Казуха буквально влетает в их совместный гостиничный номер, хихикая глупо и подталкивая Скарамуччу. Темноволосому ещё не доводилось видеть подобного поведения от Каэдэхары, но сказать, что чуть пьяный Казуха не нравится ему означает нагло соврать.
Блондин тяжело дышит. Алые глаза подёрнуты пеленой, но разум в них ещё плещется, Казуха анализирует свои действия и не даёт спиртному взять над собой контроль. От парня едва пахнет приятным дорогим алкоголем, Скарамушу, что выпил жалких полбокала, жаль самого себя. Такое упущение. Вон как Каэдэхару ведёт, а он не распробовал толком.
Казуха прыжком усаживается на кровать, заставляя ту немного прогнуться под весом тела. Он следит внимательно за каждым действием Скарамуша, за каждым его микроскопическим движением, распиливает взглядом. Кажется, в его глазах читается какая-то ревнивая злость. Но Скарамучча совсем не виноват! Это всё проказник Венти со своими тупыми и бессмысленными заданиями. Аура Казухи расползается по комнате, вызывает раскаяние, какой-то неведомый страх и… лёгкое возбуждение.
— Я нисколько не ревную, знай, — голос Казухи хриплый немного, потешающийся и очень настораживающий. — Просто он засосал тебя так, словно ждал момента всю свою жизнь.
Блондин рычит. Скарамуш не знает, что было бы разумнее: подойти к Казухе и сказать, что ему вовсе не понравилось и вообще, что он любит только его, либо переночевать у Венти и Итэра. Ответ приходит практически незамедлительно.
— Иди ко мне.
Тон приказной, но одновременно заискивающе-ласковый, бархатный. Ловушка, в которую лучше не попадаться, однако так хочется расследовать и насладиться потом сладким плодом обмана. Казуха не отрывает взгляд от слегка трясущейся фигурки Скарамуччи в дальнем конце комнаты. Юношу трясёт от вожделения. Предвкушения, возможно, его первого раза. С Казухой. С пьяным и разозлённым Казухой.
— Ну же, не бойся меня, — добавляет блондин, и из-за чего-то верить его чарующему голосу сложно.
Но Скарамучча подходит, разумеется. Заинтересованный, распалённый и готовый сейчас на всё. Каэдэхара усмехается и хватает Скарамуша за тонкое запястье, утягивая темноволосого в крепкие объятия. Однако радовать парня обнимашками Казуха даже не думает — он ловкими движениями опрокидывает чертыхающегося Скарамуччу на мягкую постель, восседая сверху, тем самым не позволяя встать. Не то чтобы Скарамучча желает сбежать от него, нет, но проверить прочность хватки Казухи всё же хочется. Как и ожидалось, интенсивно дёргаться в его положении не получается, бёдра Каэдэхары плотно сжимают чужой пах по бокам, в то время как руки настойчиво удерживают ладони другого над головой. По телу будто бы пробегается электрический разряд, Каэдэхара удовлетворённо хмыкает своей победе.
— Мушша, ты мой. Ты знаешь, что ты мой? — утвердительный кивок снизу. От его слов внутри бушует возбуждение и лёгкая похоть. — Какой хороший мальчик, всё понимает! — Казуха улыбается, но в полумраке кажется, что он хищно скалится.
По мере одностороннего разговора Каэдэхара ослабляет жёсткую хватку, спускаясь к лицу Скарамуша. Тот похож на спелый помидор и даже не смеет этого отрицать. Внизу живота всё требовательно ноет, ждёт наслаждения ещё с первого незавершённого влажного сна с непосредственным участием Каэдэхары. Блондин не ведает ни о чём касательно этого, и слава богу. Иначе отодрал бы как последнюю шлюху, под действием-то спиртного.
Поцелуи страстные, жаждующие, Казуха прижимает Скарамуччу к кровати и терзает губы, покусывает, языком проходится по кромке зубов, а тот, не слушая голос разума, отдаётся под любые утехи парня. В комнате так душно, знойно, жарко; быть может, такое впечатление создаёт Каэдэхара над ним, не жалеющий персиковые влажные губки. Скарамуш мимолётно думает о том, что Итэр всё-таки далеко не главный мастер французских поцелуев, как показалось в начале.
Казуха останавливается, тут же слыша разочарованный тихий стон.
— Неужели любишь, когда с тобой грубо? — удивляется он и пальцем стирает слюну с подбородка Скара.
— Не знаю? — голос осипший от поцелуев и нехватки воздуха. — Со мной ещё никто ничего не практиковал.
— Ах, мой мальчик открыт для экспериментов?
— Чего?
Внезапная робость овладевает всем существом Скарамуччи, сковывает. Во сне — одно, но в реальности всё будет иначе, если они зайдут так далеко, то это станет точкой невозврата. Для первого раза секс в одежде — просто неприемлемо, как считает сам Скарамучча, однако его ноги… Все испещрены множественными шрамами. Он
не хочет, чтобы Казуха видел,
не хочет, чтобы любимому человеку стало противно от такой картины, он не…
— Я напугал тебя? — как-то жалобно спрашивает Казуха, что совершенно не вяжется с тем, что он вытворял со Скарамушем мгновения назад. — Эй, не зажимайся так, я шучу, шучу! Конечно мы не будем делать этого, пока я нетрезвый, угу?
Казуха больше никак не удерживает Скарамуччу, садится рядом с ним на колени и берёт вспотевшую ладошку.
— Да ты дрожишь!
Темноволосый глядит на него с затухающим желанием в омутах глаз, не верит своим ушам. Он дрожит? Когда успел? Ему не страшно! Как он мог сделать Казуху виноватым,
когда во всём виноват лишь он.
— Нет! Ты не так понял меня, просто, — Скарамучча запинается, не понимает, как лучше подступиться к проблеме. — Знаешь, я правда хочу, чтобы ты меня сейчас взял, м… При одном условии.
Не снимай с меня одежду, пожалуйста, Казу. Я могу спустить штаны немного и всё?..
— Почему? То есть, ты стесняешься своего тела? Помнишь, я видел тебя без толстовки один раз? Всё было в порядке, разве нет?
— У меня на ногах очень нелицеприятные вещи, — он сглатывает, руками прикрывая бёдра, словно они уже оголённые, — не хочу тебя расстраивать.
— Эй, так не пойдёт.
Казуха подсаживается ближе, зовя Скарамуша себе на колени. Обнимает за талию. Темноволосый чувствует от него всё тот же запах вина. Каэдэхара лёгкими прикосновениями оглаживает бока и грудную клетку, успокаивает сердцебиение.
— Дыши спокойно. Давай, вдох, — парень и сам вбирает в лёгкие кислород, подавая пример. Скарамучча немедленно повторяет. — Выдох.
Казуха выдыхает и нежно целует Скарамуччу в нос.
— Ты умница. Теперь слушай меня. Я не хочу принудительно что-либо делать. Я хочу лишь помочь тебе, милый. Сделать приятно, побороть все-все твои страхи, — Казуха прислоняется к Скарамушу лбом, утыкаясь в мягкую, небрежно лежавшую чёлку. — Давай попробуем, м, ты же правда хочешь? Если тебе будет совсем плохо и некомфортно, то я не запрещу тебе одеться и прекратить. Ты согласен?
Скарамучча теряется в собственных желаниях и страхах. Утешающие слова и спокойный вкрадчивый голос делают своё, воздействуя должным образом. И не скажешь, что Казуха влил в себя столько алкоголя. Быть может, на него он, наоборот, влияет слишком хорошо?
Конечно же, он согласен.
Скарамучча незамедлительно сообщает об этом Каэдэхаре, упиваясь его облегчённой лучистой улыбкой. Парень пробует стянуть с себя футболку, но его лишь мягко останавливают.
— Я всё сделаю сам, лежи и расслабляйся, — шепчет Казуха и целует мочку ушка. Предупреждая робкие противостояния со стороны Скарамуша, говорит вкрадчивым голосом, не терпящим пререканий. — Сегодня так. Потом посмотрим. Сегодня я хочу доставить тебе максимум удовольствия и обеспечить комфортную обстановку, Мушша, это очень важно для меня.
— Но ты же…
— Что «я же»? — улыбается Казуха, ведя языком мокрую дорожку по кромке уха. Он видит, как его парень млеет от этих, казалось бы, незначительных движений.
— Я не хочу, чтобы удовольствие было односторонним! Секс не симулятор лишь моих ублажений!
— Почему ты вообще о таком думаешь, боже… Поверь, когда тебе хорошо, то и я буду чувствовать себя лучше всех.
Щёки Скарамуччи алеют нещадно. Ну почему этот Каэдэхара такой обворожительный, такой хитрый, такой замечательный, такой, такой, такой… Понимая, что уже начинает себя вести, как стеснительная дева, Скарамуш берёт себя в руки. Чего раскис, спрашивается? Да он мечтал о близости с Каэдэхарой уже несколько месяцев, где весь былой стремительный настрой?! Всё будет хорошо, Казуха внимательный и чуткий любовник, даже с таким несчастным девственником, как Скарамучча, он справится.
— Пошли в душ? — слишком внезапно предлагает Казуха, понявший наконец, что будет наилучшим вариантом. — Он нас очень расслабит, правда, мы тогда уже дважды прервёмся. Прости, что так получается, я сам не до конца знаю, что нужно делать.
Каэдэхара неловко посмеивается и за руку ведёт согласившегося юношу к ванной комнате. Блондин включает воду потеплее и оставляет в таком состоянии, в то время как сам осторожно снимает одежду с себя и Скарамуччи. Тот обильно краснеет и борется с навязчивым желанием скрыться от алых глаз и нежных заботливых рук, пальцы которых так невесомо шелестели по обнажённой коже торса.
— Ох, ты такой милый, — тянет Каэдэхара и ухмыляется слегка от смущённого вида своего парня, — и такой невероятно красивый…
— Закрой свой чудесный блядский рот и давай уже сделаем это.
Скарамуш взрывается, подобно бомбе замедленного действия, ощущая
специально чрезвычайно ленивые тягучие поглаживания на своей груди. А Каэдэхара опять лишь тихо посмеивается, переходя к резинке штанов. Только бы не прокомментировал, только бы не…
— Дружочек, да я смотрю ты во всеоружии, — почти мурлыкает Казуха, беззастенчиво сжимая мошонку сквозь ткань одежды. — Вот уж не думал, что заведёшься от одних лишь касаний.
Темноволосый стонет сквозь стиснутые зубы, не в силах больше всё это выносить. Сущая пытка. Каэдэхара, как и в его снах, оказывается очень болтливым любовником. Ещё и этот жар от горячего водяного пара окутывает небольшое помещение, что становится невыносимо тяжело дышать. Казуха входит во вкус и упоённо прощупывает член юноши, проходясь ладошками вверх-вниз, всё так же не снимая штанов. Как Скарамуш вообще предлагал не раздевать его — не ясно, ведь теперь он всем нутром чувствует, насколько необходимо освободить себя от стягивающей мешающей одежды. Казуха лишь в боксерах, а его личное возбуждение заметно не хуже, чем у самого Скарамуша.
Казуха сглатывает шумно, но звук теряется в шорохах множественных капель воды.
— Можно сниму?
Голос его впервые за всё это время настолько неуверенный, дрожащий. Скарамучча радуется какой-то своей собственной победе в их маленькой игре «кто-кого-больше-обескуражит-и-смутит». Голубоглазый, несомненно, пока проигрывает, но если смятение Каэдэхары будет продолжаться дальше, то у него есть все шансы выйти победителем.
Напускная уверенность в самом себе исчезает, стоит Скарамучче ответить дрожащее «да» севшим голосом.
И Казуха, не видя более никаких преград и запретов, стягивает вещь сразу вместе с нижним бельём. Аккуратный член поднимает налившуюся возбуждением головку к животу. Капля естественной смазки резво стекает с верхушки, Скарамучча даже не успевает и слова сказать, как Каэдэхара, наклонившись, игриво слизывает её шершавым язычком.
— Каэдэхара, какого чёрта?!
В ответ хихиканье и мягкий чмок в ближайшую толстую венку. Скар глотает стон истинного блаженства. Не хочет быть громким.
— Я люблю в тебе всё.
— Ты придурок! Извращенец!
Казуха не отвечает ничего, лишь спускается ещё ниже, вставая на колени. Поцелуи-бабочки осыпают стройные изувеченные бёдра и колени. Ему совершенно не противно, чего бы там не думал ужасного о себе Скарамучча. Солоноватая кожа чудесно чувствуется на губах, Казуха ощущает, что твердеет сильнее прежнего. Инстинкты кричат о похоти, алкоголь бурлит в голове, но парень должен быть терпеливым ради солнца перед ним. И он терпит, сколько может, не раздеваясь даже до конца, при этом выглядя в глазах Скарамуччи полнейшим мазохистом.
Комментарии по поводу шрамов Казуха оставляет при себе, как и немое восхищение изящными молочными ножками. Хотелось бы закинуть их на плечи, посмотреть, насколько хороша растяжка Скарамуша, а потом медленными подступательными толчками проникнуть внутрь его тела…
— Казу! Да прекрати пялиться! Мне неловко.
— Прошу прощения, детка, — хмыкает Казуха, отвлекаясь от мыслей. Возмущению со стороны темноволосого на обычное прозвище не было предела. — Я быстро схожу за смазкой, окей? Всё же в порядке?
— Иди уже, — едва различимый фырк теряется всё в том же гомоне водной свирели.
Казуха возвращается чуть ли не бегом, держа в руке совсем новую баночку лубриканта и нераспакованный пакетик презерватива. Скарамучча уже неловко мнётся в просторной душевой кабине, купаясь в струях под душем.
Когда блондин раздевается и откидывает последний элемент одежды куда подальше, юноша едва может сдержаться от громкого вздоха. Кошмарно от того, что так смущающе. Прекрасно, ибо Казуха — само совершенство во всех его проявлениях. Член у него не особо толстый, зато достаточно длинный, с чётко выраженной головкой. Подобным можно идеально трахать, то и дело проезжаясь по простате, доставляя неописуемое безболезненное удовольствие.
Каэдэхара заходит в душ, прикрывая за собой стеклянную дверцу. Тюбик с гелем-смазкой, а так же контрацепция на будущее успешно попадают на полочку к остальным банным принадлежностям.
Уже совсем не страшно. Не стыдно показаться. Скарамучча никогда не заходил так далеко, но он ни чуточки не жалеет, особенно когда улыбающийся Казуха кидается к нему с ласковыми, мягкими, как воздушная сахарная вата, объятиями.
Постороннее, совершенно нагое тело ощущается до одури странно. Тем не менее такое родное, такая немыслимая драгоценность, что Скарамуш хочет утонуть в объятиях с головой и не вынырнуть ни за что из их щемящей нежности. Тихие смешки и поцелуи — ныне частые спутники появления Каэдэхары.
Счастье такое простое?
— Давай намылимся хорошенько? Хочу потереть тебе спинку. Ты уже успокоился?
— Всё хорошо. Давай, я не против, — расслабленно улыбается Скарамучча, вооружаясь приятной на ощупь мочалкой и гелем для душа.
Страсть и возбуждение давят нещадно, но такая мелочь, как совместное купание, наверное, будет очень запоминающейся и не наигранно важной в совместном будущем. Ну, по крайней мере Скарамуш всеми фибрами души желает им переплетения судьб на долгие годы.
Растирая вкусно пахнущий ароматизированный гель на тело партнёра, Казуха, несомненно, думает о том, насколько он прекрасен. От и до. Робко жмущиеся пальчики на ногах, чётко выраженный румянец, что переходит уже на уши и частично шею. Каэдэхара хочет изучить этого мальчика полностью, однако на это так или иначе уйдёт много времени.
Скарамучча тихо просит развернуться, чтобы тоже потереть ему спину. Его движения на удивление ласковые. Казуха не знал, что Скарамуш умеет быть таким. Пена ложится на тело, а быстрый поток воды сверху практически сразу очищает, не доставая разве что лишь в интимных местах.
С мокрых тел, между которыми в периоды соприкосновений возникает испепеляющий жаждующий огонь, ещё не до конца сходит сладко пахнущаяя пенка.
Скарамучча прикусывает губы, не смея заглянуть в глаза партнёра. Боится сгореть в алых омутах. Он уже горит. От чувств и дикого желания, что он не в состоянии выпустить на волю. Казуха плавно огибает влажное тело напротив, задевая при этом розовеющие сосочки, от касания к которым у Скарамуша искры из глаз и ноги норовят подкоситься. Каэдэхара бессовестно изводил парня. Впрочем, и себя тоже.
Приказной тон становится спасением.
— Повернись спиной и сведи бёдра вместе.
Скарамучча выполняет, готовый плясать под дудку возлюбленного, лишь бы тот наконец сжалился и не мучил более ожиданием.
Каэдэхара нетерпеливо мнёт мягкие ягодицы и ляжки, тихо рычит. Услышав подобный звук, хочется застонать, показать своё подчинение, но Скарамуш до сих пор тщательно избегает издаваемые собою странности.
Казуха нависает чуть сверху, требовательно целует плечи, шею, оставляет лёгкое касание губ на скулах и…
Горячий стояк оказывается промеж сомкнутых бёдер Скарамуччи. Казуха толкается несдержанно, даже немного грубо.
Этого хватает для того, чтобы треснули жалкие попытки темноволосого молчать. Он взволнованно и громко стонет, подаваясь телом назад, задницей упирается в пах. Каэдэхара начинает двигаться резко, подмахивая бёдрами и громко выдыхая прямо над особо чувствительными ушками, горячая плоть соприкасается, и мурашки табуном пробегаются по юношескому телу. Скарамучча видит, как нетерпеливо чужой член движется между ног, как он влажной головкой тычется в его яички, пачкая бледную мягкую кожу смазкой.
Казухи слишком много, он везде, он всецело заполняет разум Скара и лапает крепкими руками плечи и грудь. Казуха издаёт повторный рык, ласкающий слух, и внезапно отстраняется, так и не доведя Скарамуша до оргазма. Всё, что он может, — это громко всхлипнуть от несправедливости, и, потеряв опору в виде спасительного подтянутого тела, безвольно рухнуть к стене.
Тёплая вода ласкает ноги, утекая в небольшую воронку в углу.
— Горячо, боже, ты весь так горишь, — шепчет Казуха будто не своим охрипшим голосом, склоняясь ближе лишь затем, чтобы расцеловать сведённые вместе лопатки.
Скарамучча блаженно смеётся. Смех больше напоминает нервный плач, хотя, возможно, это всё сразу — букет впечатлений от произошедшего просто сводит с ума. Он до сих пор чувствует фантомную имитацию настоящих толчков. Твёрдый крупный член, трущийся немыслимыми фрикциями по телу. От воспоминаний уже хочется кончить, но Казуха, предвидя и это, окольцовывает основание его ствола, не позволяя излиться.
— Ка-а-азу, нечестно играешь, — в экстазе тянет он, тем не менее не имея ничего против остановки оргазма. В этом есть своя прелесть.
— Прости, сладкий, но я хочу кончить с тобой одновременно, — парень подмигивает, — как во всех тех ужасных эротических романах.
Делать нечего, приходится себя сдерживать дальше, раз уж у блондина в голове такие неожиданные замашки. Каэдэхара требовательно проводит ладонью по спине, заставляя немного прогнуться. Скарамучче ничего не остаётся, кроме как отклянчить задницу назад, и позволить Казухе наблюдать все прелести его тела, пусть и весьма сомнительные. Насчёт сомнительности блондин бы поспорил, нетерпеливо желая прикоснуться к себе хотя бы кончиками пальцев, но сам же отдёргивает свою руку, думая в первую очередь о Скарамучче.
Казуха выдавливает на пальцы пару капель густой, слегка пахнущей чем-то смазки, тщательно растирает в руках, согревая субстанцию. Возможно, делать этого необязательно, ведь как ему сообщила зрелая продавщица, сам гель имеет покалывающий охлаждающий эффект.
«Вашей партнёрше придётся по вкусу», — щебетала тогда женщина. Ну вот сейчас он проверит, на сколько баллов «партнёрша» оценит холодок в заднице.
Медленными движениями Каэдэхара распределяет смазку между ягодиц Скарамуччи, слушая тихие ласкающие стоны вперемешку со всхлипами нетерпения. Вход мягкий и набухший, мышцы немного пульсируют, заводя Казуху до предела, однако всё ещё нужно подготовить Скара к проникновению. Неизвестно, конечно, растянут ли он, но что-то подсказывает Каэдэхара — вряд ли.
Смазка сводит неприятные трения на нет. Войти в податливое тело пальцами оказывается совсем не сложно, при учёте того, что Скарамуш неприлично широко разводит ноги, подставляясь под ненавязчивый фингеринг. Первые движения внутри даются болезненно-непривычно для темноволосого, но он быстро входит во вкус, когда расслабляется и позволяет Каэдэхаре свободно прощупывать себя изнутри, сгибая и раскручивая пальцы в разные стороны и под разными углами. Второй рукой и при помощи зубов Казуха распаковывает презерватив и с переменным успехом всё же раскатывает резинку по стволу. Скарамучча не в силах развернуться сейчас и увидеть — просто слышит возню и шорох пакетика. Уже хочется поскорее ощутить в себе член. От нетерпения он пытается глубже насадиться на пальцы, но их длина явно не позволяет прочувствовать всё в полной мере.
Пальцы покидают смазанный и разработанный анал. Не успевает Скарамучча сгенерировать мысль о том, насколько непривычна временная незаполненность, как Казуха с характерным шлепком входит в Скарамуша практически до упора. И замирает, слушая, как давится стонами темноволосый.
Каэдэхара прижимается близко, шепчет неразборчивые нежности, разрешая привыкнуть к массивному члену внутри. Скарамучча лишь хнычет, царапая мраморную стену, служившую единственной опорой.
— Расслабься, ну же, давай. Можно приподниму твою ногу, прошу?
— Д-делай, что хочешь.
Казуха одобрительно кивает на такие слова и, выскальзывая из чужого тела, немного меняет позицию. Прижимает Скарамуша грудью к стене, — чувствительные соски ноют от контраста температур, — затем подхватывает парня под коленом, разводя ноги для более глубоких и резких фрикций.
— Ты так сексуально стонешь и краснеешь, боюсь, я правда не могу сдерживаться, милый Скарамучча.
— Как у тебя хватает совести вечно говорить нечто настолько смущающее, ха-а? —Скарамуш не злится, но раздражён из-за того, что не способен контролировать дурацкие красные щёки. — Возьми меня уже.
— Ох, даже так, — тянет Казуха, упирается головкой в манящее отверстие и дразнит, проводя ею по кругу. — Тогда… будь громким и податливым для меня.
Казуха снова втискивает член в нутро и практически тут же начинает двигаться.
Сначала толчки медленные и безумно глубокие, без проблем достигающие простаты. Скарамуччу потряхивает от ощущений, внизу живота всё скручивается и горячо пылает жаром, что распространяется по всему телу. Это всё так странно. Вода из душа на удивление не мешает, а наоборот, больше размаривает, ноги становятся ватными, благо Казуха не думает даже отпускать.
Казуха осыпает поцелуями шею и лопатки, прикусывает юношеский загривок и мелко лижет мокрую спину, пока Скарамучча выгибается от ощущений так, словно вот-вот сломается.
Эффект лубриканта начинает действовать и теперь внутренний жар глушится дурманящей прохладной свежестью. Стоны, похожие больше на кошачье мяуканье, то и дело слетают с губ. Скарамучча близок к желанной разрядке.
Казуха понимает это по лёгкой пульсации и сокращениям во время толчков. Начинает вбиваться быстро и рвано, буквально вколачиваясь в тело, пользуясь его несказанной мягкостью.
Скарамуш срывает голос, выстанывая имя любовника. Закатывает глаза от острого приближающегося удовольствия и трясётся от неудобной позы, которая однако приносит чертовское удовольствие Каэдэхаре.
— Ты такой тесный, узкий, такой разгорячённый внутри, — в истоме бормочет Казуха, не сбавляя темп. — Так исстонался, котёнок, сейчас я дам тебе то, чего ты так сильно желаешь.
Твою любовь я уже получил — это самое главное.
Казуха делает ещё несколько грубоватых толчков, трахает, как похотливую суку, хрипит и громко стонет в унисон со Скарамуччей. Кончают они вместе.
Скарамуш ощущает, как тонкий презерватив наполняется тёплой вязкой спермой. Даже жалеет, что раньше так недолюбливал концепцию незащищённого секса — быть наполненным семенем Каэдэхары до краёв, наверное, невероятно развратно и охуенно. Как и текущая потом по ногам жидкость. Они обязательно попробуют без контрацептивов, но уже в следующий раз. Сил на второй заход не остаётся.
Каэдэхара задерживается на несколько секунд, обмякая и при этом находясь в чужом теле. Приятные ощущения. Незабываемые. Осторожно выходит из растраханной дырочки, снимает презерватив. Скарамучча сразу же чувствует мерзкую пустоту в месте, покинутом только что Казухой.
— Ты как?
— Ох, вау… Ты был потрясающим. От начала и до конца. Твой член… Он… Обалдеть, хочу ещё.
Казуха смеётся вымученно.
— И кто-то говорит про то, что это я здесь говорю непристойности.
— Ты говоришь непристойности, а я говорю
правду.
— Да-да, точно. Разок искупаемся и в постель?
— Обязательно.
***
— Поцелуй меня ещё, прошу, — тихо и словно вопросительно тянет Скарамучча.
Каэдэхара шумно дышит, нависая над расслабленным Скарамушем уже в кровати. Подушечками пальцев гладит оголённые бёдра, обводит неровные шрамы — и совсем мелкие, и пугающе большие. Блондин убирает мешающие волосы себе за уши и пристраивается рядом, лениво, но со всевозможной любовью накрывая чужие губы своими. Парни дышат друг на друга, любуясь родными лицами.
Скарамучча смотрит куда-то сквозь Казуху. Руки отчаянно цепляются за запястья Каэдэхары, взгляд полностью расфокусирован и слегка печален.
— Мушша, точно всё хорошо? Ты как-то притих очень… Я начинаю волноваться, —парень места себе не находит, будучи не в состоянии понять настроение темноволосого. — Скажи что-нибудь.
Скарамуш лишь чмокает Казуху с характерным звуком и отрицательно мотает головой, выдавливает улыбку.
— Ты же не уйдёшь теперь от меня, правда? — Казухе больно смотреть на внезапно изменившееся личико возлюбленного. Горькая, отчего-то вымученная улыбка Скарамуччи не даёт покоя. Глубокие глаза каких-то синих невиданных оттенков сейчас наполнены обречённым страхом одиночества. Что вообще происходит?
Каэдэхара теряется. Прижимает тёплое тельце ближе к себе, заставляет уткнуться в шею, сам обнимает крепко-крепко, забирая неизвестную терзающую боль. Блондин не видит, как подобие улыбки стирается с лица, зато прекрасно чувствует влажные капельки, отнюдь не пота или вроде того.
— Милый, ты дорог мне. Думаешь, я воспользуюсь и брошу? — Казухе неприятно произносить подобное, но достучаться до Скарамуччи обязательно надо. Просто необходимо.
— И ты мне так дорог. Люблю.
Горячие слёзы льются. Каэдэхара представляет себе зажмуренные глаза и нахмуренные по-детски бровки, поджимающиеся губы.
— Ну чего ты? Боже…
— Я хороший? Нравлюсь тебе таким, какой я есть?
— Ты лучший, чудо. Бросил бы весь мир к твоим ногам, — Казуха в порыве эмоций отстраняет Скарамуша от себя, а сам хватает ладонями его заплаканные щёки, улыбается, добавляет, — и мне не важно, в шрамах они или без.
Скарамучча уже хочет утереть позорные слёзы, но его опережают. Казуха осторожно сцеловывает капли с дрожащих ресниц, так щекотно, но так необходимо, Скарамучча жмурится и хихикает, ёрзая на кровати.
— Какой дурак вообще разрыдается после первого секса, скажи мне?
— Мой дурак, — восклицает Каэдэхара и мажет поцелуем по губам, порождая на них мягкую полуулыбку.
Они лежат так ещё несколько минут; возможно, пять, возможно, больше. Просто смотрят друг другу в глаза, стремясь прочесть нечто за гранью недосказанности — не выходит ничего, однако это не страшно. Скарамучча чувствует, как сильно колотится его сердце, да даже не чувствует, а вполне себе слышит этот звук в тишине комнаты. Казуха целует его периодически. Не стремится попадать куда-то в определённую зону, просто легонько клюёт куда придётся. Приятно. У Казухи очень нежные персиковые губы, Скарамуш тает от любого касания. Разум туманится и хочется прикрыть веки — всё же вымотался не хило за минувший день.
— Можно расскажу кое-что, наверное, неуместное? Хочу поделиться почему-то именно сейчас.
— Тебе всё можно, — незамедлительно откликается Казуха.
Скарамучча грустно охает. Почему его парень такой добрый и понимающий? Даже когда он хочет сделать хуйню наподобие рассказа рандомных вбросов из своего малоприятного прошлого.
— Хорошо… Меня в детстве обижали очень часто. Не понимаю почему, зачем, когда именно всё это началось, однако в школе меня сразу же невзлюбили. В начальных классах всё было хорошо, как ни странно, но потом мы переехали с мамой и пришлось менять учебное заведение. Я так расстроился тогда, — юноша хмыкнул. — И вот в новой школе я не понравился одноклассникам. Можно не буду вдаваться в подробности?
Казуха кивает.
— Те ребята своей недоброжелательностью хотели меня сломать, искалечить моё мировосприятие и, возможно, у них получилось. Частично. Я был так наивен тогда, а дети злые. Не то время, не то место, но вот на выходе получаюсь я — с израненной душой, беспокойными мыслями, и, — Скарамучча с ненавистью бросает взгляд на множественные шрамы, нанесённые им самим в определённые периоды жизни, — этим. Меня ломали-ломали, но не доломали. Вышел вот такой слабак. Недавно мы с тобой немного поссорились и опять тот же исход событий.
Казуха внемлет всему, почти не дыша. Нечасто услышишь нечто настолько честное от Скарамуччи.
— Создавая канал с видеоиграми, я хотел убежать от реальности, от самого себя, от надоевшего, вечно уродливого лица по утрам. В итоге знаешь что? Получилось нажить себе кучу хейта, вот что. Не знаю как у меня получилось не опустить руки, однако я продолжил это дело. Оно мне реально нравится. Приносит положительные эмоции.
— Ты очень хороший блогер, солнце, я восхищаюсь тобой, — Каэдэхара не может больше молчать, хочется обнять рядом лежащего и больше никогда не выпускать из безопасного гнёздышка.
— Ха-ха, да уж. Я удалил канал недавно.
— Ты
что сделал? — алые рубины округляются в немом шоке. Скарамучча бы даже сказал, в ахуе.
— Удалил. Оставил в прошлом, угу. Начнём с чистого листа? Вместе. О, если ты не против, конечно, я не настаиваю.
Казуха твёрдо кивает. Он поддержит Скарамуша во всех начинаниях, особенно теперь, когда их отношения больше нельзя называть мимолётным развлечением.
— Я так рад, что ты остаёшься со мной…
— Не могу и не хочу иначе.
***
Задремавших ранним вечером парней будит стук в дверь, казавшийся просто худшим кошмаром за последнее время.
— О нет, если это ты… Собака сутулая, какого хуя тебе вообще не спится в пятом часу утра?! — бурчит сонный растрёпанный Скарамучча, вылезая из чужих объятий. Насколько хочется спать, что юноша даже не стесняется осознания того, что они уснули совершенно голые. Голова ещё не успевает заработать. Приходится надеть первые попавшиеся вещи, найденные на совместной полке.
— Привет, друзья!
Венти вопит с порога так радостно, будто бы не напился вчера до помутнения сознания. Когда этот чёрт вообще успел полностью протрезветь, к тому же выглядеть как идеально лакированная офисная туфля?
«Какое конченое сравнение, твою мать…» — думает Скарамуш, желая заткнуть уши или, по крайней мере, немного снизить громкость Венти. До режима «Не беспокоить», желательно.
— Ко мне в голову пришла невероятно крутая идея, я еле вытерпел до утра, чтобы не прибежать ночью и не рассказать вам! — Венти тараторит что-то оживлённо, будто навязчивый будильник на учёбу. — Итэр полностью меня поддерживает, так что надеюсь и вы…
«Блять, я надел шорты Каэдэхары задом-наперёд… »
— …присоединитесь! Ой, ты меня не слушаешь, да?
— Слушаю, — закатывает глаза Скар, хрустя затёкшими костяшками пальцев.
— Казуха всё ещё спит? Кстати, я смотрю видок-то у тебя весьма помятый, — паренёк зачем-то подмигивает и идёт вглубь комнаты, проведать и разбудить второго друга. До Скарамуччи доходит смысл сказанного и этот неоднозначный подмиг, поэтому темноволосый спешит предотвратить катастрофу в виде прекрасного зрелища на обнажённого Казуху. Может, этому чертяке всё равно кто и когда целуется с его парнем, а вот Скарамуш точно не хочет делиться Каэдэхарой, даже зрительно. Да и неловко, пиздец!
— Доброе утро, Венти, — лучезарно улыбаясь, молвит Казуха, натягивая недлинные красные чулочки под свои любимые чёрные шорты с алыми вырезами по бокам.
— Ого, доброе утро! Я погляжу, в отличие от Скарамушки ты уже бодр и весел! Слышал наш разговор?
— Конечно! Что у тебя там за предложение, выкладывай.
И пока Венти докладывает какую-то свою чепуху Казухе, Скарамучча стоит в стороне, приоткрыв рот от удивления. Пять минут назад он с Каэдэхарой нежился под одеялком в объятиях, потом ушёл к двери, постоял там немного с Венти, и когда они вернулись, Казуха…
«Да какого хрена?!»
Вот же, котяра бесшумный, выставить его спящей красавицей захотел, мол, он-то встал раньше всех, а Скарамуш, как обычно, дрыхнет без задних ног, пуская слюни на подушки. Два идиота всё о чём-то треплются с интересом.
— Мушша, пойдём с нами, на рассвет посмотрим? Красота-то, небось, удивительная! — глаза Казухи просто сверкают мольбой и восхищением. Да кто он, Скарамучча, такой, чтобы отказать этому солнцу?
— Идём-идём, — вяло бормочет он, прогоняя сон.
Скарамучча быстро переодевает позорно надетые ранее шорты. Теперь уже точно как надо. Боль в пояснице — причина его не самого доброго утра, но если вспомнить, из-за чего она ноет, то дела идут не так уж скверно. Всё-таки это не об дверной косяк копчиком въехать, а последствия самого лучшего в его жизни секса. Ладно, единственного пока что, тем не менее лучшего. Каэдэхара отлюбил его на совесть.
Выходят ребята вчетвером из отеля, когда ещё нет пяти. Солнце ещё не выходит из-за горизонта, на улице свежо и вкусно пахнет утренней сыростью.
На Итэре лица нет совершенно. Тоже не выспался, бедный. Но Скарамуш не спешит заводить с ним беседу, припоминая его настойчивые руки практически на заднице Скарамуччи. Более такого не повторится, но наладить контакт в любом случае надо. Попозже.
Оказалось, что Венти их ведёт на не слишком большую гору, вблизи их временного места проживания. Скарамучча не разделяет возбуждённого предвкушения чуда природы, в отличие от Казухи и громкого друга.
— Там вообще безопасно? — хмурится темноволосый, идёт прихрамывая, чтобы ощущать меньше колющих спазмов.
— Всё прекрасно, чудилка, это будет твоё самое незабываемое приключение за время, проведённое в Сочи! — восклицает Венти, гордо вышагивая впереди всей процессии. Скарамучча
очень сомневается в сказанном.
Дошли они запыхавшиеся и изрядно вспотевшие. Липкий пот неприятно склеивает волосы на лбу, но был плюс хотя бы в том, что сейчас Скарамучча одет не в излюбленные штаны, а в лёгкие шорты с высокой талией. Как же чудесно, что у них с Казухой практически один размер! Можно одалживать вещи друг друга.
Венти и Итэр убегают куда-то в кусты, Скарамучча ещё долгое время слышит весёлый смех совсем рядом, но потом он затихает.
Солнце давно взошло, окрашивая горные полянки в ярко-оранжевые, розовые и жёлтые цвета. В глаза, правда, слепит нещадно, но это можно перетерпеть ради восхищённого парня рядом, что от избытка чувств хватает Скарамуша за руку, скрепляя их в замочек.
Темноволосый пинает камешки под ногами, топчется, не зная, что сказать, и будет ли это вообще сейчас уместно.
Так проходит несколько минут. Голоса Венти и Итэра вновь слышатся где-то вблизи, но парни так и не выходят, решив дать время на уединение.
— Спасибо тебе за это утро. Спасибо, что пошёл тоже, — Казуха по-свойски тепло улыбается, поглаживая большим пальцем сжатую ручку.
— Да брось, — отводит взгляд в сторону, только для того, чтобы потушить глупую радостную улыбку. Этот дурак делает его непозволительно счастливым.
— Давай селфи на память и в Инсту! Канал-то удалён, но всё-таки другие социальные сети ещё актуальны. Объявишь обо мне народу.
— Снимем сегодня ролик на новый аккаунт? Хочу что-нибудь…
уютное. Прямо как ты.
— Как мы.
«Ты сияешь ярче этого глупого солнца, Казу», — чуть не говорит вслух Скарамучча, поглядывая на своего парня. Нет, сейчас не время философии.
Пора начинать жизнь с чистого листа!
Вместе. 
