VIOLENCE INSTINCT

Слэш
NC-21
Заморожен
299
автор
mortuus.canis соавтор
Размер:
339 страниц, 29 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
299 Нравится 149 Отзывы 164 В сборник Скачать

Глава 5

Настройки текста
Примечания:
      POV Йен.       Он успел буквально к самому началу боя. Подобрался к дорогому японскому ресторану, якобы закрытому сейчас, в районе Понто-тё, Киото, практически бесшумно, сразу заприметив у самого входа двух плечистых неповоротливых верзил.       Синигами слился с тенями, поодаль от стеклянных дверей заведения, не показываясь на глаза японцам, и по телефону дал короткий, заранее оговоренный сигнал своему человеку, нанятому для прикрытия: разобраться с охраной снаружи нужно было как можно быстрее и без лишнего шума. Да и всесильным Йен себя отнюдь не считал, пусть и был искусным воином, пусть и получил заранее информацию о точном количестве противников и их вооружении. Ему необходим был эффект неожиданности, избежать риска быть замеченным раньше времени — необходимость. Его цель находилась внутри, в недрах этого прогнившего здания, и задерживаться на незначительных помехах, возможно, способных всё же задержать его, мужчина не собирался.       Спустя каких-то пару секунд после сигнала два четких профессиональных выстрела прямо в узкие лбы из полуавтоматической снайперки с глушителем убрали охранников с пути Синигами. Стремительной чёрной тенью он пролетел внутрь ресторана, полностью обратившись в слух и отточенные до идеала рефлексы.       Роскошный зал в азиатском стиле, убранство которого сейчас не имело для мужчины совершенно никакого значения, дальше узкий коридор, двери к неработающим тёмным кухням и самая последняя — металлическая, тяжелая и массивная — вниз, на «ринг», прямо к основной Цели.       Всё остальное в этот момент утратило какую-либо значимость. Безупречное тело Синигами за какие-то считанные секунды превратилось в идеальное орудие, машину для убийств. Крепкие мышцы налились твердым, но гибким металлом. Холод, растекшийся по венам, лишь придавал сил и остужал необыкновенно горячую сейчас из-за навязчивых беспокойных мыслей голову. Чёрный клён, растущий на его боку и обнимавший уже едва ли не весь точеный торс мужчины, проникая в каждый изгиб мраморной кожи, перед боем всегда начинал гореть обжигающим смертельным морозом, словно напоминая о себе. Рука с четко проступившими ветвями вен крепче сжала внушительный ствол полностью заряженного АК 200, взятый у одного из его наёмников, и Синигами, осторожно толкнув металлическую дверь, бесшумно ступил в полумрак — на лестницу, уходящую вниз, к подвальному помещению ресторана.       ***              Острый слух хищника моментально уловил звуки, доносящиеся с нижней комнаты, отведенной для боёв, а в ноздри ударил запах табачного дыма, алкоголя, пота и крови, пропитавших бетонные стены. Внезапно услышав такой знакомый дикий рёв Зверя, не слышанный им вживую уже слишком долгое время, на короткое мгновение, буквально на долю секунды, Синигами застыл, как вкопанный, потеряв контроль над телом и сознанием. Тьма внутри болезненным острым комком ударилась о рёбра, поток воспоминаний о том, за кем он сюда явился, яркой вспышкой ослепил мысленный взор убийцы и хлестнул сознание раскалённым железом. Образ Блэка, его полыхающий взгляд, рокочущий низким звериным рычанием голос, обжигающий жар его сильного тела и дикой сущности звериного нутра — в этот ничтожно короткий в реальном времени, но бесконечно долгий в восприятии сознания миг, затмили собой весь мир вокруг. Сердце пропустило удар, сбиваясь с размеренного хладнокровного ритма, в котором билось абсолютно всегда, даже в моменты, когда Бог Смерти обнажал лезвие своего клинка и отнимал одну за другой жизни.       Лишь услышав следующий звук наполненного гневом и отчаянием рычания Зверя и последующего удара, разорвавший повисшее в пространстве марево оцепенения, Синигами вернул контроль над телом и больше без каких-либо промедлений мрачной тенью двинулся по каменной лестнице вниз, к источнику шума, в логово алчных крыс.       Поступь Смерти абсолютно невесома, дыхание неуловимо, цепкий пронзительный взгляд видит всё до мельчайших деталей даже в густых тенях подвала. Впереди, в десятке шагов — спины противников. Пятеро громил, увешанных до зубов громоздкими тяжелыми пушками, за ними, ближе к центру комнаты — гнусного вида старикашка и важный представитель якудза в костюме и всего с одним пистолетом за поясом, что заметно выступает под тонкой тканью пиджака на спине. За последние два месяца Синигами перерубил десятки таких, давно уже перестав мысленно вести счет снятых с плеч голов. Их количество отмечалось лишь новыми ветвями дерева на теле убийцы. Самое главное здесь открылось взору дальше: расчищенный под ринг квадрат бетонного пола, электрическая лампа с полотка резко освещает две фигуры, сцепленные в смертельной схватке. Вот только тот, кого Синигами ожидал увидеть во всей красе первозданной ярости и неистовства, почему-то прижат спиной к холодному бетону подвального пола, а над ним, слишком близко и слишком опасно нависает Крыса, сжимающая острый металл, наметивший удар в горло Зверю. Хватило одного быстрого взгляда на Норвуда, крепко стиснувшего прямо голыми руками лезвие ножа, чтобы понять, что счет идёт не на минуты, а на секунды. Не было времени думать, почему и как он позволил противнику уложить себя на лопатки, хотя что-то внутри Синигами уверенно кричало, что это просто невозможно. Не для Него, не для безупречного воплощения истинных Ярости, Гнева и Огня.       И одного этого короткого взгляда, скользнувшего по лицу Того, за кого Бог Смерти готов был отдать свою жизнь и сейчас, и в любой другой момент времени, хватило, чтобы блеклые мёртвые глаза вспыхнули яростным белым пламенем. Тьма внутри Синигами, обнимавшая холодное опустошенное нутро, неудержимо взревела, вырываясь наружу мощным потоком и раскрывая голодную пасть — теперь уже лишь с четко поставленной единственной целью.       …В следующую секунду тихий металлический щелчок откуда-то из теней заставил спины окруживших якудза резко обернуться, когда чёрное дуло автомата в руках Смерти уже оскалилось в сторону добычи.       Слишком медленно.       Оглушительный грохот автоматной очереди раздробил пространство подвала, залпом выплевывая прямо в напичканные оружием тела охранников все шесть десятков раскаленных смертельных снарядов. Половина из них, — трое, те, что стояли ближе всего, — успели лишь заметить чёрный силуэт в тенях со стороны лестницы и яркие вспышки рокочущих выстрелов, отразившиеся пульсирующим светом в арктических нечеловеческих глазах, прежде чем упасть замертво: кровожадные пули крупного седьмого калибра разорвали в клочья мягкие человеческие внутренности, не оставляя шанса на спасение. Автомат плевался огнём без перерыва около пяти секунд, сразу же свалив троих. Затем снаряды отбивались от бетонных стен, уже не попадая в других противников, успевших пригнуться или отскочить с линии огня, но ещё не вытащить своё оружие. Старик, отправивший Блэка на смерть, и лощеный якудза в брендовом костюме сжались, кинувшись на землю; Крыса на ринге, направлявшая прежде острие ножа в горло Зверя, не поняв, что происходит, дёрнулась назад от оглушающих звуков.       Пыльная взвесь из каменистого крошева раздробленных стен, деревянных столиков и стульев, поставленных для «гостей», поднялась в воздух и повисла плотным облаком, а лампа под потолком над местами для зрителей выпустила яркий сноп искр, получив свою порцию снарядов и погружая во тьму практически весь подвал, кроме самого ринга в центре помещения.       Последняя гильза, вылетевшая из автомата, ещё не успела коснуться бетонной поверхности пола, когда Синигами молниеносно сорвался с места, отшвырнув уже бесполезное оружие в сторону, и на ходу отточенным мастерским движением выхватывая из ножен на поясе чёрный клинок. Рывок прямо в пыльную завесу — слишком быстрый, едва ли не совсем неуловимый для непозволительно медленного человеческого зрения. Тихий взмах смертоносного металла — и голова одного из ненадолго оставшихся в живых после расстрела охранников, слетела с широких плеч, глухо ударившись о холодный камень стены подвала. Синигами и раньше уже много раз сражался с людьми, вооруженными до зубов, и знал лишь одно, основное правило: не дать противнику успеть вытащить своё оружие. Главной силой Бога Смерти была именно невероятная, почти что нечеловеческая скорость и доведённые до совершенства молниеносные рефлексы. Уследить за нереально быстрыми движениями размытого в пространстве чёрного силуэта Тени — практически невозможно, а успеть достать и навести ствол до того, как он в своём смертельном танце приблизится на расстояние, необходимое для удара почти метрового лезвия — без шансов.       Полыхнувший белым ледяным пламенем яростный взгляд самой Смерти и матовый отблеск закаленного Тьмой и кровью отнятых жизней холодного металла катаны — последнее, что видели жертвы, попавшиеся на пути Синигами сегодня, в этом грязном подвале.       И если раньше он убивал подобно бездушной машине, без действительно веской на то для него причины, лишь выполняя приказы главы клана ради мнимо важной когда-то цели, то сейчас всё было иначе. Стремительные движения Тени наполнились яростной мощью и силой, скорость смертельного танца Смерти достигла максимально возможного предела, и каждый удар катаны рубил плоть людей, ставших личными врагами Синигами со свирепым остервенением и особой жестокостью. Брызги крови орошали бледный мрамор кожи яркими алыми цветами, поглощались холодной сталью клинка и напитывали Бездну внутри Хищника, но теперь Тьма внутри него была взята под полный контроль владельца, а потухшие прежде глаза пылали вновь ожившим с новой силой страшным огнём, готовым дотла спалить бесконечным холодом каждого, кто встанет на его пути к единственно важной цели. На пути к Нему.       Последний охранник успел отскочить и выхватить оружие, когда размытая фигура, точно сотканная из теней и мрака, устремилась к нему. Взведенный в сторону неуловимого убийцы с мечом ствол даже выплюнул несколько пуль, на короткое мгновение осветив вспышками выстрелов силуэт Бога Смерти, который не замирал и не останавливался ни на долю секунды. Старикашка, спрятавшийся где-то дальше, за спиной громилы и якудза, визгливо вскрикнул, различив в темноте, видимо, бледную кожу, жуткие горящие глаза и пропитанное кровью кимоно, распахнутое на укрытой вязью кленовых ветвей широкой груди:       — Синигами!..       Снаряды просвистели совсем рядом с живым воплощением быстро движущейся Тени, но попали лишь в стену и пол позади, поднимая новые облака бетонной пыли. Лицо пятого охранника исказил неприкрытый ужас, когда голодный оскал налитого чистым плавленым серебром взгляда коснулся его маленьких чёрных зрачков, а смертоносное лезвие катаны со смачным металлическим свистом и звуком разрубленной плоти и костей яростно откусило голову очередной жертвы, выпуская из подкошенного крупного тела пульсирующие струи горячей крови.       Всё происходило невообразимо быстро, убийство пятерых вооруженных громил заняло для Синигами меньше, чем полминуты. Он двигался быстрее, чем любой из них, и для него каждая из жертв казалась застывшей во времени. Бог Смерти заранее видел, как наносит удар, под каким углом наклоняет клинок, как отлетает в сторону очередная срубленная голова.       Якудза в пиджаке и прилизанном дорогом костюме тоже попытался предпринять отчаянную попытку выжить и нанести Синигами удар — вскинул дуло своей «Беретты» по направлению к рванувшей по диагонали, в сторону стены, Тени, нажал на спусковой крючок, для верности сразу несколько раз, и всё же — ошибся. Убийца был уже с другой стороны и нанёс удар по низу, сбоку, искусно разрубая плоть обтянутых качественной одеждой рёбер, оказавшись под незащищённым боком якудза всего за какую-то долю секунды. Подрезанная жертва попыталась отскочить в другую сторону и ударить Синигами с разворота, несмотря на развороченный бок, и на какой-то короткий миг нога якудза действительно встретила каменное, будто неживое тело убийцы, попав куда-то в область живота. Вот только налитые сталью мышцы оболочки Бога Смерти, подпитываемой сейчас исключительно сильным, опасным и кровожадным внутренним огнём Хищника, казалось, не могло остановить ничто. Буквально не заметив удара, Синигами рванул вперёд, обрушиваясь на злосчастного заказчика окончательного проигрыша Блэка неумолимым вихрем, несущим только ужас, боль и смерть каждому, кто посмел навредить Ему. Молниеносный взмах чёрного лезвия по плавной дуге, хруст разрезанных шейных позвонков и гортани, очередной визг старика, голова которого будет следующей.       Кондо-сан, между тем, даже не попытался бежать или сражаться. Эта гнусная крыса, подло продавшая своего же бойца, с крови и пота которого на протяжении месяца получала свои жалкие деньги, лишь упала на колени перед Смертью, истерично завывая в ужасе и неразборчиво, из-за рыданий, моля о пощаде. Трусливое прогнившее нутро старика обдало уничтожающим, выдирающим душу холодом, с потрохами выбивая остатки хоть какого-нибудь разума или самообладания, прежде чем плавный красивый взмах чёрного лезвия, насыщенного уже бурой кровью, снял голову с его плеч. Отчаянные мольбы, просьбы и всхлипы ужаса так и застряли в дряхлой глотке с тихим хрипом и бульканьем, когда меч безжалостным ударом обнажил всю её начинку.       Предпоследний. Тридцать секунд. Каждый удар сердца Синигами — ровный, медленный, тихий. Дыхание — размеренное, спокойное, хладнокровное. Каждая мышца — натянута, собрана, готова для движения, а разум — ясен и чист. Ярость, клокочущая внутри чёрной рычащей пастью Тьмы, горящая во взгляде белым огнём, и желание убить каждого, кто посмел протянуть грязные лапы к жизни его Зверя — не мешали безупречному тренированному телу работать идеально и под полным контролем своего владельца, точно, как идеальное оружие, а напротив — служили безупречным топливом для его мощи.       Оставался последний рывок. Последняя крыса, посмевшая тронуть главную цель Синигами, посмевшая коснуться и ранить Его. Последняя жертва для кровожадной катаны. В момент неожиданного появления в подвале убийцы, боец с ножом вскинулся и отскочил подальше от угрозы, но Блэк почему-то так и не поднялся. Синигами понимал, что с ним что-то не так, но чувствовал и знал, что он уже в относительной безопасности: раны на шее и руках не смертельны, он дышит и в сознании. Поэтому Бог Смерти не смотрел на Зверя, словно прибитого к бетонному полу. Просто не мог, пока не покончит с каждым ублюдком, представляющим для Него хоть малейшую опасность. Оставалось уничтожить последнюю угрозу.       Крыса с ножом забилась в дальний угол, видимо, осознавая, что сбежать не удастся. Картина кровавой безжалостной расправы над собратьями внушала ужас и понимание, что никакое оружие, очевидно, не поможет в битве против самой Смерти, но боец всё равно решил не сдаваться. Всё же недаром он считался одним из сильнейших на этом ринге, недаром выигрывал столько схваток, недаром стольких убивал голыми руками или этим изогнутым ножом, зажатым в жилистый руке, недаром ведь… Или нет?.. Заглянув в ослепительно белую бездну глаз Бога Смерти, выжигающую яростным холодом всех и каждого на своём пути, бывалый боец с сомнением отступил к стене, отчаянно выставив перед собой кривое лезвие, перепачканное кровью Зверя. В разрезах узких глаз лысой крысиной башки застыл первозданный страх, подпитываемый ужасающим отчаяньем — лучшая пища для кровожадного Хищника, всё ещё не полностью утолившего жажду крови тех, кто посмел посягнуть на единственно действительно важное для него в этом мире.       Пригвоздив удушающим взглядом свою последнюю жертву к каменной стене, точно, как коллекционер, прибивающий тельце бабочки острой иглой к витрине, Синигами ринулся вперёд. Без тени сомнения или страха перед угрожающим ему лезвием в руках противника, без какого-либо промедления, без тени сомнения или хотя бы человечности. В последний момент перед взмахом чёрного клинка мужчина резко отскочил в сторону, левым плечом всё же напоровшись на выброшенную в отчаянии руку крысы с острым лезвием, но будто бы и не заметив полоснувший болезненным укусом и неглубоко разрезавший кожу удар ножа. Плавный красивый разворот, молниеносное, искусное движение вскинутой вверх руки, уверенно сжимавшей обтянутую кожей рукоять катаны — и голова последней, оставшейся в подвале мрази с характерным чавкающим звуком отлетела в сторону, лишаясь связи с телом. Боец не выронил свой жалкий ножик даже тогда, когда осевшее тело безвольным мешком сползло по стене, выплескивая последние остатки жизни с бурой кровью из разрубленной шеи.       Секунда, тихий выдох посреди воцарившейся в грязном и теперь залитом красной жижей подвале. Синигами развернулся медленно, будто чего-то опасаясь. Тело всё ещё не могло расслабиться, только мышцы теперь словно задеревенели. Прямо как тогда, в ту ночь, в том проклятом саду на окраине Токио, когда двигаться вдруг стало очень трудно. На плечи будто накинули свинцовое одеяло, где-то внутри грудную клетку пробивало крупной дрожью.       Тьма внутри и бесконечная праведная ярость возмездия и желания защитить самое ценное, подобные смертоносному урагану, обуявшему Синигами целиком и полностью, смиренно отступили, когда полыхающий серебристым огнём взгляд столкнулся наконец с другим — чёрным пламенем в глазах Зверя. Смертельное марево взора убийцы ушло, уступая место чему-то совсем иному — смеси нереальных и совершенно неописуемых эмоций, одновременно и холодных, и обжигающих. Мужчина замер так лишь на долю секунды, а затем мягким, привычно невесомым шагом ступил навстречу Блэку. Остановившись буквально в метре от него, Синигами кинул быстрый и какой-то растерянный взгляд на всё ещё сжатую в руке катану, тускло отливающую алым цветом целиком покрывшей лезвие крови. И резко отшвырнул её куда-то в сторону, уже не глядя на оружие и даже не обратив внимания на то, как верный меч с жалобным звоном ударился о бетонную твердь, словно став ненужным больше своему хозяину.       Ещё шаг, вплотную, медленно и тягуче. Чёрные глаза — жаркие, горящие бесконечно прекрасным огнём преисподней и невероятной внутренней силой и духом Зверя — пожирают, пробираются внутрь холодной грудной клетки Синигами, не встречая больше никакого сопротивления.       Бог Смерти обессиленно рухнул на колени прямо рядом с мужчиной и потянулся к нему всем телом, точно завороженный. Бледная ладонь осторожно легла на крепкую твердую грудь, горячую и пылающую, взгляд мягко скользнул вниз, по стальному рельефу мышц, к перекрытому новой татуировкой шраму у сердца. Прикосновение к Его коже настолько жаркое, что обжигает холодную плоть Синигами, едва ли не оставляя настоящие ожоги, но он лишь прижимает руку сильнее, с жадностью впитывая палящий зной могучего тела Зверя. Необычайно мягкое сейчас пламя ледяных глаз открыто стремится прямо в чужую бездну, с готовностью ныряя в чёрные огненные омуты, полностью раскрывая и выворачивая наизнанку свою давно остывшую и истосковавшуюся по дикому пламени грудную клетку.       Синигами склонился ниже, всё также медленно, нависая над донельзя красивым сейчас лицом Норвуда, приближаясь к нему с такой осторожностью, с какой приближаются к одичавшему животному, забывшему ласку того, кого когда-то считал хозяином. Но в этих тягучих движениях и серебристых радужках морозных глаз нет больше ни сомнения, ни страха, ни даже острого, режущего холода ледников — только мягкий, обволакивающий и решительный светлый огонь. Склонившись совсем близко, вплотную, явно ощущая уже опаляющий жар Его кожи, мужчина медленно прикрыл глаза и на мгновение прижался прохладным лбом ко лбу Зверя — жест совершенно интимный и доверительный, максимально открытый, заменяющий все нужные и ненужные слова. Тихий выдох облегчения почти прямо в горячие губы Блэка: в этот самый момент показалось, что всё наконец закончилось и стало так, как должно быть. Тьма внутри Синигами расступилась под напором рвущейся вперёд сущности Хищника, стремительно несущейся навстречу всепоглощающему Огню.       Он открыл глаза и немного поднял голову всего на короткое мгновение, чтобы ещё раз заглянуть в эти невероятные, горящие ярче и сильнее всех светил мира глаза. Холодная ладонь, всё также прижатая к горячей, вздымающейся от дыхания могучей груди Зверя, плавно переместилась немного выше, к шее, касаясь бережно, даже ласково, и не задевая свежей неглубокой раны почти у самого кадыка, кончиками пальцев ощущая бесконечное тепло Его кожи. Синигами вновь опустил веки и порывисто, с искренней и самой настоящей жаждой, холодным поцелуем впился в опаляющие и плоть, и нутро, и всю его суть горячие губы Блэка. Жадно впитывая невероятный природный жар, присущий лишь Ему одному, ощущая на своих устах его дикую знойную терпкость и беспрепятственно впуская в своё тело и холодную чёрную душу его лавой бегущий по венам неудержимый Огонь. Почти как тогда, в том странном сне из прошлой, как казалось, жизни, только теперь — наяву, намного сильнее, намного отчаяннее, намного глубже, желаннее и жарче.       Нутро Пантеры, полностью ожившее в тот момент, когда холодная кожа Синигами коснулась горячего тела Зверя, восставшее из пепла холодной ядерной зимы, наконец вернулось туда, где должно было быть — туда, куда стремилось, кажется, бесконечно долго. Больше без страха сгореть дотла или даже насовсем погибнуть в истинном диком пламени Норвуда Блэка, а отдаваясь ему — целиком и полностью, и духом, и телом, без остатка.       POV Блэк.       Пёс уже давно заметил, что моменты умиротворения в его жизни, подошедшей к логическому завершению, можно пересчитать по пальцам. Все события — сплошь порывы, несущие Зверя на упругих искрящихся гребнях огненных волн бытия. Дикая скорость гнала вперёд такой беспомощный по своей природе дух Зверя. По мере того, как острие ножа усиливало давление на глотку, нутро Блэка вливало в жилы необъяснимую усталость, пока ещё безуспешно пытающуюся побороть Ярость. И все же навязчивая идея опустить руки, позволить убийце свершить задуманное мерзким паразитом извивалась в мозгу. Отвратительная мысль показала зубы, намереваясь впрыснуть парализующий яд в обезумевшего Беса нутра, когда оглушающий грохот автоматной очереди бесцеремонно заструился по слуховым каналам.       Наёмник сразу же отстранился, пятерня, державшая клинок, потеряла твердость. Норвуд, обессиленно раскинувший налившиеся свинцом руки, смотрел на лысую крысу и понимал — подобный ужас способна вызвать лишь близость неминуемой гибели. Дыхание самой Смерти ложилось инеем на вытянувшееся обескровленное лицо японца.       Быстро, как и всегда. Стихнувшая раскатистая безостановочная пальба уступила место какофонии, состоящей из дисгармоничных истеричных воплей, чавканья, свиста клинка, звука рассекаемой плоти, парочки жалких выстрелов и причитаний Кондо — судя по высоким истошным нотам, это его голос. Оседающая бетонная пыль проникала в приоткрытые губы и душила. Ладони жгло свежими глубокими порезами. Тело — непосильная ноша, могильной плитой раскинувшаяся на поле боя. И только нутро, принюхиваясь, прислушиваясь и скалясь с опаской, ощущало Его присутствие. Белый пламень объял трещащее по швам сознание Зверя. Шипение чёрного клинка заползало в уши. Образ Йена Сальваторе, подобно воскресшему Лазарю из Вифании, стремительно разрастался и заполнял собой естество Пса. Взрывоопасная смесь чувств, динамитом заложенных под набитой маской они, облаками отравляющих химикатов давала о себе знать. Голова шла винтом. Глохнущие уши забивали белые шумы. Работающая на пределе возможного сердечная мышца раз в десять секунд делала кульбит. В безумных глазах, впитавших в себя все соки злобы людской, отразилось тягучее огненное тепло — горькое, как окаянная полынь, и сладкое, как свежий майский мед. Бездна пристыженно отступила, взирая исподлобья на ожившего Человека внутри Пса. Преисподняя с дьявольским сожалением разжала челюсти и окунулась во мрак, вернув на место все семь печатей, запечатав врата.       Норвуд, все это время буравящий взором низкий потолок с мигающей лампочкой, перекинул переливающийся всеми оттенками пробудившихся эмоций чёрный взгляд на Бога Смерти. Мужчина больше не смотрел внутрь, отказавшись от служения похотливой Бездне; он выжигал ревущим пламенем свой Смысл. Свою Любовь. Окольцовывал длинными жгучими языками огня, лившегося из беспросветного мрака звериного ока, застывшую фигуру ронина — прекрасного, как верховное божество японского пантеона. Серебряный пожар тронувшихся льдов до упоения сладко стискивал сердце воинственного Волка, сжигал, рвал на куски и вновь собирал ошмётки воедино. Хотелось сгореть в холодном желанном огне. И возродиться, подобно ощетинившемуся Фениксу. Только для Него. Всегда. Зверь быстро взглянул на демонстративно выброшенную катану — и снова вцепился с дикой жадностью в бесконечно обожаемого и яро ненавистного спасителя.       «Наваждение. Глюки. Может, сдох уже?» — уцелевшие крохи разума безнадежно пытались объяснить происходящее. Почему он упал на колени и… прикоснулся? Блэк метнул искрящийся взгляд на прохладную длань, трогающую раскалённую грудь. Выдох колом застрял в горле, кадык замер в едва уловимой дрожи. Истерзанное нутро одичало забилось под бледностью сильной пятерни, пульс ядерными взрывами колотил уши — казалось, ещё немного, и барабанные перепонки попросту порвутся, выплёскивая наружу плавящиеся мозги. Кровь кипела колдовским варевом, повышая температуру тела до состояния раскалённого железа. Жар Зверя яростно вливался в прикосновение Пантеры, порываясь вытеснить безграничный холод, осветить тьму, заключить в свои пылкие объятия.       Он все ближе. Норвуд, превозмогая боль от фантомной рези в глотке, тяжело сглотнул. Грудь вздымалась выше обычного, поддаваясь рвущемуся изнутри Церберу, тремя пастями прогрызающему себе дорогу наружу.       «Невозможно».       В залитом первородной магмой взгляде метались влажные блики отчаяния, переливающегося отсветами любовной ярости и тенями непонимания. Ощутив твердь высокого лба на своей распалённой коже, Блэк со скрипом стиснул зачесавшиеся клыки и прикрыл глаза — стоит их открыть, и все исчезнет. Он уверен. Всего лишь жестокие игры воспаленного деформированного разума.       Отяжелевшие веки рванулись вверх, обнажая огненную бурю всего спектра неудержимых эмоций. Зрачки пульсировали, то и дело меняя размер с крохотных колких точек на растекающиеся демонические зеркала. Нелогичная, пугающая, но такая необходимая ласка холодной руки находила отклик в лице глухого жалобного рокота, срывающегося на гневные поскуливания — собака ведёт себя подобным образом, когда любимый Хозяин, периодически избивавший преданную дворнягу, наконец смягчается и проявляет темную, всепоглощающую любовь. Если бы не действие грёбаного наркотика, Блэк отскочил бы как можно дальше — теплота ледяного пламени пугала, нежность Синигами заставляла нутро громко надрывно лаять и поджимать хвост под самое брюхо. Жилы шеи ударялись угрожающим зноем о подушечки длинных, практически белых пальцев.       «Нет».       Вновь эта запретная близость. Мягкий убаюкивающий холод обжигал, драл вены. Огонь взмыл ввысь, хлестал, кусал, обжигал до углей плоть Хищника, умоляя его остановиться, прекратить пытку.       «Зачем ты меня терзаешь, ублюдок?»       Суженные раскосые глаза Зверя увлажнились праведным гневом — осознание происходящего с трудом продиралось сквозь сплошную завесу чёрного дыма потерянности. Тяжесть оцепенения снова накрыла прибитое к полу тело, когда мягкие сладкие уста прижались к зною губ Пса.       «Не смей!»       Пламенеющий взгляд сквозил поднявшимся со дна страхом волка, посаженного в клетку ради забавы. Мозг бил тревогу, призывая оттолкнуть безжалостного Хищника, обезопасить себя. Однако испуганное нутро — полноправный владелец — подталкивало на ответ. Тело, действующее вразрез с гласом разума, не могло отказаться от близости, что так отчаянно жаждало. Сильнее. Глубже. Импульсы несокрушимой силы духа прострелили сущность брюнета и сорвали оковы онемения.       Ещё ослабленный, но неимоверно горячий и необузданный, Норвуд потянулся руками к Сальваторе. Губы податливо открылись навстречу холодному и честному поцелую самурая, размякая под ожогами трепетного мороза. Пальцы порывисто, с жадностью голодной псины вцепились в тьму волос Хозяина, обрезая все пути к отступлению и вынуждая стать ещё ближе. Невыносимый зной пасти Блэка омывал губы и рот Владельца, скатываясь в его заиндевевшее одинокое нутро. Губы Зверя хаотично, с животной дикостью сминали половинки рта Йена. Постепенно наливающиеся былой силой руки комкали заметно отросшие волосы, пропуская пряди сквозь пальцы и вновь вбирая их в стальную хватку. Жаркий язык, не проникая в недра чужого рта, лишь пылко мазал линию уст, теперь отвечающих с таким же желанием. Ожившие мускулы спины прошибало плавными изгибами в надежде слиться воедино с Пантерой, повторить каждый рельеф Его тела, сцепиться навечно с этой мощью. Врождённый зной Норвуда Блэка накрыл Хозяина шапкой ядерного взрыва, впуская мрачную стужу ронина внутрь. Мужчина отдавался целиком, рычал гортанно и тепло, с любовной страстью и готовностью впитать всю боль возлюбленного. Выдержать истинную чудовищную силу Огня Пса способен только Синигами. Исключительно для него живёт вечный бесконечно преданный Пламень воина.       «Это не сон. И не смерть».       Обнажив хищные волчьи клыки, растущие из розовых дёсен, внезапно разъярившийся Демон со всей силы, до острой отупляющей боли и багровой ссадины, вцепился в нижнюю губу Пантеры — укус одичавшей испуганной собаки, позволившей погладить себя лишь на миг.       В глазах стоит неприкрытая ревущая Ярость. Задышав сбивчиво, точно загнанная борзая, Норвуд тряхнул головой и за волосы, с ожесточенной грубостью, рванул голову Сальваторе в сторону.       — Какого хуя ты творишь, уёбок? — устрашающий рык бойцовской псины дёрнул саднящую глотку. Все ещё полностью не вернув контроль над телом, Норвуд упёрся руками в литые плечи самурая и отпихнул его от себя, на импульсе до треска дёрнув окровавленное кимоно. Гнев изжогой омывал стенки пустого желудка. Проклиная свое жалкое состояние, Блэк, до натужного скрипа стиснув челюсти, оскалился и оторвал лопатки от земли. Задеревеневшие мускулы с трудом перекатывались под упругим кожным покровом. Медленно, комок за комком, сталь мускулатуры всколыхнула торс, полностью отодранный от горизонтальной грязной поверхности.       — Пошел ты нахуй, Сальваторе, — рыча сквозь плотно сжатые зубы, мужчина упёрся ладонями в пол и неспешно, пытаясь унять дрожь в трясущихся непослушных ногах, выпрямился. Правда, Пса сразу же повело в сторону, из-за чего он врезался в стену и, царапая ногтями раздробленную автоматом стену, с видом абсолютно бешеным попытался хотя бы в очередной раз не рухнуть наземь.       — Пошел нахуй. Ты, кусок мудла. Сначала исчезаешь, — подмываемый обнаженной безудержной Яростью, Зверь оттолкнулся от стены и, широко расставив ноги, вперил бездонный дьявольский взгляд в Синигами, — потом, блять, делаешь вид, что знать меня не знаешь. Затем спасаешь…       Налившиеся испепеляющей абсолютной силой мышцы затянулись вулканической твердью под охваченной огнем татуированной кожей. Угрожающий рык постепенно нарастал до звучания убийственного рёва Беса.       — Снова прогоняешь. Да ещё и с ебучей угрозой. Говорил, мол, башку мне снесёшь, если ещё раз сунусь, — искаженная злобным непониманием волчья морда тянула оскал Они, — и я же, блять, сделал, как ты хотел. Тут твоя задница снова решила заявиться. Спустя месяц. Пришел и…       Прищурившись и лихорадочно блеснув тьмой глаз, Зверь поджал губы — забытый охлаждающий вкус Хозяина осел на мягкой плоти, впитался в нее, опьянял. Злил. Притягивал. Заставлял ненавидеть. И любить. Всплеск агрессии вылился в душераздирающий завывающий вопль, рванувший напряженное горло Пса. Согнув ногу в колене, мужчина, действующий на неистовых уничтожающих эмоциях, пнул валявшуюся неподалеку отрубленную голову.       — Сука, как же больно, — севший голос понизился до хриплого тягучего шёпота, — ведь по-прежнему люблю тебя, урод.       Твердь груди трясло глубоким буйным дыханием. Оскалившись от неприятных ощущений, разрезающих поврежденные ладони, Блэк, пошатываясь, поплёлся прочь, не обращая затуманенный взор на ронина. Едва живой рассудок сверлил череп решением уйти отсюда. Навсегда поставить точку. Исчезнуть. Но все никак не унимающееся нутро настойчиво тянуло назад, к тому, что действительно желанно.       Пёс остановился, качнувшись на шаткой опоре ног.       «Не хочу оставлять тебя. Снова».       Рывок — Норвуд развернулся на месте и, вплотную приблизившись к Пантере, все ещё неподвижно сидящей на полу, наклонился. Татуированные пальцы дерзко, с беспрекословной мощью вцепились в материю чёрного кимоно и дернули Хозяина вверх, вынудив слегка оторваться от земли. Из раскрывшейся горячей пасти Зверя показался вёрткий красный язык, жарко скользнувший по месту жёсткого укуса на нижней губе Синигами. Извинения, принесенные зноем тела, самые искренние — Блэк знал это, как никто другой. Упругая плоть жала с лаской истинного зверя прошлась по изгибу уст Владельца. В ранее безумных глазах мирно плескалась жаркая жертвенная любовь — Норвуд вверил своё изувеченное нутро в лапы Хищника, ведь ради Него он на всё готов. Без преувеличений.       — Поехали отсюда. Наверняка уже в курсе, где я остановился. Не забыл ещё, как байк водить? — томно выдохнув в губы любимого мужчины, Зверь порылся в заднем кармане брюк и выцепил ключи от новенькой «малышки», швырнув их на колени ронина. Взгляд, невероятно теплый, мерцающий искрами волчьей преданности, омывал огненными водами одинокие отвесные скалы из серебра. Едва касаясь невесомым поцелуем полюбившихся уст, с протяжным треском сильнее натянув кулаком ткань традиционного одеяния, Норвуд прошептал раскатисто, до неприличия интимно, окатывая пасть Пантеры тяжестью знойного дыхания: — Я хочу быть рядом, Йен Сальваторе. Всегда.       Напоследок чувственно зажав зубами подбородок Хищника, Блэк выпустил смятое кимоно из тисков руки и направился к выходу из этого злачного подвала — в этот раз Сальваторе не оттолкнет верного Волка.       Потому что любит.       Теперь Норвуд это знал.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.