***
Смыв с себя двухдневную грязь и вонь, отвратительно сковывающую тело, голый и заметно окрепший всего лишь от принятого душа Блэк, ероша чистым полотенцем смоль волос, осматривал своё отражение в зеркале без особого восторга. Забитые узорами и буквами пальцы раздражённо почёсывали щетину — на данный момент это основной негативный фактор, а побои — мелочи жизни. Пёс ретиво тряхнул волосами и зорким глазом выцепил на полочке у раковины опасную бритву. «Сказал же, чтобы я себя в порядок привёл, так что пусть делится, гнида», — с этими мыслями Норвуд, отыскав пену для бритья, встряхнул баллончик и, выдавив приятно пахнущую невесомую субстанцию на руку, принялся осторожно втирать её в щёки, пространство над губой, подбородок. Перейдя на порезанную шею, брюнет громко рыкнул и поморщился от пощипывающих ощущений, но останавливаться не стал. Закончив втирать заметно увеличившуюся в объеме, набухшую пену, кареглазый уверенным привычным движением раскрыл бритву и прижал лезвие к коже, быстрыми отточенными взмахами избавляясь от проклятых волосков. Область над лобком, бёдра и голени Зверя также были покрыты татуировками. Аккурат над линией роста лобковых волос — двуглавый ворон, поднятыми вверх крыльями подчёркивающий тазовые кости. На внутренней стороне левого бедра, буквально впившись кровоточащим взглядом в член, — Дева Мария с одной оголённой грудью. Пёс насмехался над библейскими персонажами всеми возможными способами, требуя у мастера изобразить их в как можно более непотребном виде. Обе голени обвивали жирные чёрные змеи, сливаясь с какими-то рунами. На правом бедре — отпечатанная на латыни глава из Евангелия от Матфея. Покончив с бритьём, Норвуд с выражением подлинного блаженства умылся, убирая кое-где оставшиеся комки пены, и насухо протёр гладкое точёное лицо. Теперь дышалось легче. Определённо.***
Сальваторе не переставал удивлять своим поведением. Мало того, что позволил освежиться, так ещё и костоправа позвал. Док явно прошаренный, давно работает с боссом. Вопросов не задавал, осматривал без тени удивления. Перелом ребра совсем не критичный, без смещения, поэтому грудную клетку Пса всего лишь зафиксировали эластичным бинтом с помощью циркулярной повязки. Врач обработал раны, обмазал какой-то дрянью, от запаха которой Норвуд неодобрительно поморщился — нос чувствительный, Зверь на резкие запахи реагирует соответствующе. Во время процедуры брюнет искоса поглядывал на хозяина дома. Мрачный, молчаливый, бесстрастный, как каменная глыба — смотреть невыносимо. Снова хочется по роже съездить. Только вот теперь точно нельзя, Блэк в неоплатном долгу перед этой концентрацией совершенной тьмы и холода. Пёс терпеть не мог ходить в должниках. Надо отрабатывать.***
Врач ушёл, и атмосфера из просто неуютной превратилась в уничтожающе гнетущую, густую, давящую на виски. Нервы Норвуда сдали — ощущать присутствие Сальваторе больше невозможно, морально лёд мудака плющил сущность брюнета. Хотелось сбежать. Куда угодно, лишь бы не здесь торчать. В тюрьме и то было комфортнее. — Спасибо за всё — в том числе за знакомство с клинком, — не удержавшись от словесного укола, Пёс всё же виновато кашлянул и направился к двери. Всем видом Норвуд показывал, что хочет уйти. Взгляд в точности как у собаки, умоляющей выпустить её на прогулку, только без скулежа и лапы, скребущей дверь. Помимо беззвучной мольбы в разгоревшихся с утроенной силой глазах читалась искренняя благодарность. POV Йен. Приручение животных — наука, на самом деле, не такая уж и сложная, даже если речь о самых диких, опасных и необузданных хищниках. Животные по своей сути куда проще человека, хоть во многом и схожи: всякая тварь так или иначе стремится к похвале и ласке, всякая тварь уважает того, кто сильнее и выше по пищевой цепочке; и почти всякая — верна тому, кто подставил глотку под удар её клыков, признавая опасность, силу и мощь, но впоследствии не прогнулся, сдавшись, а выжил, став только сильнее и яростнее. Люди же от животных отличаются немногим. Метод кнута и пряника для зверя, как и для человека, всегда работает безотказно: накажи за непослушание, но накорми сочным мясом за хорошее поведение; а за проявленное уважение к хозяину и верность — можно и потрепать за ухом, и позволить спать рядом, прижавшись мохнатым боком к ноге. Просто для некоторых зверей и людей эти «кнуты» и «пряники», как и любые другие методы, должны быть куда более изощрённые и продуманные до мелочей. А доверие между человеком и зверем возникнет уже гораздо позже, наживётся терпением и заработается правильными поступками и проявленной верностью. С обеих сторон.***
После душа Блэк явно похорошел и стал больше похож на человека, чем на покрытое сплошными синяками и грязью нечто. Даже морду побрил бритвой босса, ублюдок, но так, стоит признать — определенно лучше. Мазнув по Псу быстрым взглядом, Йену вдруг подумалось, что тот очень даже привлекателен, пускай и с темнеющим синяком под скулой, оставленным кулаком Сальваторе. Тем более — с этим синяком от хозяйской руки. Но нет, Йен был совсем не из «этих», чтобы рассматривать Зверя в таком ракурсе. Врач тем временем уже примчался по зову — максимально быстро, как и положено, потому долго сверлить взглядом Блэка Йен не стал. Отдал «пациента» в руки специалиста у кухонной стойки, где проводить осмотр и лечение было удобнее всего, велев сделать всё необходимое и оказать полную помощь, а сам прихватил сигареты и развалился на диване напротив окна, вальяжно раскинув руки. Все мышцы в теле ныли нещадно, на самом деле, пусть по Сальваторе это было совершенно не заметно. Внутренние ушибы и травмы всё же давали о себе знать, отзываясь болью — кулаки Блэка постарались на славу. Настолько, что было бы вполне справедливо не пускать его к себе домой, позволяя воспользоваться ванной, вызвав врача и оказывая помощь, а добавить побольше, чтобы мучился… больной на голову урод, не умеющий выражать свои желания и эмоции. А желания Пса как раз стали теперь вполне ясны. По крайней мере, Йену. Только показаться могло, что безразличный взгляд Пантеры чего-то не замечает. Он мог не обращать и не заострять внимания — с виду, — но в действительности видел и отмечал про себя всё. Слышал и чувствовал в голосе Норвуда, кожей ощущал через жар дыхания Пса и видел заметное возбуждение в его теле, хоть сделал вид, что совсем не заметил. Йен, конечно, вовсе не из «этих». Но зная о тюремном прошлом Блэка, и если брать во внимание все его порой до жути плотоядные взгляды в сторону босса… Да и не только их, а и всё то, что было недавно. Что ж, насчёт «правильной» ориентации этого типа возникали серьёзные сомнения. Но Сальваторе это, как ни странно, отнюдь не беспокоило, как и не вызывало ни отторжения, ни каких-либо опасений. Ему было всё равно.
***
После ухода доктора Йен с места не сдвинулся, а вот Блэк, кажется, заспешил на выход. Голос какой-то виноватый, взгляд макушку Сальваторе прожёг так, что пришлось даже обернуться, откинув назад голову на мягкую низкую спинку дивана — вставать сил просто нет, рёбра выламывало нещадно, а таблеточный обезбол остался наверху у кровати. — Сюда иди, поговорить надо, — сказал он спокойно и расслабленно, внутренняя хищная кошка была в состоянии покоя. — И вискарь со стола прихвати. Дождавшись выполнения просьбы, похожей на приказ — как, впрочем, и всегда, — Сальваторе первым делом закинулся алкоголем, залпом выпив сразу полстакана и на пару недолгих секунд блаженно прикрыв глаза от разливающегося по внутренностям живительного тепла. Скоро и боль отпустит. Блэк, весь как будто на иголках, сел напротив на втором таком же диване, как и хозяин квартиры, и терроризировал взглядом своим невозможным. Слишком живым и слишком полыхающим, будто сожрать хотел. Или раздеть глазами? Бес бы его побрал. — У меня к тебе предложение, — серьезным голосом проговорил Йен, сразу приступая к делу без лишней воды. Закурил и раскинул вальяжно руки по спинке дивана — поза, конечно, непрофессиональная абсолютно, зато крайне удобная. Взгляд стал серьёзным и уставился на Блэка, только мягко и спокойно, не раня даже бесконечным льдом. — Без предисловий: мне нужен личный телохранитель. Не такой, как те тупорылые ушлёпки из охранки, с одной извилиной на двоих, не способные на нормальную мозговую деятельность. А такой, как ты. Йен не стал уточнять вслух, какой именно «такой», и что конкретно он имел в виду. Многозначительная пауза и такой же многозначительный взгляд, глубокая затяжка и томное облако тяжелого дыма. Блэк молчал, слушая, и правильно делал. Пока что информацию ему только стоит слушать и улавливать, мотая на ус. Предложение не имело под собой никакого подвоха, хотя окончательно Сальваторе решился на эту меру только сегодня утром — в силу определенных причин, которые Блэку знать необязательно, пока он не дал своё согласие. Забавно, что от этого предложения он действительно имел возможность отказаться. Но телохранитель Сальваторе и правда был нужен: способный, верный, умный, готовый примчаться к боссу в любое нужное время и быть рядом, когда необходимо. И Йен сам не до конца ещё понимал, почему предложил это именно вот этому поехавшему психу, что едва не загрыз его — буквально, — но всё же предложил, и совершенно серьёзно. В способностях, проверенных на себе, сомневаться не приходилось, конечно, но вот всё остальное… Предложение, в общем, попахивало скрытым под благоразумием чистым сумасшествием. — Я дам тебе три дня на раздумья, — после этих слов на поверхность низкого стеклянного столика, разделяющего мужчин, из руки Сальваторе опустился новенький, простенький и крепкий, как кирпич, телефон с металлическим корпусом. Вряд ли у Блэка остался мобильник после той ночки и боя. — Там записан мой номер. В случае, если ты откажешься… Что ж. Секретаря у меня больше нет, так как ту идиотку я уволил. Значит, и помощник его не нужен тоже… А в роли секретарши я тебя никак не вижу, уж прости. Лёгкая усмешка без издёвки тронула красивые бледные губы. Голос Сальваторе был размеренным и по-прежнему мягким, будто не желающим спугнуть Зверя. Авторитет и власть уже были показаны достаточно, чтобы Пёс утихомирился и не проявлял свой дикий нрав, а дело имело сейчас чисто рабочий характер… ну, по крайней мере, почти чисто рабочий. — В общем, если не примешь моё предложение, можешь сдать пропуск и покинуть «Арасаку», уволю без шума и выплачу заработанное до последней копейки. Если есть вопросы, задавай сейчас. Последнее густое облако дыма в полумрак комнаты, и бычок утонул в почти забитой доверху пепельнице. За огромным панорамным окном давно открылся вид на закатное небо над мегаполисом, и лицо Йена сейчас озарял мягкий, затухающий свет заходящего солнца. Он сам не был ещё до конца уверен, почему это делал. Просто не понимал всего и полностью, но кое-что всё же уже успел четко и совершенно точно понять. В тот момент, когда клинок катаны был приставлен к беззащитной шее Блэка, а его чёрный взгляд лился настоящей бездной и горел настолько живыми и настоящими эмоциями, что их хотелось вобрать в себя целиком. После тех слов Пса, горячим откровенным шепотом, ставших неожиданными даже для готового, как казалось, ко всему в этой жизни Сальваторе. В тот момент он понял, что не встречал ещё таких людей, как Норвуд Блэк: настолько живых, честных, искренних, горящих яростью, гневом, чистыми, истинными эмоциями. Настолько ч у в с т в у ю щ и х. Его эмоции были настолько накалены до предела почти всегда, настолько оголены до самой сути, настолько живы и насыщены, что хотелось поглощать их полностью. Хотелось посадить этого бешеного Пса на короткую цепь рядом с собой, изводить, злить, выводить на эти невероятные чувства и горящий адским пламенем взгляд — и упиваться ими бесконечно, как вампир кровью и как наркоман дозой. Для Йена Сальваторе, неспособного на такие чистые и сильные эмоции, кажется, с самого детства — просто не умеющего вот так ч у в с т в о в а т ь, — эти ощущения, пожалуй, казались настоящим наркотиком и манили с дичайшей силой. Поэтому в тот момент, когда Норвуд Блэк сказал те слова — «ради твоего взгляда — на всё готов» — он буквально согласился на сделку с самим Дьяволом. Поэтому в тот же момент Йен Сальваторе понял, что искренне желает приручить этого дикого, необузданного Зверя. POV Блэк. «Как же заебал, отпусти, сука. Иначе не посмотрю, что помог — загрызу. И в этот раз точно не промажу». Обстановка пронзала иглами, словно на подпольном сеансе вшивого «мастера» акупунктуры, не способного отыскать ни одной нужной точки. Пусть от директора больше не исходили вибрации угрозы, ощущать его подавляющую ауру не было никакого желания — хотелось вдохнуть полной грудью, избавиться от ненормального чувства привязанности. Очередной приказ — Пса как на цепи волокут, заставляя выполнить то, что велено. С былой нервозностью переступив с пяток на носки босых ступней, Блэк цыкнул в сторону, пересчитав все тридцать два идеальных зуба круговым движением языка — привычка, иллюстрирующая верх раздражения при собственной уязвимости. Коснувшись указательным пальцем носа и показательно шмыгнув им, как уличный мальчишка, Зверь устремил распаляющийся с каждой секундой взор на Сальваторе. В глазах от былых вины и благодарности не осталось и следа — их вытеснила сдержанная злоба, показывающая оскал до «зубов мудрости». Гнев плескался в узких зрачках, вытекая за их пределы и затопляя радужку. Резко сорвавшись с места, Норвуд практически содрал со столешницы проклятый виски и неспешно, откровенно борзой походкой приблизился к отдыхающей большой кошке, развалившейся на диване. Забитая рука протянула стакан. Обратившись в слух, брюнет рухнул напротив. Обивка просела под весом бойца. Поза максимально напряжённая: сел на самый краешек предмета мебели, корпусом подался вперёд; руки, согнутые в локтях, упёрлись в тугие бёдра, поигрывающие мышцами под грубой джинсовой тканью; пальцы сцеплены плотным замком так, что в типичной мужской манере подрезанные ногти впились в кожу; широкая твердь плеч ссутулилась; голова качнулась в лёгком наклоне вбок — Зверь слушает, внимательно и жадно, раз надо. Разговор явно серьезный. Взгляд — прямой, открытый, лишь слегка диковатый, как у «домашнего» волка. «Вот расселся, мудила. Королём себя даже в таком состоянии ощущает». Пока затаившийся хищник раскуривал сигарету, Норвуд скользнул взором по избитым участкам тела босса, которые позволяла увидеть безрукавка. Пёс невольно любовался своей работой — обычно его жертвы либо кормили рыб, либо больше никогда не попадались на глаза, а тут — такая удача. Все не так уж плохо. Нутро щекотало самоуважение. Моментально среагировав на голос, Блэк снова смотрит в глаза напротив. Губы плотно сжаты. «Такой, как я, пытавшийся тебя пришить к херам собачьим, а, баклан?» — Зверь бы рассмеялся, вот только представление о такте кое-какие имелись. Да и не с руки зубоскалить сейчас — предложение-то хорошее, любой дурак скажет: и подзаработать можно, и долг мужской выплатить. Понятия чести и достоинства для Норвуда — ключевые, даже в оголённом яростном состоянии. Эффектная пауза. За дымовой завесой Сальваторе и правда выглядит как божество, восседающее высоко и взирающее на простых смертных с пика своей господствующей сущности. Блэк не удостоил своего внимания телефон, не двигался, смирно ждал продолжения. Мертвенная бледность Йена утонула в разлитой закатом краске, на которую лессировками ложились клубы сигаретного дыма. Красиво. Подлинное искусство. Мужчина невольно вспомнил колыхание ветвей дерева на могучих рёбрах Пантеры. Почему дерево? Сальваторе не из тех, кто будет бить что-то бессмысленное. «Мудрые» зубы до боли стиснулись — желваки снова прыгнули под смугловатой кожей. Эмоции директора, приобретающие интересные, ни на что не похожие очертания, уникальны. Это не бездушный мудак, нет. Просто другой. «Ты же сгусток чувств, урод. Говоришь, смотришь, двигаешься на порывах. Строишь же из себя хуй пойми кого». Нет, Блэк не станет в это лезть. Йен Сальваторе — всего лишь работодатель. Норвуд протянул руку к телефону и, надавив подушечками пальцев на металлический корпус, подвинул гаджет обратно к директору. «Беги, Блэк!» — разум, конечно, парень громкий, поклон ему низкий за старания. Только вот нутро было главнокомандующим механизма под кодовым названием «Норвуд Блэк». И нутро по-дружески шептало: «Брось, старик. Ты же хочешь остаться, правда?» «Правда». — Мобила не потребуется, — рокот Пса ровный, гортанный, басистый. В глазах — ответ, который брюнет озвучил лишь для соблюдения формальностей: — Я согласен. POV Йен. «Знал, что ты мне не откажешь». Арктические глаза довольно блеснули в тёплом свете последних солнечных лучей. Всего на короткое, неуловимое мгновение. Согласился так быстро, будто только и ждал этого. От желания вцепиться в глотку до готовности защищать любой ценой? Человек-импульс, мать твою. Но Сальваторе всё равно удовлетворён таким исходом, даже переспрашивать нет смысла — в бесовском взгляде Пса читалась четко определённая решимость. — Телефон всё равно возьми, мне нужно будет с тобой связываться. В любое время, — мягкий кивок на аппарат, голос Йена сейчас урчал спокойно и бархатно, отдавая лёгкой усталостью. Телефон — обычная рабочая мера и формальность, простое удобство, приобретенное заранее. Если уж согласился, должен быть на связи постоянно, и не выкрутишься. Осознавал ли вообще Блэк, на что подписался и какую сделку с дьяволом только что заключил? Бесстрашный безумец. Такой и в огонь бы кинулся без раздумий, если бы для него это было важно, или даже если бы просто хотелось. Псих. — Езжай домой, пару дней отдыхай, — Йен с усилием плавно перетёк в прямое сидячее положение, поднялся так же медленно с дивана. Дверь нужно открыть вручную всё же. — Сейчас тебя отвезут, машина внизу. Во время работы пользоваться будешь тоже ею, а не своей. Почти у двери взгляд невольно скользнул и с интересом прошёлся по гематомам среди чернильных иллюстраций на теле Блэка и парочке мелких порезов, не скрытых бинтами. Почему-то Йен был почти уверен, что уже в логове Пса все эти повязки отправятся в мусорку. Интересно, насколько в его отношении верно выражение «заживает, как на собаке»? Стоило бы чуть поусердней поиграться с катаной и проверить… Маниакальные чёрные мысли так и лезли настойчиво в голову, скручиваясь и стягиваясь тугими узлами где-то в висках — явный знак того, что пора пить таблетки и ложиться спать. Йен приблизился к кодовому электронному замку, приложил большой палец к сканеру; механизм в двери тихонько щелкнул. Блэк всё это время как-то забавно держался на приличном расстоянии, будто спокойная Пантера способна поцарапать или укусить. Только взглядом цеплял, волчьим таким, однако на удивление мирным, как казалось. Но Сальваторе почти точно знал, что эта буря ещё не миновала, а лишь утихла на время. Слишком остро отображался в воспоминаниях тот взгляд — сначала на ринге, потом сегодня. Такой взгляд тяжело забыть и тяжело спрятать куда-то подальше, перестав считаться. Это вовсе не то покорное слепое обожание или чистый страх, с каким смотрели на Йена все другие люди. Любые, но не этот — не бешеный Пёс Норвуд Блэк. POV Блэк. Принимать что-то от начальника-уёбка было тяжело, но правила есть правила: всё-таки Блэк согласился на предложение не мелкой сошки, а директора «Арасаки», поэтому телефон всего с одним номером в телефонной книге осторожно лёг в руку. Мужчина недоверчиво повертел средство связи с шефом и, заметив, что хозяин, наконец, двинулся, подорвался, будто бы того и ждал. Отойдя за спинку дивана, точно прячась за щитом, Норвуд проследил, как Пантера шествует к двери: Сальваторе — царь зверей под названием «люди», без сомнения. Псина держалась на приличном расстоянии — урок был усвоен, тем более территория врага — его место силы, вытягивающее энергию и даже жизнь из добычи. В невыгодности своей роли черноволосый не сомневался — далеко не глупый малый. Спасительный щелчок. Свободен. Блэк в несколько широких шагов сократил расстояние, отделяющее его от желанного выхода, и с проворством степного шакала, обогнув Йена, переступил порог треклятого дома. Ноги мгновенно налились былой силой, уверенность впиталась в мышцы, укрепила кости. Норвуд расправил плечи, размял спину и, прикрыв глаза, дёрнул шеей, словно в вену ввели стероиды. Сейчас Пёс принял практически ту же форму, что и на ринге, только вместо сокрушительной ярости, сметающей всё на своем пути, его омывали огненные воды свободы. С видом, внушающим страх, уважение, преисполненный чувства собственного достоинства, невзирая на унизительные побои и, на самом деле, незначительную травму ребра, Блэк бросил взгляд чёрных глаз, отражающих пламенные отблески, на Сальваторе. Зверь лишь кивнул и стремительно, не оборачиваясь, удалился, словно его здесь никогда не было. Воплощение дикости и свободолюбия.***
Улица способна не только забирать; она щедра по отношению к тем, кто уважает ее законы. Пёс уважал, в этом невозможно сомневаться, поэтому неприрученная окраина всегда принимала его, как мать принимает блудного, однако любимого сына. Блэк покинул салон рабочей машины — чёрный «мерин» а-класса, хэтчбек. Для Корпорации подобная тачка стоит копейки, для брюнета же — целое состояние. Неуютно, но, опять же, правила есть правила. Пёс развернулся лицом к панельному многоквартирному дому, где снимал берлогу, и хотел было закурить, только вот сигареты остались в собственной машине, а та — чёрт знает где. Возможно, ее уже толкают по частям предприимчивые мальчишки. Черноволосый цыкнул. Но не стоит забывать, что улица возвращает по заслугам. Взгляд Норвуда уцепился за знакомый серебристый кузов — Тойота на месте. Дар благосклонной периферии. Не теряя времени, кареглазый трусцой пробежал к авто и окинул его взором: пара новых царапин и скрученные колпачки — засранцы малолетние постарались, щенки поганые. Хотя всё могло быть гораздо хуже, поводов для злобы нет, тем более ключи остались на руках — плотно засели в джинсах и не выпали во время боя, копы же потом вернули личные вещи. Отключив сигнализацию, кареглазый завалился в привычный и подходящий по статусу прокуренный салон. Сигареты в бардачке. Рядом со стволом и ключами от квартиры. Вынув пачку с куревом, Пёс схватил и М1911 — теперь уж точно пригодится, глупо надеяться лишь на свои физические данные. Дерьмо, в котором варится Сальваторе, — густое и реактивное. Щелчок бензиновой зажигалки с редкими пятнышками ржавчины у основания. Запах табака. «Теперь нужно пожрать и поспать. И потрахаться, чтобы вся дурь из башки вышла к хуям». *** — Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте. Бряцанье цепей. — В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. Глухой стон. — И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я. Мерзкий чавкающий звук. Нечеловеческий крик. Угрожающий рык. — А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете. Удар. — Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь? Плач вперемешку с надрывными мольбами. — Иисус сказал ему: Я есмь путь, и истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Тошнотворный всплеск рвоты. — Евангелие от Иоанна, глава 14. Ты же узнал эти строки, а, Кевин? — крепкий мужчина лет пятидесяти в чёрном дорогом костюме подошёл вплотную к обоссанному и обблёванному заложнику, прикованному тяжёлыми цепями к ввинченному в потолок крюку для подвешивания свиных туш. — Отвечай, когда спрашивают. Чтец с обманчивой лаской в движениях коснулся распухшей щеки того, что когда-то было Кевином — владельцем небольшой строительной фирмы, задолжавшим приличную сумму мафиозным структурам. Теперь же это просто кусок мяса с практически беззубым ртом, пускавшим кровавые слюни и желчь, смешивающиеся с бесцветными тягучими соплями, тянущимися из вывернутого носа. Глаз практически не видно из-за огромных пухлых гематом; некогда имевшая здоровый оттенок кожа налилась чернильным пурпуром. Одним словом — жалкое зрелище. — Я есмь путь и истина, понял, Кевин? — немолодая, но по-прежнему сильная жилистая рука переместилась в сальные и слипшиеся из-за крови и пота волосы. Фаланги с трогательной лаской массировали чужую кожу головы. Тягучий, словно майский мёд, голос терпеливо повторил: — Путь и истина… Рывок. Узловатые пальцы вобрали в мощную хватку скользкие на ощупь патлы подвешенного. Лицо, превратившееся в фарш, вплотную приблизилось к Чтецу. Его глаза полны любви, понимания и отцовской строгости. — И жизнь, Кевин, — на контрасте с родным, безгранично тёплым взглядом линию рта мужчины тронула улыбка самого Сатаны. — Кончай его, Норвуд. — Есть, босс.***
Вступив в Семью в шестнадцать, Блэк уже через несколько лет стал профессионально заниматься «зачисткой», устраняя неугодных боссу людей. Типичная работа для верной бешеной псины, которую посадили на короткую цепь. Оборот оружия, наркотиков, человеческих ресурсов и грязные политические игры Зверя не касались — он всего лишь оружие в цепких лапах мафии, солдат — до безумия верный, бесстрашный и кровожадный. Босс — Эмилио Конте. Глава одной из самых влиятельных семей во всей стране. Хоть седина уже тронула виски прожженного Главы, авторитет он не терял, с каждым днём лишь доказывая своё превосходство в преступных кругах. Для Блэка Конте, разумеется, стал отцом, хозяином и чуть ли не самим богом. Только вот бешеный пёс, почувствовав угрозу, может укусить даже владельца. У босса было два недостатка: необъяснимая страсть к Священному Писанию и мнительность. Первое Норвуда раздражало, а второе чуть не убило. При попытке очередного покушения обезумевший старик бросил обвинение в адрес Пса. Конечно же, он был сломлен, унижен, потому что собачья верность — самое надёжное явление в мире. Рука, которая семь лет подкармливала уличного щенка, замахнулась для смертельного удара. И окрепший щенок дал ответ — Блэк, озлобленный, растоптанный, совершенно яростный, застрелил Конте. Выпустил пулю прям в голову старого ублюдка, посмевшего предположить, что Зверь способен на предательство. Под Конте давно копали, поэтому особой шумихи не поднялось — этот Дьявол отравлял жизни многих влиятельных людей, сделавших всё, чтобы не началась война. Пса же посадили — без разбирательств, без судебной тягомотины. Фактически, тюрьма спасла Блэка, ведь на свободе остались верные убитому боссу люди, мечтавшие разорвать наглую собаку. Отвратительно долгие три года за решёткой. Обиженный, преисполненный гнева, Норвуд был опасен как никогда. Все эти истории с изнасилованиями в тюрьмах обошли мужчину стороной — только один урод пытался воспользоваться бывшим солдатом мафии, за что крупно поплатился: на следующее утро его, избитого до полусмерти, нашли у сортиров с вырезанной на лбу надписью «пидор». Надзиратели закрыли глаза на инцидент — все прекрасно понимали, что Блэк на особом положении, практически на курорте, в ожидании, пока на свободе всё уляжется. Конечно, за эти три года «друзья» Конте пытались устранить убийцу, и один раз даже всадили заточку в бок Пса. И ничего — дворняги живучие, а пока зализывают раны, становятся ещё злее и сильнее. Гнев вытеснял кровь из вен, заполняя Зверя. Оскорбление со стороны того, кто был для мужчины всем, разъедало душу, уничтожало. Каждый день брюнет умирал и оживал вновь. Он жил, чтобы насаждать свою абсолютную злобу. Жил, чтобы выжигать всё дотла. Он — Разрушение.***
Выделенные Сальваторе выходные прошли как в тумане. В первый же день эластичный бинт, закрепивший ребро, отправился в мусорный бак — болевой порог кареглазого гораздо выше, чем у обычных людей. Чернеющий под скулой синяк несколько злил, давно Зверя не били по лицу. Унизительно. Потом беспробудный сон — в одиночной камере Пёс глаз сомкнуть не мог больше суток. Во второй день Дэйв оставил сообщение на автоответчике и сказал, что он лично вернул машину, вспомнил угоны по молодости. Норвуд нисколько не сомневался, что это старый приятель постарался. Размявшись, несмотря на травмы, мужчина наведался в ближайший бар, выпил и подцепил какую-то рыжую хорошенькую девку на пару лет старше самого Зверя. Он не боялся водить женщин в свою пустую однокомнатную квартирку, в которой из ценного был лишь сам Блэк, что тоже весьма сомнительно. Жаркий секс, сладостный запах женского влагалища, растекающийся по упругим бёдрам, мягкие округлые груди отрезвляли, вытесняли все эти «пидорские» мысли. Нет, он точно не «заднеприводный». Абсолютно точно. Пёс пытался убедить себя в этом с каждым толчком в текущее лоно рыжей. *** — Что тебя тревожит, сын мой? Блэк сидел в тесной исповедальне церкви св. Патрика. Прихожане разошлись по завершении нудной, затянутой проповеди. Одетый в простую чёрную футболку, выгодно подчёркивающую рельефы развитого тела, и брюки в тон, Норвуд смотрел прямо перед собой. За резной деревянной перегородкой — профиль престарелого падре. Божий одуванчик, а не мужик. — Сразу скажу, старик: не верю я в эту вашу хуйню, понятно? Ни в этого Урода, ни в его Мать. Ни во всех святых. Просто… — прищурившись, Пёс приблизился к крошечному оконцу, связывающему грешника и священника. Церковный слушатель пахнет ладаном и благородной старостью, хотя мужчина знал, что всё это — вшивое лицемерие. Святоши — прогнившие до костей мрази. — Поговорить не с кем, сечёшь? Тянет что-то. А ты, вроде как, божественный психолог. Черноволосый хмыкнул и отстранился от окошка, откинувшись на стенку католической камеры для излияния душевных страданий. На слова «сына Божия» священник никак не отреагировал. — Короче, я злюсь постоянно. Понимаешь, мужик? Я же убивал раньше, да и сейчас бы убил, если бы припёрло. Но даже насилие этот гнев не может унять. Сначала думал, что я садист какой. Ан нет — вообще насрать: что убил, что не убил — один хер, — захотелось перекурить. Блэк вытянул из кармана брюк пачку и подцепил зубами сигарету, пока что не поджигая её. Падре не проронил ни слова даже после этой выходки Зверя. Клыки Норвуда нервно жевали фильтр: — И больше всего меня бесит один мудак. Конченный урод, недавно пришить меня хотел. Правда, я тоже на него бросался, но всё равно. И этот ублюдок ненормальный мне работу предложил, представь, а? Уссаться можно. Норвуд гортанно и как-то безрадостно рассмеялся. — А ещё у меня на него дважды вставал. Но я же не педик, баб люблю. С мужиком вообще ни разу, понимаешь? Не хотелось мне, мерзко, а пидоры, которые клеить пытались, от меня избитыми уползали. А тут — форменный пиздец, — пальцы уже поигрывали зажигалкой, то откидывая крышечку и высекая огонь, то закрывая пламень. — Не понимаю, что происходит. Почему он так меня бесит, а? И трахать я его не хочу, но все равно встаёт. Зарычав, кареглазый всё-таки поджёг табак и затянулся. — Хули ты молчишь, дед? Я тебе тут душу изливаю, думаю, может, скажешь че в своем христианском стиле, а ты заткнулся! — осатанело глянув в окошко, Норвуд, не выпуская сигарету из зубов, замахнулся и ладонью долбанул дубовую стенку исповедальни. — Бог есть Любовь, и порой это чувство приобретает самые неожиданные для человека формы, — голос святого отца гладкий, убаюкивающий, по-старчески трескучий. Спокойствие, которое источал служитель церкви, только сильнее раздражало. — Ты че за хуйню мелешь, старый? Какая в пизду любовь, какой бог? — оскалившись до дёсен и глухо зарокотав, взвинченный Пёс метал молнии из дьявольских сумасшедших глаз. Никто не знает, что бы сделал Норвуд, если бы не вибрация лёгкого в обращении кнопочного телефона. Звонок волнами расходился по ноге. — Тебе повезло, святой отец, — с отвращением сплюнув сигарету на пол исповедальни, Блэк сорвался с места и вышел в зал церкви. Телефон в руке. Звонок от Сальваторе. В порыве бешенства врезав ногой по одной из скамеек для прихожан, Зверь гневно вдавил в корпус кнопку «принять вызов». — Слушаю. POV Йен. — Надеюсь, ты уже успел отдохнуть и выспаться. Особой надежды безучастный голос Сальваторе в трубку, правда, не выражал. Как и ничего другого — привычное безразличие из арктического льда. — Через час жду у себя. Поднимешься в квартиру, разговор есть. Не дожидаясь никакой реакции, Йен сбросил вызов и откинул телефон на диван. Приказы босса не обсуждаются.***
За прошедшие двое суток он успел откопать и изучить всю имеющуюся, доступную и недоступную информацию на своего нового телохранителя. Сбор полного досье на Норвуда Блэка занял у информатора немногим меньше суток; дельце вышло вполне объёмным и на вечер следующего дня было на руках у босса, отпечатанное и сшитое в толстую папку. Другого Йен, впрочем, от Бешеного Пса и не ожидал. Просто глядя на этого парня, можно было прочесть половину его прошлого, достаточно хотя бы малейших познаний и представлений о жизни в обычном гетто. Неблагополучная семейка из низов общества — знакомо. Рос без матери — умерла, когда был ребёнком, воспитывал отец. Хотя, судя по Блэку, по-настоящему воспитала его только улица. Ещё в совсем подростковом возрасте уже полный набор от банальных драк, угонов и краж до такой же банальной торговли дурью на улицах. Совершенно неудивительно. Долги и неосмотрительность отца довели сына до цепких лап мафиози и поистине «собачьей жизни», буквально не оставляя выбора и заставляя ступить на совсем уж неровную дорожку, залитую кровью. «С шестнадцати лет наблюдался в мафиозной группировке под руководством Эмилио Конте». Йен скривился, припоминая этого человека. Отвратительный мужик, хоть и авторитетный был в своих кругах. Сальваторе пересекался пару раз с набожным до откровенной тошноты стариком ещё тогда, когда только недавно пришёл в «Арасаку» и стоял за плечом более высоких по должности авторитетов — прошлого директора, например. Ещё тогда, когда был никем и носил другую фамилию. Если подумать, с Блэком уже тогда они могли встречаться тоже, хотя вряд ли запомнили бы или хотя бы обратили внимание друг на друга. Значит, Пёс принадлежал Конте. Отменная дрессировка, ничего не скажешь. Лет пять Блэк, по сути, занимался чисто убийствами по команде хозяина. Отморозок тот ещё, ясное дело. Интересно, для него это было долгом или удовольствием? А вот дальнейший пункт биографии телохранителя заинтересовал и удивил Сальваторе куда больше. «Служил под началом Конте до момента, пока не застрелил того самолично. Причины неизвестны». О слухах, витавших вокруг убийства старого главы мафиозного семейства Йен помнил отлично. В прессе этому событию выделили всего пару небольших статей, в которых лишь восхваляли почившего ублюдка как «достойнейшего человека» и «известного деятеля». В своих же кругах известно было больше: кто-то из своих же пустил Конте пулю в лоб. Забавно, Йен тогда думал, что тот безумец наверняка уже давно кормит рыб где-нибудь на дне реки. А мерзавец, оказывается, выжил и вернулся даже к более-менее нормальной жизни. Вернее, не вернулся — ведь прежде у него никакой нормальности в жизни и не было, — а начал «с чистого листа», если можно так сказать. Но в реальности не бывает никаких чистых листов и новой жизни; по крайней мере, Сальваторе в это не верил. Но всё же факт, что ручной пёс застрелил собственного хозяина — насторожил и вызвал вопросы. Вряд ли Блэк сделал бы подобное без весомых причин, однако псина, способная убить своего босса — несомненно, опасна. Впрочем, кто сказал, что верный солдат не может ненавидеть своё руководство? Об отношениях Блэка со стариком не было достоверно известно до мельчайших деталей, но не был он ни правой рукой, ни самым приближённым из людей мафиози. В верности Норвуда, однако, сомневаться не приходилось. Даже несмотря на то, что он недавно и попытался загрызть Сальваторе, в звериных карих глазах всё равно всегда читалась предельная честность. Спустя такое короткое время после произошедшего Йен ещё не полностью разобрался с тем, как именно понимать тот акт животной агрессии в свою сторону. Но, возможно, это была некая проверка нового босса на прочность и силу, ведь Блэк явно не из тех, кто стал бы хоть как-то служить слабаку. Дальше в деле бывшего бойца мафии всё было очевидно: тюремный срок. В конце концов, досье заканчивалось выходом Пса на волю спустя три года. За время пребывания за решеткой пережил парочку покушений, но сам особо не буянил, чем сократил себе срок и вышел по условно-досрочному. И даже несмотря на это — крышу у парня рвёт знатно. Бесстрашный до одури, хотя, в самом деле, с чего бы такому, как Блэк, бояться тюрьмы? Настоящий псих, каких мало. У нового босса этот вывод, впрочем, вызвал довольную усмешку хищника и ещё большее желание приручить бешенного Пса.***
Следующий день с самого утра принёс от всё того же верного информатора новости куда менее приятные для Сальваторе. Почти сразу пришло и решение вызвать нового телохранителя уже сейчас, хватит отлёживаться. Толстая папка с досье на Блэка, с соответствующим заголовком на светлой обложке, была небрежно отброшена на стеклянный столик в прихожей; Йен и не думал её прятать и скрывать от Пса, что уже узнал о нём всё, что возможно. Каким бы ледяным бездушным мудаком Сальваторе не считали, в честности ему нельзя было отказать: о своих намерениях он всегда заявлял прямо, не скрывая, и терпеть не мог лицемерия и лжи от кого бы то ни было. Но честность, однако, не подразумевает вываливать душу наизнанку при первой возможности.***
Пёс приехал даже раньше данного времени, оно и к лучшему. Правда, когда дверь перед Блэком с тихим щелчком открылась, босс предстал не при полном параде, а едва успев надеть брюки. Волосы влажные, недавно из душа. Синяки с тела уже почти сошли — рельеф мышц вновь переливался чистейшей бледностью, только в области нижних ребер и ветвистого дерева на боку темнели ещё несколько сильнейших остаточных гематом, а на шее до сих пор красовались медленно заживающие следы укуса. Йен молча пропустил Пса в квартиру, кинув недолгий, привычно холодный взгляд. Оделся Блэк не в официальный костюм, но это при нынешней его новой должности как раз позволялось. Главное, что не в кожанке на голый торс, и то неплохо. Выглядел гораздо лучше, чем в прошлую встречу, посвежевшим и вернувшим с прежней яркостью свой злобный живой огонь в глазах. От одного взгляда в эти глаза Йену хотелось надеть на Пса намордник и посмотреть, как бесится этот настоящий Зверь внутри Блэка. — Зайди и сядь, — хозяин квартиры указал на диваны у окна. Разговор не будет быстрым и коротким, стоять в прихожей было бы глупо. Сальваторе же отправился по металлической лестнице наверх, за рубашкой, ибо от звериного взгляда Блэка одеться хотелось как можно скорее. И заехать по наглой морде за то, что смотрит так, будто хочет сожрать. Вернувшись буквально через несколько минут, на ходу застегнув хорошо сидящую по его фигуре, чёрную, как всегда, рубашку, Йен раскинулся на диване напротив Блэка и лениво закурил. — Кофе? Виски? — льдистый взгляд исподлобья и чисто вежливая гостеприимность. Хотя распивающий кофе Блэк представлялся плохо, а напиваться было бы дурно, но выпить по глотку никто бы не запретил. Обсудить предстояло многое: полностью ввести нового телохранителя в курс дела. В прошлый раз они оба были слишком побитые и уставшие, чтобы серьёзно обсуждать дела. К тому же, информации за последние дни прибавилось. И была она, мягко говоря, настораживающей. Даже для самого Сальваторе. POV Блэк. Быстрый приказ. Лишённый каких-либо эмоций голос — совершенный лёд. Гудки. — Уёбок. Зверь в очередной раз пнул скамью и, оставив за спиной витраж со сценой Вознесения Господа, покинул церковь.***
Норвуда уже блевать тянуло от вида высотки, в которой поселился Сальваторе, но теперь приезжать сюда придётся довольно часто, Пёс это чувствовал. Фойе. Изо всех углов жадно наблюдают камеры, мигающие единственным красным глазом. Гадского вида консьерж. Лифт. Подниматься придётся высоко. Войдя в раскрывшиеся двери после приветливого звонка, оповещающего о прибытии, Блэк развязно сунул руки в карманы зауженных брюк и стрельнул палящими солнцами глаз в сторону очередной камеры, охватывающей всю площадь кабины лифта. Зверь блеснул демоническим оскалом и показательно сплюнул на сверкающий чистотой пол — пусть охрана насладится крохотным представлением.***
Он всегда приезжал раньше положенного времени. Как правило, на 15-20 минут. Дрессировка и какая-то врождённая реакция. Собачья психика, что поделать. Сальваторе в своём репертуаре — обворожителен и силён. В желудке что-то неприятно шевельнулось. Отметины так быстро сходят, их вытесняет былая бледность. Кареглазый ревностно хочет оставить новые следы. Метки. Укусы. По всему телу. Хотелось вонзить клыки в эту бледную крепкую плоть, вылизать дерево на рёбрах. Дерево. Норвуд сверлит пылающим голодным взглядом татуировку, оглаживая языками огня все двадцать восемь изящных веток. Изображение словно живое и смотрится пугающе естественно, дышит вместе с кожей, в которую влилось родимым пятном. «Хочу вновь ощутить твой вкус». Зато шея до сих пор расписана. Наверное, останется след. Его след, Норвуда Блэка. Клыки возбужденно зачесались. Кончик языка ковырял десну над хищным зубом. Йен как будто окружен серовато-голубым ореолом, который хотелось окрасить в кроваво-красный. Приказ. Собака не смеет ослушаться. Но ведь Норвуд даже не признал Сальваторе в качестве Хозяина, что нервировало. Пёс шагнул в прихожую и сразу же уцепился взглядом за увесистую папку, совершенно не вписывающуюся в интерьер. «Накопал дерьма, хуило. Ну ничего, зато теперь знает», — Блэк оскалил пасть в жёсткой иронии, переведя взор истинного убийцы на босса. В глазах — расплавленное железо и бьющийся в конвульсиях азарт. Сальваторе приказывает — Норвуд делает. Эти взаимоотношения лаконичны и бесхитростны. Мужчина прошёл к диванам и в дворовой отвязной манере уселся на место. Пёс неплохо распалился в церкви, поэтому его нынешний жар способен выдержать лёд Йена любой остроты и толщины. Сейчас было не так неуютно, хотя надолго ли. Мудак утопал куда-то. Спина у него красивая. Гибкая. Как у кошки. Блэк фыркнул, точно ему в нос попала вода, и взглянул за окно. Единственное, что привлекало Зверя в этом отвратительно богатом жилище, — вид. Панорамные окна оставляли в душе ощущение полёта. Поразительная близость к такому красивому, но безучастному и высокомерному небу. Внезапная тоска забралась под сломанное ребро брюнета и принялась копать лёгочную ткань. Босс вернулся. Скрыл торс. «Приличный дохуя. Прям как девка после первого в своей жизни траха. Интересно, а как ты себя в постели ведёшь, а, Йен Сальваторе? Наверняка женщин в перчатках трогаешь, чтобы, упаси Бог, не испачкаться», — от этой бесстыжей мысли кареглазый сдержанно ухмыльнулся. Чисто формальная холодная вежливость шефа была встречена испепеляющим взглядом с беснующимися в нём всеми чертями ада. Удивительно, но в жилище Пантеры не хотелось ни пить, ни есть, ни даже курить. Словно Блэка сковали по рукам и ногам, а в рот затолкали кляп. — Давайте к делу. Норвуд подался вперёд, собрав пальцы в замок и расслабленно ссутулив опущенные плечи. Зверь всем видом показывал, что готов впитать каждое слово, сказанное начальником. POV Йен. Какой деловой зверюга. Кулаки, видно, так и чешутся надрать кому-нибудь задницу или и чего похуже. Взор горит решительным диким огнём. Йен довольно усмехнулся, подумав, что с выбором, пожалуй, не ошибся. К делу, так к делу. — Ты знаешь, чем действительно занимается «Арасака»? Вопрос прямо в лоб без утайки и какой-либо конфиденциальности. Она ни к чему для тех, кто знает правила, а Блэк знал. И, разумеется, вопрос также и не о деятельности корпорации, связанной с недвижимостью. Речь о той стороне, которая не освещается в общественности ни при каких обстоятельствах, однако просто является данностью и всем известным фактом. Как точное знание о том, что у хищника есть острые клыки, даже когда их не видно. Речь о людях, стоящих за корпорацией и основавших её в Японии ещё много десятков лет назад. Людях страшных и слишком опасных даже в сравнении с мафией и прочими бандитами этого прогнившего до основания города. Блэк хоть что-то, да должен знать о тёмной стороне «Арасаки», в силу достаточно долгой жизни в преступном мире и вращения в определенных кругах; или хотя бы иметь догадки о том, что тщательно скрывается под видом благополучной «порядочной» Корпорации. Дьявольская машина следит за своей славой и допускает утечки в массы ровно настолько, чтобы внушать силу и страх одним названием. — Сильно вникать в это тебе не нужно, — густое облако дыма расплылось туманом по комнате. Пёс отчего-то даже не закурил, хотя его страсть к этой привычке очевидна. Ждёт разрешения? Вряд ли, да и чёрт с ним. Взгляд Йена стал серьёзным и сосредоточенным, никаких усмешек, только стальная точность и острая собранность. — Пару дней назад я узнал, что под меня начали копать. Довольно упорно, чтобы я был уверен в их нешуточных намерениях. Я пока не уверен, «альфы» это или кто похуже, но точно знаю, что не пресса или им подобные мошки. Сальваторе неугоден мафии. Это очевидно, и довольно давно. Слишком броский, слишком цепкий, слишком несгибаемый. «Арасака» — гигант, и этот гигант сожрал много тех, кто оказался меньше и слабее. А Сальваторе — на вершине бездушной машины в этой стране, и он тот, кто не идёт на уступки, не сотрудничает без выгоды и никогда не проигрывает. За три года на посту директора такому человеку было бы слишком странно и слишком сложно, нереально просто не нажить врагов. Но и враги слишком неосторожные или глупые — убирались быстро и наверняка. Те, кто решили подобраться к горлу Йена Сальваторе на этот раз — были определённо не из глупых. Вынюхивали тщательно, осторожно, не оставляя следов. Информатор сообщил, что обнаружил всё только сейчас, по счастливой случайности, но началось это, вероятно, гораздо раньше. Мужчина утопил бычок в старых окурках, задерживая крепко сжатые пальцы над пепельницей на столике, и отвёл подернутый задумчивостью взгляд от Блэка. Мыслей о том, что именно Пёс мог быть чьим-то шпионом, даже не возникало. Не в его натуре быть крысой, и точно не в его правилах — Йен просто чувствовал и знал это. Он молча поднялся с дивана и уверенным шагом бесшумных босых ног ушёл куда-то по лестнице наверх. Вернулся, сжимая в руке впечатляющих размеров пушку. «Дигл», или же легендарный «пустынный орёл» холодным и внушительным металлическим весом лёг на стол перед Блэком, мягко блеснув массивным стволом. Страшное чудовище, обладающее поистине разрушительной силой, заключенное в габариты «оружия одной руки». Чудовище под стать другому чудовищу: Пёс точно прекрасно справится с этим монстром. К тому же это — негласный первый знак доверия Блэку. По крайней мере, первый шаг на пути к нему. — Сам понимаешь, мне нужна серьёзная перестраховка. Сальваторе неспешно прошёлся к окну, сунул руки в карманы брюк, холодный взгляд устремился за пределы зеркальных высоток. — Уверен, ствол у тебя есть и без этого. Всё равно возьми, лишним не будет. Ты должен быть готов, что это, скорее всего, не просто уличные мелкие сошки. Неопределенно хмыкнув, Йен прошёлся пальцами по волосам, зачесывая к затылку, и добавил: — Если есть вопросы, я слушаю. POV Блэк. С головой погружаться в подобную грязь не хотелось. Блэк действительно был профессиональным убийцей, только вот даже для того, чьи руки в крови по плечи, а не просто по локти, методы «Арасаки», экономически и политически подавляющей все на своём пути, были чудовищны. Слишком скользкие. Слишком ядовитые. Пахло крысами, а грызунов Пёс терпеть не мог. Норвуд не стал отвечать или кивать — лишь слушал. Внимательно. Ждал, пока босс выдавит из себя последнее из того, что хотел сказать. Терпение в таких вещах — необходимость и тоже результат дрессуры методом «кнута и пряника». Взгляд тянется за Сальваторе, плавно перемещающимся из одной точки квартирки в другую. Снова куда-то умотал. Несёт огнестрел. Норвуд искренне присвистнул, укладывая ствол в руку. И правда — монстр, хорошо знакомый брюнету. 12,7 миллиметров, в идеальном состоянии. Пёс точным, быстрым движением извлёк магазин из основания рукоятки — обойма полная. Татуированные пальцы ловко отделили затвор от рамки, проводя типичную процедуру проверки оружия. «Дигл» в идеальном состоянии. Ладонью Зверь до упора вогнал магазин обратно в рукоять и, обхватив затвор, отвёл его назад до отказа, затем отпустил — всё работает как часы. Пушка отправилась за пояс брюк, под футболку, приятной прохладой обжигая горячую кожу поясницы. Блэк оценил жест, прекрасно понимая, что это серьезный шаг — дать оружие такому, как он, после всего вычитанного из пухлого личного дела. В том, что под Сальваторе копают по-настоящему серьёзные люди, Норвуд нисколько не сомневался. Этот гад вместе с прожорливой Корпорацией не могли остаться без внимания. — Пока информации достаточно. В таких вещах Блэк любопытства не проявлял: ему сказали то, что он должен знать, а дальше — вопросы по мере необходимости. Всё сухо, чётко. Спрашивать же о чём-то, не относящемся к делу, глупо. И, по правде, не хочется. — Есть только одна вещь. Уёбки, насколько я понимаю, больно уж клыкастые, — брюнет рывком поднялся на ноги. — Вам бы круглосуточная охрана не помешала. Никогда не знаешь, чего ожидать — такие в задницу без мыла залезут, что уж говорить про пентхаус. Норвуд рычал тихо и даже с тенью беспокойства. Или же это было что-то очень на него похожее. Охранять хозяина — долг пса. В глазах лишь на секунду мелькнуло нечто, напоминающее преданность, и так же быстро сгорело в лютом пламени. — Да и в принципе сменить местечко на что-то более «глухое» — хорошая мысль, — мужчина направился к двери и выжидающе встал, ожидая, пока разблокируют выход. POV Йен. «Предложил сейчас себя в моё круглосуточное распоряжение? Занятно». Йен коротко усмехнулся, едва качнув головой. Протянул задумчиво, будто сам себе: — Пока что в этом нет необходимости, я думаю. Ублюдки, кем бы ни были, будут действовать осторожно. Показывать раньше времени, что он узнал о слежке, не стоит. Рано или поздно, но скорее всего, достаточно скоро — они сами себя проявят. Пока что нужно просто выжидать, ждать удобного момента. Сальваторе знал, что просто так убивать его точно никто не станет. Слишком ценен как для своих, так и для врагов. Слишком многое знает. Только этот момент удваивал и опасность: «Арасака» не любит риски, не любит очень сильно. Поэтому совету директоров и главе корпорации знать о происходящем совершенно незачем; разобраться нужно самостоятельно и максимально незаметно. Чувствовать на затылке прицел ещё и своих — желания не было совершенно. — Сейчас едем в офис. Краткий, лаконичный приказ. Сальваторе развернулся и, не говоря больше ни слова, покинул квартиру вместе с телохранителем.***
В офисе за время отсутствия директора ничего не изменилось. Ничуть. Всё те же горы бумаг, всё та же плохо выполненная работа. Секретарша, кстати, всё ещё была на месте. Сальваторе мысленно от неё уже избавился, но официально сообщить ещё не успел — было не до того. Девчонка, увидев директора, в сопровождении Блэка вошедшего в приёмную, сначала покраснела, а потом и побледнела — увидеть сегодня босса, судя по лицу и куче бумаг, небрежно сваленной на столе, не ожидала. Глупая. Йен кинул на неё только короткий равнодушный взгляд, как на лишний предмет интерьера, и велел сделать кофе. Прямо сейчас. Быстрый способ избавиться от лишних ушей. Девчонка упорхнула, а Сальваторе обратился уже к Норвуду, прямо глядя в глаза. Псу офис не нравился, это заметно по его отдающему чёрным горячим раздражением взгляду. — Ближайшие пару часов я буду занят, — негромким бархатистым голосом произнес Йен, так тихо, будто у этих стен есть уши, и они слушают каждое его слово. — На нижних этажах есть спортзал и тир. Можешь… развлечься. По лицу босса скользнула лёгкая усмешка. Он и сам был бы не против такого времяпровождения, если бы не горы проклятых документов и отчеты для Окинавы с его грёбанным бизнес-планом. — И ещё, Блэк, — задумчиво коснувшись рукой подбородка, Сальваторе добавил, одарив мужчину особенно красноречивым взглядом: — Держи ухо востро и будь очень внимателен. Тонкий намёк на наблюдение за окружающей обстановкой в здании корпорации. Небоскреб с огромным логотипом «Арасаки» на плоском стеклянном боку, уходящий в небо громадной свечкой, вмещал почти полсотни этажей, а в их недрах — сотни отделов и офисов. Могла ли в настолько огромное логово, пусть и оснащённое всеми современными системами безопасности, проникнуть крыса? При желании и достаточной сноровке — могла бы вполне, и даже не одна. И если сам директор не мог себе позволить расхаживать по офисам, ставить скрытую прослушку на все этажи, открыто внедряться в охранные системы или же лично посещать места отдыха персонала, где люди чаще всего расслабляются и больше болтают, то телохранитель заняться этим мог. Приятное с полезным совместить, к тому же, ведь сидеть в офисе без дела, пока шеф перебирает бумажки — то ещё удовольствие. С диким нравом Блэка спустя час таких посиделок он уже будет готов весь этот офис разнести к чёртовой матери. Получив понимающий кивок от Пса, Йен уже собрался отправиться в кабинет, когда вдруг вернулась с заказом незадачливая секретарша, о которой он уже успел забыть. С милой, услужливой улыбкой и чашкой кофе в руках застыла перед директором, как полная дура. Сальваторе вдруг одарил её невероятно ласковым взглядом, от которого невольно мурашки шли по коже, пробирая то ли жаром, то ли ознобом, но кофе брать почему-то не стал. — Ах да, Эшли… — он улыбнулся одной из самых своих очаровательных улыбок, обманчиво нежной и обаятельной, а голос стал подобен мягчайшему бархату. Пёс такие интонации от него уже слышал раньше. В серых глазах же с ярким контрастом плескался чистый лёд. Ласковый голос твёрдо отрезал: — Ты уволена. Эшли онемела. Директор почти никогда не прощает ошибок и не даёт вторых шансов. Едва заметно кивнув Блэку, Сальваторе развернулся и скрылся за дверью в кабинет. POV Блэк. Офис давил на сущность Зверя своими стенами. Если так подумать, Блэка отталкивало все, что хоть сколько-нибудь ограничивало свободу — собака собакой, только вот улица приправила буйство мужчины волчьей тягой к бескрайним просторам. Верно, всё отталкивало, загоняло в угол. Один лишь директор был исключением. Идеальный, ставящий всех и каждого на колени — он, казалось бы, воплощение несвободы, притягивал, засасывал шаттл Норвуда в свою хищную чёрную дыру. На реплики Сальваторе Пёс лишь кивнул — «охота» началась. Денёк будет долгий и насыщенный — «Арасака» огромна, настоящий мутировавший гигант.***
Практика в стрельбе не помешает, всё-таки Блэк — далеко не снайпер, с закрытыми глазами в цель попасть не сможет. Но и никогда не промажет, обязательно учуяв пульсацию артериальной крови или же слабого места противника. Инстинкты в случае мужчины работают безупречно. Корпорация расстаралась — есть стрельбище как с использованием пневматического, так и огнестрельного оружия. Норвуд выбрал последнее, не став беречь слуховые рецепторы наушниками — к оглушающим звукам пальбы он привык. Проверив пистолет, предлагаемый на самом стрельбище, Пёс прицелился в голову мишени, не используя вторую руку для поддержки. Указательный палец — на спусковой крючок. Контролируя отдачу, Блэк выпустил всю обойму в очертания головы, буквально разорвав ее. Снаряды отправились в пулеприёмник за линией мишени. Навык не потерян — сторожевая псина должна уметь пользоваться любыми видами оружия в зависимости от того, какого рода заказ поступит со стороны Хозяина: кого-то можно разорвать на куски в каком-нибудь подвале, а кого-то убрать тихо, из немецкой AMP, сидя на крыше трещащей по швам заброшки. Норвуд, дёрнув шеей, разочарованно рыкнул и отшвырнул от себя разряженный ствол. С мишенями скучно, это очевидно.***
Стены Арасаки буквально дышали угрозой, нашёптывали шипящими ртами проклятия, предупреждали. И Норвуд слушал, тянул носом морозный смог, окутывающий дьявольскую машину, ёжился и выпускал из жгучей пасти невидимые облачка пара. Звериное чувство настойчиво царапало в брюхе, призывая быть начеку. Проходя мимо очередной довольно шумной на фоне звенящей тишины комнаты отдыха, Пёс дёрнулся. За углом одного из многочисленных поворотов проклятого лабиринта мелькнула тень. Острое зрение не могло подвести — там точно кто-то был. Блэк с ноющим, затянутым внутри узлом сорвался с места, за пару мгновений преодолев нужное расстояние. Мужчина взволнованно и гневно осмотрелся, дыхание участилось. Пусто. Брюнету не могло показаться, все органы чувств работали идеально. — Держи ухо востро, Блэк, да? — шёпотом повторив слова босса, кареглазый свернул направо — в этом направлении скрылся «призрак».***
Смеркалось. На часах 22:23. Сальваторе задерживается, а беспокоить его только лишь из-за предчувствия — сомнительное удовольствие, поэтому Блэк ошивался поблизости, держал территорию, как неусыпный Цербер. Только даже мимо самого внимательного охранника способна проползти змея, если та умна и хитра. Рабочий день давно окончен, многие помещения зияли чёрной пустотой, коридоры освещались слабо и откровенно жутковато. Пёс потянулся в карман за сигаретами. Челюсти зажали курево, и Норвуд уже хотел достать зажигалку, когда вспомнил о назойливых пожарных сигнализациях. Издав пылкий гавкающий звук подлинного раздражения, Зверь потащился в курилку, у дверей которой дрогнул мобильник. Сообщение от босса. POV Йен. 23:18 После дня, проведённого в офисе за бумагами и звонками, вернулась почти привычная уже, старая знакомая мигрень, норовя пробить изнутри черепную коробку. Легче не становилось даже после выпитых таблеток и пяти порций виски, только взгляд едва помутнел, и в уставший мозг отдало мягким и тёплым опьянением. Блэк уехал около получаса назад, подкинув босса в его пентхаус, и теперь можно было позволить себе расслабиться и «подлечить» больную голову. Йен развалился в любимой позе на диване напротив окна и бездумно разглядывая великолепную панораму ночного города, утопающего во тьме, как и он сам — внутри самого себя. Приглушённый свет из-за спины, с прихожей, отбрасывал на зеркало высоких стёкол почти неуловимое тёплое отражение, позволяя видеть свой же полупрозрачный, призрачный силуэт. Иногда, как ни странно, он действительно напоминал себе призрака. Опустошённое подобие человека без души и того, что вообще делает человека человеком — чувств. …Далекий громкий хлопок, слишком знакомый слуху, раздался в ночной тишине слишком неожиданно. Среагировать — почти невозможно, не с человеческой скоростью реакции точно, а тем более, реакции, заторможенной состоянием лёгкого опьянения и мирной расслабленности. Оглушительный звон стекла и грохот осыпающихся вниз осколков ударил по перепонкам. Тренированное тело Йена всё же среагировало само собой, стремительно отскакивая назад, за спинку дивана, почти с кошачьей ловкостью. Но когда звон затих, стало ясно, что прозвучавший выстрел и не был направлен на Сальваторе. Пуля крупного калибра снайперской винтовки угодила в большую картину на дальней стене, прямо в центр живописно изображённого на холсте красного яблока. Смысл сообщения яснее некуда: мы здесь, мы следим за тобой. Вот и показались, уёбки. Йен, не выходя из-за спинки дивана, медленно выглянул в сторону окна. Стекло из средней части массивной металлической рамы выбило почти целиком, только уродливые неровные огрызки острыми клыками торчали по углам; пол вокруг, диван и остатки разбившегося под градом осколков стола усыпаны мелкой крошкой и кусками стекла покрупнее. Что-то в момент выстрела могло попасть и на хозяина квартиры — по-домашнему почти раздетого в данный момент, в одних свободных штанах, — но ему было пока точно не до этого. Судя по попаданию, стреляли по прямой траектории из высотки напротив — картина на самой дальней от окна стене должна была хорошо просматриваться именно оттуда. Стреляли без глушителя — так, чтобы слышала вся округа, чтобы испугать. Они не то, что не опасались быть услышанными, более того: сделали это показательно, театрально. Всё это пахло очень дурно. Вот только второго оглушающего хлопка с абсолютно другой стороны спустя какие-то десять с лишним секунд Сальваторе уже никак не ожидал. Сбоку, со спины, противоположная сторона и другая траектория. Цель в этот раз тоже другая: пуля рассекла пространство, дробя стекло и вызывая новый град осколков, и правое плечо Йена в области середины лопатки резко обожгло раскаленным металлом. Вспышка боли оглушила на миг сознание, вызывая сдавленный гортанный рык; мужчина моментально дернулся вперед и в сторону, полностью скрываясь за диваном и крепко сжав челюсти до зубного скрежета. Пуля осталась в ране, засела в тканях под кожей, и по спине тонкой горячей дорожкой заструилась кровь. Почти в этот же момент первый снайпер выстрелил снова, теперь уже сбивая всё ту же несчастную картину со стены. А за ним вновь повторил выстрел и второй стрелок — добивая третье отделение застеклённого панорамного окна и вновь оглушая Йена сокрушительным звоном битого стекла. И только тогда всё стихло окончательно. Теперь серьёзность намерений этих людей была показана просто очевидней некуда. Выстрел в Сальваторе — но не для того, чтобы убить, конечно, ведь от такого выстрела никто бы не умер. Но чтобы напугать и ослабить. Показать, что он у них на прицеле, на крючке. Страх Йен все-таки испытал, хоть и коротко, мимолетно, только лишь благодаря сработавшему инстинкту самосохранения и эффекту неожиданности, ведь предугадать, что снайперов может быть двое — было бы на грани фантастики. И кто бы за всем этим ни стоял, стоит признать — фантазия у этих ублюдков отменная. Плечо горело самым настоящим огнём, боль волнами жгучего яда растекалась по телу. Йен чувствовал, как кровь тёплым ручьём стекает по спине, но дотянуться до раны даже не мог — расположение не позволяло, а малейшее движение нещадно жгло и заставляло кровь покидать тело только быстрее. Но какое-то время он точно продержится и так. Спустя пару минут затишья, когда стало точно ясно, что дело сделано и «сообщение» доставлено, мужчина поднялся с пола, сдавленно шипя и тяжело опираясь на диван. Эта боль уже не вызывала у него никакой улыбки и безумного смеха. Это было другое. Не прямой и категорически честный вызов, не те горящие диким огнём эмоции с плотоядной, животной жаждой крови. Нет, выстрел в спину — даже без намерения убить, — чистая подлость. Поднявшись, Йен оглядел повреждения квартиры и понял, что звонить своему врачу не вариант. Окон просто не было, оба дивана и пол усыпаны битым стеклом; разбившийся столик, такой же стеклянный; среди прочего — раскрошенная бутылка виски, папка с досье, пепельница и прочие мелочи. Картина несчастно лежит на полу, под стеной у входной двери, а в грубой кирпичной кладке на её месте — крупная дыра от двух выстрелов практически в одно и то же место. Докторишка был, как ни крути, нанят корпорацией и, в чем Йен был почти точно уверен — наверняка докладывал о чем-либо серьёзном «Арасаке». И если какая-то простая драка и пару синяков на теле босса не сошли бы за значимое событие, то расстрелянная квартира директора и пулевое ранение — дело совсем другое. Корпорация переполошится не на шутку, посыплются вопросы, и тогда ждать от них можно, скорее, такой же пули в спину, чем помощи. Только уже наверняка смертельной. Так, для перестраховки. Помешанные на чести якудза отнюдь не считали зазорным и бесчестным избавляться от иностранных «рисков» — это Йен уже хорошо знал по судьбе прошлого директора. Телефон нашёлся среди осколков и оконного крошева на диване. Острый блестящий край стекла полоснул руку, но мужчина не обратил внимания на какую-то царапину и кровь; набрал знакомый уже номер Блэка и медленно заковылял в сторону уцелевшей кухни, не делая резких движений. Правый бок сводило и отнимало от плавленого железа внутри. — Приезжай, — приказал коротко, едва заметно сдавленным, рычащим голосом, как только услышал, что на том конце приняли ответили. Двигаясь как можно аккуратнее и медленнее, Йен опустился на высокий барный стул у стойки, подаваясь вперед и упираясь грудью в край столешницы. Помедлил и добавил глухо, перед тем как сбросить вызов: — Надеюсь, ты умеешь извлекать пули.