежностей, никакого поощрения слабости, никакой новой Харуки Игараси. Только старая. Покромсанная изнутри чужими преступлениями. Избитая до критической потери крови на задании. Накаченная наркотой в душном кабинете начальства за «характер». Только Идзанами, богиня смерти. — Я взяла мобильник и поставила его на беззвучный. Улики фотографирую или забираю, посмотрю по ситуации. Флешка тоже на месте, — я отряхиваю штанину джинсов, поворачиваясь в последний (ебаное суеверие) заключительный раз на взволнованно высунувшегося мне навстречу Мацуно. — Оставайся здесь. Не смей идти следом. Я не уверена, насколько он в действительности воспринимает мои слова всерьез. Как и то, насколько он глуп, чтобы в случае опасности забыть о пунктах плана и внезапно вляпаться в дерьмо. Будь у меня морфин, вколола бы я Чифую дозу, достаточную для глубокого безмятежного сна? Месяца полтора назад — точно. Сейчас — да никогда в жизни. Как-то так вышло: его здоровье мне важнее своего. Наверное, все по той же причине — ему есть что терять. — Удачи, Хару. Я рядом. Поддержка Чифую бодрит меня и осаживает одновременно. «Я рядом» — сейчас херово. Потому что совершать вылазки в одиночку было стократно легче. Не требовалось тревожиться за троих разом. Кивнув, я миную поворот. Максимально бесшумно забираюсь на бак и, поднявшись на носочки, подталкиваю не закрытую до конца оконную раму вверх одним резким толчком ладони. Со скрежетом она поддается на пару сантиметров. Я прислушиваюсь к мельчайшим звукам, но ничего не настораживает, поэтому подпрыгиваю — все же неуверенно — на баке, расширяя оконный проем на добрую половину. Приземляться обратно не решаюсь; сразу хватаюсь за выступ и подтягиваю себя вверх, носками соскальзывая по стене. Отлично. Мне хватило раскрытого диаметра, чтобы ввалиться внутрь прямо на мягкое кресло-мешок. Вскочив на колени, я прикрываю окно, как было изначально, и быстро осматриваюсь. — Неплохая обстановочка. Комната Каору, как я полагаю, выглядит стандартно. Как все обычные комнаты обычных девочек ее возраста. Светлые стены с милыми семейными и личными фото на прищепках, минималистичный рабочий стол, заполненный учебникам, разбросанные по постели и на стульях шмотки. Я рыскаю по всем полкам, ощупываю каждую стеночку, заглядываю под постель и даже палас, но ничего подозрительного не выбивается из общего «девчачья спальня». — Идем дальше. Слегка приоткрыв дверь, всматриваюсь в темноту коридора дольше, внимательнее, чем когда-либо. Ни скрипа, ни шороха. Дом пуст, как призрачное судно, выброшенное на необитаемый берег неназванного океана. На цыпочках я заглядываю в первую попавшуюся дверь напротив. Детская. — Потом. Не так интересно. Перебираю подошвой по паласу, гордая тем, что обувь всегда вычищаю до блеска, чтобы едва пыльные следы не были заметны на ковровых покрытиях. Если бы на улице лил дождь, я бы забралась в окно босиком, оставив кроссовки прямо за мусорным баком, а может, и внутри. Осторожно добираясь до следующей двери, правой ладонью в перчатке придерживаюсь за древесную обивку коридора. Чужие темные дома обычно разговаривают со мной на языке вибраций — однажды я узнала о возвращении хозяина по легкому дребезжанию стен и сразу поняла, что на первом этаже кто-то уверенно, но почти бесшумно открыл дверь. Надеюсь, сегодня судьба убережет меня от подобных «разговоров». Тем временем, родительскую комнату тоже миную. Мне нужен кабинет Тэдэо. Начать важно с него. И, скорее всего, мне придется спуститься на первый этаж. — Была не была. Переступаю ступеньку за ступенькой на выдохе. Одной рукой, на всякий случай, придерживаю рукоять ножа за поясницей и без лишних раздумий вслушиваюсь в шепот половиц и свист сквозняка, лишь бы вовремя распознать в них что-то человеческое. Тихо. Я проскальзываю через темную гостиную, распознав ее по свечению кухонных часов на микроволновке и духовке. Понадобится — вернусь сюда. Но не сейчас. Пусть в доме такого человека и может быть сколько угодно тайников в самых непредназначенных для них местах. Легкая голубая подсветка холодильника озаряет массу магнитиков и семейных фотокарточек на нем. Фото уставшей женщины в больничном халате с младенцем на руках висит почти в самом центре. С подписью маркером на полароидной бумаге 12.02.2011. Мысль о тайниках отметается нехотя, пусть и имеет место быть. — Жена и дети… Правда дорожит ими? Тогда он бы так не рисковал. Уборная. Ванная. Кладовка. Все не то. — Может, у него и нет кабинета? Бред, должен быть, — я изучала планы местных построек на старых снесенных сайтах по их продаже. Здесь определенно должна быть еще одна просторная комната в конце коридора. Силки переживания на горле ослабевает накатившее облегчение, когда дверь — почему-то незапертая — легко поддается, открывая через тонкую щель вид на рабочий стол и книжный стеллаж позади него. Прекрасно. Просто восхитительно. — Бинго, — проверив маску, словно я не чувствую ее на собственном носу, я кручу головой вверх и по сторонам, проверяя, нет ли видимых устройств слежения. Не нахожу ни одного и с опаской проникаю внутрь, внимательно смотря под ноги. Ни ловушек, ни натянутых нитей, ни капканов, черт их дери. Разве что от темнеющего с другой стороны допотопного шкафа мурашки бегут по коже, напоминая не самые приятные времена. Самый страшный вид на комнату — всегда из шкафа. Потому что ты никогда не заберешься в него просто так, шутки ради. В таких деревянных гробах для одежды только прятаться. Я не нагнетаю и осматриваюсь. Все остальное весьма прилично, до иронии. — Слишком обычный. Аж бесит. С одной стороны, меня расслабляет перспектива не обезвреживать опасные механизмы, с другой — подвох видится вообще во всем, что касается этого места. Отпрыски Бонтена, Поднебесья, да кого угодно, блять, — кроме, пожалуй, Тосвы, — вообще не ассоциируются у меня с примерными семьянинами и двухэтажными классическими постройками. — С фиксаторами на углах для безопасности маленьких детей… — отчего-то недоверчиво провожу пальцем по резиновой наклейке яркого зеленого цвета вместо острого угла стола. Значит, в кабинет мужчины может ворваться дочь. Поэтому и замки не нужны — как он объяснил бы семье, к чему столько тайн в его небольшой обители бумажек. — Слез бы было… Задержавшись на секунду возле неоднозначной детали, рвусь вперед к ящичкам. В них массы документов — разложенные по папкам с названиями организаций, индивидуальных предпринимателей и аббревиатурами, которые мне ни о чем не говорят. Бухгалтерская кипа туалетной бумаги с чернилами и подписями. — Может, я и ошибаюсь. Но сейчас я продвигаюсь дальше, к следующему ящику, не оставляя после себя неумелых разгромов. Не оставляя после себя ни единого следа, как научил Араи. В следующих полочках то же самое; переместившись к шкафу, я прижимаю книжные корешки к стенке легкими толчками — вдруг тайник за полкой, или вместо серии научной фантастики, глядишь, окажется полый ящичек. Пусто. Обычные пыльные тома. — Погоди… На карачках всматриваюсь в электрический камин под стеллажами. Свечу экраном телефона внутрь и легонько постукиваю по темным стеночкам короба, вдруг, ослепленная резким блеском. Он пропадает сразу же, но глаза меня не обманывают. Отодвинув металлическую створку, я нахожу сейф в углублении. — Умно. Но у меня нет с собой ничего, что могло бы его вскрыть — и это большая оплошность. Восемь цифр не угадать без устройства. — Разве что… — день рождения ребенка? У меня есть только одна зацепка и одна попытка. Если ничего не получится, собью ее через сочетание кнопок. Было все остальное так просто, как код сброса на этих конченых сейфах выпуска десятого года. Кто-то в штабе как раз приобрел такой за пару месяцев до моего побега. Без особой веры в свои действия я ввожу дату рождения мелкой Тэдэо. — Еб твою мать… — еле удерживаюсь от волнительного взвизга, когда дверца поддается. — А ты и правда их любишь, болван. Мне в руки выпадает копия договора аренды зоомагазина. Несколько счетов с денежными переводами на незнакомые счета — тоже копии. И несколько личных дел, незнакомых мне людей. Все страницы я фотографирую со вспышкой сразу в мессенджер с Мацуно, чтобы доказательства были и у него, на той стороне. Чтобы в случае моей поимки и смерти в этом доме, информация осталась на руках у парней. Ну, вдруг.

Ваш договор забираю с собой.

* 10 вложений*

* 10 вложений*

* 10 вложений*

Чифую Мацуно (аренда) ХАРУ, ОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ! БЕЗ СЕМЬИ! СЕЙЧАС! ВЫМЕТАЙСЯ, СРОЧНО!

* 7 вложений*

У меня перехватывает дыхание. Ладони в перчатках взмокают моментально от резкого жара. Прошло всего пятнадцать минут. Не может быть. Я не могу все так бросить прямо… Визг тормозов у калитки бьет меня по ушам. Тэдэо останавливается слишком резко и захлопывает дверь так быстро, словно даже не заглушил двигатель. Торопится? Что-то забыл? Я не успею. Выбраться. Из дома. — Ебаный ты шкаф. Мне нужно собрать все силы в кулак. Наскоро запихнув бумаги в сейф, захлопываю его, не дожидаясь, когда погаснет табло. Задвигаю створку. У входной двери кто-то копошится с ключами в замочной скважине. Поднимаюсь на ноги, проверяю письменный стол взглядом, запихивая копию договора, свернутую в четыре раза, за пазуху, под заправленную в джинсы футболку. Входная двери по ту сторону этажа отворяется со стуком и захлопывается так же стремительно и громко. Я сглатываю. Голова гудит, звуки за стеной усиливаются в разы на нервной почве — или от приближения их источника ко мне, дюйм за дюймом, шаг за шагом. Экран телефона загорается и гаснет от сотни сообщений Чифую, но я закидываю мобильник в передний карман, мысленно прося у парня прощение за все свои пакости, и ныряю в шкаф, от которого поджилки затряслись при первом взгляде. Сжимаюсь в три погибели и набираю в легкие как можно больше воздуха просто с надеждой на душе, что забытая вещь находится не рядом со мной. Не внутри. Что причиной возвращения Тэдэо и его нервозности в действиях стала не я. Он врывается в кабинет, как мое сердце рвется сквозь легкие. Лысый. Прилично одетый. С легкой щетиной. Он хмурится, обегая рабочее место, и роется в выдвижных ящиках, которых минуту назад касалась моя рука. Две секунды. Три секунды. Пять. Восемь. Двенадцать. Я не заперта. Я не под прицелом. Я выбрала убежище и выйду из него совсем скоро. На глаза набегает легкая пелена слез злости. Десяток лет назад я выбралась за дверцы, чтобы дать испуганному Тейджи уцелеть и поплатилась за это годами ада. Но я не жалею. Ни капли. Может, и сейчас выбраться? Схватить? Дать отпор? Сиди на месте и дыши ровно. В нем килограмм восемьдесят пять. Высокий, немного выше Чифую, под метр девяносто. Он не так сбит, как привычные противники на подпольных боях. Я могла бы воспользоваться его замешательство. Я могла бы напасть… Звонок телефона пугает меня так, что я прикусываю язык. На секунду кажется, что звенит мой, но быть такого не может. Тэдэо Юи поднимает трубку. — Я слушаю, — и останавливается, вдруг хмурясь еще сильнее в грубой разочарованности. — Черт. Семьи подтверждают истории болезней? — мимо меня не проходит ни одно его слово. И пусть посыл собеседника непонятен, на линии определенно обсуждается то, что может иметь ко мне отношение. — Ты всех опросил? Я достаю телефон и, игнорируя уведомления от Мацуно и Казуторы, включаю диктофон, поднося динамик как можно ближе к щелке шкафа. — Им угрожали? Или, наоборот, предлагали цену молчания? — еще чуть-чуть, и он взбесится. — Так узнай! Угадала. — Миллионные чеки Ямады из какой-то нищебродской больнички подозрительны сами по себе, — мир останавливается, как только знакомая фамилия слетает с его уст. Вот оно. То, ради чего я оказалась здесь. — Как и полный загруз морга днем ранее, когда во всем корпусе людей лежало меньше на порядок. Хочешь сказать, у тебя что-то не сходится? Тэдэо злостно шипит, не переходя на крик. Можно подумать, его кто-то подслушивает. Можно подумать. — Врачи работали в штатном режиме? Только не разнюхивай напрямую. Кто-то может заподозрить неладное и сообщить ему или шефу. Нам не нужны проблемы. У меня семья. В послании Юи ненависть к хирургу, обман начальства и, кажется, намеки на двойную игру. Я не знаю, что мне испытывать к мужчине в паре метров, и остается только одно — заинтересованность. Воздуха в тесной коробке для вещей словно становится больше. И даже пальцы уже не дрожат. — Ладно. Пиши, если что. Не звони, я буду занят. И осторожней. Заберу тебя через часа полтора. Я выключаю диктофон и сразу блокирую телефон, чтобы не выдать себя даже самым тусклым свечением. Мужчина в гневе ударяет кулаком о стол. От резкого звука я вжимаюсь в себя и стискиваю зубы. Звон в ушах постепенно сходит на нет, пока я перевариваю услышанное. Дружок Тэдэо опрашивает персонал больницы и семьи неких пострадавших. В очередном морге с легкой руки Ямады полно трупов, еще совсем теплых. Мужчина покидает кабинет, даже не удосужившись прикрыть дверь. Выбегает из дома. Закрывает входную. Трогается с места. Он нашел, что искал. Я тоже как будто бы. Но остаюсь сидеть без сил в темном шкафу, не решаясь выглянуть обратно. Не из страха быть схваченной. Из переживания, что вся выданная за минуты информация навалится на меня и поглотит, окажись я снаружи. — Как же сложно… Со страдальческим вздохом я бьюсь затылком о стенку шкафу. Вдруг, винтики встанут на свои места. Вдруг решение придет само по себе. Вдруг… — Нет, — легкий удар. — Не придет, — еще один, сильнее. — Нужно действовать, но как? Глухие стуки позади меня никак не помогают. — Глухие? В смысле… Безумная затея. Абсолютно. Но за годы пряток в шкафу Араи я знаю, как трещит древесина, прижатая к бетону, когда о нее бьешься. Совсем по-другому. Я все-таки выбираюсь, схваченная в заложники новой идеей. Раздвигаю вешалки с костюмами в обе стороны и оцениваю непримечательную заднюю створку. До нее, на глаз, сантиметров пятьдесят. — А если так? — разглядываю шкаф со стороны, находя его значительно вместительнее. — Двойная стенка? На поиски бреши у меня уходит пара минут. Отодвинуть фанеру получается, если вытянуть деревянную балку сверху. Обе деревяшки выпадают у меня из рук, снося за собой пару вешалок с несильным грохотом. Конспирация уходит на второй план, как только взгляду открывается доска расследований с фотографиями Ямады, датами, координатами и заметками о происшествиях в местных клиниках. Еще никогда мое смятение не граничило с ненавистью, завистью и сомнительным уважением. — У тебя хватает смелости на такие трюки? — стянув с себя черную толстовку, я использую вещь вместо сумки, заворачивая в нее все до последнего листика вместе с картой Японии и кипой бумаг, валяющихся под ногами. — Этого достаточно. Завязываю рукава кофты на несколько узлов, чтобы из импровизированного мешка с «зацепками» не выпало ни записочки, и возвращаю выпавшие брюки на свои места. Он узнает о моем злостном проникновении. Я сама ему расскажу. Теперь у меня есть доказательства против Тэдэо и доступ к его семье. Оказавшиеся в рукавах козыри ждут своего часа. И он настанет этой ночью. — Потому что ждать больше невозможно. Все тем же обратным путем я возвращаюсь в комнату Каору, кроя мысленным трехэтажным матом Мацуно, что трется возле мусорного бака, тревожно переминаясь у окна с носка на пятку — Боже, Хару, я так испу… — ему в руки прилетает «конверт» толстовки с найденными уликами, и, опешив, парень не сразу подхватывает меня под мышки, ломая все кости в импульсивных объятиях. — Ты в норме? — Да, — устраивать ругань здесь будет не осмотрительнее поступка Мацуно, поэтому я тащу его за рукав в авто. — Скорее пошли в машину. И все же: присутствие Чифую рядом помогает мне справиться с пережитыми волнениями почти как несколько затяжек никотиновой скрутки. — Вы не пересеклись? — осторожно начинает он, дожидаясь, когда я захлопну двери машины. Но вместо развернутого ответа я резко киваю и выхватываю с заднего сиденья литр воды; половина исчезает во мне моментально. Горло саднит, как будто я вопила сутки без остановки. — Я спряталась в шкафу его кабинета, когда он влетел туда, — Мацуно с замиранием втягивает воздух через ноздри, дожидаясь продолжения. — Но это была судьба, я тебе точно говорю. Нашла бы я что-то за двойной стенкой шкафа, не окажись прижатой к ней насильно? Возможно. Но представить все-таки сложно. — Что это? — брюнет ловит мой кивок на толстовке, но не развязывает. — Они роют на Ямаду. — Ты уверена? — Я записала его разговор по телефону. Они ищут доказательства в какой-то больнице, но тщетно. Кстати… — высвобождаю футболку из-под полоски джинсов; немного мокрый от соприкосновения с кожей листик падает на колени. — Это тебе. Развернув его, Чифую трепетно вздыхает. Такими глазами обычно смотрят на милых щенков, а не договор аренды, но радость парня понятна. — Хару, — все еще не в себе, он оставляет на ладони, которой я протянула ему заветную бумажку, поцелуев шесть-семь, я просчитываюсь, сбитая с толку. — Но это копия. То есть это тоже хорошо. Но зачем ему копия? И где оригинал? — Мы узнаем лично, — ошеломленный Чифую вопросительно склоняет голову, пронзая меня укоризненным взглядом. — Каору заканчивает смену через час. Ты понял, где ее магазинчик? Едем туда. Не успевает зеленоглазка и рот открыть, я уже набираю Ханемию. Его номер теперь тоже в списке моих контактов. Поразительный прогресс. — Каз, это Харука. — Харука-ча… — прерываю его на полуслове, взвинченная. Его уважительные приставки оживляют старые воспоминания о том времени, когда я водила их вокруг пальца, выпытывая нужную мне информацию. — Прекрати фамильярничать, уже давно пора! Просто «Харука», — и не дав ему оправдаться, продолжаю. Чифую уже трогается с места, решив уточнить детали позже. — Возвращайся в кофейню. Выгоняй всех гостей, сменщиков, кто там еще, неважно. Закрывай смену. Подготовь как можно больше средств самообороны. Ножи, биты — все, что найдешь. В ответ после секундного молчания мне прилетает скованное «ладно». В зеркале перехватываю взгляд Мацуно — вместо его ошалевших глаз можно вставить монеты самого большого диаметра, никто не найдет отличия. — У нас будут гости. Объясню при встрече. Мы скоро приедем. Сбросив звонок, я получаю шквал эмоций слева. Приходится прикрыть ухо, дабы не оглохнуть от взорвавшего в Чифую бунтующего вулкана: — А теперь потрудись объясниться со мной! — Сейчас мы поговорим с Каору. Убедим ее поехать с нами. — Зачем? Не буду пытаться объяснять Мацуно, что мой шаткий план был придуман буквально за минуту, пока я сгребала чужие выглаженные штанишки обратно в шкаф. Он и так все поймет. — Как заложницу. — Ахуеть. Она же всю жизнь мечтала стать заложницей, — несмотря на недовольные издевки, Чифую едет ровно в пункт назначений, не сворачивая и не тормозя. — Я смогу ее убедить, — это не точно. — Мы не причиним ей вреда, это будет просто фарс, — хоть в чем-то я уверена на всю сотню. — Что дальше? — чуть сдержаннее уточняет парень, поймав в зеркале мой встречный умоляющий взгляд. Я молю его о беспрекословном понимании, предлагая буквально довериться коту в мешке. — Она позвонит отчиму и пригласит его с дружком в кофейню ровно в двенадцать ночи. — Если они придут с подкреплением? — Чифую задает закономерный вопрос. И сразу же делает не менее закономерные выводы. — Нам всем пизда. — Не придут. Я перехвачу трубку и включу запись, которую сделала, пока он разбалтывал по телефону. Будем шантажировать их. — Сработает? Я не отвечаю. Нажимаю на проигрывание, позволяя Чифую стать еще одним свидетелем разговора Тэдэо с кем-то по ту сторону. Брюнет крепче сжимает ладони на руле, вжимая педаль газа в пол по пустой ночной трассе. Он тоже молчаливо полагает, что у нас есть шансы. Или же просто вспоминает молитвы.

***

— Доброй ночи! — красноволосой, как обычно, веселья не занимать. Она приветственно машет мне рукой, лучисто улыбаясь. Знала бы, как кощунственно я прошлась по ее прикроватному ковру в кроссовках, поумерила бы пыл. — О, вы сегодня не одни. — Привет, — разговаривать при Чифую с девушкой как будто подсознательно неловко. Я все оборачиваюсь в его сторону, сдержанно здороваясь с продавщицей. — Как обычно? — до меня доходит, в чем соль переживания. Поднимаю руки, призывая девушку остановиться, но поздно. — Яблочный энергетик и тонкие вишневые с двумя… «Кнопками» — хочет дополнить, но спотыкается о мрачный взгляд Мацуно. — Нет… — обеим становится очевидно, что покупать сигареты перед его носом мне смертельно опасно. Войдя в положение, девушка понимающе прикусывает язык. — Мы сегодня по другому вопросу, Каору. — Ого, — она на мгновение задумывается и так же быстро отпускает ситуацию. — Ладно. — Я знаю твое имя. Ты не удивлена? — Да многие здесь знают… И вы могли услышать. Ничего страшного ведь. «А еще я знаю, что случилось с твоим отцом, и подозреваю отчима в причастности» — первое, что приходит на ум. Я бы точно выдала подобное еще месяца два назад, игнорируя чувства девчонки и ставя свою выгоду на первое место, но сейчас взвешиваю каждое слово, читая в глазах напротив зарождающийся бесконтрольный испуг. Я не буду использовать запрещенные приемы, пока в них нет необходимости. Чифую научил меня искать другие методы. — Ты говорила о прошлом своего отчима. Много о нем знаешь? — тоже не самый удачный вброс, но как есть. — Не так что бы… — малышка тушуется, оборонительно скрещивая руки на груди. Предупреждая ее назревающие вопросы, я рублю с плеча. — Он состоял в преступной группировке. Верно? — Да, но… — И выполняет какие-то их приказы сейчас, — на одном дыхании. Я не буду пасовать, милая. — Это тебе известно? Глубокое огорчение настигает ее после минутного оцепенения. Каору сжимает кулаки на магазинном фартуке, проглатывая злость. — Недавно они напали на магазин моего дорогого человека, — Чифую стоит поодаль, позволяя мне управлять ситуацией, но на упоминание себя реагирует мягким кивком. — Он… — ей сложно связать несколько слов. Кажется, затронутая тема оказалась не менее больной, раз вызывается столько спорных и противоречивых чувств. — Не мог… — И украл важный документ, чтобы навредить их бизнесу. — Он обещал маме больше никогда не ввязываться… — наконец, выдает, совладав с эмоциями. Слезы стоят в медных глазах, и в них мое отражение кажется еще более мерзопакостным, чем я сама представляю. — Но откуда вы знаете? И почему вы здесь? Она оказывается третьей, кому я включаю запись с диктофона, поясняя, что в услышанном кроются ответы. — Я тоже состояла в банде. Не по своему желанию. Сбежала пять лет назад и скрываюсь до сих пор. — Значит, симка и банковская карта… — догадка в ее глазах соединяет части разорванного пазла в верный, пусть и уродский, рисунок. — Всего лишь возможность оставаться невидимкой. Твой отчим ведет независимое расследование. Мне нужна информация. Но чтобы обезопасить себя и своих друзей… Неловкая пауза соединяет пропасть между нами. То, что мне горько произнести, воспринимается девочкой как аксиома. — Вам нужна я? — небрежно выдает она за меня, сжимая губы в дрожащую полоску. Я преодолеваю метр до нее, осторожно накрывая сжатые кулаки моей последней надежды своими холодными ладошками. Она тоже холодная, какая бы агония ни разрывала ее изнутри. — Как гарантия безопасности. Вы важны для него. Зная, что ты с нами, он не рискнет искать подкрепления. Не отказывая мне, она все равно не идет на контакт. Если волнуется, мне нужно дать ей чувство безопасности. — Мы просто поговорим в кофейне моих друзей. Решим пару вопросов. И разойдемся. Если не верит в наши мотивы, мне нужно проявить больше искренности и раскрыть новые карты. Никакой лжи, Хару. Ты сделаешь только хуже. — Мы не просто хотим спасти бизнес. Не только это. Есть нечто гораздо большее, — задержав дыхание, произношу вслух посреди чертового круглосуточного магазина. — Я хочу найти доказательства виновности главного врача йокогамской больницы в незаконной трансплантации органов заграницу. Каору пошатывается от моего заявления, удивленно вскидывая голову и разжимая кулаки. Ее резкое движение меня затрагивает не сильно, но помутившееся сознание из-за нехватки воздуха заставляет слегка прогнуться. По велению гравитации я отступаю на шаг назад, почти спотыкаясь о собственные ноги, но Чифую вовремя подхватывает меня под локти. Это просто, Хару. Признаваться в том, о чем ноет твое сердце, другим. — Хирург Ямада пустил на части двенадцать детей и троих взрослых в приюте, где я росла, — наперекор кому в горле я продолжаю говорить, понизив голос, придерживаясь за руку Мацуно, пока не уверена в адекватности своей же реакции на произнесенное вслух. — То же самое случилось и с твоим отцом. Всей командой корабля. И сотнями других людей. Непонятным порывом я снова оказываюсь рядом с ней, судорожно заталкивая воздух в легкие. — Твой отчим ищет то, что нужно нам всем. Мы с тобой связаны, — девушка сама протягивает мне руку, сжимая кончики пальцев в неловкой поддержке. Мы все еще можем называться незнакомками, но чувствуем близость на уровне скорби. — Мы обе потеряли родных из-за ублюдка, который остается на свободе и продолжает ломать чужие судьбы. — У него было несколько ожогов первой степени, — ее голос дрожит не хуже моего. Мы одновременно шмыгаем носами, уже не сдерживаясь. — Всего пять процентов повреждений кожи… Я догадывалась, но Тэдэо с самого начала просил нас держаться и не лезть на рожон. Обе с обескровленными лицами — я вижу свое бледное отражение в какой-то металлической банке за спиной Каору — мы знакомим наши потери друг с другом, оплакивая их единой панихидой. — Помоги мне, Каору. А я помогу тебе.

***

Каору закрыла магазин сразу же, уже из машины попросив сменщика приехать так скоро, как у него только получится. Пусть магазин и доживал свои последние дни, она сохраняла невероятную дисциплинированность. Возможно, как дань памяти отцу. — Ты слишком доверчивая. А если бы я попыталась тебя обмануть и вывезла за город с каким-то непонятным парнем за рулем? — Вы спасли меня однажды, помните? Думаю, я могу ответить вам хотя бы каплей доверия. Я врываюсь в темный зал «Черного кота» первая, немного развевая страхи красноволосой, что и за ручку схватиться не могла в безутешных сомнениях. Из кухни с битой сразу же выскакивает Казутора с грозным «стоять», и я отскакиваю к противоположной стене, выхватив нож из-за пазухи. — Неожиданно… — Харука? Святые ванильные пончики, это всего лишь вы! А мы уже так испугались, — лопочет Ханемия, возвращая биту на место, смущенно приветствуя девушку позади. — «Мы»? — две фигуры появляются следом за бариста, осторожно останавливаясь у барной стойки. Тейджи растерянно поправляет очки и незамедлительно кланяется — не то мне, не то зашедшему следом Чифую. А может, и обоим, но это неважно. Белобрысый паренек рядом с ним повторяет жест, стоя немного поодаль. Кажется, я пару раз видела его на камерах. — И дети здесь?! — яростным воплем я оглушаю даже себя. Ноги сами несут меня к длинноволосому, чтобы дать ему смачную оплеуху за совершенно неописуемую тупость. — Какого черта, Казутора? — Я не смог их выпроводить… — Выпроводить? — мальцы напряженно следят за каждым моим движением, не двигаясь из-за барки, словно вросли корнями в кафель. — Достаточно гаркнуть: пиздуйте отсюда! — Мы не уйдем! — перечат одновременно. Я достигаю их двумя шагами и недоуменно тычу пальцем Тейджи в грудь, считывая во взгляде слабую обиду и стальную выдержку. А вот блондинистый экспонат с потерянным видом кусает губки, больно внимательно изучая меня вблизи. — Это опасно! — пытаюсь донести до них на понятном языке, уже взрываясь изнутри и тужась от злости. — Мы останемся, — хором, как будто репетировали. — А я тебе о чем? — расхлябанный тон Казуторы становится последней каплей. — Не силой же их… Я выхватываю биту из его рук одним шлепком под дых, и парень от неожиданности отступает на пару шагов назад, пораженно вздыхая. — Хару, успокойся! — не успеваю и замахнуться, со спины меня блокируют сильные руки и оттаскивают дальше к столикам, как тряпичную куклу, подвешенную над полом. — Ты не должен их поощрять! — плевал Чифую на мои рывки и жалобы. — А тебя, — злостно гаркаю в сторону Тейджи, — я просила сматываться, дурак! — И оставить вас здесь? Никогда. Я не сбегу без вас. — Чокнутый! — Мацуно крепче сжимает меня в охапку, не позволяя даже доплюнуть до менеджера при большом желании. — У меня был хороший учитель, — как-то гордо добавляет Джа, и народ веселится, тихо прыская от его заявления. Хуевый из меня наставник, если я научила тебя паршивому геройству. — Я смогу тебя отпустить, если ты пообещаешь никого не убивать, — Мацуно шепчет на самое ухо и, не дождавшись моего ответа, принимает молчание за согласие. Ступни снова касаются земли, а на виске печет его незаметный для остальных поцелуй. Хотя их неловкие косые взгляды, устремленные на мою покрытую темной лентой шею, уже свидетельствуют о том, что конспираторша во мне потеряла хватку. С многолетним опытом замазывания синяков я не привыкла перекрывать засосы. И все же ловкий трюк Чифую меня утихомирил. Я освобождаю руки, отбрасывая биту на диван, но так же сержусь на незваных жертв сегодняшней ночи. — Садитесь. Все, — призываю их собраться за самым большим столом поодаль от окон. Ребята по очереди усаживаются, и даже Каору, стеснительно стоявшая в уголке, занимает место. Я не присоединяюсь. Продолжаю занимать место во главе столика, раскладывая на нем толстовку с уликами вместо скатерти. Чифую остается позади. — Я предложу свой план. Если кто-то будет против — выметайтесь нахуй… — Она имеет в виду, — наглость и смелость Мацуно сплетаются его пальцами на моей талии. Я ойкаю от спонтанных прикосновений у всех на глазах, боковым зрением прослеживая, как парень, минуя мое застывшее тело, усаживается рядом с Казуторой, — если кто-то будет против, мы подумаем, как прийти к согласию. Вместо «я не нанимала переводчика» — выдыхаю и сквозь зубы признаюсь: — Верно. Мне нужен каждый из вас. Но дети отойдут подальше, — не желая встревать сейчас, эти двое молча отсиживаются, поджав губы, не противореча, но и не соглашаясь. Разберемся с негодниками позже. Передав Чифую портфель с оставшимися документами, я раскладываю по столику наблюдения из кабинета Тэдэо в примерной хронологии, ориентируясь на фото в мобильном. — В Токио мы вышли на людей, которые украли ваш договор и напали ночью на зоомагазин, — поясняю всем для общего информационного поля, хотя догадываюсь, что Казутора и так уже в курсе всего от Чифую. — Оказалось, они также связаны с теми, на кого «охочусь» я. Точнее, они тоже ищут доказательства против людей, из-за которых пострадали мои близкие. Тейджи в том числе. К моим манипуляциям с фотографиями остальные, кроме Мацуно, быстро теряют интерес и переводят пораженные взгляды на Джа. Каору тоже быстро вливается, по чужим реакциям понимая, о ком речь. — Через час мы убьем двух зайцев одновременно, — я обращаюсь к Чифую, читающему строки документов рядом с картой и лицами на столе. — Расскажи всем, чего хочешь ты? — Выяснить, почему они пытались отобрать наши помещения. И помешать этому. — А мне нужны все данные, чтобы засадить моего врага, — никто из ребят не был готов ни к этому вечеру, ни к моим заявлениям, но, сжавшись на своих местах, они кивают с имитируемым пониманием. Наклоном головы я обращаю их внимание на девушку справа, теребящую край карты. — Это Каору. Падчерица того, чья это информация. Она поможет нам организовать встречу. — Каору связующая? — Казутора нервно усмехается своей шутке, пока его шальные зрачки пульсируют на свету танцующих огоньков с барной стойки. Они расширяются так быстро, словно парень что-то принял. Может, распереживался до нашего приезда или во время слежки за Тэдэо. Мне ли не знать, как сложно рассаживать внутренних демонов по клеткам. — Каору приманка и наш залог. — Для чего? — аккуратно уточняет блондинчик рядом с Джа. Я все еще не могу вспомнить его имя. — Чтобы они приехали вдвоем и не притащили друзей с пушками. Каору договорится о встрече здесь, и мы будем ждать. Без основного освещения. Оставим лампочки над барной стойкой — и все, — нависший над нами полумрак только на руку. Осмотрев часть кофейни, в которой мы намерены провернуть операцию, я мысленно раскидываю позиции. — Тейджи, ты брал мой нож? Куда бы ребята ни засели, мне будет спокойнее выпустить их из вида с оружием. — Он всегда со мной! — я ждала испуганного молчания, но парень удивляет меня своим боевым настроем. Может быть, я не настолько безнадежный учитель, как полагала. — Доставай его. Если что-то пойдет не так, мы должны быть готовы защищаться, — четыре больших шага по периметру столика. Я делаю еще один до барной стойки, принимая во внимание размах мужской руки в выпаде. — Казутора, бита — это все? В голове каша, но я делю ее на микро-порции, чтобы заглотить все до последней капли. Мне важно представить все возможные варианты развернувшихся событий — так я смогу предупредить их. — У нас их две, — поправляет Ханемия. — Пара кухонных ножей и перцовый баллончик. Я толкаю барный стул подальше, игнорируя чей-то вопрос о происходящем. Кажется, Чифую просит оставить меня без вопросов и следовать указаниям. Ощущение прицела на лбу не отпускает, поэтому я убираю еще один лишний стул возле нас, чтобы никто не мог использовать его вместо тарана. Грамотнее будет посадить мужчин за стол, ограничив им действия. Парни сядут рядом наготове с оружием. Я подопру шею Тэдэо ножом со спины. Мелкие останутся с другой стороны кофейни с камерами. Каору — как посчитает нужным. — Отдай перцовый баллончик… — в растерянности я возвращаюсь к ребятам и теряюсь еще сильнее, указывая пальцем на бледного юношу. Он быстро входит в мое положение. — Я Иори, — светлые шоколадно-зеленые глаза как будто бы даже излучают радость знакомства. — Иори, она выпила морфий около двадцати минут назад. Непонятно, сколько таблеток. — Кто это? Он врач? — Он друг. С нескрываемым недоумением я таращусь на парня во все глаза, но только после того, как он смущенно переводит взгляд в пол, нахожу свой жест грубым, пусть и не имела в виду ничего подобного. Просто я не ожидала увидеть в маленьком мальчике напротив человека, за которого в ту ночь Чифую держался вместо троса, чтобы не сойти с ума окончательно. Просто я и предположить не могла, что спасать никчемную жизнь незнакомки, находясь по другую сторону провода, может такой хрупкий миловидный парнишка. — Оу. Значит, это ты… — я неловко тяну губы в поддерживающей улыбке, чтобы чуть сгладить нашу неловкость, но под куполом высокого нервного напряжения быстро возвращаюсь к обсуждению нашей стратегии. — Хорошо. Ты хочешь выбрать нож?.. — Нет-нет-нет, — малой в испуге выставляет руки вперед, пальчиком тыкая в шокер, за который уже схватился Казутора. — Лучше вот его. — Хорошо, — парни получили указания и нервно теребят «оружия»; одна девушка, до красноты сжавшая пальцы в замок на коленках, осматривает кофейню по сотому кругу и глубоко дышит. Пересилив неловкость, я накрываю ее ладони своими вновь, подсаживаясь к ней на корточках, чтобы наш разговор, пусть и будет слышен каждому, не стал показным всеобщим достоянием. — Твоя очередь, Каору. Я не предлагаю тебе средства самообороны и обещаю, что никто из нас не будет их применять, если твой отчим с другом будут соблюдать все условия. Донеси до них это. Донеси хорошенько. — Что мне нужно сказать? — немигающим взглядом она полосует табло телефона, жутко опасаясь момента, когда им все-таки придется воспользоваться. — Скажи, что незнакомцы назначают им встречу. В полночь. В кофейне «Черный кот». Скажи, что у нас есть фотографии расследования дела Ямады. Договор аренды зоомагазина тоже у нас. После я включу запись диктофона и поднесу ее к динамику. Этого будет достаточно. Они должны приехать одни и без оружия, — доношу вкрадчиво. Потому что от ее убедительности буквально зависит чья-то жизнь. — На кону моя жизнь? — но я вычеркиваю тебя из списка смертников, милая. Нас и без того достаточно. — Нет. Это неправда. Даже если мне придется угрожать твоему отчиму, ты уйдешь. — Не уйду, — неожиданно резко выпаливает она, так, что я на рефлексах чуть отстраняюсь, едва не завалившись из шаткого положения назад. — Хочу услышать его оправдания. Я хочу знать, что скрывает человек, которому я доверяю, — после увиденного слова даются Каору нелегко; смесь разочарования, надежды, ярости и глубокой грусти разом обнаруживается на дне ее голоса и отражается глубокой морщиной на лбу. — Даже если правда окажется отвратительной? — а я гарантирую, так и будет. — Тем более, хочу знать. Мы переглядываемся с Чифую. Если бы воспоминания можно было транслировать картинками через глаза, наши видеоряды уже совпали бы в первом моменте моего откровения с ним. Когда я еще была Тэкерой, а парень наивно видел во мне квартирантку с прибабахом, которой ночью перевязал колотую рану на лопатках: —Ты до сих пор хочешь знать, чего стоит мое молчание? Ответов, милая. Чертовых ответов! — Уверен, что после ответа станет легче? — Мне не нужна «легкость» твоего ответа. Мне нужна правда. — Скажи, что ты в безопасности, — выдавливаю из себя чуть скованно, пытаясь сообразить, насколько манипуляция может быть верным путем нашего сопротивления. Кротко перевожу взгляд на Чифую рядом и, поймав его уверенное одобрение, доверяю принятому решению еще сильнее. — Да. Так и сообщи ему. Не будем злить Тэдэо. Напоследок сжав ее кулаки сильнее, я встаю с корточек и занимаю стул во главе столика. Думаю, после прибытия «гостей» Каору пересядет именно сюда. Чтобы у них наверняка не появилось мысли навредить ребятам, когда девушка окажется слишком близко, с риском принять удар на себя. Я уверенно киваю и по взмаху моей руки шепоты парней прекращаются. Каору набирает номер отчима; не дожидаясь первого гудка, ставит телефон на громкую связь. Мужчина поднимает трубку с четвертого. — Привет, пап, — будничный тон у нее, конечно, и не вышел бы, но ровный голос меня поражает и радует. Мы все затаиваем дыхание. Оно кажется слишком громким. — Ори, привет, — краткая форма имени выдает в Тэдэо слишком много любви; его изменчивая натура путает меня, навевая массу противоречивых мыслей, которые сейчас совсем не важны. По лицу Чифую вижу, он тоже удивлен такой мягкости. — Ты еще не закончила? Я смогу забрать тебя через полчаса, только довезу товарища домой. Мама и Кира уже дома. — Пап, нам нужно поговорить. — Что с голосом, милая? У тебя все в порядке? — В полночь я буду ждать тебя в кофейне «Черный кот», — воздух в одно мгновение становится колючим. — Вместе с людьми, у которых есть доказательства против Ямады. И против тебя с… Дядей Кенто. Ты сейчас должен быть с ним. Ту сторону поглощает короткая тишина. — Каору, это несмешно, где ты? — я наклоняюсь ближе к телефону, услышав легкие помехи, как будто шепот на фоне, но отдельные слова разобрать не получается. Радует одно — мужчина напуган и растерян. — Еще у них есть договор аренды зоомагазина. И вот это… — запись из моего мобильника длится секунд пятнадцать, и все это время на том конце трубы шорохи и резкие перешептывания. — Не смейте трогать мою дочь! — по звуку, Тэдэо даже останавливает машину; он орет в динамик, почти разбрызгивая слюну через экран. — Я в безопасности, пап, — трет глаза и тоскливо повторяет с утомленностью, желая, скорее всего, уже завершить этот разговор. — Они не причинят мне боли. Но чтобы все было в порядке, тебе нужно приехать сюда в полночь с Кенто. Вдвоем. Без оружия. Никаких… Друзей. Коллег. Никого. Вы оба. И все. — Что они тебе наговорили, дорогая? — Это не имеет значения, — я ловлю себя на том, что девчоночка из круглосута не производила впечатления такой сильной и твердой в своих словах и действиях. Та, что игриво выпросила у меня четыре сигаретки в первый день и правда оказалась Каору со стержнем, готовой пойти на смертельный риск, лишь бы доказать невиновность любимого человека или вскрыть щемящую в груди правду? — Приезжай. Иначе я не смогу тебя простить. Никогда не смогу. В полночь. В «Черном коте». — Ты молодец, — она сама сбрасывает звонок, устало откидываясь на сиденье кофейного дивана. Один разговор может высосать больше сил, чем подъем на вершину горы. — Спасибо. — Только с дядей Кенто он так близок. Скорее всего, они сейчас вместе. И дом Кенто за городом, — Каору в последний раз смотрит на часы и отталкивает телефон подальше. Я бы тоже не хотела неотрывно следить за временем, приближая нечто необъяснимое и безусловно страшное. Для нее. Для их семьи. Для памяти по погибшему отцу. — Даже при максимуме скорости на машине они не смогут приехать раньше двенадцати. Все принимают ее обнадеживающие слова к сведению. Никто не расслабляется. Если Каору и правда на отлично справилась со своей ролью, мы сегодня останемся целы и, возможно, невредимы. Но надежда мой худший враг, поэтому я прошу меня не трогать и отсаживаюсь за самый дальний столик, развязывая клубок мыслей и чувств в одну прямую стальную ленту, перерезать которую не смогу и сама, как бы ни старалась. Нужно все просчитать. Заново. Начну с позиций.

***

Прошло, наверное, минут десять, когда попытка отгородиться от мира и ребят переросла в мое личное одиночество, от которого Чифую только-только смог меня отучить. Я убедилась в относительной состоятельности выстроенного плана и, недолго думая, поймала Иори сидящим одного, пока остальные перебрасывались какими-то юморными фразами между собой, справляясь со стрессом. — Я Харука, — первая протягиваю ладонь, смущая юнца одним своим присутствием. Кончики его ушей даже в потемках спешно алеют. — Рад, наконец, познакомиться с вами, — и все же скрепляет рукопожатие в ответ, добавляя скромную полуулыбку. Где Чифую нашел такого одуванчика и почему этот парень метит в консультанты по передозировкам — вот, что мне интересно. — Спасибо. За ту ночь, когда… — как бы выразиться помягче. — Ты помог Чифую привести меня в сознание. Отчего-то парень качает головой, словно не может принять мою благодарность, пробуждая во мне еще больше интереса. — Нам просто повезло. Остальное сделали вы: вернулись на его голос, смогли справиться с… — давай, расскажи мне, что ты успел узнать обо мне и по какой шкале классифицируешь глупость моего поступка: от нуля до десяти или от сотни до бесконечности. И остановись на тысяче, молю. — Тяжелым состоянием. Вы очень сильная. Не могу сказать, что ждала осуждения от парня. Я предполагала услышать оправдания и попытку замять тему, но вместо этого Иори… Похвалил меня? Еще и с таким пониманием и вдумчивостью во взгляде, что мурашки идут по всему телу. — Откуда у тебя такие познания? Мало кто знает правила первой помощи при передозе, — я начинаю первая называть вещи своими именами. Малой не так прост, как кажется на первый взгляд, и ходить с ним вокруг да около бесполезно, когда так много вопросов засели в голове и отвлекают от навязчивых переживаний. — Я лечился от зависимости, — тихо признается он, посматривая в сторону ребят. — Сколько тебе? — нас не слышно, но я понижаю голос еще на тон. Повышаются только градусы беседы. — Семнадцать. — Как долго ты… — болел? Принимал? Увлекался? Все не то. Я вспоминаю свои чувства после отходняков в Бонтене или любой неконтролируемой панички. Сквозь легкое головокружение слово находится легче. — Страдал этим? — Почти год, — чеканит Иори с выверенной точностью. Ему не нужно припоминать начало и конец периода, который мог отрезать его от жизни раз и навсегда. Эти даты высечены у него татуировками капилляров под кожей. — Друзья подсадили или недруги? — Бывшие, — немного поразмыслив, добавляет, — друзья. — И как понял, что пора прекратить? Я как раз сейчас на распутье. Мое «пора прекратить» всегда было ничтожным и гасло при первом же намеке на боль. Усыплять свои чувства опиатами — насильственно выработанная реакция. Сейчас лучшее время, чтобы остановиться. — Моей младшей сестре тогда был год, — с трепетом начинает он, втягивая воздух поглубже. — Мы остались дома одни, и… Меня очень ломало. Я обдолбался прямо в соседней комнате, а когда она проснулась и начала хныкать, кое-как добрался до ее колыбели, — гримаса скорби и ужаса искажает лицо мальчика. Глубокие светлые кристаллики обращены прямо «в меня» — Иори показывает свои чувства без утайки, выплескивая чан сожаления и скорби прямо нам на головы. — Я никогда не видел столько страха в ее глазах. Она почти сорвала голос от плача, а я ничего не мог сделать, потому что боялась она меня — моих шальных сумасшедших глаз… — я чувствую его тяжесть в груди, даже не предполагая, во что выльется эта история. Кто-то из парней, дурачась, роняет биту. Мы оба переводим взгляд на них, недовольные тем, что нас потревожили, но, отвернувшись, Иори легче продолжает рассказ. — У нее были кошмары несколько недель. Она отказывалась сидеть у меня на руках, гулять вместе и только спустя месяц пошла на контакт, — вероятно, этот месяц стал одним из самых горьких в его жизни. — Мы очень друг друга любили и любим сейчас, но тогда я возненавидел себя на всю жизнь. Я никогда и подумать не мог, что причиню своей «болезнью» столько страданий другому человеку. Ребята замечают нашу парочку издалека и смотрят с озадаченностью. Даже Чифую удивлен, как я пошла на разговор с его дружком да еще и коротко отвечаю на его приподнятые брови жестом «окей», призывая продолжить заниматься своими делами и не трогать нас какое-то время. — А родители? — Мама подрабатывала даже после родов, поэтому они с отцом не могли контролироваться меня всегда. Когда они приходили домой, я уходил к «знакомым», где мы закидывались и кололись, и никто ничего не знал, — Иори истерично посмеивается. Собственные слова, сорванные с уст, сейчас звучат безрассудно. — Признался им сам, когда вина начала убивать сильнее ломки. В нем столько печали, что, расхлебывай мы ее половниками оба, остались бы запертыми в четырех стенах на неделю. — Как они отнеслись? — Странно. Они должны были ругать меня, но вместо этого корили себя, — признание за признанием выходит из него по какой-то неведомой мне цепной реакции. Рассказывал ли он эту историю специалистам? Друзьям? Родителям? Или, может, мое сердце первое содрогается от вибраций его чистой грусти? Иори безразлично водит носком по кафелю, делая вид, что следит за его траекторией внимательнее, чем за своим же повествованием: — Себя, понимаете? Потому что не смогли вовремя заметить изменения в сыне. Признались, думали, что я сторонюсь их, потому что подростки нелюдимые, — ещё одна горькая усмешка тонет в вакууме, который мы себе построили. Иори хватается за пустую салфетницу, занимая руки. — А мне было стыдно. Сидеть с ними за одним столом. Прятать мутный взгляд и недавно обколотые вены. А потом ночами обливаться холодным потом. Я теперь тоже знакома со стыдом. Когда пришла в себя в ту ночь перед Мацуно и Тейджи — мне было бесконечно страшно и стыдно. В Бонтене я научилась не переживать о чужом мнении и, более того, не стремилась оправдать чьи-то ожидания. Но я никогда бы не хотела, чтобы отвращение к самой себе передалось людям, которые искали остатки Харуки Игараси в каждой создаваемой мной катастрофе. Находили и воскрешали. — И после вы нашли лечебницу? — я даже не скрываю вдруг возникший интерес, и, по виду, Иори открывается сильнее, даже придвигается, сидя напротив, чуть ближе, желая рассказать все, что может мне быть хоть как-то полезно. — Да. Обратились к знакомому врачу, который не поднимал шумихи вокруг. Учителя и одноклассники думали, что я в санатории. Мама собиралась доплатить, чтобы в мое личное деле не внесли выписку о лечении, но я отказался. И без того чувствовал себя обузой. Это было мое личное наказание. Чтобы я понял раз и навсегда, чего стоит одна ошибка, — нездоровый цвет лица парня, хвала небесам, приобретает нормальный оттенок. Парнишка отпускает керамическую салфетницу, словно все его тревоги отступили в сторону, когда он поведал мне свою историю полностью. А я поражаюсь: поступок мальца похож на глупость, но в нем чрезвычайно много характера и отваги — куда столько вообще влезло в этом маленьком хрупком тельце? — Успешно? Ты осознал? Раз и навсегда? — я тоже наклоняюсь ближе с каким-то ненормальным увлечением. Я тоже готова, наконец, меняться. Но для начала хотелось бы провести тщательный анализ перспектив и пробоин в системе. Лучше обсудить подобную тему с Иори, прошедшим через терапию, подобно огню и воде, чем разбираться самой и бросить на полпути. — Я думал, да, — задумчивость застывает в нем соленым мертвым озером. — Вплоть до того вечера, когда мне позвонил господин Мацуно на истерике. Только когда я услышал, сколько в нем боли, когда понял, что его страх потерять вас больше страха собственной мучительной смерти… — мурашки снова обегают все мое тело, стоит услышать, какие эмоции Чифую испытывал из-за меня. Я в очередной раз удивляюсь, сколько в нем сострадания и нежности, осознанно бросая на парня вдалеке быстрый взгляд. Иори повторяет мои движения один в один. — Я еще раз пережил момент с сестренкой. Мне стало тошно от прошлого себя и от любой мысли еще раз позволить какому-то дерьму управлять моей жизнью. Оно разрушает не только вас. Других — чуть ли не сильнее. — Есть ли кто-то, к кому я могу обратиться со своей проблемой и… Рассчитывать на анонимность? — Безусловно. Если хотите, мы можем сходить вместе, когда… Все это закончится. Я обдумываю предложение Иори настолько вдумчиво и серьезно, что вздрагиваю, когда большая ладонь ложится мне на лопатки. — Ты куда-то хочешь увести мою девушку? — Чифую присаживается рядом; он показательно оставляет поцелуй под моей челюстью, вгоняя в краску нас обоих, с Иори. — Секретничаете без меня? О чем же? — Да так… — мнется мальчишка, пряча смущенные глазки. Он пытается оставить наш разговор в секрете, но я другого мнения. — О моей зависимости. И ее лечении, — брюнет ожидаемо теряется и ненадолго проглатывает язык. Если у Мацуно и были планы в шутку приревновать меня к Иори, они разрушились только что. — Я могу как-то поддержать тебя? — все еще сбитый с толку Чифую доносит шепотом, мягко проводя костяшками по позвоночнику. Его участливость греет изнутри, но в войне такого характера мне бы хотелось победить самой. — Да, — в нервной суматохе меня тянет на скованные, рваные нежности, поэтому я нелепо утыкаюсь носом в щеку Чифую, легкими ударами по бедру выгоняя его от нашего с Иори столика. — Иди развлеки Тейджи, а то он от напряжения сейчас из штанов выпрыгнет. Парнишка и правда озирается по сторонам, усиленно делая вид, что считает ворон, пока остальные разошлись по углам. Даже Каору сквозь недолгое сопротивление приняла из рук Ханемии какой-то напиток, изредка отвечая на его вбросы. — Точно? — недоверчиво бубнит зеленоглазка. — Более чем. Смешное бросая Иори «не обижай ее», Мацуно удаляется — пусть все трое и понимают, что из нас двоих обидеть кого-то могу только я. — То есть я могу связаться с тобой, например, в один из легких, беззаботных дней? — я возвращаюсь к предыдущей теме с нарочитым акцентом на ожидающих нас светлых временах. Мне нужно постараться вселить в мальчика толику уверенности в завтрашнем дне, иначе он не доживет и до двенадцати ночи со своими большими, грустными глазами. Или томный, длительный взгляд, пущенный в догонку Мацуно, не из-за приближающихся часов тяжелых переговоров? — Я буду рад помочь вам, зная, как вы дороги господину Мацуно… И снова это почитание с примесью глубокого уныния сквозит в его голосе непонятной мне мелодией. Так Араи отзывался о моей погибшей матери, храня ее старые фото в сейфе. Нет же, Иори просто очень благодарен Мацуно и предан ему, как Тейджи мне. Это абсолютно нормальное поведение для парня с таким тяжелым прошлым. — Кстати, как тебе работается с Чифую? — я заговорщически веду бровями, положив подбородок на ладошки. Выведать у Иори чуть больше будет не лишним. — Он… — глаза парня на секунду загораются двумя звездочками. Силы наполняют его при упоминании Чифую, и я нахожу нас весьма похожими этой чертой. — Первый поверил в меня после родителей и врачей. Просто эталон доброты и справедливости во плоти. — И красавчик… — Угу. Иори смущенно наскоро прикрывает рот, взболтнув лишнего, и жмурится, дожидаясь моей реакции. Был бы он чуть более опытен, перевел бы свое увлечение моим парнем в шутку, но возраст и характер все еще играют против него, ставя мальчика в неловкое положение. Чертов Мацуно, да на тебя даже младшие сотрудники магазина заглядываются, вот обольститель. — Мне следует ревновать… — с тихим смехом проговариваю даже без вопроса, но блондинчик активно машет руками и из стороны в сторону трясет головой с такой силой, что она скоро отвалится. — Нет, нет, нет, ни в коем случае, нет… — Господь, мне и правда следует быть осторожной. Мои смешки в кулачок немного его расслабляют, хотя мышцы лица и шеи у парня напряжены критически. Он бросает взгляд на циферблат наручных часов, с натугой сглатывая. Без пятнадцати двенадцать ночи. На улице все еще тихо, да и по прогнозу Каору «гости» прибудут ровно в срок. Рано испускать дух. — Не переживай. Что бы сегодня ни произошло, я не позволю кому-либо пострадать, — уверенности моего голоса можно либо позавидовать, либо поверить. — Я в этом не сомневаюсь, госпо… — Харука. Просто Харука, Иори. Госпожой я была прошлой ночью, и позволю называть меня так только одному человеку — это будет Мацуно. Я покидаю наш столик и, утешительно похлопав парня по плечу, отнимаю молчаливого Тейджи из лап парней с беспрекословным «нам нужно поговорить». Я сегодня и правда до жути разговорчивая. Надеюсь, не из-за ощущения приближающихся несчастий. Перед смертью не надышишься и не напиздишься, Игараси. Усадив Джа за барный стол поодаль, грузно оседаю на соседний. — Ну что, маленький предатель, как думаешь, насколько жестокой будет моя кара? — Даже представить боюсь, — и он правда в легком недопонимании, чего ожидать от Идзанами, что полчаса назад почти засунула ему биту в задницу. Но мой нынешний разговор будет о другом. Я собираюсь с силами, донося до Тейджи истину, с осознанием которой во мне появилась вера — в жизнь без потерь, в собственную исправность и, наверное, любовь. Любовь, что напоминает о себе приятным жжением в области мелких синячков по всему телу. — Спасибо тебе. Я и представить не могла, что вы так быстро найдете общий язык с Чифую. А в результате меня это остановило от одной из жесточайших ошибок. — Да, господин Мацуно прекрасный человек, — Тейджи деловито поправляет очки, довольный собой и, кажется, мной вдвойне. — Вы достойны его любви. Как и он вашей благосклонности. — Наглец, во мне живет не только благосклонность. — Рад это слышать. Вы, должно быть, счастливы. Хотя в такой ситуации… Мы осматриваем помещение, не сговариваясь, наслаждаясь последними минутами тишины. Затишья, сказать вернее. — Да уж. Ощущения странные. Я одной ногой в ватном королевстве неги и блаженства, а другой — на демилитаризованной зоне, прямо на пути к гарнизону, — Тейджи с пристрастием кивает и задерживается, не дольше секунды, на моем выбивающемся из-под вновь надетой толстовки засосе. Вдруг мне просто становится любопытно нечто большее о парне: — У тебя сейчас есть отношения? Вопрос застает его врасплох. Голубые глаза расширяются в изумлении, а румянец проступает даже на шее. — Прошлые закончились еще в деревне, — безрадостно отвечает Джа, поджимая губы в снисходительной полуулыбке. — Надеюсь, не из-за моих поисков. — Нет. Он оказался козлом, — спустя секунду ступор накрывает нас обоих с головой. Тейджи выжидающе помалкивает, проговорившись. Они с Иори два сапога пара. Оба еще такие дети, и могут посыпаться даже на самых простых вопросах. С ними нельзя ходить в разведку. Но почему-то судьба собрала нас всех сегодня в одном месте. — А… Даже так. Постой, Мацуно же не в твоем вкусе, верно? — кого я обманываю, Чифую каждому понравится. — Вам нужно познакомиться с Иори поближе. Иначе я сойду с ума, видит дьявол. В глазах Джа зарождается догадка и, скромно улыбнувшись, он незаметно разворачивается к блондину, рассматривая его с большим интересом, нежели раньше. Не хочу портить ему момент, но стрелка часов, неумолимо догоняющая двенадцать ночи, несказанно меня торопит: — Держись в сторонке, хорошо? И нож должен быть наготове, прямо на коленках. Держи его крепче. Вытирай ладошки о штанины, чтобы не скользить по рукояти мокрыми руками. На всякий случай. Надеюсь, не пригодится. — Я доверяю вам. — Ты рисковый парень, это мы уже поняли, Джа-Джа. Советую тебе искать новый бой, но не смей и слова сказать Мацуно, понял? У меня тут намечается дорогостоящее лечение в больничке, — последнее вырывается само собой, как знак того, что решение уже принято на половину. — Я услышал вас. Направляясь к ребятам спиной, имитирую Тейджи знаком держать рот на замке. Он повторяет мои движения. Закрывает рот. Выкидывает ключик. Работало бы все так же просто в жизни. — Готовы? — заметив мои торопливые движения, все принимают свои позиции. Слегка дрожащими руками я натягиваю бейсболку и маску. Проверяю, полностью ли застегнута толстовка, и, наконец, достаю из-за бедра длинный нож, больше напоминающий кинжал с черной матовой рукояткой. — Готовы, — доносится из разных уголков. — Я спрячусь за соседним столиком. Пусть они сядут напротив друг друга… — обращаюсь к Ханемии и Чифую еще раз, потому что у них сегодня почти самая важная роль. Парни терпеливо выдерживают мои наставления в очередной раз. — Зажмите их между собой и стеной, чтобы не смогли легко выбраться. Каору, можешь остаться на стуле. Тэдэо я возьму на себя, — девочка охает, наблюдая за моими тренировочными взмахами лезвием; я спешу рассеять ее беспокойство. — Не переживай, на нем не останется и царапинки. Если он будет хорошо себя вести. Звук приближающейся машины превращает нас в механизм, действующий слаженно по схеме, не опробованной еще ни разу. — Приготовились. Усаживаюсь полубоком к двери, в последний раз отмечая обстановку. Дети вдалеке, снимают все на телефоны. Остальные ждут мужчин. Лишние предметы убраны. Перчатки? На мне. Надела их неосознанно, совсем потерявшись от подступающей к глотке нервной тошноты. Это моя первая «массовая» миссия после Бонтена. Вот только в те времена я не дорожила никем из команды. Звон колокольчика над входной дверью звучит весьма недружелюбно. Двое наших новых знакомых проходят вперед. — Доброй ночи, господа, — шутливо приветствует мужчин Казутора, словно амплуа бариста прилипло к нему на всю жизнь и не отпускает даже во внерабочее время. Их двое. За окном никаких признаков чужого присутствия. Еще может быть слишком рано для выводов. — С тобой все хорошо?! — взволнованно начинает Тэдэо, подскакивая к Каору вплотную, даже не осматривая вооруженными битами парней вокруг. — Я в норме. — Как вы посмели… — быстро мазнув по мне, мужчина переводит взгляд на стол, устланный вдоль и поперек его же материалами. Второй цокает с недовольством. Не ожидал такой неосторожности от друга? Или догадливости и предприимчивости от кого-то вроде нас? — Ладно. Для чего мы здесь? Какие ваши условия? — Для начала позвольте вас осмотреть на оружие, — чеканит Чифую. Следует плану. — И присядьте. — Нет. — Пап, — девушка недовольна его отказом сильнее остальных. — Делай, что они просят. Пожалуйста. Ради меня. Мужчины источают негатив, но сдаются. Казутора ничего не находит у обоих. Я тихо выдыхаю, изучая лица, смену настроений и тонкие судороги в их мышцах так быстро, как будто замедляю движения каждого в полтора раза. Ситуация нервная. Но не смертельная. На улице все так же чисто. Как только Тэдэо — довольно удачно — выбирает себе место на сиденье прямо спиной ко мне, я рвусь вперед, приставляя нож к его глотке. Животом подпирая мягкую обивку спинки дивана, коленями устойчиво упираясь в другой. Толстый дружок напротив сердито хмурит брови, но не двигается — не в том положении. — Вопрос номер один, — долгое вступление мне неинтересно. — Вы работаете на Ямаду? Тэдэо напрягается всем телом. Вблизи я отчетливо наблюдаю, как бегают желваки на его челюсти не то от злости, не то от стресса. Мы не работали с ним долго и никогда не оставались тет-а-тет, но мне заметны сильные возрастные изменения на его лице. Они пошли ему на пользу. Выглядит солиднее. Осталось отмыть руки. — Я хочу, чтобы Каору ушла. — Я останусь, — она упертая. — Я здесь по собственному желанию. Ты знаешь почему. — Ни тебя, ни маму, ни Киру все это никогда не коснется, ты же… — Прекрати! — словесная перепалка падчерицы и отчима выглядит в такой обстановке весьма странно, но она очень важна. От того, останется ли Каору или нет, зависит, не лишимся ли мы «заложницы», какой бы свободной ее ни считали. Девушка продолжает напирать, обиженно скрещивая руки на груди. — Я знаю. А теперь посмотри, во что превратилось твое «вы в безопасности». И эти люди еще не желают нам настоящего зла, веришь? — Не считая ножа у моей глотки? — кряхтит мужчина, вызывая во мне только усмешку. — Это еще один участник переговоров, Тэдэо. Каору хочет остаться, поэтому отвечай: как вы связаны с Ямадой. — Мы не работаем на Ямаду, — начинает другой, с недоверием косясь на внушительную биту в руках Каза. — Но иногда помогаем ему проворачивать махинации с финансами. — Какого рода «финансами»? — оглашает мой вопрос Чифую. — Мы не знаем. Это не входит в зону нашей ответственности, — только разводит руками Юи, пытаясь не двигаться. Даже холод от моего лезвия острый. — А что входит? Вы наслышаны о его проектах по трансплантации органов? — Какое отношение это имеет… — Вопросы здесь задаем мы, — имеется в виду: я и мой острый нож. Меня порядком злит, когда подобные кадры игнорируют мой потенциал, позволяя себе отступления и вопросы. Скорее всего, по стальному голосу над ухом лысый хер делает нужные выводы и отвечает. — У Ямады плохое прошлое. Мы начали подозревать, что он снова повторяет свои… Ошибки… Мы были свидетелями одной из них пять лет назад. — Во время инцидента на корабле? — Да. — Как много вы видели? — Я просто знал отца Каору, — складно начинает Юи даже с какой-то чувственностью в тоне. Услышав это, девушка принимает еще более вдумчивый вид, внимательно дожидаясь продолжения. — Хороший, честный человек. Если бы он не был на том корабле, я бы и не заметил ничего странного, но Ямада как раз попросил нашей помощи с обналичиваниями чеков для некоторых семей. — Это была покупка их молчания? — Да. Тех, кто начал лезть в его дела, он просто заткнул суммами. Остальным предложил услуги больницы. — Зачем вам улики? — Чифую опережает меня в вопросе, подвигая фото ближе и вчитываясь в заметки, как впервые. — Почему нельзя жить, закрыв глаза на преступления вашего «коллеги»? — А вы бы смогли? — с обреченностью уточняет второй, вгоняя в ступор Мацуно, но не меня. — Мы не Бонтен. И не Поднебесье. Начнем с этого, этим же и закончим. Пауза в несколько секунд дает шанс каждому обдумать только что услышанное. Но в тишине я чувствую больше угрозы, поэтому сильнее перехватываю рукоять ножа, держа его в миллиметрах от кожи Тэдэо. — Мы всего лишь зарабатывали деньги теми способами, которые не находили опасными. За все время в группировках нам удавалось избегать жестоких расправ и заданий особой тяжести. Мы всего лишь знали толк в работе с документами и… — Юи поворачивает голову чуть в сторону, заметив договор аренды Мацуно. Его копию, если быть точнее. — Грабеже, что уж тут говорить. — И разбоях, — сурово добавляет Казутора, хмыкая. Длинноволосый проявляет крайнюю холодность при мне впервые; натура шутника покинула его, оставив суровое безразличие на лице и немного ярости в зрачках. Оно и понятно — парень может лишиться зоомагазина и кофейни в одночасье. — Этому нас научила жизнь уже после. Если бы вы находились в главном зале, мы бы оставили «хлопушки» у входа, — оправдывается второй, доходчиво объясняя схему. — Мы никогда не причиняли вред здоровью и жизни, — подхватывает Тэдэо. — А когда появились семьи и дети — не смогли бросить легкий заработок так просто. Но и бесчинства Ямады прямо перед лицом… Это требует наказания. — Вы можете быть под прицелом, знаете это? — Мы действуем вдвоем и очень осторожно. На самом деле, есть много бывших членов банды, которые разъехались по стране и могли бы поддержать нас, если бы мы предоставили уверенные доказательства общественности или частным детективам. Бывшая группировка тоже не в восторге от правящего режима? Последние новости приобретают интересное звучание. Однако верить каждому слову я не могу. Мне нужны твердые вещественные доказательства. — Что у вас есть против него сейчас? — Почти ничего. Только интуиция и догадки. Когда он отзывается о подобном сам, его формулировки очень размыты и… Ироничны, — вымученный выдох мужчины остается на лезвии ножа тонкой запотевшей пеленой и пропадет через секунду. — А если так? — я взглядом прошу Чифую достать распечатанные документы с результатами «сделок» хирурга. Оба мошенника изрядно удивлены и рассматривают их, затаив дыхание. — Откуда у вас это? — Неважно. Оно хранится на жестком диске Ямады. Как может быть полезно вам, чтобы он поплатился? — Вы пострадавшая? Вопрос бандита напротив вызывает у меня внутренние разногласия. Ладони в перчатках намокают сильнее. Как ответить? Насколько это чревато? Чем? Когда молчание задерживается, я почти неслышно выдаю: — Да. Не может быть, что за такими признаниями может стоять конец эпохи Ямады. Весь этот разговор похож на слишком простое решение уравнения, которому доверяется с трудом, поэтому перечеркиваешь весь лист по сто раз, оставаясь ни с чем. — Этого мало. Но достаточно для того, чтобы мы навели справки на покупателей и подумали, как они связаны с компанией. — Компанией? — даже не говорите, что за этим ублюдком стоит какой-нибудь конгломерат, поощряющий его проступки. Хотя, если действительно задуматься, только так и могут быть объяснены величие и вседозволенность хирурга. Коллега Юи продолжает раскладывать нам, как устроен их мир, и в задумчивости я чуть ближе прижимаю лезвие к глотке Тэдэо, вызывая в нем тревожное мычание: — Йокогамская больница входит в число проектов, которые поддерживает крупный инвестиционный фонд. Синахара спокойно мог жрать деньги из-за границы. Если повезет, мы сможем поднять «бухгалтерию»… — Синахара? — первым спрашивает Чифую. Я ловлю его озадаченный взгляд, но не придаю ему значение, пока образ из звуков не вышибает у меня почву из-под ног. Соберись, Хару. Синахара умер. Это кто-то другой. — Один из лидеров бывшей банды сейчас занялся инвестициями и недвижимостью… Да что вы заладили. Синахары больше нет в этом бренном мире, он давно кормит червей своим раскрошенным лицом и грубыми руками, в которых даже пистолет похож на вросший в кость аксессуар. — По его приказу мы пытались отобрать ваш… Образ Мацуно под боком медленно начинает пляску перед глазами. Я больше не могу выслушивать этот бред и неосознанно громко выдаю категоричное: — Он мертв. Кажется, весь мир сейчас подсвечивает меня софитами, как на сцене, высмеивая. Харука Игараси несет такие очевидные вещи. У меня сушит горло, и из-за неконтролируемой дрожи в руке нож оставляет неглубокую царапину на шее Тэдэо. Его шипение и просьба быть осторожнее для меня как белый шум. — Что? Кэтсу Синахара живее всех живых, — кто это сказал, мне непонятно. Кэтсу Синахара. Кэтсу Синахара. Кэтсу Синахара. Кэтсу Синахара. Кэтсу. Кэтсу. Кэтсу. «Живее всех живых» не значит мертв. Не мертв. Ложь. Алые разводы на многолетнем деревянном полу оставляют следы на моей одежде, на руках, на шее, на щеках. Я дышу его кровью. Я впитываю ее в свою кожу. — Правда, немного поехал головой… Раскромсанное кулаками лицо не подает признаков жизни. Я блюю в сторонку, схватившись за его запястье случайно, и не чувствую пульса, выворачиваясь еще раз и еще. — Не лгите, — собственный голос я не узнаю. Он фон. Он блядская иллюзия. Он слишком болезненный и детский, как будто мне снова семнадцать, а я стою над телом Синахары, впервые признавая в себе убийцу. — Он сдох. — Откуда вы вообще… Хватает миллисекунды, чтобы я перепрыгнула через спинку дивана, сваливая Тэдэо брюхом на стол. — Я размозжила его череп по всему полу — он не может быть жив! — от резкого рывка с меня слетает бейсболка и маска сползает с одного уха, но все по-барабану. Я замахиваюсь ножом, собираясь угрожать жизни ебаного пиздабола и его друга, лишь бы они взяли свои слова обратно. Запах железа преследует меня неделю. Он забрался под ногти, застрял в волосах и тянет за мной шлейф, по которому любой цепной пес Синахары найдет Харуку Игараси — ведь она убийца их короля. — Господь всемилостивый… Девочка… Подопечная Араи-сана… Лицо Тэдэо идет пятнами. Картинку мира сбоит. Сбоит меня. — Харука Игараси? Ты Харука Игараси! Я вымываю руки и лицо в декабрьских ручьях, бегу в февральские морозы, отогреваюсь в майских пригородных вокзалах и к сентябрю наедаюсь плодов с чужих участков, чтобы выжить, потому что Синахара не дал бы мне права жить даже после своей смерти. — Он сдох уже как пять лет! — в груди побаливает. Не болит, потому что все чувствах как будто бы развиты вполовину, а именно побаливает. Зрение покидает меня скачками, нож валяется уже у ног, и я тянусь к нему, игнорируя чьи-то крики и чужие руки, что оттаскивают меня вбок, вверх, вниз, неважно. Пространства тоже больше нет, если Кэтсу жив. — Успокойся! Пожалуйста, остановись! Дыши! — Отдаю должное. Ты стала легендой Бонтена вплоть до его распада пару лет назад… Бред, сказки, фантасмагория чьего-то очень больного воображения. — Еще никому не удавалось избить шефа до полусмерти и сбежать… Мне нужна помощь в дыхании, потому что я готова выкашлять все легкие. Мне нужна поддержка в ногах, потому что я не чувствую ничего, кроме задницы и спины — им холодно. Вода льется с неба мне в лицо, и я не понимаю, как в кофейне мог начаться дождь. — Но Кэтсу Синахара пролежал в реанимации месяц и поднялся с постели, Харука. С твоим именем на устах, милая. Мир по ту сторону век теряет свои очертания совершенно. Я не могу бороться в минуту, когда мои худшие кошмары превращаются в реальность. Снова. Если Кэтсу и правда жив, а все это было сном, я проснусь в канаве у дома Араи, семнадцатилетней, потерянной и несчастной. Тогда мне вовсе лучше не просыпаться.