***
Девушка сидела по-турецки на кровати и залипала в телефоне, когда в комнату влетел брат. — Что ты творишь? С чего вдруг такая милая? Кто называл его… ну… неважно, ты ведь сама его грязью поливала. — А что я должна делать? Это буквально второй человек после Мори. Предлагаешь огрызаться, чтобы он меня в окно сразу выкинул? — гневно шипела Гин. — Чем ты вообще недоволен? У тебя вон рот весь обсосан. Иди, кайфуй. Внезапная ответная агрессия осадила Рюноске, и он печально опустился на кровать. — Он совсем тебе не нравится? — Ты чуть не умер тут два дня назад. Парень лёг на бок и опустил голову на её колени. Контраргументов у него не было. После нескольких минут тишины нежные пальцы стали гладить темные волосы брата. — Не расклеивайся, бешеный пёс. — Я старался быть холодным, но сейчас мне показалось, что он готов всё прекратить, и я просто ну… не смог не поддаться. Это так бесит. — Всегда есть другой вариант, — перед лицом юноши появился экран телефона с горящим сообщением Хигучи «Твой брат ничего не говорил про меня после вчерашнего?» Погруженный в собственные переживания, он не сразу понял смысл сказанной фразы. И только после неискренней усмешки вдруг перевернулся на спину и заглянул в родные глаза. — Зачем ты мне её всё время подсовываешь? — Забей, пойдём, пока твоя любовь не сожгла нам квартиру, — девушка резко вылезла из-под давящей головы и поднялась с кровати. — Думаешь, у меня нет с ним шансов, да? — Забей.***
Готовка в исполнении Чуи выглядела завораживающе. Как и почти любой другой процесс в его жизни, приготовление блюд было настоящим шоу. Включенный на громкую связь телефон поддерживал разговор на французском языке. Мужчина нарезал овощи, пока охваченная красным сиянием тушка кролика изгибалась в суставах, теряя приставшие к костям куски мяса. — Пиздец, и это у него ещё проблемы с допросами, — шепнула в ухо юноши Гин. — Merde! Je m'en fiche, ça doit être délicieux, pas beau, — кричал раздраженный Накахара. Голос на линии смеялся и отвечал не менее непонятными словами. После недолгой европейской перебранки, сложную речь сменили короткие гудки. — Блядство! — нож вертикально вошёл в доску. — Приеду и лично ему кролика в очко засуну. — Вам нужна помощь? — бледные пальцы наугад взяли первый попавшийся томат, что с ним делать было непонятно, но чувствовалось, что надо как-то отвлечь взбесившегося демона. Чуя сердито огляделся. — Нормально всё. Я сам, — сконцетрировавшись на мясе, он ускорился с разделкой и жестко произнёс: — Гин, у меня нет проблем с допросами, я просто их не люблю. — Конечно, — девушка испуганно и немного виновато опустила глаза. Комментарий застал врасплох, она рассчитывала остаться неуслышанной. — Извините, пожалуйста, я не имела в виду ничего такого. Съежившийся шепот отрезвил неумелого повара и заставил немного покраснеть. — Нет, ты прости, я у тебя в гостях, — бархатная перчатка протянулась за рукопожатием. — Мир? — Мир. Но вместо ожидаемого жеста, мужчина наклонился и быстро прижался губами к кончикам её пальцев. — Прости, принцесса, этот старый урод учил меня готовить три месяца, разве это не его вина, если я так ничему и не научился? Юноша стоял с пустым лицом и думал о картине, которую только что наблюдал. Он видел такое в кино, женщинам там часто целуют руки при знакомстве или встрече. «Ничего страшного не произошло. Я опять схожу с ума». От мыслей отвлек помидор, слишком сильно сжатый в собственной руке. Кожура треснула, сок капнул на ногу. — Это ты так помогать собрался? Кажется, ты совсем не хочешь, чтобы у меня получилось, — рассмеялся Накахара и снова сосредоточился на тушке, зависшей над раковиной. — Это, кстати, очень сложно. Тяжело определить с какой силой и в какой точке менять направление гравитации. Неплохая тренировка, если поду… Прохладные пальцы осторожно коснулись оголенного участка кожи между рубашкой и перчаткой. Рюноске поймал удивлённый взгляд голубых глаз и, плохо скрывая смущение, сказал: — Я очень хочу, чтобы у вас получилось. Теплота разлилась в груди Чуи. Эти по-детски наивные прикосновения задевали какие-то глубочайшие материи внутри. Легкая тоска тоже омыла сердце, стало действительно стыдно за своё поведение в последние дни. Хочется порадовать его. — Гин, как ты относишься к тому, что я влюблён в твоего брата? Вопрос повис в помещении. Она сначала думала о том, чтобы отшутиться, но выражение лица парня остановило. — Посмотрите на него, — сестра тревожно оглядела парализованного признанием. — Мне кажется, он всё воспринимает значительно серьёзнее вас. А я не в восторге, когда он страдает, поэтому я скорее напряжена, чем рада. — Это честный ответ, — кивнул Накахара. — Ты знаешь, что я натворил? — Она знает, — очнулся юноша. — Неважно. Произнесите это ещё раз, пожалуйста. Серые глаза вглядывались в мужчину, пытаясь заметить мельчайшие детали. Отвращение к себе обрушилось лавиной: он простил. Собирался не прощать всю жизнь, но надежда на то, что можно услышать этим голосом нежные слова ещё раз не оставляла выбора. Кому нужно самоуважение, когда можно чувствовать счастье? — Веди себя прилично, котёночек, — мягкая улыбка, перчатки попробовали вернуться к нарезке тонких колечек. — Не хочу, — бледные ладони обхватили любимое лицо и притянули его в глубокий и голодный поцелуй. Чуя пробовал отстраниться, но его продолжали аккуратно удерживать. Девушка смиренно выдохнула и достала телефон. «Нет, ничего, мне кажется, ему нравится кто-то другой, прости». В адрес Хигучи улетело травмирующее сообщение. Глаза невольно поднялись на целующихся, невозможно отрицать: они красиво выглядят вместе. Рюноске чуть подался вперед, и поврежденная спина уперлась в раковину. — Ауч, — Накахара сердито фыркнул, — не калечь меня. — Простите, — парень наконец-то отпустил его, но остался стоять рядом. Готовка продолжилась спокойнее. Гин вела душещипательную переписку с Ичиё, пытаясь отговорить хотя бы её от ненужной влюбленности. Её брат принес потрепанную книжку и бегал глазами по строчкам, то и дело поглядывая на сосредоточенного и от того ещё более притягательного гостя. Вот так очень нравилось. Он подумал, что сейчас, в этой комнате, учитывая конфеты, спрятанные на нижней полке, тут есть абсолютно всё, что он любит. И если бы мир за этими стенами пропал, разочарование было бы совсем не сильным. Чуя достал лук. Сама идея лукового супа казалась обоим Акутагавам мягко говоря сомнительной, но озвучивать это, конечно же, никто не решался. Впрочем, юноша резко передумал, когда увидел слёзы, льющиеся из голубых глаз. Это возбуждало. Они появлялись редко и в основном во время секса. Жаркие кадры замелькали в сознании. Стало душно. — Бля, ненавижу, — бурчал под нос Накахара, вытираясь краем фартука. — Может, всё-таки нужна помощь? — Бесишь. Лучше почитай вслух, что там у тебя? — Не стоит, я плохо читаю, — смущенная отговорка. — Врёт, — влезла сестра, за что получила сильный толчок под столом. — Он читал мне в детстве, было здорово. Все выжидающе уставились на растерянного парня. Стало очевидно, что замять не удастся. — Я тогда лучше возьму рассказы, чтобы не начинать с середины, — задумавшись о выборе подходящего произведения, он вышел с кухни, нервно постукивая пальцами по стёртой обложке. Гин рассматривала Чую, пытаясь сдержать свои комментарии, чтобы не испортить ни свою карьеру, ни отношения родного человека. Но иногда молчать невозможно. — Я не эспер и далеко не первый человек в организации, но, клянусь, если вы ещё раз его обидите, я придумаю, как отомстить. Мужчина развернулся с усмешкой, которая странно контрастировала на фоне заплаканных глаз. — А я думал, у нас мир. Ладно, договорились, принцесса. Девушка поднялась из-за стола и достала жвачку. — Возьмите, когда жуёшь что-то, лук не страшен.***
Рюноске принёс итальянский сборник рассказов о жизни непутевого военного в небольшом городе. Легкая литература должна была уберечь идиллию от разрушения темными мыслями. Начинать было страшно, первые слова звучали почти что шепотом. Но не встретив осуждения или насмешек, он начал смелеть. Погружаясь в произведение все больше, парень отвлекался от сторонних переживаний. Голос становился мягче и ниже, обволакивая все помещение бархатным тембром. Накахара радовался, что может стоять спиной к нему. Звучание будоражило. Книгу читал не тот стесняющийся и трогательный ребёнок, к которому он привык. Расслабленные интонации придавали ему серьезности и уверенности. В какой-то момент Чуя перестал следить за сюжетом и просто растворялся в мелодичности чужого голоса. Из пьяной нирваны вырвал случайный смех. Герою рассказа подложили лишнюю деталь при сборке оружия, и он чуть не сошел с ума, пытаясь ее пристроить. Это насмешило обоих Акутагав. Мужчина же молчал и рассеяно мешал жарившиеся кусочки мяса. — Простите, вам не нравится? Я могу взять что-то другое или прекратить. — Подойди на секунду. Юноша встревоженно приблизился. Беглый взгляд пытался определить, что не так. Чуть отодвинувшись от плиты, Чуя медленно кивнул вниз, указывая на недвусмысленный бугор на брюках. В темных волосах потерялся горячий шепот: — Всё из-за твоего голоса. Бледное лицо моментально приобрело красный оттенок. На покрытых мурашками ногах Рюноске вернулся за стол. — Ну тогда продолжим. Прятавший лицо Накахара, улыбаясь, закусил губу. В книге встречалось достаточно забавных моментов, но теперь смеялась только Гин, парень не позволял себе отвлекаться или менять темп повествования. Единственным, что сбивало, были его постоянные попытки взглянуть и проверить ответную реакцию. Когда пришло время добавить вина к кролику, Чуя с восторгом открыл бутылку и жадно влил в себя сразу несколько бокалов, чтобы остыть. — Так и знала, что для готовки не нужно так много алкоголя, — улыбнулась девушка. — Ты будешь? Или у вас семейная непереносимость? — Наоборот, я пью за двоих. — Ого, принцесса, так нам может не хватить того, что мы взяли. — Вы же взяли четыре бутылки… — Всего четыре! Держи, — он протянул бокал. — Я почти закончил, минут через пять можно приступать. Девушка испуганно вскочила. — Чёрт, я же ничего не подготовила, раскладывайте пока, — с громким топотом она понеслась в комнату. Новые, как и вся посуда в доме, тарелки вызывали ярость Накахары, цвет оказался недостаточно белым при текущем освещении. Лицо недовольно корчилось, пока руки пытались максимально эстетично разложить овощи и мясо. Прошло несколько секунд прежде чем он заметил чужой нос в своих волосах. — Бля, не подкрадывайся, — но вместо того, чтобы одернуться, голова наоборот втёрлась в юношу. Чуя млел. Прощение ощущалось физически. Оно было в каждом прикосновении. Казалось, что ошибку можно просто стереть и забыть. С небольшим скепсисом мелькнула мысль, что раньше подобные ситуации и ошибкой-то не считались. Почему сейчас по-другому? Этот мальчик точно особенный. Его хотелось. Очень. Охваченная красным сиянием посуда поплыла в комнату суетливой хозяйки. На экране уже начинался какой-то фильм. Подушки на кровати приобрели пристойный вид, стол оказался раза в три меньше, чем ожидал Чуя. Пока он терялся, думая, как лучше все поставить, Рюноске взял тарелку из воздуха и забрался вглубь кровати, опустив ее себе на колени. — Очень интересно за вами наблюдать вне вашей квартиры, — кусок кролика отправился в рот. Планировавший едкий ответ мужчина замер, ожидая реакции на блюдо. — Ты опять не тот формат выбрала, дай пульт, — казалось, он забыл, что от этой еды вообще-то кое-что зависит. Запрыгнувшая на кровать сестра, протянула пульт и также схватила тарелку из воздуха. — А зачем вам вообще стол? — Для напитков и грязной посуды, — рассмеялась Гин и тоже начала с мяса. Накахара недовольно закатил глаза, но, не нарушая установленный в доме порядок, тоже нырнул в кровать, и взглянул на увлеченного настройкой экрана парня. — Почему ничего не говоришь? Не нравится? — Хотел бы, чтобы не нравилось. Но нравится.***
Еда была вкусной, а кино интересным. Чувствовавший себя лишним с самого утра, после второй выпитой бутылки Чуя окончательно расслабился. Ему нравилось, как жили Акутагавы, от них веяло молодостью и свободой. И хотя он сам был старше всего на пару лет, почему-то эти понятия почти стёрлись из его памяти. В середине фильма на плечо опустилась темная голова. — Он всегда отрубается на кино, сегодня еще долго продержался, — девушка потянулась своим бокалом, чтобы чокнуться. — Спасибо за хороший день, Накахара-сан. Мне понравилось. — Ещё бы, я тут чуть не умер, — стук стекла, — Мне тоже нравится. Остаток французской комедии прошел в тишине, периодически нарушаемой легкими хихиканьями неспящих. На титрах гравитация переместила всю посуду на стол. — Мне пора. Но бледная рука обхватила тонкое запястье, сонный бубнёж в плечо был едва различим: — Останьтесь сегодня тоже, пожалуйста. Пусть день будет хорошим до самого конца. Не увидев несогласия в глазах Гин, Чуя пьяно улыбнулся. — Ну раз уж ты настаиваешь, котёночек. Внутри Рюноске поселилось отчаяние, даже если не сейчас, то скоро он уйдёт. Он выйдет из дома, обязательно встретится с Дазаем. «Как пройдет их встреча?» Сердце сжалось. Сегодня хорошо, но сегодня заканчивается. И приближающееся будущее пугает. Хочется запереть его тут. Никуда не выпускать, никому не показывать, ни с кем не делиться. Прощение не означает доверие. Пальцы непроизвольно сжались сильнее на чужой руке. — Пойдёмте ко мне, я хочу с вами поговорить. — Э, а посуда? — сестра яростно зыркнула на помятого от сна парня. — Я буду мыть всю следующую неделю, — бросил он, утягивая за собой мужчину. Накахара нервничал, перемена настроения была заметной. И стало ясно, что разговор планируется не из лёгких. Он по-свойски опустился на чужую кровать и прижался спиной к стене, освобождая место для собеседника. Парень тушевался. «Стоит ли вести такой разговор лёжа? Вообще хотелось бы усадить его за рабочий стол и заставить подписывать все свои слова кровью». Но стоило бархатной перчатке похлопать по подушке, как он уже лежал также на боку и вглядывался в синие глаза напротив. — Вы вчера сказали, что если мне ещё интересно попробовать серьёзно, то вы готовы. Это всё ещё так? — Нет, бля, я просто так тут весь день корячился. Чтобы сестру твою побесить. — Отвечайте, пожалуйста. Это всё ещё так? Недовольный вздох. — Да, конечно. — У меня есть несколько условий, я хочу, чтобы вы пообещали кое-что. — Перечисляй, я скажу тебе, согласен или нет. Произносить это вслух оказалось тяжелее, чем виделось в голове. Казалось, слова вернут всё то, что так хотелось забыть. Комната погрузилась в тишину, и Чуя понял, в чём дело. — Я буду только с тобой, это я обещаю, да. — Зачем вы спали с ним? Вы же не делали этого раньше, — Акутагава откинулся на спину и уперся ладонями в свои глаза. — Как вспоминаю, внутри всё горит. Зачем? — Я не знаю, — голос дрогнул, — не знаю, я всю жизнь слушаю, что я та ещё шлюха. Многие в организации до сих пор уверены, что я так быстро вырос только благодаря тому, что живу у Мори под столом. Бля, это просто вымораживает, — сжатый кулак упёрся в собственные губы. — Ну и тут ты ещё пришел со своими обвинениями, не знаю, может что-то вроде последней капли. Мне было плохо. Думал, что, может, я бегу от себя и надо попробовать. Раз все всё равно уже решили, какой я, то нечего терять, — напряжение внутри разрасталось. — Блядь, ещё и с этой тварью, ненавижу… В глазах появилась раздражающая влага, но он продолжал. — Я не понимаю, почему так выходит. Всё, что считается плюсами у других людей, как только касается меня сразу превращается в грязь. Коё изысканная, я вычурный, Тачихара дружелюбный, я шлюха. Кто-то не любит пытки, он будет добрым, я же, конечно, слабым. Всё хорошее, что даже мне самому в себе нравится, остальные видят иначе. И я не понимаю, кто из нас неправ. Но других больше и это давит. Аккуратным ручьём слеза побежала через переносицу. — Звучит просто охуенно. Мне не нравилось, что все считали меня шлюхой, поэтому я решил ей стать, чтобы все поняли, что я не был ей до этого. Ну и дерьмо, — нос громко шмыгнул и привлек внимание парня. — Я никогда не видел в вас ни одного недостатка, — холодные пальцы бережно вытерли соленую каплю. — Врёшь, ты пришёл с упрёками. Хотя я ничего не сделал. И это происходит постоянно, от всех вокруг. Ты слышал, если я в водолазке прихожу, считается, что я натраханный и можно стрясти с меня халяву. Просто пиздец. Я полгода назад заказал три водолазки и часто надевал их, потому что они красивые и мягкие. Но ведь никто об этом не подумал, куда интереснее полагать, что я прячу разодранную спину и обсосанную шею. Бля, всё, неважно. Я ответил? — Но ведь ясно, что вам просто завидуют. Почему вам не всё равно, что говорят? — Мне всё равно, — голос стал жестче и злее. — Может уже закончишь свой допрос? Ты собирался хороший день хорошо закончить. Нахуя ковырять всё это? Что случилось, то я уже не могу исправить, как бы сильно не хотел. Ты либо примешь меня, либо нет. Хватит меня пытать. — Простите, просто я хочу понять, что ещё может спровоцировать вас вести себя так, как мне не нравится. — Я не буду спать ни с кем, кроме тебя, пока мы не разойдемся. «Он думает, что мы расстанемся. Что ж, глупо было бы полагать, что он планирует в старости умереть со мной в один день. Я идиот». — И целовать тоже. Можно только меня. И не называть других людей нежными словами. Гин «принцессой» тоже нельзя, и никаких поблажек на девушек, — от такого количества произнесенной неловкости стало тяжело дышать. — Боже, да ты тиран. — Не флиртовать ни с кем, и не подмигивать, не облизываться, чёрт, я просто хочу запереть вас тут и никуда не выпускать, — парень смущенно заглянул в голубые глаза. Несколько секунд назад грустные и мокрые, теперь они почти смеялись. — Я не буду ни с кем спать. И я буду послушным, так пойдёт? — спрятанный в бархат палец ткнул в кончик тонкого бледного носа. — А то ты звучишь как маньяк. Акутагаве не нравилось. Казалось, что остаётся слишком много возможностей для манёвров. — Ещё я хочу, чтобы вы исполнили одно моё желание, если нарушите обещание. Я не скажу вам умереть, но могу попросить уехать из города или что-то вроде того. — Не сходи с ума. Всё будет хорошо. — Я не верю. — Зачем тогда соглашаешься? — Потому что люблю вас больше всего на свете. Чуя переплел их пальцы и поцеловал висок. Так странно, что они начали общаться совсем недавно, ведь они долго работают вместе, часто виделись на собраниях. Жаль, что столько времени упущено. Кажется, рядом с таким котёночком он мог бы стать менее нервным и тревожным. — Я переживал, что ты не простишь меня. — Я хотел бы быть способным на это, — Рюноске приподнялся и навис над довольным мужчиной. — Очень, — губы стали ползать по шее, запуская волны мурашек по обоим телам. — Сними мне швы. Хочу быть красивым, когда ты так на меня смотришь. Уже через несколько минут Чуя сидел на краю ванной и с озорным прищуром разглядывал сосредоточенное лицо своего хирурга. — Как будто не нитку из щеки достаешь, а операцию на открытом сердце делаешь. — Мне нравится разглядывать вашу кожу, она красивая. — Что ещё тебе во мне нравится? — Всё, — не раздумывая ответил юноша, и тяжело сглотнул. — А вам? Нравится ли вам что-нибудь во мне? Вопрос нельзя было назвать случайным. Акутагава постоянно думал о том, что могло бы в нём привлекать других людей. И если в целом он списывал уважение большинства на страх перед его способностью. То с Накахарой этот фокус нельзя было провернуть, он был сильнее. Он был красивее, богаче, добрее, веселее… Этот ряд можно было продолжать бесконечно, и это убивало. Хотелось быть достойным его. Казалось, что если быть лучше, то всё получится. «Если бы я был достаточно хорош, ты бы не спал с другим». Мысли уводили парня во мрак, где он считал себя посредственным собеседником, и, что особенно угнетало, далеко не первоклассным любовником. До тотального отчаяния оставались считанные секунды, когда бархатная перчатка погладила его шею. — Много чего. Стал бы я по-твоему бегать за кем-то, кто мне не нравится? «Он ушёл от ответа. Значит ничего, так и знал». — Понятно. — Ахахаха, — громкий смех. — Что тебе понятно? Хочешь, чтобы я тебя похвалил? Ты быстро заразился от меня тщеславием. Последняя нитка выскользнула из крошечной поры, и мужчина облизнул губы доктора. Руки обвили бледную шею, мягкие покусывания покрывали беззащитное ухо. Парализованный нежностью Рюноске не шевелился, пока чужой торс не стал подталкивать к спальне. Заваливаясь на стены и утопая в жарком дыхании друг друга, они вернулись к кровати. Чуя уронил партнера на лопатки и, ловко перекинув одну ногу, оседлал его, возвратившись теплыми губами к покрасневшему ушку: — Вместо слов, котёночек, я предлагаю тебе игру, — горячий выдох запускает обжигающую лаву под бледной кожей. — Я коснусь губами того, что мне в тебе нравится. Но сначала ты должен попробовать угадать и загадать, что это будет. Договорились? «Интересно, есть ли хоть один человек в мире, который бы отказал ему». Судорожный кивок в ответ. — Хорошо, загадывай, будет три места, — мужчина оценивающим прищуром ползал по смущенному телу под ним. — Готов? «Наверно…» Ничего не приходило в голову, перебирая каждую часть своего тела, юноша фокусировался на их недостатках. «Губы — тонкие, глаза — бесцветные, волосы — дурацки покрашены…» Внутри всё неприятно сжалось. Чувство недосягаемости снова кутало болезненными шипами. — Да, — ложь, сопровождаемая пристальным взглядом, пытающимся поймать каждое движение. «Он же не может вообще ничего не поцеловать? Это будет слишком жестоко…Пожалуйста, только не это». — Тогда закрывай глаза. Страх царапал внутренности: вдруг над ним сейчас насмехаются. «Почему нельзя смотреть? Не может сдержать издёвку в лице? Если я это скажу, будет звучать ужасно». Акутагава послушно закрыл глаза, бесконечно начитывая про себя мольбы к небу, чтобы это не было злой шуткой. Секунды тянулись вечно. В какой-то момент кулаки непроизвольно сжались. Он не позволит снова мучать себя, в горле завибрировали слова ненависти, которым было суждено бесследно исчезнуть, когда нежные губы поочередно коснулись сомкнутых век. — Ну это слишком просто, наверняка угадал… продолжим… Поразительно, с какой скоростью может меняться настроение, оказывается между адом и раем всего лишь одно прикосновение. Бледные пальцы благодарно гладят колено наездника. — Блядство, не могу выбрать. Будет четыре, а не три. Ты же не против? — Я люблю тебя. Чуя удовлетворенно хмыкнул: — Не подглядывай. Черные перчатки широким поглаживанием проскользили по торсу и поддели футболку. — Мешает, снимаем. Рюноске горел, желание кричало в каждой части тела, надеявшейся быть избранной для следующего облюбования. «Боже, эти паузы сводят с ума». Слишком долго. «Может, там какой-то прыщ вылез и ему мерзко?» Руки хотели немного прикрыться, когда мокрый язык одним движением облизал ключицы справа налево и вернулся назад дорожкой поцелуев. — Тут, я думаю, раунд за мной. В ответ пьяная улыбка. Влага холодила и продлевала ощущения от касаний. Ширинка болезненно давила на каменный стояк. В попытке немного сдвинуть ее, парень попробовал чуть-чуть поелозить под Накахарой. — Не нравится? Хочешь прекратить? — Пожалуйста, нет… простите… продолжайте… С утратой зрения, остальные чувства стали работать с удвоенной силой, каждый шорох будоражил фантазию, заставляя представлять, что происходит вокруг. Думать уже не удавалось, вся энергия уходила на то, чтобы контролировать себя и играть по правилам. Бархатная перчатка подняла левую руку. Щека втёрлась в раскрытую ладонь. Внутри всё трепетало. Прижатая к лицу рука попыталась ответить лаской, но Чуя отстранился. «Я что-то сделал не так? Нельзя было гладить в ответ? Стоит извинит...» Мысли закончились, когда пальцев легко коснулись губами, а через мгновение двоих счастливчиков поглотили по самое основание. Плотно сжатые губы двигались вверх-вниз, не оставляя шанса на здравомыслие. Дрожь била во всём теле. Член разрывался и молил о внимании. Акутагава не сдержал стон. — Чёрт, да, и про твой голос забыл, ладно, пусть будет пять, — мужчина впился горячим поцелуем в замерший от восторга рот. Юноша кипел. Хотелось всё бросить и перейти к сексу немедленно, но ведь есть ещё одно место. Надо дождаться. В голове зациклилась новая молитва, он обещал всем богам, что если Накахара коснется сейчас его члена, то он станет самым прилежным верующим в мире. Давление рук, стягивающих штаны, было ничем иным как благословением. Бельё последовало за ними же. Тишина. — Пожалуйста... — не просьба, но беззвучный крик. — А может я планировал поцеловать твои ноги? Они тоже красивые, — приглушенный смех. — Не будь громким, котёночек, всё-таки мы тут не одни. Мир исчез. Фейерверки взрывались под кожей, бледная рука наощупь достала из-под головы подушку и заткнула лицо, заглушая звуки, которые невозможно было удержать. Язык оглаживал всю длину, плотно сжатые губы поддевали головку. Горло вибрировало какими-то словами, но Рюноске не мог их разобрать, дрожащие пальцы путались в шелковых волосах. Кровь растекалась огнём по телу. Непонятно, игра ли так раззадорила или примирение после ссоры, но удовольствие было зашкаливающе безумным. Бедра самостоятельно толкались глубже. Желание достигало своего апогея. И он взорвался. Вгрызаясь в несчастную подушку, парень кончил, едва ли теряя хотя бы сотую часть своего голода до этого мужчины. Подушка улетела в стол, сбивая что-то на своем пути и он притянул к себе Чую, затягивая его в удушающий поцелуй. Свой вкус на его губах был потрясающим. Руки ползли по телу, пытаясь утопить в ласке каждый миллиметр. Но случайное сильное нажатие на спину отдалось тихим шипением. Накахара немного отстранился. — Котёночек, — виноватая улыбка, — спина ещё ноет, я не вынесу сегодня твой натиск. Акутагава ошалел, мозг кричал, что это естественно и нормально, но все остальные органы усиленно поднимали бунт. Он откинулся на спину и постарался отдышаться. Дыхание вовсе остановилось, когда мужчина промурлыкал: — Но мы могли бы попробовать поменяться местами. Страх. Отрезвило лучше, чем удар по голове. «Я никогда не пробовал», «Больно?», «Если откажусь, он бросит меня?» …десятки вопросов замельтешили в сознании и отразились на лице смятением. Растрёпанный и румяный юноша робко смотрел в голубые глаза, которые внимательно изучали ответную реакцию. — Не хочешь, потому что не хочешь, или не хочешь, потому что боишься? Но парень продолжал молчать, судорожно пытаясь выбрать из кучи версий правильный ответ, которого не было. Накахара улыбнулся. Он знал, что молчание — это знак согласия. Чёрный бархат пополз по часто поднимающейся груди, а мурлыкание терялось в черных вспотевших волосах. — Не переживай, я самый нежный в мире. Если тебе не понравится, сразу прекратим, — мягкий прикус мочки ушка. — Ты мне доверяешь? — Я абсолютно вам не доверяю. Резкий ответ будто хлестанул пощёчиной, Чуя расстроился от этой фразы значительно больше, чем от отказа, и неловко отодвинулся. — Я никогда не врал тебе и не заслужил таких слов, подумай об этом потом. Юноша почувствовал колющую вину и поспешил оправдаться: — Простите, но вы не разговариваете со мной. Когда спрашиваю, требуете прекратить. Я не доверяю не тому, что вы сказали, а только тому, что вы не говорите. Боюсь, что у нас могут быть разные видения того, каким всё должно быть. Я это имел в виду, и не хотел вас обидеть. Всё еще немного дрожащая рука сжала перчатку. — Ладно, тогда прощён, — мужчина снова улыбнулся, поцеловал уголок губ и добавил шепотом. — Спасибо, что прояснил, это важно. Зрительный контакт в абсолютной тишине. Так было минуту, две, в какой-то момент показалось, что на этом всё закончится. Но Акутагава осмелился нарушить тишину. — У меня нет смазки и презервативов. — Я купил утром. «Утром. То есть даже до того, как мы помирились, самоуверенно. Омерзительно.» Он невольно прыснул и с отвращением развернул голову. — У вас даже на секунду не промелькнула мысль, что я смогу отказать, да? — Наоборот, у меня на секунду промелькнуло, что ты сможешь согласиться. Посчитал, что будет грешно упускать такую возможность. Снова повисшая тишина давила как толща воды на дне бассейна. — Ты не обязан, расслабься. Это просто предложение, не больше, — Накахара смиренно опустил голову. Сердитый взгляд. — Я хочу. Но я нервничаю. И меня бесит, что я нервничаю. И бесит, что вы всё знали с самого утра. И то, что я говорю вам это, тоже бесит. Бля! — Ого, ты что, тоже знаешь плохие слова? — россыпь бережных поцелуев опустилась на бледную шею. — Всё нормально, попробуем в другой раз. Слишком большой спектр эмоций смешался внутри. Снова множество сценариев крутилось в сознании, всё переполняло и распирало. — Сначала я пойду в душ. Один. И потом, если мне не понравится, мы прекратим. Чуя довольно кивнул и толкнул носом чужую щеку. — Ты ещё добавки будешь просить, котёночек. Сердитый взгляд. Рюноске вышел. В рыжей голове несмотря на видимое спокойствие бушевали не меньшие переживания. Это первый раз за последние годы, когда он проводит две ночи подряд у своего партнера. Первый раз, когда его ранят слова о недоверии и первый раз, когда он нервничает перед запланированным сексом. Смущенная усмешка вырвалась из-под довольного лица. — Блядство, — и ещё первый раз за долгое время опять захотелось курить. Мужчина упорно продолжал прогонять мысли о том, что намечается нечто большее, чем просто постоянный партнёр. Но от ощущений нельзя убежать. Его вело. Воображаемая картина того, чем занимался Акутагава в душе, заставила покраснеть. Воспоминания о его голосе отдались вязкой тягучестью внизу живота. Чуя показал сегодня лишь пять мест, которые ему в нём нравятся, но сейчас, разбирая его по кускам, стало ясно, что других просто не существует. Это пугало. Он пытался переключиться, ползал глазами по комнате, искал, на что можно отвлечься. Но возбуждение оглушающе кричало и велело идти за ним. — Ты долго. — Я закрылся на замок, как вы вошли? Красное сияние на пару сантиметров сдвинуло шторку для душа, не открывая ничего, но демонстрируя силу. — Я эспер и преступник. Ты, кстати, тоже. Мог бы не задавать такие вопросы. — Простите. — Ты долго. Передумал? Тишина. — В любом случае вылезай, мне нужен либо ты, либо ванная. Иначе я взорвусь и забрызгаю всю вашу квартиру. Легкий смешок в ответ. — Ещё две минуты. — Мне обязательно уходить? Мокрая голова выглянула из-за шторы с удивленным взглядом. Накахара выглядел смущенным и покрасневшим. Это было потрясающе, его вопросы, заданные пока мимики не было видно, казались грубыми. Теперь понятно, это — защитная реакция. Ему неловко. А, значит, они в одинаковом положении. Парень облегченно выдохнул. — Две минуты, пожалуйста, ждите в комнате. — Ладно… да, хорошо… Мужчина вернулся в комнату, спрятал необходимый арсенал под подушки, оглянул себя в зеркале и ещё пару раз чертыхнулся. Напряжение пугало, но будоражило. «Раздеться? Да, разденусь, он же сразу из душа. Бля, хотя он-то может и одеться заново». «Ещё и сестра за стенкой, лучше бы у меня всё это провернули, конечно». Количество ругательств и ухмылок в комнате стало значительно превышать допустимую норму, при том, что в ней находился всего один человек. Оставшись в одном белье, он юркнул под одеяло. Время тянулось бесконечно. С лёгким скрипом открылась дверь. Рюноске был также только в боксерах, вытирал волосы полотенцем. Он нравился. Хотелось сделать ему комплимент, но была вероятность спугнуть напором. Поэтому Чуя замер, ожидая его в кровати, как змея, готовящаяся к нападению. — Я нервничаю, но вы тоже нервничаете. Почему-то это успокаивает. — Я не нервничаю, — голубые глаза прищурились в холодном взгляде. — Значит, показалось, простите, — с разочарованным вздохом юноша опустился на кровать и закусил нижнюю губу. Прежде чем он успел опуститься на спину, его плечи обхватили чёрным бархатом, аккуратные покусывания атаковали шею, и у самого уха раздалось тихое признание: — Если только совсем чуть-чуть. Это расслабляло, обернувшись, Акутагава небрежно поцеловал нижнюю губу и лёг. — Я не умею, поэтому учите, пожалуйста, — скулы покрылись красным цветом. — Бля, почему это так заводит? — Накахара перешёл на жаркий шепот в висок. — Ты безумно горячий, знаешь? Нужно прочитать тебя, не сдерживайся. В момент на тело парня обрушилась лавина из касаний. Мужчина никогда не был скупым на ласку, но в этот раз определенно вышел на новый уровень. Он был везде. Казалось, что он умудрялся задевать каждое нервное окончание на распластанном теле. И Рюноске плавился, учащенного дыхания быстро перестало хватать. Поцелуи опустились ниже пупка, теперь каждый выдох превращался в глухой стон. Язык буквально обрисовывал каждую мышцу и косточку на бледном теле, прежде чем еще раз обвиться вокруг сочащегося члена. Черный бархат мягко оглаживал мошонку. И, когда казалось, что лучше уже быть не может, рот и ладонь поменялись местами. Пальцы крепко обхватили стояк, а мокрый язык щекотал яйца, постепенно спускаясь ниже. — Не… не надо… — юноша тревожно заелозил. — Ну, ты поучи меня ещё, что надо, а что не надо, — зубы отрезвляюще прикусили кожу на бедре. Когда суетливые движения прекратились, Чуя вернулся к ушку, попутно насладившись бесконечно багровым лицом партнера. — Всё хорошо, не думай, просто чувствуй, сконцентрируйся на своём теле, — за сладкими речами он незаметно нырнул за смазкой и презервативами и снова спустился к покрытым мурашками бедрам. Широкими касаниями язык дразнил сжимающийся вход. Стоны мешались с всхлипываниями, конечности трепетно дрожали. Накахара раскатывал презерватив по пальцам в бархате. — Я... я, наверно, могу… сам… — Ага, может и трахнешь себя сам? — злобно прорычал в ответ мужчина, но через секунду опять прижался нежным поцелуем к тонким губам. — Прости, пожалуйста, не акцентируй внимание на перчатках, я сам себя ненавижу в такие моменты. Бледные пальцы задержали рыжую голову над собой и пьяные серые глаза насколько возможно сердито взглянули. — Не надо… вы… вы самый потрясающий… — Честно? — Дааа! — смазанный палец вошёл, не давая продолжить разговор, Акутагава стыдливо отвернул голову и опустил глаза. — Эй! Я хочу видеть твоё красивое лицо, не отворачивайся, — ещё один укус за мочку уха. Парень терялся в ощущениях и растекался от прикосновений, и всё же где-то на подкорке мозга четко пропечаталась мысль, что он кончит, даже если Чуя будет отрезать ему ногу, но с такими словами. — Сейчас это особенно важно, не прячься, чтобы я понял тебя. Хорошо, котёночек? Дрожащий кивок не смог не вызвать ответную улыбку, затягивающую в новый поцелуй. Вошёл второй. Внезапное жжение заставило зашипеть. — Всё хорошо, это нормально, расслабься и станет легче, — губы ползали по груди, то и дело покусывая чувствительные соски. Пальцы медленно раскрывались ножницами, растягивая тугую плоть. Когда в стонах совсем пропали ноты страха, вошёл третий. Рюноске резко замолчал, и только резко сократившиеся мышцы и округленные глаза помогли мужчине не сойти с ума от переживаний. — Да ладно? Вот так сразу попал? Давай ещё раз, — немного высунув пальцы, Накахара чуть сильнее толкнулся в то же место. — А..акх, — серые глаза почти потеряли свой цвет, спрятавшись в ширине зрачков, стон скатился больше в смесь мольбы и ужаса. Он не знал, что может быть так. — Ещё. — Блядь, зря столько откладывали, ты восхитителен, — с невероятною скоростью Чуя освобождал перчатку и растягивал латекс по едва сдерживающемуся члену, суетливо рыча. — Дай мне секунду. Не соврал. Через секунду стояк упирался в пылающее отверстие, а дрожащий от страсти язык широко мазнул по щеке. — Когда войду, будет немного неприятно несколько секунд, как будешь готов к движениям, поцелуешь меня, да? — Входи уже… — сердито рычал Акутагава, немедленно впиваясь в губы партнера. — Сучёныш, не дразни меня… — медленным движением мужчина начал проникать внутрь, волоски на коже встали дыбом, ноздри расширялись на каждом вдохе. — Блядство. Не отлипающий от него юноша только сдавленно шептал: — Я вроде не переставал тебя целовать. «Что за бес в него вселился?» — Ты уверен? Но вместо ответа Рюноске только прикусил чужую губу. — Бля, тебе пиздец, котёночек. Нескольких толчков хватило, чтобы прицелиться для правильной стимуляции. По комнате разливались стоны и мычание. Они пытались глушить их друг в друге, но только распалялись от более близкого контакта. На особо глубоком проникновении парень выгнулся и издал протяжный вопль. Такой вскрик всё-таки смутил и без того потерявшую всякий сон Гин. Решив убедиться, что все живы, она подошла к комнате и еле заметно скрипнула дверной ручкой. — Нет! — Чуя резко поднял корпус, огрызнулся и вытянул правую руку, красное сияние охватило дверь и плотно вжало её, не позволяя открыться. Он не мог допустить, чтобы им помешали. Не сейчас, не когда партнёр впервые отпустил себя. Но юноше было плевать, обхватив шею мужчины двумя руками, он затаскивал его в глубокий поцелуй, растягивая горячее и стонущее «ещё, пожалуйста». — Конечно, любимый, — Накахара проклял себя в голове, но с вожделением принялся за исполнение просьбы. Оглядев красную дверь, девушка прислушалась и возмущенно закрылась в своей комнате. «Могли бы и не тут стены трясти». Не могли. Приближаясь к концу, Акутагава потянулся рукой к своему члену, но тёмный бархат перехватил ладонь и переплел пальцы. Упираясь скрепленными руками в матрас, мужчина, обжигал шепотом: — Попробуй без рук, раз такой дерзкий. — Тогда называй так ещё, пожалуйста. — Дерзким? — прыснул сквозь тяжелую отдышку Чуя. Рюноске опустил глаза. Он продолжал подмахивать бедрами и стонать. Но этот погасший взгляд мгновенно потушил пожар в кровати. «Конечно, он не повторит, это случайно сорвалось с языка, всего лишь ошибка». Юноша сам восхищался тому, как балансировал между наслаждением и болью весь день. И как за секунду до взрыва смог так остыть. Чуя знал лекарство. Но ещё он никогда не врал. Невольно замедляя темп, он пытался быстро принять решение, от которого точно сильно зависела их жизнь в ближайшее время. Спустя несколько мгновений его передернуло от собственной трусости. Раньше хотя бы этого греха он избегал. — Эй, дерзкий, — печальные глаза на вспотевшем и красном лице взглянули исподлобья, — Прости, я немного завис. Рыжие волосы прилипали к чужому лицу, пока Накахара пробирался носом к уже замученному сегодня ушку. Он замер. Яростно цыкнув, парень тоже остановился. — Прости, подумал, что ты захочешь услышать без лишних звуков, что я люблю тебя. — Врёшь? — Никогда. Сколько секунд хватило, чтобы вернуть прежний темп? Сколько толчков было достаточно, чтобы Акутагава завыл зверем? Сколько чужих сокращений нужно было Чуе, чтобы упасть на больную спину, пропитывая постельное бельё своим потом? — Вы там совсем стыд потеряли!? — стучала в стенку раздраженная Гин. — Можешь оставить себе мои туфли, — крикнул мужчина. — Оу, тогда приятной ночи, друзья! — звонкий смех в ответ. Сначала девичьим хихиканьем заразился Накахара, а спустя один взгляд и её брат. Лежащие на маленькой кровати, покрытые испариной, они приклеивались друг к другу. Завязанная использованная резинка управлением гравитацией вылетела в открытое окно. — Никому не говори, что я так сделал. Юноша нежно улыбнулся. — Не скажу. Душ? — Утром. Не хочу даже пальцем шевелить сейчас. В комнате висела тишина, слышались машины и крики каких-то пьяниц за окном. Сонная нега охватывала Чую, в широком зевке растворился вопрос: — Как тебе? — Я бы хотел иногда меняться, если вы не против. — Ха! Я же говорил! Спокойной ночи, котёночек. — Я люблю тебя. — Я не попугай, отстань. — Но вы же не передумали? Не сказали случайно? Ради момента или что-то такое? Мужчина развернулся лицом к стене и ещё раз громко зевнул. — Если будешь сомневаться, разлюблю. Выключи свет. Рюноске полежал еще немного. Теплое мурчание поселилось внутри. Несмотря ни на что, последние часы абсолютно точно были лучшими в его жизни. Даже если и временно, но такой человек смог его полюбить. Значит, наверно, он всё-таки не так уж и плох. Акутагава больше не чувствовал себя никчёмным. Серые глаза жадно скользнули по обнаженному мужчине рядом. Раздалось тихое сопение. «Хочу тоже придумать, как его называть». С громким хрустом в костях и тянущей болью в пояснице парень выключил свет, закрыл окно и надел свои футболку и белье. Уже возвращаясь к кровати, он увидел загоревшийся экран чужого телефона. Входящее сообщение От: Кусок дерьма «Солнышко, я уже заждался.» С пустыми глазами юноша лёг в кровать и крепко прижал к себе бессознательное тело. — Я ни за что тебя не отдам.