Сакраменто

      — Блейз, из-за тебя меня снова начнут заваливать наказаниями подонки Кэрроу! Хватит за мной ходить, а? — Чуть ли не умоляет девушка. — Или тебе этого хочется? Если ты так горишь желанием мне помочь, то сделай что-нибудь полезное для школы и его учеников в это ужасное время! Защити их от Снейпа, Кэрроу или от Таддеуса Нотта! Этот психопат держит в страхе всю школу похуже, чем чёртовы Пожиратели вместе взятые.       — Ты не понимаешь, сделать ничего нельзя…— Блейз догонял ее в коридоре восьмого этажа после последних занятий. Все шли прямиком в свои дортуары.       Никто уже не мог свободно общаться и идти куда заблагорассудится из-за тотального контроля Снейпа, потому эти двое сильно рисковали, задерживаясь.       — Значит, ты просто трус, — пожала плечами девушка.       — Джиневра, просто послушай меня. Я знаю, что ты задумала что-то. Лучше оставь это. Я не могу уследить за каждой твоей выходкой!       — А я просила тебя об этом? — Улыбнулась гриффиндорка. — Не припоминаю.       — Дурная, я о тебе забочусь! — Парень встал напротив нее, перегородив ей путь.       — Зачем? Хм? —Пожала плечами девушка, отчаянно жестикулируя руками. — Что тебе за это будет? Думаешь, раз Гарри далеко, то можно приставать ко мне? — Девичий голос ломался, светло-зеленый взгляд бушевал ненавистью, но не конкретно к Блейзу, а к ситуации в целом. Когда она всё же остановилась и позволила ему заглянуть себе в глаза, Блейз заметил проблески отчаяния и потерянности сквозь боль и лютую озлобленность.       — Ты ведь знаешь, что это не так, — спокойный тон мулата только сильнее раздражал ее.       Она продолжила, но казалось, что больше обращалась не к нему, а к самой себе:       — У нас с ним всё будет хорошо. Мы расстались, потому что так было нужно, он должен был… У него не было выхода, — жестко закончила Уизли. — Мы… мы ещё… — она начала запинаться, собираясь с мыслями, но затем резко и пылко заявила: — Я его ещё увижу, ясно тебе?       Но голос уже дрожал.       У храброй гриффиндорки по необъяснимым причинам где-то внутри срывался механизм самоконтроля, когда рядом появлялся Блейз. Она становилась уязвимой, но не боялась показывать ему обратную сторону своей личности. Видимо, Джинни чувствовала, что с ним можно побыть и такой — жалкой, немощной, слабой — он не осудит.       У нее начиналась истерика. Всё это время она ни разу не упоминала Гарри, обходила мысли о нём стороной и старалась жить здесь и сейчас, принося хоть какую-то пользу. Отвлекалась, облегчая жизнь остальным. Это работало.       До сего момента.       Джинни стало трудно дышать, слезы текли ручьем, она давилась ими, хотела что-то сказать, но из сдавленного горла вылетали только обрывки фраз и мычащие гласные.       Она сдалась в этот момент.       Пусковым механизмом могло быть что угодно и это могло произойти когда угодно, она бы с трудом как-нибудь, но успокоилась. Однако произошло это именно сейчас. Она бесилась из-за этого, ей был невыносим сей факт, девушка ненавидела свою слабость перед ним.       Она ненавидела себя.       Да, Забини ей нравился, но это не входило в ее планы. Уизли этого не хотела: не хотела привязываться к нему, не хотела менять такого родного и любимого Гарри на страстного, пленительного и невероятно обаятельного Блейза.       И всё же Джинни здесь, с ним и никуда не уходит.       Блейз осторожно обнял ее, и Джинни совсем не сопротивлялась. Ей было плохо. Она устала. И именно в такие моменты, когда теряешь контроль, ты совершаешь глупости. По крайней мере, Джинни позже считала, что сглупила, когда потянулась к Блейзу на носочках с отчаянным поцелуем, что был ей так необходим. Живительный глоток запретного безумия.       Ей было так одиноко.       Слишком долго.       Но вдруг стало так хорошо.       Их губы сомкнулись в умопомрачительном и жадном поцелуе. Джинни исступленно хваталась за широкие плечи Блейза, и пьянящее ощущение вседозволенности затмило оставшееся благоразумие.       Блейз тяжело вбирая горячий воздух в лёгкие, оторвал ее от себя и пытался что-то сказать, но слова доходили до нее обрывками фраз похожих на:       —… ты уязвима… неправильно…       На что девушка нетерпеливо прошептала:       — Забини, хоть раз, просто заткнись…       Накал страстей увеличивался и шумно выдохнув, Джинни удачно вспомнила про Выручай-комнату. Дверь появилась прямо за спиной парня, и она толкнула его через проем в небольшую комнату, заваленную мебелью. Она надвигалась на мулата и, толкнув того в стену, нетерпеливо сняла с себя мантию.       При виде его самодовольного выражения лица Джинни вскидывает бровь, наклоняется и очерчивает языком контур его рта — и усмешка Блейза моментально пропадает. Забини снова вовлекает девушку в поцелуй. Он на мгновение отодвигается, снова хочет что-то сказать, но передумывает. На долю секунды выражение лица мулата меняется, будто его мучают сомнения, но он всё же уверенно подаётся вперёд и властно целует её.       Долой порядочность. Кому она нужна?       Его ладони, едва касаясь, скользят по её бокам — осторожные движения отдаются мурашками по спине. Джинни целует его в ответ. Его пальцы слишком медленно двигаются по женскому телу, но наконец, впиваются в её бёдра, словно Блейз не смог справиться с соблазном.       Ей хочется кричать: если бы они оба могли с собой совладать, ничего этого не было.       Блейз прижимается ближе и рвано дышит ей в шею, принимается оставлять жгучий след влажными губами, спускаясь ниже. Его ловкие пальцы разрывают пуговицы ее блузки одним движением, и те с громким звоном разлетаются по каменному полу, пока его ладони скользят по ее плечам, груди, животу, бедрам. Рот прокладывает по её телу горячую дорожку. Выгнувшись, Джинни стонет — Блейз облизывает губы и тут же снова возвращается к изучению ложбинки между её грудей.       Его рука на её бедре сжимается, ползет вниз, и глаза Джинни округляются — она чувствует его палец там, под юбкой, где, по её представлениям, мужским пальцам совсем не место, и румянец расползается по ее и без того горячей коже.       Палец никуда не исчезает, и Джинни уже немного сомневается, что зря пошла на это, но тут его язык и губы обрушиваются на её сосок, а два длинных пальца проникают внутрь, и девушка забывает о своём негодовании.       Ее спина изгибается, и из горла вырывается странный гортанный звук. Ей кажется, будто Блейз повсюду, и, не понимая, как правильно двигаться, она издаёт такие всхлипы, воспоминания о которых будут смущать ее ещё долго.       Мулат убирает руку, и Джинни недовольно хмурится. Её собственные руки трясутся. Он приподнимает ее за ягодицы, и девушка обхватывает Блейза бедрами, теперь оказавшись на нем, пока он стоит, глядя на нее снизу вверх.       Почувствовав, как дрожат собственные ноги, она опускает подбородок и на мгновение встречается взглядом с Блейзом.       Впрочем, уже в следующую секунду он переводит глаза на стену за её плечом. Одной рукой парень расстегивает ширинку, вытаскивая набухший член, другой обнимает её за талию. Затем отодвигает пальцем ее нижнее белье, упирается головкой в нежные складочки и рывком входит в нее, одновременно с этим опуская Джинни на себя.       Девушка вздрогнула: от этих ощущений из лёгких вылетает весь кислород. Она никогда не думала, что может быть настолько приятно с этим заносчивым и самовлюбленным засранцем, что сводил ее с ума, действуя на нервы, заставляя думать о нём против ее же воли, с того самого момента, как впервые поцеловал в кабинете у директора.       Блейз уверенно удерживает ее за бедра, и теперь вдавливает ее тело в стену. Джинни впивается для равновесия в его плечо, прижимается щекой к его макушке и дышит слизеринцу прямо в ухо. Она чувствует на своей ключице его язык, а потом и зубы — Блейз начинает двигаться резче и быстрее. Она выстанывает его имя, упирается пятками в его ягодицы, царапает ногтями лопатки и забывает обо всём, когда ее накрывает оргазм, заставляя теряться в блаженных конвульсиях.       Он заставил кончить ее дважды, после чего с глухим звуком кончает вместе с ней в ее третий раз, и теперь оба жадно глотают воздух.       Было потрясающе.       Просто фантастично.       Парень нежно целует ее в губы, осторожно вытащив член, укладывает девушку на пол, расположившись рядом. Горячие тела лежали на холодном полу, понемногу остывая и приходя в себя.       Прошло какое-то время перед тем, как Джинни растерянно заявила:       — Это ничего не значит.       — Хорошо, — бесстрастно бросил Блейз.       Но для Джинни это значило всё.       Она предала своего Гарри. И как она посмотрит ему теперь в глаза? Если вообще представится такая возможность. А если нет? Неужели она никогда не сможет извиниться за этот поступок?       И злость вспыхнула с новой силой.       Это он оставил ее.       Оставил одну в этом ужасном месте.       Она была уязвима, и позволила себе эту глупость.       Такую приятную глупость.       Джинни хотела бы сказать, что жалеет об этом.       Но это было не так.       Чистейшая ложь.       Случилось то, что случилось.       Но в этот момент она чувствовала себя собой.       Впервые за долгое время ей стало спокойно.       Блейз не переставал гладить ее руки, вырисовывая непонятные узоры по белоснежной коже, каждый сантиметр которой окропили веснушки.       Будто выписывал на ней какие-то руны, заколдовывая, привязывая к себе ещё больше.       — Блейз.       — Джинни?       — Почему ты просто не оставишь меня? Я только делаю тебе больно.       Блейз на мгновение остановил движение пальцев, затем продолжил нежные касания, осторожно подбирая слова.       — Потому что люблю тебя. Твою бешеную энергию, невероятную красоту, хитрый ум и смелость. Для меня ты совершенна во всем. И я ничего не могу с собой поделать. Поверь, я старался не думать о тебе, когда ты начала встречаться с Поттером, но забыть… Он позволил тебе остаться одной, а значит, не достоин тебя, — подвел итог Блейз. — Я бы никогда так не поступил, уж слишком я эгоистичен.       Наступила мертвая тишина. Уютное молчание длилось бы долго, но оно было прервано неожиданным заявлением Джинни:       — Ты слишком хорош для меня.       Он устремил светло-карий взгляд в зелёные омуты девушки и захохотал:       — Ты должно быть бредишь после секса. Либо у меня волшебный член.       — Дурак, — закатила гриффиндорка глаза.       — Надо чаще трахаться, милая, — подмигнул мулат. — Глядишь, ты еще какой-нибудь комплимент мне сделаешь, — весело закончил парень.       Джинни вопреки сложившимся привычкам не стала возмущаться, только ещё больше погрузилась в себя. Притянув к себе Блейза за затылок, она поцеловала его так чувственно и медленно, будто прощалась с ним.       Ему этот жест совсем не понравился. Этим поцелуем Джинни втянула его в некую пучину грусти. Блейз нахмурился и отстранился.       — Что такое? — Спрашивает он.       — Это был в первый и последний раз, — Джинни обозначила границу. Ещё раз легко поцеловав его в губы, она поднялась с пола, поспешно оделась, стараясь не смотреть в его сторону, и покинула Выручай-комнату.       А Блейз ничего не мог ей сказать.       Или сделать.       Он был уверен, что Джиневра Уизли всё равно сделает всё по-своему. Она не стала бы его слушать. Он уже давно это понял. Сколько бы Забини не старался ее заполучить, эта девушка всегда его отвергала. И сейчас Джинни снова сделала только хуже тем, что переспала с ним. Заставила узнать, насколько близко было счастье и как далеко оказалось теперь.       Она недосягаема.       Оно недосягаемо.       Нет, он не сдастся.       Он будет рядом с ней всегда, пытаться снова и снова завоевать ее. Однако было кристально ясно, что он для нее на втором месте. После этого святого Поттера.       Не известно, изменится ли это. Но то, что она не оставит Избранного, было неоспоримо.       Джинни больше не разговаривала с ним и старалась обходить стороной, как последняя трусиха, и это ее сильно раздражало.       Он же продолжал молча ее прикрывать, не смотря на то, что ему было больно осознавать, насколько мало он для нее значит.       Иногда действительно лучше отпустить, начать новую жизнь с другим человеком.       Забыть.       Наконец нормально зажить.       Люди так и делают.       Они оба это знали.       Читали об этом.       Но кто сказал, что всем это удается?

***

      Времени очень мало. Надо торопиться.       Бежать.       Теодор, ты не сможешь спасти всех. Это невозможно.       Я все знал, но должен был постараться.       И я бежал.       Весь мокрый до нитки под грозовым ливнем, характерным только в раннюю весну. Дождевая вода неприятно раздражала кожу, оставляя за стекающей дорожкой противное ощущение холода, которое и без того меня давно поглотило с головой.       Я хочу тепла. Мне так давно не было тепло. Я не ощущал его с тех пор, как Гермиона забрала его с собой.       Почти год назад.       Под обличием двенадцатилетнего курносого мальчишки я бежал со всех ног до выхода из границ аппарации. Брызги грязной воды глубоких луж окропили всю одежду и все из-за треклятого дождя, что длился больше месяца. Никто не станет обращать внимания на чумазого сына поставщика продовольствий, облик которого я принял, даже если он будет метаться от одного дома к другому. Обычно лорды и представители высшего общества редко заглядываются на простофилей. Еще и в такую погоду, когда свирепый холодный ветер пронизывал даже кости, замораживая в них мозг.       Вот тебе и март.       Надо скорее предупредить Орден, времени оставалось мало.       Я задыхался от бега.       Да, курение все же влияло на легкие. Хотя волшебникам это не грозило, но в моем случае, когда выкуриваешь по сигарете каждую половину часа, это дело все же оставляло свой след. Однако я тешил себя мыслью о том, что в скором времени найду Гермиону. Вот тогда и брошу свои вредные сигареты.       Переходя наконец черту барьера, я скрылся за массивным деревом, и из окрестностей графства Дерби оказался в Хогсмиде всего за пару секунд. Заблаговременно зная, что здесь используют сигнализацию, чтобы поймать Поттера в случае его безрассудства явиться сюда, я отключил ее, стоило только моей ноге ступить на промозглую землю деревни.       Глубокой ночью раздался мой нетерпеливый стук в дверь Кабаньей головы, и точная копия Дамблдора встретила меня у порога.       До призрачных мурашек по телу.       — Чего тебе, мальчишка? — Проворчал старик.       — Это я, — сквозь прерывистое дыхание раздался мой хриплый голос.       Незаметно, в случае если по близости были наблюдатели, стараясь не выдавать себя, показал подвеску в виде золотого феникса. Ее могли видеть только члены Ордена — для остальных это была обычная цепочка без какой-либо другой детали. Мне ее передал Альбус Дамблдор, а точнее, прислал в запечатанном конверте незадолго до своей смерти, коротко описав ее предназначение.       Тем временем Аберфорт Дамблдор округлил глаза в удивлении, но секундой спустя прищурился, оглядевшись по сторонам.       — Заходи, — буркнул он.       Я поспешно вошел в теплое, пыльное заведение, где не было ни души в такое позднее время, и сразу заговорил:       — Очень важно, чтобы вы передали остальным членам Ордена и как можно скорее, что сегодня будет засада. Орден должен собираться в любом другом месте, но только не в старом доме Люпина. Кроме того, источник радиовещания был обнаружен, пусть эти остолопы сидят тихо. Живее будут. Я буду участвовать в сегодняшней операции по захвату членов ордена у дома Люпина. Не могу обещать ничего о жертвах, впрочем, как и всегда.       — Твой брат будет присутствовать?       — Конечно, — я закатил глаза. — Он не упустит возможности пролить побольше крови. Только ради этого он и живет.       — По мясорубке на Йоркшире это было видно. Тем не менее, Орден благодарит тебя, что спас тех парней.       — Я их не спасал. Я их усыпил на пару месяцев, чтобы не высовывались и не создавали мне проблем.       Морщинистое лицо Аберфорта искривилось в полуулыбке, которая ему совсем не шла. Он всегда был угрюмым, и я уже привык к этому.       — Ты молодец, парень. Однако я должен тебя предупредить. Твой брат становится проблемой, и ты же понимаешь что его надо… — он пытался подобрать подходящее слово, но затем тряхнул сединой и сморщившись выговорил: — Ликвидировать. Не должен был я тебе этого говорить, но я обязан тебе жизнью и знаю, что ты не станешь глупить. Считаю, ты имеешь право это знать.       Я вздохнул.       Да, Таддеус переходил все черты. Вначале мне казалось, что можно что-то исправить, но его злодеяния заставляли волосы вставать дыбом. Становилось не по себе, когда я видел, что он делает с людьми, которым не посчастливилось оказаться на другой стороне войны.       Я прекрасно понимал, что Таддеус не виноват в том, кем он стал. И всеми силами пытался раскрыть в нем лучшее, однако он сломлен, и иногда бывает так, что сломанное не поддается починке даже в мире волшебников.       Что же насчет Пэнси, то она знала, что он не совсем нормальный. Но я видел, как горели ее глаза, когда она была с ним. Таддеус ей нравился.       Однако Пэнси не видела то, что замечал я, и не понимала насколько он может быть жестоким.       У Таддеуса хватило ума не показывать ей свою жестокость и неуравновешенность.       Больше всего меня убивает то, что происходит с ним ночью: я слышу его крики через стены. Помню его страдания, когда он позволил мне заглянуть в его разум.       И я ничего не мог поделать.       Ничего с его жизнью.       Смерть — единственный подарок, который я могу ему позволить.       — Да, понимаю. — мой голос оставался ровным. — Но не трогайте Таддеуса. Ордену не победить его. Это могу сделать только я.       — Слишком самоуверенно, не считаешь? — Серебристые брови изогнулись.       Я фыркнул в ответ.       Ах, если бы.       — Мне нужно скорее возвращаться, иначе меня начнут искать и проблем будет не избежать.       — Беги, парень.       Я лишь кивнул на это и вылетел пулей из кабака. Действие оборотного зелья уже спадало, а мне надо успеть переместиться в Нотт-мэнор, после — на миссию, а я уже выдохся из-за больших скачков аппарации.       Еще пару скачков и я оказался дома. Весь мокрый и уставший. Надо бы выпить что-нибудь из зелий. В последнее время только на зельях и держусь. Не знаю, надолго ли меня хватит.       По потайным ходам старался незаметно дойти до своих покоев.       Наверное «удача» — это не мое, ведь у входа в свою комнату я наткнулся на Таддеуса. Он выглядел счастливым. Хоть кому-то хорошо.       — Э-ге-гей, братец! Сегодня важный день! А… — он оглядел меня снизу вверх и поднял в изумлении черные брови. — Ты весь в грязи.       — Да решил прогуляться с утра, как раньше делал, да только в грязь упал. Сейчас соберусь, дай мне минуту.       — Я думал, ты спишь у себя, — он нахмурился.       — Говорю же, вышел прогуляться. Не мог уснуть, — пытаясь придать себе беззаботный вид, я улыбнулся и хотел уже пройти вперед, как Таддеус шагнул ко мне и схватил за плечо.       Только не это.       Мне было сложно скрывать от него свои мысли, эмоции. Он читал меня, как раскрытую книгу. Так же как и я. Надо его отвлечь.       Я убрал его руку и обратился к нему:       — Когда ты уже расскажешь Пэнси о том, куда пропадаешь? Она постоянно меня об этом спрашивает.       — Почему не спросит у меня? — Ровный голос брата еще больше заставлял нервничать.       — Девушки, — я демонстративно закатил глаза и вскинул руки. — Кто их поймет? — Наконец прошел мимо него к своей комнате. — Я приведу себя в порядок, Таддеус.       Закрыв за собой дверь, я прислонился головой к деревянному полотну и несколько раз неслышно бился об него лбом, поражаясь своей неосторожности.       Идиот, так тупо попасться!       Позволив себе просто замереть в таком положении на пару минут, я собрался с мыслями и успокоил взвинченные нервы. Затем рывком бросился к тумбе, где хранились все зелья. Выпив пару склянок всякой дряни, что помогали мне не съехать с катушек, я почувствовал себя лучше. Несколько взмахов палочки и заклинаний, черная мантия, серебряная маска в руке — и я уже выглядел, как подобало Пожирателю.       Только без метки.       Моему «Повелителю» было не до меня, и, Слава Мерлину, что он куда-то пропадал.       Спустившись в гостиную, обнаружил Таддеуса, лениво наблюдавшим за потрескивающим огнем в камине, лежа на спине со свисающей вниз головой на спинке дивана.       — Готов? — Не поворачиваясь выдохнул Таддеус. Шея его была открыта, кадык двигался, пока он говорил, сонная артерия отбивала ритм под натиском выталкиваемой крови из сердца — проклятого и измученного органа.       Прямо сейчас можно было рассечь ему сосуд и завершить его страдания.       Давай?       Давай!       Давай…       Нет!       Нет.       — Да, — отвечаю на выдохе.       Он вскочил на ноги и странно заглянул мне в глаза, наклонив голову.       Сумасшествие.       Или я уже становлюсь параноиком.       Ни слова больше не говоря, мы аппарировали одновременно, оказавшись у ворот Малфой-мэнора. Те, кто должны были участвовать, уже собрались. Мы подождали еще двоих Пожирателей и аппарировали близ двора Люпина.       Главный в этой операции Яксли жестом указал встать на позиции, и мы осторожно пробрались к дому. Сердце бешено билось, ведь эта миссия имела огромное значение: весь состав Ордена должен был быть здесь. Одним ударом мы бы уничтожили противников и тогда мешать нам никто бы не посмел. Каждый получил бы свое. Темный Лорд приказал всех убить на месте, но были определённые фигуры в Ордене Феникса, представляющие большое значение, которых надо было притащить за кишки в Малфой-мэнор, чтобы он мог допросить их сам, лично.       Ох нет, они бы не умерли. Есть много способов поддерживать жизнь со вспоротым животом, заставляя человека гнить заживо достаточно долго. Надо просто уметь это делать правильно.       И вот мы уже совсем близко, Яксли подал знак на наступление. Мы громко ворвались в дом, кидаясь заклинаниями. Взрывы, молнии и черный дым заполнил пространство вокруг.       Но ни одно из проклятий не достигло цели.       Было слишком тихо.       Мгла расступилась.       Цели как таковой и не оказалось.       Дом пуст.       Необитаем.       Я тихо вздохнул с облегчением.       Надо было видеть недоумение, а затем и бешеную ярость всех участников засады. Они досадно крушили все вокруг, бранились и свирепствовали.       В один момент Таддеус подозрительно взглянул на меня и нахмурился, глубоко задумавшись. Тогда я сделал вид, что зол, но мой близнец прекрасно чувствовал, что это не так.       И я был прав.       Из всех присутствующих только у него не было маски на голове. На его лице было все разборчиво написано.       — Возвращаемся! — Рявкнул старший Розье. Он был невероятно зол, у него отобрали возможность тряхнуть стариной.       Премерзкий тип, хуже него только Яксли. Бесило еще то, что он хвалил меня перед Темным Лордом, обращался со мной, как со своим сыном, которого потерял из-за Грюма. Я понимал его стремление, но не хотел заменять ему Эвана Розье. Насколько я знаю, тот был кровожаднее своего папаши.       Да, миссия оказалась провальной.       Утешало то, что Волан-де-Морт часто пропадал в последнее время, иначе объяснять ему этот конфуз было бы не очень приятно. Но без внимания мы бы не остались.       Такая оплошность ждала наказания.       Все разошлись. Мы с Таддеусом аппарировали в Нотт-мэнор.       Оказавшись в доме наедине, он тут же заговорил:       — Скажи мне, братец, на чьей ты стороне в конце-концов?       — Ты о чем? — Я с облегчением снял маску и стал расстегивать мантию.       Ненавижу эти атрибуты.       — Где ты был рано утром?       — Это допрос? — Устало убирая упавшие на лицо волосы, я выгнул бровь.— Кажется, я уже говорил, что делал. Ты мне не доверяешь?       — Не в этом случае, — он скрестил руки на груди и поднял голову выше. — Скажи мне, зачем ты предупредил Орден о засаде?       — Ты бредишь, — закатив глаза, я бросил злосчастную форму на стол.       — Нет, — качает брат головой. — Брежу я, конечно, часто, но это не тот случай. Мой разум чист, как стеклышко. А вот ты мне лжешь, — его уверенность перекрывала мне кислород. — Я это знаю, потому что чувствую. Тебе от меня ничего не скрыть, как не старайся. И ты прекрасно это знаешь.       Набрав в легкие воздуха, я подошел ближе, встал напротив него и только было раскрыл рот, чтобы возразить, как вдруг в комнату ворвался Малфой.       — Сукин ты сын, Теодор, я верил тебе! — Драко набросился на меня, схватив за ворот рубашки, и с глухим звуком прижал к стене. — Ублюдок, ты сказал мне, что она будет в безопасности! Ты меня, блять, заверил в этом!       — Какого хрена ты делаешь, Малфой? — Таддеус только было направил палочку на Драко, как я остановил его.       — Таддеус, все в порядке. Сейчас Малфой отпустит меня. Правда, Драко?       Тот пылал яростью, а взъерошенные волосы, раздувающиеся ноздри, прищуренные глаза придавали ему свирепый вид, но крепкие руки, сжимающие мою одежду медленно разжались, и он также медленно отошел от меня.       Таддеус недоуменно наблюдал за этой странной сценой, не понимая, что происходит. Тем не менее он не проронил ни слова, Слава Салазару.       — Нам надо поговорить, — процедил Малфой сквозь зубы.       Звон в ушах появился в то мгновение когда, я понял, о ком он.       Гермиона.       Что-то с ней случилось. Твою мать, что-то произошло.       Отыскав в себе силы, я обратился к брату:       — Таддеус, прошу тебя, оставь нас. Мы поговорим позже, обещаю, что отвечу на каждый твой вопрос абсолютно честно. Пожалуйста, Таддеус, это важно.       Он подозрительно прищурился, но не стал спорить, нехотя развернувшись, оставил нас наедине. Таддеус сделал это снова — уловил волны отчаяния, исходящие от меня в то мгновение.       Иначе бы он не ушел.       Ну, а я не мог оторвать взгляда от Драко. Он был взбешен, ярость хлестала через край:       — Повторю тебе твои же слова, Тео: «Я сам ее сберегу, не дам в обиду», — напряженный голос повышался с каждым словом на октаву выше. — Тогда скажи мне, блять, какого хрена она оказалась вчера в Малфой-мэноре?       Нет…       Нет, нет нет!       — Что с ней? — Сквозь туман до меня доносился собственный голос.       — Нотт, я тебя в клочья готов порва…       — Малфой, ответь ради Мерлина! Что с ней?! — Закричал я.       — Она сбежала со своими дружками.       Удавка, что стягивала горло сильнее и сильнее с момента, как Драко упомянул о ней, немного ослабла, и у меня получилось глотнуть немного воздуха.       — Она в порядке? — Мой нервный голос звучал словно издалека.       — Как думаешь, может ли кто-то быть в порядке после пыток Беллатрисы Лестрейндж?       В глазах потемнело. И тьма стала заволакивать сознание.       — Давай, Нотт, расскажи мне интересную историю, почему она не у тебя?       — Она оставила меня, — признался я. — Сбежала.       — И ты оказался настолько туп, чтобы дать ей одурачить себя?       — Драко, я не могу сейчас обсуждать это с тобой. Где она сейчас? Ты не знаешь?       Мысли забегали, мозг кипел от тяжелых мыслей — я чувствовал этот жар в голове.       — Нет, — качает он головой в ответ. — Никто не знает. Идиотка повела себя так же глупо, как год назад на Астрономической башне. Я все не понимал, как ты умудрился этого допустить. Оказалось, ты вообще ни разу не контролируешь ситуацию, — хмыкает он.       Что он сейчас сказал?       Год назад…       — Подожди, она была на Астрономической башне?       Я чего-то не знаю?       Какого хера я ничего не знаю?       Драко часто заморгал, и вдруг лицо его искривила страшная ухмылка, и он зло рассмеялся:       — Ты не знал, что в ту ночь убийства Дамблдора она сражалась с Пожирателями?       — Нет она говорила...— в голове всплыли порез на щеке, и то, как она торопилась и явно нервничала тогда. — … что сидела в дортуаре…       Очередной обман.       — Теодор, она обвела тебя вокруг пальца. Как можно было любить ее так слепо? Она чистейшей воды лгунья и манипулятор.       — Это неправда, — возражаю я.       Конечно же, правда! Сколько можно заниматься самообманом?       —Тогда почему ты не знал об этом, Тео? Как она смогла уйти от тебя? От такого осмотрительного и недоверчивого человека, как ты? Это крайне удивительно, не считаешь, Теодор?       — Заткнись, Драко, или клянусь Салазаровым наследием, я сам тебя заткну.       —Ты смешон.       Не правда.       Я жалок.       Комок истерзанных нервов не выдержал, и я бросил в него заклинание. Он громко ударился о стол, отлетев назад.       Драко тут же нанес ответный удар, который я отразил. Он уже стоял на ногах и безостановочно кидался проклятиями. В последний момент я успел использовать Инкарцеро, и тело друга обвилось веревками, палочка выпала из его руки, когда Драко с грохотом свалился на ковер.       — Сейчас совсем неподходящее время действовать мне на нервы, Драко. И так гадко, — бросил я, сжимая древко палочки так сильно, что она вот-вот могла сломаться.       — Все, что с ней случилось и случится в будущем — на твоей совести, Нотт, — выплюнул Драко, пытаясь сесть.       — Ты тоже хорош, упустил ее, когда она была у тебя!       — Хах! — Он с трудом поднял корпус и сел, оперевшись об ножки стола. — Думаешь, как она сбежала?       Я вздрогнул.       — Ты ей помог? — Я подошел ближе.       — В каком-то смысле да, — он странно фыркнул и улыбнулся, из его рассеченной губы потекла кровь.       — Расскажи все! — Я нетерпеливо наклонился к нему, протянув ему его же палочку. Он жадно схватил ее пальцами из-под веревок.       — Она сама тебе расскажет. А может и нет, — его улыбка становилась все шире и злораднее. — Все может быть, — он нес какую-то нескладицу, — но от меня ты ничего не дождешься, — Драко освободился из плена веревок, встал на ноги и, борясь с явным желанием убить меня на месте, все же покинул комнату.       Я ничего не сделал, чтобы его остановить.       А смысл?       Узнать о том, что произошло, легилименцией не получится, он хороший окклюмент. Веритасерум или Круцио? Извольте, он все еще мой друг, пусть и ведет себя, как осел. В любом случае Драко все равно не знает, куда они сбежали.       Мне же было главным найти Гермиону и уберечь.       Она появилась и снова упорхнула, повредив крылышки. Ведь Белатрисса любому оторвет с мясом крылья, дай только возможность.       Голова разболелась, ноги стали ватными, будто употребил продукцию близнецов Уизли. Надо что-то делать, мне нельзя терять самообладание.       Ничего фатального не случилось — именно так успокаивал я сам себя.       Гермиона по крайней мере жива.       Хоть какая-то новость.       Нельзя стоять на месте, надо скорее разобраться с Таддеусом, а потом я подумаю об остальном. Нужно спрятать обратно цепочку Дамблдора в комнате у мамы.       Скорее пересекнув Восточное крыло поместья, нашел нужную дверь, рывком отворил ее и увидел Таддеуса, вальяжно расположившегося на кресле с полупустой бутылкой огневиски в руке.       — Ну, рассказывай, что случилось, братец. Медленно закрыв за собой дверь, я только было начал:       — Понимаешь, Таддеус…       Я догадывался, что он ничего не поймет, но все же.       Но за мной внезапно ворвался в комнату отец.       Не вовремя.       Сердце до сих пор никак не переставало бешено биться с момента, как Драко сообщил о Грейнджер.       Это сильно мешало.       — Меня уведомили, что миссия провалена, что за чертовщина?! — Отец был раздражен, это задание должно было пройти безупречно, Темный Лорд рассчитывал на выполнение этой миссии, чтобы двигаться дальше. Провал означал для всех одно — Повелитель будет крайне недоволен и пострадают от его гнева все.       Разумеется, что отец нервничал.       — Спроси у Теодора, — фыркнул Таддеус, вставая с места. Он лениво кружил золотистую жидкость в бутылке. — Это ведь он предупредил Орден.       Надо было что-то ответить, но я был взвинчен, мозги превратились в кашу, а день был просто сумасшедший. Закрыв веки, я помассировал их пальцами, чтобы прогнать лишние мысли и собраться, но смог устало вымолвить только пару не совсем обнадеживающих слов.       — Это не так, Таддеус.       — Теодор? — Отец развернул меня за плечи к себе. — Это правда?       — Да нет же. Мерлин, оставьте меня в покое! — Я вырвался и попятился назад, схватившись за голову. Нервы, словно чертова резина, натягивались все сильнее, рискуя порваться к чертям собачьим. Появился звон в ушах.       — Какое бесчестие! — Таддеус раскинул руки в стороны и тоже терял контроль.       Мерлин, как же ощутимы его злость и бешенство — все его эмоции передавались мне, сливаясь со всем остальным, что бушевало сейчас в моей собственной душе.       А брат продолжал:       — Малфой прав: ты действительно смешон. Я все слышал, — улыбнулся он. — Вы с Драко не поделили девушку? Подозреваю, она не из наших рядов, раз Лестрейндж пыталась вправить ей мозги…       — Хватит! — Голова начала гудеть и раскалываться. Я терял самообладание. Каждое биение сердца отдавалось болезненным эхом в ушах.       — Теодор, откуда Таддеус это узнал? Что он еще знает, черт возьми?! — Отцовский голос срывался на рев.       Нет.       Он выдаст себя.       — Таддеус ничего не знает, — тут же выпалил я, не подумав.       Мой необдуманный ответ только усугубил положение.       Я почувствовал ветер, что перебрал мне волосы. Стало вдруг холодно, предметы вокруг задрожали, портрет матери отчаянно качал головой и пытался что-то сказать, но тщетно.       Все происходит слишком быстро.       Я теряю контроль над ситуацией. Все не так, мысли в тумане, воздух вокруг наэлектризовался. Чувствовалось, как надвигается неконтролируемая волна магической силы, источником которой был не только я.       Ярость.       Потерянность.       Полное отсутствие контроля.       Гребаный свист в ушах не исчезает, и я начинаю шагать по комнате, пытаясь окклюменцией затолкнуть всю произошедшую за сегодня дрянь куда подальше, но я слишком рассеян.       Некстати появляется домашний эльф:       — Беллатриса Лестрейндж здесь, господин.       Вишенка на торте!       Чистый хаос.       А свист становился лишь громче.       — Проклятье, Теодор что случилось? — Голос отца плохо доходил до меня. Туман в голове сгущался, вокруг нас с Таддеусом стали левитировать мелкие предметы, откуда-то снова подул ветер и закружил их вокруг нас.       Надо собраться с мыслями.       Бутылка огневиски полетела в стену, вдребезги разбившись на мелкие осколки, жидкость расплескалась по стене и по полу, его запах душил и еще больше контузил.       — Чего я не знаю? — Рев брата мало чем напоминал его собственный голос. Только что-то чудовищное могло издавать такие дьявольские звуки.       Мерлин, моя голова сейчас взорвется.       —Теодор.       —Теодор?       —Теодор!       Таддеус бросил в меня Конфундус, глаза его загорелись красным огнем.       Я пропал.       Все поплыло перед глазами, ориентировка в пространстве полностью пропала.       Как будто до этого было лучше.       Вдруг я почувствовал, как кто-то схватил меня за голову двумя руками и заглянул в глаза. Передо мной предстали красные пары глаз — Таддеус увидел все то, что ему нельзя было видеть.       За некой ширмой собственных воспоминаний я уловил голос отца, яростно кричащего и пытающегося что-то сделать, но вокруг нас образовалось подобие щита, и он не мог подойти.       Окклюменция оказалась бессильна. Это было что-то другое, оно не поддавалось обычным методам защиты разума. Иная связь, заложенная в наших ДНК. С этим я не знал, как бороться. Не имел никакого представления, как с этим быть.       И вот он листал меня, как раскрытую книгу, как когда-то позволил делать мне с ним. Только сейчас я не давал на это разрешения, он делал это через силу, жестоко и небрежно разрывая страницы, сотканные из воспоминаний.       В голове пронеслось все, что отец показал в Омуте памяти: о матери — как она боялась своего собственного сына и не хотела Таддеуса рядом, как говорила, что у нее есть только один Тео.       Увидел, как мы планировали его убийство, что только я могу это сделать.       Наши отношения с Гермионой, ее побег и боль, что она причинила.       Отец, который говорил, чтобы я угомонился, что Таддеуса не спасти.       Как я бежал в Хогсмид и говорил представителю Ордена о том, что мой брат только моя забота.       Он все увидел.       Все.       В комнате громом зазвучал бешеный смех.       Наш общий смех.       Общий голос.       Общая душа.       Но он разорвал эту связь, оставив меня опустошенным и задыхающимся, продолжая неистово и безумно хохотать:       — О-о, братец, — зловеще протянул Таддеус, — вот говорят, что ничего сильнее любви нет. Хах, глупцы! Трусость, глупость, ложь, гордыня и предательство, — он сделал особый акцент на последнем слове, — всегда сильнее любви.       — Таддеус, сын…       — Заткнись! Все, что вы говорили, было ложью! Все обман! — Таддеус неестественно засмеялся чужим глубоким голосом, от него исходили молнии, левитирующие предметы закружились быстрее, радужки глаз алели, теперь не было видно даже белков глаз. — Без врагов историю не сотворить, так ведь? Решили, что я ваш враг? Пожалуйста, я им буду!       Все произошло слишком быстро. Действие Конфундуса немного улетучилось, я нашел палочку и направил на Таддеуса. Вспышки зеленых молний, как с моей стороны, так и с его, разлетелись по комнате.       Одна из них попала на портрет матери, полотно загорелось, мама беззвучно закричала. Отец пытался вмешаться, но всего секунда, и следующая зеленая молния с палочки Таддеуса достигла отца перед тем, как он успел хоть что-то сделать.       Я замер.       Он тоже.       И взгляд его потух.       Синие глаза были устремлены на меня.       В то же мгновение я осознал, что больше никогда не буду под их пристальным взглядом.       Тело отца обмякло и с глухим звуком свалилось на пол.       Он мертв.       Кажется, я закричал.       Да, это был я.       Если бы не Беллатриса, которая зашла в этот момент, Таддеус не отвлекся и попал бы прямо в меня. Но я успел схватить тело отца и аппарировать. В момент аппарации я в последний раз бросил взгляд на портрет матери.       Она прощалась со мной с крупными слезами на глазах, за мгновение до того, как пламя поглотило медовые радужки глаз.       Больно.       Как же больно...       Все потеряно.       У меня больше ничего нет.       Никого не осталось.       Я оказался по-настоящему один.       Один.