***
Каникулы закончились, и начались занятия. Первым было зельеварение. У дверей класса сбились в кучку Малфой, Крэбб с Гойлом и Пэнси Паркинсон со своими подружками. Одни слизеринцы. Они вместе что-то разглядывали и громко смеялись. Нотт стоял поодаль, прислонившись к стене, читая какую-то книжку в черном переплете, хмуря темные брови. Выглядел он отрешённо, но мне показалось, что он был не в духе. Из кармана его мантии висел связанный мною шарф. Он носит его с собой. Пэнси высунулась из-за толстого плеча Гойла и задорно глянула на меня, Гарри и Рона. — Глядите-ка, наши голубки идут! — хихикнула она, и кучка слизеринцев раступилась. У Пэнси в руках оказался журнал «Ведьмин Досуг», его они и читали. На обложке красовалась какая-то кудрявая ведунья, что улыбалась во все тридцать три зуба и держала волшебную палочку над пирогом. — На-ка, Грейнджер, почитай, тебе понравится, — крикнула Пэнси и швырнула журнал мне. Я вздрогнула от неожиданности, но поймала. Дверь подвала распахнулась, показался Снегг и махнул нам, чтобы все заходили. Мы втроём устроились, как обычно, за последней партой. Снегг повернулся к доске, взял мел и принялся писать ингредиенты для нового зелья, а я украдкой раскрыла под партой журнал и стала листать. Статья, которую я искала, оказалась в середине журнала. Гарри и Рон наклонились поближе. Сверху страницы была цветная фотография Гарри, а под ней шла коротенькая заметка, озаглавленная «Разбитое сердце Гарри Поттера». Она гласила: "Гарри Поттер мальчик необыкновенный, но, как и все мальчики его возраста, испытывает муки юности. Рано потерявший родителей и лишённый родительской любви, он думал, что обрёл утешение в своей школьной подруге Гермионе Грейнджер. Но догадывался ли он, что очень скоро ему придется перенести новый удар судьбы и новую утрату? Мисс Грейнджер родилась в семье магглов, это простая, но амбициозная девочка. Её тянет к знаменитостям, и одного Гарри Поттера ей мало. На Турнир Трех Волшебников в Хогвартс приехал Виктор Крам, ловец сборной Болгарии, триумфатор недавнего Чемпионата мира, и мисс Грейнджер тут же и его поймала в свои сети. Она его просто покорила, и он уже пригласил её на летние каникулы в Болгарию. — Я еще никогда ничего подобного к девушкам не чувствовал, — признается Виктор Крам. А непостоянная мисс Грейнджер продолжает играть чувствами обоих мальчиков. Трудно сказать, чем так привлекательна мисс Грейнджер. Нельзя сказать, чтобы она была красива, скорее всего, причина симпатий к ней двух несчастных мальчиков кроется в чем-то ином. — Она просто страшилище, — говорит о ней Пэнси Паркинсон, миловидная, привлекательная студентка четвертого курса. — Но она умна, и ей вполне по силам сварить приворотное зелье. В этом-то, я думаю, все и дело. Приворотные зелья запрещены в школе «Хогвартс», и Альбус Дамблдор, без сомнения, заинтересуется причиной успеха своей студентки. А доброжелателям Гарри Поттера остаётся только надеяться, что в следующий раз он отдаст свое сердце более достойной." — Ну, что я говорил? — прошептал Рон, глядя в журнал. — Я ведь предупреждал — не зли Риту Скитер. Вот полюбуйся — она из тебя какую-то… мирскую табакерку сделала! Удивленное выражение исчезло с моего лица, и я прыснула. — Мирскую табакерку? — трясясь от смеха, переспросила я, взглянув на Рона. — Так моя мама говорит, — пролепетал смущенно Рон и снова покраснел до ушей. — Что-то мало она намарала. Похоже, совсем разучилась сочинять, — сквозь тихий смех прошептала я и бросила журнал на незанятый стул. — Ну и чушь! Однако я метнула свой взгляд в сторону Нотта — он всё так же хмурился и толок скарабеев. Его непослушные волосы упали ему на лоб, а плотно сжатые губы говорили о том, что он явно чем-то недоволен, либо крайне сосредоточен. Затем поглядела на остальных слизеринцев, те таращились на нас с Гарри в надежде, что «голубки» смутятся и расстроятся. Вместо этого я ухмыльнулась, помахала им рукой и вместе с Гарри и Роном принялась доставать ингредиенты для зелья прибавления ума. — Странно все-таки, — задумчиво выдала я немного спустя, держа в одной руке ступку с сушеными скарабеями, а в другой — пестик, — и откуда Рита Скитер узнала? — Что узнала? — Рон резко развернулся ко мне. — Ты что, правда, варишь приворотное зелье? — Не говори глупостей! — я снова принялась толочь скарабеев. — Конечно, нет. А вот откуда она узнала, что Виктор Крам пригласил меня на летние каникулы? — моё лицо зарделось, и я отвернулась. — Как? — опешил Рон и со стуком уронил пестик. — Он меня пригласил сразу, как вытащил из озера. Вернул себе свою нормальную голову вместо акульей, мадам Помфри укутала нас одеялами, затем он отвел меня подальше от судей, чтобы они не слышали, и предложил, если у меня нет планов на лето, приехать… — И что ты ответила? — Рон взял с парты пестик и, пристально глядя на меня, совсем забыв про жуков в ступке, принялся толочь парту. — Он тогда, и вправду, сказал, что ничего подобного никогда не чувствовал, — я продолжила и покраснела, мне даже показалось, будто от меня идет ощутимый жар. — Но как она услышала? Ее, кажется, там не было… или была? Может, у нее мантия-невидимка, и она пробралась в Хогвартс поглядеть второе испытание? — Что ты ему ответила? — повторил вопрос Рон и с такой силой застучал по столу пестиком, что стол покрылся вмятинами. — Ну, мне тогда было не до него, я ждала вас с Гарри… Но не только Гарри был тогда у меня на уме. Там, на трибунах, стоял тот, кто почти не покидал моих мыслей, из-за которого я теряла голову и вела себя неадекватно. Пока мы разговаривали, Снегг подошёл и встал за нашими спинами. Я вздрогнула, услышав позади себя ледяной голос профессора. Мерлиновы подштанники, мне не следовало отвлекаться, теперь неприятности не избежать. — Ваша жизнь, мисс Грейнджер, без сомнения, полна любопытных событий, но не следует обсуждать её на моих уроках. Минус десять очков Гриффиндору. Весь класс глядел на нас. Кроме Нотта. — А, так вы еще и журналы на уроках читаете! — прибавил Снегг и взял со стула злосчастный «Ведьмин Досуг». — Ещё минус десять очков Гриффиндору. Ах, ну, конечно, — Снегг увидел статью Скитер, и у него заблестели глаза. — Поттеру и дня не прожить без газетных вырезок о собственной персоне, — Слизеринцы загоготали, Снегг угрожающе улыбнулся. — Пожалуй, лучше будет вас троих рассадить, а то вы больше заняты своими любовными похождениями, а не зельями. Вы, Уизли, останетесь здесь. Мисс Грейнджер сядет вон там, с мисс Паркинсон. А Поттер передо мной, за первой партой. Ну, живее! О Мерлинова борода, только не Паркинсон! Я встала, собрала свои принадлежности и ингредиенты, перебралась к Пэнси, и плюхнулась на стул рядом с ней. — Привет, дражайшая подружка!— она явно была рада такому повороту. — Как раз хотела с тобой поболтать. — Чего тебе, Паркинсон? — раздражённо проворчала я, снова раскладывая ингредиенты на стол. — Если ты используешь любовное зелье на нашем факультете, я обещаю, что тебе это с рук не сойдёт, — она подмигнула мне. — Поняла, зануда? — Во-первых, ты прекрасно знаешь, что у меня нет любовного зелья. Во-вторых, за каким драклом мне сдались твои слизеринцы? — А я не именно зелье имела в виду. Я не упомянула Скитер про одного из нас, чтобы не запачкать его имя, а ты, будь добра, держи свою обаятельную задницу подальше от нас. Вот и все дела. — Мило, что ты считаешь мою задницу обаятельной, — задорно отметила я. — Но о ком ты вообще? — А это не имеет значения. Ты не достойна его. Ты даже мизинца его не стоишь. Твоя грязная кровь запачкает его имя так, что не отмыть. А теперь молчи и вари своё варево. — Это ты со мной заговорила — прошипела я, но всё равно взялась за работу. Спорить с кем-то и выяснять отношения совсем не хотелось. Ее подозрения были абсурдными, такими же абсурдными как строчки журнала "Ведьмин Досуг". Всё это полный бред, и даже анализировать всё сказанное ею не было смысла. "А как же Нотт?" — подкинуло мне подсознание. — "Ты ведь задавалась вопросом, почему он ведёт себя именно так, а не иначе?" От этих мыслей хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, но от себя не спрячешься. Это всё неправда. Всё ложь.***
После урока по зельеварению на выходе из кабинета в коридор, я поймал за руку Кудряшку, заставив её остановиться. Из аудитории выходили последние ученики, и остались только мы вдвоем. Она в изумлении подняла свои брови, уставившись на меня во все глаза. — Грейнджер, на пару слов. — Её шоколадный взгляд скользнул по мне, но затем она отвернулась в сторону, избегая зрительного контакта. — Что сказала тебе Пэнси? — выпалил я. — Глупости, Нотт. Как и всегда. Она не смотрела на меня. — А то, что было в журнале, там есть хоть доля правды? Она разозлилась, теперь смотрела мне в грудь. — Даже если да, это никого не касается, кроме меня. Но я никого не спаиваю зельем! И я не обязана оправдываться перед тобой. — Но ты оправдываешься, — прищурившись, я ехидно улыбнулся. — Я...— она тряхнула головой, кудри красиво зашевелились выпустив на волю пьянящий аромат сиреней. — Слушай, Нотт, отстань. — Ты мне должна. Помнишь? Она громко выдохнула, откинув голову назад, подняла тетрадь ко лбу, прикрыв веки. Затем, наконец, угрожающе взглянула на меня своими огромными глазами, сверкающими опасностью, словно тигрица, которой мешает напасть только решетка, отделяющая её от меня. — Ну и? — огрызнулась она. — Ты такая душка, когда злишься. Ты в курсе? — я видел, что она была готова меня убить. — Говори, Нотт, покончим уже с этим. Ох, милая моя, если бы это было возможно, я бы никогда это не заканчивал. — Почему ты всегда груба со мной? Я давал повод? — спросил я, сделав невинное лицо, и глубоко заглянул в её шоколадные омуты. Она опешила, видимо, поняла, наконец что это правда — повода, как такового, не было. — Нет, не давал, — спокойно пробурчала она и так по-детски посмотрела на кончики своих туфель. — Вот и славно... Гермиона Грейнджер, — я встал ближе к ней, но она не отступила ни на дюйм. — В обмен на оказанную мною помощь я прошу тебя лишь об одном, — моё лицо из игриво расслабленного перешло в предельно серьёзное, — не уезжай на лето к Виктору Краму. Она застыла. Подняла на меня два черных зрачка, засасывающих меня в небытие, точно чёрные дыры в космосе, поглощающие звёзды и саму космическую материю, перенося далеко в другое измерение, в иное неизвестное пространство и время. — Почему? — неуверенно вышло из её уст. Я чуть наклонил голову и рискнул приблизиться к ней ещё чуть-чуть. Она теперь смотрела мне в губы и так соблазнительно выдыхала сладкий воздух из своей прелестной груди, что я с благоговением попробовал вдохнуть тот воздух, которым она дышит, вбирая в себя блаженный аромат весенних цветов, однако тщетно — я забыл, как нужно дышать. Я заглянул в её приоткрытый ротик — манящие, сочные губы не моей Кудряшки убивали меня своей недоступностью. Я приблизился ещё на пару сантиметров; её дразнящие, мягкие, трепещущие губки были так близко. Всего один дюйм, и я могу коснуться её уст, и, наверняка, это будет лучшим решением в моей жизни. — Почему, Тео? — её робкий вопрос был громом среди ясного неба. Я отступил назад. Расстояние оказалось раздражающим и ощутимо скребло душу, после столь восхитительной и головокружительной близости. Ещё рано. — Не задавай вопросов, Грейнджер. Так я могу рассчитывать на тебя? Её чувственные губы дрогнули. Она ничего не ответила, только грустный взгляд её чарующих глаз и медленное отступление. Она отошла на пару шагов назад, не опуская милых мне глаз. И ушла. Ничего не ответив. Пока она ускоренным шагом убегала от меня по темному коридору подземелий, я обещал себе, бросив на волю судьбы это решение, что если она повернётся, или хотя бы остановится — я догоню её и, наконец, признаюсь во всем, заключу в объятия, впившись в неё долгожданным, вожделенным поцелуем. Она не остановилась, не повернулась. Не судьба. Не время.***
Я держал в руках письмо от отца, сообщающий о том, что он ждёт меня в Нотт-мэноре, и я должен скорее приехать домой. Тёмный лорд возродился. Все стояли на дыбах из-за этой новости, как Пожиратели так и министерство. Заваруха после третьего испытания в лабиринте не унималась в школе. Труп Седрика Диггори лежал на обозрении всех зрителей — были крики, вопли и ядовитый страх витали в воздухе. Поттер был не в себе, не отпускал застывшее тело хафлпафца, пока Дамблдор не успокоил его. Речь Дамблдора встревожила абсолютно всех, но самое глупое, что могло произойти, это то, что Министр Магии, будучи во плоти на испытании, выслушав Поттера и поймав Крауча младшего, ничего не понял и стал отрицать очевидные факты. Но меня не так волновало министерство, как веление отца поскорее вернуться домой. Это означало, что произошло что-то крайне важное. После того, как были решены все формальности по моему скорому возвращению из школы, я оказался в Хогсмиде, откуда меня портключом доставили к отцу. И вот я у ворот своего дома. Он выглядел мрачнее обычного. Я поднялся прямиком к отцу, бросив вещи у входа. Постучал и получил сиюминутное приглашение войти. Мне предстал все тот же кабинет, но отец с трудом опирался об спинку кресла, схватившись за предплечье. Его измождённое, землистого цвета лицо было искажено от боли. Я скорее бросился к нему — Отец, что случилось?! Это Темный Лорд? Что я могу сделать? — мои глаза бегали в поисках решения проблемы. Я быстро смекнул, что могло вызвать эту боль и уже искал выход из ситуации. — Сын, всё что я мог сделать, я уже сделал. Боль не пройдёт. Ты лучше сядь. Времени мало. — Может, я всё же попробую? — перебил я. Он не ответил. Лишь прошипел от нового приступа боли. Я быстро перебирал в памяти всё, что связано с этим видом боли. Вспомнил заклинание из целительства, которое могло бы сработать именно с этой болью, источником которого, наверняка, была сильная темная магия, и целью которого было бы наказание. Я быстро прошептал пару заклинаний, направив палочку прямо на чёрную метку, дотронувшись до головы змеи, изображённой на предплечье, кончиком своей палочки. Прошло пару секунд, как вдруг послышался пронизывающий слух, скребущий, громкий звук прямо из кожи руки отца. Я магией вытащил что-то похожее на червя, извивающегося в агонии и являющийся источником этого жуткого звука. Отец сильно морщился от боли и, кажется, тоже закричал, но мне было не слышно из-за рева этой твари. Полностью вытащив его я призвал другой рукой склянку и закупорил эту дрянь, предварительно оглушив. Наступила звенящая тишина. Вдруг отец вздохнул с облегчением и медленно выдохнул. Я посмотрел на него. Его удивлённые глаза внимательно рассматривали меня. — Не зря ты корпел над книжками столько лет, Теодор. Ты молодец. Спасибо. Я лишь кивнул. Долгожданное одобрение, которого я ждал, померкло на фоне происходящего. Было совсем не до этого. — Теперь ты можешь рассказать, что случилось? — с беспокойством спросил я и аккуратно наложил пару защитных заклинаний на склянку с кричащей тварью, а затем поставил ее на самую дальнюю полочку. — Темный Лорд возродился. Он созвал нас всех через метки. Там был мальчишка Поттер. Я думал вот оно — логическое завершение, но этот мальчик оказался проворным малым. Да и вообще там творилась такая чертовщина... После всего, что случилось, Повелитель покарал нас всех. Поэтому боль до сих пор не отступала — это было его наказанием. А то, что ты сейчас сделал, может сделать далеко не каждый. Я бы и не догадался... Но это сейчас не так важно, важно то, что пришло время тебе всё узнать и как можно быстрее, времени мало. Он незамедлительно призвал с помощью палочки каменный сосуд, напоминающий чашу, опоясанную по краю резными письменами и символами. Он был спрятан в скрытом от глаз посторонних шкафу. Сосуд порхал в воздухе и завораживающе медленно сверкал синим цветом. От содержимого чаши исходило яркое серебристое свечение. Ничего подобного я никогда не видел, даже не мог понять, жидкость это или газ. Вещество непрерывно двигалось: то его поверхность морщила рябь, как воду — дуновение ветра, то пробегали круги, завихрения. Что это — сжиженный свет или газ, ставший студенистым телом? Магия. Любопытство брало своё, и предвкушение новых знаний захватывало меня с головой. — Это "Омут памяти" , чрезвычайно редкий артефакт. Через него ты увидишь всё, что тебе нужно, через мои воспоминания. И я буду рядом. Ты можешь спрашивать меня, если возникнут вопросы. Я кивнул отцу и нетерпеливо стал крутить в руке палочку. Отец направил свою палочку себе в висок и словно вытягивал из головы серебристую, мерцающую нить, аккуратно вложив ее в амфору. — Нужно окунуть лицо в чашу, — медленно проговорил отец, наблюдая за каждым моим движением. Я подступил к каменной чаше и послушно нагнулся, окунув лицо в воспоминания. Меня охватило чувство падения в пустоту, затем в почти непроглядной темноте я опустился на мраморный пол нашего дома. Только это не тот дом, который я знаю сейчас. Тут не было места унынию, щемящему одиночеству и мраку. Только радость в чистейшем его виде.