VIOLENCE INSTINCT

POV Йен.       Йену хватило одного, первого, разрывающего тишину звука выстрела со стороны склада, чтобы мгновенно сорваться с места. План давно составлен, и Райнер только что меткой пулей прямо в лоб одного из китайцев выиграл боссу время. M24 даже с глушителем прогремела, словно мощный раскат грома.       Пара минут. Дыхание спокойное, ровное, никаких эмоций — только полная сосредоточенность на задаче.       Машины мафии с трусливым визгом шин по асфальту скрылись за поворотом после первых же звуков потасовки, пролетев буквально перед лицом спустившегося с крыши Сальваторе. Крысы. Но он на них не смотрел. Холодный, наполненный чистым льдом, полностью лишённый каких-либо оттенков человеческих эмоций взгляд устремлён только вперёд, туда же, куда и быстрое, ловкое тело: к дверям склада и к единственной на данный момент важной цели прямо за ними. ***       Грохот оглушительных выстрелов стих на какое-то время. Подсчет раненых или перегруппировка отряда, возможно, и драка. Китайцев там было шестеро. Райнер убрал одного сразу, после звучал ещё один громыхнувший выстрел снайперки, который наверняка попал в цель, ведь этот стрелок крайне редко промахивался. Ещё кто-то мог погибнуть в перестрелке. Итого не так уж много оставшихся, но бдительности терять не стоит.       Сальваторе бесшумной тенью вошёл в приоткрытую металлическую дверь склада.       Шаги — неслышны, невесомы, незаметны. Тело — идеально собрано. Сердцебиение, дыхание, пульс, каждая мышца — всё взято под полный, тотальный контроль безупречного Хищника внутри. Чёрное лезвие катаны, сотканное из самой Тьмы — не орудие, а естественное продолжение его руки. Орудие — это всё тело, наделенное совершенными рефлексами, силой, ловкостью и невероятной концентрацией. А истинная Тьма разверзлась бесконечной, всепоглощающей бездной мрака внутри, придавая сил и лишая всего человеческого, пробуждая настоящего Монстра. Взгляд — абсолют пустоты и холода. Люди так не смотрят. В нём нет ничего, кроме белого пламени самой Смерти.       Замерев почти невидимым призраком в углу у входа, под покровом тьмы, он осмотрелся, быстрым, цепким взглядом прочесывая всё, доступное взору пространство склада. Разодранные пулями ящики, какой-то мусор, баки, канистры, пыльная взвесь из бетона и деревянной трухи в воздухе, трупы шестерок мафии и китайцев, стойкий запах пороха и крови.       Нашёл. Опустошённый взгляд отыскал цель, за которой он и пришёл сюда: в укрытии за невысокой перегородкой. Жив, но ранен — внимательный взгляд Хищника заметил боль, окрасившую красивое лицо и пылающую в чёрных глазах, и сжатую крепко руку, что закрывает залитый кровью бок.       Взгляды встретились всего на короткое мгновение. Пёс ощутил на себе нечеловеческий взор холодной Бездны, в котором не отражалось ничего, кроме совершенной пустоты. Хищник вцепился в чёрные омуты бесовского огня лишь на миг, сразу же отпуская.       На это ушла ровно секунда. Тень двинулась дальше, убедившись, что искомое ею в безопасности.       Китайцы не сразу заметили новую фигуру на поле боя. Услышав прогремевшие выстрелы снайпера, профессионально и быстро снявшего двоих, члены триады попрятались за бетонными опорами помещения, опасаясь новых смертоносных попаданий.       Обогнув убитых солдат мафии и тела китайцев плавной дугой вдоль стены, держась под покровом такой родной для него густой тьмы, Хищник медленным мягким шагом ступал вперёд, без тени сомнения или страха в опаляющих холодом и пустотой глазах. Эти эмоции ему неизвестны. Никакие эмоции вообще не имеют над ним никакой власти в этот момент. В стальном и остром, как лезвие взоре не осталось уже ничего человеческого, когда он увидел первого противника, успевшего его заметить.       Ни секунды промедления, бросок — идеально натренированное тело с молниеносной скоростью ринулось вперёд. Китаец, выглянувший из-за бетонного столба опоры, успел вскинуть ещё заряженный автомат и глухо вскрикнуть, прежде чем смертоносное лезвие отточенным движением, словно и без каких-либо усилий, рассекло его глотку напополам, моментально лишая жизни. Первая отрубленная голова глухо ударилась о бетон, уставившись стеклянными глазами в стену. Первые брызги крови яркими алыми цветами легли на бледное, красивое лицо Сальваторе, похожее сейчас на мраморную маску — идеальное и нечеловеческое. Серебро глаз налилось кровавым отблеском первой отнятой жизни.       Поднялась пальба, хотя противники даже не успели увидеть цель. Тенью скрывшись за бетонной опорой и дождавшись, пока узкоглазые выпустят целую обойму туда, где заметили движение и слишком быстро павшего товарища, Хищник кинулся вперёд новым рывком, перемещаясь рваными быстрыми движениями, не давая как следует уследить за очертаниями собственного тела, ставшего идеальным орудием.       Чёрное лезвие блеснуло в тусклом свете складских ламп уже оросившей его кровью, быстрый точный удар — и следующая жертва лишилась руки, сжимающей бесполезное уже оружие, по самое плечо. Истошно завопив и утратив способность двигаться, тупо вперив ничего не понимающий взгляд на кровавое месиво из отрубленных костей и сухожилий в том месте, где только что была рука, китаец заторможено попятился. Ещё один удар, такой же точный и выверенный — голова с расширенными от ужаса и боли глазами, и так и застрявшим в горле криком, с мягким чавканьем шмякнулась о бетонный пол и покатилась прочь от медленно осевшего тела. Горячая кровь жертвы новым потоком омыла убийцу, насыщая внутреннюю тьму и придавая Монстру всё больше сил.       Визгливые крики и тягучий сладостный запах крови наполнили пространство, когда он сделал следующий рывок в сторону уже не нападавших, а совершенно точно — обороняющихся людей. Последние несколько пуль со свистом пролетели мимо, Монстр с чёрным лезвием вместо руки и нечеловеческим взглядом самой смерти двигался слишком быстро, виляя из стороны в сторону и уворачиваясь, будто зная, куда будут лететь снаряды. Он не терял концентрации и внимания ни на миг, взгляд отслеживал каждое движение и реакцию противников; замечал панику на их перепуганных желтоватых лицах, бегающие из стороны в сторону маленькие глаза, пытающиеся уследить за этим, несомненно, чудовищем, мелькающим чёрным силуэтом в полумраке плохо освещаемого пространства склада. Явно ощутимый, буквально осязаемый страх жертв, их растерянность, отчаяние и хладное дыхание Смерти — были сейчас на стороне пробудившегося Монстра.       Четвертый взмах катаны: перед собой, справа налево, по низу. Третья обезоруженная жертва, в панике пытавшаяся сбежать куда-то в сторону дальнего выхода, успела лишь дернуться в сторону, прежде чем лишиться обеих ног. Красивый, изящный и ловкий разворот вокруг обездвиженного, повалившегося мешком на землю и истошно орущего китайца — и лезвие лёгким быстрым движением опускается вниз, лишая очередное ничтожное тело головы.       Он уже весь покрыт чужой кровью, она впиталась в мраморную кожу и проникла в смертоносный нечеловеческий взгляд, мерцая алыми вязкими разводами в почти белых, словно налитых ужасающим мертвецки-бледным светом радужках. Волосы, стянутые на затылке в тугой пучок, щедро окрашены багровым цветом отданных Демону Смерти жизней, чёрные плотные одежды и так и не задетый ни разу бронежилет — насытились бурой влагой.       Последней жертвой оказался, кажется, главарь китайской шайки неудачников, которым сегодня чертовски не повезло. Лощеный с виду, в дорогом, перепачканном пылью костюме. Забившись в угол между стеной и какими-то громоздкими деревянными ящиками, крыса сжимала ствол, очевидно, уже совсем пустой, направляя дуло в лицо идущего к нему медленным шагом Чудовища. Йен не спешил, зная, что у ж е убил это ничтожество. Бесчеловечный взгляд голодными клыками впился в трусливую душонку узкоглазого, белым пламенем пожирая, словно корм, весь его ужас, панику и отчаяние. Наполненные животным страхом перед самой Смертью глаза жертвы отражались в светлых, опустевших зрачках Монстра. Член триады визгливо закричал что-то на китайском, похожее на ругательство, и вдруг отчаянно кинулся в атаку, порывисто замахиваясь рукой с бесполезной пустой пушкой на окровавленного Монстра. Наверное, он надеялся ударить врага и попытаться добежать до заряженного автомата первого убитого катаной китайца. Чудовищная и глупая ошибка человека, который ещё не понял, что уже мёртв.       Даже не дёрнувшись от такой мнимой угрозы, четко видевший траекторию движения жертвы, мечник плавно ушёл в сторону от вскинутой на него руки. Чёрное лезвие в тот же миг ласковым росчерком лизнуло брюхо китайской крысы, легко вспарывая плоть, мышцы и внутренности, как нож — масло. С отвратительным чавканьем вмиг замершее тело выпустило наружу кишки, что своей тяжестью будто утянули ничего не понимающего китайца к полу. Крика, вероятно из-за болевого шока, уже не было — он застрял глухим предсмертным хрипом где-то глубоко в глотке ещё чуть живого мертвеца.       Медленный, бесшумный шаг убийцы по алому зеркалу залитого кровью бетонного пола. Главарь китайцев был ещё жив, когда катана холодной, острой и смертоносной тьмой отделила его голову от тела. Последнюю голову. Наконец всё стихло, только багровая жидкость с тихим бульканьем всё ещё изливалась из шеи мертвого представителя китайской мафии.       С ног до головы покрытый алым цветом смерти, Монстр застыл неживой статуей посреди устроенного им же кровавого побоища. Четыре жизни, четыре отсеченные головы и целое море крови.       Внутри — густая, обволакивающая Тьма, наполненная бурыми пульсирующими прожилками. Взгляд — дымное смертоносное пламя, лишенное какой-либо жизни.       Медленно закрыв глаза и откинув голову назад, даже перестав дышать, Монстр плавным, трепетным движением языка с наслаждением слизал с верхней губы неповторимый вкус истинной смерти. Долгий блаженный вдох на полную грудь — насыщенный, невероятный аромат наполнил сильные лёгкие, вливаясь внутрь сладким ядом, заполняя и пропитывая до краёв всё его естество.       Для долгого, тяжелого выдоха потребовалось несколько секунд. Ещё столько же, чтобы вернуться в реальность из ужасающего своей сутью забытья. С усилием открыв потяжелевшие веки, Йен медленно приходил в себя, словно выныривая из толщи глубокой ледяной воды. Точный взмах катаной в сторону, вниз, чтобы стряхнуть кровь, и такое же быстрое отточенное практикой, уже чисто механическое движение — вытереть лезвие о внутреннюю сторону согнутого локтя левой руки, и только затем спрятать оружие тьмы в ножны.       Шаги всё такие же бесшумные, разящая запахом чистой смерти Тень стремительно приблизилась к тому, ради кого она и пришла сюда, мягко опускаясь на колени рядом. Беглый, но внимательный взгляд для оценки ситуации: бока Норвуда пропитаны кровью, лицо бледное, горящий взор подёрнут дурманом слабости, словно постепенно догорающие в костре угли.       — Держись, — голос тихий, металлический, твердый. Не просьба — чёткий приказ. Он знает, уверен, что Пёс не посмеет ослушаться. Не теряя времени, Йен подхватил телохранителя под ослабевшие руки, стиснув зубы от тяжести, и потянул на себя, осторожно, но быстро поднимая с земли. Перехватив удобнее и крепче, потащил к выходу, заглянув ещё раз в тухнущие чёрные глаза: — И не смей подыхать.       Очередной приказ, похожий на тихий гортанный рык, врезающийся в уплывающее сознание Блэка вместе с пронзительным ледяным взглядом, и словно желающий всеми силами его удержать.       Чёрная рабочая машина Сальваторе с Райнером за рулём и с готовностью ревущим мотором уже ждала у выхода из склада. POV Блэк.       На долю секунды Блэку показалось, что он увидел Призрака или даже Жнеца, пришедшего забрать его душу, пропитанную ненавистью ко всему живому. Плывущий взгляд, то и дело натыкающийся на слепые зоны в лице текучих ярких пятен, следил за скользящей Тьмой. Лишь увидев отсвет клинка и ледяное сияние до саднящей боли обожаемых глаз, мужчина узнал Его — прекрасного, полупрозрачного, источающего потустороннее мерцание. Живой мертвец. Воин Мрака. Йен Сальваторе — сама Смерть.       «Зачем ты здесь, мудила? Какого хуя забыл в этом чёртовом месте?»       В неугасаемом зверином взоре отражались непонимание и толика наивной собачьей надежды. Мимолётное зрительное столкновение — Пёс ощутил, как на него смотрит морозная Бездна. Пустая, одинокая, до такой степени холодная, что даже раненое рычащее нутро покрылось инеем. И все же Зверь не испугался колючего дыхания Чудовища. Наоборот: пустота неумолимо влекла, затягивала, пробуждая маниакальное желание заполнить ее, залить лавой до краев, отдать всего себя. Блэк был готов остыть, умертвить внутренний Везувий ради шефа, лишь бы он не тонул в этой непроглядной, кромешной черноте. Вытащить из пропасти забвения того, кто сам есть Тьма, невозможно, но вот прыгнуть следом, разделить холод и помочь ощутить на себе жар Жизни — вполне вероятно, Норвуд был готов на этот бросок.       Слившийся с тенью воедино, и поплывший дальше Сальваторе оставлял за собой наэлектризованный воздух, нетерпеливо потрескивающий, как оборванный оголённый провод. Пламенный взор Пса — следом, стараясь запомнить каждый момент происходящего, напоминающего, скорее, какое-то видение, вызванное сильными галлюциногенами. Подстреленная псина видела исключительно ронина, противостоящего в одиночку целому миру. Взмах клинка, как дыхание Конца — Блэк прекрасно знал, каким образом ощущается на коже промозглый жуткий холод чёрной катаны. Только сейчас Йен не стал медлить и срезал голову китайской крысы с ужасающей легкостью руки.       «Тебе же ничего не стоит лишить жизни. Ты дважды мог пришить меня без тени сомнения. Тогда какого, блять, чёрта?» — непонимание сменилось абсолютной растерянностью и восхищением. Никогда еще Норвуд не видел, чтобы убийство было столь красивым, элегантным и выдержанным, равнодушным, без единого эмоционального отпечатка. Подлинное искусство, прибывшее прямиком из страны, где восходит Солнце. Великолепие, струящееся по неподвижным жилам самурая. Выстрелы далеким скудным эхом раздавались где-то на задворках сознания, но свист меча буквально оглушал, рассекал своей остротой барабанные перепонки, крошил внутреннее ухо. Вторая жертва. Невероятно красиво.       «Хочу трахнуть тебя прямо здесь, на залитом кровью полу, с приставленной к глотке катаной».       Безумное желание стимулировало слабеющий разум, впитываясь в кровь и ниспадая к паху. Сгущённый терпкий воздух вкрадывается в поврежденное сознание, раскалывая его на несколько частей. Боль отступила, оставив лишь плотоядную жажду сцепиться с этим смертельно опасным Хищником, спалить его до ошмётков, как своенравного Икара, и замёрзнуть самому. Личина Демона разъедает, дрожит в жилах запретной страстью, будоражит озлобленных жителей геенны огненной, расположенной внутри мужчины. Третий замах. Сочный, чавкающий звук отрубленной конечности. Мраморная маска бога Смерти. Грудь Пса замерла и опустилась на томном выдохе. Взгляд заживо пожирал сокрытую до сего момента сущность босса, умывшегося кровью и накормившего ненасытное демоническое лезвие. Четвертый, он же последний. Визжит, как свинья, к шее которой уже приставили мясницкий нож. Жалкая попытка спастись от неминуемой гибели вспыхнула лёгкой ухмылкой на побледневших губах Зверя. Вспоротое брюхо смердело кишащей червями кучей. Склизкое уродливое содержимое ублюдка с восхитительным звуком вываливается прямо под подкосившиеся ноги. И еще взмах, снимающий гнилую башку. Апофеоз кровавой пьесы завораживал не меньше основного действа: медленные вдохи, отточенные движения клинка, впитавшего остывшую кровь. Шаги. Видеть, что этот Дух снизошел до какой-то блохастой псины — невероятное наслаждение, дарящее сухой оргазм. Волчий дух потряхивало в умопомрачительном экстазе. Желанный приказ, которого так не хватало, вызвал буйный всплеск пламени в темноте сверкающих глазах.       «Твой приказ — Закон», — финальная мысль перед тем, как упустить упругую нить с реальностью, поддавшись манящему мраку. ***       Слизистую носа резал уже знакомый стерильный больничный запах. Медикаментозный смрад мёртвого из могилы способен поднять, что уж говорить о Псе, не по-человечески восприимчивом к любым ароматам. Веки точно скотчем прикрепили куда-то к лицу. Глазные яблоки перекатились справа налево под нежной кожей верхних век, унизанных сине-зелеными сосудами. Пальцы дёрнулись. Боль лишь слабо щекотала оба бока — должно быть, морфина не пожалели. Торс ощущал неприятную к телу больничную рубашку. Размеренный писк кардиомонитора тяжестью ложился на обострённый слух. Медицинская игла, приклеенная отрезом пористого пластыря, давила на вздутую вену — ощущение далеко не из приятных. Приложив немало усилий, Блэк наконец открыл глаза с белками, подёрнутыми бледной краснотой. Мгновенно налившийся огнем взор метнулся из стороны в сторону, сканируя довольно просторную и прилично выглядящую палату. Судя по всему, какая-то частная клиника, на вшивую больничку мало похоже. Подавляемый обезболивающим мозг со скрипом запускал шестеренки мыслительного механизма, онемевшее тело как-то неестественно рванулось в сторону — слишком резко, потому что Норвуд рухнул безвольной тушей на холодный пол, повалив медицинский штатив с капельницей. Игла с сожалением вырвалась из пробитой венки, оставляя за собой витиеватую тоненькую струйку крови. Пластиковая прищепка кардиомонитора слетела, доказав свою ненадежность. Сила закалённого яростного разума импульсами разливалась по непослушному телу, заставляя руки упереться в поверхность напольного покрытия и ноги согнуться в коленях. Поднявшись на четвереньки, брюнет тряхнул вязкой загруженной головой и сглотнул, с сиплым слабым рычанием, кое-как схватившись за койку, встал на задеревеневшие ноги. Мужчину повело в сторону. Литое плечо со всей дури налетело на коробку, демонстрирующую теперь прямую зеленую линию с отвратным механическим воплем.       — Заткнись нахуй! — просипев обессиленным глухим голосом, отдающимся бульканьем в иссушенной глотке и звенящим отзвуком в недрах черепной коробки, Зверь порывистым яростным замахом руки с грохотом скинул блядскую машину на пол, вырвав все проводки из розеток. Голова кружилась. Ноги роботизировано двинулись по направлению к двери. Прерывисто скользя ладонью по стене, Блэк, отчаянно пытавшийся наладить контакт с реальностью, всем весом навалился на белую гладкую дверь и, дёрнув ручку, вывалился в коридор. Глаза одичало метались в поисках одного человека. Горящий дьявольским огнём взор уцепился за стойку сестринского поста и саму медсестру, застывшую с трубкой стационарного телефона в руке. Плохо соображая, что происходит, Норвуд набросился на столешницу и, найдя в качестве опоры левую пятерню, пальцами правой руки вцепился в хрупкую шею пискнувшей девки.       — Мудак с глазами-ледышками, Сальваторе… Где он? — необузданный и совершенно животный оскал туго пропускал рычащие слова. Сумасшедший взгляд буравил бледное, как саван, лицо перепуганной сестрички, безрезультатно пытавшейся разжать тиски длинных пальцев. Явно не настроенный терпеливо ждать, пока работница больницы придёт в себя и даст вменяемый ответ вместо жалостливого нытья, брюнет остервенело оттолкнул тут же закашлявшуюся женщину и побрёл куда-то вперед, лихорадочно выискивая Хозяина. Повязка на боку жадно пила выступившую кровь. POV Йен.       В логове итальяшек прямо-таки воняло насыщенными роскошью и пафосом, но Йен видел перед собой лишь смердящую крысиную нору и её вшивых обитателей. Вооружённых пушками до зубов, мечущих пафосные речи и свирепые взгляды на нахального чужака, но с душонками червивыми, гнилыми и трусливыми. Мерзость.       Лицо Сальваторе не выражало совершенно ничего, ни при коротком разговоре с шестеркой, на которую вывел его связной, и непоколебимым требованием устроить встречу с боссом, ни тогда, когда Хищник бесшумным уверенным шагом переступил порог кабинета главаря итальянской Семьи мафиози. Как его там, Либорио Белломо? Этот король крыс, правда, мало похож на своих грязных прихвостней, однако те самые трусливые приказы явно исходили от него. Взглядом водянистых, выдающих преклонный уже возраст, недобрых глаз, итальянец сразу попытался забраться в самую подкорку Сальваторе, но, очевидно, не нащупав там ничего, кроме сплошной пустоты и удушающего мрака, сдался. По-хозяйски раскинувшись в своем царском кресле, хозяин особняка мафии из-под густых кустистых бровей опалял вошедшего нежеланного гостя болотистым взглядом.       Йен заговорил первым, не дожидаясь разрешения, не рассыпаясь в приветствиях, сразу перешёл к делу, как и заведено у всех достаточно влиятельных людей. Остановившись в центре роскошно убранной комнаты, так и кричащий о непомерном самомнении и авторитете хозяина, Сальваторе медленно скрестил руки на груди. Ледяные глаза прожгли душонку мафиози чистой внутренней тьмой, что стала теперь его сутью, без тени сомнения, страха или неуверенности. Сейчас он не человек — изваяние из чистого белого мрамора, притаившийся в застывшем холоде бездушный Монстр.       — Долг Норвуда Блэка уплачен.       Краткое утверждение, спокойным и уверенным, негромко, но ювелирно точно режущим сталью голосом. Сальваторе прекрасно знал, что старик уже осведомлен об исходе стычки на складе, с момента которой прошли ровно сутки. Может, даже о всех её деталях. Пусть его армия сраных трусов и умотала, как только запахло жареным, однако Белломо наверняка оставил где-нибудь гнусно подглядывающую крыску. Если так, Йену должны сказать только спасибо за эффектную и показательную для триады расправу с китайцами, чего, конечно же, не произойдёт. Стоящие на вершине мафиозной иерархии в любой из стран мало отличаются друг от друга. Надменные тщеславные ублюдки, возомнившие себя богами.       Старик ухмыльнулся противной недоброй усмешкой, не меняя положения в своём шикарном кресле, похожем на королевский трон какого-нибудь итальянского дворца. Зелёные тёмные глаза, точно львиные, всё вгрызались настырно в мёртвый лёд, пытаясь нащупать хоть какие-то человеческие эмоции, но безуспешно. Рот мафиози растянулся в неприятном оскале:       — Наглый и смелый Йен Сальваторе, как всегда. Японцы недостаточно тебя надрессировали на уважение к старшим? — итальянец подался вперёд, нависая над столом широкими локтями, и будто продавливая весом своего тяжелого взгляда этого человека перед собой, слишком похожего больше на бездушную машину, чем на живое существо. Но если машина предъявляет требования, значит, что-то ей всё же небезразлично. Или же кто-то. Ответа на свою колкость Белломо не дождался: Сальваторе молчал с совершенно равнодушным видом. Голос мафиози наполнился мерзкими ядовитыми нотками, а усмешка стала отвратительной: — Как там, кстати, дворняга?       «Нет, ты всё-таки крыса. Старая, матёрая, но грёбанная жалкая крыса».       Ни один мускул на лице Йена не дрогнул, лишь глаза на короткий миг остро блеснули ощутимой угрозой.       — Это уже не Ваше дело. Он расплатился. Это всё.       Покрытое внушительной сеткой морщин, лицо старого предводителя крыс в один момент исказилось злобой, приобретая поистине страшный вид, гортанный рык вместо голоса разорвал басом всё ещё сильную, несмотря на преклонный возраст, глотку:       — Считаешь, что если порезал парочку узкоглазых, можешь заявляться в мой дом и ставить свои условия, щенок?!       Горячая рука, усеянная крупными кольцами для показания статуса и силы, очевидно, резво выхватила откуда-то из-под крышки стола красивый револьвер, мягко блеснувший в приглушённом свете логова главной крысы. Сальваторе без какого-либо оттенка эмоций на безупречном лице жёстко усмехнулся чёрному зёву оружия, направленному на него:       — Вы же не хотите войны, — хладнокровное утверждение предельно ровным голосом, разумно выдерживающее яростный взгляд старика. Едкая злоба крысиного короля схлестнулась с металлическим холодом клинка, не находя ни единой трещины в защите из закаленной стали, в которую можно было бы проникнуть своим ядом. Йен не повёл и бровью, продолжая размеренным безразличным тоном: — Долг уплачен, господин Белломо. Это всё, что я хотел Вам сказать. Всего хорошего.       Йен знал, что мафиози его не тронут. Не взяв с собой ни ствола, ни катаны, он был просто уверен в своей сохранности. Но если бы даже в голову старика Либерио, разъяренного неуважением, и взбрела на волне импульса какая-нибудь глупая идея — люди Сальваторе уже знали, где он, получили точные указания, а правильно поданная руководству «Арасаки» информация могла бы спровоцировать немалые проблемы для Семьи.       Вальяжно развернувшись, Йен покинул кабинет мафиози, не говоря больше ни слова, только в коридоре уже услышав за спиной приглушенные ругательства на итальянском и металлический звук удара красивого оружия о деревянную твердь стола. ***       — Какого чёрта ты не в палате?       Стоило только войти в больницу, как Йен тут же наткнулся практически в дверях на отчего-то пышущего диким огнём и жаром Пса. Цербер, ей-богу, даже раненный, побледневший и в дрянной больничной рубашке. Посрывал с себя все приборы и капельницу, взгляд всё ещё под дурманом сильных препаратов, но какой-то до одури безумный. Тлеющий слабо тогда, на складе, внутренний огонь Норвуда словно разгорелся с новой силой.       Йен не стал дожидаться ответа телохранителя: Блэк выглядел слишком заведенным, и сцену посреди коридора на глазах у косо поглядывающего персонала устраивать не хотелось. Больница всё же дорогая, приличная: лучший уход, лучшие препараты и оборудование, комфортные палаты со всем, что душе угодно для более-менее приятного пребывания больных в белых гнетущих стенах. Жёсткая сильная рука прохладной, но крепкой хваткой легла на плечо Пса, разворачивая его в другую сторону от выхода. Сальваторе не смотрел на него, просто тащил рядом с собой по коридору, а льдистый взгляд серебристых глаз был направлен лишь прямо перед собой. Босс только сразу же дал короткое негромкое указание:       — Молчи. В палате поговорим.       Низкий бархатистый голос, однако, отдавал морозной злобой. ***       Окинув равнодушным взглядом погром, учиненный в ранее идеально чистой и укомплектованной самым новым оборудованием палате, Йен только устало потер пальцем выбритый висок. Бесполезно что-либо готовить по этому поводу.       — Ложись.       Очередной лаконичный приказ, хлесткий взгляд острых глаз в чёрные горячие омуты Норвуда. Выглядит всё ещё бледным, шатается даже от обезболивающих наркотиков, а всё равно сорвался с места подобно дикой псине и помчался уже на выход. Точно шило в заднице. А ведь Сальваторе, когда уезжал, думал, что оставил его в надежных руках. Когда заверили, что угрозы для жизни нет и Пёс просто потерял много крови, но стабилен и теперь крепко спит. Йен надеялся, что охрана по крайней мере попытается остановить дикого после пробуждения Блэка во время отсутствия босса, в случае чего. Трусливые шавки пытаться не стали.       Йен коротко вздохнул и подошёл к окну, надавил на пластиковую ручку и впустил в палату, провонявшую лекарствами, поток свежего вечернего воздуха. Достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, подцепил одну, остальное предусмотрительно оставив на подоконнике рядом, вместе с зажигалкой. Густой табачный запах наполнил стерильную палату, приятно оседая в лёгких.       — Как самочувствие? — спокойный ровный голос, обращенный как будто в никуда, по-прежнему пустой, и такой же, лишенный чего-либо взгляд. Словно говоривший человек — лишь оболочка для сплошной совершенной Пустоты. POV Блэк.       «Нахуя ты туда припёрся?»       Не дающий покоя вопрос назойливым червём точил ещё не оправившийся от влитой в кровь дряни и произошедшего мозг. Пёс еле волочил плохо сгибающиеся ноги, по-прежнему опираясь на светлые стены коридора, периодически врезаясь ссутуленными плечами в редких пациентов, передвигающихся с помощью услужливых медсестёр или же уныло везущих за собой капельницы. Нутро трепала цель — выбраться отсюда к чёртовой матери и отыскать Сальваторе. Отчего-то душу драли длинные когти скверного предчувствия. Блэк не сомневался, что в случае опасности босс сможет за себя постоять — вчера мужчина убедился в этом лично на показательном, ярком примере. И все же хотелось быть уверенным в сохранности безупречности начальника, знать, что ни одна тварь не тронула его своими грязными лапами. После этой вальпургиевой ночи Зверь ощущал опасное натяжение где-то глубоко, в недрах тяжело поднимающейся груди. Извечный свободолюбивый дух более не мчался неудержимой борзой куда-то в бескрайнюю даль, с наслаждением вывалив язык, болтающийся на ветру. Звонкий восторженный лай утих, а скорость, которой позавидовал бы гепард, упала на несколько единиц. Фантомный металлический лязг цепи пугал и одновременно привлекал. Налицо все признаки первой стадии привязанности. Можно любить и избирать человека Хозяином, но при этом держать разумную дистанцию, оставляя за собой право на какую-никакую свободу. Норвуд же улавливал, что из-за алогичного поступка шефа контроль над парящим высоко духом ослаб. Внутренний зверь уязвимо и, следовательно, гораздо яростнее ударялся о прутья клетки из ноющих рёбер. Нахождение Йена Сальваторе в поле зрения Пса становилось блядской необходимостью. Опасно. Страшно. Нельзя показывать эту слабость.       Утонув в мыслях нестабильно работающего разума, Блэк услышал голос, заставляющий нутро неудержимо вилять хвостом и вместе с этим опасливо рычать, поглядывая диковато и недоверчиво. Смысл вопроса погряз в мозговой каше, сваренной благодаря на славу постаравшимся медикам. Расфокусированный взгляд едва смог чётко вывести черты полюбившегося лица. Буйствующие угли глаз, стреляющих шипящими искрами, впились в пустоту вечного льда. Копчик прострелило навылет и болезненно защемило, а буквально недавно скачущее сердце словно упало куда-то вниз. Что-то изменилось.       «Что случилось?» — вопрос колом встал в замершем горле — лютый мороз стального хищного тембра моментально осадил, показывая, где должна находиться псина при Хозяине. Желание взбелениться и съездить кулаком по клыкам Пантеры кануло в Лету, поэтому Норвуд, опьяненный большой дозой лекарств, превративших плотскую оболочку брюнета в безвольный кусок мяса, покорно потащился обратно, ведомый Сальваторе.       «И правда — будто на цепи тащит». ***              Ложиться Пёс не стал, демонстрируя не только вялую дерзость, но и некоторую сконфуженность — чувство вины начинало кислотой подъедать внутренности. Идёт к окну. Курит. Удивительно, но Блэку не хотелось затянуться. Пожалуй, впервые с момента последнего серьезного разговора в уничтоженном пентхаусе директора. Сколько прошло времени? Черт знает. Казалось, что целая вечность — столько всего похоронным кортежем пронеслось за каких-то несколько дней. Запах Пустоты ложился на дно могучих собачьих лёгких.       «Почему он так пахнет?» — кажется, этим вопросом Блэк тоже когда-то задавался. Оголённое возбужденное нутро Зверя не могло усидеть на месте, жадно принюхиваясь. Проигнорировав вопрос о собственном самочувствии, как и обычно, Норвуд с режущей болью сглотнул сухость во рту.       — Зачем Вы туда сунулись? — постепенно обретающий былую буйную силу рокот тронул напряжённую пасть. POV Йен.       Слушаться Блэк, конечно же, не стал, в койку не лег и вопрос благополучно проигнорировал, хотя на ногах держался всё ещё нетвердо, что не укрылось от внимательного взгляда директора. Даже к сигаретам, на удивление, не притронулся. Настолько паршиво? Видок, конечно, не из лучших, но это и неудивительно: потрепали его конкретно. И кто знает, смог бы в этот раз сам оттуда выбраться или нет.       Прямой вопрос застал Йена врасплох, хоть на невозмутимом лице это совершенно никак не отразилось. И правда, зачем? За прошедшие дни, если так подумать, он этим вопросом не задался ни разу. Просто с того момента, как Норвуд умотал вот так без предупреждения, лишь отправив потом злосчастное сообщение, Йен з н а л, что так нужно, что так правильно, что должен. Просто так хотел. Просто так надо, и всё тут, разве нужны какие-то другие причины?       Помолчав какое-то время и медленно выпустив плотное облачко дыма, Сальваторе повернул голову к телохранителю, встретившись с ним прямым взглядом. До безумия холодным, но полностью открытым. В тёмных глазах Пса непонимание, какое-то подобие беспокойства, и самый главный признак того, что он точно из чего угодно выкарабкается — полыхающее чёрное пламя, живое, горячее, смирное сейчас. Монстр внутри Йена всё равно ничего не чувствовал, ведь всё в нём «отключилось» ещё тем вечером на складе, когда Пустота заполнила собой всё нутро. Теперь там, во мраке, совершенно спокойно и тихо. Быть чудовищем, на самом деле, очень просто. Стоит лишь один раз найти в себе нужный переключатель — и дальше, с каждым последующим разом делать это будет всё легче и легче.       — Разве не ясно? Пришёл за тобой, — ответ абсолютно честный, но и такой же механический. Голос целиком утратил мягкие бархатистые вибрации. Сальваторе вновь отвернулся, быстрым четким движением сбив пепел с кончика тлеющей сигареты куда-то за открытое окно, и сказал после короткой паузы с тяжёлым, властным нажимом: — Чтобы больше к итальянцам не совался. С ними всё улажено. POV Блэк.       Последняя реплика вырвала из внутренней гранаты чеку. Ядерный взрыв на куски разнёс сжавшееся нутро, не успевшее даже заскулить.       — Что… — беззвучная артикуляция вмиг пересохшими губами. Голову прошибли ощущения только что проведённой на живую лоботомии, а сердце попросту бросилось на зубцы рёбер. Ноги подкашивались, но Блэк не упал, не пошатнулся. Просто замер. Механизированный голос обоймой пробивал окоченевшую грудь; Пустота, окутавшая одинокого самурая, подавляла все органы по-звериному обострённых чувств.       — Какого хуя ты творишь, Сальваторе? — Норвуд наивно полагал, что контролирует собственное застывшее тело, поэтому думал, будто произнёс эту реплику в голове, в мысленной форме. Однако подкосившийся сиплый голос предал владельца, вывернув разорванное нутро наизнанку. Огонь в бездонной черни взгляда не потух, но точно так же прекратил малейшие движения, затаившись без единого вздоха. В аду Пса Время взяло перерыв, поставив на паузу чертову собачью натуру, не знавшую покоя.       Шаг — не по воле мужчины. Голова пошла винтом, попросту расплескав перемешанные мозги, оставив на месте единственный образ — Йена Сальваторе. Смысл жизни псины в этом человеке, сейчас походившем на тень самого себя; его заживо пожирал паразит, являющийся угрозой, а долг Норвуда — устранить любой вирус, запущенный в программу босса.       Еще шаг — Пустота затягивает дворнягу в свою ненасытную чёрную дыру. В неподвижных нечитаемых глазах брюнета разевает бесчисленные пасти стоглавая Бездна, дышащая драконьим огнем и плюющаяся пеной бешенства. Блэк не понимал, что происходит, и это бессознательное состояние, как ни странно, нисколько не пугало. Зверь не ведает страха. Не знает пощады. Никогда не вкусит отдачи со стороны протянутой руки.       И Пес бросается с абсолютом скорости, не натянувшей ни единой мышцы, так что предугадать выпад было практически невозможно. Правда, Пантера наверняка уловила направление внутреннего силового потока — хищники способны видеть противника насквозь. За долю секунды, обращенной в вечность, Норвуд оказался вплотную к Сальваторе. Налившиеся демонической силой руки схватили ронина за грудки, отрывая его пятки от пола. Снизу вверх смотрит сама Бездна с поднимающимися оттуда чертями, заполняющими всю округу своими истошными смеющимися криками и тянущими когтистые черные лапы к замораживающей Пустоте. Геенна намерена пожрать причину, сорвавшую печать с запрятанных глубоко врат. Пасть Пса растянулась в оскале Дьявола, обнажая побледневшие дёсны и ровные ряды блеснувших зубов. Никакого рыка или рёва. Исключительная тишина. Блэк тонул в собственной необузданной лаве, сжигающей куски разорванного на мокрые мясные ошмётки нутра. Подобная сила, коей мужчину наказал сам Князь Тьмы, опасна. Разрушительна. Она не способна дарить любовь или беречь то, что дорого. Лишь уничтожать, испепелять, рвать и топтать. Из раза в раз. Так уже было с Конте — предыдущим владельцем. И это повторяется. Только сейчас природа поведения брюнета была совершенно иной — абстрактной, иррациональнее былой нелогичности.       Кулак хрустнул — Хищнику прекрасно знаком этот звук. Замах, согнутый локоть, отведённый назад, налившийся сталью тугой татуированный бицепс. В жизни все циклично, и Пёс — часть бешено вращающегося круга бытия. До боли знакомая латиница на побелевших костяшках коснулась скулы приподнятого над полом Сальваторе.       Коснулась и замерла, подарив лишь невесомое дуновение потенциального, но оборванного удара. Вторая пятерня ослабила хватку, выпустив комок смятой верхней одежды босса, таким образом возвратив пятки на землю. Зверь пошатнулся. Бессмертное нутро медленно, ползком собиралось воедино, облизывая разорванную окровавленную пасть. Слуховые рецепторы в порошок растирал воображаемый рёв бесконтрольного огненного потока внутри.       — Я тебя не понимаю. Пришёл за мной? Зачем?       Во взгляде молнией пронеслась стрела рассудка. Норвуда знобило от горячки, бьющей тело.       — Я спрашиваю… — низкий рокот шёпота, бесстрашный взгляд — прямо в пропасть Призрака. Очередной рывок — и две руки теперь уже впились в шею Йена. Снова. Большие пальцы вдавили чужой кадык в шею. Дикий рёв окатил обнажённые волчьи клыки: — НАХУЯ ТЫ ВЫТАЩИЛ МЕНЯ?       Дыхание и голос мужчины — подлинный зной самой безжалостной пустыни во всем мире. Пальцы, так привыкшие к ощущению жилистой крепкой шеи шефа в своих тисках, считали пульс. Только вот кровь как будто бы замерзла в артериях Сальваторе. Бездушный, холодный, не способный на какие-либо чувства. Одним словом — мудак, думающий, что у него есть право в качестве ставки в очередной азартной игре предлагать надежду доверчивой псины.       — Пошёл ты.       Капкан разжался. Взгляд, застланный вулканической пылью, опустился вниз. Шаг в сторону. И моментальный разворот. Лицом к лицу. Стена нечеловеческого горячего марева натолкнулась на ледяное Ничто. Плевать, что Он пуст. Плевать, что самый конченный мудак на всем белом Свете.       Пятерня Пса скользит на холку шефа, ногти впиваются в бледную кожу и ведут жгучие смазанные царапины вниз, к выступающим позвонкам. И снова вверх — к темным волосам, быстро вобранным в жадную хватку. Не позволив ронину среагировать, Блэк давит на его затылок и оголодавшим хищником набрасывается на запретные, но столь желанные губы. Поцелуй Зверя — испепеляющий. Температуру пасти выдержать практически невозможно. Мягкие горячие губы Пса с буйной страстью подминают под себя уста Пантеры. Норвуд позволяет себе много больше — и вгрызается клыками в податливую, пластичную плоть нижней прохладной половинки рта, на томном выдохе оттягивая до пылкой боли и жаля сильным укусом, вплоть до крохотной бисеринки солёной крови. Челюсти разжимаются, губа возвращается назад с лёгким дрожанием. Черноволосый извлёк из раскалённой пасти жаркий язык и его упругим заострённым кончиком слизнул выступившую тёмно-красную жидкость, затем исключительно по-звериному широко пройдясь шершавым телом органа речи по губам Сальваторе. За вёртким длинным языком тянулась тяжесть тёплой слюны. Щедро вылизав уста Хозяина, Пёс сильнее стиснул пряди босса, фалангами сдавливая ровный череп, и с распалённым рыком досады отпрянул от возлюбленного. Блэк всегда жил на порывах — и изменять этому принципу не станет.       Вернувшаяся мощь сорвала Зверя с места. Влившись в темп бега, Норвуд, оставив нового Владельца за спиной, стремительно покинул палату.       Нутро вновь было целым и приветливо виляло лохматым хвостом. POV Йен.       Йен даже не шелохнулся, когда глаза Норвуда отразили пробудившегося в нём Зверя, а мышцы мощного тела, пусть раненого и скрытого под больничной тряпкой и бинтами повязок, буквально осязаемо налились силой. Сальваторе уже видел раньше подобный этому взгляд, видел, как разевает пасть дикое нутро Пса, скаля клыки и сжигая огнём самой Преисподней. Раньше этот взгляд и его заставлял, кажется, гореть. Заставлял внутри всё переворачиваться, рычать, шипеть, выпускать когти, но стремиться к недоступному ему самому теплу в ответ. Но сейчас… Нет, ничего внутри не пошевелилось, Бездна не отозвалась, не зная, что такое чувства, не понимая природы огня, лишь поглощая всё без остатка. Бездна молчала, покрытая бесконечной холодной Тьмой, даже тогда, когда Зверь рванулся к Монстру и схватил цепкими лапами, пригвождая затылком к стене.       Монстр ощущал себя лишь наблюдателем этой сцены, он не пошевелился, не изменился в лице, взгляд не дрогнул. Он был полностью расслаблен, совершенно спокоен, хладнокровен, и ничего не почувствовал. Природный жар Норвуда опалял холодную кожу, но не мог проникнуть вглубь. Сильнейшее по своей неугасимой сути Пламя, столкнувшись с беспросветной Тьмой, впервые, наверное, проиграло схватку, бесполезно истязая жгучими языками густой, неотделимый от естества Монстра мрак. Тьма поглощает свет, тепло, боль, любовь, радость, горе, ярость, отчаяние, вину. Тьма поглощает всё без остатка, оставляя лишь пустоту и лёгкость.       Занесенный для удара крепкий кулак, мощный замах, ярость в сжигающих всё перед собой прекрасных глазах. Как знакомо.       «Красиво», — мысль, только лишь как простая констатация факта. Разрушительное пламя в невозможном взгляде Пса — поистине невероятно красиво и совершенно неповторимо. Почти как дыхание Смерти, почти как вкус крови, почти как последний вздох, испускаемый жертвой Монстра в последний миг перед тем, как чёрное лезвие забирает чужую жизнь себе и своему хозяину.       Но почему-то Пёс не ударил, лишь совсем невесомо коснувшись места, куда лишь пару секунд назад целился сжатый до каменной тверди кулак. Остановился, разжимая хватку, впервые. Монстр почувствовал, как всколыхнулось внутри Зверя его дикое пламя, увидел в глазах отблеск эмоции, которую не мог сейчас определить. Эмпатия покинула его вместе собственными чувствами, определению поддавались лишь простейшие, фундаментальные, отраженные во взгляде и жестах порывы и эмоции. В горящих же антрацитовых глазах Блэка — спектр чувств просто зашкаливал, переливаясь своим разнообразием и разрывая противоречиями. Они изливались из него вместе с пышущим пламенем, коим пропитан каждый взгляд, каждое движение и каждый порыв, но никак не могли достигнуть желаемой цели. Монстр оставался непоколебим.       Сильные лапы на шее показались когтями Цербера, выжигающими на бледной коже новые следы в дополнение к старым, не сошедшим ещё отпечаткам. Дышать стало тяжелее, но лишь из-за сдавленной удушьем трахеи. Сердце же не норовило больше выскочить из груди, не ломало заново ещё не сросшиеся рёбра. Зверь ревел прямо в лицо, жёг криком нутра и палящим кожу шёпотом, но Монстр, поглощенный Тьмой, ничего не чувствовал. Хоть ответ на заданный Блэком вопрос давно уже впился в сознание. Светлые, словно из прозрачного льда радужки лишь отражали пламя преисподней чёрных глаз, подобно безучастному зеркалу.       Монстр не дрогнул даже когда горячая сильная рука прошлась по затылку, до тупой боли сжав волосы, и обжигающие истинной страстью губы Пса с жадностью впились в его хладные уста. Безумный жар Зверя с новой силой столкнулся с холодной стеной Тьмы в новой попытке разогнать своим пламенем глубокий мрак. Йен ощутил необычный, новый вкус чужих губ — знойный, терпкий, тягучий, палящий до остроты, ни на что не похожий. Отчаянный. Полный жизни, огня и настоящих чувств. Таких далёких, кажется, знакомых когда-то… На короткий момент показалось, что полотно густой Тьмы в глубине даже вздрогнуло, всколыхнулось от неведомых ощущений, поддалось страстному укусу Пса и опаляющему прикосновению его мягкого, шероховатого языка. Тело чувствовало абсолютно всё: ярко, насыщенно, отчетливо. Но Бездна не отступила, никуда не ушла, Пустота и Ничто внутри — всеобъемлющи, непоколебимы. Монстр не шелохнулся, никак не отозвавшись на поцелуй самогó истинного пламени Зверя.       Кипящий, словно пробудившийся вулкан, Блэк наконец отступил, так и не добравшись до истоков Тьмы, пожравшей душу Сальваторе. Живой огонь не потух, по-прежнему полыхал в обсидиановых прекрасных глазах, а значит — с ним точно всё будет хорошо. Дверь палаты громко хлопнула за широкой напряженной спиной Норвуда. Йен медленным, размеренным движением поправил смятую руками телохранителя рубашку, пригладил растрепавшиеся волосы, пиджак, и неспешно закурил. Налитые серебряным светом стали глаза оставались безучастно пусты. POV Блэк.       Три недели. По ощущениям — три года. Очередной тюремный срок на просторах фантомной свободы. Клетка без решёток. Нары без надзирателя. Роба без блядского нашитого номера. Пробудившееся дикое животное, смотревшее желтоглазым лютым волком из Бездны, загрызло поскуливающее нутро, пытавшееся спастись в глубине своей будки. Дворняга, все еще помнящая прикосновение хозяйской руки, не смогла бы выжить на улице. Волк же, заглатывающий окровавленную башку шавки, вывалившей посиневший язык, вполне мог умчаться прочь, ведомый рукой Преисподней.       Никогда еще тесак Саморазрушения не был так близок к грудине Блэка.        ***       Ноги сами несли подальше от чёртовой больницы. От Сальваторе. Пожалуй, Пёс еще никогда не поджимал хвост под самые яйца. И не из-за властного стального тембра Хозяина, не из-за угрожающей опасности. Норвуд позорно бежал с поля сражения, которое проиграл, из-за стремительно сменяющих друг друга собственных чувств. За несколько жалких мгновений чёткая установка стереть причину своих страданий с лица земли перекрылась привычной всепожирающей огненной ненавистью, затем окрасившись порывистой жадной страстью, подбившей мужчину на поцелуй. Тот сраный импульс, так испугавший, казалось бы, бесстрашного Зверя. Для Блэка желания плоти всегда носили чисто инстинктивный характер. Поцелуи, соитие — без близкой человеческому сердцу духовности. Исключительно грубо. Беспринципно. По-животному. Все просто: есть женщина, которая хочет член, и Норвуд дает ей желаемое. В постели он видит лишь вагину, лишённую бесполезной тяжести личности, существующую только ради удовлетворения острых мужских потребностей. В прикосновение же к губам босса Пёс вложил кусок души, насытил поток жажды субстанцией любовного всеобъемлющего чувства. Это обескураживало, сбивало с толку.       Брюнет, как был — в одной больничной рубашке, трепыхающейся на теле бесформенной тряпкой, принялся агрессивно голосовать, пытаясь привлечь внимание ползущих мимо такси. Добившись желаемого, Блэк буквально навалился на капот еще не остановившегося темно-жёлтого авто с обматерившем потенциального пассажира арабом за рулём. Придерживая рукой простреленный бок, который боль колотила с новой силой, Пёс рванул дверцу и свалился на сиденье рядом с водителем.       — Совсем оху… — возмущённый таксист уже хотел было высказать все в лицо сумасшедшему, сбежавшему из клиники, но вовремя прикусил язык, наткнувшись на Ярость.        — Ебало завалил, иначе этот руль из тебя доктора будут вынимать, — низкий рык окатил «смельчака» угрожающим жаром, заставляющим заткнуться. Впившись в лицо недоумка изничтожающим взглядом, Норвуд устало выдохнул и, скрипнув сжатыми челюстями, откинулся на спинку сиденья. Сквозь недружелюбный оскал брюнет назвал адрес. ***       — Слышь, мужик. А деньги? — таксист растерянно уставился на изображение распятия, омывающего вновь «ожившие» мускулы Зверя, собравшегося благополучно покинуть салон такси. В ответ на вопрос с очевидным ответом на беспомощного водителя скосилось горящее око ада, увитое трещинами лопнувших сосудов.       — Хуёво водишь, никаких бабок, — сдавленно просипев из-за перехватившего горло гнева, Блэк встал на ноги и несдержанно грохнул дверью машины до такой степени, что кузов опасно качнулся. Пёс прикусил зубами нижнюю губу и поковылял домой.        ***       Запасные ключи пришлось взять у владелицы здания, проживающей через несколько дверей. Восторга пребывание в «приличном» доме такого, как Норвуд, конечно же, не вызывало, но выбора не оставлял простой факт — желающих снимать конуру в такой дыре было крайне мало. Ну, и человеку со столь злобной рожей отказывать боязно. Оказавшись в своей берлоге, Зверь слабо представлял, что будет дальше; знал он совершенно точно лишь одно — необходимо покинуть этот обоссанный городишко как можно быстрее. Покидать в сумку скудные пожитки, захватить кое-какие сбережения, документы, прыгнуть в верную Тойоту, а дальше — прямо, куда глаза глядят, не оборачиваясь. Но сначала — в душ, смыть с себя незримую больничную плёнку, покрывающую кожу. С устремленными вперед мыслями мужчина яростно содрал с себя ткань, пропитанную медикаментозным блевотным запахом. ***       Дешёвые мотели с картонными стенами и бензин здорово поджирали и без того тонкий кошелёк, в сумме выкатывая ехидную цифру. Однако вырвавшегося на волю внутреннего дикого волка рвало вперед желание слиться с дорогой воедино. Сколько уже дней Блэк не видел Сальваторе? Восемь? Девять? Вроде бы, десять. Точно. Очередной номер придорожной гостиницы — двадцатка за ночь. Просторная кровать и миниатюрная ванная комната, отделанная пластиковыми панелями под дерево. На прикроватной тумбе — несколько пустых пивных бутылок тёмного стекла. В зубах — тлеющая сигарета. Сверху — очередная девка. Из соседней комнаты, кстати. Оставила своего обдолбанного храпящего спутника и метнулась к другому мужику, стоило пальцем поманить. Пёс остервенело, до упора натягивает суку на член. Пепел с тлеющей сигареты падает на женское бедро — она не замечает, с головой отдается накрывшему оргазму. Норвуд же, плотно стискивая клыки, смог кончить только от мысли о боссе. Женское лоно уже не способно удовлетворить потерянного брюнета.       «Он же мужик. Может, любой подойдет, если уж пидорские мысли мозги ебут?»       Глупая мысль, но по-своему опустошенного Зверя она слегка приободрила. ***       Среди бесчисленных близлежащих городков мужчина присмотрел один, на побережье. Гей-бары уж точно должны быть в каждом мало-мальски большом населенном пункте. Серебристая Тойота припарковалась у одного такого заведения как раз глубокой ночью, когда «вечеринка» была в самом разгаре. Завлекающая неоновая вывеска, атмосфера — никаких отличий. Разве что публика — сплошь мужчины. И явно не натуралы. Заблокировав дверь тачки, Блэк немного помялся у машины, стоя спиной ко входу. Отвращения брюнет, как ни странно, не испытывал. Лишь лёгкое сомнение теребило ухо ощетинившегося нутра. Все-таки собравшись с духом, Блэк повыше натянул воротник кожаной куртки и, засунув руки поглубже в карманы, развернулся лицом к вывеске. Поднявшись по ступенькам и дернув ручку двери, Пёс быстро огляделся, оценивая обстановку: «начинка» та же, что и в обычных притонах такого рода. Зверь, ни разу не бывавший в таких местах, думал увидеть сплошь трансвеститов да типичных смазливых педиков. Напряжение заметно спало, когда пришло осознание привычности публики — типичные мужики, разной степени привлекательности. Наткнись мужчина на кого-то из них на улице — ни за что бы не отличил от среднестатистического гетеро. Ступая осторожно и ёжась от редких взглядов, цепляющихся за лицо и спину, Норвуд запрыгнул на высокий стул у стойки. Бармен — мужчина лет тридцати пяти, подтянутый, с волосами, убранными в хвостик, и серо-голубыми смеющимися глазами — вопросительно посмотрел на гостя, слегка склонив голову вбок.       — Пиво, — сложив руки на столешнице, предварительно сунув в пасть сигарету, Пес резким движением раскрыл зажигалку и подпалил табак. Бармен подтащил вычищенную пепельницу и взял высокий пивной бокал.       — Из любопытства забрёл? — голос мягкий, ровный, с лёгким басистым нажимом. Шуршание на соседнем стуле. Зверь скосил полыхнувший взгляд — очевидно, говорил мужчина. На вид несколько старше псины, опрятный. Женщины назвали бы такого «надежным во всех отношениях». Густые русые волосы, аккуратно «сколоченное» лицо, высокие скулы, густые «причёсанные» брови, пикантная щетинка, плавная линия рта, прямой нос и карие глаза. Взгляд гораздо светлее, чем у Пса, бесстыдно изучающий, отливающий издёвкой.       «Сечёт, что я не из их шеренги».       — Ага, — выкатив желваки в качестве реакции на очевидный подъёб, Блэк сдержанно осклабился и, прищурившись, впился тьмой пламенных глаз поверх клубов едкого дыма в заметно расширившиеся зрачки напротив. При других обстоятельствах зверюга бы врезал ублюдку по зубам, но не сейчас: — Интересно стало, какого это, когда мужик отсасывает.       Обезоруживающе честный, как и всегда, не скрывающий намерений, дерзкий, тянущий крепкое курево — Норвуд вызвал у «выглаженного» незнакомца тихий выдох. Принесли пиво. Обхватив бокал у основания и отняв сигарету от губ, Блэк, не отрывая взгляда от заинтересовавшегося им русоволосого, парой мощных глотков залил в брюхо пенное пшеничное. Сосуд — на стол. Язык скользнул по смоченным хмелем губам, забирая в рот оставшийся комочек невесомой пены. Взгляд — прямо в глаза, выжигая дыру в визави. С Сальваторе совершенно иначе — он бы не поддался с такой лёгкостью.       «Хватит думать о нем, блять».       Показательно медленно, позволяя насладиться совершенством крепких зубов, брюнет вновь зажимает фильтр сигареты.       — Ну так что, — рокот вкрадчивый, как при общении с женщинами. Пёс спрыгнул со стула и, огладив куртку, мотнул головой в сторону двери, зазывая мужчину «развлечься». На губах — ухмылка, утягивающая за собой. Шаг к выходу: — Покажешь натуралу, как вы это умеете?        ***       Стена бара шероховатая, кладка кирпича отчётливо ощущается даже через одежду. Чужие губы мажут по жилам на шее. Руки скользят под футболку, оглаживая рельеф пресса. Пальцы плавно скатываются в ширинке брюк, справляются с пуговицей и тугой змейкой. Блэк прикрыл глаза — ощущения мало чем отличаются от тех, что дарит женщина. Только вот ёбаная щетина колется, чтоб ее.       «Побрился бы хоть, хуйло».       Русоволосый медленно опустился на колени, приспустив боксеры Пса. Жар рта ничем не отличался от девичьего. Запрокинув голову, Норвуд покосился на точно такую же парочку в метре — два мужика, один другому делает минет. Выглядит все вполне приемлемо. Ничего отвратительного. Только вот Йен Сальваторе никак не стирался из сознания даже тогда, когда другой мужчина берет на губу. Образ шефа — пустого, окутанного Тьмой, с мерцающим серебром высшей пробы взглядом — крепко засел в мозгу и под ребрами. Стал частью нутра. Кровь по катане. Движения Пантеры. Голос из идеальной стали.       — Блять.       Зверь кончил в рот другого, думая о Хищнике.       «Любой не подойдет».        ***       Минула неделя с небольшим.       Блэк поддался дикости Бездны, плотно не захлопнувшей врата и оставившей узенькую щель, из которой тянуло поджаривающей все живое духотой. Прежней щенячьей преданности, мелькавшей во взоре Пса в присутствии Сальваторе, как ни бывало. Чернеющие кратеры, пускающие красную магму, подобно голодной слюне, въедались в саму сущность Норвуда Блэка, теперь смотревшего внутрь самого себя. И сжигающего содержимое своей духовной оболочки. Привкус саморазрушения угольно-черным смогом витал над бурлящими потоками лавы, обволакивающей органы и съедающей их текущие соками мясные ткани.       Сегодня Зверь уснул в машине, на обочине пустынной дороги, подёрнутой млечным туманом. Буквально пара часов вынужденного отдыха перед тем, как снова повернуть ключ в зажигании, рвануть руль, вдавив педаль газа в пол, и ринуться вдаль. Обмякшие на голом животе руки дернулись следом за поднявшимися веками. Все такой же взгляд, сжирающий самого себя заживо. Похрустев затёкшей шеей, пытаясь разогнать ком, засевший где-то под затылком, Норвуд сделал круг плечами назад и упёрся лбом в руль, ссутулив спину. Бездна просовывала свои длинные жала в приоткрытую створку врат, полизывая рычащее волчье нутро, поднявшее дыбом шерсть.       Повернув голову, мужчина потянулся в бардачок, за сигаретами. Движения — резкие и вялые, не скинувшие остатки дремоты. Щелчок. Татуированные пальцы сцапали пачку, открывшую вид на запылившийся рабочий мобильник, загнанный в самый угол. Блэк уже не помнил, как он там оказался. Случайно? Или специально засунул куда подальше, чтобы глаза не мозолил? Уронив курево, Пес дотронулся пальцами до поцарапанного корпуса, подушечками снимая коврик пепельного цвета пыли.       «Зачем я сбежал…» Впервые за три недели Зверь нёбом ощутил привкус тоски по Хозяину. Туман химозными испарениями подбирался к колёсам Тойоты, собираясь пожрать ее вместе с водителем. Пальцы медленно едут по корпусу простенького мобильника. Кучевые облака тумана влезают под подвеску. В кратерах глаз всколыхнулось ожившее буйное пламя. Секунда — ключ повернут, и с рёвом горящих покрышек авто вынесло на проезжую часть, сметая пелену хищного тумана. ***       Через несколько часов Блэк нёсся по коридорам Корпорации, по уже проложенной дороге. Туда, к двери босса. Хозяина. Возлюбленного. Поворот. Новая секретарша, на несколько секунд опешившая и запоздало среагировавшая на Норвуда, бесцеремонно ввалившегося в кабинет начальника.       Глаза, только что палящие надеждой, любовью, ласковой яростью и верностью цепной собаки, сожравшей волка, потухли. Пальцы съехали с дверной ручки, литые плечи опали, точно на них свалили несколько мешков с цементом.       — Ты еще, блять, кто? — Бездна взглянула на незнакомое лицо человека, занявшего Его место. ЕГО МЕСТО. Здесь должен сидеть Йен Сальваторе. Никто другой.       — Я спросил…       Бездна оскалила сотню пастей.       — Ты кто, а? — шаг вперед — неживой, будто дёргают за ниточки. Еще шаг. Рывок. Зверь пулей бросился вперед и широким движением натянутой струной руки смёл все, что стояло на директорском столе. Шумно. И больно. Бок словно заново пробили, а сердце попросту выдрали и раздавили. Пёс ловким хищником вскочил на очищенный стол и, встав на колени, схватил чертового фальшивого ублюдка за грудки, приподнимая его из кресла. Яростная, оскалившаяся морда псины дохнула жаром ада в замершее маской страха лицо того, кто теперь смеет называть себя директором «Арасаки». Пальцы рванули чужую рубашку с такой силой, что вылетела парочка пуговиц. С той же скоростью, что и влетел, Норвуд спрыгнул обратно на пол, напоследок рванув подставного директора за воротник и впечатав носом в крышку стола. Зверь, как ошпаренный, вырвался из проклятого кабинета и помчался к выходу из этого гадюшника.       Цель: отыскать Йена Сальваторе любой ценой.