Сакраменто

      Гермиона проснулась пораньше и первым делом побежала в уборную Плаксы Миртл обновлять заклинание, позволяющее гореть огню под водой, чтобы оно варилось беспрерывно для правильного приготовления зелья. Да, котелок пришлось спрятать прямо в углубление унитаза. Но если учитывать, что никто все равно не заходит сюда, то оно, по идее, практически чистое.       Время совсем раннее, и она была уверена, что никого не встретит. Переступив через ловушки в парящих лестницах и сделав круг в обход кабинета Филча, она уронила картину висящую рядом, из-за чего раздался рев львов и слонов саванн, изображенных в картине. Она жалостливо извинилась и попросила, чтобы они тише выли. Хотя это было как-то странно — просить не выть животных, которых она сама же и потревожила. Поняв, наконец, абсурдность всего происходящего, она просто поправила картину и побежала дальше. Быстренько поздоровавшись с привидениями по дороге до уборной для девочек, она резко завернула на повороте у выхода внутреннего двора и со всей дури налетела на Нотта, больно ударившись лбом об его подбородок.       — Ай! — воскликнула девушка, потирая ушибленное место.       — Куда летишь, больно же!       Придя в себя после секундной паузы , он удивленно произнес:       — Гермиона? И что же ты делаешь так рано, бегая по замку?       Потерев покрасневший лоб она зло взглянула на него:       — Могу спросить тебя о том же, Нотт.       — Очень больно? — Мягко спросил Тео с таким беспокойством, что девочка опешила, и вся досада куда-то вдруг исчезла.       Она ничего не ответила.       — Позволь исправить, — он вытянул из мантии свою палочку и произнес заживляющее заклинание.       Покраснение и тупая боль мигом прошли. Стало легче.       Гермиона посмотрела на его подбородок, который тоже ярко горел красным и наверняка болел не меньше.       — А себе ты не заколдуешь ушиб?       Тео засмеялся:       — Да ты что, это пустяк! Ну а ты, как я понял, бежала обновлять огонь под котелком?       Глаза Грейнджер округлились от удивления. Секундная потеря контроля, и снова невозмутимое лицо.       А в голове одна мысль — «Откуда он узнал?!»       —Ты о чем? — она старалась держаться бесстрастно, но паника брала свое. — Ты, наверное, с кем-то меня путаешь.       — Ой, да не переживай ты, все равно я все уже знаю. Как ты украла ингредиенты у Снейпа, и как ты варишь оборотное зелье в туалете для девочек, где властвует Миртл. Ведь никто туда не сунется, если этот кто-то хоть немного благоразумен, — он хитро взглянул на нее, чуть наклонившись.       Его иссиня-черные завитки волос растопырились из-за недавнего столкновения и упали на лицо. Под скулами и на шее ярко выделялась россыпь родинок на бледной, почти белой, коже. Раньше она их не замечала.       Раньше она не стояла так близко.       Подбородок алел, давая еще бо́льший контраст его чертам лица.       — Гермиона, надо поговорить об этом. — шутливый тон сменился мигом в серьезный. — Хорошо, что я встретил тебя. Хотя правильнее было бы сказать, что ты на меня налетела, чуть не потеряв свои драгоценные мозги, однако не суть.       Она закатила глаза.       — Послушай, в замке действительно есть чудовище, и оно может навредить тебе. Об этом ты теперь уже наверняка знаешь. Я прошу тебя, когда ты одна, смотри по сторонам через зеркало, чтобы не случилось непоправимое. Хорошо? — не сдавался Теодор.       — Откуда ты вообще знаешь столько всего про чудовище Салазара? Да и почему я должна тебе верить? Ты друг Малфоя, а он только и мечтает о том, как нагадить нам, — вспылила Гермиона, мило скрестив ручки.       — Не все слизеринцы подонки, Грейнджер, — она хотела возразить, но он не дал ей. — Ты предвзято относишься к нашему факультету, Салазар поистине великий маг, нельзя недооценивать его вклад в школу.       — Это бзыки гордого и высокомерного старика! Да и вообще в чем разница между магглорежденным и чистокровным ребенком!? Это чистой воды расизм!       — Не знаю такого слова, но думаю ты мне позже объяснишь. Отвечаю на твой вопрос: Сейчас нет большой разницы между магглорожденным ребенком и чистокровным. Но во времена Салазара она была. Посуди сама, дети магглов того времени не могли даже держать правильно перо не говоря уже о грамоте, письме и чтении. Много времени уходило для того чтобы выучить их элементарным знаниям в то время как дети магов уже могли трансфигурировать метлу из щепки. Они обучались этому с детства а магглы не могли делать ни-че-го из этого.       — Он Василиска поселил в школу!       — У него были свои причины.       — Какие вообще были причины этому безрассудству?! — вспылила она.       — Маглы убили женщину, которую он любил.       Гермиона запнулась и вдруг впервые не нашла что ответить. Открыла было рот, но снова закрыла задумавшись. Тем временем Тео продолжал:       — Салазар Слизерин поместил молодого Василиска в Тайную комнату сначала для защиты детей чистокровных аристократов, которые учились на его факультете. Затем ненависть, по-видимому, толкнула его на такой ужасный поступок. Скорее всего он мог убить детей или близких тех маглов, что убили его женщину. Однако здесь есть еще один аспект — религия. Тот же Салем — дети магглов хоть и зачислялись к нам, но не было гарантии, что они не могли бы поставить себе цель убить чистокровных магов. И у них были свои причины ненавидеть нас. Мир не без уродов.       Гермиона слушала не перебивая, так захватил ее рассказ кудрявого Слизеринца об истории Салазара Слизерина.       — Салазар великий, многогранный волшебник. Жаль, что его имя потом исказили фанатики чистоты крови и многие просто ставят крест на него.       — Нотт..?       — Да, Грейнджер? — он наклонил голову вбок.       — В кого был влюблен Салазар?       Теодор вдруг нахмурился в удивлении:       — Ты серьезно сейчас интересуешься именно романтической частью моего рассказа?       — Нет... ну просто... Нет. Да скажи уже!       Тео посмотрел на нее, с трудом сдерживая разоблачающую улыбку. Он не спешил ответить.       — Сестра Годрика Гриффиндора, Розитта Грифиндор.       — Ого...       Гермиона задумалась.       — Ты часто предвзято относишься ко многим вещам. Я это заметил уже давно. Вроде такая умная и начитанная, но гриффиндорское безрассудство в тебе превалирует.       Теодор не мог оторвать от нее глаз. Она выглядела непозволительно мило, ее так и хотелось сжать в объятиях как котенка и ни за что не выпускать.       — Ах да, еще кое-что, Гермиона. Ты неправильно варишь оборотное зелье. Во-первых, я имел честь подправить огонь, сделав его чуть выше. Здесь ты не учла тепло, которое при любом раскладе отдается воде, в которую ты окунула котел. Надо будет поддерживать огонь тем же заклинанием, как обычно. А мои изменения перманентны, ничего регулировать больше не нужно. Во-вторых, ты положила недостаточно порошка кожи бумсланга, поэтому возвращаться в прежнее обличие будет больновато. Положи еще щепотку, уверен, этого должно хватить. Хорошо?       От всего сказанного им, челюсть у нее невольно опустилась. Но Грейнджер нашла силы ответить:       — Нотт, ты сам второкурсник! Ты не можешь знать точно…       — Уж поверь мне, я точно знаю. Наша семья занимается, в основном, производством и поставкой различных зелий, а так же сырья для него не только по Британии, но и по всей Европе. Меня учат зельеварению с семи лет, и мне ты довериться в зельях можешь однозначно, упрямая всезнайка.       Гермиона встрепенулась. Возмущение так и вырывалось наружу.       И что же мне на это ответить, мерлиновы подштанники?!       Ладно.       Допустим.       Но…       — Тот же вопрос. С чего мне тебе доверять? — упрямо спросила девушка.       Он вздохнул. В голову Тео пришла простая мысль, что она все равно ведь не поверит. Зачем тогда тратить свои силы?       — Будешь мне должна, — так лучше.       — Все с тобой ясно, Нотт. И чего же ты хочешь?       — Я сохраню этот долг на потом. Договорились? — Тео протянул руку Гермионе.       — Возможно.       — Так не пойдет. Да или нет, Всезнайка?       Внутри все вскипело. Да, приятно, что она несет репутацию умницы, но он сказал это, словно издевался. Мерлин, да так и есть, он просто издевается!       — Да, — прошипела Гермиона, протянув ладошку в ответ.       Он взял ее в свою и вальяжно поклонился:       — О миледи, не хотите ли отведать отменного завтрака вкупе со мной?       Из ниоткуда появился ветерок который окружил ее, подняв осенние листья над землей.       — Я не голодна, — как всегда, гордо и непоколебимо.       — Ну конечно, — Тео подмигнул, отпустив ее тонкие пальцы.       — До встречи, и удачи в проказах, Кудряшка! — он направился быстрым шагом в сторону большого зала.       Она замерла, раздумывая, не послышалось ли ей, или он действительно назвал ее Кудряшкой.       Не может быть.       Записка!       Это он дал мне книги?       Но зачем?       Надо их дочитать скорее.       Что-то здесь неладно.       Не может же быть это совпадением?       И она осталась стоять точно так же, как тогда в купе на Хогвартс экспрессе, задаваясь тем же самым вопросом.       — Что тебе нужно, Теодор Нотт?

***

      Случилось то чего я боялся больше всего — ее все же настиг василиск. Я не мог до конца переварить это. Ведь не так давно мы разговаривали с ней. Недавно только держал ее за руку прямо как сейчас, только теперь она окаменевшая и мертвенно холодная, парализованная чудовищем Салазара. Успокаивает то, что она послушалась моего совета с зеркалом, и осталась жива.       Я проскользнул в больничное крыло. Как и всегда рано утром, когда никого еще не было, кроме дежурной медсестры. Но и она сопела, сидя на стуле, облокотившись головой об стол. Я дошел до койки Кудряшки, зашел за ширму и склонился над застывшей Гермионой.       — Скоро с тобой все будет хорошо. Я обещаю. Знаю, ты меня не слышишь, — убрал мягкие кудряшки с ее лба. —Ты такая холодная… Так странно. Когда я касался тебя в последний раз, твои тонкие пальцы легко сгибались в моей руке, — Я разглядывал ее глаза.       Пустые.       Стеклянные.       — Твоим правильным чертам лица позавидовал бы сам Донателло. Да вообще все известнейшие скульпторы, вредная ты Всезнайка, — я в последний раз коснулся ее кудрей. — Я приду завтра рано утром, как обычно. Не скучай, Кудряшка.       Я придумал, как сообщить Поттеру о василиске — вырвал клочок листа из книги отца и аккуратно поместил в ее руку. Было очень неприятно отрывать бумагу от столь редкого экземпляра. Уверен, что я еще наслушаюсь от отца за такую оплошность, но это не важно. Главное, чтобы Гарри Поттер нашел страницу в ее кулачке. Возможно, только он сможет побороть то зло, что сокрыто в стенах Хогвартса.       После нападения на Гермиону занятия без нее стали невыносимо скучными. Казалось, отсутствовало что-то очень важное, то, без чего немыслимо было даже начинать урок. Это глупости, и я это прекрасно понимал, но ничего не мог с собой поделать. Чего-то просто не хватало. Кого-то. А точнее, громкой, вечно тянущей руку, чтобы ответить, что-то постоянно бубнящей под нос, Всезнайки с бешеными кудрявыми волосами.       С каждым днем занятия казались все скучнее и унылее.       Вернись уже, Кудряшка!       И молитвы были услышаны.       Наступила весна. Мандрагоры созрели, и сегодня вечером зелье будет уже готово. Это была самая лучшая новость за последнее время.       С утра я пришел к ней. В последний раз дотронулся ее руки и длинных, кудрявых волос.       И попрощался.       За последнее время мне стало ясно одно — я не хочу ее терять. Не могу. Она будто часть моей жизни. Я должен держать ее при себе. Не отпускать. Кудряшка будет со мной. Я сделаю так, чтобы она была со мной рядом.       Решено.       Тем временем Гарри Поттер и Рон Уизли победили василиска. Школа не закроется.       Камень с души.       Опасность миновала.       По крайней мере не с этой стороны.       Поттер действительно удивительный парень. Возможно, когда-нибудь сотрутся границы и предвзятость между нашими факультетами, и дружба между нами состоится. Возможно.       А вот и она.       Вернулась.       Бежит, пружиня огромной копной шоколадных волос, к своим друзьям. Обняла их. Наверное, это так приятно, когда тебя обнимают. Я уже и не помню какого это.       Какая же она счастливая! Будь всегда такой, Кудряшка.       Золотое трио воссоединилось.       Я улыбался, пока смотрел на нее. А Гермиона внезапно повернулась в сторону стола Слизерина и нашла меня глазами. Широко улыбнулась и одними губами прошептала «Спасибо».       Я впервые покраснел. От неожиданности. От проявления ее благодарности ко мне.       Было… Приятно.       Теперь точно решено.       Она должна быть рядом со мной.       После каникул я обязательно сделаю так, чтобы связь между нами стала лишь теснее.       Но я тогда не знал, что дома меня ждал сюрприз от отца. И он окажется совсем не из приятных.

***

      Дом, милый дом. Пусть родное поместье и олицетворяло мое одиночество, но оно всё же являлось родным. Я справился у эльфов об отце — его пока не было дома. И первым делом, бросив все, я побежал в восточное крыло дома.       К маме.       Запыленная, но когда-то живая и яркая, комната теперь тускнела с каждым годом. Портрет матери все еще висел на стене.       Я радостно позвал ее:       — Мама, я дома! Как ты там?       Молчание.       И она никогда не ответит.       Но большие медовые глаза сверкнули, будто живые. Она ярко улыбнулась, послав воздушный поцелуй своему сыну.       — Мама, я так скучал! Знаешь, случилось столько всего интересного и…       Шаги.       Прямо за дверью в коридоре.       Я замолчал и замер, вслушиваясь в шаги, что становились громче. Я был в смятении и не знал, что делать, куда себя деть, но все же быстро спрятался за большой шкаф.       Дверь отворилась — это был отец.       — Элеонора! Ты прекрасна, как и всегда. Я пришел к тебе, чтобы рассказать о новостях, — отец был взволнован, ходил из стороны в сторону. — Я почти нашел второго. Нужно еще больше времени. Но к тому моменту сын должен стать сильнее. Он сможет, я знаю. Теодор молодчина, милая. Такой же смышленый и любопытный, как и ты. Он быстро учится, совсем уже повзрослел. Однажды наш сын станет великим, вот увидишь. Но надо еще много и много работать с ним. Он должен стать выносливее. Поэтому несмотря на то что Каркаров, эта лживая крыса, сейчас является директором, придется мне отправить сына в Дурмстранг, как бы мне этого не хотелось.       Дыхание перехватило. Стало тяжело дышать.       Нет.       Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!       Этого не может быть.       Это все неправильно!       Все не так, как нужно.       Нет.       Нельзя.       Я не могу.       Я не хочу в конце концов!!!       Нужно скорее успокоится, иначе я сейчас себя выдам.       Не паникуй, ради Салазара.       А отец продолжал:       — Милая, все будет хорошо, не плачь. Там он станет закаленным, настоящим мужчиной. Это ради его же блага. Я люблю его не меньше твоего, почему ты не понимаешь?! Я обещал тебе тогда, а значит, сдержу свое обещание, об этом можешь не беспокоиться. Мне нужно идти. Надо поговорить об этом с Теодором. Милая, я даю тебе свое слово, все будет хорошо. Я еще приду к тебе, — отец поспешно вышел из комнаты.       Надо убираться отсюда поскорее, пока он не начал искать меня. Выждав пару минут после того, как он вышел, я мигом выбрался из своего убежища и побежал к двери, но резко остановился, повернувшись в сторону портрета.       Мама смотрела на меня полными слез глазами. И только глубокая, молчаливая грусть отражалась на ее лице. Она помахала мне снова, послав воздушный поцелуй, и лишь губами произнесла «Я люблю тебя».       Почти так же, как Гермиона, когда произносила "Спасибо", только эмоция была другой, совершенно противоположной. Кудряшка была счастлива тогда. А мама сейчас нет.       Я вздрогнул. В ответ лишь произнес:       — Я тоже, мам, — и выбежал.       Стало тяжко.       Не только от заявления отца, но и от того, что некая схожесть ситуации затронула те струны, которые никогда ранее не были потревожены. Сердце сжалось, не давая доступа кислороду в мозг.       Я должен был что-то сделать.       Не переставая бежать, я отчаянно думал, как мне быть. Наконец, добрался до своей комнаты, еле переводя дух, убрал вещи в сторону, быстро переоделся. В мгновение ока появился эльф и уведомил меня о том, что отец у себя и ждет меня прямо сейчас.       Я был не готов.       Я совсем не готов к такому разговору.       И не помнил, как дошел до кабинета отца.       Мысли одна за другой вылетали и прятались обратно в закоулках моих чертог разума.       Было ясно только одно — я не могу покинуть Хогвартс.       Стоя за дверью отца, я колебался. Большая массивная дверь из орехового дерева была прямо передо мной, а я не решался ее открыть.       Просто надо успокоиться.       Вдох.       Выдох.       Вдох…       Дверь легко поддалась и отворилась, представив взору большой, богато обставленный кабинет с черным каменным столом посередине, за которым восседал мужчина лет шестидесяти. Вся стена с одной стороны была обставлена книгами. Время от времени между фолиантами и перетлетами книг пролетали летучие мыши — символ дома Ноттов.       Рассматривая их, я отвлекся и успокоился, вспоминая рассказы отца о том, что летучие мыши этого дома уникальны, они необычайно умны, и с их помощью можно было найти любую информацию — только спроси, и фолиант окажется у тебя в руках.       Отец быстро черкал пером и, не замечая меня, продолжал писать. Я лишь терпеливо ждал, когда тот закончит и обратит на меня свое внимание.       Через пару минут Нотт Старший отложил перо, снял очки и поднял синие глаза на меня. Если присмотреться, то можно было заметить сходство в синеве миндалевидных глаз, с моими, но все же я больше был похож на мать. У отца же были резкие черты лица, нос с благородной горбинкой, высокий лоб, широкие брови и немного седая щетина на лице.       — Теодор, садись напротив, — я послушался и сел на обтянутое изумрудным бархатом кресло, уняв дрожь в руках, ожидая того, что скажет отец. — Надо поговорить, сын.       Теодор Нотт Старший встал со своего кресла и начал взволнованно шагать по комнате:       — Грядут перемены, Теодор. Я готовлю тебя к ним, как могу. Однако этого недостаточно. Тебе нужно пройти настоящую школу, где нет места пустым маханием палочки и одним только заурядным чарам. Тебе нужно научиться темным искусствам в условиях пожестче, чем те, что предоставляются в Хогвартсе. Как бы я не хотел этого, но мне придется отправить тебя в Дурмстранг под попечение Каркарова. Хоть он и мерзкий предатель, но его школа даст все, что тебе нужно, и…       — Нет, — отрезал я, прервав речь отца уверенным и твердым голосом.       Мой отказ застал его врасплох.       Тот медленно остановился и поднял на меня глаза:       — Что, «нет»?       — Я не хочу учиться в Дурмстранге, отец. Проси что угодно, но не отсылай меня из Хогвартса.       — Можешь объяснить почему?       Я открыл рот чтобы ответить, но осекся, обдумывая свой ответ. Наконец я выдохнул:       —Я… я впервые не одинок, отец.       Он усмехнулся мне в ответ, отчего сердце сжалось:       — Сын, в Дурмстранге есть другие ученики, и ты быстро с ними подружишься. Не переживай.       — Но я не хочу. И не пойду. Не заставляй меня! Ради всего свят… — оглушающий, резкий звук мощного удара пепельницы об стол заставил меня замолчать.       Небольшой всплеск магии и горящие свечи вокруг потухли, кроме одной, что была возле меня. Комната осталась освещенной лишь закатом из окна и последней свечой на серебряном канделябре.       Нервы натягивались сильнее и сильнее, рискуя порваться.       Отец молча обошел мое кресло, одними пальцами потушил последний огонек и наклонившись, прошептал мне в ухо:       — Все святое для меня в этом мире ушло с твоей матерью, — он отшагнул от меня и подошел к окну.       Я яростно крикнул ему в спину:       — Тогда ради памяти о ней не заставляй меня! — тут же все потухшие свечи загорелись ярким огнем. В этот раз всплеск магии был моим. — Я всегда делаю то, о чем ты просишь, отец! Всегда! И прошу тебя лишь об одном, чтобы ты не забирал меня из Хогвартса. Я тебя больше ни о чем не буду просить.       Нотт Старший буравил своим взглядом. Ещё секунда и на меня нахлынет настоящее цунами. В это же время одна из летучих мышей уронила прямо перед отцом книгу. Это была детская книга о сказках Барда Бидля. Вдруг до него наконец дошла одна простая истина — я ведь еще ребенок.       Конечно, мне трудно.       Я еще ребенок, дитя. Его наследник.       Это все читалось на его лице.       Впервые за долгое время он смягчился. Но отступать он не умел. Тяжело вздохнув, отец продолжил:       — Теодор, есть зло, которое скоро нависнет над нами, и тебе нужно быть достаточно обученным, чтобы стать искусным волшебником. Это очень важно. Когда-нибудь я расскажу тебе, почему. Пожалуйста, сын, просто доверься мне. Я хочу, чтобы ты мог противостоять любой силе, что может обрушиться на наш магический мир. Не ради других, но ради твоего спасения. Я эгоист и не самый лучший отец, но я пытаюсь тебя сберечь. Ты то́ единственное, дорогое, что еще осталось у меня. Пусть этого не видно, но я искренне пытаюсь спасти тебя, уберечь.       — Ты постоянно твердишь, что грядут перемены, и что я должен быть готов, но не говоришь, в чем дело. Может, я буду более полезен тебе, если буду знать что происходит?       — Теодор, тебе только недавно исполнилось тринадцать, и я не могу тебе всех рассказать. Ты еще слишком юн.       — А обучать меня темным искусствам ты считаешь самое время? — на этот вопрос отец промолчал. — Ты ведь видишь сам, что я рано повзрослел, разве нет?       Он слегка поднял уголки губ:       — Да, пожалуй, ты прав. Но для начала нужно будет защитить твой разум от людей, которые смогут воспользоваться им. Ты ведь понимаешь, о чем я?       — Оклюменция?       — Да, Оклюменция, магическая защита ума от проникновения извне. Малоизвестный раздел магии, но крайне полезный, чтобы никто не узнал твои тайны. Если ты уже взрослый, то должен понимать, как это важно.       — Да.       — За это лето мы выучим с тобой основы защиты разума, и только потом я расскажу тебе все, что знаю. Но сын, вопрос с Дурмстрангом открыт.       Во мне все вскипело. Только я хотел ответить, как он добавил:       — Давай пойдем на компромисс, — предложил он. — Два года в Дурмстранге по программе обмена в подразделении «Эрстер», а дальше будешь снова учиться в Хогвартсе. Сойдёт?        Он не успокоится.       Неужели это так важно?!       Но два года это много.       А что если?..       — Один год в подразделении «Фиертер» даст мне больше жизненного опыта, чем все пять в «Эрстэр», разве нет? — глаза отца округлились, и понятно почему.       «Фиертер» самое неблагополучное и опасное подразделение. Чтобы выжить, там нужно выкладываться на самый максимум.       — Ты уверен, что хочешь этого?       — Я хочу скорее отмотать этот «срок». Пусть будет трудно, но я сэкономлю время. Если там есть ускоренные или дополнительные курсы, я буду их посещать.       — Один год, — задумчиво произнес отец. Подумав ещё с минуту он наконец нехотя произнес — Ладно, но будь осторожен. Конкуренция — главный двигатель школы в тех краях. Румынский и немецкий ты уже знаешь, гувернантка зря не теряла времени, — подытожил он. — Тогда иди, ты свободен на сегодня. Завтра же я буду ждать тебя в это же время для занятий оклюменцией.       — Хорошо, отец.       Как можно скорее я вышел из кабинета и быстрым шагом направился в свою комнату. А в голове кружился рой мыслей — что если меня там доконают? Четвертое подразделение действительно страшное место. А климат?       Дурмстранг был весьма суровым учебным заведением, и в основе школы действительно лежала конкуренция. Теория Дарвина во всей красе. Двигатель сего механизма — борьба за место в подразделение "Эрстэр". У меня не будет шанса туда попасть, но мне и не надо.       Из того, что было известно о Дурмстранге, это то, что школа располагалась примерно на севере Европы. Точное расположение не указывается ни в одной из книг. Они очень тщательно скрывают от остальных локацию и вообще всю информацию о своем учебном заведении. Однако некоторые данные все же были.       Существуют три факультета в школе Севера. Это Фламма, Гласиас и Венери. И четыре подразделения. Эрстер, Цвайтер, Дриттер и Фиертер. Соответственно, переводятся с немецкого, как первый, второй, третий и четвертый. И по убыванию условия жизни и конкуренция между учениками становилась выше и тяжелее.       Поэтому я выбрал четвертое. Будет больше пользы. И отец это знал.       Отец. Он смог меня услышать. Он должен рассказать мне, почему я так загружен, почему я должен пахать в разы́ больше, чем остальные дети. Да и вообще, почему я?       Только год.       Он пройдет быстро.       Гермиона.       Мне больше не представится возможность наблюдать за ней целый год. Но это все равно победа, ведь отец мог бы насильно отправить меня на север, как на ссылку. Все будет хорошо.       Я справлюсь.       Всегда справлялся.       И я увижу ее снова.