***
Алкоголь сделал свое дело. Мужчину здраво повело, несмотря на его нечеловеческую выдержку. Пол бара кружился, вспыхивая яркими пятнами где-то перед зрачками. Голова отяжелела и опустела. Съехав с высокого барного стула, Норвуд потащился к выходу, отвалив бармену несколько купюр за выпивку. Хотелось курить. На улице уже стемнело. Воздух теплый, убаюкивающий, даже пряный, как показалось брюнету. Наверное, магия Стамбула. Или просто выпитый под конец абсент вызывал галлюцинации. Утратив привычную твердость ног, поддаваясь спиртному шторму, Зверь закурил и облегченно выдохнул, задрав голову к небу — близкому, звездному. И совершенно черному. Как нутро Йена Сальваторе. «Сальваторе…» Проклятое имя подбросило охапку дров в уже умирающий костер. Дурман крепких напитков как рукой сняло. Фильтр сигареты скорчился в тисках мощных челюстей. — Уёбок, — закипающий в брюхе рёв рванул глотку. Заснувшая ненадолго Ярость залила бешеные глаза. На часах 1:30.***
2:19 По-прежнему удерживая Сальваторе за волосы, Норвуд отодрал его от раковины и, усилив напор, вытолкнул из ванной. Жилы тянули шею Зверя. Зубы скрипели. Мускулы жёсткими буграми переливались под гладкой кожей. Взгляд — звериный, как у голодного волка. Блэк медленно наступал яростной огненной громадой. Подойти к нему сейчас — самоубийство хотя бы потому, что пульсирующее марево, охватившее ощетинившуюся фигуру, попросту испепелит любого. Ткань майки будто прилипала к торсу расплавленной синтетикой, поэтому брюнет через голову содрал с себя ненавистную материю — так гораздо лучше, намного свободнее. Татуировки скалились вместе с владельцем, поддаваясь игре мускулистой тверди. Шаг — мягкий, бесшумный, как у опытного хищника. Ещё шаг. Взгляд оголённым проводом ненависти проникал в арктические льды Пантеры. Жарил холодную корку на огромном костре, возле коего бесновались ведьмы вместе со своими демонами. Норвуд подобрался, до предела натянув каждую мышцу, и сорвался с места. Быстро. Чудовищно быстро. Кулак сокрушительным апперкотом врезался под челюсть Йена, затем костлявое колено с размаху въехало в пресс начальника, вышибая из него на пару секунд способность ясно мыслить от накрывшей с головой боли. — Ненавижу, — низкий дрожащий рык. Кадык мелко вибрировал из-за глухого рокота. Взгляд снизу вверх на пошатнувшегося осевшего босса выжигал, сдирал кожу и поджаривал чужое открывшееся мясо. Чистая Ярость плясала в волчьем взоре. Монстр внутри рвал толстую чугунную цепь. Однако поведение Пса не совсем соответствовало сказанному: на дне этой Бездны теплилось ласковым огоньком то светлое любовное чувство безграничной преданности. Очередной рывок — Блэк сделал Пантере подсечку и повалил на пол, тут же набрасываясь на поверженного. — Ненавижу тебя, Йен Сальваторе. Ладонь легла на чужую шею, и Пес резко перенес весь вес на глотку мужчины, безжалостно надавливая до булькающих хрипов. Брюнет склонился, изгибая спину дугой, к самым судорожно раскрытым губам босса, пытающегося хватать катастрофически недостающий кислород. Палящий жар томного выдоха окатил пасть Хищника. Гнев во взгляде Норвуда потеплел, изливаясь чем-то, противоположным ненависти. Да, Зверь всё ещё любил, сомнений быть не могло. Туго сглотнув, Блэк прижался своим лбом ко лбу Йена, немного ослабив хватку на шее. — И не могу ненавидеть. Ты, кусок блядского дерьма, — спиртной страстный шёпот исторгнул из недр собачьей сущности признание. POV Йен. Не успел Йен ещё полностью прийти в себя и вернуться к реальности после странного сна, как новый кошмар начался уже наяву. Блэк, очевидно, пьяный в говнище, что совершенно точно видно было по лихорадочно блестящим глазам и слышно по отчётливому запаху спирта, буквально ввалился в тесную ванную комнату, почти сразу оказавшись за спиной Йена. Сальваторе хотел было развернуться, оскалившись и сверкнув злобным взглядом с вопросом «какого хуя ты делаешь?», но Пёс уже был близко. Слишком близко, слишком сильно опаляя своим природным жаром и обжигая прохладную кожу Йена своим неистовым огнём. «Почему ты всегда настолько горячий?» Норвуд бесстыдно и абсолютно бесцеремонно прижался вплотную к спине своего босса, заставляя его напрячься всем телом, которое, впрочем, отчего-то поневоле застыло, не двигаясь с места. Хотя в льдистых глазах Йена сейчас и плясало уничтожающее белое пламя, гневно пожирая телохранителя через отражение в зеркале. Ублюдок снова нарушает все границы. Так нельзя. Недопустимо. Здравый смысл в черепной коробке вопил. Пантера внутри зашипела, оскалив клыки и выпуская когти. Но было во всём этом и что-то совершенно другое, чему внезапно оказалось так сложно противиться. Жар дыхания Зверя опалял ухо Хищника вулканическим, адским зноем, пускал по коже волну сумасшедшего тепла и мурашек; одуревшее сердце в очередной раз так предательски сбилось с ритма, а собственное дыхание участилось, как от долгой пробежки или борьбы. От влажного прикосновения горячего языка внизу живота как-то болезненно и сильно потянуло противоестественным жаром. К нему никто и никогда ещё так не прикасался. Ни одна женщина — женщины совсем не такие. А на мужчин Йен никогда в этом плане и не смотрел, никогда не задумывался и уж тем более не подпускал к себе близко, а сейчас… А сейчас его буквально охватил своим нереальным природным жаром другой мужик, и ему это даже не кажется противным, мерзким, как должно быть по всем правилам и законам, а… Нравится? Эта мысль, а вернее, ужасающее по своей сути осознание — громыхнуло в мозгу оглушительным раскатом грома. Но дальше — сильный рывок горячих рук и безумно жаркий поцелуй в напряженную шею сзади словно выбили из головы весь здравый смысл и любые мыслительные процессы. Шея у Йена всегда была едва ли не самым чувствительным местом, а поцелуи — для шлюх, бывавших в его постели всегда не больше одного раза — под запретом. И сейчас это прикосновение слишком горячо опаляющих губ, казалось, спалило бледную кожу Пантеры дотла, заставляя нутро мучительно плавиться и срывая с уст слишком громкий, неконтролируемый выдох. «Блять». Пальцы до боли стиснули керамические края раковины, горло сдавило. В животе и дальше вниз, к паху, вновь, с новой силой потянуло огненной волной нестерпимого зноя и неожиданного сильного возбуждения. А неожиданного ли? Где-то на периферии сознания мелькнул момент их близости в больнице, затем картинки и ощущения из слишком реалистичного сна… Здравый рассудок сжался тугим беззащитным узлом где-то очень глубоко, нутро сгорало под натиском чужеродного огня и новых ощущений, не в силах противиться им, да и хотело ли сопротивляться? Скорее, напротив — стремилось навстречу этому упорному и неописуемо палящему пламени, желая узнать больше, даже сгорев в нём. Тело, хоть и было напряжено до предела, отказывалось слушаться, будто отлаженный механизм вдруг совершенно вышел из строя. Вместо мыслей — вязкая неразборчивая каша. Резкий рывок за волосы немного вывел Йена из обуявшего его почти целиком дурмана, но недостаточно — жар в теле никуда не делся, а поистине демонические глаза Блэка затягивали, подобно прожорливым чёрным дырам. Взгляд Пантеры сейчас горел, как никогда прежде, совсем не тем огнём, что Пёс мог видеть в нём когда-либо ранее: этот был живым, искрящимся, даже тёплым и до одури завораживающим. Но у Норвуда, очевидно, были другие планы. Слова его плохо доходили сейчас до сознания Йена, потому фразу про стюардессу он просто пропустил мимо ушей, не сообразив, что от него хотят услышать. Вот только дальше из палящего омута возбуждения Сальваторе грубо вытолкнули, сначала резко оттолкнув, а после и вовсе обрушивая на всё ещё искалеченное, пострадавшее от серьёзных побоев тело новую порцию боли. На короткий, но тягуче застывший во времени момент перед ударом, глядя неотрывно в пламенеющие чёрные глаза напротив, переливающиеся каким-то необъятным спектром эмоций и настоящего безумия, Йен смог немного прийти в себя и сделать осторожный, медленный шаг назад. Ноги казались деревянными, тело чужим. Всё ещё чувствовался внутри чужеродный, неведомый прежде жар, но рассудок упорно колотил черепную коробку изнутри ощущением неотвратимой опасности. — Блэк, остановись, — голос сиплый отчего-то, глухой, предупреждающий. Приказ или всё-таки даже искренняя просьба? Будто что-либо из этого могло остановить Зверя. Заторможенность шефа и его слабость вместе с внезапно появившимися новыми ощущениями, к которым Йен был совершенно не готов, сыграли обезумевшему Блэку на руку. Яркая вспышка — в потеплевших ранее, всегда морозных глазах моментально потемнело. Второй удар парализовал — из-за боли в сломанных рёбрах колено Блэка показалось самым жестоким палачом, выбивая дух и даже приглушенный рычащий крик. Мир уплыл куда-то далеко, боль заполонила раскалённым жидким металлом живот, лёгкие, грудину, заставляя Йена позорно согнуться пополам и хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег, не в силах вдохнуть. Зато любое возбуждение и тепло, что проснулись в нём минутой ранее, теперь этой всепоглощающей болью моментально выдрали с корнем. Но и этого Псу оказалось мало. В следующий миг, стоило только свинцовой волне боли хоть немного схлынуть, землю из-под ног Сальваторе выбили резким рывком, повалив на землю с новой, ослепляющей сознание вспышкой. Затылок обожгло твердостью врезавшегося в него пола, шею сдавило жаркими, сильными, удушающими «объятиями» жёстких лап Блэка. Безжалостных и жестоких сейчас. Сознание успело проясниться на короткий миг, и услышанные слова врезались в мозг новым оглушающим ударом. «За что?» Ощущение собственного тела слишком слабым, бессилие и унизительное положение в чужой власти — убивали и причиняли боль сильнее, чем удары и чем сжимающие горло и лишающие кислорода цепкие руки Пса. Как бы Йен ни брыкался, хватка Зверя была слишком сильна, душила прямо как тогда, на ринге. Не оставляя выбора, заставляя шипеть и пытаться хотя бы просто вдохнуть и так слишком мучительно сжатыми болью сломанными рёбрами. Но внезапно капкан рук Пса ослабевает, а лицо Хищника вновь обдаёт теплом и чужим жарким дыханием совсем близко. Слова сейчас не доходят до воспаленного и бьющегося в панике сознания, что мечется озлобленной дикой кошкой внутри. Точно, злость. Короткое промедление со стороны нападавшего даёт в полной мере ощутить, как из глубины уязвленного нутра стремительным потоком поднимается изничтожающая, полавляющая всё на своём пути ярость. «Да пошёл ты нахуй, Блэк». Мысль, полная гнева и ненависти к тому, кто постоянно переходит все допустимые Сальваторе личные границы, зарывается беспардонно в нутро и вечно норовит причинить боль, но при этом постоянно почему-то спасает и обещает быть рядом, и праведная ярость, обращенная на этого же ублюдка, — словно придают Йену сил. «Пошёл ты нахуй!» Резко утробно рыкнув, вперив пылающий белым адом холода и гнева взгляд в ненавистное сейчас лицо Блэка, Хищник моментально выбросил руку в сторону и со всего размаха, силы и злости заехал кулаком по челюсти Пса. До костного хруста, заставляя отпрянуть назад. Но это Зверя надолго не остановит: обсидиановые глаза тут же вспыхнули ответным пламенем злобы. Сальваторе, не теряя ни секунды, всё ещё прибитый к полу, смог, наконец, дотянуться до темного пространства под кроватью справа от себя, вытягивая руку до режущей острой боли в простреленном плече. Пальцы ловко нащупали мягкую, прохладную рукоять верного оружия, спрятанного под ложем, и тут же рванули её на себя, вырывая клинок из ножен. Прямо в момент, когда Блэк уже готов был нанести очередной удар или снова впиться в шею босса невыносимым удушьем. Злость за всё это унизительное положение, уязвленное самолюбие, все другие эмоции и побои обуяла Йена с головой. Теперь уже внутри него и в стальном взгляде не было никакого тепла, никакого возбуждения, никаких чувств — только холодная, чёрная, густая, как смог, всепоглощающая Тьма. Она струилась из самого его нутра, вырывалась наружу яростным оскалом клыков и диким льдом потемневших глаз. Всё произошло быстро. Катана в руке и безудержная Тьма внутри придали Хищнику сил и скорости. Движение — чёткое, ровное и отточенное, максимально отводя рукоять в сторону, с острием прямо, от себя. Чёрная сталь обжигающим холодом впилась в бок мучителя своего Хозяина, свирепо лизнув тугие мышцы острой болью. Глубоко разрезав мягкую нежную кожу и ткани наискось, лезвие катаны мгновенно пустило по поджарому боку Пса алые потоки крови. Нет, недостаточно глубоко, чтобы убить или достать до податливых жизненно важных органов, но достаточно, чтобы рассечь твёрдую мускулатуру, осадить Зверя ослепляющей вспышкой боли и вернуть хоть какое-то подобие здравого рассудка. Багряная горячая жидкость резво хлынула по крепкому, напряжённому стану Блэка. Йен так и замер, тяжело дыша, лёжа на лопатках, всё ещё неотрывно прожигая взглядом чёрные глаза напротив, подавляя их своей чистой ледяной злобой и мощью разъяренного нутра. Так его ещё никто не доводил. Сальваторе лежал с всё ещё опасно отведенным в сторону клинком, тускло сверкнувшим отблеском бурой крови на лезвии. Всё ещё под сидящим на нём Блэком с щедро вспоротым боком. Запах крови жарко, пьяняще ударил в ноздри, Тьма внутри Хищника шевельнулась, жадно раскрывая прожорливую пасть. Немного затуманенный взгляд морозно-дымных сейчас глаз плавно переместился к нанесённой его же рукой ране. Серьезной — настолько, что если ею не заняться, то от стремительной потери крови Блэк может и… «Блять…» Зубы скрипнули, сжавшись до тупой боли. Рука с катаной обессиленно опустилась, клинок глухо ударился о холодный пол, жалобно звякнув. POV Блэк. Взгляд. Ради него Пёс и правда готов на все. Такой необузданный, яростный. Гнев Сальваторе ложился на сознание покрывалом хмеля, тёк по венам дозой сильного наркотика. Босс действительно был в бешенстве — и это возбуждало, кормило ликующих чертей в персональном аду. Хотелось видеть больше белого пламени, чувствовать на себе шквал эмоций этого удивительного человека. Он чувствует так ярко, что черноту озверевших глаз резало до жгучей боли. Нутро разъярённым бесом бросалось на прутья клетки, требуя слияния с этим горячим льдом, готово было стать тушей на жертвенном алтаре божественности шефа. Отрезвляющий удар в челюсть и сочный хруст костяных тканей отшатнул. Блэк отпрянул на нетвёрдых ногах и пальцами проверил сохранность пасти, нижними лицевыми мышцами сделав круг, размял подбородок, ставя челюсть на место. Уже приготовившись к ответному выпаду, ведь Пёс всегда оставлял последний прием за собой, мужчина яростно сверкнул глазами. Блеск ненавистного меча разрезал полумрак своей тьмой, не позволив дать отпор. Быстро. Сальваторе с дьявольским клинком напоминал исчадие ада — сверхскоростной призрак воина мрака. Холод черного лезвия опалил бок, рассекая изображение голой женщины, связанной в технике шибари. Грудь прострелило давлением на ребра — из глотки вырвался хриплый кашляющий выдох. И без того тёмные глаза окунулись в бездонный омут. Норвуд ощущал, как лезвие вспарывает кожу и надрезает мышцы, точно скользит не по человеческой плоти, а по маслу. Поразительное умение и убийственная лёгкость движения. Хлынувшая из открывшейся раны кровь обжигала, струилась лавой по глади лоснящегося тугого кожного покрова, сбегала к брюкам и бурым жадным пятном въедалась в ткань. Зверь ошарашено посмотрел в бездну Йена — страшно, но так красиво. Хотелось отдаться на съедение без сожалений, предложить всего себя, лишь бы этот мрак был обращен только в сторону брюнета. Кадык прыгнул при сглатывании. Сипение и хрипы колебали голосовые связки, комната завертелась, смазывая образ Хозяина. Горячая ладонь прижалась к длинному порезу — кровотечение сильное, хоть повреждение не такое уж и глубокое. Сухой кашель дёрнул крепкую загнанно колеблющуюся грудь. Блэк неуверенно подался к Йену, судорожно втягивая воздух в лёгкие, опалённые холодным огнем Пантеры. «Хочу упасть к твоим ногам». Ярость сплелась в диком танце с прежним безграничным обожанием. Чувства Пса опасны, непредсказуемы, несут лишь разрушение, а вместе с ним и собачью самоотдачу. Рука, сжимающая катану, опустилась, после и вовсе выронив безупречное оружие с безысходным лязгом. «Почему не добиваешь? Давай, выпусти мне кишки, ублюдок!» Боль раздирала тело, обездвиживала. Клыки стиснулись от волны ледяных и в то же время палящих полученных впечатлений. Потеплевшие глаза сузились и увлажнились непониманием, голову понемногу застилал густой туман. Нужно остановить кровь. Зверь медленно развернулся к двери и, продолжая давить на пропоротый бок, побрёл прочь, скорчившись, выставив поникшую выгнутую напряжённую спину. На мгновение повело в сторону, и Норвуд наехал ссутуленным покатым плечом на стену, отчаянно пытаясь отыскать опору, чтобы не растянуться перед Ним побежденной шавкой. Бой проигран. Такое хоть раз случалось? Блэк всегда выходил победителем — изодранным, полуживым, но не проигравшим. Сальваторе же одержал верх, что, на удивление, даже не ударило по мужскому самолюбию. Проиграть настолько сильному противнику совсем не позорно — Пёс уважал мощь. В его ничтожной жизни еще не было того, кто мог бы дать достойный ответ. Встреча с боссом всё изменила. Прикрыв глаза и ощерившись от нового импульса разрывной боли, Норвуд, плечом оттолкнувшись от хлада стены, потащился дальше и навалился на дверь, свободную пятерню тяжело уронив на ручку. В глазах потемнело, сознание замерцало перегорающей лампочкой. Пальцы соскользнули вниз, и мужчина рухнул на колени. С рычанием загнанного в ловушку раненого хищника Пёс повернулся лицом к всё ещё сидящему на месте шефу и разразился новым приступом драного кашля, вытянув онемевшие ноги. Бритый затылок устало прислонился к двери — брюнет так и не смог выйти. — Знаешь, — Зверь рычал сипло, тихо, периодически разрывая фразу тянущими глотку свистящими вдохами. Взгляд сиял смирным огнём, полизывая Сальваторе пылкими языками: — А ты красивый. Алкогольный дурман вкупе с сокрушительным давлением боли сжимал рассудок, потихоньку разрезая связь с реальностью. Пёс улыбнулся. То был не оскал, не гаденькая ухмылка. Пасть тронула мягкая, горькая, человечная улыбка. Бред испариной выступил на расслабленном лбу. — Из-за тебя, мудила, вечно какая-то хуйня в башку лезет, — хриплый смех разрезал сдавленное горло. Блэк раздосадовано цыкнул: — Блять. Бесит. POV Йен. Йен поднимался с пола долго, точно в замедленной съемке, не сводя взгляда с нетвёрдой походкой отдаляющегося Блэка. И с крови, заливающей его бок сквозь пальцы прижатой к ране пятерни. «Блять!» В мыслях что-то орало всё ещё гневно, раздирало когтями и клыками, только вот уже куда больше не на раненого им Пса. Кровь так и струилась неудержимо. Взгляд чёрных глаз похож на тёплые, тихо тлеющие в камине угли. Улыбка… Улыбка? «Я… красивый? Идиот, что ты несёшь?» Слова застревали в глотке вязким комом, желудок тянуло вниз, мутило. Шею будто до сих пор сжимали стальной хваткой, но по спине струился жуткий холод, и тело слушалось с трудом. Чтобы прийти в себя, Йена потребовалось несколько очень долгих секунд, и взгляд, наконец, обрёл сосредоточенную серьёзность. В несколько быстрых шагов Сальваторе метнулся в ванную, не обращая уже никакого внимания на до сих пор колотившую ребра жгучую боль. Это было уже неважно. Достав из тумбы под раковиной полностью укомплектованную всем возможным аптечку, похожую больше на целый чемодан, он вернулся в комнату, чуть ли не швырнув кейс на пол неподалеку от сидящего Блэка. Ещё пара шагов — в руке бутылка со спасительной «огненной водой» — бутылкой виски, — которую Йен тут же сунул Псу, сорвав с горлышка крышку. Немного, но хоть что-то. — Выпей всё и ляг. Живо. Собственный голос показался Сальваторе чужим, настолько он охрип. Кадык как-то болезненно вздрогнул. Дождавшись, пока Блэк выполнит приказ и ляжет прямо на пол, Йен опустился рядом, открывая набор для всякой возможной первой помощи — буквально на все случаи жизни. Хозяин квартиры, благо, знал, какому преступному «чудовищу» в человечьей шкуре сдаёт жилище. — Сука, — совершенно злобный рык охрипшего из-за травмированной жесткими руками трахеи голоса и яростный оскал, — как же ты меня заебал, больной ты сукин сын! То, что билось внутри Хищника всё это время, теперь рвалось безумным ураганом наружу. Полными гнева словами и взглядом, прожигающим всё вокруг ледяным белым пламенем. Внимание Йен всё же целиком сосредоточил на содержимом аптечки. Обеззараживающие спиртовые салфетки, бинты, повязки, специальная выгнутая игла и медицинская прочная нить. Руки не дрожали ничуть, хоть всё его нутро буквально трясло от злости. Взгляд переместился на истекающий яркой кровью, рвано вздымающийся от дыхания мускулистый бок Норвуда, и Йен как-то досадно цыкнул, сверкнув глазами. — Просил же, блять, остановиться. Совсем ума лишился что ли? «Разговор» Сальваторе был больше похож на монолог и лился каким-то неудержимым потоком прямиком изнутри. Спиртовые салфетки в его пальцах аккуратными прикосновениями бережно впитали вязкую кровь вокруг раны, ненадолго открывая взору рассеченные края кожи. — Терпи и не дергайся, будет больно. Острая игла вошла в податливую плоть, осторожно и максимально быстро, чтобы не причинять по возможности ещё больше боли. Движения ловких рук, уже полностью покрасневших от горячей крови — чёткие и выверенные, точные, умелые. Йен делал это «в полевых условиях» и прежде, и делал не раз. Пальцы нисколько не дрожали, работали уверенно, чувствуя под собой напряжение литых мышц и стремительно покидающую организм Пса живительную жидкость. Йен быстро наложил необходимое количество аккуратных стежков, крепко стягивая края раны, лишь пару раз метнув короткий взгляд на побледневшее лицо Блэка. Ничего, он невероятно сильный, выдержит и не такое. С десяток салфеток ещё ушло на стирание крови, когда порез был полностью закрыт швами и обработан. — Сядь. В голове прояснилось и стало пусто. Всё внимание сконцентрировалось на ранении. Йен переместился ещё ближе к боку Блэка, когда тот сёл. Приложил к зашитой ране мягкую стерильную повязку и велел придержать; сам же закрепил её намотав поверх бинты, едва не обнимая при этом руками широкие плечи Норвуда с каждым тугим мотком белой марли вокруг его торса. Дыхание больше не сбивалось, даже злость внезапно куда-то ушла, отпустила и испарилась, уступая место пустоте и какой-то эмоциональной усталости. Словно нутро выгорело и остыло. Отпечатки жёстких пальцев Пса всё ещё отдавали ощутимым жаром на шее, горло саднило. Посреди комнаты на полу осталось какое-то кровавое месиво. Там же, рядом — брошенная, словно теперь ненужная катана. — Как же ты меня заебал, Блэк, — севший голос опустел и стал просто уставшим и тихим. Йен отодвинулся, закончив с раной, обессиленно опустился на пол, привалившись спиной к стене и каким-то невидящим взглядом вперившись в свои окровавленные руки, которые могли ведь всего несколько минут назад и убить. Снова убить. Только теперь уже не просто какого-то незнакомца по чужому приказу. «Я почти сорвался». Он поежился, еле заметно дёрнув плечом. По спине прошлась волна неприятного мороза, и чернота глубоко внутри мерзко шевельнулась. — Сначала бросаешься, как умалишённая псина, потом спасаешь и говоришь, что будешь рядом, потом снова бросаешься… — тяжёлый выдох. — Я ведь мог тебя и убить, ты хоть понимаешь? — непривычно потухший взгляд с какой-то загустевшей на дне тьмой медленно перетёк к побледневшему лицу Блэка. Отчасти потерянный, даже, сожалеющий, виноватый. «Нет, не мог» — отозвался еле слышный голос в собственной голове. Там было одновременно и пусто, и мысли путались меж собой, точно клубок бесконечных нитей. «Что ты там говорил? Ненавижу и не могу ненавидеть? Какого чёрта, Блэк?» Красноречивый взгляд Йена будто бы задал этот вопрос, не говоря даже ни слова. Но ответа в глазах напротив найти так и не смог, потому глухо повторил вслух стихшим голосом, вторя не поддающимся анализу мыслям: — Так всё-таки ненавидишь? Или не можешь ненавидеть? Дико хотелось закурить. И одновременно — не хотелось абсолютно ничего. POV Блэк. Диковатый, но тягучий взгляд проследил за сорвавшимся боссом. Тащит что-то тяжёлое. Ящик со всем необходимым для оказания первой помощи, что ли. «Снова бухло», — пронеслось в тускнеющем сознании. Противиться было бессмысленно, поэтому свободной рукой Блэк обхватил стекло тары, приложился к бутылке и глотнул обжигающий пасть виски, морщась от боли и стекающего по пищеводу пойла. Крепкий напиток на фоне режущей пульсации в боку казался обычной водой, поэтому Зверь запрокинул голову и сделал пару глотков, чувствуя, как «горючее» разжигает и без того никогда не угасающий пламень. Норвуд заметно побледнел, но жар, лишь усиленный ранением, не спадал, опаляя с прежней силой. Аура Зверя горела мирно, без намека на угрозу. Протяжно рыкнув сквозь стиснутые зубы, скрипя ноющими от натуги клыками, брюнет опёрся на руку и осторожно лёг на спину, как ему и велели. «Знал бы ты, как я сам себя заебал», — пронеслось в голове, отвечая беззвучно на злобную реплику Сальваторе. Бока раздувались широко, поднимая рёбра, из-за чего края раны расходились, вызывая очередной прилив омерзительных ощущений. Блэк со свистом втянул ртом воздух и оскалился, когда марля промокнула порез. Боли мужчина не боялся — дело привычное, к тому же другой бок уже несколько раз пробивали самодельными заточками, и тогда всё было посерьёзнее. Острота изогнутой иглы, штопающей плоть, прострелила торс. Челюсти дико скрипели, пробивающийся из нутра вой приходилось сглатывать вместе с излишками слюны. Натянутые жилы и мускулы на напряжённой шее драло адским пламенем. Оскал тянул пасть до «мудрых» зубов и дёсен. Стоило отдать должное той ловкости, с которой Йен орудует иглой — конечно, такой человек, как он, проворачивает подобное далеко не в первый раз. «Пальцы умелые. Наверное, во время секса тоже охуенно ими работает», — непрошеная мысль вспыхнула в тлеющем сознании, вызвав тихий сиплый смешок — Блэк пытался отвлечься от происходящего всеми возможными способами. Очередной приказ — всё почти закончилось. Челюсти сводило. Прикрыв глаза и выкатив желваки затвердевших скул, Пёс послушно сел, неспешно отрывая спину от пола. Босс близко. Так близко, что едва не заключает в объятия. Странное чувство. Сердце глухо ударилось о внутреннюю сторону груди, оглушая до звона в ушах. Норвуд повёл носом и поморщился. Наконец всё закончилось. Склонив голову, сбрасывая смоляные пряди на пристыженно опущенные глаза, мужчина покосился на отдалившегося шефа, сейчас кажущегося невероятно уставшим и опустошённым, точно из него выпили все силы. Зверь внимательно выслушал монолог. Раньше кареглазый слетел бы с цепи из-за подобных заявлений, но сейчас… Клацнув челюстями от загустевшей внутри безысходности, Пёс раздражённо взъерошил свои волосы и до красных полос провел ногтями по коже затылка, съехав ладонью на окостеневшую шею, массирующими движениями растирая застывшие мышцы. Утомлённо рухнув плетью, рука потянулась в карман, за сигаретами. Зубы привычным хищным движением подцепили одну. «Ненавижу или не могу ненавидеть, да…» Лязг зажигалки. «А если и то, и то? Что тогда?» Табак приветливо затрещал. Понадёжнее укусив фильтр, Норвуд бросил сигареты и зажигалку рядом с начальником. Нутро рычало и скалилось, рассудок отказывался работать исправно. Пёс почувствовал подавляющую усталость. Заебало всё: собственные чувства, бесконечный пиздец, стычки. Если так подумать, месяца не прошло, а жизнь ринулась совершенно в другом направлении. Можно было бы найти нормальную работу. Не срослось бы на обыденном фронте — подался бы на ринг, заколачивая хорошие бабки. На крайняк всегда была возможность вернуться в криминал — такие, как Блэк, конечно, опасны, но могут быть полезными бойцами. Вместо этого Зверь избрал Хозяином какого-то мудака, завладевшего его телом, чувствами, разумом. Норвуд, раскуривая сигарету без рук, повернул голову к Сальваторе. Взгляд откровенный, ничего не скрывающий, показывающий каждый уголок волчьей покалеченной души. Глаза горят теплой верностью, омывая льды Йена волнами пламени, стреляющего хлёсткими искрами. — Сдохнуть ради тебя готов, Сальваторе. И от этого пиздец как сильно закипаю, — раскатистый хриплый шепот лился жарко, с утроенной силой разгоняя кровь по венам. Пульс предательски участился: — Раньше подобного не испытывал, поэтому потребовалось много времени, чтобы вкурить в происходящее. Желудок завязало узлом. Кровь била по глохнувшим ушам. — Походу, люблю я тебя, уёбок. Прикинь, какая ирония, а? Влюбился в мужика. Охуеть не встать, пути Господни неисповедимы, блять, — как-то надрывно и вымученно хохотнув, Норвуд цыкнул — пепел упал на грудь и скатился к прессу. В какой-то момент последствия прекратили заботить. Апогей осознания и принятия собственных чувств залечивал химические ожоги повреждённого истощённого сознания. Брюнет зажал сигарету меж указательным и средним пальцами, отвернувшись от Йена. — Я не педик, на хуи никогда не засматривался. Мне бы тёлочке какой вставить — в этом плане любитель, как и любой нормальный мужик. В тюрьме меня никто не трахал, как и я. Хотя один пытался присунуть. Гнида потом не один день на койке больничной валялась. До сих пор должен благодарить за то, что живым остался, — вспомнив инцидент за решеткой, Зверь торжествующе ухмыльнулся и снова потянул сигарету в пасть. Нутро больше не металось, не рвалось с цепи, а смиренно сидело на хвосте, склонив голову вбок и слушая ровное биение успокоившегося сердца. — Делай с этой инфой, чё хочешь. Вообще насрать. Постараюсь больше ничего не выкидывать и сидеть тихо, потому что, — огонь медленно сжирал папиросную бумагу, пуская сизый столбик дыма, — сказал — и как-то полегчало. Даже убивать тебя больше не хочется. Закусив губу и уронив тем самым сигарету, Блэк, придерживая рукой бок, встал на ноги и побрёл в сторону своей комнаты — сидеть сейчас в компании того, кому признался в любви, было неуютно. — Помни одно, босс, — уже стоя в дверях, Норвуд повернул лицо в профиль, одарив Йена любовным жаром посветлевших глаз, — я буду рядом столько, сколько ты позволишь. Как бы банально ни звучало, но ты, блять, стал моим смыслом жизни. Отвернувшись от директора, Зверь поковылял к своей кровати. POV Йен. Йен так и сидел, молча, не шевелясь, и к сигаретам не притронулся, даже когда Блэк закурил. Окровавленные руки опустились безвольно вдоль тела, взгляд устремлён куда-то перед собой, словно в никуда. Внутри — пусто. Выжжено и холодно, как в пустыне ночью. Резкий контраст с дичайшим жаром, что всецело овладевал нутром ещё какие-то полчаса назад. Он поднял потемневший взор только тогда, когда Блэк заговорил. Медленно, словно не веря, внимательно и спокойно всматриваясь в бездонные тёплые глаза Пса, что казались сейчас не такими чёрными, как обычно, но неизменно горящими. «Не смей за меня умирать». Сил, чтобы это сказать вслух — никак не находилось, будто всё уже и так было сказано, да и вряд ли Блэк ждал от босса какого-либо ответа. Нутро Йена устало сжалось вымотанным клубком где-то под покалеченными ребрами, лёгкие периодически сотрясали изнутри болезненные хрипы с медленным дыханием. В пустоте внутри разлилось спокойствие, но не то ласковое и приятное, а, скорее, такое, словно его выпотрошили, не оставив ничего. Вынули внутренности, вытряхнули и вернули обратно, но уже другими, и уложив на место не так, как нужно. Блэк говорил таким искренним голосом и смотрел таким честным взглядом, что становилось даже не по себе. Слова его переворачивали всё внутри Йена, словно обжигающие горячие руки запустили прямо в грудную клетку сквозь рёбра и вертели там абсолютно всё, как хотели. «Любишь? Я понятия не имею, что такое любовь». И правда, что это? Желание защитить и убить одновременно? Быть рядом? Страсть? Желание завладеть? Впиться в чужую глотку? Преданность? Или всё это вместе? А может, взгляд, жестоко вырывающий закрытую наглухо душу из грудины? Такое голое, откровенное признание выбило Сальваторе из колеи окончательно. Он так и не закурил, с места не сдвинулся, просто застыл мраморным недвижимым изваянием под стеной. Внимательным, цепким взглядом изучая правильный волевой профиль Блэка. Всё, что Пёс говорил, врезалось в его память намертво. Такое, пожалуй, не забывается. Это было совсем не похоже на все признания, слышанные им прежде: все они и в сравнение не шли с этими чистыми, оголёнными, огненными эмоциями Пса. Йен же абсолютно не понимал, что чувствует. Сейчас изувеченные внутренности охватила пустота, но тогда, когда Норвуд был рядом, непозволительно близко, когда касался, обжигал своим жаром… Что это было тогда? Сальваторе тяжело сглотнул давящий ком в горле и впервые не нашёл в себе сил, чтобы ответить на чужой взгляд, когда Блэк поднялся. Он только бессильно опустил голову, и губы невольно тронула едва заметная болезненно-горькая улыбка. «Смыслом жизни?» Последние слова Блэка отдавались в измученном сознании оглушительным эхом.***
4:16 Тщательно отмыв от крови пол в комнате и свои руки, Йен как следует умылся холодной водой, чтобы хоть немного отрезвить какое-то всё ещё будто бы опьянённое, уставшее сознание. Прихватив с вешалки в прихожей куртку, а с бара на кухне непочатую бутылку крепкого кубинского рома, мужчина двинулся к выходу из квартиры. Нужно пройтись, проветрить тяжёлую голову, это просто необходимо. И выпить. Много. Пускай до рассвета оставалось всего пару недолгих часов, время сейчас в городе самое тихое и спокойное — Стамбул ещё мирно спал под плотным покровом ночи. Проходя мимо комнаты Блэка, Йен как-то невольно застыл и прислушался. Дверь закрыта, тихо. Наверняка он спит. Бесшумным шагом ступив в сторону спальни Пса, мужчина аккуратно взялся на ручку, мягко надавил вниз, неслышно приоткрывая дверь. Взгляд отыскал в полутьме не такой уж просторной, но уютной, как и вся квартира, комнатки широкую кровать, на которой и развалился спящий раненный хозяином Пёс. Поддавшись какому-то необъяснимому внутреннему порыву, Йен кошачьим невесомым шагом, подобно крадущейся пантере, ступил в полумрак спальни, медленно приблизившись к кровати. Осторожный чуть мерцающий во мраке взгляд скользнул по крепко сбитой мужской фигуре, освещаемой лишь слабым светом уличного фонаря из окна. Непривычно расслабленный, безмятежный и умиротворенный во сне, Блэк казался сейчас как-то по-особенному красивым. Заостренные черты лица словно смягчились, тусклый желтоватый свет со стороны окна тепло ложился на выступающие рельефы мышц закалённого тела. На какой-то момент Йену даже отчего-то показалось, что происходящее вовсе нереально, эфемерно, похоже на слишком реалистичный сон. Он тихо присел у края кровати, потянулся вперёд свободной рукой, и подушечки прохладных пальцев почти невесомо коснулись марлевой повязки в том месте, где был нанесённый катаной порез. Ладонь плавно опустилась полностью, бережно накрывая рану, но едва касаясь поверхности бинтов. Крепкий бок под рукой медленно вздымался от размеренного, спокойного дыхания. Такой горячий, даже сквозь многослойную повязку. Мягкий взгляд Пантеры, наполненный лунным серебристым светом, как-то необычайно потеплевший, скользнул выше, к мужественному профилю спящего. «Не смей ради меня умирать. Живи ради меня». Йен поднялся и покинул комнату так же бесшумно, плотно прикрыв за собой дверь, будто его тут и не было. POV Блэк. Сон был спокойным — нутро словно сбросило все свои цепи и теперь дышало на свободе, столь желанной для любого дикого зверя. Никаких гнетущих кровавых сновидений, никакой щемящей пустоты и беспокойства, будто сам Будда спустил свою божественную длань и укрыл ею потрёпанного жизнью Пса. 8:20 Блэк, морщась от оглушающего похмелья, высушивающего рот и вяжущего язык, и тянущих ощущений в боку, поднялся на кровати, положив руку на место «поцелуя» катаны. Взгляд юрким волком перекинулся на повязку — швы добротные, не разошлись, поэтому свежей крови не наблюдалось. Голову словно проломили кирпичом — череп трещал, а мозг утомительно пульсировал. Хотелось пить. Крепко сжав зубы и глухо заурчав, Норвуд опустил ступни на пол. Взгляд никак не мог поймать фокус, поэтому пришлось сморгнуть остатки сна и подушечками пальцев протереть засорившиеся уголки глаз. Когда все органы чувств более-менее вошли в приемлемый темп работы, на задворках памяти ехидно замаячил ночной разговор. Каждое сказанное слово Ниагарским водопадом обрушилось на застывшую псину. Мужчина уставился в какую-то случайно выбранную точку и схватил ночник, стоявший на прикроватной тумбочке, с размаху швырнув предмет интерьера в стену. Плафон раскололся на десятки кусочков. — Блять! — громко зарычав, брюнет подорвался и согнул ногу в колене, после чего с лютой ненавистью пнул тумбу, прилично отъехавшую от постели. Тело горело. Взгляд — уничтожающий, готовый разрушить и спалить квартиру. Да что там квартиру — выжечь Стамбул. Обманутое колдовским дурманом нутро рвалось на цепи, брызгая пеной из пасти с бешеным лаем. — Молодец, блять, всё вывалил! — обращаясь к самому себе, Норвуд хотел было пнуть кровать, но проклятый бок навязчиво дал о себе знать, заставив Зверя поумерить свой пыл и покорно сложить уши. Растягивая пасть в оскале, мужчина потащился в кухню — жажда и голод буквально приклеивали желудок к позвоночнику.***
14:10 Пёс давно успел поесть, выпить холодного темного пива, принять душ, побриться и переодеться. Сальваторе в квартире не было — должно быть, зверюга спал, когда босс умотал. «Я б тоже по съёбам дал, если бы такое услышал», — тяжёлые мысли могильными воронами кружили над пустошью коварного подсознания. Злость на самого себя и беспокойство за Йена ввинчивались шурупами в сдавленные виски. Блэк несколько раз порывался позвонить, чтобы хотя бы услышать холодный краткий приказ сидеть на месте. Пальцы даже хватали рабочий телефон и выбирали один единственный контакт, но нажать кнопку вызова духу так и не хватило. «Блядский слабак ты, Норвуд Блэк». До хруста зубов сжимая челюсти от удушающей досады и осознания собственного бессилия, Зверь замахнулся и швырнул мобильник в стену — гаджет сразу же распался на части: крышка корпуса отлетела, а компактная коробочка аккумулятора скользнула куда-то под шкаф. «Он точно не захочет слышать голос какого-то еблана, натрепавшего столько хуйни», — эта мысль успокаивала, некое самооправдание. Бежать искать смысла тоже не было совершенно никакого — Стамбул огромен, Пантера могла забиться в любой угол этого райского местечка. «А если японские суки нас выследили и сейчас уже везут его в очередной клоповник?» Чувства не должны затмевать профессиональный долг, так что Норвуд бросился собирать части мобильника — выглядел он надёжным и крепким, не должен был сильно пострадать из-за удара об стену. Пальцы уже нащупали аккумулятор, когда телефон для личных нужд настойчиво завибрировал — пришло смс. Несдержанно взвыв, Блэк вытащил из кармана брюк гаджет и метнул сердитый взгляд на экран. «У Вас одно новое сообщение». Мужчина выбрал «прочитать». Два простых сухих предложения с подписью «В.» Губы поджались. Взгляд почернел — огонь рухнул в Бездну.***
Через несколько часов Пёс уже сидел в аэропорту. Деньги на обратный билет пришлось «позаимствовать» у босса — ровно столько, сколько требовалось на ближайший «эконом», ни центом больше. Кредиткой пользоваться опасно, так что Зверь «распотрошил» одну из тех толстеньких пачек в заветной сумке. Потом всё будет возвращено, вес долга Блэк ненавидел. Документы с собой — были предусмотрительно захвачены из дома. Объявили посадку на рейс. Внутри трещал дьявольский костер. Точно, быть должником отвратительно. Всегда нужно платить. Никаких вещей у Норвуда с собой не было, так что он с лёгкими руками, ноющим боком и тяжелой душой отправился на посадку, зажав в кулаке паспорт с вложенным в него билетом.