***
Тьма. Кромешная тьма и ничего более. Как долго я был в ней, неизвестно. Но когда стал ощущать, как она отпускает меня, то отчетливо почувствовал неприятный влажный запах гнили. Попробовал открыть глаза, но темная пелена мешала рассмотреть все, что было передо мной. Когда же хотел дотянуться до глаз руками, что-то удержало меня на месте. Только спустя какое-то время до сознания дошло, что я крепко связан по рукам и ногам и привязан к стулу. Коснувшись пальцами об опору подо мной, я почувствовал прохладу железа. По телу пробежала дрожь. Наконец осознал, что на глазах повязка, и поэтому я ничего не вижу. Стало не по себе. Я был чертовски уязвим. Никогда такого не было. И теперь у меня не было страховки в виде брата. Даже думать о нем было все еще больно. «Значит, не так уж много времени прошло,» — решил я. Как только сознание прояснилось настолько, чтобы понять, что происходит, первым делом я вспомнил о том, что должен был найти Гермиону. В то же мгновение я попытался освободиться от веревок. Лязг ножек стула по полу громом отдался по комнате и по-видимому привлек внимание моего похитителя, так как я услышал тихие шаги. — Кто здесь? — Раздраженно прокричал я. — Немедленно освободите меня! — Тише-тише… Я замер. Мужской голос был отдаленно знакомым. — Кто вы? — Спокойнее произнес я, все еще пытаясь вырваться из пут. — Ты так похож на своего брата… Но ведь это только внешне. Если бы не цвет ваших глаз, вас было бы совсем не отличить. Только вот… В твои мне смотреть отвратно. — У вас нет имени, милейший? — Выплюнул я в ответ, злясь на то, что меня уже дважды проигнорировали. — Разумеется есть, мальчишка, — казалось, похитителя это все забавляло. — Так может соизволите представиться перед этим мальчишкой до того, как он вас прикончит голыми руками? — Хах! Смешно. Знаешь, твой брат шутить не умел. И шуток не понимал. Слишком покорным он был, это и раздражало. — Неужели он вас обидел? Спешу огорчить, вы не единственный. А вы знаете его … Откуда? — Знал, — поправил мужчина. — Ты ведь убил его. Я вздрогнул. А он издав смешок продолжил: — Темный Лорд пал, и мне думалось, что я был единственным, кто знал, что он планировал сделать с мальчишкой Ноттов. Оказалось, нет. Это он приказал выкрасть дитя и воспитать как можно строже. Но я не отчаиваюсь, мой Лорд еще возродится… Благодаря тебе. — Темный Лорд пал? — Эта новость воспряла мой дух. Если это так, значит, все закончилось. Этот кошмар закончился. Или нет? — Он возвратится, — уверенность в голосе похитителя меня пугала. — Это должен был быть Таддеус Нотт. Но его бренное тело гниет в земле, однако у нас еще есть ты. Может, я был слишком мягок с Таддеусом, и поэтому в нем не проснулась душа моего Повелителя. Но в этот раз я сделаю все как нужно. Я не допущу больше ошибок. Второй шанс последний. — О чем ты говоришь?! — Сорвался я. Хватит обмена любезностями. Долой все! Это уже совсем не смешно. Попробовал разбудить в себе беспалочковую магию — на мое удивление ничего не вышло. Это заставило меня нервничать еще больше. — Не пытайся сбежать, это невозможно. Ты уже сбежал, когда Таддеус разоблачил тебя. Но не в этот раз, мальчишка. Здесь стоит магический барьер, и вокруг тебя нарисованы руны, удерживающую твою магию. Соответственно, колдовать ты не сможешь. И никуда от меня не уйдешь. — Чего тебе от меня нужно? И кто ты, черт возьми, такой?! — Мой рев заполнил все пространство. — Перед тобой Блишвик Конэл, и теперь я властен над тобой. Ты в моем подчинении. Хоть я и не видел через повязку его лица, но чувствовал, как он мерзко ухмыляется, а в следующее мгновение выкрикивает: — Петрификус Тоталус! Я окаменел и буквально, и ментально. Зачем ему это было нужно, если я и так был обездвижен? Вскоре он дал ответ на этот вопрос: — В маггловском мире это называется наркотик. Магглы, как оказалось, не идиоты. Нельзя недооценивать их старания. Гениальное изобретение —наркотики. Особенно вкупе с зельем, ослабляющим магические способности. Его в основном варят для преступников при их перевозки с места на место. Долго применять его нельзя, эффект от него… не очень, если быть честным. Постоянные галлюцинации и жуткая боль. Вообще у них мно-о-го видов этой благодати. Я отобрал те, что подойдут именно тебе и поколдовал над ними. Вместо того, чтобы получать чистый экстаз и расслабление, ты, напротив, будешь ощущать чистый страх и всепоглощающее страдание. Но не переживай, парень, я вознесу тебя к небесам так высоко, как потом и опущу под землю. Он поднял рукав моей рубашки и с силой зажал рукой мое плечо. Затем я почувствовал, как игла вонзилась в неподвижную плоть. Теперь все стало ясно — он вводил какую-то дрянь мне в вену. Я понимал, что он отравляет меня, но ничего не мог сделать. Неужели я повторю путь Таддеуса? Но я не хочу сойти с ума. — Ты будешь дрейфовать из одного мира в другой, — продолжал он. — Из ада в рай и обратно на землю, ко мне, за новой дозой истязаний. Зачем тебе рай, спросишь ты? Хах! — Крякнул Блишвик. — Понимаешь, когда человек видит самое дорогое, а затем то, как это самое уничтожается раз за разом, он терзается по-особому. И так по кругу, пока Темный Лорд не найдет путь обратно через твое тело… Фините! Заклинание, что держало меня неподвижно спало, и я глубоко вздохнул, обращаясь в ту сторону, откуда шел звук его тошнотворного голоса. — Блишвик, ты ошибаешься. Бесконечный круг бессмертия, что связывал нас двоих с Темным Лордом, разомкнулся. Во мне нет того, что было у Таддеуса. Я не он. Если Темный Лорд пал, то это уже навсегда. Обратного пути у него больше нет! Я тебе ничем не смогу помочь. Просто… отпусти меня. Живи дальше. Я дам Ордену знать, что ты помог мне, и ты сможешь зажить с чистого листа, наверстать упущенное. Они у меня в долгу. Волан-де-Морта больше нет. — Это неправда! — Рявкнул он. Между тем я чувствовал, как действует то вещество, что он ввел. Тело превращается в желе, а голова кружится, будто ее накрутили на резину и отпустили. Медленно, но верно, я шел ко дну. — Ты никогда отсюда не уйдешь, — зловеще заключил мой мучитель. Магия не работала. Тело не слушалось совсем. Пока он говорил со мной я испробовал все что знал, все возможное и невозможное. Ничего не выходило. Я впал в отчаяние и постепенно погрузился в бесконечное небытие. Через несколько дней или недель я поверил его словам. Я оказался в аду и уже слабо верил в то, что когда-либо выберусь отсюда. Блишвик периодически вводил что-то в мои вены и по ощущениям никогда не обрабатывал руки. Правильно, зачем? Я ведь все равно живой мертвец. Ни одна мышца на теле не поддавалась мне. В перерывах между введением препаратов, я мог хоть что-то запомнить. Хоть и был в каком-то беспамятстве, но чувствовал нарывы на коже, которые наверняка являлись следствием антисанитарии в месте, где я был: ощущал грязь под собой, зловоние, что исходило отовсюду и от меня в том числе. Откуда-то слышались отчаянные крики, и я не понимал, неужели я здесь не один? Или может это просто галлюцинации?***
Шестой месяц плена.
Все время я был где угодно и в то же время всегда здесь, на месте. Голод и жажда мучили меня. Я хотел пить. Уже забыл вкус нормальной еды. Блишвик поддерживал во мне жизнь с помощью этих проклятых уколов и инфузий. Питание и жидкость только в в виде капель. И снова я не мог понять, зачем ему так заморачиваться? Есть же другие способы, более привычные магам. Но он выбрал что-то маггловское и добавил своего. А вдруг круг нарисованных рун действует и на него? Надо подумать… Попытаться подумать. Боль иногда уходила, но мысли оставались. Однако и мысли путались под действием дрянных лекарств. Воду… Пожалуйста, дайте попить воды! Я был настолько жалок, что умолял свои видения, что хохотали и кружили надомной издеваясь. Галлюцинации с Гермионой были лучшими моментами моего существования здесь, я ждал их и умирал от ожидания. Вот она передомной гладит мои волосы и улыбается, и кажется что все хорошо. Но в следующий миг картинка меняется, ее отбирают, я все еще сижу на этом проклятом стуле и не могу ничего сделать. Ее пытают при мне. Белатрисса истязает ее а я смотрю на это и ни-че-го не могу предпринять. Ничего. И это повторяется по кругу миллионы раз. Он был прав, я видел самое желанное и терял это раз за разом, здесь, в этом богом проклятом и забытом месте. А где это здесь? Где я? Ах да… Кажется, со мной что-то произошло. Наверное, что-то плохое. Мой мерзкий смех заполнил все пространство.***
Один год и три месяца плена.
Мерлин, я хочу пить… Я не помнил, как долго находился здесь. Будто меня затолкали в какую-то коробку и оставили гнить медленно и мучительно. Воды … пожалуйста, воды… Горло жгло, будто рыжий жмыр скреб его изнутри. Жмыр… Почему именно рыжий кот? Подумаю об этом позже... Я вспомнил, что когда-то мог спать нормально, по-человечески Сон. Раньше это был просто завод пружины перед новым рабочим днем на фабрике страданий. Однако я бы предпочел вернуться в эту фабрику. Что бы там ни было, я хотел жить. У меня еще была причина жить. Чем дальше мы идем, тем больше я теряю себя. Иногда задаюсь вопросом — кто я такой? И не всегда даю четкий ответ. Однако всегда помню кудрявую девушку, улыбающуюся мне в видениях. Гермиона. Гер-ми-о-на. Фамилию забыл… Гермиона… К чертям, я все равно скоро дам ей свою фамилию. Совсем скоро я выберусь отсюда, надо только собраться с мыслями. Совсем скоро она будет в моих объятиях. Мы будем нежиться в постели, а я буду разглядывать ее нежные и дорогие черты часами. Нет, сутками напролет! Никто не сможет помешать мне. Просто… надо собраться с мыслями, тогда я смогу придумать что-нибудь и выбраться. Я ведь всегда мог найти выход. Правда ведь? Неужели я останусь здесь умирать? Стоп... А какая она у меня была? Какая у меня фамилия? Забыл. Я забыл. Я все забыл. К черту, возьму ее фамилию! Воды… Пожалуйста.***
Один год и одиннадцать месяца плена.
Чувствую, как меня снова начинает колоть этот маньяк. Я уже не сопротивляюсь, не получается. Тело не слушается, оно никогда не слушалось с тех пор как я здесь оказался. И он это знает, ведь уже не накладывает Петрификус. Мерлин, я умолял его перестать. Я впервые умолял кого-то перестать. Никогда никого не умолял… Забытье. Я больше не могу так. Я хочу умереть. Я сдаюсь.***
Два года и полтора месяца плена.
Я не могу отслеживать дни, но знаю, что Блишвик приходит по часам, но из-за того, что память и разум в целом не подчинялись мне, я не мог никак запомнить, сколько раз он приходит. Не было видно ни рассветов, ни закатов — я всегда был в повязке, даже просто считать в уме было невозможным. Сбивался со счету. Но я… пытался. По ощущениям прошли десятилетия, но собрав остатки трезвого мышления, я пришел к мнению, что я здесь всего месяц. Все это длится всего месяц. Уверен в этом.***
Два года и четыре месяца плена.
Каким я был наивным! Сегодня спала повязка, и я увидел свои руки. Я испугался, потому что они мало чем походили на руки: кости, натянутые нездоровой кожей, покрытой загноившимися ранами. Он перешел на вены ног и стоп, из-за того что рубцы и гнойники покрыли места прежних проколов. Однако туманным взглядом и на ногах я тоже заметил признаки заражения. Блишвик поднял на меня мутный взгляд, мерзко улыбнулся, протянул руку и натянул снова повязку на мои глаза. Надежды больше нет.***
Два года и пять месяца плена.
Я проснулся и впервые за невероятно долгое время мыслил чуть яснее. Открыв веки, я ничего не увидел. Вспомнил, что на глазах по-прежнему повязка. Наверное, Блишвик опаздывает. Он никогда не опаздывает, а значит, уже должен подойти. Наклонив голову к плечу я отчаянно двигал головой, превозмогая боль из-за непривычных движений. С трудом смог сдвинуть повязку и одним глазом осмотреться вокруг. Было очень трудно сфокусироваться. Действие зелья улетучилось, поэтому я мог двигаться и здраво мыслить. Я все еще не совсем четко понимал, что происходит, но знал одно — надо бежать без оглядки. Это был мой первый и, пожалуй, последний шанс. Затуманенным взглядом наткнулся на руны на полу и к своей неудержимой радости заметил, что одна из них чуть стерлась. Брешь. Это значит, что я могу использовать беспалочковую магию! Хотя я не делал этого, по ощущениям, целую вечность. Было трудно: с другой стороны меня сковал страх, что вот-вот придет это исчадие ада и все пропадет, а с другой стороны я был уверен, что это моя «райская» галлюцинация, где я сбегаю в тысячный раз. Я ведь знал, чем все это заканчивалось. Но все же… Сконцентрировав в себе остатки магии, я попробовал развязать с ее помощью руки и ноги. И Мерлин, я услышал шелест — это спали веревки. Затем подняв руки, я снял повязку. Одно это движение вызвало во мне сильнейшую боль. Я не двигался самостоятельно слишком долгое время. Далее пытаясь встать на ноги, я свалился на грязный пол — они не слушались меня совершенно. Боль разлилась по всему телу жгучим пламенем. Я чуть было не закричал от агонии и беспомощности, но, собравшись с силами, снова попытался встать на ноги, однако вскоре понял, что идея эта попросту ужасная, поэтому просто прополз как можно дальше от злосчастных рун в самый угол комнаты. Как только переступил эту злосчастную черту, то почувствовал, как магия полноценно заполняет мое тело. Это, кажется, было самое лучшее ощущение, которое я когда-либо чувствовал — возвращение магии. В это же мгновение по венам растекся жар, и некая сила заполнила каждую мою клеточку. Где-то вдали я услышал торопливые шаги. Блишвик. Я пополз вдоль стены и спрятался за входом в эту проклятую комнату, пытаясь как-то наложить на себя дезиллюминационные чары. Сейчас я прилагал столько усилий, сколько мог. Стихийная магия работала на максимуме, как никогда до этого. Не знал точно, вышло ли у меня или нет, но я надеялся на лучшее. Это все, что у меня оставалось. Пытаясь дышать как можно тише, практически через раз, не издавая никаких звуков, я ждал, когда Конэл зайдет в комнату. И вот я заметил его, врывающегося в грязную комнатушку, ошарашенно оглядывающегося вокруг. Блишвик не заметил меня. Магия работает! Ну давай, подходи ближе… И вот фортуна сжалилась надо мной: он подошел чуть ближе, и в это же мгновение я схватил его за ногу, из-за чего он с громким трескающимся звуком упал на каменный пол. Его крик чуть не оглушил меня, заставив голову кружится еще сильнее. Я навалился на него, первым делом отобрав палочку, и обездвижил его заклинанием. Но мне было мало. Я связал его руки и ноги теми же веревками, что он использовал на мне, и только после этого снял с него чары. Это все отняло у меня уйму сил — казалось, еще чуть-чуть, и я упаду в обморок. — Т-ты… Мон-н-стр-р-р! — Мой голос был глухим и хриплым, а зубы стучали друг об друга. Мои крики рвано вырывались из горла, вызывая очередную порцию боли. — Жив-в-в-от-т-ное. Я бросил палочку в сторону и возвысился над ним. Он лежал беспомощно, трусливо озираясь вокруг, пока я протягивал ослабленные, искалеченные руки к его горлу, надавив всем весом на его глотку. Мразь подо мной стала задыхаться и барахтаться. Впервые смерть приносила мне удовольствие. Мне хотелось заставить его страдать. Впервые мне хотелось кого-то убить голыми руками. И я это сделал. И даже получил от этого животное удовлетворение. Впрочем, в первый день своего плена я пообещал Блишвику, что прикончу его собственными руками. Я привык держать свое слово. Было упоительно наблюдать за тем, как он пытается сделать живительный глоток воздуха, но у него не выходило. Теперь я стал препятствием, я был вершителем его судьбы, а не он в данный момент. Карма злая сука, Блишвик. А я мстителен. Эта тварь даже умирала мерзко: раскрасневшееся сальное лицо, покрытое морщинами, выражало страх и мольбу; он издавал характерные хлюпающие звуки, свист из его горла, словно бальзам на мою израненную душу. Он умер от моих рук, но я ни капли не жалею о содеянном. Никогда не буду. Я выжил — это было главное. Я не сошел с ума. Только бы не очередная галлюцинация! Блишвик Конэл больше не двигался, и пульс давно пропал под моими ладонями, но я не мог отпустить. Душил его, пока не успокоился сам. Это все настоящее. Все в заправду. Я плакал. И впервые не стеснялся своих слез. Я свободен. Все конечно. Теперь точно все.***
Выйдя наружу, я обнаружил, что находился все это время в маленьком домике на опушке леса. Я догадался, в каком был лесу, по карте, что нашел на столе в кабинете Блишвика. По иронии судьбы этот лес находился не так далеко от места, где жила Гермиона. Моя Гермиона. Грейнджер! Я вспомнил! А я Нотт! Воспоминания больно ударили по глазам, возвращая мне память. Открывались самые дальние, самые сокровенные воспоминания, о которых я даже успел забыть — настолько они были ценными, настолько глубоко я их спрятал. Я жадно втягивал носом воздух, пытаясь придти в себя. Осознание. Я замер. Все еще не знал, сколько прошло времени и боялся узнать. В соседней комнате лежали мои вещи. Точнее, только палочка и мантия. Когда дотронулся до своей палочки, она радостно заискрилась, словно тоже по мне скучала. Я почувствовал облегчение и …радость? Все было кончено. Только сейчас я это понял. Война закончилась нашей победой, а я поставил финальную точку, убив фанатика. Я жив — все еще не могу в это поверить. И, наверное, никогда не поверю. Буду оглядываться по сторонам до конца своей жизни в поисках подвоха; буду просыпаться в холодном поту по ночам, если смогу заснуть. Пальцы крепче сжали волшебное древко. Выбравшись на свежий воздух из смрада и обители страданий, я шел пешком, пока этот проклятый дом не скрылся из виду. Стоило его поджечь, но у меня не было времени, чтобы любоваться пепелищем в конце. А еще лес нужно беречь. Я улыбнулся от последней мысли — Гермиона так сказала мне когда-то, будто в прошлой жизни. Я снова жадно вдохнул чистый, свежий воздух, словно не мог надышаться. Надышусь ли я? Перед смертью не надышишься, Тео. Свалившись от усталости на влажную землю, я почувствовал свежие запахи леса и ягод. Одна ягода висела прямо над моей головой. Я дотянулся до нее руками и медленно поднес ко рту. Почувствовав вкус пищи, я улыбнулся — ставшее не привычным движение далось нелегко. И глотать было еще очень больно. Пролежав на прохладной земле, я пришел в себя. Чувствовал, как магия, заключенная в капкане из магических рун, вырвалась наконец на свободу, и с двойной силой, но бережно залечивала мелкие ранки, наполняя меня силой. С помощью «Акцио» я добыл себе побольше ягод и пытался помочь телу восстановиться. Представляю, сколько времени это заняло бы без магии. Недалеко была речка, в которую я просто напросто лег, позволяя текущей реке промыть меня, очистить всю грязь, боль и потушить яростный огонь, который горел во мне столько времени. Кое-как я привел себя в относительный порядок. Оказалось, я зарос бородой. Пару движений волшебной палочкой, и я снова почувствовал себя человеком. Силы уже были на исходе, однако я решил аппарировать. Я больше не мог ждать. Терпение иссякло. И вот я оказался на крыльце до боли знакомого дома моей Кудряшки. Сердце билось слишком быстро. Я сейчас точно упаду. Еще чуть-чуть! С трудом поднявшись по лестнице, я позвонил в звонок ее двери. Моя нервозность еще больше усугубляла мое состояние после аппарации — все же лес был достаточно далеко отсюда. Если бы сознание было хоть немного в порядке, я смог бы заметить, что двор дома имел заброшенный вид, но я не обратил на это внимание. Еще один звонок и о Салазар, я услышал ее голос: — Я иду! Сердце забилось еще быстрее. Черт, я слишком слаб и истощен! Но я не могу сейчас откинуться… Звук приближающихся шагов. Нет, не шаги. Мне казалось… я был уверен, что слышу бег босых ног. Словно она скучала. Будто чувствовала, что это я пришел за ней. Я вернулся. Мерлин, я сейчас упаду! Но еще рано падать к ногам любимой. Послышался щелчок задвижки. Голова в тумане, сил совсем нет. Скрип открывающейся двери ножом отдается в сердце. Кажется, я уже падаю. Но мне это только кажется. И вот передо мной ее родное лицо. Мерлин, нет никого прекраснее нее! Только боги знают, как я скучал по ней! — Гермиона! — Выдохнул я охрипшим голосом и схватился за дверной косяк, теряя равновесие. Она выглядела растерянной и испуганной, взгляд ее был настороженным и странным. Она будто… не узнавала меня. Милая, это ведь я. Твой Тео. — Кто вы? Один вопрос. Два слова. Пять букв. А человека больше нет. Меня больше нет. Все разрушилось. Это был конец. Еще никогда я так отчаянно не молился, чтобы это была лишь галлюцинация. Я хотел, чтобы это была только галлюцинация. Это был ад, созданный Блишвиком для меня. Я упал без сознания, но упал, как и хотел, к ногам Кудряшки. Кудряшки ли?