VIOLENCE INSTINCT

POV Йен.       К мастеру он пришёл, как всегда, поздним вечером. Старик уже ждал, сидя в главной комнате традиционного японского жилища, где принято принимать гостей и клиентов, на полу, устланном тростниковыми татами, но пришедшего не встречал. Этого человека мастер Ямада не встречал никогда, но всегда знал, когда он явится: поздней ночью, около полуночи, каждый день на протяжении уже почти месяца.       Тень вошла бесшумно, по обыкновению, остановилась в прихожей, избавляясь от обуви и там же оставив катану — правило дома, правило мастера. Не здороваясь, Монстр, в чёрном, побагровевшем от ещё свежей, едва подсохшей крови простом кимоно из прочной ткани, поднялся и прошёл в основную комнату, к хозяину дома. Старик терпеливо и молча, не поднимая глаз на гостя, ожидал. Тонкий сладковатый дым благовоний полз по комнатке с бумажными перегородками сёдзи, пахло также тростником и характерной чернильной краской. Мастер, немолодой седоватый японец в простой домашней одежде, был уже готов к работе, когда мужчина в окровавленных одеждах обнажил торс, и не говоря ни слова, лёг спиной на татами, немного расставив руки, прямо и ровно, как положено. Серебристые глаза пусто смотрели в потолок, и Ямада никогда не пытался в эту страшную пустоту заглядывать. Также никогда не задавал и вопросов ни по поводу крови на бледном лице, волосах или одежде, ни по поводу катаны. Мастер знал, кто этот человек и на кого он работает, и задачей старика было лишь выполнять свою работу и ничего более.       — Сколько сегодня? — сухой шелестящий голос японца лишь уточнил нужную информацию, без особого интереса.       — Пять, — ответил негромко холодный, будто неживой металл низкого голоса Монстра, прежде чем раздалось размеренное жужжание машинки в руках старика Ямады. Мастер поправил на низкой впалой переносице очки и склонился над своим «полотном», принимаясь за работу.       Реалистичное, живое, точно дышащее дерево раскинулось извилистыми ветвями на боку мужчины, покрывая мраморную кожу идеального тела подобно венам из чистой Тьмы. За три недели японский клён на теле Монстра разросся больше, чем вдвое, величественно поднимаясь теперь на рёбра, хищно протянув длинные ветви к крепким мышцам пресса, и дотягиваясь кроной до четко выраженных ключиц. На верхних ветвях начали прорезаться и небольшие изящные листья, красиво уплотняя рисунок татуировки и добавляя ужасающей своей сутью метке — символу настоящей Смерти — ещё больше натуральности и живости.       ***       Полупустая комната в самом дальнем крыле особняка семейства Синоды стала отныне пристанищем и «домом» Монстра. Никакой роскоши в этом месте не было и в помине, стоило быть благодарным хотя бы за то, что его поселили на одной территории с самим кумитё, в его же поместье — благодаря, конечно же, безупречно выполняемой работе и отсутствию каких-либо сомнений или вопросов. В главный же Дом клана, традиционный, красивый, с огромным садом и бесчисленной охраной, служащий для собраний и церемоний, вход чужаку всё ещё был воспрещен под страхом смерти: «святое» место только для членов синдиката и приглашённых важных гостей.       Простая узкая кровать, комод для скудного «разнообразия» одежды с подставкой для катаны на его деревянной плоскости, за тоненькой дверью в дальней стене — уборная, буквально два на два: только унитаз, умывальник с маленьким зеркальцем над ним, чтобы можно было бриться, и душевая кабина. Всё в экономичном простейшем стиле, большего и не требуется. Каждую ночь мужчина, подобно тени, возвращался в свою скромную, даже аскетичную обитель, совершенно бесшумно, не тревожа обитателей поместья. В полумраке, при свете маленькой настольной лампы, снимал одежду, пропитанную кровью, и оставлял сложенной за дверью, чтобы на следующий день забрать оттуда же сменную, чистую, ничем не отличающуюся: простое традиционное мужское кимоно из грубого чёрного сукна, приятное телу и не стесняющее движений; однотонный пояс оби, того же материала и такого же простого пошива штаны хакама. Всё в насыщенном чёрном цвете, не пропускающем никакой свет. Рубашка и костюм, в которых он сюда прибыл месяц назад, были отправлены на самую дальнюю полку почти пустого комода, а эта, некогда в прошлом уже хорошо знакомая одежда, стала привычной и удобной, как вторая кожа.       Быт и работа стали такими же простыми и бесхитростными, как и убранство этой комнаты: ему давали наводку на неугодных клану и всю информацию, собранную на них, в одинаковых бумажных конвертах, оставленных под дверью вместе с чистой одеждой, и он уничтожал заданные цели. Целиком и полностью, не оставляя ни свидетелей, ни следов, кроме кровавого побоища в каждом месте, где бывал. В свободное время спал, медитировал часами или тренировался до изнеможения, но всегда был готов сорваться и выполнить приказ. Почти ни с кем не контактировал, да никто и не горел желанием сталкиваться хотя бы взглядом с пустыми, словно выцветшими светлыми глазами. Даже охранники на территории поместья отводили взгляд, делая вид, что просто не замечают его.       Вопросы были не нужны, понимание — тоже. В целом он будто бы впал в некий транс. Личность Хищника, прежде обитающая в этом теле, спряталась где-то очень глубоко, уступив место беспросветной Тьме и отдав нутро на съедение Монстру, что теперь всецело завладел оболочкой. Даже имя теперь не имело значения, здесь его называли иначе, хотя чаще — просто никак. С господином Синодой они говорил лично, с глазу на глаз, всего один раз, сразу по прибытию бывшего уже директора американского филиала «Арасаки» в дом кумитё по персональному приглашению. Тогда были предельно обозначены все границы, условия и поставленные задачи, а большего главе клана от этого человека и не требовалось. Теперь, по сути, Монстр выполнял данную ему работу и обитал на территории Синоды практически невидимой тенью.        ***       В тот вечер он закончил раньше и вернулся от мастера чуть раньше полуночи. Перепачканная смертью одежда была оставлена за дверью, как полагается, а кровь, попавшая на кожу, аккуратно смыта под тёплыми струями воды в душе так, чтобы не задевать узоры свежих пяти веточек дерева на боку. Никакой плёнки этой татуировке не требовалось, мастер Ямада лишь бережно втирал в мраморную бледность, окрашенную чёрной краской, специальную мазь после каждого сеанса и просил избегать попадания воды, прекрасно понимая, что другие способы заживления этот клиент соблюдать не будет. Несмотря ни на что, мистический рисунок въедался в белую кожу невероятно прочно и с поразительной точностью, буквально сливаясь с телом владельца, словно должен был быть там с рождения.       Стоило мужчине выйти из душа, тщательно впитывая полотенцем влагу с отросших за месяц волос, теперь всегда стянутых в тугой пучок на макушке, как в дверь неожиданно постучали. За месяц подобного, пожалуй, не случалось ни разу, и могло это значить только одно: чужак для чего-то понадобился лично хозяину поместья, господину Синоде. Взгляд холодных глаз внимательно сверкнул в сторону двери, Монстр замер и прислушался, ожидая дальнейших указаний.       — В кабинет господина, живо, — отчеканил через перегородку грубый голос кого-то из охранников, судя по всему, и затем раздался звук спешно удаляющихся от комнаты по длинному коридору шагов. Разумеется, они знали, что Тень уже у себя и что работа выполнена, хотя в дом он проскальзывал не через главный вход, а через небольшую дверцу в задней части сада, окружавшего поместье. Дабы не попадаться на глаза практически никому.       Тревоги не было, внутри уже давно ничего не шевелилось. Ему говорили — он делал. Удивительно, насколько просто такой уклад входит в привычку, когда знаешь, ради чего всё делаешь, когда терять больше нечего и когда перестаёшь что-либо чувствовать. Значение имела только цель, которую он избрал в момент, когда осознал, что время пришло, что его ничто не держит более, и что оставаться дальше, одному, в болоте из бесцельной рутины без какого-либо ориентира и стремления — нет сил и смысла. Возможно, если бы Блэк не сбежал в тот момент, когда увидел чудовищную суть своего босса, он бы и остался на прежнем месте. Понимал и даже принимал такую вероятность, но наверняка всё равно не знал, а оборачиваться назад больше не собирался. Сожаления и сомнения лишены смысла.       Одевшись в привычное чёрное одеяние, взятое из ящика комода, и туго не запахивая кимоно на груди, дабы не тревожить незажившее около открытых ключиц дерево, Монстр стянул влажные волосы, как положено, сдержанным пучком на затылке, и бесшумно покинул комнату, следуя приказу.        ***       Кабинет Синоды располагался в центре поместья. Дорогое и качественное, добротное убранство этого огромного дома в западном, а не традиционном японском стиле, гармонично перемежалось с минималистичной, но внушительной и красивой простотой. Никаких излишеств, никаких красных дорожек или каких-либо элементов вычурной помпезной роскоши, как, например, в доме тех же итальянцев. Атмосферу жилища семьи Синода пропитывала сдержанность и внушающая уважение сила — под стать хозяину, человеку с поистине страшной душой и взглядом Дракона.       Абсолют власти этого места и всего огромного синдиката якудза, считавшегося самой опасной и многочисленной организованной преступностью Японии, а то и мира, на протяжении уже многих десятилетий, — Кэнъичи Синода, в свои почти восемьдесят лет всё ещё удерживал стальной хваткой организацию численностью около восьми тысяч человек. И хоть тело кумитё клана потрепали и подточили долгие годы непростой, жестокой жизни якудза, но дух оставался твёрд и несгибаем, подобно чистому титану. Внешность Синоды отнюдь не была сколько-нибудь выдающейся или хотя бы запоминающейся. Но внутренняя сила и властная мощь, едва ли не осязаемо источаемая этим невысоким и даже щуплым, подобно большинству японцев, человеком с маленькими злыми глазами — оставляли неизгладимое, подавляющее и устрашающее впечатление.       Охраны сегодня было больше, чем обычно. Четверо в коридоре — как всегда обтянутые классическими пиджаками и плотно застегнутыми рубашками, скрывающими крепкие для японцев тела, покрытые традиционными специфическими татуировками; вооружены винтовками, рожи серьёзные и злобные. Ещё четверо таких же верзил у дверей кабинета. Необычно. Что-то случилось. Мордовороты расступились, завидев идущего по широкому коридору человека, увели взгляды в сторону, лишь бегло окинув его фигуру — без оружия, расслаблен, не источает никакой угрозы. Серебро глаз зияет размеренной пустотой, словно он и не человек, а неживая машина.       Инстинктивно прислушавшись, Монстр не уловил никаких различимых звуков за дубовой тёмной дверью кабинета и позволил себе войти без стука, так как его и так уже позвали, приказав прибыть как можно скорее.       Синода величественно восседал за своим столом в окружении верных приближенных из охраны. В руках этих уже не винтовки, а катаны. Наизготовку, направленные острыми жалами в сторону потенциальной угрозы, на которую Монстр обратил внимание далеко не в первую очередь. Человек. На полу, сидящий спиной ко входу, с руками, крепко сцепленными за спиной металлом наручников. Силуэт этого человека — до боли знакомый пустому взгляду блеклых металлических глаз Монстра, пусть и показалось на короткий миг, что это лишь обман зрения и какое-то нереальное наваждение, прибывшее прямиком из далекой уже прошлой жизни. Слишком многое произошло и изменилось за этот месяц, показавшийся тому, кто был Йеном Сальваторе, целым годом.       «Почему он здесь?» — естественный вопрос возник во взгляде, устремленном в бритый затылок закованного в цепи черноволосого, не заметившего ещё появления Тени в нескольких шагах за своей спиной — тот вошёл, как всегда, совершенно бесшумно и застыл мраморным изваянием у входа. Бледное красивое лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций, не испытав даже удивления при взгляде на человека, некогда сбежавшего от Монстра его в прошлой жизни.       — Вы звали меня.       Холодный стальной голос разрезал тишину, обращаясь к Господину этого дома, клана и всего мира якудза. Пустой взгляд соскользнул со знакомого силуэта в тот же миг, глядя теперь лишь на главного здесь человека. Монстр кожей ощутил на себе огненный чужой взор, пронзивший безумным пламенем, но лишь на короткое мгновение — отвернувшегося Пса тут же силой заставили повернуться обратно, лицом только к главному, Синоде.       — Подойди, — раздался короткий приказ вибрирующим хриплым басом Дракона на японском. Тень тут же бесшумно проплыла мимо пленника, не удостоив и взглядом, к господину, и остановилась у стола. — Ты знаешь этого человека?       Синода скривил губы в подобии брезгливости, резким кивком головы указывая на Псину, окружённую остриями катан, чтобы и не думал даже пошевелиться без позволения Господина.       — Знаю, господин Синода, — негромко ответил Монстр ровным механическим голосом на том же языке, не оглядываясь на Пса. Острые чёрные зрачки мужчины напротив требовали крепкой силы воли, которой чужак обладал достаточно, чтобы выдерживать на себе прямой взгляд главы Синдиката и не отводить глаз. Предугадывая следующий вопрос, Монстр продолжил тем же безучастным тоном: — Он работал на меня в Америке какое-то время до моего прибытия сюда.       Синода вновь впился неприятной хваткой в обездвиженного пленника, скривив губы ещё больше в едкой усмешке. Жестокие глаза дракона будто прощупывали внутренности Пса, желая вывернуть наизнанку, вскрыть и прочесть намерения и мысли. Понять этот пламенный горящий взгляд, так нахально устремлённый теперь вовсе не на хозяина дома, а только на вошедшего чужака.       — Наш гость, — Синода опасливо осклабился и перешёл на английский, говоря почти без акцента, и очевидно, тем самым обращая на свои слова внимание Блэка, словно забывшего, где он находится, в каком пребывает положении и с кем имеет дело, — Утверждает, что пришёл сюда за Йеном Сальваторе. Что думаешь по этому поводу, а?       Главе Синдиката всё это, видимо, казалось забавным. В человеке, что пытался копать под якудза, выйти на них любыми доступными методами и назвавшем своей целью Йена Сальваторе, Синода не видел никакой угрозы. Лишь очередную забаву для своих людей или же даже новую жертву для катаны чужака. На лице которого, между тем, и после слов Главы не отразилось ни единого оттенка эмоции. Этот холодный равнодушный человек будто совершенно утратил такую функцию, как эмоции.       — Я не знаю, что ему нужно, господин Синода, — честный хладнокровный ответ на пытливый взгляд японца. Он действительно не знал, для чего Норвуд Блэк здесь. — Но разрешите мне выяснить, с Вашего позволения.       Низкий поклон головы, до упора подбородком в грудь, и опущенный взгляд — необходимый ритуал для любой просьбы, касающейся главы клана. Не поднимать взгляда, не дождавшись ответа. Синода размышлял, внимательно рассматривая дикую псину на полу своего кабинета. Псину, что сунула нос, куда не следует, и пытаясь прикинуть, для чего ему понадобился бывший директор. Однако, спустя пару минут кумитё рассудил, что времени или желания заниматься этим самостоятельно у него всё равно нет. Разборки чужаков не имели отношения к делам клана, а если имели бы — Сальваторе незамедлительно решил бы эту проблему, уж в этом глава был уверен. Махнув рукой после недолгого раздумья, Синода сухо распорядился:       — Забирай тогда. Вы двое, — чёрный взгляд выделил двоих охранников с катанами, что тут же коротко кивнули в знак покорности, — Идёте с ними, останетесь у дверей. Куда вести — знаете. Все свободны.       Монстр поклонился ещё раз, глубоко и учтиво, как принято, прежде чем развернуться и покинуть комнату вместе с двумя охранниками, подхватившими под руки и рывком поднявшими Пса с пола, словно пушинку. Холодный взгляд из чистого застывшего серебра ни разу не коснулся знакомого лица. ***       Тёмная сырая комната в подвале поместья, куда привели пленника в сопровождении Монстра и охраны, не производила приятного впечатления и больше казалась каменным ящиком или, скорее, гробом. Бетонные глухие стены без окон провоняли влагой и промозглым мертвецким холодом. Хоть здесь и было стерильно чисто, но запах крови и чужих страданий впитался буквально во всё пространство комнаты, отчего помещение ощущалось ещё холоднее и враждебнее. Чаще всего это место было не камерой заключения и даже не пыточной — настоящей могилой. В центре комнаты — металлический стул, широкий, массивный, накрепко привинченный к полу. На него и швырнули Блэка, не снимая наручников и не говоря ни слова. Привязывать или обездвиживать как-либо ещё не стали, ведь сюда Монстр прибыл уже с катаной, надёжно закрепленной на поясе.       Он был спокоен и расслаблен, тенью неслышно вошёл в помещение, когда охрана вышла наружу, оставшись на страже прямо за бронированной дверью. Белый круглый светильник под потолком направленным электрическим светом, режущим глаз, заливал пространство внизу, словно охватывая пленника плотными тисками. Монстр же оставался поодаль, в тени, не приближаясь. Застыл, подобно камню, лишь пустые глаза мерцали холодным металлом из полумрака, и жёсткий взгляд уже напрямую, но без какого-либо интереса изучал фигуру Пса в центре комнаты. Бледные пальцы правой руки машинально, неосознанным привычным жестом ласково легли на рукоять катаны, когда он сделал один медленный шаг ближе, в сторону яркого купола света. Широко распахнутое до самого пояса кимоно демонстрировало рельефный торс, будто вырезанный из мрамора искусным скульптором, и чёрные вены свежей ещё татуировки, пронизывающей кожу и доходящей уже до самых остро выраженных ключиц. Взгляд, лишенный человечности и души, сквозил холодным металлом, бездной и Тьмой, целиком овладевшей владельцем тела. Голос, равнодушный, ровный и бесцветный, негромко, но в то же время совершенно оглушающе разрезал густую тяжёлую тишину:       — Зачем ты пришёл? POV Блэк.       Одно имя — и по охране, вооруженной холодным традиционным оружием, прошлась волна едва уловимого шуршания. Синода же, кажется, забавлялся не на шутку, что понемногу вытесняло чужеродный страх из нутра Пса, оставляя лишь надёжный пылкий гнев, очерчивающий угрожающе набухшие жилы. Теперь Дракон не казался Блэку всеподавляющим Абсолютом — уважение, безусловно, старикашка вызывал, только вот Ярость Зверя взяла реванш, с новой силой вспыхнув во тьме волчьих глаз. Глава, оперируя жёсткими интонациями, бросил что-то на японском одному из «шестёрок» — приказ, должно быть, поскольку охранник сразу же склонил голову и рванул прочь. Мужчина даже ухом не повел, сконцентрировав весь прилив своей неукротимой уничтожающей злобы у берегов величественной крепости Дракона. Налившиеся первородной магмой суженные зрачки прожигали резкий разрез маленьких глаз старика — казалось, еще мгновение, и брюнет начнет одичало лаять.       Через каких-то несколько минут дверь за шириной ссутуленной и налитой готовностью к броску спины с глухим щелчком приоткрылась. Чьи-то шаги — дыхание могильного ветра, холодком пробежавшегося по хребту. Пёс оторвался от Синоды и резво крутанул голову только в тот момент, когда уловил стальное колебание голоса — знакомого, родного и желанного до болезненных ощущений в копчике. Невзирая на прижатое к глотке лезвие клинка, Норвуд впился взглядом в свою Цель. Блэк смотрел на Сальваторе так же, как и всегда — до безумия преданно, обжигающе, пылко, без тени ненависти. Огонь Зверя горел для Хозяина, сжигая исключительно искреннее и чистое топливо, не примешивая мрак и ярость Бездны. Но зрительную связь грубо разорвали, рванув мужчину за смолянисто-черные пряди, заставив смотреть прямо, на Синоду, расположившегося за столом, точно местное жестокое божество, вершащее судьбы миллионов. Брюнет озлобленно оскалился и глухо рыкнул, за что лезвие скользнуло выше, под самую челюсть, требуя приподнять голову. Катана Хищника «дышала» совершенно иначе, ее «поцелуй» ни в какое сравнение не шел с насильственным давлением мечей в руках членов клана.       «Что-то в нем изменилось», — продолжая отчаянно коситься на того, от кого добровольно сбежал, Норвуд тяжело задышал, высоко и судорожно опуская и поднимая грудь. Оскал стянулся до привычной для человеческого глаза линии рта, поджав при этом губы. Лихорадочно блеснувшие глаза Пса, уже забывшего, что значит прикосновение хозяйской руки, сузились. Неприрученный взор, застыв бурлящей в котлах лавой, сверлил спину вставшего у стола Хищника. Блэка мало заботил предмет беседы, нисколько не смущало непонимание чужеземной речи. Лишь один вопрос безнадёжно дробил череп и принуждал нутро выть от безысходности: «Почему ты не смотришь на меня, сукин сын?»       Ноздри псины конвульсивно раздувались, выдохи застревали где-то в глотке и ударялись о внутренние стороны щёк, заставляя их дёргаться под рельефом скул. Зубы сводило, пульс отбивал чечётку.       «Ты забыл?»       Полыхающие острой, разрывающей нутро на куски болью глаза увлажнились, подводя своего могучего владельца. Зверя оглушил убийственный треск — несгибаемый стержень, закаляемый годами, с самого ненавистного детства, покрылся паутинкой шустрых трещинок.       «Посмотри на меня».       Хруст — стержень накренился. Сила духа все еще поддерживала нерушимую конструкцию, не позволяя ей распасться на атомы. Однако Отчаяние, подобно цунами, подбиралось все ближе, намереваясь накрыть покосившуюся постройку, затопить нутро Норвуда Блэка и изгнать прочь неукротимый свободный дух. Практически безупречный гулкий английский Главы заставил переключить все внимание на него, вырывая из лап некоего транса. Пёс глядел непонимающе, потеряв бдительность и подставившись врагу. Ответ Сальваторе брошенной гранатой рванул в сердечной мышце.       «Не знаешь?» Огонь заглотила Бездна, учуявшая, что некогда бесстрашный и всесильный боец сдал позиции. Ад Зверя обладал еще одной чудовищной способностью — пожирать любой свет, загорающийся внутри Блэка. Он, конечно же, знал об этой угрозе катастрофических масштабов, поэтому никогда не подпускал к себе Страх. И Любовь; не подпускал на протяжении многих лет — и оплошал. Своими руками подцепил петлю и самостоятельно просунул в нее голову. Иссушенный пустой взгляд уткнулся в пол, но не видел его. Норвуд смотрел на Пустошь, представляющую собой дно голодной Бездны, заполучившей того, чей дух она желала впитать долгие годы.       Выпотрошенный Пёс никак не отреагировал на подхватившие его руки. Только голова утомлённо рухнула вниз, волевым подбородком уткнувшись в грудь — никогда еще мужчина не испытывал такой усталости, тянущей все тело вниз. Тотальное безразличие к своей судьбе ничуть не пугало. Напротив, хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Будь то дьявольский клинок Синигами или же самодельная заточка какого-нибудь бездомного — неважно.       «Все было напрасно. Он уже мёртв. Я не справился». ***       Сырость и тьма подвала на удивление приятно обволакивали. Кажется, именно в такие места бросают бесполезных шавок, а после забивают их до смерти или же просто оставляют без еды и воды. Блэк следовал за бесчувственностью удерживающих его рук и, не предпринимая никаких попыток сопротивления, покорно принял жесткий удар о железный массив пыточного стула. Зверь знал, что Сальваторе где-то рядом, но взгляд на него больше не поднимал — сил банально не осталось. Лоск пока еще теплой кожи, в ледяном искусственном свете отливающей мертвецкой зеленью, ощущал тёмное присутствие того, чье имя когда-то было созвучно со столь горячим, подавляющим и до безумия приятно обволакивающим язык статусом «Хозяин». На поступивший со стороны Тени вопрос Норвуд ответил далеко не сразу — заиндевевший мозг, подёрнутый пеленой исступления, с трудом обрабатывал сигналы из внешнего мира.       — Тебя искал, — осипший шепот резал стянутую глотку, не желая отталкиваться от голосовых связок, выдавая лишь какое-то подобие голоса, — но не нашел.       На второй части фразы расслабленные губы брюнета растянулись в слабой усмешке, насыщенной вязкой горечью, вызывающей асфиксию. Наконец Блэк отодрал взор от пола и взглянул на своего палача, вставшего на границе между влажной тенью и холодным безжизненным светом. Дно звериной Бездны, застланное маревом душной гари, натолкнулось на Тьму — ни эмоционального блика не загорелось на совершенном мраморе сосуда Йена Сальваторе. Идеален, как и прежде.       — Ты все такой же красивый, — уголки рта вобрали в себя остатки тепла, исходящего от тлеющих углей нутра, и приподнялись в вымученной полуулыбке — совсем как тогда, в стамбульской квартирке, той роковой ночью. В то время Йен Сальваторе все еще был жив, а Норвуд Блэк горел огнем тысячи солнц. Пес прикрыл глаза — хорошее воспоминание, поддерживающее крохотный дрожащий огонек свечки, когда-то зверствовавшей целым пожаром. Собственно, архив памяти, связанный с боссом, был довольно внушительным. Каждая эмоция, мелькавшая на безупречном лице Пантеры, слайдом бережно проникала в проектор и отбрасывала цветные записи сцен на стену потухшего сознания. Вот пальцы Зверя ощущают мимолетный жар белой кожи Хищника — бесценно. То тут, то там мерцает белый пламень ледяных глаз. Исключительные чувства, нестерпимо яркие и прекрасные — настолько, что хочется впитать каждый порыв и вытягивать очередной, неизведанный, сокрытый от других.       Веки поднялись вверх. Пес смотрит на Синигами — с неподдельной искренностью, теплом, даже лаской, как покорная ручная псина, позволяющая вытворять с собой все, что душе угодно. Блэк смотрит — и видит перед собой того же Йена Сальваторе. Он все еще там, просто не дает отпор Тьме. Из левого уголка волчьего глаза, ослепительно блеснув, скатилась обжигающая слеза. Она на миг задержалась на такой же миниатюрной татуировке, после впитавшись в гладкую кожу. Данную чувственную вспышку вполне можно было принять за игру нестабильного света — все произошло слишком быстро, на уровне абсолютно интимном. Зверь мягко артикулирует, сильный голос выравнивается до привычного раскатистого рокота, трогая слуховые рецепторы Владельца с нежностью, на которую способны лишь животные:       — Люблю я тебя, ублюдок. До охуения сильно. Вот и притащился. POV Йен.       «Любишь?»       Светлые глаза блеснули в полумраке льдистым серебром, и на короткое мгновение Монстр прищурился, сталкиваясь с чужими чувствами. Незнакомыми ему сейчас, сложными, но непохожими на остальные. Жертвы смотрели иначе. Здесь не было страха, не было мольбы. Боль и нечто другое — видимо, то, что Блэк и назвал любовью. Горящие адовым пламенем глаза сейчас казались потухшими, будто костёр залили ледяной водой. Дым и гарь, горечь, сожаление. Мягкость. Жёсткий холодный взгляд пытался прощупать все оттенки, забираясь вглубь, проникая внутрь, под кожу, в мысли. Монстр пытался уловить и понять.       «К о г о ты любишь?»       Равнодушный голос из Пустоты задавал вопросы без слов, лишь посредством такого же взгляда — стального, безучастного, нечеловеческого. Монстр чуть склонил голову набок, уловив блеснувшую на короткий миг влагу у чёрного глаза. Показалось? Нет, его взор по-прежнему внимателен к каждой детали и улавливает всё, даже если не понимает. Перед глазами вдруг, вспыхнув ярким потоком, слившись воедино, пронеслись воспоминания тех недель из «прошлой жизни», связанные с этим человеком, что Монстру и Тьме внутри сейчас казался чужим. Бездна внутри мягко всколыхнулась, но лишь на мимолётное мгновение. Несущественно, словно ощутив дуновение легкого ветра.       Едва заметно дернув уголком рта, он повёл плечом, ощутив, как неприятно кольнуло в районе верхних веточек дерева на коже. Сделал короткий шаг в купол света, подставляя мраморное тело ярким белым лучам, и сказал коротко, негромким металлическим голосом без тени эмоций, глядя прямо в глубокие чёрные глаза Пса:       — Зря ты сюда пришёл.       После чего, задержав взгляд всего на секунду, развернулся и быстрой тенью вышел из комнаты, не оборачиваясь.        ***       Разговор с Синодой спустя пару часов после «допроса» Блэка, как и ожидалось, вышел коротким и предсказуемым. Судьба очередного чужака, что так глупо забрел на территорию якудза, да ещё и имел наглость вынюхивать что-то здесь, главу клана интересовала мало. В ответ на вопрос «что делать с пленником» — Синода ограничился лишь коротким и предельно ясным вердиктом: «избавься».       Монстр, не поднимая безразличных глаз на господина кумитё, покорно кивнул. Он не имел ни права, ни резона спорить с хозяином дома. И рука его, сжимавшая рукоять катаны в ножнах на поясе, не дрогнула. ***       Мысли отчего-то не были теперь так спокойны. Стоило покинуть кабинет главы с новым приказом и заказом на очередную жертву, лишь одну из многих для опытного наемного убийцы, как что-то словно изменилось. Тьма внутри вздрагивала, будто ощущая неведомое волнение — как рябь, идущая воде. Тело напряглось, мышцы налились твердой сталью так, точно готовились к тяжелой схватке, хотя он знал, что никакой битвы не будет. Катана в ножнах странной тяжестью оттягивала бок, и что-то острое скребло в ребра, изнутри, могильным холодом.       Приказ ничуть не удивил Монстра. Якудза нет никакого дела до иностранца, что сам пришёл в лапы смерти, и пришёл для чего? Идиот. Вдруг он, к тому же, узнал что-то, что ему знать не стоило? Проще всего заставить человека замолчать, лишив возможности хоть когда-нибудь ещё заговорить. Человека, ничем не ценного для клана — тем более. И это совершенно просто, не представляет абсолютно никакой сложности. Короткий взмах катаны — и дело с концом.       У металлической двери Монстр остановился. Охраны уже не было, их позвали наверх для более важного дела: сопровождения господина Синоды на встречу, за пределами дома. Казнь чужака доверили лучшему палачу, не задающему вопросов, исполнившему уже почти пять десятков подобных заказов. Крепкая вязь из жизней его жертв неопровержимым доказательством покрывала бледную кожу того, кого прозвали Синигами. Он уже успел стать для людей страшной городской легендой, самим Богом смерти, что приходит в ночи и забирает своим клинком жизни всех, кого встретит на пути. На самом же деле Монстр был лишь идеальным орудием в руках другого чудовища.       Но сейчас он остановился. Замер перед толстой металлической дверью, склонив голову немного вперёд и вперившись остекленевшим взглядом прямо перед собой. Пальцы как-то нехотя легли на массивную ручку двери, что скрипела каждый раз, отворяясь. Взгляд, пустой и застывший, выхватил очертания всё того же знакомого силуэта в куполе света. Широкие плечи Пса опустились так, словно на них лежала вся тяжесть мира, и под кожей Монстра от взгляда на него колючей изморозью пробежал отвратительный холод.       «Зачем ты вернулся?»       Тьма внутри вздрогнула совершенно противоестественно, но Бездна привычно взвыла, разевая кровожадную пасть, когда Монстр беззвучным шагом стал приближаться к очередной «жертве». Так, как хищник подкрадывается к добыче, уже загнанной в угол, обречённой на один-единственный исход. Стальным взглядом пожирая до сильной рези в висках знакомые черты лица, теперь отчего-то уставшего и совсем поникшего, Монстр приближался к своей цели.       Цепкие ветви клёна вновь будто впились в ключицу, впитывая под кожу мрак, проникая глубже, желая навсегда остаться там. Мужчина невольно повел плечом, обнажая красивый, но жуткий по своей природе узор на бледном мраморе неестественно напряжённых мышц. Пальцы правой руки, сильно сжав обтянутую кожей рукоять катаны, медленно освободили клинок от ножен. Хищник ходил кругами вокруг жертвы, не сводя взгляда, запоминая и впитывая каждую черту красивого, волевого лица. Воспоминания яркими вспышками слишком ослепительного и горячего света то и дело ударяли по вискам с болезненной настойчивостью, отчего он уже готов был оскалиться, но лишь прищуривал глаза, сузив зрачки до маленьких острых точек. Мышцы больно свело от напряжения, когда обе руки сжались на рукояти клинка.       «Избавься».       Равнодушный приказ Синоды отбился от стенок черепной коробки, словно разрываемой сейчас стальными клешнями. Не понимая и не осознавая целиком собственного состояния, заполненное мраком нутро Монстра противилось приказу хозяина. На уровне инстинкта. Рефлекса. Чувства? Тьма вздрагивала внутри с такой силой, что все его тело, кажется, била крупная дрожь.       Слишком долго, пора.       Дальше, словно по необъяснимому внутреннему щелчку — он уже не сомневался, лишь делал так, как нужно. Как должно быть.       Быстрый рывок вперёд, к пленнику — одной рукой схватил мужчину за плечо и с силой сдернул со стула, вниз, заставляя упасть на пол, опустившись на колени. Никаких слов, никаких вопросов, никаких взглядов в глаза, лишь полная сосредоточенность на действиях.       Молниеносный взмах острой, как сама смерть, катаны — и жалобный металлический звон слишком тонкой для такого клинка цепочки наручников, звенья которой тут же рассыпаются, освобождая стянутые за спиной руки Пса. Непонимающий взгляд на того, кто ещё пару секунд назад кружил вокруг с видом бездушной Смерти, готовой перерезать глотку, ударил в висок. Сейчас же человек с пустым взглядом почти выбеленных зрачков по-кошачьи грациозно, но при этом быстро и решительно опустился на пол прямо перед заключенным, заглядывая в некогда горящие диким, невероятным пламенем глаза. Но времени на лишние объяснения нет, стальной голос просто приказывает, чеканя каждое слово:       — По коридору налево. Выйдешь из дома — направо, бегом, пригнувшись, вдоль стены и до самого забора. За углом дома в заборе будет неприметная дверь, — резким, порывистым движением схватив руку Блэка в свою, Монстр впихнул в его ладонь небольшой простенький ключ от той самой двери — чёрного выхода, через который он сам и попадал на территорию поместья каждую ночь, или же покидал её. На взгляд чёрных, красивых и слишком разрывающих опустевшее нутро глаз, мужчина сейчас не реагировал совершенно. Вручив ключ, резко поднялся: — У тебя будет не больше пяти-семи минут, пока охрана не поймёт неладное. Быстро, вставай.       Жесткие приказные интонации в голосе не оставляли пленнику выбора. Охрана и глава клана действительно могли вернуться в любой момент, и времени рассиживаться, разговаривать или что-то решать — у них попросту не было. Монстр сказал последнее и самое важное:       — Беги и спрячься. Не высовывайся хотя бы несколько дней. Не возвращайся. Иначе я ничего не смогу сделать.       Льдистый взгляд сверкнул серебром, зацепившись всего на краткий миг за такой знакомый и тёплый, пусть и обессиленный сейчас тёмный взор. Слишком болезненный, слишком продирающийся вглубь сквозь все дебри, тьму, пустоту. Мыслей не было, рассуждений и сомнений — тоже. Эмоции? Нет. Не сейчас. Сейчас уголок губ Монстра коротко дёрнулся в подобии то ли улыбки, то ли усмешки. Он сделал быстрый шаг назад, отточенное движение руки развернуло катану лезвием к себе, и острая, палящая холодом смерти тьма полоснула собственного хозяина — длинным, но четко выверенным и правильным разрезом по животу. На лице Монстра не дрогнул ни один мускул, он не издал ни звука. Чёрная грубая ткань кимоно, разрезанная у основания чернильного дерева, вмиг окрасилась багровой влагой густой крови, тело предательски парализовало от резкой боли и зубы скрипнули от силы сжатых челюстей Хищника.       Блэк так и не двигался с места, словно собирался сидеть здесь вечно. Словно собрался умирать и был уже к этому готов… Чертов идиот. Ледяные глаза Монстра вдруг полыхнули холодной яростью, прожигая насквозь застывшего на полу Пса, и он уже злобно рявкнул:       — Проваливай!       Катана с печальным звоном полетела на бетонный пол. Зажав одной рукой рану, Монстр отступил дальше в тень, к стене, оперевшись на неё и мысленно начиная считать минуты, которые понадобятся Блэку, чтобы покинуть территорию поместья. До того, как вся охрана здесь поднимется на уши из-за побега заключённого и провала Синигами.