Без амбиций

      Казуха удобно усаживается между ног Скарамуччи, осторожно раздвигая чужие колени в стороны. Сознание темноволосого всё подкидывает непристойные возможности развития этой ситуации, но парень упорно отгоняет их, стараясь внимать лишь голосу Каэдэхары. Сначала его ругают, а сейчас Казуха просто причитает беспокойно, закатывая рукава толстовки Скарамуша.       — Король драмы, зачем ты вообще сделал это? А если инфекция бы попала? Резанул слишком сильно? — Казуха невесомыми движениями протирает ранки на руках Скарамуша перекисью, слушает тихое шипение сверху.       Скарамучча не хотел бы рассказывать вообще о произошедшем после их небольшой ссоры, но Казуха точно бы узнал рано или поздно. Во время очередных объятий блондин чересчур потревожил порезы, а Скарамучча от неожиданности не успел проконтролировать себя и чуть ли не взвыл от неприятных колющих ощущений. Так и взяли «с поличным».       Конечно, Скарамушу приятно, что дорогой человек настолько печётся о его незначительных повреждениях. Но вместе с этим он чувствует себя как-то пристыженно, хуже школьника, которого спалили за просмотром взрослых вещичек. Казуха правда переживает сильно, сразу приказывает дать ему аптечку и без разрешения начинает заниматься запястьями Скарамуччи.       — Перестань ворчать.       Скарамучча хмуро сводит брови к переносице, когда в ранку вновь попадает спиртовая дезинфицирующая основа. Едва ли удерживается, чтобы не всхлипнуть от боли, но стойко терпит.       — Я же ворчу не потому что хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, а просто очень боюсь за тебя. И за твоё здоровье, физическое и ментальное, — Казуха неуверенно улыбается, целуя, едва касаясь, тыльную часть ладони Скарамуша.       Обыкновенное движение тут же вызывает ответную полуулыбку. Темноволосый ещё не до конца осознаёт, что произошло совсем недавно. Не может поверить, что его чувства вот так легко принимают, да ещё и со всей искренностью отвечают той же любовью. Пока он лежал с Казухой в кровати, было как-то комфортно, спокойно, словно так и должно быть, но сейчас Скарамучча чувствует жар на щеках и повисшую в воздухе неловкость ситуации. Уже не ребёнок вроде, но стеснение просто зашкаливает, льётся через край. Практически в буквальном смысле — Скарамуш чувствует, как потеет, и даже не пытается списать это на тёплую толстовку. Любовь зла.       — Готово!       Казуха крепит последний бинт и зачем-то аккуратно хлопает по нему пальцами. Скарамучча снова опускает рукава до запястий и теперь нервно-зачарованно смотрит сверху вниз на милое, всё такое же улыбчивое лицо Казухи.       — Чего смотришь? Того и гляди сейчас дыру прожжёшь, — Каэдэхара усмехается, а Скарамучча лишь отмахивается от его слов.       — Кто сказал, что я не могу любоваться своим парнем?       — О, вот как. Можешь, конечно.       Казуха медленно оставляет ласковый поцелуй на коленке темноволосого, следом проводя носом по внутренней стороне бедра, вызывая у Скарамуша лёгкую дрожь по всему телу. Надо бы это прекратить, пока Скарамуш ещё находится в здравом уме и может его остановить. Но делать этого не приходится, — с ехидной, почти дьявольской ухмылкой, Каэдэхара отстраняется, звонко целуя Скарамуччу в губы. Кажется, ему это реально доставляет удовольствие. Скарамуша никогда не целовали так много, так часто, а ещё никогда не было настолько сногсшибательно приятно.       — Мушша, послушаешь меня? — Казуха встаёт в полный рост, поправляя края тёмно-рыжей свободной футболки.       — Куда я денусь? Слушаю.       Нервозность ещё плотнее опутывает сердце Скарамуччи, который уже и подумать не может, чего такого сейчас хочет рассказать ему Каэдэхара. Волноваться вроде и нет смысла, но липкий страх, как обычно, безупречно след в след бежит по переулкам сознания темноволосого юноши. Вдруг Казуха рассмеётся над ним и скажет, что всё произошедшее сейчас между ними — всего лишь сыгранная отрепетированная ранее шутка? Тогда блондину можно смело вручать «Оскар» за бесподобное актёрское мастерство, а Скарамушу искать место для захоронения на каком-нибудь дальнем кладбище. Но Казуха не такой; он добрый, чуткий, заботливый, на него можно положиться и вообще он близок к идеалу. Он не может…       О какой хуйне ты вообще думаешь, Скарамучча?! Совсем, что ли, идиот?       Разумеется, размышления его беспочвенны и нелогичны во многом. Разве стал бы человек, который общается с ним достаточно долго, вот так поступать? Разве он сам бы влюбился бы в такого? Нет, ну с Тартальей тогда получилось практически так. Но в любом случае глупости всё это, пора бы Скарамушу учиться контролировать своих тараканов в голове, не умеющих всецело и доверительно отдаваться другим людям.       — Эй, Земля вызывает Скарамуччу! Милый, ты чего так задумался? — удивлённые алые глаза и рябящие помахивания рукой прямо перед лицом возвращают Скарамуша обратно в реальность.       — Всё в порядке, извини.       — Проехали. В общем! Мне чуть-чуть страшно тебе сейчас это говорить, не знаю, как ты отреагируешь, — зрачки Скарамуша суживаются от слепой внутренней паники. — Кхм, ладно… Я купил нам билеты в Сочи! А-а-а, прости, что не спросил твоего мнения на этот счёт!       Казуха забавно прикрывает лицо рукой, другая протягивала Скарамучче два аккуратных билетика.       — Ты… Купил билеты? Ты серьёзно? —темноволосый, пребывая в каком-то облегчённом шоке, забирает их из слегка трясущейся руки Казухи. Тот так и не поднимает на него взгляд, глухо бормоча себе под нос.       — Да-да, наверное, правда была дурацкая идея. Ты просто показался мне таким замученным, вот мне и захотелось свозить тебя куда-нибудь отдохнуть от серости и столичной суеты. Хотя бы как друга, — Казуха обезоруженно усмехается, наконец сталкиваясь с тёмными глазами напротив. — Ну, теперь уже как своего замечательнейшего бойфренда.       Всплеск эмоций не даёт Скарамучче ответить сразу. Парень бросается на другого с радостными объятиями, обвивая руками шею Казухи. Билеты летят на пол.       Никогда ещё Скарамуш не получал подобных подарков. Он и обескуражен, и смущён до чёртиков, но такое внимание к своей персоне реально до невозможности значимо. Значит, Казуха работал столько ради него самого? Для того, чтобы гулять вместе по улочкам Сочи и наслаждаться компанией Скарамуччи? Каэдэхара невероятный, и Скарамучча явно не заслужил такого парня, но… Если их жизни пересеклись таким образом, значит, это судьба? Темноволосый мечтает, чтобы они были вместе как можно дольше.

***

      Казуха задремал уже около получаса назад. Легли они достаточно поздно — никак не могли наговориться друг с другом, темы появлялись сами собой и заканчиваться не спешили. По-настоящему здорово. Скарамуш раз за разом убеждается, что Каэдэхара, пожалуй, самый интересный собеседник из всех его знакомых. В компании Венти и Итэра тоже замечательно, но в связи с тем самым событием парень иногда начинает чувствовать себя третьим лишним.       Казуха спит прямо на его плече, Скарамуш и не заметил поначалу, потому что думал, что блондин просто прилёг во время длинного монолога юноши. Но когда Скарамуш всё же слышит тихое посапывание, умилению его нет предела. Белоснежная чёлка Каэдэхары падает ему на лицо, щекоча нос, от чего парень фыркает едва заметно, но, на удивление, не просыпается полностью. Рот расслабленно приоткрыт; Скарамучча еле борится с желанием чмокнуть Казуху в манящие сладкие губы, но разбудить утомлённого беднягу совершенно не хочется.       Скар со всей неприсущей ему осторожностью, будто переносит драгоценную фарфоровую статуэтку, укладывает Каэдэхару в постель, переодеваясь и ложась рядышком, под боком. Блондин таки просыпается, лениво тянет одеяло Скарамучче по плечи и обнимает крепко. Тонкая забинтованная рука не заставляет долго себя ждать и ответно ложится на чужую талию. Скарамуш лезет к шее, — новому любимому участку на теле Казухи (кажется, шея — чувствительное местечко, Казуха от каждого касания к ней блаженно прикрывает глаза) — и целует выпирающий кадык, параллельно шепча едва слышное «Люблю».       Каэдэхара засыпает снова практически мгновенно, а вот темноволосый всё никак не может поймать сон, бездумно лежит в ласковых объятиях и вдыхает почти неощутимый запах горячей кожи любимого. Наконец он может восполнить все холодные ночи, проведённые в полном одиночестве. Ну и с котами, конечно. В любом случае это даже близко не стоит с теплотой человеческого тела рядом, с глубоким дыханием, шевелящем волосы на макушке.       В конце концов, Скарамуш покидает нагретое место и Казуху, действуя незаметно, дабы не тревожить. Хватает недавно купленные вишнёвые Chapman Red, босиком выходит на балкон и открывает окно, закуривая. Раньше он со стопроцентной уверенностью готов был сказать, что курит, дабы затравить негатив никотином. Сейчас же, наоборот, чертовски хорошо. Хорошо, что даже странно как-то.       Не к месту Скарамучча вспоминает, что не сообщил Венти о своём состоянии. Казуха приехал настолько неожиданно, и Скарамуш автоматически переключился сознанием на возлюбленного, забывая про прошлые обещания. Писать в три ночи он не решается.       Колечки дыма вылетают изо рта, Скарамуш играет. В средней школе он с друзьями частенько соревновался в том, кто сможет оригинальней выпускать дым, и почти всегда обыгрывал сверстников. И не понимал, почему у них не получается так же, как у него. Вроде бы так элементарно?       — Опять куришь?       Скарамучча давится никотином, откашливаясь тяжело. Пепел сыплется на пол.       — Курю.       — Тебе без толку что-то говорить, да? —Казуха трёт глаза, щурясь на Скарамуччу.       «Да», — мысленно соглашается темноволосый, переминаясь с ноги на ногу.       — Нет!       — Ладно, ты сам должен решать, что делать со своим здоровьем. Ого, Чапман. Шикуешь, друг мой сердечный.       Скарамучча хихикает, поражаясь познаниями Казухи в дорогостоящих марках.       — Хочешь?       — М? Конечно нет. Не курю.       — Так и знал. Спросил для приличия.       Диалог не идёт абсолютно, возможно, потому что время ночное и мозг сам по себе становится не таким работоспособным, как днём. Отчего-то комфортно просто молчать. Казуха стоит очень близко, смотрит в окно, локтем касаясь руки Скарамуша. Думает.       — Эти сигареты приятно пахнут, в отличие от многих. Сладко, но ненавязчиво.       — Мне тоже нравится.       — Танцевать хочу.       — Казу, ты бредишь? Время видел вообще?       Каэдэхара отрицательно качает головой.       — Давай, не стесняйся! — Казуха протягивает ему руку, как даме на балу, кланяется в пояс.       — Прекрати, — Скарамучча смеётся, заражаясь странным настроением некой свободы. А почему бы и нет, собственно? В противоречие своим словам юноша тушит сигарету, бросает окурок на улицу и дотрагивается несмело до руки Казухи. Удивительно холодные.       Каэдэхара влечёт его на кухню, улыбаясь загадочно в темноте. Красные, словно зимняя рябина, глаза чуть светятся, и Скарамуша безумно тянет к этому парню всеми фибрами души. Так странно, так потрясающе дурманит.       Лампу они не включают, довольствуясь неярким светом луны из окошка. Бледные полосы падают на стол и краешек пола, Казуха шагает бесшумно, кружа Скарамуччу в смеси вальса и какого-то чересчур медленного танго, последний ощущает себя словно под градусом. Он пьянеет от Каэдэхары и каждого его уверенного движения.       Шаг, шаг, поворот.       Бедром Скарамучча касается стула, но не замечает этого даже, ведомый блондином. Тот напевает что-то тихое, определённо романтичное, думается Скарамушу, и он отдаётся всецело этому мгновению. Казуха жмётся близко, в сложившейся обстановке даже интимно, целует самозабвенно висок, ладонью оглаживая оголённую кожу спины. Когда он только успел поднырнуть под футболку?       Тишина в квартире безупречная. С улицы также не слышно ни единого звука или иного раздражителя. Звёзды тлеют на небе.       Скарамуш ёжится от прохлады пола, они с Казухой оба босиком, но почему-то тот чувствует себя уютно, несмотря ни на что. Низкий шёпот в самое ухо кружит голову:       — Ты такой восхитительный, — Каэдэхара сглатывает звучно. — Я аж завидую самому себе…       Задумчиво бросает фразу и вновь ведёт в произвольном танце, не замечая тяжёлый вздох и обильный румянец щёк Скарамуша. Смущается от слов, смущается от действий, смущается от того, что кайфует от всего этого.       Казуха продолжает беззастенчиво поглаживать бока, сминает лениво в руках, словно проверяет, насколько хорошо его хватка подходит по размеру талии. Подходит. Скарамуш жмурится, когда полосы лунного света попадают в глаза.       На улице постепенно светает.       Казуха молча уводит темноволосого в спальню. Скарамуччу морит, он уже предвкушает, как заснёт, едва коснувшись макушкой подушки. Как и в первый раз, юноши укутываются в одеяла и объятия друг друга, теперь уже переплетая ноги между собой. Неловко, но ощущается замечательно и жутко правильно.       Когда Скарамуш засыпает, Казуха ещё какое-то время целует его в лоб, нежности шепча, убаюкивая и посылая лишь хорошие сновидения своему сокровищу. Кошмаров он и так успел насмотреться.

кричу на весь чат, на тред вкусить твоих алых губ — как затягивать chapman red раз пахнет тобою дым, я готов ради сигарет пришпоривать лошадей и выпрыгивать из карет