Без амбиций

      Скарамучча понимает, что привязался к Казухе, именно в это утро, когда, проснувшись в его объятьях, юноша понимает, что хочет сделать ему чёртов завтрак в постель. Он, Скарамучча, который и для себя-то никогда не готовит, внезапно хочет сделать такое для другого человека.       Темноволосый осторожно выпутывается из несильной хватки спящего Каэдэхары и, не тратя времени на наведение марафета, направляется на кухню. Котята дремлют на подоконнике, купаясь в ласковых лучах утреннего солнца, и Скарамуш позволяет себе улыбнуться нелепо. Он начинает думать, чего бы такого можно смастерить для Казухи, чтобы и кухню не спалить, и блондину пришлось по вкусу. Блинчики — наилучший вариант из немногих, ведь та же яичница, например, стоит уже поперёк горла.       Скарамучча находит короткий рецепт домашних панкейков и принимается замешивать ингредиенты для теста, строго следуя предложенной инструкции.       — Нахуя вообще в сладости класть соль…       Юноша берёт наполовину пустую солонку и, аккуратно поднеся её над полужидкой массой, трясёт. В рецепте написано сыпать небольшую щепотку, на глаз, без каких-либо точных данных, Скарамуш так и делает, через секунду матерно вопрошая Господа Бога, почему тот не наградил его достаточным количеством мозгов. Практически все содержимое солонки успешно покоится в миске с тестом. С горкой.       — Сука-а-а… За что мне всё это!       Но временные трудности не могут больше сломить темноволосого. Предварительно набрав в чайную ложечку небольшое количество соли прямиком с неудавшегося эксперимента, Скарамучча идёт выливать в унитаз первый замес теста. Во второй раз точно получится! Да ведь?       И у него правда всё выходит как надо. Процесс дальнейшей готовки на сковороде так же проходит на удивление гладко, не считая, что несколько блинчиков получаются «комом». Ну это не страшно, главное, их остаётся достаточно для солидного завтрака. Скарамучча придирчиво смотрит на ароматную кучку, недоумевая по поводу того, как бы их красиво преподнести. Чистыми руками парень осторожно заворачивает блины в тоненькие трубочки, раскладывая ровным рядом, один к одному.       Скарамуш настолько заморачивается, что находит старый, но симпатичный мамин поднос, на который он и водружает всю конструкцию. Заваривает чай.       — С чем же ему их дать, — под нос шепчет Скарамучча, общаясь с самим собой. Он правда не представляет, с чем Казуха любит блинчики. Возможно, с каким-нибудь дорогущим кленовым сиропом или шоколадной пастой? Увы, но ничего подобного сейчас дома нет, а бежать ни свет ни заря в магазин — так же плохая идея. К тому же всё остынет за такое время.       Скарамучча решает положить на поднос сметану и баночку сахара. Пусть Казуха сам выбирает, что ему больше по вкусу.       «Дорогой, я приготовил тебе завтрак»       «Казу, угощайся, это для тебя. Должно быть съедобно. Если нет, то тогда я буду день и ночь сидеть возле твоей постели и лечить тебя»       «Ешь»       Скарамуш хочет опробовать в голове варианты собственных фраз при вручении блинов, но всё получается так паршиво и откровенно странно, что Скарамуш уже подумывает подбросить поднос в комнату и тихо-тихо умотать в ванную, спрятаться от возможного осуждения. Погодите, да кто он вообще такой, чтобы кормить Казуху своей стряпнёй…? Может ли он вообще…       От бессилия вновь хочется плакать, но это так глупо и неуместно сейчас, что Скарамучча просто терпит наплыв злости на самого себя и с чистой головой и добрыми побуждениями направляется в комнату, где спит Каэдэхара. Когда Скарамучча заходит, он видит по-прежнему сопящего Казуху, обнимающего теперь его подушку. Одеяло сползает со спины и теперь прикрывает лишь ноги и поясницу.       — О, ты чертовски хорошо вписываешься в мою комнату… — шепчет смущённо Скарамучча, не до конца понимая всю природу этих его странных чувств и мыслей по поводу Казухи. Блондин слегка шевелится во сне, в ту самую секунду показавшись Скарамушу самым прелестным созданием на всём белом свете. Так, фу-фу-фу, остановись, фильтруй хотя бы свои размышления, раз сердце уже не слушается отголосков разумного.       Внезапно Скарамучча замечает спортивную сумку блондина, лежащую на полу возле шкафа. Интерес играет или что-то ещё — темноволосый не понимает до конца, но страшно захотел посмотреть, что там. Он клянётся себе, что ничего плохого в любом случае не сделает, поэтому, отставив поднос на тумбочку, Скарамуш тянется к бегунку молнии и осторожно открывает сумку до конца, ошупывая карманы. Нет, он ни в коем случае не хочет найти деньги или какие-то драгоценности. Он всего лишь хочет узнать, когда…       «Казу улетает сегодня днём, чёрт возьми? Почему, почему ты мне не сказал…»       Настроение портится, появляется какое-то неприятное ощущение грядущего. Неизбежного конца источника счастья и тепла по ночам. Скарамуш держит злосчастные билеты и почему-то хочет их порвать, но нет, не может. Да и ни к чему хорошему его эгоизм точно не приведёт. Юноша складывает билеты на место, старается прийти в себя, успокоиться. Значит, этот день они проведут хорошо и продуктивно, расстраиваться точно не стоит, правда? Надо оставить самые приятные воспоминания от встречи. Скарамучча постарается быть в хорошем настроении и не подпортить его Казухе. Погрустить можно и после.       Скарамучча торопится будить Каэдэхару, переживая, что блинчики, сделанные с адским трудом, остынут и больше не будут съедобными. Поднос он ставит на ту половину кровати, где ночью лежал сам.       — Казу, Казу, подъём. Какой же ты соня!       — Встаю… — бурчит из-под одеяла Казуха, даже не думая исполнять сказанное. Тихое сопение возобновляется в ту же секунду.       — Ты издеваешься! — Скарамучча начинает трясти Каэдэхару за плечо, пытаясь вытряхнуть из того весь сон. Парень в подушку мычит нечто разочарованное, однако оковы сна и впрямь начинают отступать, растворяясь в дневном свете. Расфокусированным взглядом блондин смотрит на разбудившего его Скарамуччу. Тот крайне раздражён, но не проходит и пары секунд, как темноволосый юноша благосклонно ему улыбается.       — Доброе утро. Это тебе, — Скарамуш кивает на блинчики и чай, чувствуя, как стремительно краснеет лицо и голова потихоньку пустеет от внезапного волнения перед Каэдэхарой.       — Боже, Мушша… Спасибо большое, я не ожидал. Доброе утро, ты как? — Казуха, кажется, смотрит с неким беспокойством, не пытаясь даже прикрыть его. Разве что-то могло случиться?       — Всё хорошо, наверное? К чему ты?       — Забей, просто спрашиваю.       — Подозрительный какой, — Скарамучча щурится, но больше ничего не добавляет касательно этой темы. Юноше не терпится узнать, понравятся ли Казухе его творения.       Каэдэхара садится на кровати по-турецки, — как уже успевает понять Скарамуш, это его наиболее комфортная поза, — и принимается за трапезу, ложкой зачёрпывая сахар и посыпая им масленые блинчики. Через мгновение раздаётся удивлённый возглас.       — Мушша, это правда очень вкусно! А ты ещё говорил, что готовить не умеешь.       Скарамучча виновато вжимает голову, краснеет вновь. Приятное чувство трепещет внутри, пуская в теле россыпь бабочек. Давно он не чувствовал такого. Казуха ещё раз благодарит его за завтрак и подзывает к себе, угоститься. Что ж, на удивление, получается даже вкусно. Скарамучча не отрицает. Есть можно.       — Скар, слушай, я сегодня уезжаю…— издалека начинает Казуха, к чему-то желая подвести, но его бесцеремонно обрывают, так и не дав договорить.       — Я знаю.       — Вот как? — блондин усмехается по-доброму, опуская взгляд. Добавляет, пытаясь разрядить внезапно накатившую угнетающую атмосферу. — Лично я буду скучать. Надеюсь, ты не рад выпроваживать меня.       — Я рад.       Скарамучча немного обиженно бросает это, не задумываясь даже о смысле сказанного, но в ту же секунду на чужом лице отражается грустное разочарование. Пепельные брови опускаются жалобно, глаза потухают, делая картину просто невыносимой для слабого и, может быть, немного любящего сердца темноволосого.       — Я шучу! Нет, правда шучу! — Скарамуш машет ладошками отчаянно, словно пытаясь стереть повисшие в воздухе грубые слова. — Я тупой, Казу, извини меня, прошу.       Конечно же он не хочет обижать блондина. Ни за что, никогда, Каэдэхара так дорог ему! Так нужен. Скарамучча не представляет даже, как сможет вернуться в обычное русло своей жизни, прикинуться, что Казуха не появлялся у него дома, что они не гуляли вместе и не подобрали дворового котёнка с улицы, что они не отмечали день рождения его сестры, а потом не играли в глупые игры. Казуха может не вернуться к нему больше. Уехать в родной город и забыть Скарамуччу, стереть из памяти как нечто незначительное. Скара боится, и его даже начинает потряхивать от этого липкого, омерзительного страха прежнего одиночества. Он не хочет.       Не хочет.       На губах Казухи снова играет улыбка, будто бы не его лицо только что было похоже на лицо самого разочарованного в Скарамучче человека. Он протягивает руки, приглашая в объятия. Скарамуш обнимает его крепко-крепко, желая запечатлеть в голове изгибы чужого тела и запомнить все обострившиеся ощущения в этот миг. Они ещё долго так сидят, прижимаясь сильнее, нежнее, страшась даже громко дышать друг на друга.       Скарамучча хочет быть счастливым рядом с этим человеком и готов пожертвовать чем угодно, лишь бы сделать его счастливым в ответ.       — Давай прогуляемся по набережной напоследок?