Учитель

К шести утра безумие достигло апофеоза. Водоворот мыслей бесконечно порождал новые вопросы, но не давал никаких ответов. Было ли у них что-то с Дазаем? Кажется, Чуя был рад, что он ушёл. Но почему избегает разговоров о нём? Почему злился, когда Акутагава спросил о его рисунках в бумагах? Сомнений в том, что Осаму испытывал чувства, не было. Как вообще их можно не испытывать по отношению к такому человеку? Такой горящий, живой… добрый и игривый, в совокупности со своей дьявольской внешностью, наверняка в него влюблены все, кто с ним знаком. Это раздражает. Хочется, чтобы он был только его. Все его улыбки и подмигивания должны доставаться только ему. Но как можно этого добиться? Наверняка, он до сих пор думает, что это всё — маленькая шалость. Незначительная рабочая интрижка. Нужно переубедить, доказать обратное. Первые лучи солнца проникли сквозь окна и потерялись в рыжих волосах. «Боже, ну почему он такой манящий? Даже во сне, не прикладывая никаких усилий, заставляет каждую клетку тела дергаться от желания прикоснуться к нему». С глубоким выдохом парень выбрался из кровати и решил прогуляться. Прохладное утро должно освежить тяжелую голову. Быстро переодевшись и взяв ключи, Рюноске убедился, что хозяин дома по-прежнему спит, и спустился на улицу. Город просыпался: ещё полупустые трамваи разрезали дороги, аккуратными кучками рассыпались стулья на верандах кафе. Удивительным образом, настроение немного улучшилось. «Сколько бы человек его не хотело, сейчас я ближе всех». Пальцы нащупали в кармане ключи от чужой квартиры. «Если я сделаю себе копию, это уже чересчур? Кошмар, размышляю как сталкер. Всё-таки я одержим». На дереве жалобно мяукала кошка. «Он бы точно снял её». Только спустя несколько шагов юноша вспомнил, что вообще-то он сам тоже может помочь животному спуститься на землю. Глаза суетливо огляделись, почему-то не хотелось, чтобы кто-то увидел, как черная полоса обхватила пушистый комок и поставила на землю. Люди ходят с такими пустыми лицами. Безжизненные физиономии ничего не выражают, ничего не чувствуют… От мыслей отвлёк аромат из только что открывшейся пекарни. — Доброе утро, что я могу сделать для вас? «Вряд ли ему понравится что-то отсюда… впрочем, суп он доел…» — У вас есть что-нибудь с вишней? Через несколько минут ноги уже спешили обратно, хотелось, чтобы он успел попробовать выпечку ещё тёплой. Так больше шансов, что опять улыбнётся. В квартире было тихо, «ещё спит». Бумажный пакет бесшумно опустился на тумбу, когда сердце учащенно забилось. Одеяло сползло, приоткрывая вид на идеальную спину и ямочки на пояснице. Акутагава точно не понял, что именно его добило, но уже через несколько секунд, даже не раздевшись, он навис над спящим. Опустил голову к медным прядям, глубоко вдохнул. Его запах, как тысяча щекочущих перышек, дразнит. Начиная с аккуратного прикосновения губами к шее, с каждым следующим движением становилось тяжелее держаться. Зубы чуть прихватили нежную кожу на лопатке, и на горячем выдохе парень вжался выпирающим стояком в едва прикрытые одеялом ягодицы. Красное сияние обхватило юношу и с шумным грохотом швырнуло в потолок. — Совсем оборзел? — мужчина не успел повернуться или договорить. Чёрные лапы Расёмона обхватили всё его тело, развернули и притянули к вжатому в потолок хозяину плаща. Бледные ладони вплелись в огненные локоны, тонкие губы жадно впились в готовящийся к скандалу рот. Хотелось его сожрать, впитать в себя до последней капли. Воздействие на гравитацию слабело, Рюноске опустился спиной на кровать, чёрный кокон всё еще плотно прижимался к нему. — Отпусти меня, — пытаясь вдохнуть между поцелуев проговорил Чуя. Тёмные полосы постепенно развязывались и исчезали, но руки всё ещё крепко держали драгоценную голову, задавая направление ласкам. — Ни за что. Наконец-то получившая свободу перчатка мягко, но сильно отвернула надоедливое лицо. — Даже не думай. Я не любитель секса по утрам. Белые пальцы спустились с волос на спину, прокладывая протаптывающий маршрут вдоль позвоночника. — Эй! — Накахара сердито прикрикнул. — Не бойтесь, я понял, — нежные глаза мягко встретили рассерженный взгляд. — Я никогда не сделаю то, что вам не нравится. — Уже сделал! — темный бархат нащупал в кровати телефон. — Бля, ещё полчаса могли бы спать, ну что ты за человек. — Простите, я просто очень сильно влюблён. Тёплое чувство разлилось в груди Чуи. Признавать это категорически не хотелось, но перед тем как скатиться с парня, он улыбнулся и аккуратно прижался губами к его виску. Растягиваясь перед шкафом, мужчина с удовольствием наблюдал смущение, с которым Акутагава пытался прикрыть своё возбужденное состояние, направляясь в ванную. — Тебе необязательно уходить, — коварные огоньки плясали в зрачках. — Можешь поиграться здесь. Кровь прилила к лицу, дышать стало тяжело. — Лучше всё же я выпью воды и успокоюсь, — юноша попробовал пробраться к дверному проёму, но, только что натянувший боксеры Чуя перегородил ему дорогу с утрированно опечаленным лицом. — Жаль, что ты такой скучный котёночек… «Не хочу быть скучным для него». Удушающий стыд заставлял краснеть сильнее, но ноги упрямо отказывались куда-либо уходить. Хитрая усмешка. — Так-то лучше, присаживайся, салфетки за кроватью. — А вы?.. — Что я? Я буду собираться на работу, — Чуя спрятался в створках, шумно копошась в вещах. Рюноске послушно вернулся на место, облокотился на стену и накрылся одеялом чуть ли не по самое горло. Стеснительная ладонь обхватила напряженный член и начала неуверенные движения. Неловкость душила и не давала расслабиться, не покидало чувство, что он выглядит глупо. Парень практически сдался и хотел было отказаться от предложенного плана, когда его глаза резко округлились, зрачки расширились, а сделанный вдох застрял в грудной клетке. Из шкафа вышел наполовину одетый Накахара. Чёрные полосы ткани обнимали икры и бёдра, от них тянулись другие ленты, цепляющиеся к высоким носкам и рубашке. Белоснежный хлопок ещё не застегнулся на груди. Не обратив никакого внимания на реакцию юноши, он вышел в коридор и остановился напротив зеркала. Быстрым движением собрал волосы в небрежный пучок, поправил воротник у рубашки и пару раз пшикнул чем-то себе за уши и на запястья. Нельзя было не заметить, но Чуя упорно игнорировал приближающиеся шаги. Акутагава остановился ровно за ним. Хотелось обнять, но собственная кожа казалась парню слишком грязной, чтобы касаться чего-то настолько безупречного. — Эти ремни… — дыхание нещадно сбивалось, — …чёрные ленты, они похожи на мою способность… мне так нравится… Ярко-голубые глаза улыбнулись в зеркале, взгляд быстро скользнул по быстро дергающейся руке и вернулся к тёмным и вожделеющим глазам. — И это тоже? — перчатка взяла с полки чокер и приложила к горлу, сжав чуть сильнее. Чем было необходимо. Рюноске не думал ни о чём, просто пытался не упускать ни одного его движения. Мужчина изобразил неумелость в обращении с замком и промурлыкал: — Застегни. На бледном лице проступила капля недовольства от того, что пришлось отпустить себя, но разрешение и даже просьба прикоснуться с лихвой компенсировали отложенный оргазм. Дрожащие пальцы пытались совладать с изящным замочком, когда бархатная ладонь дерзко обхватила брошенный член. — Ахм. — смесь испуганного вскрика и протяжного стона. — Квипрокво. Да, котёночек? — Я… испачкаю вас… Но Чуя храбро ускорился, мешая и без того трепещущемуся юноше закрепить застёжку. — Не могу… не могу... — отпустив ремешок, Акутагава опустился на колени и начал ползать открытыми губами по чёрным полосам на ногах. Трёх толчков в свою руку хватило, чтобы закончить. Заплетающейся походкой он убегал в ванную, бормоча «пожалуйста, простите». Холодная вода. «Я же не напугал его, не испачкал? Надеюсь, украшение не уронил… Ну почему я такой неуклюжий? Чёрт, схожу с ума». Когда удалось вернуться в коридор, Накахара уже был в брюках и пиджаке. Мистическим образом чокер тоже оказался застегнутым на шее. — Что это? — мужчина указал на крафтовый пакет. — Подумал, может, вы захотите позавтракать, ну и… — слова потерялись в шуршании бумаги. — Выпечка? — Вы можете не есть, если не хотите. — Спасибо, что разрешил, — веселая ухмылка, и зубы жадно откусили большой кусок. Вишневая начинка немного испачкала верхнюю губу. «Я могу убрать это поцелуем? Неуместно, наверно…» Момент упущен, Чуя удовлетворенно облизнулся, стирая сладкий сироп. — Кстати, неожиданно неплохо! Где ты купил? Буду брать. — Нет! — крикнул чуть громче, чем следовало Рюноске и осёкся. — Нет, я сам буду приносить их. Хочу делать что-то приятное вам. Накахару поражало, насколько милым может быть этот «бешеный пёс». Детские наивность и эмоциональность подкупали своей искренностью. Таким глазам можно и поверить. Это уже не первый момент, когда после какой-нибудь глупости этого парня внутри закаленного влюбленностями эспера не то чтобы порхали, но давали о себе знать «бабочки». Появилось желание его порадовать. Остроносые туфли приблизились и вклинились между ног партнёра, расстояние между телами сократилось до нескольких сантиметров. Юноша напрягся и непонимающе уставился на устремленное на него лицо. — Простите, я что-то сделал не так? — Ты же хотел делать приятное. Целуй. Тонкие брови изумленно поднялись. «Не может быть. Издевается?» — Вам правда нравится? Мужчина громко выдохнул и закатил глаза. «Бесят его тупые вопросы, не хочет, не надо». Шаг назад. — Нет, стойте! — бледные руки крепко вцепились в талию отстраняющегося. — Я боялся, что вам противно. Но теперь вы попались. Он начал с уголка губ, убирая уже невидимые, но ещё сладкие вишнёвые улики. А затем десятки поцелуев обрушились на подставленные лицо и шею. Покусывания, облизывания, — всё это было крайне деликатно и осторожно. Как бы крепко его ладони не держали, из всех действий не пропадали аккуратность и трепетность, словно перед ним не живой человек, а фарфоровая статуэтка. Спустя минуту Чуя подумал, что пора прекращать, но раззадоренный молодой человек в промежутке, когда менял зону для облюбования с виска на глаз, начал шептать «люблю», и сердце снова предательски ёкнуло. «Ладно, ещё немного». Только когда уже, кажется, пьяный Акутагава позволил себе спустить руки ниже на бедра, и пальцы ощутимо сжали упругие мышцы раздалось: — Ну всё, надо ехать. Он продолжил поцелуи в лифте. И когда машина остановилась на красный, ещё один в щёку. — Бля, ну хватит, сколько можно? — Не знаю, но хочу проверить. Накахара улыбнулся. — Ты такой дурак. Уже в здании портовой мафии Рюноске снова проезжал мимо своего этажа, лишь бы подольше побыть с ним. — Хочешь взять ещё какие-то бумаги? Покрасневшее в ответ лицо было явным доказательством сказанной лжи. — Да. Серые глаза разглядывали мужские брюки, проверяя, не видны ли обтягивающие ноги ленты. — Простите, а под костюмом, — голос невольно дрогнул, — вы всегда носите эти вещи? — Это обычные подтяжки, чтобы носки не сползали, а рубашка не задиралась. Не всем же носить только трусы с бэтсигналом. Если бы можно было прямо сейчас провалиться сквозь землю, парень обязательно бы воспользовался этой возможностью. Удушающая волна стыда мешала придумать хоть какое-то оправдание. — Расслабься, это мило, — игривое подмигивание. В коридоре Чуя остановился. — Я сначала к Мори, можешь сам забрать всё, что тебе нужно. — Понял, я тогда пойду к себе, зайду позже, если вы не против. — Так и знал, что тебе ничего не… — взгляд переместился за спину юноши и внезапно в голубых глазах загорелся яростный огонь. — Это что, блядь, шутка какая-то? Акутагава рефлекторно обернулся и почувствовал, как тысячи защитных слоёв внутри начали захлопываться. Душа забилась в самый темный угол и тревожно задрожала. — Не ходите… Но взбешенный Накахара с громкими криками уже несся по коридору прямиком к вальяжно вышагивающему Мори, которого сопровождал улыбчивый Дазай. — Какого хуя он тут делает?! — на предателя мужчина даже не смотрел, ожидая от босса только приказа немедленно выкинуть проникнувшую в здание тухлую рыбу. — Чуя, успокойся. Дазай здесь, чтобы помочь мне, — строгий взгляд главы мафии смягчился и перешел на гостя, — по старой дружбе. — Привет, солнышко, я тоже соскучился, — мурлыкал в своей вечно гримасной улыбке Осаму. — Сдохни. Огай сердито опустил брови. — Чуя, Дазай будет появляться здесь какое-то время. Пожалуйста, убедись, что он получит всё, что ему понадобится. Наблюдая за картиной на расстоянии десятков шагов, Рюноске изучал свой страх. Помимо такого знакомого ужаса, который он испытывал долгие годы, теперь бывший наставник вызывал и до этого момента неизведанное чувство. Всё ещё хотелось сбежать, спрятаться, но мысль о том, что тогда Накахара останется с Осаму, заставляла кровь стыть в жилах. Он невольно закусил губу и почувствовал, что на ней уже не осталось ни вкуса, ни тепла любимого тела. Забило мелкой дрожью. Мори вернулся в свой кабинет, и Чуя моментально развернулся и направился к себе, игнорируя весело сопровождающего его забинтованного спутника. Пылающие зрачки случайно поймали встревоженное лицо молодого человека и ноги сами подошли к нему. — Всё нормально, иди к себе. — Ого, весь мой фан-клуб в сборе. Что это вы делаете вместе? — поразительно насколько холодными могут быть глаза такого теплого шоколадного цвета. — Не твоё дело, ублюдина. С твоим уходом у него хотя бы появился нормальный наставник. — Наставник? И как же эта бездарность уговорила тебя? Только не говори мне, что ты надругался над бедным ребёнком. — Пока что только он надо мной, — ухмыльнулся Чуя. — Быстро сказал, что тебе нужно и исчез из моего поля зрения. Случайно брошенное признание об их отношениях передернуло обоих слушателей. Акутагава снова залился румянцем, а Дазай изучающим прищуром пробежал по бывшим коллегам. — Что ж, вкус в мужчинах у тебя, как и во всём остальном, напрочь отсутствует. — Приятно слышать это от человека, чей цвет обуви невозможно угадать из-за слоя грязи. Разговор продолжался, пока двое удалялись в кабинет Накахары. Рюноске остался в коридоре один, но так и не смог шевельнуться ещё в течение нескольких минут. Мыслей в голове было так много, что сконцентрироваться на какой-то одной из них не получалось. Колени дрогнули, и он резко опустился на корточки, закрыв рот руками. Хотелось исчезнуть.

***

Шуршание бинтов, такое тихое, но такое знакомое. Бесит. — Я не разрешал ничего трогать. — Да, кстати, почему Акутагаве можно, а мне нельзя? — бежевый плащ мелькнул и быстрым движением предатель обнял хозяина комнаты со спины. Тот резко вывернулся. — Не смей прикасаться ко мне, урод, руки переломаю. — Ну, Чуя, хватит, я уже понял, что ты сильно скучал. Перчатки кинули в довольное лицо первые попавшиеся бумаги. — Скучал? Ты — кусок говна. Не просто ушёл, не просто бросил меня, зная, насколько я зависим от тебя. Ты даже не сказал мне ничего, сменил номер, — эмоции брали верх над разумом, губы дрожали. — Первые дни я думал, что ты действительно умер. Но тебе, мрази, даже непонятно, что это примерно значит для меня. Почему? Почему даже не предупредил? Не сказал, что останешься в городе, что будешь рядом, если понадобишься? — Переживал, — Осаму плюхнулся на диван и вытянул длинные ноги. — Вдруг ты бы уговорил меня остаться, а мне этого совсем не хотелось. Повисла неловкая тишина. — Зачем ты здесь? — Видимо, Мори не очень доверяет своей новой главе исполкома, раз ты не в курсе, да? — Жаль, что ты не сдох. — Иди сюда. Невозможно не подойти. Как бы сильно он его не ненавидел, едва знакомый силуэт появился перед глазами в коридоре, все ярость и злость были вторичны перед облегчением, которое отозвалось в каждой клетке тела. — Садись, знаю, что ты любишь, — длинные пальцы взяли тонкие руки и короткими движениями сдернули бархатные перчатки. Как ненужный мусор, они упали к грязным ботинкам Дазая. Голубые глаза закрылись, Чуя упал на диван рядом с блудным напарником. — Сука, я не то что сплю, я даже моюсь теперь в них, — он вытянул изящные руки перед своим лицом, разглядывая каждую трещинку на коже. — Уже забыл, как они выглядят… — Отдохни, — широкая ладонь положила рыжую голову себе на колени. Накахара лёг, подняв ноги на подлокотник дивана. Их пальцы переплелись. — Ты надолго? — Как пойдёт, цветочек. — Блядь, скажи нормально: неделя? День? Час? — на последнем предположении Чуя чуть сильнее сжал спасительную руку, но сам заметил это и тут же презрительно фыркнул. — Я действительно не знаю. Эта улыбка такая ненастоящая. Видно в самом центре его зрачков черные дыры, всепоглощающие пустоты, одной из которых является он сам. Мимика, жесты — это всё заученные нормы поведения. На самом деле ему всё равно, плевать на страхи расположенного на его ногах человека, на договоренности с главой мафии, да и вообще на всё. В горле собрался комок. «Ну почему я зависим именно от такого ублюдка?» Шершавый палец хотел вытереть проступившую в уголке голубого глаза слезу. Но капля обежала сухую ладонь и впиталась в бинты. — Прости меня, я тоже скучал.

***

Двумя этажами ниже люди переглядывались, пытаясь понять, откуда идёт глухой стук. — Акутагава-сан, у вас всё нормально? — светловолосая девушка с трепетом опустила руку на черный плащ. Нога перестала отбивать тревожный марш. — Убери, всё нормально. «Всё ненормально». В адрес ниндзи-милашки улетело кричащее о помощи сообщение «Где ты?». Гин ответила почти сразу же. «Еще в поезде, буду в здании через пару часов. Я в курсе уже, просто не пересекайся с ним». В курсе она, да, конечно. С момента, как парень остался один в том коридоре, единственное, что он смог для себя сформулировать «Чуя важнее всего». Нельзя, чтобы Дазай его обидел, или, ещё хуже, забрал. Страшно. Он же сейчас с ним. Наверняка вдвоём. Обсуждают работу? А разве не членам организации можно знать такое? Впрочем, что когда хоть что-нибудь могло остановить его бывшего учителя? Надежды на его увлеченности делами мафии успокаивали и отвлекали от самой пугающей мысли. А вдруг он вернулся за ним? Может, там, наверху, они уже совсем не разговаривают. Возможно, даже уже уехали в место поуютнее. Нужно срочно напомнить о себе. Подняться? Слишком навязчиво. Позвонить? Тоже. Пролистывая список контактов, он заметил, что единственным не переименованным остался «Накахара-сан». Идея сообщения родилась быстро, и юноша решил её не обдумывать, чтобы не появились причины не реализовывать это. «Почему вы переименовали всех, кроме себя?» — сообщение улетело и глаза упрямо уставились в экран в ожидании ответа. Но экран погас и не загорался вновь. «Значит, он занят. Пожалуйста, пусть не тем, о чем я думаю». «Встретимся в тренировочном зале В» — еще одно сообщение отправлено, но уже для сестры. И спустя некоторое время запыхающаяся Гин влетела в назначенное место. — Совсем с ума сошёл? — Научи меня, — бледные пальцы сильно сжимали оружие. — Осаму нельзя убивать, это прямой приказ босса! Что случилось? Он уже успел что-то сделать? — Я просто хочу быть способным дать ему отпор. Не переживай. Научи. Женское лицо с тревогой оглядело брата. — Ты дрожишь, Рю. — Пожалуйста, научи. Девушка с разочарованием нажала на кнопку у стола, и к ним подкатилась бумажная мишень. — Будем целиться в плечо. Это не смертельно, но больно. «Больно — это хорошо» пробежало в голове. Парень взглянул на телефон, новых сообщений не было. «Может, не заметил? Или вопрос слишком глупый?» Глубокий вдох. — Буду учить, только если расскажешь, что произошло. Зубы прокусили тонкую губу. Глаза изучали родное лицо, можно ли ей довериться? Чуя точно будет недоволен, что кто-то узнал. Хотя Дазаю он сам рассказал, причем так непринужденно, как будто дело совсем пустяковое. Раздражает. — Не смейся. — А похоже, что я собираюсь? У нас это не особо в крови. — Я сильно влюблён. И мне нужно защищать не только себя. Глаза Гин округлились, и легкая улыбка всё же коснулась её лица. — Наконец-то, я думала Хигучи раньше умрёт, чем дождётся, — руки профессионально быстро взяли пистолет и начали разбирать оружие. — Смотри, опускаешь вниз… — Хигучи не при чём. — А кто при чём? Парень мялся, сказать хотелось и не хотелось одновременно. Рука сжалась в кулак. — Накахара-сан. — Ты вообще идиот? — сестра гневно кинула металлические детали на стол. — Почему? — Выбрал главную шлюшку организации для своих высоких чувств. Собрался его защищать от Дазая? Да они уже небось раз пять успели… — Замолчи, не хочу слышать, — дрожь пробежала по телу. — Рю, его воспитывала Коё, знаешь, кого она ещё выпустила из-под своего крыла? Всех проституток этого города. — Хватит, зря я рассказал. Учи, ты обещала. — Да чего его защищать, он самый сильный эспер, которого я да и все остальные, знают. — Против Дазая нет. Гин устало протёрла глаза. — Ставишь спусковую скобу на место и спускаешь курок с боевого взвода… на меня смотри! — Прости, спасибо… Через три часа, когда приехало десять мишеней с одинаково продырявленными плечами, юноша выдохнул и опустил оружие на стол. — Поклянись, что не будешь делать глупостей. У меня нет никого, кроме тебя. Рюноске в ответ рассеянно качнул головой. «Стрелять приятно». Плечо немного ныло после постоянных отдач. Оповещения на телефоне так и не появились. За окном уже стемнело. — Гин, я никогда такого не чувствовал, что мне делать? — Поехали домой, поговорим и решим. «То есть я его больше не увижу сегодня?». От одной мысли тело передернуло, словно оно только что пропустило заряд тока. — Да, только заберу с собой несколько вещей, встретимся внизу, — пистолет опустился в карман черного плаща. — Я быстро. — Ты же не идёшь им пользоваться? — Нет, просто буду носить его с собой. Хватит.

***

Захватив со стола несколько папок, Акутагава направился к лифту. Несколько секунд глаза пялились на выпуклые кнопки. Дрожащие пальцы решили ехать наверх. Слух обострился. В коридоре никого, за стенами тихо. «Может, уже уехал домой?» Ноги замерли напротив нужной двери, из-под нее струился тёплый свет. Сделав несколько глубоких вдохов, рука открыла дверь с несколько раз отрепетированным в голове — Накаха… Настольная лампа переместилась на тумбу к дивану и мягко освещала книгу в руках довольного Дазая, на его коленях крепко спал Чуя, свесив обнаженную ладонь с дивана. Подаренные молодым человеком перчатки валялись на полу как скомканный мусор. Документы выпали из рук парня. Этот звук заставил Осаму всё-таки перевести взгляд на непрошенного гостя. — Закрой рот и уходи. Дрожащее тело сделало шаг назад, когда бархатный голос продолжил: — И, Акутагава, — Дазай поднял спрятанную от Рюноске руку. Их пальцы всё еще были переплетены со спящим. Он скользнул щекой по скрепленной конструкции, прижался открытыми губами, и нежно поцеловал одну из подушечек пальцев Накахары, — больше не приходи сюда. Никогда.

***

— Поехали. — Всё нормально? Выглядишь хуже, чем в зале, — Гин с переживанием всматривалась в лицо брата. Серые глаза наполнились влагой. Увиденное в кабинете отпечаталось в сознании и упорно отказывалось исчезать. — Я ненавижу себя. Машина тронулась. Девушка опустила руку на плечо сидящего рядом брата. — Рассказывай. Мало кто знает, но больше всего парень ненавидел не Дазая и даже не себя. Свои слёзы — вот что вызывало у него настоящее отвращение. Удерживая влагу в глазах, он продолжал молчать, потому что чувствовал: как только он откроет рот, мерзкая слабость снова проявит себя. — Рю, я слушаю, мы же хотели поговорить. Такой был план. — Не могу, — он откинул голову назад, не давая слезам шанса. — Может, тебе всё-таки пора научиться пить алкоголь? Он неплохо помогает разговаривать. — Выпьешь со мной? — Хех, я уже восемнадцать лет жду от тебя этих слов, — сестра мягко улыбнулась. — Тебе же всё равно, что пить? — Не вино. Про себя Гин закатила глаза и отметила, насколько всё запущено. — Виски тоже лучше не брать, да? Грустный кивок в ответ. — Ну, слава богу, мир алкоголя разнообразен и велик. Напою тебя так, что и не вспомнишь на утро о своих переживаниях. — А так можно? — с излишней надеждой спросил юноша, и серьезно посмотрел на водителя. — Ты такой дурак. — Он утром сказал также, — обреченный выдох. — Они там остались вдвоём. Он спит на коленях Дазая. Так крепко, что чуть слюни не пускает, даже не заметил, как я заходил. — Ты же ходил забрать бумаги? Сердитый взгляд. — Дазай поцеловал его руку и сказал больше не приходить к нему, — голова снова запрокинулась, — и я просто ушёл. — А что не так? Сердитый взгляд. — Что? Сердитый взгляд. — Пойдешь со мной в магазин или тут подождёшь? — Пойду. — Так держать, сейчас организуем тебе вредную привычку поинтереснее, чем шлюшки. Бледная рука вцепилась в хрупкое предплечье. — Гин, умоляю. Девушка злобно одёрнула руку и вышла из машины. Брат никогда не был таким, в детстве она пару раз слышала тихий плач в его кровати. Но это все эмоции, что ей удавалось застать. Пугало, насколько его изменила эта нелепая влюбленность. Впрочем, за свою жизнь ей еще не удалось столкнуться с проблемой, которую бы не могли решить время и джин. — Будем пить джин. — Как скажешь. — Смешиваем, как эстеты или горим, как алкоголики? — Второе. «Интересная будет ночь», - мысль, которая пронеслась у обоих представителей семейства Акутагава. — Давай возьмём две бутылки? — робко предложил юноша. — Я что, похожа на миллионера? — Я заплачу конечно же. — О, ну тогда можно и три, — с улыбкой девушка потянулась за еще одной. — Про запас, так сказать.

***

Стаканов в доме не было. На стол опустились обычные чашки. Не столько от переживаний, сколько от незнания, Рюноске заполнил их до краёв. Запах хвои, исходящий от напитка, нравился. — Начинай без меня, мне нужно перебинтоваться. — Ты ранена? — Царапина. Парень сделал большой глоток. Рот и горло загорелись, пробился кашель. — Горит, — оповестил негромким криком сестру в соседней комнате. — Если не можешь, не пей, — ответила девушка, прекрасно зная, какую реакцию это вызовет. В ещё три больших глотка чашка была опустошена. Кожа горела, на глазах выступили слёзы. Но почему-то они не вызвали ярости. Они были естественны, как от ветра или на сильном морозе. Гин вошла на кухню в домашней одежде. — Я рад, что ты есть. — Тебе определенно стоит пить чаще, — глаза оценили количество выпитого и брови весело поднялись на лбу. — Аккуратнее, я не потащу тебя в кровать, швы разойдутся. — Швы? Ты же сказала царапина. — Заштопанная царапина. Ну так что? Не пора ли тебе пригласить на свидание Ичиё? Спирт растёкся по всему телу. Тепло излучалось изнутри. Падали железные занавесы с запертых переживаний. — Хотя бы ты не переводи всё в шутку. Сестра немного отглотнула из своей чашки и немного добавила во вторую чашку. — Почему так мало? — Вообще-то крепкий алкоголь не пьют кружками. Так почему ты отказываешься от Ичиё? Ты уже застукал Накахару за изменой. Что тебе еще нужно, чтобы двигаться дальше? «Изменой», это слово как зажигалка, подожгло весь выпитый спирт в тонком теле. Чтобы потушить пожар, Рюноске сделал ещё один большой глоток. — Он просто спал. — На чужих коленях. — На чужих коленях… — глаза снова наполнились влагой. В долю секунды ее стало так много, что стало понятно, удержать не удастся. Руки опустились на стол, и в них спряталось лицо. Раздались всхлипы. — Прости. — Почему ты вообще думаешь, что любишь его? Спина затряслась, из-под опущенной головы звучало полноценное рыдание. Сквозь смесь из отдышки и шмыганья носом полилась речь. — Помнишь, как мы были счастливы, когда нам дали эту квартиру? С отоплением и отдельными комнатами. Как мы в первый раз пошли в кино, оплатив билет, а не проникая в зал как воры? Это были лучшие моменты в моей жизни. Я специально запоминал их, держал в голове и прокручивал, когда было особенно необходимо. Ещё такое было, когда я первый раз попробовал соленую карамель. Гин сделала ещё один глоток, «жаль, что он начал пить только сейчас». — Все эти ситуации, они прекрасны для меня. Но сегодня утром, он сказал, что ему приятно, когда я его целую, — красные глаза поднялись и расплывчато уставились на внимательное лицо. — Это было лучше всего в жизни, я клянусь тебе. Лучше первого глотка воды после восьмичасовой тренировки. Я никогда в жизни так не чувствовал себя. Мне впервые показалось, что я могу всё. В последние дни я так мало спал, но не было ни усталости, ни заторможенности. Наоборот, пока мы работали вместе, все мои ресурсы как будто увеличились втрое. Я стал быстрее, умнее, даже кажется более открытым, ну в общении. — А раньше тебе никто не нравился? — Никто. — И давно это? — Помнишь, кто дал нам впервые попробовать конфеты с соленой карамелью? — Чёрт, это же было года три назад. — Я был так избит, что не мог забрать их с его перчатки. Одна рука сломана, вторая не поднималась выше пояса, начинала трястись в судороге. И он сел передо мной на корточки и спрятал сладости в карман моего плаща со словами «они вкусные, быстрее выздоравливай, чтобы попробовать». — Рю, серьёзно, года три, не меньше. Чтобы продемонстрировать всю серьезность происходящего парень пошатываясь встал из-за стола и открыл нижнюю полку, дрожащей рукой достал открытый пакет с конфетами. — Значит, я уже три года покупаю их. — А сколько вы уже ну… что у вас вообще было? Печаль осела в пьяных глазах. — Всё было. — Всё-всё? Сердитый взгляд. — А кто кого… ну?.. — девушка смущенно улыбнулась. — Сегодня утром он сказал Дазаю, что пока только я его. — Ха, размечтался. Думает, ему ещё что-то светит после такого поведения. — Гин… — Что? Ты знаешь, насколько вернулся Дазай? Ходят слухи, что вообще навсегда. И что он даже никуда и не уходил. Просто был на задании. Будешь ждать, пока они наиграются, и тебе соизволят уделить внимание? Сердце сжалось. Красные глаза опять наполнились слезами, чашка отпала за ненадобностью, юноша продолжил пить из горла бутылки. — Твоя неженка не одобрила бы такого поведения. — Это точно, — сквозь ручьи слёз промелькнуло подобие улыбки, — мне нравится запах джина. — Мне тоже, наверно, это генетическое. — Я без ума от него, Гин. Вспыхиваю от одного подмигивания. Я дрочил в туалете на работе. Я дома-то этим не занимаюсь. — Слава богу… — Он мне нужен. Я не знаю, что делать. Я же, очевидно, хуже Дазая. Во всём. Ещё эти чертовы перчатки… валялись на полу как использованные носовые платки во время болезни. — Перчатки? — Он носит их только когда Дазая нет рядом. Всегда, даже в душе. — Шизик. Сердитый взгляд. — Ты же знаешь о его порче? Она может его убить, — очередной глоток полился в горло. Слезы свободно стекали по лицу. Он уже их не замечал. — Пойдём к тебе в комнату, хочу, чтобы ты уже был в кровати, когда отрубишься. — Я не смогу уснуть. — Ага, пойдём. Девушка села на пол, продолжая пить то, что еще разливал Рюноске. Парень упал лицом в подушку. — Ненавижу спать без него. — Ты не хочешь попробовать переключиться на что-то другое? — Да не могу я, что это за предложения вообще. Что ещё скажешь? — ещё один глоток. — Хватит пить, для первого раза уже более чем достаточно. — Ты обещала, что я забуду. Но я всё помню. Всё, — бледные пальцы промокнули глаза. — Чёрт, Гин, кажется, я плакса. Смех, женские руки открыли окно, впустив в комнату ночную прохладу. — Тебе, как никому другому полезно иногда выливать всё то дерьмо, что накопилось. Я же никому не расскажу. Комната пропала в тишине. «Не уснёт он, как же». Сестра накрыла пьяного пледом и немного потрепала волосы. — Спокойной ночи, котёнок. Как только дверь закрылась, шепотом пробежалось по комнате «правильно говорить «котёночек». Волна истерики накрыла. Несмотря на то, что девушка уже видела, в голове было ясно «этого она заметить не должна». Он вдавил подушку в своё лицо и глухо завыл. Боль свела грудную клетку. Дышать было тяжело, да и не хотелось. Наволочка промокла, соленая ткань щипала на лице. Юноша повернулся на бок. Ноги поджались к груди. Он обнял одеяло. Но оно не пахло так, как нужно. Не отдавливало руку так, как необходимо. Дрожь в конечностях. Одиночество парализовало. Рука нащупала в кармане телефон. Новых сообщений нет. Ощущение, будто дикие звери рвут тело на части. Жгучая и терзающая, горячая боль в каждой клетке.

***

— Это рабство, солнышко. Смирись уже, я не художник, — длинные пальцы отложили маленькую кисточку в сторону. Кофейный столик испачкался каплей лака. Дазай откинулся на диван. — У тебя перерывы только когда я пью, — бокал вина коснулся ухмылки, — отрабатывай хотя бы одну миллиардную своего скотского поведения. Развалившийся в кресле Чуя поднес руку к лицу, аккуратная черная полоска на ногте едва заметно расширялась у основания. — Бля, какой же ты криворукий, переделывай средний ещё раз. — Господи, давай просто завтра сходим в салон, я посижу с тобой, может, тоже что-нибудь нарисую. — Ага, говоришь, что у меня нет вкуса, а всё за мной повторяешь, мерзкая скользкая рыбина. Переделывай, я сказал. Завтра пятница, с утра надо быть на собрании. Уже там хочу быть красивым. — Ты и так красивый. — Хочу ещё красивее, делай, тебе сказали. С разочарованным стоном Осаму снова поднял тонкую кисть и нарисовал маленькое сердечко на испорченном пальце. — Может, так оставим? Голубые глаза внимательно изучили рисунок. — Ты не можешь нарисовать ровные линии, думаешь, тебя хватит на 10 одинаковых сердечек? — ещё не окрашенные пальцы аккуратно взяли влажную ватку и стерли рисунок вместе с кривой полоской. — Продолжай, животное. Внезапный стук в дверь заставил Накахару подскочить. — Бля, два часа ночи, какая сука… Дазай довольной улыбкой прервал негодование хозяина. — А я знаю, кто там. Не задерживайся, любимый. — Сдохни. И закрой лак, а то высохнет… — Чуя замер у коридора. Он тоже понял. — Дазай, пожалуйста, сиди тут. Длинный палец прижался к губам, мужчина довольно закинул ноги на столик, демонстрируя, что не собирается никак участвовать в намечающемся мероприятии. За стеной пошатываясь стоял Акутагава, проклиная себя за каждый сделанный шаг из дома. Он икал, ненавидел себя, но продолжал настойчиво стучать в дверь. Увидеть его ещё раз было не просто прихотью или желанием. Удушающая необходимость. В голове как свет в конце туннеля, сияла картина, где Чуя пускает его к себе, укладывает спать, готовит что-то от ужасной головной боли. И целует, непрерывно долго целует его. Но не все мечты могут сбыться. Первое, что открылось его глазам, это пальцы, открывающие дверь. Не спрятанные в перчатки руки говорили только об одном. Он не один в квартире. Он с ним. Боль свела тело. Не получалось сделать вдох. Только бесконечный выдох. — Что ты тут делаешь? — но внимательнее вглядевшись в лицо гостя, Накахара вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. — Ты что, напился? Отвечать не было возможности, но красноречивый запах говорил сам за себя. «Я так сильно люблю тебя, а ты там с другим. С жестоким человеком, с тем, кто предавал тебя и не только. Гин права. Ты шлюха. Я ненавижу себя, но тебя я ненавижу ещё больше. Зачем ты показал мне нежность? Я спокойно жил в аду, но ты поднял меня до небес, чтобы я разбился, снова падая в эту реальность. Ты хуже Дазая. Хуже всего». Но заплетающийся язык смог вымолвить только одно слово. — Простите, — споткнувшись о собственную ногу, парень развернулся и направился к лифту. Он несколько раз не попал по кнопке вызова, когда тонкая рука ласково перехватила и развернула его. — Ну что с тобой? От его прикосновения побежали мурашки. Как тысячи целебных уколов, они ползли по телу, успокаивая боль и заглушая пожар. Пьяные глаза снова наполнились слезами, и тратя все жизненные силы на то, чтобы не позволить им сорваться по щекам, юноша прошептал: — Пожалуйста… — хотелось попросить его убрать руку. — Котёночек, как я могу помочь, если ты ничего не говоришь? — пальцы бережно поправили взъерошенные черные пряди. И он не вынес. Акутагава упал на колени. Обхватил ноги мужчины и крепко прижался к ним. — Пожалуйста, не бросайте меня, — тяжелый всхлип, на предательской матовой плитке виднелись падающие капли. — Я стану лучше, сильнее, только останьтесь со мной. Умоляю, я сделаю всё, — замолчать было страшно, дать ему возможность ответить означало услышать худшее. Но Чуя сам присел и поднял зарёванное лицо. — Хорошо, что ты не пьёшь, очевидно, что тебе нельзя. — Больше не буду, простите. — Прощаю, я закажу тебе такси, — из кармана брюк появился телефон. — Почему вы не ответили на моё сообщение? Секундная пауза и злобный оскал. — Потому что Дазай удалил его до того, как я прочитал. Что там было? — Я спросил, почему вы переименовали всех кроме себя. — Хотел, чтобы тебе тоже осталось место для фантазии. — Ясно. Мужчина что-то суетливо печатал в телефоне. Рюноске отчаянно не понимал, неужели, он вот так просто уйдет от ответа. «Пытается сберечь мои чувства? Мерзость». — Вы будете с ним? — А ты, я смотрю, не унимаешься. Тактичность не самая сильная твоя сторона, да? — Почему вы не отвечаете? Жалеете меня? — Я не отвечаю, потому что мне нечего тебе сказать. Буду с ним что? Сейчас он мне ногти красит. Будет ли он дальше это делать? Да. — Я умею, — грустно опустил голову парень, — Гин всё детство заставляла. Но это не то, правда ведь? — Сам же знаешь, некоторые вещи я могу делать только с ним. — А другие? — Что другие? Спрашивай прямо, что тебя интересует? — Вы уже спали с ним сегодня? Планируете переспать ещё раз или может быть несколько? Я бы ещё спросил, целовал ли он вас, но ответ на этот вопрос я видел своими глазами, так что нет необходимости. Чуя поднялся на ноги, нежность испарилась. От него веяло испепеляющей яростью. — Пошёл вон отсюда, — телефон опустился обратно в карман. — Сам доберешься. Отступать уже не имело смысла, Акутагава вскочил за мужчиной и схватил его за руку. — Ты же просил прямой вопрос! Отвечай! Красное сияние отшвырнуло юношу в стену, но уже в полёте чёрные ленты обвязали мужчину по рукам и ногам. — На Расёмон не влияет гравитация, а меня швыряй сколько угодно, я умею терпеть боль, можешь спросить у своей маникюрщицы, — тёмные полосы приблизили Накахару к сползающему по стене юноше. — Я никуда не уйду, пока ты не ответишь. — Я не обязан отчитываться перед каким-то сопляком, — гневное лицо резко сменилось ядовитым. — Но раз уж ты настаиваешь. Я никогда в жизни не спал с ним и не планировал, но едва ли я смогу удержать себя в штанах после твоей навязчивой рекламы. Скорее развяжи меня, и я немедленно приступлю к твоим указаниям. Мы будем трахаться всю ночь, пока ты будешь в слезах и блевотине ползти к своему дом… Тонкие губы стали покрывать лицо поцелуями. Но парня снова отшвырнуло. — Не смей трогать меня, тварь. Иди обсуждай со всеми, какая я шлюха. Очевидно, тебя это нехило заводит. Из-под темных волос на лицо проступила кровь. Бледные руки хотели смахнуть её, но только размазали по лицу. — Немедленно отпусти меня, или я спущу тебя с лестницы. Расёмон плотно вжал мужчину в своего побитого и пьяного хозяина. — Простите меня. Пожалуйста. Я сгораю от ревности и страха потерять вас, — тьма развеивалась, хватка слабла. Акутагава медленно сползал спиной по стене. — Я безумно люблю вас. Но как только мужчина получил свободу в движениях, он ушёл, оставляя Рюноске в его слезах, крови и влюблённости.

***

— Я, блядь, просто не понимаю, как ты это делаешь? Ты же весь день был со мной. Как можно устроить весь этот пиздец, даже не отрывая жопу от дивана. — О чём ты, любовь моя? — длинные ноги поднялись со стола, руки снова взяли кисть, — Продолжим? Я почитал, как рисовать ровно. — И не надейся, что я откажусь, — Чуя вернулся в кресло. Карие глаза с интересом пробежали по его телу. — Мокрые пятна на твоих коленях. Насколько же жалкое зрелище я пропустил по твоей просьбе. Жаль, конечно… — Что было, когда я спал? — Ничего, цветочек, я охранял твой сон, — взгляд оторвался от ногтей и устремился в синеву глаз, — как верный пёс. Накахара устало откинул голову назад. — Пожалуйста, расскажи нормально. Что было, что он увидел и что ты ему сказал? — Почему тебе это интересно? Смотри, я уже вторую подряд рисую идеально, проверь. — Просто доделай уже. Я хочу спать. — Ты же спал весь день, разве у нас на ночь не запланировано что-нибудь поинтереснее? — Я устал от тебя, Дазай, ты меньше суток рядом, а день выдался тяжелее, чем весь последний месяц. Если ты правда хоть чуть-чуть хочешь меня порадовать, просто дорисуй эти блядские полоски. Осаму сосредоточился на процессе, но в голове усиленно перебирал возможные сценарии того, что расстроило Чую. Он должен был вернуться злым, но не печальным. Что пошло не так? Где он ошибся? — Готово. Накахара пробежал глазами по ногтям и удовлетворенно кивнул. — Надо было тебе сразу посмотреть, что и как. Я в душ. — Тебе помочь? — Сможешь не выходить из квартиры и не устроить апокалипсис? — Если я скажу «нет», возьмёшь меня с собой? — Нет, возьму с собой перчатки. — Смогу. Горячая вода расслабляла мышцы. Мысли в голове возвращали в прошлое. Когда он только вступил в мафию и попал под опеку Коё, за спиной постоянно обсуждали, что из него вырастет. Говорили, что на самом деле, он король гравитации, потому что может поднять даже самый старый член в городе. Ушли годы и утекли реки крови, чтобы получить заслуженное уважение к себе. Казалось, что теперь всё это закончилось. Но сегодня стало понятно, что слухи не исчезли, а просто стали тише и аккуратнее. Люди всё ещё видят его одной из шлюшек. Сердце скребло. Может они правы? В конце концов, когда разбитый юноша пришёл к нему за помощью, разве не он набросился на него со своими домогательствами? Разве он не тот, кто улыбается каждому знакомому, принимает угощения от случайных людей в барах? Возможно, он самая настоящая шлюха. Надо принимать себя таким, какой есть, да? В квартире погас свет, под одеялом лежал раздетый, оплетенный бинтами мужчина. «Интересно, ему хватило наглости лечь в кровать без белья?» — Я сплю у стенки. — Как скажешь, солнышко. Дазай подвинулся, но Накахара вернулся в кресло и наполнил ещё один бокал вина. — Чуя, неужели мне надо биться в слезах, чтобы ты всерьёз воспринял мои чувства? — У тебя нет чувств. Вообще никаких, мы оба это знаем. — Ну что-то же есть. Меня тянет к тебе. А тебя ко мне. Это мы тоже оба знаем. Вино большими глотками пропадало из стакана. — Ну, я не виноват, что единственная сила, способная меня спасти, досталась самому большому мудаку во вселенной. — Иными словами, мы природой созданы друг для друга. — Я тебя не спасаю. — Ты — единственная причина, почему я до сих пор действительно не покончил с собой. Знание, что я тебе нужен, — это всё, почему я продолжаю терпеть окружающее безумие. Речь Осаму впервые за долгое время не была наполнена тупыми шутками и натянутыми улыбками. Наверно, в это можно было поверить. — Но ты ушёл. — Я не хочу быть злодеем. — Я тоже. — Можешь пойти за мной, будешь получать в месяц столько, сколько стоит половина бутылки этого вина. Накахара прыснул смехом, а через секунду и вовсе разбился в истерическом хохоте. Одним глотком он опустошил бокал и поднялся с кресла. — На тебе есть одежда? — Проверь. Гравитация подняла одеяло к потолку и Чуя снова рассмеялся, увидев застиранные трусы на бывшем напарнике. — Сколько им лет? Достались по наследству от прадеда? — Ну сам понимаешь, с моей зарплатой на новые еще лет восемь копить. Рыжая голова опустилась на свободную подушку. Одеяло мягко накрыло их. — Цветочек, есть подозрение, что сегодня ты наконец-то поддашься моим чарам. — У тебя нет чар. — Давай проверим? Звенящая тишина вибрировала в голове, голубые глаза закрылись и губы еле слышно прошептали «Ну попробуй». Длинные пальцы поползли по обнажённому торсу и сильным движением подтянули нежное тело. Губы настойчиво прижались к напряженному рту и язык ловко проник внутрь. Несколько секунд Накахара ещё сомневался. Но поцелуй был просто потрясающим, идеальное сочетание покусываний и оглаживаний. Достаточно близкий, чтобы опьянить и в тоже время с соблюдением расстояния, позволяющего дышать. В нём не было обжигающей страсти, но всё было идеально выверено физически. Легкое щекотание, согревающие выдохи и дразнящая улыбка. Чуя почувствовал возбуждение от одного поцелуя и подумал, что если тела этот больной ублюдок изучил также хорошо, как и эмоции людей, то вполне вероятно, что сейчас случится лучший секс в его жизни. Смесь из алкоголя и вскипятившихся гормонов ударила в голову, и он снял боксеры, а затем одним движением перевернул партнёра на спину и оседлал его. — Ну, погнали, сволочь, — тонкие руки спустили чужое бельё к коленям партнёра, быстрым движением Дазай скинул его до конца Бинтованные руки поднялись и потерялись в огненных волосах, притягивая наездника в ещё один поцелуй. Он не просто задавал направление, Осаму мягко почесывал, слегка оттягивал волосы. Одна из ладоней сползла на шею, позвонки очертились сильными движениями. К открытому уху прильнуло горячее дыхание вперемешку нежными укусами. Губы невольно разомкнулись в протяжном стоне. Как только это произошло, два пальца нырнули в открытый рот. — Лучше старайся, любовь моя, а не то может быть больно. Очень. Чуя подумал намекнуть на спрятанную за кроватью смазку, но решил, что это не повод отказывать в качественной демонстрации своих навыков. Он вынул пальцы на широком языке и жадно вобрал их обратно до самого основания. Оплёл языком каждый из них, оставляя ниточки слюны между ними. — К твоему ротику мы ещё вернёмся, — пальцы покинули рот и через мгновение уже щекотали прохладой задницу наездника. — Дикарь, отпусти, я достану смазку. — Ну попробуй, — бинты перестали прижимать партнёра, но как только Чуя потянулся к стене, его тело упало на кровать: оба пальца протолкнулись внутрь. — Сука… животное! — недовольно долетелось из одеяла. — Не переживай, солнышко, я помогу, — Дазай выполз из-под упавшего тела и придавил жертву. Ладонь поползла по протянутой к стене руке с массирующими движениями и спустилась по ней как по канату за кровать. Флакон был наполовину опустошён, и подстегнутый увиденным Осаму впился засасывающим поцелуем в шею партнёра. — Тварь, не смей меня клеймить. Но он не прекращал, оторвавшись губами лишь через несколько секунд, он прошептал: — Почему же? Ты теперь мой. Мокрый рот пополз по спине, оставляя холодящий след на лопатках и пояснице. Руки оглаживали бока, пока одна из них не подтянула колено Накахары к груди. Смена позы позволила обхватить истекающий член, но стоны были недостаточно громкими для Дазая. И продолжая двигать рукой вверх-вниз, он искусывал бедра партнёра, широким языком вылизывал горящий вход, свободной рукой сминая упругие мышцы. Стонов больше не было. Были крики, Чуя срывал горло, дрожа от удовольствия. — Войди, — утробная мольба, а не просьба. — Конечно, золото, — сильный кулак выжал всю смазку до конца, пачкая ей и бедра, и простыни. Длинные пальцы вплелись в рыжие локоны, сжались в кулак и подняли корпус к телу. Раздалось злое шипение. Язык облизал потную щеку. — Знаешь, любимый, ты так сильно боишься себя, что совсем забыл, кого действительно стоит бояться, — вторая рука обхватила линию бёдер и одним толчком Осаму полостью вошёл внутрь. — Но ничего, я напомню. Боль парализовала нижнюю часть тела, но уже с третьего движения Дазай попал в эпицентр удовольствия, и когда Накахара открыл рот, чтобы проклянуть его, почему-то звучало только кричащее «ещё». Дазай брал его грубо и жестко, боль отзывалась эхом в натянутых волосах и посиневшими под его пальцами точках на бедрах, но она была настолько же вторична, как и сама ненависть к Осаму. Этот человек безраздельно несёт с собой напряжение и облегчение, боль и наслаждение. Чуя потянулся ладонью к своему члену, но её резко перехватили и заломали за спину. — Даже не думай, сучка, сегодня без рук. Пытаясь обуздать крик и сорвавшийся голос, он шипел. — Уже не цветочек? Дазай остановился и рассмеялся. Он толкнул горящее тело животом на кровать, рука подлезла под шею партнера и согнулась в локте, не давая нормально дышать. Возбужденное рычание вибрировало в виске. — Чуя, цветочек, я хочу затрахать тебя до смерти. Толчки ускорялись и с каждым из них, всё меньше воздуха попадало в легкие Накахары. Тело сводило судорогой, конечности непроизвольно дергались. И в момент глаза закатились, локоть разжался и с жадным вздохом Чуя взорвался, пачкая простыни под собой. — Не в меня, прошу, — терялось в смятых тканях. — Ага, ещё чего? — на максимально глубоком толчке Осаму ещё раз впился губами в шею и с глухим рычанием содрогнулся, изливаясь внутрь. Откинувшись на спину, Дазай растянулся с мурчанием. — Ты оказался даже лучше, чем я думал. Мы точно созданы друг для друга, не считаешь? — Считаю, что ты создан для психушки, — красное сияние охватило тело хозяина и приподняло, когда партнёр схватил его за руку. — Ну что ты, как порядочный джентльмен, я отнесу тебя, куда душа пожелает. — Урод, идём в ванную. Под сильным напором Чуя смывал и вымывал из себя, казалось, литры смазки и спермы. Глаза задерживались на отпечатках на своём теле. — Блядь, ты просто больной. — Прости, тебе не понравилось? Я просто думал, что «ещё» — это одобрение. Я что-то неправильно истолковал? — бесящая улыбка расплылась на лице. — Сдохни. — Не уверен, что смогу ещё раз тебя оставить. Накахара нервно дернулся и выключил воду. — И обратно тоже тащи меня. — Разумеется. Кровать выглядела так, как будто на ней кого-то убили и расчленили, что в принципе было недалеко от правды. — Ну какая же ты скотина! — тонкие руки полезли в шкаф, доставая новое постельное бельё. — Перестилай, что смотришь. Дазай смиренно принялся за смену белья. — Я не думаю, что я ничего не чувствую. Скорее я не могу определить, что именно я чувствую, но какие-то внутренние перемены, я определенно ощущаю. — Очень интересно, не забудь рассказать об этом перед своей лоботомией. — Чуя, ты — мой. И я могу быть очень хорошим и послушным, пока ты такой же. Понимаешь меня? — Хочешь поиграть со мной в отношения? Вставай в очередь, вас таких умных в последнее время достаточно. — Мне решить эту проблему? — натянутой улыбке не удалось скрыть лёд пронзительного взгляда. — Ты пугаешь меня. — Это хорошо, значит, ты понимаешь серьёзность моих слов, — широкая ладонь похлопала по свежей кровати. — Готово, любовь моя. — Блядство, — с сердитым лицом мужчина нырнул под одеяло и отвернулся к стене. — Чем ты недоволен, солнышко? — Всем, утром поговорим, спокойной ночи. — Спокойной. «Ублюдок, мог бы хоть обнять после этого изнасилования». Проваливаясь в сон, Накахара чувствовал, как Осаму играет с его волосами.