Учитель

Пробуждение было приятным, это и пугало. «Значит, я ещё пьяный». Чуя потянулся в кровати, отмечая свою отечность. «Надо холодный душ принять». Томная нега отошла на второй план, когда он вспомнил. — Бля, — руки нащупали телефон. Отправленные сообщения. Он пообещал написать перед сном, что в порядке. Вышло значительно больше, чем требовалось. Глаза презрительно бегали по тексту «Всё хорошо, но вообще-то могло быть ещё лучше!!! Если бы какой-нибудь котёночек мурчал рядом!!! Люблю!!!» — Бля, ну ей богу, хуже школьницы. Телефон улетел в смятые складки одеяла. И Накахара сердито помассировал свои виски. «Ещё и не ответил ничего, вот же сучёныш». В повседневной суете сбора на работу мужчина обдумывал своё поведение и невольно улыбался. Всё это, конечно, глупо, но от этого совсем не менее приятно. Прошедший не одни отношения, он отмечал, что никогда раньше не осознавал себя настолько желанным. Быть чьей-то мечтой восхитительно. Акутагава лучше всех стимулировал его самую чувствительную эрогенную зону — эго. Это вызывало привыкание, поэтому закончив быстрее обычного, Чуя поехал в офис. Вероятность, что Рюноске там, а не на задании крайне мала, но всё же есть. Где-то глубоко в подсознании хотелось, чтобы у парня была очень веская причина для игнорирования его пьяного потока сознания. Невольное фырканье, «главное, чтобы он не пострадал там где-нибудь», а за молчание наказание еще успеет придуматься. Посмеявшись над запотевшим в лифте зеркалом, Накахара постарался без лишних разговоров с коллегами забраться в свой кабинет, чтобы окончательно протрезветь. С тяжелым выдохом он опустился в кресло, когда обнаружил крафтовый пакет с запиской на столе. На белом квадратике бумаги был не очень талантливо нарисован спящий и укрывшийся пушистым хвостом лисёнок, в нижнем углу надпись: «Это вы». Прощение было заслужено ещё до того, как в пакете обнаружилась выпечка с вишней, которая когда-то заслужила похвалы. Впиваясь зубами в уже остывшую, но почему-то всё равно самую вкусную булочку на свете, Чуя довольно откинулся на спинку и подумал, что хотелось бы чувствовать на губах не вишню.

***

Опьяненный вниманием, да и чего греха таить, вчерашними выпитыми литрами вина, мужчина с весёлым настроением решил проверить, вдруг, виновник его удовольствия всё ещё в здании. В кабинете юноши сидела деловая блондинка в строгом костюме, который едва ли компенсировал небрежную причёску. — Где Акутагава? — Накахара-сан, добрый день, он работал всю ночь. Насколько я знаю, ещё не закончил, но у него перерыв. Он просил не беспокоить, спит в переговорке, — девушка махнула рукой на закрытую дверь и немного покраснела. — И вот я тут… сторожу его сон. — А разве тебе больше нечем заняться? Ты планируешь добиться чего-то в организации сидя на жопе, пока другие работают? — грубость была не запланирована, но внезапно девку хотелось приложить лицом об стол. — Я тебя вообще ни разу без него не видел. Сама хоть что-то можешь? Хигучи ошарашенно смотрела на начальство. Не находя правильных слов, она выбрала виноватый взгляд в качестве ответа. — Может трахаться ещё с ним начнёшь, и по такому пути карьеру строить будешь? — Нет, — глаза девушки наполнились слезами. — Я много работаю, и я не просто сижу, сейчас вот делаю статистику по последнему месяцу по всем заданиям ящериц. Чуе стало стыдно. Она всё ещё бесила, но такого обращения, конечно, не заслуживала. — Ладно, я перегнул. Не ной, просто старайся больше делать сама, — ноги двинулись к указанной комнате. — Да, Накахара-сан, простите, — Ичиё судорожно протерла веки от слёз. — И…ну… Мужчина остановился и раздражённо обернулся, — Что? — Между нами ничего нет, не думайте…, — тревожный лепет раздражал. — и у Акутагавы-сана, ну, следы на шее…Они не мои… Громкий смех. — Я знаю, — бархатная перчатка опустилась на ручку переговорной. Глумливое подмигивание нервной девушке. — Они мои. Хигучи разочарованно склонила голову над отчетами и уронила ещё несколько капель из глаз, только когда дверь охраняемой комнаты захлопнулась за резко ставшей ненавистной спиной.

***

На абсолютно непригодном для сна диване, спрятав глаза закинутой на лицо рукой, спал юноша. Вторая рука крепко держала и прижимала к груди телефон. Это заставляло ликовать. Плащ, рубашка, брюки, даже ботинки были испачканы кровью. Догадаться, зачем именно его вызвали в нерабочий день, труда не составило. Но поражало другое. Несмотря на высокий уровень брезгливости и даже отвращения к пятнам такого рода, его безумно хотелось потрогать. Красное сияние охватило мужчину, и через несколько секунд, он лежал в воздухе в двух сантиметрах от бессознательного тела. Мокрый язык облизал торчащие из-под руки уголок губы и кусок щеки. Рюноске небрежно вытерся и нахмурился, разворачиваясь на бок. «Ну-ну», следующей жертвой стало открывшееся переворотом ушко, влажное касание и мягкое прикусывание острыми зубами. Накахара загорался, но желание поиграть со спящим было сильнее. Каково же было его удивление, когда он услышал хоть и заспанное, но довольно различимое: — Чуя… свали… никаких похабных снов на работе… Если после слова «свали» Акутагаве грозила смерть в течение нескольких секунд, то после того как причина его фамильярности была озвучена, Чуя с невероятным напряжением сдерживал хохот. Нужно продолжать. Он снова горячо задышал на ухо, перчатки аккуратно заползли под плащ, стараясь не испачкаться в чужой днк. Пальцы бережно вырисовывали узоры на рубашке, обводили косточки, гладили живот. Снова повернувшись на спину, парень тяжело выдохнул, но глаза не открыл, из тонких губ вырвалось несвязное: — Опять уговорил. Бледные пальцы впутались в рыжие волосы, сбивая шляпу с головы. Мужчина, еле успел подхватить ее способностью, чтобы она не дай бог не упала и не разбудила юношу. Огненные локоны струились в чужих руках, пока они резко не сжались в кулаки и не дёрнули вниз, прижимая лицо к натянутым брюкам. — Эй, блядь, — яростно крикнул Накахара и хотел было укусить ногу, но испачканные кровью штаны охолодили порыв. Рюноске открыл глаза и кулак моментально разжался, сам он вылетел из-под мужчины вжимаясь в подлокотник дивана. — Вы… простите, я спал, простите, — ладони закрыли еще не привыкшие к реальности глаза, заодно пряча красные щеки. — Я случайно… Мне снилась драка… Его испуг и признание вины смягчили Чую, поправляющего волосы и возвращающего на нужное место шляпу. Нелепая ложь повеселила. — Так вот ты какой на самом деле, котёночек, — притворно сердитая мимика. — А я думал, ты меня нежно любишь. Помятый и жутко устыженный Акутагава пытался как можно быстрее прийти в себя. — Мне так жаль, простите, пожалуйста, — кулак чешет еще слипшиеся веки. — Люблю, да, нежно и сильно, очень. — Ты крепко спишь, я давно обратил внимание. Такая себе привычка для нашей профессии, — перчатки с силой одернули руки юноши от его же лица. — А если бы я хотел тебя убить? — Я как-то не мог заснуть в детстве и невыспанный был плох на тренировке, — болезненное воспоминание заставило спину ссутулиться, — Дазай за это не давал мне спать семь дней, оставлял следящих за мной и говорил, что убьёт их, если я усну. К концу недели мне было так плохо, что, я потерял сознание в туалете. Он застрелил того смотрителя, а я с тех пор каждый раз не сплю, а, кажется, впадаю в кому. Простите. — Блядь, какой же урод. Ну, ничего, не долго ему осталось. Я найду, из-под земли достану и туда же уложу. Рюноске точно понял, что не хочет говорить в чьей крови испачкана его одежда. Он пожалел, что вообще вспомнил о своём пленнике. Чуя не должен нервничать. Не должен вспоминать о нём. Осаму исчезнет из их жизни. — За мой внешний вид… Тоже простите… Голубые глаза понимающе потеплели. — Хватит извиняться. Лучше перестань мне врать и скажи, что тебе действительно снилось? Кровь резко прилила к скулам, но взгляд не прятался от собеседника. — Если знаете, что вру, зачем спрашиваете? Вам нравится меня смущать? — Мне не нравится, когда ты врёшь, — серьёзнее, чем следовало бы. — Мне снились вы. — И что я делал? Розовый цвет щёк постепенно переходил в багровый и сползал на шею. — Всякое… — такую откровенность произнести не удавалось. Мужчина резко подошёл ко всё ещё зажатому в угол дивана юноше, шёпот обдал кипятком. «Если скажешь, сделаю». Пошлое облизывание и без того красного уха. Абсолютно порабощающее сочетание. — Мы же на работе! — Зануда, — остроносые туфли развернулись к выходу. — Спасибо за завтрак. И портрет, вышло похоже. — Не уходите. Я скажу, — Акутагава полностью осознавал, что ведётся на манипуляцию. Но его так не хотелось отпускать, он был глотком свежего воздуха после удушающей ночи. Соблазнительная улыбка расплылась на красивом лице. — Я жду, — но он не ждал. Он вытер большим пальцем уголок широко открытого рта. Тиканье часов и пожирающие взгляды. — Мне действительно обязательно говорить? Ужасно неловко. — А дергать за волосы так, чтобы у меня шея хрустела не неловко? Ведёшь себя как ребёнок. Бесит. Тупой принцип, они оба знают, чем всё закончится. Зачем эти напряженные моменты. Парень тяжело вздыхал, умоляюще смотрел, всячески демонстрировал максимальный дискомфорт, но Чуя был непреклонен. — Бля, я состарюсь раньше! Отсосать? Взять в рот? Сделать минет? Миллионы версий же, чем они все тебе не нравятся… Грязные слова возбуждали. Ширинка больно давила на член, смущенное движение бледных ладоней, сдвигающее молнию. — Ты пообещал, что скажешь. Опять соврал? — Накахара вплотную подошёл к сидящему на диване, в голубых океанах плескались волны негодования. Нервное сглатывание. — Отсоси мне. В ту же секунду мужчина опустился на колени с издевательской ухмылкой. — Выбрал самый развратный вариант! Ты такой пошляк… Ужас! Рюноске злобно поджал верхнюю губу в попытке выразить недовольство комментарием, но, когда чужие зубы схватили бегунок молнии и медленно потянули вниз, все мысли, как и всегда было при его касаниях, исчезли. Не получалось сделать выбор: веки смыкались, чтобы сконцентрироваться на ощущениях, но видеть его черты лица, солнце в и без того горящих волосах, ритмичные движения — тоже было необходимостью. Дилемма разрешилась сама собой, когда нежный бархат опустился на яички, а член окутало влажным теплом. Глаза просто закатились. С громким стоном юноша откинулся на спинку дивана, пальцы поползли к рыжим прядям. Широкие движения языка тщательно полировали каменный член, сдавливали каждую венку, это сводило с ума. Хлюпающие и чавкающие звуки стреляли на поражение. Когда стояк проник в горло, Чуя застонал, пуская вибрацию. Бледные ладони прижали голову не позволяя отстраниться, бедра подались немного назад и резко толкнулись вперед. Покорное расслабление дало карт-бланш. Черные перчатки заползли под рубашку и оглаживали спину и поясницу вколачивающегося и рычащего парня. Дверь резко распахнулась. Акутагава всколыхнулся каждой клеткой, но бархатные ладони не позволили отстраниться, вернув себе инициативу, Накахара продолжил, как ни в чем не бывало, насаживаться на член. Ичиё смущенно опустила голову и рапортовала: «Допрашиваемый снова в сознании, его возвращают в подвал». Рюноске бросил на неё испепеляющий взгляд. «Неужели непонятно, что надо просто уйти и закрыть дверь?». Но девушка сверлила глазами пол и не увидела реакцию. Пришлось шипеть. Из тонких губ вырвалось дикое: — Вон! Хигучи выскочила, хлопнув с такой силой, что дверной косяк со скрипом упал на пол. Пальцы снова нырнули в шелковый огонь, в бешеном ритме стояк нырял в горло, и едва перчатка вернулась к яичкам, с всхлипывающим стоном Акутагава кончил. Мужчина отстранился и поднялся с колен. Голубые глаза пристально смотрели в серые. — Что там в подвале? Это настолько важно, что ты бросишь меня здесь в таком состоянии? — штаны Чуи недвусмысленно натягивались в области паха. Юноша смущенно улыбнулся и подошёл к любовнику со спины. Правая рука расстёгивала чужой ремень, пока левая убирала волосы на одну сторону. — Никогда не брошу, буду с тобой до самого конца, — пальцы забрались в чужие брюки и плотно сжали стоящий член. Накахара облегченно выдохнул. — Конец настанет быстрее чем ты думаешь, если не будешь отвечать на мои сообщения. Медленные движения нравились. Телу хотелось скорости, но сознанию нравилось, что, имея срочные и важные дела, партнёр всё равно остаётся с ним. Рыжий затылок откинулся на чужое плечо. — Очень милое сообщение, мне даже девушки такого не писали, — Рюноске знал: это сравнение взбесит. Но было жгучее желание показать, что он тоже умеет дразнить. Неожиданно Чуя не огрызнулся, а покраснел, повернул голову и потянулся губами за поцелуем. Возможно, самым нежным в жизни каждого из них. Парень наслаждался, но не понимал, эта трепетность была для мужчины признанием, доверием и надеждой. Ночью он написал не пьяный бред, а чистую правду. Он любит. Влажные поцелуи спустились на изящную шею, зубы прихватывали чокер. Ладонь ускорялась и сильнее сжималась. Накахара взял свободную руку партнёра и прижал её к собственному горлу. — Придуши меня. Юноша неожиданно вырвал руку, за чем немедленно последовало вопросительное удивление на лице любовника. Впрочем, через секунду оно исчезло, когда чёрные ленты скрыли голубые глаза, Расёмон сдавливал горло и связал запястья. — Если эта херня откусит мне член, тебе пиздец. Шею обхватило сильнее, в ушке раздался дрожащий от возбуждения шёпот. — Не называй его хернёй, вдруг обидится. Тёмная полоса скользнула в миллиметре от Чуиного члена, он ощутил её разрезанным рядом воздухом и вскрикнул. По всему телу выступила испарина. Но способность лишь обняла талию и вжала тело в хозяина. — Жаль, что мы не дома, — напряженный стояк потёрся о бёдра. Брюки Накахары свалились к щиколоткам. Бельё задержалось на коленях. Рюноске с щедростью облизал пальцы, пока вторая ладонь ускорялась всё сильнее. Холодная влага коснулась напряжённых ягодиц, мужчина прохрипел: — Блядь, — и толкнулся бедрами на подставленные пальцы. Чуть подогнутые внутри, они идеально щекотали простату. От оглушающих стонов спасал только душащий Расёмон. Снова шёпот. — Связан ты, а пленён я. Теплая сперма бьёт в чужой кулак, на диван, пол и, кажется, стену. Темные ленты исчезают. Чуя сердито натягивает смятые брюки, заправляет рубашку. — Пиздец, зашёл доброго утра пожелать называется. — Вам не понравилось? Красноречивее взгляда не бывает. Акутагава утягивает в ещё один поцелуй, мурлычет десятки раз «люблю» и дышит ароматом, втираясь носом в пульсирующий висок. — Надо бы и поработать сегодня, да? — мягко отстраняется Накахара и прячет залитое краской лицо. — Я люблю тебя. — Бля, да что ты такой стал! Фу, прекрати смущать меня, — мужчина отскочил к двери, поправил шляпу на голове, и тихо признал. — Тоже люблю. За столом так и сидела поникшая Хигучи. — Не советую туда заходить, заебут до смерти! — экспрессивно бросил глава исполнительного комитета и стремительно зашагал к своему кабинету.

***

Опьянение должно было пройти. Но Чуя начал понимать, что, кажется, алкоголь тут совсем ни при чём. Просто стало приятно просыпаться, ведь жалко тратить время на сон, когда любишь. Портрет лисёнка он спрятал в карман пиджака. Есть презренное и инфантильное желание повесить его куда-нибудь дома. «На холодильник? Или поставить в рамочку у кровати? Сука, ну и мысли, ладно спрячу в тумбочке, или…» Мысли прервал телефонный звонок. — Зайди ко мне. — Три минуты. Любовь уже накладывала ограничения. Раньше заядлый путешественник, теперь Накахара молился, чтобы босс не отправил его в командировку. Мужчина осознавал, что он рассуждал, вёл и чувствовал себя глупо. Но противостоять нахлынувшим чувствам абсолютно невозможно. Тяжелая дверь со скрипом открылась. Мори махнул белой перчаткой на пышное кресло. — Не думаю, что мы быстро закончим. Хотя, чего греха таить, надеюсь, на это. Строгость и интрига в постановке вопроса напрягали. — Что я могу сделать? — Дазай закончил своё задание. Ему нужно было найти крысу среди наших. Вчера он милосердно признался, что эта роль была за ним. В голубых глазах плескалась смесь презрения и удивления. Пока не пришло озарение, как Портовая Мафия поступает с крысами. — Он мёртв? — несмотря на собственную готовность лишить бывшего напарника жизни, мурашки выступили на коже, что не скрылось от пристального взгляда Огая. — А что? Переживаешь за напарника? — Нет, выбираю день для празднования, Мори-сан. Но шутке никто не улыбнулся. — Он в подвале уже двадцатый час, один раз потерял сознание, но сейчас снова на допросе. И, я думаю, ты догадываешься, что я хочу у тебя спросить. Чуе было стыдно, но последние слова он не услышал, размышляя о том, почему Акутагава ничего ему не сказал. — Простите, что? — Ты имеешь какое-то отношение к происходящему? Я не слепой и вижу, какие у вас отношения. Поэтому спрашиваю напрямую. «Отношения с Дазаем? Не слепой, ну да» — Вы думаете, я помогал ему? Пошёл против организации? — ярость охватывала Накахару. — Такие вопросы меня оскорбляют. — Это не причина на них не отвечать, Чуя. Психованный кивок. Он не нарушил ни единого приказа. Не высказал ни одной жалобы. Никогда не пререкался. И несмотря на всё это, подозревают именно его. — Я не знал и не знаю о планах, целях и причинах. — Хорошо. Будет славно, если так и окажется, — мягкая улыбка. — Свободен. Но Накахара задержался в кресле и смерил босса взглядом полным разочарования. — У тебя есть какие-то замечания? — Нет, Мори-сан, ни одного. Как, впрочем, и всегда. — Замечательно, свободен. Ненависть разрывала каждый атом тела. В коридоре мужчина попробовал отдышаться, пока не понял, что это не нужно. Ему есть где выпустить гнев.

***

Дазай имел наглость встретить Акутагаву улыбкой и снисходительным взглядом. — О, передал моему солнышку, что я тут? Веки смыкаются, глубокий вдох. «Как он узнал, что Чуя тут? Я же сказал ему, он на задании в Токио. Видимо, кто-то сообщил, пока его восстанавливали…» — Ты же ушёл делать добро. Разве это хороший поступок, обрекать на пытки всех, кто откачивал тебя? Смех. — Гений, вывод ровно, какой я от тебя и ожидал, — ядовитая усмешка, — Надеюсь, кончу на своих штанах ты заметишь, когда убьёшь не меньше половины этого притона. «Понятно, я идиот.» — В любом случае, нам нужно продолжать. У меня планы на вечер. — Хочешь предсказание о том, что ты будешь делать вечером? — Нет. Хочу имена, даты и планы, — палец вошел в пулевое отверстие в плече Осаму. Со злым шипением Дазай наклонился к травмирующей руке и поднял злые глаза на палача. — Твоя одежда пахнет моим цветочком. Неужели, ты думаешь, что заслуживаешь хотя бы стоять с ним в одной комнате? Стальной нож вошёл сбоку под коленную чашечку. — Вечером… — стонущий крик, — ты будешь лежать в своей кровати и глушить рыдания подушкой. Если бы ты был достаточно смелым, мог бы покончить с собой. Но, как и всегда, ты просто обойдёшься соплями, червяк. Нож провернулся на триста шестьдесят градусов. Крик. — Я вроде сказал, что мне интересна другая информация. Может быть, ушные раковины мешают тебе нормально слышать? — нож покинул колено и летел к мочке уха, когда задрожали стены. — Готовься плакать, тупорылый. Железная дверь, охваченная красным сиянием, распахнулась с грохотом. Накахара влетел как разъяренный дракон. — Почему ты не сказал, что этот урод здесь? Сказал же утром, что ищу его, — синева глаз не была различима за пеленой гнева. — Привет, любимый, — радостно улыбнулся Дазай. — Привет, любимый, — уже в прыжке отвечал Чуя. Идеальный оксфорд приземлился ровно в предплечье, привязанное к стулу, ломая кость, и оставляя вместо руки кривой зигзаг. Крик. Кулаки обрушились градом из ударов на лицо и туловище. Брызгала кровь, хрустели рёбра. Расёмон стянул и оттащил фурию от пленника, который за несколько секунд стал выглядеть хуже, чем за десяток часов до этого. — Тоже по ебалу захотел? Быстро отпустил меня, это приказ, — все предметы в подвале тряслись в багровой ауре. — Его всё ещё нельзя убивать, я веду допрос, пожалуйста, вернитесь к себе, — Рюноске пытался воззвать к разуму, но особых надежд не питал, поэтому путы ни на секунду не ослабил. Смачный кровавый плевок ровно между ног, и побитое, но всё ещё довольное, лицо повернулось к юноше. — Я отвечу на все вопросы только Чуе. — Нет, — оскалился Акутагава, и с разочарованием отметил, что Расёмон больше не приходится контролировать так сильно. Накахара успокаивался. Чёрные ленты отпустили главу исполкома. — Говори, свинья, — он звучал так холодно, что появились сомнения, остыл он или просто вышел на новую стадию свирепости. — Только наедине, солнышко, пусть твой дорогой и верный ученик подождёт за дверью, — заплывшие кровью карие глаза уставились на злое бледное лицо. — Но не уходи далеко, ты понадобишься в финальном акте для красоты момента. — Я никуда не уйду. — Выйди, — сухой приказ из любимых губ. — Я… Красное сияние охватило непослушного и выкинуло за дверь, захлопнув последнюю. Подобная грубость не могла не порадовать Осаму. Улыбка обнажила окровавленные зубы. — Говори, свинья. — Чуя, мне жаль, что я так вёл себя. Я искренне сожалею о содеянном. Прости меня, пожалуйста. — Нет. Дальше. — Ты знаешь, почему я покинул организацию? Бархатная перчатка с ненавистью сжала сломанную руку, превращая кривой зигзаг обратно в подобие прямой линии. Крик. — Блядь, неужели непонятно, кто задаёт вопросы? — Понятно, прости, золотко. — Я не вырвал тебе язык только по одной причине. И я обязательно сделаю это сегодня. Дазай опять улыбнулся. — Хорошо, как сочтёшь нужным. Ты же знаешь, смерть от твоих рук — моя эротическая фантазия. Накахара устало потёр виски. Поставил стул перед пленником. — Каждый раз, когда ты начнёшь меня бесить хоть на йоту больше, чем сейчас, я буду делать так, — гравитация зашевелила сломанную кость в руке. Крик. — Начинай. — Немного печально, что придется перестраивать диалог в монолог, но… Крик. — Одасаку сказал выбрать добро. Заботиться о близких, помогать слабым и беречь их. В мафии после его смерти и моего ухода оставался человек, по ряду причин подходящий под это описание. Чтобы не терять информацию о нём и контролировать его благополучие, я немного продолжал общаться со своими пташками, — кровавый плевок. Крик. — Вы бы ничего не узнали, если бы я не получил информацию о странных запросах повышенной секретности. После моего ухода начался активный розыск обнуляющих эсперов. В один из дней меня выловили на улице подставные работники скорой и попросили сдать кровь для спасения умирающих в больницах, красивые, кстати, девуш… Крик. — Когда я с удовольствием сдавал кровь, которую вы тут расточительно проливаете, меня попросили активировать способность. Якобы, чтобы изучить реакции во всех видах. В совокупности с поиском других нейтрализующих одаренных это дало картину. Мори срочно искал любой способ ограничивать дары. В принципе меня это устраивало. Беспокойство появилось, когда все его ищейки резко перестали вынюхивать. В этот же день я слил в Китай нашу ставку по накрутке. На следующий день Огай уже попросил меня вернуться и найти крысу, иногда восхищает, насколько досконально можно просчитать действия люд… Крик. — Хватит, Чуя. Я вернулся, чтобы быть уверенным в том, что тебе не навредят. Как только я всё узнал, сразу же сдался. Я терпел пытки твоего бездарного упыря, чтобы ты меня выслушал. Теперь нам пора уходить. — Нам? Потому что босс пытается мне помочь? Поэтому мне пора бросать работу и плясать под ручку с тварью, которая пыталась изнасиловать меня? Усмешка. Крик. — Верни Акутагаву. Теперь буду говорить только при вас обоих. Иначе можешь пытать меня до смерти. Из нас двоих удовольствие от этого получу только я. И то в конце. Накахара напряжён, нет понимания, куда ведёт Дазай. Что заставляет его думать о возможности прощения? Псевдозабота? Они слишком хорошо знакомы. Аргумент мягко говоря слабый. В кавалькаде мыслей открывается железная дверь. Рюноске стоит сразу за ней. В серых глазах блестит обида. — Зайди, продолжаем. — Помнишь моё предсказание, гниль? — Осаму довольно шипит. Крик. — Любовь моя, пожалуйста, посмотри папку, которую я любезно припрятал для тебя. Под двойным дном в третьем ящике, вон там, — дрожащий кивок в сторону стола отзывается скрипящим стоном, — Только читай сам, без ученичка, хотя я и не уверен, что он умеет. Крик. В указанном месте действительно лежат документы. Чуя задыхается. Приказ: 37214-А Секретность: А Задача: Обезвреживание: Накахара Чуя. Миссия: Сопровождение и курирование эспера максимально возможное количество времени, но, обязательно на всех заданиях. В случае активации способности «Порча», во избежание разрушений уровня В+, в течение первых десяти секунд необходимо ликвидировать эспера. Смерть должна наступить моментально. Допустимые зоны поражения: сердце, мозг. Признаки активации способности: полосы крови, начинающие… Чтение становилось невозможным, голубые глаза тонули в подступившей влаге. Акутагава в шоке смотрел на возлюбленного. Перчатка дрожаще протирала веки. «Мечтал о признании Мори, а не получил даже честности» Дазай улыбался. — Любимый, соберись, самое лучшее на обратной стороне. Разворот вызвал у Чуи глухой всхлип. Слёзы потекли ручьями. Исполнитель: Акутагава Рюноске Подпись: «Почерк такой же как в его дневниках» — Скажи, что это враньё! Что документы поддельные, говори! — папка полетела в лицо ошарашенного парня. Одного взгляда хватило, чтобы понять, о чём речь. «Почему он так реагирует?» — Нет, но… — Но? НО?! Всё это устроил, чтобы выполнить задание? Молодец, повышаю, — в какой-то момент плач начал душить. Накахара закашлялся. Парень приблизился, чтобы успокоить и объяснить. Но протянутая рука остановилась, чёрный бархат вплелся в вытянутые пальцы и сломал их. Два или три, Чуя не понял. — Чуя… — Рюноске одернул к груди поврежденную руку, — …Ты ведь всё равно бы умер, просто на десять минут позже… — Обещал быть со мной до самого конца. Нетрудно сдержать такое слово, если ты мой киллер, да? — гравитация с силой ударила близлежащими плоскогубцами по чёрному затылку. Юноша упал без сознания. — Сильнейшее оружие Портовой Мафии, потрясающе. Даже как-то стыдно, что тренировал его, — Дазай вытирал о плечо кровавые подтеки и довольно щурился. — Добьёшь? — Я ухожу, — слёзы так и не переставали литься из хоть и синих, но потухших глаз. — Чуя, — Осаму заговорил строго, — Ты говорил мне, что хочешь быть за добро. Я дам тебе это. И я дам тебе достаточно денег на твои вина и цацки. Только я могу обеспечить твою безопасность. И я обещаю, что больше никогда не буду тебя ни к чему принуждать. У меня есть план. Я знаю, куда нам идти отсюда, и что делать. Забери меня. Пленник не был доволен. Он ждал от бывшего напарника свирепой и испепеляющей ярости. Накахара должен был ломать и крушить направо и налево. Он не знал, что Чуя любил. И что такое любить тоже. В рыжей голове ничего кроме боли. Единственная нитка, за которую получается ухватиться: Дазай тут ради него. — Предлагаешь вынести тебя через парадный вход, пока босс наблюдает? — Он тебе не босс, он — человек, который тебя заказал. Автоматический кивок в ответ. В несколько мгновений все наручники и верёвки слетели с покалеченного тела. С громким стоном шатен встаёт: голова кружится, колено не сгибается и сильно кровоточит, рука сломана, остальное — «царапины». Прихрамывая на одну ногу, он подходит к столу, достаёт пистолет из ящика. Выстрел. Пуля зависает возле чёрных волос. Осаму фыркает. — А так хотелось хоть раз ошибиться. — Я не собираюсь ничего тебе объяснять. Пусть живёт. Идём, — Чуя скинул перчатки на пол, — Если у тебя есть настроение на парный суицид сегодня, я не против. Дазай медленно, но верно сокращает расстояние между ними. Окровавленные руки обнимают со спины чужие опущенные и дрожащие плечи. «Надо его успокоить». Мозг быстро перебирал наиболее подходящие слова. Но напарник, уже снова не бывший, начал первым — Иди за мной, попробуем выйти без лишнего внимания. Сможешь же? Кивок. Затея сомнительная, члены организации то и дело бросали недоумевающие взгляды на растрепанную главу исполкома и почти ползущего предателя, оставляющего за собой кровавый след. Около входа помялся охранник, хотел задать вопрос, но не смог сформулировать. Накахара думал, что с такой проблемой столкнулись все, кого они встретили. — Куда? — Минут десять отсюда, пойдём к машине, — кряхтел Осаму. — Бля, оплатишь химчистку. — Хорошо, цветочек, — чужая злость радовала в малейших проявлениях, такой Чуя гораздо лучше ноющего. — Только машину мы оставим на обочине. Напряженный выдох. Спорить не стал. — Потом вернёмся за ней, не переживай. На трассе их ждал фургон скорой помощи. Внутри какие-то знакомые Дазая, его шили и обкалывали. Чуе было плевать. Он послушно делал всё, что говорил единственный человек, который был на его стороне. Мелькнула мысль спросить, куда они едут, но ответа, который смог бы порадовать не удалось даже придумать. Хотелось бы, чтобы там была горячая вода.

***

Отель находился на окраине соседнего города. До Йокогамы было около часа езды. До здания Портовой Мафии около восьмидесяти минут. — Я думал, мы уедем дальше. — Мы не сбегаем, солнышко. Мы обязательно вернёмся домой, просто сначала посмотрим, что выберет Мори. — А что он может выбрать? — изучение морщинок на собственных пальцах, казалось, интереснее, чем заданный вопрос. — Отпустить, убить или вернуть тебя. Едва попав в номер голубые глаза уставились на большую кровать. Одну. Трёх секунд хватило, чтобы болезненно усмехнуться и развернуться к выходу. — Я лягу на диван, трусишка. Но он всё равно ушёл. Толстая женщина на ресепшене сказала, что ближайшие сигареты продаются на заправке. Три минуты на машине. «Прогуляюсь». Боли было так много, что непонятно, откуда начинать распутывать клубок переживаний. Мори. Чуя никому не говорил, но часто представлял его своим отцом. Холодный и расчётливый, достаточно слабый эспер и боец, забравшийся своими силами на самую верхушку преступного мира. У него хотелось учиться. «Но я всегда непослушный подросток… сука, эти туфли ещё», стыд окутывал, когда воспоминания о последнем собрании мелькали яркими картинками в разуме. Никогда не получалось завоевать внимание босса более чем на несколько минут. Если с Дазаем Огай проводил часы, то Накахаре часто не перепадало больше сдержанного кивка при встрече в коридоре. С пятнадцати лет сильнейший эспер города, а может и мира, делал всё, чтобы его замечал какой-то хирург. Более привлекательная одежда, голос громче, жестикуляция размашистее. Работа сначала выполнялась идеально, но потом, когда оказалось, что ошибки можно обсуждать с руководством, почему-то начались постоянные незначительные огрехи. Было ли это осознанно? Был ли причиной этому действительно только Мори? Ответы на эти вопросы не появлялись. Зато сполна присутствовала щемящая тоска, «Неужели он настолько не знает меня: я бы согласился на капсулу цианида в зуб, если бы он приказал». Но человек, которого он уважал больше всего в жизни, предпочел выставить его идиотом. «Интересно, знала ли Коё...». Идеальная с утра обувь покрылась слоем дорожной пыли. Курение портит зубы, запах одежды и отношения с главой Портовой Мафии. Чуя курил два года и бросил. Как только случайно заставший его с сигаретой Огай презрительно сказал: «Отвратительная привычка, не думал, что тебе такое нравится». С тех пор вещей, заставивших курить было не больше десяти. Внезапная активация порчи, смерть близкого подчиненного, первое из десятка почти удавшихся самоубийств напарника… все они были ничтожны в сравнении с тем, что происходило сейчас... Ни его верность, ни сила, ни уважение не стали достаточными аргументами для того, чтобы если не сохранить ему жизнь, то хотя бы не выставлять на посмешище, втихаря приставив к нему убийцу. — Две пачки сигарет и зажигалку, у вас есть алкоголь? Продавец кряхтел в усы. — Только пиво. Зато по акции шесть банок по цене пяти. Накахара ненавидел пиво. Оно выглядело как моча, пахло также и имело соответствующий вкус. — Беру двенадцать. Бордюр возле заправочной станции выглядел достаточно привлекательным. Вспомнив молодость, Чуя сел на него и закурил. Никакого удовольствия не было. С навсегда вселившейся внутрь печалью, он убрал открытую пачку табака в карман пиджака. Пальцы наткнулись на бумажку внутри. Лисёнок на рисунке спал также безмятежно, как и утром. Можно было сколько угодно думать об Огае, но в глубине души было ясно, что как бы сильно не ранило его решение, смертельный удар нанёс не он. Ебучий пацан был таким трогательным и настоящим, столько говорил о любви, а глупый, жадный до внимания Накахара поверил. В мыслях складывались картины, как Акутагава и Мори смеются, обсуждая, как легко обвели вокруг пальца жалкого идиота. У заправки остановилась покоцанная машина, из который выбрался такой же Дазай. — Спасибо, обратно мы сами, — с вежливой улыбкой для водителя и ещё чистым гипсом Осаму направился к бордюру. — Ты что купил пиво? — Там больше ничего не было. — Я же говорил, что обеспечу твои хотелки. В номере двадцать бутылок pinot noir, — карие глаза с раздражением заметили рисунок в руках напарника. — Не могу понять тебя. Я не очень чутко воспринимаю мир, но довольно неплохо соображаю… Отследивший взгляд Чуя смял рисунок, но сунул обратно в карман. «Просто не хочу мусорить на улице». — …Ты можешь объяснить мне, чем я, который идеально дополняю твою способность, терплю пытки ради твоей безопасности, да и, чего греха таить, идеально совпадаю с тобой в сексуальном плане, — злобный взгляд в ответ не смог прервать речь, — хуже лживого крысёныша? Что я делаю не так? Скажи мне. Потому что по всем логическим принципам ты должен тянуться ко мне. Пыльные туфли направились обратно к отелю. Отвечать не было сил, но Дазай обхватил запястье. — Мне больно идти, давай подождём попутку. А заодно прояснишь мне этот момент. — Ты понимаешь, что ты чуть не изнасиловал меня? Ты вообще думал об этом своей ебанутой башкой? — усталость не давала больше держать себя в руках, истерическая ярость закипала в крови. — Я же извинился. Кулак впечатался ровно в солнечное сплетение, второй в челюсть. Осаму, закашлявшись, упал на спину. Оксфорд опустился на содрогающуюся грудь. Спрятав ладони в карманы, Накахара наклонился и плюнул в ещё раз побитое лицо, прежде чем снова отправиться туда, где хотя бы было вино. Но единственная незагипсованная рука вцепилась в портупею и не дала уйти. — Солнышко, я могу делать мир лучше и один. Просто выполняю очередное озвученное тобой желание. Тебя никто не держит. — Ты держишь меня прямо сейчас, сволочь, — Чуя с силой скинул чужое прикосновение. — Я пару раз приложил тебя к стене, потому что счёл очень красивым и притягательным человеком, а они холят и лелеют тебя как тупую свинью перед убоем. Можешь вернуться. Опять задел за больное. Хотелось убить его, но вместо этого получилось лишь помочь встать. — Пешком так пешком. Но красное сияние охватило Дазая и аккуратно понесло за нервным хозяином. — Если будешь пиздеть, пойдешь сам. Победный хмык. «Я обуздаю тебя, цветочек, не сомневайся. Больше никто тебя не обидит. Такое могу делать только я».

***

Швырнув Осаму на кровать чуть менее бережно, чем тот хотел бы, Чуя взял две из спрятанных бутылок и закрылся в ванной. Горячая вода медленно поднималась по краям белоснежной эмали. На краях стояли флаконы с шампунями, гелями и прочим уходом, точно такие же как те, что были дома. — Сука. Ни один человек в мире не заботился о нём так, как это делал сейчас Дазай. Это бесило. Появилось зудящее чувство, что его нужно поблагодарить. Это бесило ещё сильнее. Он провел в доме у Акутагавы две ночи, тот не покупал ему шампунь или хотя бы зубную щетку. Да и сменную одежду выпрашивать пришлось. Гравитация раскупорила первую бутылку, уставшее тело погрузилось в расслабляющую жидкость. Но вопреки надеждам мысли фокусировались только на бледной коже и серых глазах. «Приказ был подписан в пятницу… Во время собрания? То, что было до пятницы подготовка к заданию?». Вспоминались рыдания и мольбы на коленях. Выглядело так настояще. «Это вечно красное от смущения лицо, он же совсем не актёр…Может быть, Мори заметил его чувства и решил обернуть в свою пользу? В пятницу Дазай уже был в мафии… врёт обо всем? Возможно…» Выпив залпом почти пол-литра, Чуя с головой опустился под воду «Как же сложно». С пятницы его не выпускали из квартиры, а когда наконец удалось пойти домой, Рюноске начал его преследовать. Осознав причину, не удалось скрыть болезненную усмешку. — Ко-тё-но-чек… хитро ты это провернул, тварь. «Спрашивал, где и с кем буду проводить вечер. Я думал, что он ревнует. Блядь, ну почему я так легко во всё верю». Вторая бутылка вина открылась, выстрелив пробкой в грязный потолок. Немного посыпалась штукатурка. «Надо было выслушать их всех». Ненависть растекалась вместе с вином по венам. Ненависть к самому себе. «Опять загорелся и сделал непонятно что, не разобравшись». Обвиняя себя, он продолжал искать оправдания для босса и любовника. Это было менее болезненно, чем допустить то, что юноша ни на секунду не любил его, а руководитель не уважал. За дверью послышалось копошение. «Если зайдёт, убью. Клянусь, этой же бутылкой забью до смерти». Звуки не прекращались, но никто не нарушал покой. «Бля, да что там происходит». Наспех намылившись и ополоснувшись, Чуя гневно распахнул дверь: на небольшом столе лежала еда. Осаму пытался правильно сервировать. Кок-а-вин. Один из сложных французских рецептов. — Зачем ты всё это делаешь? — Потому что обещал, — несколько хромых шагов в сторону мокрого тела, — Не уверен, что правильно разложил приборы, проверь. Но вопреки воспитанию Накахара пальцами отщипнул кусок курицы и удивился тому, насколько правильно она была приготовлена. Раздражает. — Что мы будем делать? — Я уже говорил, дождемся, какое решение примет Портовая Мафия. — И сколько ждать? — Максимум неделю. — Думаешь, они захотят меня вернуть? — голос предательски дрогнул. — Я не отдам тебя. Больше никто не будет тебе врать и туманить сознание, цветочек. Чуя, обернутый вокруг пояса полотенцем, притянул к себе третью бутылку вина. — Ты сам делаешь это лучше всех. — Напомни-ка мне, любимый, когда я тебе врал? Как назло, примеров не было. Наверняка, они просто забылись. Дазай продолжал — …Ну разве только по поводу твоей шляпы. — Что? — голубые глаза непонимающе уставились на напарника. — Не такая уж она и уродливая, — усмехнулся побитый, — Может даже идёт тебе, — длинные пальцы потрепали мокрые волосы. — Много несломанных рук? Не трогай меня. Но лишённый страха Осаму только подошёл ближе. — Ну же, расскажи мне, какой он был? Как трахал тебя? Расскажи, и я сделаю ещё лучше. Подпрыгнув Чуя влетел лбом в опрометчиво близко расположенный нос. Хруст. Кровь. — Зря ты своих друзей со скорой отпустил, чувствую неделя будет долгой, — ущипнув курицу ещё раз, мужчина взял тарелку и бутылку, запрыгнул на кровать и включил телевизор. Дазай достал лёд и упал на диван. Капли талой воды мешались с его кровью и падали на рубашку, придавая ей нежно розовый цвет. — А если я буду говорить, что люблю тебя, тогда мне тоже можно будет всё делать, да? Даже врать? Мясо встало поперёк горла. — Чужие преступления не преуменьшают твои. Отвали от меня, скотина. Спустя шоу о выживании на диком острове, передачу новостей и фильм про животных, закончилась четвертая бутылка вина. Вместе с пустой тарелкой они, управляемые гравитацией, летели на стол. Чуя изучал спящего калеку. Гипс не влезал на диван и плотно прижимался к телу, чтобы не оставаться на весу. «Больно, наверно». — Ебучий урод, — гравитация перенесла бессознательное тело на кровать, её хозяин же перебрался на диван. — Мы можем поспать вместе, обещаю не приставать. — Заткнись. — Ладно. Люблю тебя, солнышко. Спокойной ночи. Сил спорить уже не было. Укутавшись покрывалом, так что торчали только волосы, Накахара разрешил себе ещё одну слезу на сегодня. Потому что Осаму не любит его. Его не любит никто. Как и всегда.

***

— Где Чуя? — серые глаза распахнулись на больничной койке. — Я думал, ты мне скажешь, — холодный голос Мори в ответ, — Они с Дазаем пять часов назад покинули здание в неизвестном направлении. Машина брошена на обочине, ни в квартирах, ни в детективном агентстве не появлялись. — Я найду его, — суетливо слез с кровати Акутагава, доставая катетер из локтевого сгиба. — Нет, езжай домой. Завтра утром будет собрание. Там обдумаем дальнейшие шаги. Постарайся детально вспомнить весь допрос. Понял? — Но мы не должны терять время, — юноша дрожал. — Они могут быть где угодно. — Либо ты поедешь домой, либо я оставлю тебя здесь. — Понял. Предсказание Осаму сбылось.