Сказка на ночь

— Ну Аннушка, ну свет очей моих, — Жан Иваныч заступил за спину девушки и любовно вцепился ногтями-когтями в плечики тёмного пальто. — Даже не думай, — вампирша зашипела, как дикая кошка, показывая клыки, и одним движением высвободилась из хватки. — Ну что ты, Аннушка, от своих-то шарахаешься, — Жан состроил максимально расстроенное лицо и прижал ладони к груди, — Я ж не хахаль твой московский, которому от тебя только одно и надо… — Не спорю, — отрезала Аннушка и развернулась на каблуках: — Только вот тебе тоже от меня что-то надо, даже не выворачивайся. — И, выдержав многозначительную паузу, назидательно добавила пристыженному вампиру: — Ты меня так называешь только когда чего-то хочешь или что-то от дедушки скрыть надо, так что говори уже напрямую. — Умргх… Жан Иваныч издал странный звук, средний между скулежом и урчанием, и с размаху приземлился в жалобно заскрипевшее старое кресло. Аннушка скептически осмотрела источник сего звука в лице собственного родственника, а затем плавно перевела взгляд на прочий интерьер комнаты. Потрёпанные обои, добротная, но уже местами отколупанная обивка кожаных лавочек, шкафы аккурат под высокий потолок, — всё помещение дышало каким-то веянием старой России, и элегантный, хоть и злой Жан Иваныч прекрасно вписывался в эту обстановку. Они сидели, — а Аня стояла уже как пятнадцать минут, — в одном из кабинетов, наиболее отдалённых от того места, куда произошло незаконное проникновение сегодня ночью. Бывшую палату номер какой-то там, куда с появлением Сергея главврач старался наведываться пореже, уже оцепили яркого оттенка лентой. Людей опросили, но кроме напуганных слов Марь Фёдоровны о том, что ночью отключали электричество, ничего не получили. О белом крузаке, который, кстати, со стоянки волшебным образом исчез, Жан рассказал только Ане и только с глазу на глаз, уже засыпая на ходу. Можно было бы выпить чего-нибудь свежего из холодильника, чтобы взбодриться, но его, как главного свидетеля, не отпускали до последнего. Время уже перевалило за два часа ночи, а полицейская машина уехала только сейчас, оставив вампирскую семью и малочисленный больничный персонал в одиночестве. — Если уж говорить точно… — Жан всё ещё смотрел на Аннушку жалобно, как будто надеясь, что та самостоятельно угадает его мысли. Но девушка явно не собиралась облегчать ему участь: сложила руки на груди и ждала, что же скажет словами через рот её любимый дядюшка. — Если уж точно, то забери его Бога ради от меня подальше. — Он выдохнул это сквозь стиснутые зубы и на одном дыхании, делая над собой усилие, чтобы не отвернуться. Аннушка несколько секунд стояла в недоумении, как будто не понимая, что происходит, а после её брови неумолимо поползли наверх: — — Так вот оно что, Жан И-ва-но-вич, — на ехидное обращение он только привычным жестом подпёр подбородок рукой и постарался пережить позор с честью. Это ж надо — могущественный вампир, а вынужден краснеть из-за какого-то… Человека. -… Ну как ты себе это представляешь? — на плечо легла тёплая девичья ладонь, согревая и мягко сжимая. Аня встала рядом с креслом, глядя на старшего родственника сверху вниз, то ли с сочувствием, то ли с укором. — Куда нам ещё этого Барановского девать? Если за ним опять придут, где ещё безопаснее, чем здесь? Не домой же его вести и не в участок. — И девушка пояснила на незаданный вопрос, — Он же всего боится, кроме тебя, наверное. И не забывай, — она сильнее сомкнула тонкие, но неожиданно сильные пальцы на плече Жана, — Он не помнит ничего из дома Ольги. Ты для него не вампир, а лечащий врач, который ему жизнь спас, вот он к тебе и жмётся, как дикий зверь. Вампир поморщился от сравнения и явного осознания правоты девушки. Приходилось опять раз за разом повторять для себя священное: Барановский — просто один из пациентов. Не враг, не соперник, и его долг как врача быть с пациентом столько, сколько того понадобится для исчезновения угрозы жизни и здоровью (а со здоровьем ментальным после произошедшего у Сергея было явно не в порядке). «Да, точно, — профессиональная частичка его «я» тут же сделала себе заметку, — нужно будет парню дать снотворного и сменить нейролептики — старые в связи с перестройкой ферментов крови действовали не так эффективно». — В общем, ты теперь с него глаз спускать не должен, а мы найдём и машину, и владельца, — подвела вампирша итог мрачным размышлениям Жана. — Прекрасно, — тот попытался апеллировать последним аргументом, цепляясь за него, как утопающий за соломинку — а когда я буду с медсёстрами… Новые виды пытаться вывести, мне его тоже с собой брать? Ну так, на всякий случай, — он оскалился, испытывая от собственной бравады весьма смешанные чувства. — Не драматизируй, — Аннушка остановила его на полуслове и кивнула в сторону двери, ведущей в коридор, — он человек, и человек под сильными лекарствами. Спит большую часть суток и проблем не доставит. Просто поблизости будь, вот и всё. Он и сейчас спит, — вампирша глянула на часы, мирно тикавшие над входом, и встряхнула папку с полицейским делом. — Да, в моей куртке спит, — безнадёжно пробурчал Жан Иваныч, уже признавая своё поражение. Он так и не успел отобрать у Сергея пальто, и теперь, набегавшись и согревшись в помещении, Барановский спал в почти таком же кресле, как то, в котором Жан Иваныч имел честь восседать на данный момент. Аннушка хмыкнула на это замечание, и вампир попытался воззвать к её совести в последний раз: — У меня одежда теперь этим человеком пропахнет, тебе меня не жаль? — Ух ты, — девушка заинтересованно остановилась у самого выхода из кабинета и ехидно улыбнулась: — Значит уже «человек», а не «мальчишка» и не «щенок»? — Он… Не совсем тупиковая ветвь эволюции, — недовольно признался вампир и демонстративно пожал плечами, как будто и сам был этому удивлён. — Ну, — Аннушка сдержала смешок и махнула рукой на прощанье, — если уж ты возвысил его в своих глазах до звания человека, значит, сойдётесь. Дверь за ней захлопнулась с треском, который показался в тишине предутреннего здания просто оглушительным. Жан резко выдохнул через нос, откидываясь в кресле и тоскливо прикрывая глаза. Вот влип так влип. Он с человеком, которому был совершенно не рад, особенно в два часа ночи, оказался фактически повязан красной нитью до самого конца расследования, — то есть до неопределённого времени. Да, человеком, кажется, неплохим, — но разве это что-то меняло? Он всё равно испытывал тоскливое жжение в груди при одной мысли о том, чтобы держать Барановского на виду постоянно, как того требовали обстоятельства. Ну ничего, он справится. Сейчас встанет и хоть найдёт этого оригинального товарища — поспит хоть в соседнем кресле, чтобы чуть что оказаться рядом. Странная у него с появлением Сергея жизнь началась. Очень странная. Жан Иваныч поднялся с кресла, пытаясь не застонать от того, как болезненно потянуло поясницу. Где-то в больнице сохранились старые советские одеяла, — надо будет достать себе и… Несмотря на всё желание съехидничать и оставить человека мучаться, вампир принял решение, — и студенту этому, чтобы спину не так ломило после сна в кресле. Конечно, был ещё вариант отнести Барановского на руках в ближайшую палату, но это уже было выше его дружелюбия. Обойдётся. Ничего. — Жан погасил свет и выскользнул в тёмный коридор, уже мысленно прощаясь со свободной жизнью на ближайшие несколько дней или недель, — Терпеть удары судьбы в виде новых любовников своих бывших нужно достойно. Он со всем справится. ***** Следующее утро встретило больничный персонал холодным поздним рассветом и тупой головной болью, склизкой и противной. Эта боль рождалась где-то в висках и распространялась по всему организму, с силой отдаваясь в нижней челюсти. Заканчивающие ночную смену люди тихонько сновали по коридорам, проходя мимо спящих в крохотной рекреации врача и пациента, которые свернулись под одеялами и оторвались на несколько часов от окружающего мира. Тем-то была хороша система небольшой смоленской больницы: строгий и пунктуальный вампир с лёгкостью организовал весь персонал так, что его собственного присутствия не требовалось. Люди приходили и заступали в свои смены в срок, выполняли операции — лишь ночью телефон главврача стоял на громкой связи, чтобы чуть что быть на месте. Вот и всё — система была проста, но она работала. Большего, наверное, и не было нужно. Жан Иваныч проснулся довольно рано, но долгое время просто лежал, завернувшись в одеяло по подбородок и мрачно уставившись в пустоту. Тоскливые длинные тени сновали за окнами, ложась на выпавший за ночь мокрый снег, на низкие крыши домов и покосившиеся гаражи. Голые ветви близких к окну деревьев казались ломаной паутиной на фоне иссиня-фиолетового неба, — они разрезали небосвод, ломали низкие облака на осколки и роняли их на мёрзлую землю. Вылезать из-под одеяла не хотелось, идти к холодильникам за пакетами донорской крови — тем более. Холодно, сыро и создаётся ощущение, что из организма вытянули все силы, — обычный вторник в России, что уж тут говорить. В животе потянуло голодом, скрутило с силой. Вампир стиснул зубы, пережидая спазм и с неохотой просыпаясь окончательно. Встать, видимо, всё-таки придётся, если он не хочет усохнуть раньше времени врагам на радость. На соседнем кресле мирно сопел вчерашний герой дня, или, если быть точным, ночи. Жан, так и не выпутавшись из одеяла, нашёл в себе силы встать, и на секунду остановил свой взгляд на лице молодого человека. В утренних сумерках черты казались мягкими и почти детскими, спокойными, — только тёмная борода, гармонирующая с спутанными мягкими волосами придавала некой взрослости. Жан замер на несколько долгих секунд, в течение которых гипнотизировал спящего человека. Его ломкую худобу, расслабленность и одновременно плотно сомкнутые губы, как будто даже во сне он хмурился и заново переживал все страхи прошедших дней. На секунду в душе шевельнулось сомнение и даже симпатия, — он не был ужасным, ничуть. Обычный человек. Но после вновь всколыхнулись воспоминания об Ольге, о том, с какой лаской она смотрела на Сергея, и сердце снова стиснуло похлеще желудка, возвращая в суровую реальность. Жан Иваныч наклонился и потряс Барановского за плечо, вырывая из сна: — Вставай. — Мгхм, — веки дрогнули, и человек сонно заморгал, пытаясь в полутьме разглядеть хоть что-то. Различив возвышающийся над собой силуэт, студент вздрогнул, мгновенно садясь в кресле и натягивая одеяло до ушей, как будто хотел спрятаться за ним от возможной опасности. Жан сдержал ехидную улыбку, — чужой страх не был поводом для шуток, — и снова ухватил за руку, сжимая плоть в когтях. Нужно было отправить человека куда-нибудь подальше, в закрываемую палату с решётками на окнах и заняться вызвать, наконец, электрика: чёрт знает, что там наваял вчера этот горе-музыкант и не полетит ли щиток в любой момент. — Пошли, успокойся, — голос твёрдый и спокойный, привычный даже, вливался в сознание молодого человека, продавливая границы и позволяя расслабиться. Пусть Жан Иванович и не обладал гипнотическим даром, но психологом был первоклассным, благо, профессия позволяла совмещать. Он молча следил за тем, как постепенно сужаются зрачки, ощущал как под его рукой расслабляются мышцы, — а затем и сам человек, пошатываясь со сна, поднялся и сгрёб в охапку своё же одеяло. Кивнул, глядя расфокусированно, но уже не испуганно, и послушно зашагал следом за вампиром по коридору, в котором Марь Фёдоровна ещё не успела включить освещение. Жан спиной ощущал чужой взгляд, пока шагал по извилистым коридорам к собственному кабинету. Сердце стучало часто и неприятно, словно бы он сейчас встретил друга, которого не видел много лет, а теперь вынужден был с ним столкнуться. О чём ему было говорить с Барановским? Как вечно держать его под присмотром? Одно дело, если бы можно было оставить его в полиции, — но увы, менты не способны справиться с тем, кто преследует парня. Сражаться с вампиром способен только другой вампир или Хранители, но они в этом деле явно не были помощниками. — Заходи, располагайся, — он равнодушно кивнул на пустую тихую палату, пропуская Сергея вперёд и стараясь не смотреть в недоумевающие тёмные глаза, — Отоспись, лекарства я тебе принесу. — Он в который раз поймал себя на том, что обращается на «ты» и махнул рукой. — Спасибо, — Барановский неожиданно вцепился в предплечье вампира, развернулся в полной темноте и не дал шагнуть через порог. Помолчал, медленно разжимая пальцы на чужой руке, и добавил нерешительно: — Могу я тоже на «ты»? А на кивок не улыбнулся, но ямочки на щеках обозначились довольно явственно. Кажется, он начинал медленно возвращаться к реальности, выходя из своего транса, основанного на страхе и постстрессовом состоянии. И кивнул, повторяя и уточняя: — Спасибо, Жан… Ива… Ж… — студент очевидно подвис и смешно дёрнул бровями в недоумении. — Просто Жан, сокращений и фамилий не надо, — вампир хмыкнул, закрывая за собой дверь. Последнее, что он увидел, была высокая фигура, больше похожая на бледное привидение в своих невесомых одеждах. Фигура эта вызвала только грустный смешок, который быстро скрыла профессиональная вежливая улыбка. Начинался обычный рабочий день. — …Как ты думаешь, они друг друга не сожрут? Особенно Жан Ваныч, — бордовая машина остановилась на перекрёстке, урча двигателем. На очередную «безумно смешную» шутку Аннушка не среагировала никак, только многозначительно взглянула на героя-любовника и отвернулась к лобовому стеклу. — Понял, не дурак, — Жалинский поднял руки в примирительном жесте и виновато потупил взгляд. Но когда машина тронулась, пробурчал себе под нос: — Нет, ну правда же интересно… Как выяснилось позже, интересно было не ему одному. ***** Тёмные тени медленно опускались на помещение, скользили в свете новой белой настольной лампы с чёрным значком переключателя. Осторожно заглядывали на страницы черновиков исследований и бесконечных отсчётов. Изучали порой нечитаемые закорючки букв, — врачебный почерк вампира порой было понять ещё сложнее, чем его же характер. Облизывали тонкие пробирки в круглой чаше, в которых хранилась чья-то кровь и малознакомые науки медикаменты. Шуршали чем-то за стенкой, — хотя, вероятнее всего, там был лишь незадачливый спутник самого Жана по больничным приключениям. Сам хозяин кабинета сидел сгорбившись, сбросив одну из недорогих, но изящных туфель, и подсунув ногу под себя. Пока за окнами плясала свою свистопляску седая зима, здесь, за толстыми стенами старого здания, царило блаженное тепло. Жан лениво записывал свои мысли на ломкую шуршащую бумагу, подперев кулаком челюсть и устало склонив голову на бок. Аннушка обещала через сутки сменить его на ночном «дежурстве», а пока он оставался круглые сутки в полупустом помещении, увиливая от молоденькой любовницы и стараясь отсидеться в кабинете, подальше от мира. Будем честны: невозможность отлучиться даже в соседнее крыло без того, чтобы тащить за собой человека, выматывала. Он наведывался к Барановскому четыре раза за прошедший день, — в первый раз молодой человек досыпал, свернувшись калачиком на кровати под одеялом, а в остальные молча бродил по палате среди простой постсоветской мебели, изредка подходя к окну и бледно улыбаясь цветочным горшкам. Один раз поздоровался, а остальные молчал, только опустил ресницы в знак приветствия. Пушистые и длинные, они оттеняли и без того глубокие кажущиеся мрачными глаза, производя странное, почти гипнотическое впечатление. Он был… Красив. Странной привлекательностью, которую можно было не понимать, но которую нельзя было отрицать. Жан не стал настаивать. День проходил спокойно, даже тихо. Может, на жителей городка произвели впечатление полицейские машины у дверей больницы, и потому стайка пенсионеров, имевшая привычку приходить на приём в любой день и при любом чихе, осталась дома. Возможно. Думать об этом у вампира не было ни сил, ни желания. Он задумчиво черкал в тетради что-то отдалённо связанное с темой прошедшего дня. Мысли клонились куда-то к закату, вызывая неумолимое желание опустить голову на бумаги и уснуть прямо здесь и сейчас. За дверью прошуршало что-то сходное с шагами человека, и Жан Иваныч вздрогнул, приподнимаясь со стула и вслушиваясь с происходящее. Но тут же успокоенно опустился обратно: помимо шороха за самой дверью раздался тихий стук в неё саму. — Войдите, — получилось тихо и несколько раздражённо, но человек за дверью услышал и толкнул светлую наполовину стеклянную поверхность. Вампир следил за тем, как открывается дверь, как за ней отъезжают в сторону тонкие тени и расширяется в коридоре полоска жёлтого света. Серёжа протиснулся в кабинет, прижимая к груди скомканное бесформенное одеяло и медленно моргая, — видимо, свет в своей палате не включал, и сейчас глаза не могли привыкнуть к яркому электрическому освещению. Жан разглядывал его со смесью усталости, раздражения и иронии, — и что только забыл здесь на его голову? То была не злость на человека, нет, — но злость на стечение обстоятельств, которые начали стекаться уже давно и ВОТ К ЧЕМУ привели. — Ты прости, что я тут… — у него явно была привычка не договаривать, смущаясь перед незнакомым человеком, что абсолютно не вязалось с образом кутилы и музыканта, но из чего можно было сделать определённые выводы. — Можно тут с тобой… Я ненадолго. — Сформулировал он, наконец, мысль. Вампир хмыкнул про себя, не решаясь дать добро или наоборот прогнать ночного гостя. Вероятно, Барановский — такой, каким он его видел сейчас, и был на самом деле застенчивым, хоть и талантливым молодым человеком. Привык глушить алкоголем стресс и неуверенность, а после это переросло в манию. А может, он и не прав был во всех своих великих психологических выводах, и Сергей изначально был слишком самоуверенным человеком, — из тех, которые Жан Иванычу никогда не нравились. — Чтож… — вампир выдал, наконец, некий звук, похожий на осмысленную речь, — Тебе страшно? Уснуть не можешь? «Интересно, соврёт или нет», — мелькнуло искрой в голове. Доза новых нейролептиков, намешанная лично Жаном, давала в качестве дополнительного эффекта тревожность, да и страхов у пациента изначально было немало. Мужчина ждал ответа затаив дыхание, сжав тонкие губы и глядя куда-то сквозь человека. Сергей переступил с ноги на ногу и тихо, себе под нос, буркнул: — Неуютно. Спать… Да, спать не могу. Я не помешаю, — заверил быстро, и кивнул в сторону кушетки, частично скрытой фанерной перегородкой, — Лягу тут, мне при свете проще. «Конечно, в тёмной больничной палате, пережив три покушения, и страшно и тяжело, пожалей парня» — внутренний голос опять неумолимо щёлкнул клыками над ухом у вампира, и Жан Иваныч поспешно, — черезчур поспешно, — кивнул: — Проходи, только не шуми и с вопросами не лезь. И замолчал снова, нарочито уткнувшись в медицинские бумаги. Всё же откровенность Сергея прибавила ему очков в глазах собеседника. Барановский прошёл, топая босыми ногами по полу, — где-то уже посеял больничные тапочки, — до кушетки, аккуратно забрался с ногами, сворачиваясь в напряжённый клубок и устроившись головой на жёстком медицинском подголовнике. Вампир чутко прислушивался к тому, как человек возился, устраиваясь; за тем, как постепенно выравнивалось поначалу частое дыхание. Работать не хотелось. Думать — тоже. Все мысли сосредоточились на человеке, с которым определённо надо было что-то делать. Может, он и уснёт сейчас спокойно, но скорее всего, — как подсказывала чуйка древнему вампиру, — его вечерние приключения на этом не закончились. Так оно и вышло. — Скоро меня выпишут? — как бы в подтверждение его мыслям, раздался голос из-за фанерной перегородки. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Жан сосчитал с грехом пополам до девяти, — на десяток его не хватило, — и бросил: — Когда перестанешь спотыкаться о свои ноги и начнёшь засыпать самостоятельно. Послышался глухой смешок. — Вас тут ко мне как телохоронителя приставили? Повисла пауза. Барановский всё-таки сел на постели, зашуршал своим одеялом и высунулся из-за занавеси. Сел на край, привалившись спиной к стене. И снова чуткий глаз вампира уловил на его губах какую-то тонкую добрую улыбку. Но на этот раз она задержалась дольше, мелькнула тёплым лучом среди тьмы и снова растворилась в тени. Жан хмыкнул. Буркнул беззлобно, откладывая бумаги и признавая своё поражение — он уже не мог увлечься работой, оставалось только поддержать шутку: — Спал бы ты лучше. ТелоХРАнителя. — А разница? — Сергей сильнее укутался в своё одеяло, почёсывая тёмную несколько отросшую бороду. — Большая. — Какая? Жан удивлённо глянул на собеседника, скосил на него глаза. Он не издевался, нет. Смотрел странно, — устало и смешливо, скалился без издёвки. Видимо, и правда такой человек, — весёлый, тёплый, что ли. Это было… Необычно. Он редко встречал таких людей на своём веку, — и дело тут было вовсе не в «ужасном поколении Z». Вампир криво улыбнулся уголком рта, отвечая на вопрос: — Ну хотя бы та, что слова «телохоронитель» не существует. — Ну как, — Барановский мурлыкнул это уже сонно, явно довольный тёплой атмосферой и компанией, — телохранитель тело охраняет, а хоронитель… — Хоронит? — догадался собеседник. Сергей кивнул. Улыбка сползла с его лица, обнажая тёмные круги под глазами и печальный взгляд. Заскрипело кресло. Чёрной тенью вампир поднялся со своего места и закружил по комнате. Сердце его стучало лихорадочно и противно, как корабельный колокол. — …Знаешь о том, что тебе грозит? — он снова остановился, нависнув над человеком и пытаясь заглянуть в тёмные внимательные глаза. За вопросом последовал новый кивок, и Барановский сильнее вскинул к нему голову. Помолчал, собираясь с мыслями, а затем, приподнявшись, ловко ухватил Жан Иваныча за рукав халата и потянул вниз: — Сядь. — И глядя на то, как мужчина опускается в недоумении, буркнул: — Я знаю, что это вампир. Он замолчал, ожидая реакции и слыша, как колотится в тишине помещения собственное сердце. Жан стиснул зубы, стараясь не проронить ни слова и внимательно вслушиваясь в слова человека. Что было говорить? Как уверить молодого человека в том, что он не прав? Как в принципе сохранить тайну? Укусить? А если уже попавшая в рану Сергея его собственная кровь заблокирует действие укуса и на него могла воздействовать только Ольга? Мысль о бывшей жене заставила поморщиться. Оставалось лишь молчать, слушая уже связные, но всё ещё торопливые слова. -… Спасибо, что не отрицаешь. — Он коротко и благодарственно глянул на собеседника, а затем вдруг привалился к его плечу, сползая всем весом на Жана и устраивая ноги на кушетке, — Я знаю, КТО за мной охотится. Знаю, что мне грозит опасность, знаю, что никто не справится с вампиром. Только, может, другой вампир? — он пожал плечами, и Жан затаил дыхание, ожидая подозрения и уже готовясь так повернуть голову, чтобы аккуратно впиться зубами в бледную шею. Стоящие торчком волосы на затылке Барановского щекотали скулу, мягкие и пахнущие помимо лекарств и дешёвого шампуня чем-то неуловимо приятным. Кожей, живым теплом и человеком. Но Сергей ни в чем его не подозревал. Бросил ехидное: — Капец ты терминатор, если тебя ко мне против вампира приставили в качестве телохранителя. Жан прыснул. Затрясся в беззвучном смехе, пытаясь скрыть его, но не получилось. В тёплом мягком свете, с практически лежащим на ним пациентом, на душе становилось как-то до дури легко. Барановский тоже фыркнул пару раз, но всё больше тихо и устало. Джон Коннор, блин, доморощенный. Отсмеявшись, Жан Иваныч, не поворачиваясь к человеку, буркнул: — Может, я и терминатор… «Если бы он знал, насколько» — хихикнул внутренний голос, но вампир прогнал его и повёл плечом, которое стало стремительно затекать под весом человека. — Но это не значит, что я железный. — А? — Сергей поднял голову, выворачивая шею на собеседника, и тут же неловко отодвинулся в сторону, — Да, извини. Придавил тебя. — Забудь, — Жан махнул рукой, глядя поверх головы собеседника. Барановский сполз обратно на кушетку и прикрыл глаза, видимо, рассуждая о своей неловкой судьбе в качестве «дамы в беде» или снова переживая нападение нечисти. Пожал плечами, а затем бросил в спину Жан Иванычу, который поднялся на ноги и снова стал мерно вышагивать вдоль помещения: — Слышь, док. Если они меня сожрут, я в предсмертной записке напишу, что ты не виноват. Ты хороший человек. — Номер телефона не забудь указать, — получилось абсолютно не зло, скорее с оттенком грусти. Странно было разговаривать с тем, кто стал новой любовью его бывшей жены. Странно было исподтишка наблюдать за собственным пациентом, одновременно ощущая давно забытое тепло в груди. С Сергеем было легко и даже забавно, — это чувство переносило в какие-то давние времена, когда Жан ещё носил гордую французскую фамилию Дешам, когда у него были друзья, семья… Что-то похожее на обычную жизнь. — Если номер дашь, припишу. — Сергей приоткрыл один глаз, а затем снова опустил веко. — Запишу, запишу. — Вампир приглушил свет, возвращаясь на своё место. Мысли уплывали куда-то в сторону, руки неожиданно дрожали. Какого чёрта сейчас было? Он выполнял свой долг, и не более того… Но почему тогда с каждым неловким жестом, каждым взглядом тёмных глаз пациента, каждым тёплым и его же странным молодёжным оборотом речи расцветало в груди что-то тёплое, давно-давно забытое и не менее странное, чем сам его пациент. Неужели… Ему было интересно с человеком? Не с другими вампирами, общением с которыми он себя ограничил, чтобы не привязываться и не разочаровываться, а с человеком. Неужели в холодной душе, в которой чувства формировались столетиями, вспыхнула живая искра? Дружба… Понятие, ему давно незнакомое, помимо странной родственной дружбы с Аннушкой, Женьком, девушкой и, чёрт бы её побрал, Ольгой. При мысли об Ольге глухое ревностное ворчание снова поднялось в горле, но куда менее сильное, нежели всегда. Что было тому причиной? Усталость, — одно из немногих чувств помимо голода и любви, которое объединяло нежить и под людской? Стыд перед человеком, который совершенно искренне предлагал ему дружбу и показал себя действительно достойным представителем своего рода? Нежелание делать выводы раньше времени? Да, скорее всего последнее. И как вампиру, чьё время было — вечность; и как просто взрослому и рассудительному существу, Жану не нравилась идея спешки. Проблемный пациент, наконец, заснул, перестав вбрасывать странные нервные шуточки по поводу и без. Задремал и Жан Иваныч, положив голову на руки и не желая сейчас куда-либо уходить с неудобной поверхности стола. В конце концов, за два дня нельзя было ничего решить, ничего доказать или опровергнуть. Оставалось ждать.