VIOLENCE INSTINCT

      POV Блэк.              Про кровавые кляксы на футоне и свежую, пусть и неглубокую рану никто спрашивать не стал. Как и о внезапном отъезде — даже вечно недовольный и любопытный Акира прикусил язык. Обрабатывать символичный надрез Блэк не стал — лишь промыл холодной водой и протер чистым полотенцем. Вместе с едва ощутимым пощипыванием Зверь чувствовал только неутихающий жар Гнева, заявившего свои права на полноценное владение телом и духом демонического сосуда. Желание ломать кости и рвать глотки омывало стенки подвёрнутого желудка. Бес требовал проведения кровавого ритуала, дабы накормить алчный огонь Преисподней, и псина хотя бы сохранила капли рассудка, необходимого для поддержания существования, отдаленно напоминающего человеческое бытие. От предложенного завтрака Норвуд отказался, при расставании с владелицей и ее внучкой не обронил ни слова и даже не взглянул на них, словно этих людей, девять дней терпевших и обслуживавших близость Бездны, не было вовсе. Впрочем, мужчина больше не чувствовал вибраций чьих-либо душ; он даже не был уверен, человеческие ли существа стоят перед ним. Что вообще значит выражение «быть человеком». В непроглядной черноте жутких глаз, на фоне кучевых клубов гари, плясали костры ликующих чертей, обгладывающих волчьи кости.              ***              — Что дальше? — переводчик опасливо покосился на застывший профиль Пса, неспешно тянущего сигарету.       Молчание со стороны Блэка не давило, а попросту испепеляло, заставляя жалеть о любом изданном звуке, даже неосторожном вдохе, по громкости превысившем норму на пару децибел. В опаляющей тяжелой тишине треск папиросной бумаги буквально оглушал, а скрежет мощной пасти высасывал последние жалкие нервные клетки.       — Можешь катиться нахуй, ты мне не особо нужен, — рык Зверя сочился тягучей неподъемной лавой, разъедающей глотку и уничтожающей слуховые каналы спутника. — Только проясню кое-что…       Бездна обрушила свой необузданный пламень Князя Тьмы на сжавшегося слушателя, явно желавшего поскорее смыться от греха подальше.       — Бабки нужны, а я умею только драться да убивать, — гортань сотрясали раскаты кровожадного вулканического рокота. Охваченные огнем и слезоточивым дымом торфяники звериных глаз прибили Акиру к месту: — Ты ж местный, плюс с криминалом повязан. Знаешь, где можно на моих навыках навариться?              ***              Японец, что странно, не сбежал, а выставил на одобрение Пса смелое предложение отправиться в Киото — по его словам, там проживала одинокая пожилая тётка, давно ищущая достойных жильцов. С работой также проблема решалась по прибытии на место — Акира обещал познакомить Блэка с неким Кондо-саном. В подробности парнишка вдаваться не стал, ограничившись на первое время одним лишь именем и характеристикой «дельный старик».              От станции Синдзюку междугородний автобус отправился в 22:00. Стоимость билета — чуть больше двух тысяч йен. Дорога заняла около восьми часов, и утром, в начале седьмого, клетки собачьих лёгких впитывали киотский воздух. Возвращаться в Америку решительно не хотелось, оставаться в Токио — не вариант, поэтому Норвуд поудобнее перехватил лямку невесомой сумки, покоившейся на костяке плеча, и закурил — долгая дорога истратила весь запас никотина, новая доза просто необходима.              ***              Она пульсирует, зазывает Зверя, бьется в сладостной агонии — жизненно важная жилка на мускулистой шее противника источает одуряющий аромат. Рецептивное поле Демона улавливает вибрацию пульса, обрезать который не стоит ровным счётом ничего. Под зубами бьется жизнь очередного врага — жалкое зрелище, ведь он знал, на что идёт, своими глазами неоднократно видел личину Сатаны. Самоубийца. Впрочем, качество пищи Бездну волновало мало — требовалась кровь любого грешника, даже самого недостойного и пресного. Предсмертный хрип в сдавленной глотке — чужой пульс ударился о крепкие клыки. Блэк так уже убивал. И раньше, и сейчас. Хватка бойцовской псины — абсолютна, из нее смог вырваться только один человек. Хотя был ли Он человеком? Мужчина не помнил. Челюсти вгрызлись в солоноватую от пота шею — привычное движение, точное до совершенства. Глубже и яростнее с каждой секундой. Собственная глотка расходилась жадным глухим рыком тощей собаки, сумевшей урвать привлекательный сытный кусок падали впервые за бесконечно долгую неделю. Еще глубже — кровь поверженного окрасила губы и белизну идеальных зубов. Никаких мыслей, из чувств — одна Ярость. Зубы схлестнулись где-то в недрах плоти побеждённого, под трепещущей трубочкой артерии — капкан захлопнулся. Судьба этого несчастного была предопределена еще тогда, когда он попустил мысль о сражении с Чудовищем. Резвый рывок назад — в окровавленной пасти Пса остался ошмёток кожи с налипшими обрывками мясного тряпья. Разорванная обнаженная артерия врага устало обмякла, выплевывая алую теплую жидкость на пол. Бездна, вывалив жирный язык, пила свежую кровь, пролитую ради удовлетворения ее страстных желаний.       Публика с восхищением называла Его «Óни» — злобным человекоподобным демоном из японского фольклора. Киотская легенда, овеянная багряными туманами слухов. Ни единого поражения на ринге. Поговаривали, что Зверь пожирает трупы своих противников, а его дьявольские глаза способны выжечь целую деревню.       Норвуд Блэк больше не сопротивлялся Бездне, служил ей исправно, каждую ночь пуская кровь одному мужчине, рискнувшему бросить вызов Они.              ***              Познакомившись с тёткой Акиры и получив за скромную плату светлую уютную комнатку на втором этаже, вмещающую широкую кровать у окна, тумбу, шкаф и письменный стол, Пёс сразу же потребовал назначить встречу с Кондо-саном. Парень успел усвоить одно из главных правил выживания в обществе Зверя — спорить с ним бессмысленно, иначе голова может оказаться повернутой в прямо противоположную сторону.       Район Укё, префектура Киото. Не очень-то примечательный ресторанчик типа «кайтэн-дзуси», расположенный где-то во дворах и зажатый между коробками многоэтажных городских домов. На часах 9:03, будний день, к тому же заведение явно не пользовалось популярностью, поэтому вывеска «закрыто» была вполне обоснована. Акира скользнул куда-то за угол и поманил Пса за собой. Протиснувшись между стенами унылых построек, Блэк вывалился на крошечный квадратный дворик, пребывающий в полном запустении: голая, точно выжженная, земля и засохший бонсай, сморщившийся в потрескавшейся земле пыльного цветочного горшка — все «виды» задней части третьесортного ресторана суши. Переводчик пару раз гулко поступал по двери, ведущей, очевидно, в жилую часть дома. Спустя несколько минут на пороге показался пожилой, но крепкий и слишком суровый для своего возраста мужчина с жиденькими усиками и широко посаженными глазами, бросающими жёсткий взгляд рабовладельца, оценивающего очередной человеческий товар.       — Давно не виделись, Кондо-сан! — чересчур жизнерадостный парнишка учтиво склонил голову ниже обычного — наверное, хочет должным образом выразить уважение. Норвуд же, держась на разумном расстоянии, с присущей ему природной буйной дерзостью рассматривал чужака — старик, конечно, наружности совершенно бандитской, только вот что можно поиметь с посредственного владельца рвотной забегаловки.        — Акира. Какого черта здесь забыл? — голос неприятный, грубый, словно наждачной бумагой сдирают облупившуюся краску. Пёс поморщился и потянулся за сигаретами, не упуская из виду незнакомца, пока ни разу не взглянувшего на иностранца.       — Вы же еще промышляете боями? Нашел для Вашей коллекции неплохой экземпляр, — переводчик понизил голос до шелестящего заговорщицкого шепотка, подтянувшись к уху помрачневшего мужичка. — Не человек, а Зверь. Ручаюсь.       Кондо метнул проницательный взгляд на стоявшего в сторонке Блэка, мягко раскуривающего папиросу.       — Этот, что ли? Иностранец? — учредитель боёв хрипло хохотнул — доверием здесь и не пахло, к иноземной крови относились скептически. Повисла недолгая пауза — «торговец» сканировал Пса, прикидывал, на что тот может быть способен, и позже задумчиво протянул: — Выглядит крепким. Себя сможет показать сегодня же ночью, на пробном сражении. Выживет — сможет заработать. Нет — отправится кормить рыб на дно Камо.       Натянув на круглое лицо гадскую злорадную ухмылку, Кондо скрылся в тёмном брюхе дома и через минуту вернулся с обрывком бумаги.       — Вот адрес. И чтоб без глупостей.       Дверь с грохотом закрылась.       ***              Первый бой прошел удачно — противник оказался совершенно не по уровню. Недооценили иностранца, а зря: Зверь свернул шею врага буквально через пять минут после начала, не пропустив ни одного удара. Публики не было, за мордобоем наблюдал сам Кондо и какой-то мужчина в черном добротном костюме — как позже выяснилось, член малочисленной и не особо влиятельной Семьи со штаб-квартирой в Киото. Якудза покрывал учредителя боёв и имел с этого неплохой процент. Ярость псины получила высокую оценку. После увиденного наблюдатели допустили Норвуда до участия в полноценных смертельных поединках — правила мало чем отличались от тех, что были в Штатах. На следующую ночь Зверь впервые обнажил клыки перед замершими кровожадными трибунами и пустил кровь в своей дьявольской зрелищной манере. Уже тогда по рядом прошлось восторженное, вселяющее страх и уважение прозвище «Они».              ***              Минувший месяц лёг на Пепелище глаз Блэка слоем тел: Óни рвал глотки соперников, ломал кости, с чавкающим хрустом сворачивал шеи, забивал до смерти, разбивал головы до мозговой наготы. Бездна с истошным рёвом проглатывала загубленные души тех, кто ступал на ринг вместе с диким обезумевшим Псом. Норвуд заслужил уважение «начальства» и действительно стал живой легендой, витавшей исключительно в узких кругах. Невзирая на неизменный металлический привкус чужой крови в пасти, Демон чувствовал, что нашел свое место, занимаясь тем, что умеет лучше всего — уничтожением Жизни.       За семь недель, проведённых в Японии, брюнет освоил разговорную речь с подачи терпеливого Акиры, оказавшегося неплохим учителем. Теперь Зверь мог свободно существовать в чужеродной языковой среде без помощи переводчика. Поджарое забитое тело, закаленное бесчисленными боями, впитало напряжение ежесекундной готовности к критическому броску. Мешавшую чёлку пришлось отстричь — поддавшийся отчаянию спарринг-партнер вполне мог неудачно вцепиться в растрепанные патлы, что сыграло бы против Блэка. На месте затянувшейся символичной раны, рассекающей сердце, красовалась новая татуировка, исполненная в традиционной японской технике ирэдзуми при помощи бамбуковой палочки тебори. Сеанс под рукой мастера, использующего такой инструмент вместо быстрой машинки, весьма болезненный, но Демон ни разу не дёрнулся, пока татуировщик по фамилии Нода вбивал краску под матовый блеск молодой кожи.       С Нода-саном Норвуд познакомился после очередного поединка — тогда брюнет одержал безоговорочную победу «всухую» при помощи клыков, так что пасть устрашающе обагрилась артериальной кровью. Художник, уже знавший Блэка как кровожадного Óни, предложил мужчине прийти на сеанс и взглянуть на эскиз, уже долгое время не способный отыскать идеального хозяина. Зверь согласился и в скором времени, заглянув в мастерскую Нода, увидел тот самый рисунок: искаженная ненавистью ко всему живому маска они стиснула в клыкастой пасти черный меч — дьявольскую катану. Образ холодного оружия, обработанный пламенеющим мозгом, импульсом обжёг бок, а затем грудь. Забытые чувства ворохом ошмётков всколыхнулись внутри, до удушения затягивая цепь на лохматой шее понурого волчьего духа, подвешенного на крючья Преисподней. Сузив полыхнувшие бушующим жаром черные глаза, Норвуд сквозь плотно сжатые зубы глухо прорычал: «Шрам на груди видишь? Сюда бей».       О Сальваторе Демон не вспоминал — образ этого мужчины, возлюбленного, отправился в глотку прожорливой Бездны. Желания отыскать утраченный смысл жизни не возникало. Сбросив оковы верности, неприрученный агрессивный Блэк наконец смог ублажать плоть при помощи других тел — сначала мужчина использовал «одноразовых» женщин, а после остановился на одной шлюхе по имени Рен. Моложе Зверя, довольно привлекательная, с азартным взглядом. Пахла всегда дешёвым парфюмом и приторной смазкой. Ни о какой эмоциональной связи речи, конечно же, не шло, просто девка с искренним восхищением подставлялась всепожирающему дьявольскому огню и обугливалась до костей, чтобы возродиться вновь.       Пёс, лишившийся хозяина и пристанища для своего нутра, захлёбывался в кровавом море бурлящего Гнева.              ***              Как сказал Кондо, сегодняшний бой обещает быть особенным не только для зрителя, но и для самого Блэка. Он знал, что старик приготовил кого-то чертовски сильного и опасного, способного дать отпор самому Они — звериные инстинкты, по-прежнему обострённые до предела, еще никогда не подводили брюнета. Но Зверь был готов пройтись по лезвию — опустошенному озлобленному бесу терять нечего. Во взгляде — совершенная гарь, занавесившая дремлющий огонь убийцы. Японский демон на размеренно вздымающейся обжигающей груди хищно скалился при каждом глубоком вдохе. Недокуренная сигарета надломилась в забитой до отказа пепельнице. Татуированные пальцы сгребли со стола ключи от недавно купленного на «заработанные» деньги спортивного мотоцикла «Хаябуса» и подцепили отполированный шлем, отливающий совершенной чернотой покрытия.       Жажда крови, подогреваемая неукротимым адреналином, тянула Норвуда на ринг. Сладкоголосая Смерть прошлась точильным камнем по лезвию косы.              POV Йен.       В жизни Синигами с момента последней встречи с Блэком практически ничего не изменилось, если подобное существование имело право вообще называться «жизнью». Всё те же заказы, те же бумажные конверты, те же многочисленные, не имеющие конца и края, отнятые клинком катаны жизни и разрастающийся на теле убийцы ветвистый клён, навечно слившийся с кожей и опустевшей оболочкой уже не человека — практически живого мертвеца. Только в ту самую роковую ночь к белому мрамору плоти Синигами добавился ещё один рисунок — необычный и неожиданный заказ для мастера Ямады, к которому постоянный клиент, как всегда залитый кровью и запахом смерти, явился за час до рассвета.       Три простых иероглифа, три, казалось бы, разных слова, расположенных сзади на шее в ряд по вертикали, что даже не складывались в предложение, но имели значимый и бесценный смысл только для самого Синигами. Он был готов навсегда забыть собственное имя и стереть из памяти свою сущность, но не эти символы.              ***       Тьма внутри, именуемая теперь Пустошью или же просто выжженным дотла пепелищем, тоже претерпела изменения: остатки чёрной Бездны объяла безжизненная ядерная зима. Монстр по-прежнему ничего не чувствовал, абсолютный морозный холод разливался по всем кровеносным сосудам окрепшего за месяц и доведенного до поистине идеальной формы тела; глаза же стали точно, как у мертвеца — едва ли не прозрачными, стеклянными, будто утратившими любой цветовой пигмент.       Вот только разум, казалось, теперь давал постоянный критический сбой: теперь Синигами забывал и не думал о Норвуде Блэке лишь тогда, когда убивал. В те моменты, когда катана с тихим свистом матовой стали покидала ножны и жадно насыщалась чужой кровью, в мужчине просто срабатывал безупречный инстинкт убийцы, вытесняя собой абсолютно все мысли и какие-либо странные, необъяснимые остатки эмоций в пустом, мёртвом нутре, делая своего владельца неуязвимым. В остальное же время Монстр, хоть и не знал, как даже обозначить подобного рода нелепую и неисправную «привязанность», то и дело четко и ясно видел перед мысленным взором красивое, яростное лицо Блэка в ту ночь, слышал в будто пораженном вирусом сознании его отчаянные слова и ощущал запах его горячей живой крови. Другие воспоминания из прошлого, связанные с этим мужчиной, раз за разом всплывали во снах, больше похожих на видения, наполненные мраком и чем-то неясным, и он даже перестал отгонять их. Бездна больше не скалилась на присутствие чего-то инородного в своих владениях, выжившего даже в условиях отсутствия какой-либо жизни. Монстр с обреченностью приговоренного к неизбежной смерти не противился этим мыслям, просто смирившись и приняв, что изгонять Его из собственной головы и внутренней Пустоши совершенно бесполезно.       Информатор продолжал отслеживать каждый шаг Блэка, буквально ежедневно докладывая о всех перемещениях и действиях бывшего телохранителя его же бывшему боссу. Кто бы мог подумать, что Йен Сальваторе станет тратить все свои сбережения, нажитые в Америке годами службы корпорации, на то, чтобы с какой-то нездоровой одержимостью теперь следить за человеком из своего прошлого, которого сам же добровольно выгнал из своей жизни…       В ту ночь, когда Синигами пришёл к Блэку в последний раз, он решительно поставил себе цель: любым способом и любой ценой оттолкнуть от себя Пса, так глупо и самоотверженно готового рискнуть всем ради того, кто этого более совершенно не заслуживал. Он был готов прирезать и разрубить на мелкие кусочки всех в том доме — и безобидную старушку с её юной внучкой, и хилого переводчика, и каждого, кто оказался бы поблизости, лишь бы Норвуд наконец раскрыл глаза и отвернулся от него окончательно. Лишь бы сбежал как можно дальше от Монстра и его бесконечной Тьмы, на безопасное для себя расстояние, и не пытался больше приблизиться. Лишь бы просто ж и л.       Добившись своего, Синигами полностью, добровольно отдал своё полуживое нутро на съедение кровожадной Тьме и Пустоте, однако образ этого невероятного человека, как оказалось, слишком плотно засевшего глубоко внутри, всё равно не покидал сознание изодранного в клочья и мертвого теперь существа.       В остальном всё, как казалось, было, как и раньше. Однако Цель, что уже долгое время имела для Монстра сугубо личное, важное и сильное значение, маячившая прежде на горизонте внушительной громадой, утратила четкие очертания — её, словно вершину Фудзи, затянутую хмурым густым туманом, размыло до бесформенного, практически неуловимого и уродливого пятна. Синигами продолжал выполнять поставленные главой клана задачи на автомате, безупречно и совершенно, как лишённая разума, жизни и личности машина, на самом деле даже уже и не зная, для чего всё ещё существует.              ***       Информатор оповещал обо всём, что связано с Норвудом Блэком, переместившись для этого в Киото, вслед за целью. Бывший директор Арасаки задействовал все свои связи для того, чтобы также внедрить в окружение Пса и других своих людей. Его бывшие должники, некоторые — из якудза не враждебных кланов, другие — просто повязанные с криминалом, профессионалы в своем деле, почти всегда находились практически в шаге от Блэка, в том «сообществе», в котором теперь мужчина обитал. Синигами знал всё в деталях о каждом его бое на открытом лишь для определенного круга лиц ринге, о каждой победе и даже о каждой ставке, поставленной на «Óни» или против него.       Его ничуть не удивило то, что Блэк после того, как покинул Токио, пустился «во все тяжкие» и избрал именно такой образ жизни. В своём бесконечном Гневе и первобытной дикой Ярости он был нереально прекрасен. Идеален и силён, пожалуй, как никогда. Безупречен и неуязвим. Кровожадный взгляд Зверя, который теперь его бывший босс мог наблюдать только на тайно сделанных фото и видео с места проведения боёв, хоть и утратил, казалось, целиком всю человечность, всё также горел неудержимым демоническим пламенем. Другим, страшным, впечатляющим и сжигающим всё перед собой с жестокостью и яростью — совершенно не таким, с каким Пёс раньше заглядывал в ледяное нутро Йена Сальваторе. Но ведь и того Йена больше попросту не существовало.       Но главным всё же оставалось то, что тот неугасимый, палящий зноем самых жарких пустынь и самых сильных солнц Огонь сущности Блэка, который с самой первой встречи прожигал до основания замёрзшую душу мёртвого ныне Сальваторе — по-прежнему ослепительно ярко и неповторимо прекрасно горел.       ***       Спустя месяц наблюдения за целью, в один из однообразных и самых обычных дней, что-то вдруг изменилось. Непобедимый и слишком сильный иностранец, не отдавший ни одной победы и уничтоживший уже больше десятка противников, ставший некой легендой в своих кругах, уже давно мозолил глаза и наступал на горло своим существованием местным «акулам» бойцовского бизнеса. Старик, что пропихнул Блэка на ринг, не обладал слишком сильным авторитетом, но после появления на боях Зверя, а вернее, теперь Óни, стал вдруг вызывающим уважение и собирающим большую прибыль преуспевающим «бизнесменом». Якудза из кланов Киото начали точить клинки и зубы на этого Кондо-сана и его бойца уже спустя две недели бесконечной череды побед Блэка, однако делали это так осторожно и тихо, что сразу заметить подвох было бы слишком сложно даже для искусного шпиона. Если синдикат Синоды действовал всегда максимально открыто и безжалостно, сразу убирая любые угрозы без промедлений, потому как, будучи настоящим гигантом японской мафии, мог себе это позволить, то другие, более мелкие Семьи такой мощью не обладали, что и вынуждало их искать более скрытные пути. Информатор, едва ли не круглосуточно отслеживающий всю жизнь Норвуда Блэка и докладывающий даже о том, с кем, как и когда мужчина удовлетворяет свои физические потребности, забил тревогу лишь в самый последний день перед необычно сложным и чуть ли не тайно организованным «приватным» боем. Óни собирались выпустить на ринг против поистине сильнейшего противника из всех, с какими ему приходилось когда-либо сталкиваться, но насторожило наблюдателя и его непосредственного заказчика совсем не это.       Накануне, за день до намеченного боя, Кондо-сан тайно встречался на каких-то заброшенных складах с неким неизвестным человеком представительного вида, вероятно, из якудза, от которого получил внушительную сумму наличных. Заметили это перемещение старика по глупой случайности, но как нельзя кстати и удачно. Суть и цель сделки определить точно так и не удалось, но для опытного в делах якудза Йена пахло всё это совсем скверно. Старик и так получал немалый доход в процентах с побед своего бойца, но тут ни с того ни с сего, перед особо важным приватным боем получил крупную взятку от тех, кому, очевидно, давно мешал непобедимый на ринге иностранец. Убрать Блэка, снискавшего своеобразную славу и немало поклонников, просто так, задаром — было бы затруднительно даже для этих змей. Но вот по-тихому и якобы «честно» избавиться от него прямо во время очередного боя — умно, хитро и в стиле тех самых «бизнесменов».       Получив сообщение от информатора и все необходимые детали, Синигами уже был уверен: жизнь Блэка буквально продали. И хоть он не верил, что нутро Норвуда способно когда-либо погаснуть, а закаленный боями и невероятно сильный Зверь может кому-либо проиграть, как бы ни был силён противник, но ему, скорее всего, просто не оставят выбора: японцы хитры, коварны и жестоки, уж Сальваторе знал это, как никто другой.              ***              Ждать очередной ночи, когда он мог бы спокойно покинуть пределы особняка и раствориться во тьме, чтобы исчезнуть из города, было невыносимо. Не спасали ни долгие медитации, ни усердные тренировки, ни острые струи холодной воды, под которыми он мог стоять практически часами. Одна навязчивая, бесконечно повторяющаяся мысль с нещадной жестокостью дробила стенки черепной коробки и внутреннюю арктическую пустошь Монстра: «он в опасности». Настоящей и неминуемой.       Всё как будто повторялось, хоть и было теперь совсем иначе. Блэк снова был слишком далеко, снова шёл на верную смерть, будто не зная об этом, и времени снова оставалось катастрофически мало. Лишенный души, жизни и каких-либо прежних внутренних установок, потерявший и забывший даже собственное имя, Монстр всё же снова знал и видел перед собой лишь одну единственно верную и стоящую всего на свете цель: сделать всё ради того, чтобы Он жил.       Конверт с заказом, который Синигами этой ночью так и не выполнит, уже был получен ещё ранним утром, как всегда. Едва дождавшись наступления темноты, густым покровом накрывшей горящий тысячами огоньков Токио, Монстр стремительной бесшумной тенью покинул территорию особняка якудза.       Он должен… нет, просто обязан успеть.       POV Блэк.              1:22       — Давай-ка выпьем на удачу — сегодня она тебе понадобится.       Кондо, стараясь не задерживаться взглядом на звериных глазах, пышущих огнём геенны, протянул Блэку белую чашу с холодным саке. Привычным резким движением стянув через голову футболку, обнажая всю чернильную историю резных мышц напряженного торса, Норвуд перевел неподвижный уничтожающий взгляд с предложенного напитка на подозрительно колеблющегося старика. Мужик явно нервничал — Зверь повёл носом и уловил мускусный едкий аромат мусорного чужого нутра. Медленно закрыв глаза, Пёс запрокинул голову, проверяя стабильность резкости слуха. Вспыхнувший под шторками резво вздёрнутых век взгляд метнулся на «зрителей». Якудза. Шесть человек. Тот самый важный японец, одетый с иголочки, оценивающий иностранца в первый же день — неприятный тип, пронизан самодовольством, а его глаза утопали в похабной жадности. Пятеро охранников, вооруженных до зубов. Все в отличной физической форме, наверняка в совершенстве овладели хотя бы одним видом боевых искусств, не говоря уже о выпирающих из-под тугих пиджаков рельефах плечевых кобур с добротными стволами. Пусть Норвуд был поверхностно знаком с японской мафией, он давно переварил, что зубы узкоглазых змей хранят яд высшего качества — быстродействующий, концентрированный, лишающий жизни практически мгновенно. И сегодня, в стенах этого подвала довольно дорогого ресторана японской кухни, пропитанного вязким холодным запахом крови и пота, в районе Понто-тё, Óни выступит в последний раз. Инстинкты никогда не подводят хищника. Стоглавая Бездна широко разевает пасть, текущую мутной багряной слюной — она с нетерпением ласкает своими жалами нутро воина, предвкушая изысканную трапезу. Шансы выйти отсюда живым ничтожно малы, но чувство самосохранения выветрилось из выжженного Яростью нутра. Рефлекторно сделав круг плечами назад и с мелодичным хрустом размяв разгоряченную шею, Блэк выхватил чашу из рук Кондо и залпом осушил содержимое — босс и раньше предлагал своему лучшему бойцу выпивку, подозрения данный жест не вызвал. Взор Демона выжигал клеймо на старике, тоже отхлебнувшем из своего сосуда, укрепив алкоголем «узы».       — Если я сегодня сдохну, — и без того рычащий японский из брюха Блэка поднимался истинно дьявольскими ревущими трелями. Слизав с губ сладковатую отдушку напитка, Зверь швырнул опустошенную чашу в сторону — керамика среднего качества ударилась о голую бетонную стену и распалась на несколько толстых осколков: — С того света тебя достану, понял?       Развернувшись демонической устрашающей громадой над заметно осевшим «шефом», Норвуд в последний раз смерил Кондо животным диким пламенем, объявшим точёный сильный стан, и двинулся к «сцене» — расчищенному квадрату каменного пола без каких-либо ограждений. Немногочисленные наблюдатели расположились в гуще тени, как можно дальше от разворачивающегося поля сражения.       ***       1:30       Óни ожидал увидеть кого-то действительно внушительного, впечатляющего, и внутренне, и внешне сопоставимого по параметрам с Блэком. Или же превосходящего его в несколько раз.       Такого, как Хищник.       Вспыхнувший в подсознании белый пламень на долю секунды сбил с толку, пнув обессиленно скалившееся волчье нутро, теперь растянувшееся в луже собственной крови. Под вздымающимися рёбрами неприятно защемило. Маска демона, вцепившегося клыками в сталь черного клинка, болезненно горела. Обычно ровно дышащая грудная клетка поднималась выше обычного, поддаваясь эху бьющегося в агонии сердца.       «Почему сейчас?» — до плотоядного клацанья сжав зубы, Пёс шумно втянул через нос разреженный воздух в лихорадочно раздувающиеся лёгкие. Мужчина прикрыл глаза, сверкающие раскалёнными углями, горячей сажей замазывающими каждого, кто решится заглянуть в пасть Бездны. Немалых усилий стоило затолкать калейдоскоп воспоминаний в могилы Пустоши. Судорожный вдох — тягучий выдох, нормализующий работу мозга. Перед глазами — обещанный враг. Óни недоверчиво прищурился, оценивая предложенную «жертву».       Лысый молодой мужчина. Тридцать-тридцать пять лет. Сухощавый, долговязый, гибкий. Лукавый злобный взгляд. С голым торсом, как и Блэк. Внимание Зверя привлекли характерные для якудза татуировки — своего подослали. Должно быть, наёмник. Пёс переваривал посыл — от него точно хотят избавиться. Понемногу укладывающееся в голове осознание ничуть не пугало, Демона устроит любой исход: хоть летальный, хоть победный. В руках наёмника — изогнутый нож. Держит его уверенно, под выгодным для броска углом — профессионал.       Тень со стороны смотрящих голодно облизнулась, требуя кровавого зрелища. Пёс подтянул каждый ясно ощущаемый мускул, собирая непобедимую машину для безжалостных убийств. Взгляд — категорически дьявольский, выворачивающий весь ужас адской сути Фенрира. Пасть отливала совершенным оскалом лютого Зверя. Ярость окуривала огненную фигуру Блэка, повышенная температура которого создавала знойный мираж, сотрясающий плотность сырого подвального воздуха. Бесчеловечен, красив, силён — таков Демон, вселившийся в нутро Норвуда, ведомого чистейшим Гневом.       Враг не спешил нападать, а выжидал, как помойная крыса. Хочет улучить момент для критического удара? Возбужденно рыкнув и скользнув языком по клыкам, брюнет сделал первый шаг, начиная выстраивать незримый барьер, преодолеть который пока не смог ни один несчастный.       «Никто, кроме Хищника», — ехидно вторило подсознание. Раздраженно тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, Пёс хотел было сделать первый выпад, но ощутил, как по телу прошла волна необъяснимой тяжести. Голые ступни, перемещающиеся бесшумно, твёрдо и грациозно, остановили дёрнувшееся тело — очевидная ошибка, которую противник, пока только наблюдающий с выбранной позиции, наверняка заметил. Чужие пальцы голодно перебрали рукоять ножа. Сморгнув из ниоткуда взявшуюся вуаль ослабляющего дурмана, Зверь почувствовал, как наращивает темп обезумевший пульс. Подушечки пальцев рук и ног пробрало лёгким покалыванием онемения, тело постепенно костенело.       «Накачал, уёбок», — догадка, основанная на знакомых ощущениях, раздробила висок и прошла шальной пулей навылет. Норвуд подозревал, что якудза точили на него зуб, но чтобы использовать настолько бесчестный гнусный приём — такого Óни, всю жизнь живущий по нерушимым законам своей волчьей доблести, не ожидал. Уязвленная честь Зверя протяжно завыла на полную луну кровавой жажды правосудия. Бросив все силы своего едва живого, но все такого же жаркого духа на поддержание неумолимо истлевающей физической мощи, Блэк выгодно перенес вес на правую часть тела. Зрачки Демона сузились. Рык пульсировал в сухом стянутом горле. Норвуд пружиной сжал пластичность мускулатуры и в бешеном броске, с разбегу впечатал на ходу собранный кулак в плоский живот наёмника, не успевшего отскочить в сторону. Если бы не быстро усвоившийся наркотик, моментально всосавшийся в кровь и разогнавшийся по всем уголкам бесконтрольной обмякающей плоти, у лысого убийцы не было бы никаких шансов. Удар отбросил захрипевшего согнувшегося пополам японца и волной прошелся по дезориентированному Псу, потерявшему уверенность движений. Блэк, абсолютной силой нутра пытаясь сохранить внешнюю гордость, с сиплым шумом вдохнул полной грудью. Ноги сами собой сгибались в коленных суставах, утягивая мужчину вниз. Ярость легионом чертей дробила внутренности и оглушала безумным рёвом.       — Ебучие отбросы, — оглянувшись через подрагивающее плечо на злорадствующих якудза и заметно расслабившегося Кондо, Óни, оставив за спиной наёмника, ринулся взбесившейся лавой к шипящему змеиному клубку. Когда ноги окончательно парализовало, никчёмный метр отделял раненого хищника от цели — ничто для бешеной псины, двигающейся в разы быстрее каждого из присутствующих. Обманутый, но не сломленный, одним лишь безбашенным взором расчленяющий ухмыляющихся крыс, Блэк безвольно рухнул на колени, а затем на живот. Взбеленившееся нутро безудержно подталкивало хозяина вперёд, крепкими зубами тянуло за шкирку и подбадривало озлобленным звонким лаем.       Попытку Демона добраться до развеселившейся публики быстро пресекли — подоспевший наёмник, сердито сплюнувший пенку слюны через щель между верхними зубами, с остервенением надавил ногой на оцепеневшую поясницу Пса, не позволяя тому двинуться с места.       — Что встал? Кончай его, — член клана, огладив полы сшитого по фигуре пиджака, со скучающим видом перевел взгляд с осатаневшего Блэка, подмятого под ступню, на лысую крысу. На тонких губах убийцы заиграла мерзкая садистская улыбка. Просунув ногу под живот обездвиженного Зверя, сухощавый ожесточённым пинком уложил мужчину на лопатки и навис сверху. Замах — высоко поднятое лезвие ножа со свистом рассекло воздух.       По натянутым канатам жил Норвуда яростным потоком неслись ненависть и поразительная непокорность — глупо и необъяснимо, ведь он практически сорвался с обрыва в омут забвения. И все же в пламени непроглядной тьмы взора раскатами грома проносилось желание выбраться отсюда живым.       Вырваться из лап Смерти, чтобы отомстить.       Острие ножа рванулось вниз, к глотке Пса. Дух бессмертного Зверя с воем вырвался из чрева Бездны, беспомощно клацающей многочисленными пастями. Нутро, проглотившее былое величие и окунувшееся в чан с расплавленным оловом спасительной злобы, пронзило вены последним, самым мощным силовым порывом. Оскалившись от натуги, Блэк отодрал руки от пола и пальцами перехватил летящий, подобно стреле, клинок наёмника. Острый холод оружия разрезал мякоть ладоней, подрагивающий пик ножа задержался в дюйме от кадыка.       — Хуй ты угадал, сука.       Лай бешеного Пса в клочья раздирал душу. Обжигающая багровая кровь стремительно окрашивала металл лезвия и тяжёлыми каплями падала на пропитанное природным Гневом лицо Норвуда.       Из-за потерянного контроля над ситуацией врата, за которыми гниющей кучей были свалены проклятые воспоминания, распахнулись, точно раскуроченное брюхо, с чавканьем исторгающее наружу внутренности. Проглоченные чувства и эмоции, похороненная человечность, образ любимого мужчины — все это кислотными осадками выпадало на почву поврежденного рассудка. Йен Сальваторе — тот, кто стал для Пса смыслом жизни. Его последние слова, снова и снова срубающие голову. Но то была не угроза, нет. Предупреждение. Зачем? Почему он решил поговорить той ночью? Какого чёрта неоднократно спасал?       «Хочу увидеть тебя, ублюдок. Спросить, какого хуя ты творил».       Лезвие с адской силой выжигало вспоротые ладони и с каждой секундой приближалось к трепещущей шее. Ненависть к Синигами смешалась с опьяняющей, горько-сладкой Любовью, свинцом отравляющей растерянное нутро. Сталь упёрлась в горло и выдавила бисер звериной крови.       «Я, блять, люблю тебя, Йен Сальваторе. Как бы далеко ты ни был, каким бы монстром ни стал».