***
День тянулся долго. До конца месяца нужно было разобраться со всем, что осталось от Дазая, а учитывая организационные способности бывшего напарника, дела продвигались крайне медленно. В записях о передаче оружия из столицы был обнаружен нарисованный комикс, где какой-то человечек плакал на коленях, а второй стрелял ему в голову. Договор на передачу информации о скрывающихся эсперах был заляпан кофе, половина текста расплылась, а оставшиеся слова упорно не складывались в логически верные предложения. В куче документов нашелся конверт с деньгами и надписью «срочно», оставалось только гадать, сколько он там пролежал и для чего нужен… «Боже, ну что за мудак», — бесконечно крутилось в голове Накахары. Уставший взгляд опустился на часы. 23:49. Ноги сами понесли к шкафчику под окном, и он погрузился в выбор заслуженного напитка на ночь. Наполнил бокал, прихватил случайную папку со стола и переместился на диван. Бумаги снова перемешаны, датированы даже разными годами. Чуя раздраженно опустошает бутылку и засыпает прямо в кабинете. Двумя этажами ниже смотрит в потолок потерявший сон Акутагава. После их встречи, он начал сходить с ума. Сначала признавать это не хотелось. Но сегодня утром, когда Гин спросила, почему он опять не спал, ответ в его голове стал веским доказательством наступившего безумия. На восходе облака около солнца окрашиваются в цвет волос его нового учителя, пропустить такое он, может, и хотел бы, но не мог. Сестре, конечно же, он ответил «не знаю». Работа валилась из рук, обрадовавшийся его инициативности Мори поручил Рюноске весь проект, стукача по которому он пытал. Но мысли каждую минуту возвращались к той ночи. Пальцы сжимались, поглаживая друг друга, вспоминая мягкость Чуиной рубашки. Запах, такой неуловимый, но вечный в памяти, терпкий и немного сладкий. Он жалел, что сделал так мало: хотелось трогать больше, целовать сильнее, задыхаться в его аромате. В один из разгаров таких мечтаний подошла Гин. Его сестра красивая, она красиво улыбается, но даже на одну сотую не так красиво, как Чуя. — …за спасения от бюрократического строя. Ау! Ты слышишь меня? — Да, прости, — парень с жалостью стряхнул навязчивые мысли. — Что это? — Собрали тебе небольшой подарок, за то, что не дал Мори-сану сойти с ума. Побалуй себя чем-нибудь! Только не полезным, а приятным. — Не стоило, спасибо. — Как вообще прошло? Это твой первый раз? Рюноске дернулся, покрываясь румянцем. — Что? Какая вообще разница? Как ты узнала? — Ты вообще нормальный? Я тебе подарок за это принесла. «А, она о допросе», — успокаивающе раздалось в голове, которая под тяжестью гнетущей путаницы опустилась на стол. — Прости, я плохо спал, в мыслях каша. Всё нормально, я всё сделал. Мне нужно работать. Пожалуйста, дай мне побыть одному. Девушка смиренно пожала плечами и оставила его. Голова развернулась на сто восемьдесят градусов, пальцы приоткрыли конверт, взгляд пробежался по купюрам, прикидывая примерную сумму. «Должно хватить». Внезапная волна энергии накрыла эспера. Оставив дверь нараспашку, он выбежал из кабинета и поспешно оставил здание портовой мафии.***
Ночь. Взгляд с потолка опускается на аккуратную черную коробку в руках. «Как отдать? Ему понравится? Он вообще примет её?» Череда сценариев начала прокручиваться в затуманенном сознании. Отказ, смех, издевательства — были бы так уместны в отличии от его подарка. Но мозг предательски подсовывал версию, в которой Чуя улыбался и благодарил. Даже будучи воображаемой эта картина заставляла внутренности сжиматься и растекаться теплотой по всему телу. После многочасового обдумывания всех сюжетов, Акутагава принял решение: его смелости не хватит на то, чтобы отдать коробку лично в руки, но её ровно столько, сколько нужно, чтобы подложить подарок на стол. Уставший взгляд опустился на часы. 01:49. В коридорах погас свет, шаги отдавались шаркающим эхом. Приближаясь к двери юноша тяжело сглотнул. «Просто оставлю на столе, если что, скажу, что мне отдали, а я не ношу. Да и вообще, может, он даже не поймёт, что это от меня». Ладонь мягко надавила на ручку двери, та беззвучно открылась. Сердце остановилось. «Почему он здесь в такое время?» Глаза жадно поползли по телу на диване, который был явно мал для комфортного сна. Одна нога лежит на подлокотнике, демонстрируя идеально начищенную обувь, вторая, согнутая в колене, упирается в пол, казалось, не давая упасть. Рубашка немного выбилась из-под брюк, руки скрещены за головой. Лицо развернуто от двери и прикрыто какой-то папкой. Дополняют картину пустой бокал и наполовину закатившаяся под диван бутылка. Отказавшись от дыхания, как от ненужной роскоши, Рюноске, не издавая ни звука, подошёл к бессознательному телу. Выпустив коробку из рук, он опустился на корточки внимательно разглядывая детали. Медленно поднимающаяся грудь гипнотизирует, блестящие волосы разбросаны по подушкам огненными волнами. Жгучее желание убрать папку и посмотреть на выражение лица во время сна. «Интересно, что ему снится…» — мысль обрывается, когда в нос ударяет парфюм. Юноша чувствует, как потеют его ладони и табун мурашек бежит от шеи по спине. Поддаваясь эйфории, он приближает своё лицо на несколько сантиметров и глубоко вдыхает любимый запах. Глаза закрываются, позволяя раствориться в ощущении того, как поступающий воздух сворачивается в тяжелый узел внутри. — Почему ты здесь в такое время? От неожиданности Акутагава испуганно вылупился и упал назад, задев рукой бокал. Тонкая рука в перчатке приподняла папку с лица, и яркий голубой глаз пристально выглянул из-под неё. Слегка поднятый внешний уголок века говорил об усмешке, за что юноша был бесконечно благодарен всевышнему: Чуя не сердился. — Вот это падение! — издевающийся голос в подтверждение того, что злобы не было. — Я такой сногсшибательный? «Вы даже не представляете насколько», — промелькнуло в голове. Но предательские губы только едва открылись, утопая в румянце лица. Нога с подлокотника опустилась на пол. По-кошачьи потягиваясь, Накахара приподнялся, теперь он сидел и разглядывал сонным взглядом неуклюжего шпиона, который смущенно хлопал глазами, оставаясь на полу. — Что это? — безупречный оксфорд коснулся чёрной коробки у дивана. — Принёс яд, чтобы убить меня? — Нет, — бурчал Акутагава, пытаясь побороть стресс, — это подарок. — Мне? — Чуя внимательно изучал ответную реакцию и, получив утвердительный кивок, нагнулся за дорогим картоном с золотой надписью. — За что? Вроде после этих выходных я теперь твой должник, а не наоборот. — За то, что согласились учить меня, я…просто хотел поблагодарить, простите… Его речь сошла на нет, но, этого никто не заметил, рыжая голова полностью погрузилась в бережную распаковку неожиданного приобретения. Раскинутая в разные стороны упаковочная бумага демонстрировала тончайшие чёрные бархатные перчатки, аккуратно отделанные по краям кожей. Идеальные стежки, очевидно, выполнены вручную, о чём говорила ровная проработка межпальцевого пространства. Вечная классика, и только у основания на месте выступающей косточки сиял небольшой бордовый рубин, отделанный розовым золотом. — Они потрясающие, — голубые глаза вернулись к опасающемуся реакции юноше на полу. Чуя прикусил свою левую перчатку и начал аккуратно стягивать её: — Тебе не страшно? — Нет… — Хм, а вот мне да, — но в противовес своим словам, белые зубы продолжили снимать аксессуар до конца. Кожа, спрятанная под тканью, оказалась чуть светлее остальной. Рюноске почувствовал, что определённо будет вспоминать этот факт всю последующую жизнь. Старый предмет одежды упал безжизненной тряпкой на пол. «Хотелось бы забрать её себе, наверное, ещё теплая». Испугавшись собственных мыслей, юноша чуть дернулся и вернулся взглядом к своему учителю. Наверно, смутная печаль и порча — это не все его способности. Не может человек так двигаться. Акутагава часто таскался за Дазаем по злачным местам, видел стриптиз-бары, бордели, но никогда ничего похожего. Этот проснувшийся несколько минут назад мужчина, так снимал перчатки, что парню наконец-то пришлось встать с пола и плотнее укутаться плащом, пряча намечающееся возбуждение. Переодев одну руку, Чуя сжал её в кулак разглядывая, как перчатка сидит на нём. Как влитая. Вторая рука тоже освободилась. «Две веснушки между средним и безымянным пальцем. Сколько их всего на теле? Нравятся ли они ему...» — Вообще-то я не должен принимать подарок, но они слишком подходят мне, чтобы я отказался. Согласен? — Нет... ну то есть не согласен, что не должны принимать, очень подходят, да… я рад… — Я устал и хочу спать, ты, судя по внешнему виду, тоже не особо бодрый, — бархатные перчатки накидывали плащ на плечи хозяина. — Подвезти тебя до дома? — Да, если можно… пожалуйста... — Рюноске корил себя, не стоило соглашаться. Как будто он недостаточно опозорился сегодня. Но разве возможно отказать ему? — До твоего, — хитрый оборот через плечо, — или до моего? Парень замер, обдумывая, какова вероятность, что ему послышалось. Накахара поднёс руку к его голове и переводил взгляд со своей ладони на его лицо. — Что… что вы делаете? — Сравниваю, что краснее: твоё лицо или этот рубин. Пойдём уже, нам завтра работать. И предупреди сестру, что ночуешь не дома. Сделав первый шаг, Акутагава немного оступился, на что спутник только недовольно закатил глаза и ускорил его, подтолкнув в спину. Прикосновение разлилось лавой по спине. Тупой взгляд неотрывно впечатался в телефон. «Что написать Гин?» Ноги сами шагали за направляющим силуэтом. Вошли в лифт. — Да, господи, что с тобой? — Чуя выхватил телефон и быстро набрал «Сегодня ночую не дома, завтра расскажу. Спокойной ночи.». — Так вроде пойдет? — Да, так отлично. Простите, мне тяжело думать, когда вы такой. — Какой? Смущенные глаза снова провоцируют коварную усмешку. — Ты знаешь, что по цвету твоего лица я уже научился понимать твои ответы? Вот только, котёночек, я не смогу тебя учить, если ты не будешь со мной разговаривать. — Я исправлюсь, извините. — Хватит извиняться, лови, — Чуя подкинул ключи от машины, которые юноша на удивление ловко поймал. — Я сегодня пил. — А когда нет? — мягкая улыбка украсила опущенное в пол лицо. — Эй, лучше продолжай краснеть молча, — огрызнулся Накахара, но всё же прыснул смехом. — Тоже мне мамочка. «Папочка», — промелькнуло в голове парня, но не прозвучало. Улыбка Рюноске растянулась чуть шире, он бросил горящий взгляд исподлобья. Глаза встретились. Не он один краснел в этом лифте.***
Автомобиль плавно покачивался на дорогах Йокогамы. Развалившийся сзади учитель игрался с оставленным в своих руках телефоном водителя. — А если я прочитаю все твои переписки? — Вы можете делать всё что угодно. — Ха, ну тут ты погорячился, — и с озорным смехом Чуя начал переименовывать контакты. — Ты такой скучный, уж Дазая-то мог бы записать как мудацкую мумию. Через зеркало заднего вида Акутагава наблюдал за хихикающим коллегой и понимал, насколько бесконечна пропасть, в которую он падает. Всё в этом человеке заставляло каждую его клетку реагировать с утроенной силой. Теперь у него нет необходимости в воздухе, воде или еде, он впитывал жизнь каждой молекулой тела, когда чувствовал его присутствие. За последние три дня поспать удалось не более десяти часов, но в этом не было никакой проблемы, пока источник его силы был рядом.***
Знакомый коридор, знакомая квартира. — Там кухня, — перчатка показывает прямо. — Там ты уже был, — взмах налево. — А это ванная, но я первый. Сделай пока чай или что ты там пьёшь. Захлопнувшаяся дверь душевой позволила спокойно выдохнуть и повесить плащ на вешалку. Кухня была минималистичной и чистой, впрочем, Накахара и не выглядел как человек, который любит готовить. На подоконнике из последних сил цеплялся за жизнь фикус, в первую очередь Рюноске решил полить его. Холодильник украшала магнитная доска с различными напоминаниями, краткий список дел на неделю. «вт. – Аку» заставило улыбнуться, хотя казалось, что вечер безнадежно испорчен. Вот только сокращение «Аку» они с сестрой всегда ненавидели, поэтому, приметив спрятанный на полке маркер, парень дописал ровным почерком «тагава». Выбор чая заставил напрячься, около двадцати банок с подписанными составами заполняли почти всю полку. Перебирая их, потерялся счёт времени. — Этот из Лондона, мне он больше всего нравится, — мужчина вышел в одном полотенце. — Не думал, что чай вы тоже пьёте, — тихо хмыкнул юноша, не отрывая взгляда от обилия сортов. — Тебе жить надоело или что? — огрызнулся хозяин. — Что тебе понадобится? Одежда? Зубная щетка? — Спасиб… — чашка выпала из рук, когда Акутагава увидел капли воды стекающие по обнаженной груди. Красное сияние управления гравитацией спасло посуду. Чуя улыбнулся. — Дам футболку, новая зубная щетка в ящике у раковины. Можешь всем пользоваться, сам разберёшься. Но, если оставишь после себя беспорядок, убью. В ответ — кивок, говорение пропало как навык после дерзкой демонстрации тела. Юноша закрылся в ванной. Тело безумно пульсировало. Руки запутались в рубашке, снимая её. Голову кружат запахи. Тут так сильно пахнет им. Расстегивает ремень. Дверь резко открывается. — Футболка. Должна подойти, — хитрый взгляд скользит по торсу. Отдал вещь, ушёл. Акутагаве не удаётся думать. Все движения рефлекторны, есть только «сейчас», он открывает, кажется, каждый флакон, слушает аромат и представляет его раскрытие в общей композиции на обожаемом теле. «Я сошёл с ума», — холодная вода позволяет единственной мысли проскользить в сознание. Все действия покрыты туманом. Гель для душа пахнет вишней, он вспоминает, как чувствовал эти ноты, когда Чуя подошел к Дазаю на одном из собраний. «Боже, а вдруг он спит голый». Душ льёт ледяной водой. «Хм, у него много новых зубных щёток. Видимо, я далеко не единственный, кому повезло тут оказаться», — уколола грустная тревожность. Парень надел футболку, отметив ее приятный материал, натянул боксеры и, немного поразмышляв о брюках, решил обойтись обернутым вокруг ног полотенцем. Дверь открылась в абсолютно темной квартире, только в спальне ползали по стенам полосы света, отражающие огни ночного города. Ноги несли Рюноске в комнату, в голове стоял белый шум. Мужчина лежал на кровати, лицом к стене. «Уже спит? Диван не разложен, неужели не даст даже пледа? Непохоже на него». — Ложись. — Может, есть покрывало? — раздалось с дивана. Чуя резко поднял корпус и с раздражением посмотрел на гостя. — Может, на пол ещё ляжешь? Иди сюда, — приглашающе откинул одеяло, — и не вздумай тащить сюда мокрое полотенце. Выстрел в голову был бы менее травмирующим, чем такое предложение. Юноша всеми силами хватался за сознание и адекватность, пытаясь не забывать слова, движения и основы дыхания. Он лёг на спину. Накрылся предложенным куском одеяла. Уставился в потолок, и тело парализовало бесконечным желанием, от которого нельзя было спрятаться. Быстрый взгляд: мужчина лежит на животе, запустив перчатки под подушку, лицом к стене. Еще один: у самой шеи выступают позвонки, две штуки, третий наверняка удастся прощупать. Желание стало отзываться болью во всём теле. И он не выдержал. — Я умру, если не прикоснусь к вам сейчас. Молчание. «Он не мог не слышать. Не мог уснуть. Мы же говорили минуту назад. Или мог». Рюноске громко выдохнул и уперся ладонями в собственные глаза. — Как ты хочешь прикоснуться ко мне? — Всеми возможными способами, — голос дрожал, срывался. Слишком много эмоций за один день. — Можешь делать всё что угодно, пока я не скажу «хватит». Ладони оторвались от глаз и зрачки сфокусировались на Чуе, который смотрел с игривой улыбкой. — Вы высушили волосы, — пальцы мгновенно окунулись в струящуюся медь, — это восхитительно. Накахара действительно хотел ответить. Сказать, что гостю тоже не помешало бы, вместо того, чтобы тащиться в кровать мокрым. Но говорить уже было нечем. Тонкие губы жадно впились, неумелость языка с легкостью компенсировалась темпераментностью происходящего. Акутагава повернул его на спину и навис сверху, теряясь лицом в шее. Ладони ползли по всему телу, запоминая изгибы и мягкость кожи. — Я не могу спать после нашей встречи, — трепещущийся голос в самое ухо, мягкий укус. — Не могу работать, — дорожка поцелуев опускается к груди, руки оглаживают плечи. — Не могу думать, — шепот в другое ухо, стоящий член задевает бок Чуи. — Ни о чём, кроме вас, — губы спускаются к соску и нежно сжимают его, пальцы ползут вниз по груди. «Да, он спит без белья». Ладонь накрывает горячий и сочащийся орган. И мужчина не выдерживает. Глубокий стон разливается по комнате. — Это лучшее, что я слышал в жизни, — Рюноске скидывает одеяло, и замирает, пытаясь видеть как можно больше, пожирает глазами открытое тело. — Я хочу назвать вас по имени, пожалуйста. Лёгкий кивок в ответ. Открытым ртом юноша ползёт от солнечного сплетения. — Чуууууя, — и обхватывает член губами. — Блядство, — бархатные перчатки запутываются в мокрых волосах, мягко направляя и задавая темп, — аккуратнее, котёночек, будь нежным. Ногти бережно обводят бока и опускаются на бедра. Пальцы сильнее впиваются в мягкие мышцы, чуть оттягивая их в разные стороны, пока язык старается оплести всю пылающую плоть. Стоны больше не прерываются, они складываются в мелодию, в звенящую музыку, в любимую песню Акутагавы. Правая рука ласково опускается к яичкам и сжимает их в ритм движениям горла. — Твою мать, — Накахара сжимается, пресс напрягается, и он закатывает глаза, растворяясь в атмосфере. Партнёр чувствует его наслаждение и рискует, отводит ладонь от сжавшегося мешочка и ведёт пальцами ниже. — Хватит. Рюноске резко поднимает голову. Умоляющий взгляд чёрных глаз. Дрожащая рука сжимает не менее напряженный член. — Сегодня не успеем, мы вернёмся к этому, обещаю, иди сюда, — бархатная перчатка, берёт трясущееся предплечье и тянет на себя, — прижми его к моему, вот так… обхвати оба одной рукой, — вторая перчатка также обнимает стволы переплетая пальцы. Парень ошибался, лучшая мелодия началась сейчас. Они хорошо звучали вместе. Было так сладко, что даже не стыдно стонать самому. Губы плавились в нежном поцелуе, сглаживая грубость и резкость толчков в переплетенных на членах пальцах. Чуя замер, немного приподнялся, оставив рот приоткрытым, воздух втянулся, голубые глаза пристально уставились в лицо напротив и вспыхнули с протяжным криком. Теплая жидкость пролилась на живот мужчины, возвращающего в поцелуй юношу. Ещё три движения бархата и в их касающихся улыбках раздался мычащий стон Акутагавы. Новое тепло брызнуло на уже испачканный пресс. Еще несколько секунд они не отрывались друг от друга. — Мне нужно в ванную. Засыпай. Рыжие локоны сбились в небрежные пряди. Холодная вода ополаскивала живот, смывая следы преступления. Он вернулся в комнату, столкнувшись с пристальным взглядом. — Подъём через четыре часа, спи, — Чуя попробовал переползти через парня к стенке, но голодные руки обхватили его талию. — Пожалуйста, я хочу обнимать вас во сне, — низкий шепот. Сердитый и оценивающий взгляд. — Ладно. Мужчина лёг на его руку, повернулся спиной, вторая тут же бережно обхватила талию, нос плотно прижался к запутанным волосам. Одеяло, охваченное красным сиянием, поднялось с пола и накрыло их по шею. — Всё, спокойной ночи. — Я… — Нет. Спокойной ночи. Мягкий поцелуй за ухом было последним, что почувствовал Чуя Накахара в ту ночь.