VIOLENCE INSTINCT

      POV Блэк.       Острота чужих зубов растекалась по языку приятной негой. Зверь смаковал укус. Вкус Йена Сальваторе затопил ненасытную пасть, стекал к глотке и всасывался в мокрые ткани органов. Ложная нежность прикосновения на холке всколыхнула в бездне взгляда, подёрнутого гарью хищной страсти, свирепствующий огонь. Жидкий металл глаз Хозяина разгонял бешено скачущий пульс по горящему телу Пса, плотоядно омывая тугие узлы мышц. Нутро, рычащее со всей дикостью волчьего возбуждения, голодно облизывалось, изнемогая от ожидания следующего выпада Пантеры.       И Они получил желаемое. Сила беспрекословной хватки на глотке, скованной буйной жаждой, побудила сердце сделать кульбит. Удар спины о влажную стену душевой пробил грудину сиплым выдохом, вылившимся в оскал заведённой собаки. Кадык загнанно толкался под властью ладони. Непроглядная тьма дерзкого взора пылала распутством ревущего беса. Абсолют клыкастой Похоти поработил пылкую натуру Блэка, призывая всего себя отдать Владельцу на растерзание. Разум давно потух, первобытные инстинкты же направляли адски жгучего Зверя.       Жёсткое соприкосновение лица с кафелем, а затем и явственное ощущение чужого крепкого члена меж ягодиц не вызвали яростного желания взбунтоваться; напротив — Норвуд, бьющийся в эротическом исступлении, протяжно зарычал сквозь возбуждённо ощеренную пасть и самозабвенным наклоном головы потянулся за зноем выдоха Йена. Распятие на спине пробило мелкой дрожью от жара губ на мочке уха. Собственническая констатация факта со стороны Синигами эхом раздавалась на задворках сознания. Глаза в наркотическом наслаждении закатились под дрогнувшие веки. Напряжённое горло драла вибрация низкого рокота.       «Твой. Только твой».       Рывок за литую плоть бёдер прошиб мускулистый стан извивающейся волной мышц, вымогая у позвоночника мужчины все четыре изгиба похотливой глубины. Тело Пса охотно, с животной инстинктивной отдачей отзывалось на любые манипуляции со стороны Хищника, словно Норвуд был рождён для того, чтобы принять весь морозный зной Его жажды. В расплавленном сознании брюнета пульсировало неизведанное, ранее чуждое желание. Трение раскалённого естества о промежность зада пускало жадные огненные потоки к собственному раздражённо подрагивающему пенису, прижатому головкой, сочащейся подэякулянтом, к плоскости стены. Поставив ладони на скользкую от воды плитку, Зверь ретиво подался бёдрами навстречу Сальваторе, запрокинув отяжелевшую голову на бесстыдном рычащем стоне. Бессознательное, стихийное желание близости любимого мужчины топило в агоническом наслаждении. Норвуд не отдавал отчёта своим действиям — только порывисто двигался на голых потребностях нутра.       Кровожадная мощь челюстей на плече прострелила существо Пса электрическим разрядом. Пах сводило изматывающее напряжение — хотелось излиться от отупляющей боли клыков Пантеры. В трахее застрял шумный выдох, оставив пасть широко разинутой в немом рокочущем возгласе. Дьявольски вспыхнувшие чёрные глаза сначала резко распахнулись, а затем вновь скрылись под свинцовыми шторками век. Зверь, привыкший играть роль охотника и всегда до уязвимой белизны костей обгладывающий свою добычу, впал в подлинное безумие — Хозяин был первым, кто пометил Блэка. Плечо лихорадило под сокрушительным давлением чужих зубов. Бешеная псина познала сладость укуса. Оскал Хищника ослеплял и будоражил эрогенную зону сознания.       Мышцы рефлекторно напрягались под пятернёй, уверенно стекающей к паху. Власть в руках Йена нравилась оголённому первородному пламени Норвуда. Плоть под ловкостью длинных пальцев жалобно дёргалась. Вязкая бесцветная предсеменная жидкость вытягивалась из мочеиспускательного канала под подушечкой большого пальца, массирующего разгорячённую головку. Высоко вздымающуюся грудь колебала развратная симфония слившихся воедино стонов, рыка и знойных шумных выдохов. Периодически раздвигая рот в волчьем алчущем оскале, обнажая клыки до дёсен, Пёс яро толкался тазом навстречу руке, надрачивающей ствол горячо ноющего члена. Приближение яркого, рвущего башню оргазма отзывалось редкими судорогами в натянутом до отказа, плотно сбитом татуированном теле.       Капкан, захлопнувшийся на шее, выдернул из недр грудной клетки хриплый вздох упоения. Перед прикрытыми глазами расстилался блаженный мрак, вызванный эротическим удушением и изредка дробящийся алыми вспышками. Уши заложило. Адамово яблоко сводило от вдалбливания в жилистую шею. Объятое нестерпимым, испепеляющим все живое жаром тело Блэка влилось в торс Сальваторе. Бёдра, подстраиваясь под хозяйский темп, резко толкались вперёд под воздействием твёрдого члена. Зверь, ни черта не соображая, добровольно потирался задницей о терпко пахнущую мужскую плоть, выпрашивая больше грязных ласк, наезжая промежностью на пик набухшего пениса.       Клыки, сомкнувшиеся на холке, довели Норвуда до вершины животного удовольствия. Загривок с сучьим возбуждением горел в тираничной пасти Пантеры, стиснутая глотка содрогалась в сиплых блядских стонах, переливающихся рычанием сытого волка. Неистовый звериный оргазм сокрушил распалённого брюнета — Блэк кончил, откинув затылок на точёное надёжное плечо Владельца. Пёс излился двумя тугими струями горячего семени, выплеснувшегося на кафельную стену. Голова шла винтом, угрожая столкнуть псину в омут мучительно-сладостного забвения. Разряженная плоть, все ещё конвульсивно дрожа, устало обмякла в широкой ладони Йена. Вплотную прижавшись неестественно выгнувшейся спиной к могучему торсу Хищника, Они скользнул онемевшей рукой назад, к крепкому бедру Сальваторе. Татуированные пальцы порывисто впились в бледную молодую кожу и рванули Синигами вперёд, требуя в момент его эякуляции быть как можно ближе. Копчик ощутил вес тягучей спермы, быстро смываемой водой; ягодицы чувствовали, как расслабляется естество. Наконец освобождённое горло разорвалось в глубоком вдохе, насыщая горящие лёгкие спасительным кислородом. По постепенно оседающему в чувственных объятиях стану Зверя все еще пробегали импульсы томных судорог. Нервно-мышечное напряжение плавно отпускало окутанного жаром мужчину, взбесившееся кровяное давление постепенно снижалось.       Все еще путаясь в неге посторгазма и не имея возможности запустить мыслительный процесс, Норвуд слегка крутанул торс и повернулся лицом к Йену так, чтобы у Пса была возможность вцепиться зубами в сладкие уста Хозяина. Холку и плечо пожирало неудержимое пламя умопомрачительной боли. Бока раздувало тяжёлое драное дыхание — знойное, как ветер раскалённой пустыни. В смазанном, совершенно ручном взоре, утонувшем в вулканических кратерах расширенных зрачков, полыхала безудержная преданная любовь, смешенная с безбашенной страстью. Движимый огненными порывами волчьих чувств, Блэк вывалил из жаркого рта язык и вяло вылизал губы удовлетворённой Пантеры, согнув руку в локте и запустив пальцы в отросшие, отяжелевшие из-за воды патлы мужчины.       Спустя пару мгновений транс брюнета схлынул под напором ледяной стали осознания произошедшего. Зрачки резко сузились до диких сверкнувших точек, а пальцы до болезненного натяжения вцепились в чужие волосы. Недавно доверительно обмякшее тело, жадно льнувшее к Йену, подобралось сжатой пружиной. Калейдоскоп испытанных ощущений и переваривание собственного поведения клокотали в глубине черепной коробки ужасающим пониманием — будучи опьянённым, Пёс х о т е л испытать жажду Сальваторе на гораздо более глубоком физическом уровне.       «Я хотел, чтобы он что…вставил мне?» — от этой парализующей мысли спинной мозг застыл, обездвижив Зверя. Словно ужаленный, Норвуд отдёрнул руку от прядей Владельца. В горле першило — глотки давались с трудом. Слюна в пасти скопилась тошнотворной вязкой массой. Виски долбило паническим страхом и свирепой злобой — в первую очередь, на самого себя.       «Нет».       Отчаянное отрицание затмевало поплывший рассудок. Ноги одеревенели. Норвуд Блэк никогда не допускал мысли, что он хочет быть выебанным мужиком. Пусть это даже его законный Хозяин. Волчий взгляд осатанело метался по душевой, и, как бы брюнету ни хотелось, отвращения действия Йена не вызывали; теперь не только задница, но и член другого мужчины казались Они возможностью получить наслаждение. И это пугало. Заставляло воющее и скалящееся нутро метаться между ребрами.       Протолкнув глоток по фантомно саднящей глотке, Блэк со свистом втянул воздух в высоко поднявшуюся грудь и скрипнул крепко сжатыми челюстями. Удерживаясь одной рукой за стену, Пёс, пошатнувшись, вынырнул из объятий Хищника. Движения — скованны. В голове — утомляющая выжженная пустошь. В яростном порыве Зверь выбросил вперёд руку и стиснул пальцами горло Сальваторе — вовсе не жестоко, слегка надавив ладонью на кадык; этот жест напоминал, скорее, попытку утопающего выбраться из водной безжалостной толщи, отыскать спасение. В лаве непокорного и теперь немного потерянного взора плескался оскаленный страх, впивающийся своими хлёсткими всполохами в серебристую гладь глаз напротив.       — Нужно, — некогда рычащий насыщенный голос звучал глухо, звуки вырисовывались с трудом, ложась на самые губы Йена, — собираться.       На долю секунды прикрыв безумно сверкающие глаза, Норвуд спазматически дёрнул головой и, выпустив из слабых тисков шею Пантеры, поплёлся к выходу из душевой, погрязнув в пепле своих заживо расчленяющих размышлений.       ***       Через несколько часов кто-то из людей Синигами передал довольно увесистую сумку со стандартным содержимым: два добротных ствола, повседневная одежда, билеты на поезд до Саппоро, а уже оттуда — на автобусе до какой-то Богом забытой деревушки, несколько телефонов с новыми сим-картами и качественной защитой от прослушки, ноутбук.       Блэк первым делом проверил обоймы обеих пушек, пока ронин облачался в обычную одежду, избавившись от кимоно и хакама, провонявших смертью. Про себя Пёс отметил, что в простеньких тряпках Владелец выглядит забавно. А когда-то этот прожжённый самурай ходил щеглом в том гадском мегаполисе — казалось, та эпоха прошла давным-давно, сотни лет назад. Прищурившись, мужчина отточенным резким движением вогнал обойму в рукоять ствола.       Последнее, что брюнет сделал перед тем, как если не навсегда, то надолго покинуть временное пристанище, так это достал из шкафа парочку тугих пачек японских бабок — налички и того, что покоилось на недавно открытом банковском счёте, должно было хватить на ближайшее будущее.       Небольшая стопочка купюр — арендная плата с процентом за причинённые неудобства — легла на письменный стол, рядом с лаконичной запиской для настрадавшегося переводчика:       «Если вернусь и узнаю, что толканул кому-то мой байк, урою нахуй».       ***       Дорога до точки назначения в сумме заняла часов двенадцать: девять — на поезде, до станции Саппоро, еще три — до искомой деревеньки, куда ходит всего лишь один автобус. Надёжнее этого места — только дикие горы.       Еще около часа потребовалось на поиски нужного домишки. Постройка обнаружилась на опушке леса, за плантациями рисовых полей, в сорока минутах ходьбы от самой деревни, жизнь в которой текла слишком вяло. Всю дорогу, от самого Киото, Блэк либо спал, как убитый, чувствуя защитные вибрации со стороны Хищника, либо молчал, однако безмолвие не было гнетущим, некомфортным: Пёс не сверлил Йена голодным жгучим взглядом, как это делал обычно, не дёргался; он горел смирно, со сдержанной дикостью, сохранив в теле лёгкое напряжение. Чернота глаз полыхала неоднозначно и будто бы была направлена к волчьему нутру.       Недавние события и многочасовая поездка навалились на Зверя неподъёмным грузом — за последние сутки могучее закалённое тело Норвуда сильно истощилось. Мужчина знал, что и ему, и Йену жизненно необходим здоровый отдых, поэтому единственной вещью, интересующей псину, было любое ложе.       Довольно просторный, местами обветшалый традиционный дом — за время пребывания в Японии брюнет наблюдал массу похожих строений, разве что этот экземпляр обладал каким-то особым шармом. Должно быть, сказалось практически полное отсутствие влияния цивилизации. Даже не позаботившись о походе в ванную, только демонстративно помочившись снаружи, на свежем воздухе, Блэк окинул взглядом вереницу дверей сёдзи — в доме две комнаты.       — Если понадоблюсь, буду рядом, — проворчав устало, Норвуд скрылся за одной из дверных невесомых рам, утонув во мраке берлоги без окон.       POV Йен.       Полностью объятое жаром одуряющей эйфории тело приходило в себя медленно, будто нехотя. Огрубевшие за несколько месяцев от рукояти меча ладони Синигами всё ещё с упоением впитывали каждое движение могучей груди Норвуда, дыхание которого постепенно успокаивалось. Налитые сталью мышцы, ощущаемые в крепких чувственных объятиях и руками, и широкой грудью Йена, расслаблялись, всё ещё мягким огнём растекаясь по всему торсу Пантеры, не желающей выпускать своего Зверя. Своеобразное обладание Блэком на уровне и духовном и физическом вызывало в нутре пылко разгорающееся тепло, и отнюдь не из-за удовлетворения желания властвовать или подчинить. Впервые за очень долгое время или, вернее сказать, даже за всю жизнь, Йен осознал, что быть рядом с кем-то и знать, что этот кто-то, этот совершенно особенный для него человек, безраздельно принадлежит ему и никому другому — для него уже жизненно важно и необходимо.       Звериная ласка Пса, ни на что не похожий поцелуй или, скорее, укус и его пылающий на губах терпкий, неповторимый вкус — затопили внутренности новым потоком ожившей лавы, целиком уже затопившей хладную обитель Хищника. Мужчина ещё сильнее стиснул руки, обвивающие раскалённый торс Блэка цепкими тисками в отчасти эгоистичном желании сделать Его ещё ближе. Уста сами, инстинктивно, ответили на животный порыв Норвуда, язык Пантеры с умиротворяющим, едва слышным рыком на миг встретился с горячим жалом Пса. Белое пламя взгляда Синигами, подёрнутое вязкой дымкой истинного наслаждения и удовлетворения, горело ровно, нежно и доверительно при столкновении с бездонными чёрными глазами того, кто стал нелюдимому одиночке, давно погрязшему в собственной пустоте, ближе всех на этом свете. И эта близость всё ещё вызывала где-то глубоко внутри беспокойную, будоражащую вялое, неповоротливое сейчас сознание дрожь — никогда прежде Хищник не чувствовал себя настолько умиротворенным и наполненным, но вместе с тем — и настолько уязвимым.       Неожиданно огрубевшая, слишком сильная хватка пятерни Блэка в длинных прядях и как-то лихорадочно сверкнувшие зрачки мужчины резко вывели Йена из состояния туманного транса. Растекшийся плавленым металлом взор Синигами обрёл четкую осознанность и блеснул молчаливым вопросительным непониманием, когда ставшее уже едва ли не продолжением собственного, расслабленное тело Зверя напряглось под мягкими хозяйскими ладонями сжатой пружиной. Обсидиановый взгляд Норвуда, размеренно тлеющий ещё секунду назад ласковыми углями — тоже изменился в один момент.       «В чём дело?»       Всё ещё слабо соображающий Сальваторе уже хотел было задать вывернувшемуся из объятий мужчине вопрос, что наверняка прозвучал бы вслух невероятно глупо, но осторожная хватка руки Пса на шее предусмотрительно остановила порыв. Чуткое к близкому ему Зверю нутро Пантеры, научившееся куда лучше теперь улавливать перемены в его настроении, настороженно встрепенулось, но не стало выражать пока что своего беспокойства. Йен лишь медленно, заторможенно кивнул в ответ, списав такие резкие изменения в поведении Блэка на вполне разумные мысли о необходимости как можно скорее покинуть Киото и скрыться.       ***       Нанятые Сальваторе люди, готовящие побег для него и Пса заранее, со вчерашнего дня, привезли необходимые вещи и билеты по указанному адресу спустя какие-то полчаса после сообщения от босса. Потраченные деньги, чуть ли не последние, не были вложены впустую, что определенно радовало: «исчезновение» Синигами с радаров якудза, сидящих на хвосте, подготовили грамотно. Следы запутали, ресторанчик, разнесенный Йеном накануне в пух и прах — сожгли дотла, сделав всё, как надо и скрыв от врагов хотя бы на какое-то время пребывание там Бога Смерти.       Доставили самые нужные вещи в сумке, достаточно просторной, чтобы без подозрений уместить почти метровую катану. Йен же нацепил на себя простейшие шмотки, призванные хоть частично скрыть броскую внешность — черная толстовка с капюшоном, полностью закрывшая ключицы с татуировкой, наверняка с какого-нибудь вещевого рынка или дешевого магазинчика на окраине; такие же тёмные, будто бы даже поношенные, простенькие джинсы, кроссовки и даже спортивная кепка с длинным козырьком, чтобы скрыть длинные, закрученные в пучок волосы Синигами. Затем тщательная проверка оружия, профессионально осуществленная Блэком — вот и все быстрые сборы. Вагон поезда и мерный стук колёс встретили их уже через час.              ***       Пёс, всю долгую дорогу до нужного места словно погруженный глубоко в себя и отчего-то отстраненный, заставлял белый смирный холод глаз Пантеры то и дело вспыхивать настороженным непониманием. Как будто что-то в Блэке все-таки едва уловимо изменилось после произошедшего утром в душе, и Йен никак не мог понять, что именно, хоть понять и хотел. Теперь эмоции и даже мысли Норвуда для открывшейся с новой стороны Пантеры стали важны; он желал понимать этого человека больше и лучше, неосознанно улавливал малейшие перемены в его взгляде или повадках, и искал их причину.       Временно перекладывая всё это, замеченное им, на обычную усталость мужчины за последние тяжёлые для них обоих сутки, Хищник лишь тихо и молча наблюдал со стороны, практически не сомкнув глаз за весь многочасовой путь к забытой всеми богами и людьми деревушке где-то на краю цивилизации, не забывая также внимательно следить и за обстановкой вокруг.       ***       Спустя около двенадцати часов поездки до пункта назначения, выбранного очень даже удачно, судя по явной отдалённости от густонаселённых районов Японии, Йен уже валился с ног от усталости и хотел только поскорее упасть на какую угодно более-менее мягкую поверхность, избавившись от непривычных телу сковывающих шмоток, и погрузиться в крепкий глубокий сон. Сознание жестоко дробило на осколки отупляющей головной болью, одеревеневшие конечности двигались на каком-то автомате, как машина, следуя до указанного дома по составленной информатором карте на экране мобильника.       Небогатое и явно старенькое строение в традиционном японском стиле встретило прохладой и сумрачным уютом бумажных стен и перегородок. Скинув куда-то в угол сумку с вещами и лишь беглым взглядом оценив аскетическое убранство жилища, Хищник проследил усталым взглядом за крепкой спиной Блэка, что почти сразу, только переступив порог дома, поспешил скрыться за одной из раздвижных дверей. Тяжело выдохнув в немного пыльное пространство комнатки и не задумываясь пока о причинах своих же порывов и желаний, мужчина бесшумной тенью последовал за Норвудом, на ходу стягивая с себя дешёвые неуютные вещи и бросая прямо на пол, не глядя. Сейчас в утомленном долгим бодрствованием мозгу горело призывным светом только одно желание — поспать.       Почти беззвучно, привычным движением сдвинув в сторону сёдзи, и так же задвинув обратно, Йен тихо проник в комнату. Никакой мебели: только футон, разложенный в центре спальни на полу, укрытом потёртыми временем тростниковыми татами. Достаточно широкий, чтобы уместить и двоих без каких-либо неудобств.       Не спрашивая разрешения у вопросительно уставившегося на него с порога Блэка, Сальваторе уверенно направился к этой «постели» и незамедлительно устроился прямо рядом с мужчиной, удобно вытянувшись во весь рост на довольно мягком матрасе и расслабляя уставшее, освобождённое от лишней одежды тело. Облегченно выдохнув, он прикрыл глаза и почувствовал на себе опаляющий в полумраке пронзительный взгляд Норвуда. С мягко тронувшей уста слабой улыбкой спокойствия, Йен все же ответил на его немой вопрос, нарушив густую тишину низким, бархатистым полушепотом:       — Вот теперь — рядом.       POV Блэк.       Утомлённо чернеющий взгляд лизали языки уязвлённого, беззащитного пламени. Приподнявшись на руке, согнутой в локте, Блэк диким отчаянием выжигал приблизившегося Сальваторе. Непонимающий огонь глаз загнанно метался по блаженно вытянувшемуся мужчине — он подобрался непростительно близко.       «Слишком близко».       Воспалённое сознание билось в бреду. Желваки, вторя скрипу до костяной боли стиснутых клыков, тяжело переваливались под гладью кожи. Ответ на немой вопрос Зверя рикошетом отскочил от внутренней стенки черепной коробки и ядовитым свинцом поразил мозг, работающий на пределе своих возможностей.       Лёгкая улыбка, всколыхнувшая линию губ Йена, стянула звериную глотку сухой резью. Настороженная безысходность во взгляде уступила место приливу жарких необузданных чувств. Натужно сглотнув, Норвуд потянулся к устроившемуся рядом Хозяину и склонился над ним ревущим эмоциональным пламенем. Близость этого человека стирала само понятие рационального, заглушала инстинкт самосохранения.       Белизну сверкнувших зубов в разинутой пасти разрезал проворный пылкий язык — привычное мокрое пекло жала легло на уста Синигами. Пёс с плавящей лаской влюбленного животного слизал усталую полуулыбку, мягко тронувшую красивые бледные губы. Желание как следует распробовать Хищника, смаковать каждую его бесценную эмоцию дробило поскуливающее нутро.       От губ, напоследок яро прихваченных зубами, — к жёсткому изгибу нижней челюсти. Клыки Зверя со всей глубиной чувства прикусывали низ мужественной скулы, подбородок, возвращались к плоти уст. Гортань содрогалась мирными раскатами рокота. Размашисто вылизав пульсирующую жилку на шее Владельца и горячо выдохнув в недра уха, брюнет ретиво тряхнул головой.       Мощные челюсти болезненным укусом ужалили ушной хрящ Пантеры, и Пёс отпрянул в сторону, переместившись на потёртые тратами. Сбивчивое дыхание раздувало татуированные бока и в лёгких судорогах колебало мускулистую грудь. Взгляд полыхал разверзнувшейся бездной, обнажившей все страхи Норвуде Блэка, захлёбывающегося в лавовых потоках извергающегося вулкана истерзанной души.       — Дай мне немного времени.       Брюнет резво подорвался с пола. Подцепив брошенные неподалеку от футона брюки, Зверь вытянул из кармана пачку сигарет и, шлепая босыми ступнями по тростнику напольного покрытия, скрылся за беззвучно отодвинутой сёдзи.       ***              Лютые стремления, когда Блэк хотел быть рядом с кем-то, по пальцам можно пересчитать. И каждый раз псина имела право сохранять близость только при опасливо натянутой дистанции. Со временем такого рода дрессура мутировала в привычку — и О́ни потерял всяческие навыки эмоционального общения с другими людьми.       Даже невзирая на то, что сам бы сгустком сплошных чёртовых эмоций.       «Спать рядом с тем, кого любишь, да?..»       Такие простые вещи, как объятия или же деление одного ложа, казались чем-то невероятным. Странным. Пугающе… человеческим? Пожалуй, это подходящее определение происходящего — того, что с подачи Йена Сальваторе со скрипом вплеталось в картину мироздания одичавшего Зверя.       Йен Сальваторе… Когда этот удивительный мудак видел в Блэке исключительно надёжного телохранителя, все было гораздо проще: Пёс мог, как и прежде, существовать в зоне своего деформированного комфорта — любить издалека и ненавидеть вблизи.       Сейчас же воющий и скалящийся сквозь магму крови Волк чувствовал — клыки Пантеры вошли в холку на чудовищную глубину; впились с яростным чувством — неогранённым, таким же девственно чистым, неопытным, но до ужаса искренним.       Если так подумать, чем вообще вшивая бойцовская псина заслужила любовь безгранично одинокого ронина? И, говоря о чувствах, уместно ли искать опредмеченную причину духовной связи? Мужчина ступал на территорию тяжёлых размышлений, прежде никогда так сильно не накрывавших его.       «Вот теперь — рядом».       Он нуждался в Блэке. По крайней мере — сейчас.       Пришёл добровольно, откликнулся; Он — человек, что так долго был одинок и наконец решился впустить в свою жизнь первозданный Огонь.       Впечатав тлеющую сигарету в опору покатой крыши, оставив в структуре дерева чернеющий ожог, Норвуд раздражённо потёр задеревеневшую шею и двинулся обратно, в сторону комнаты.       Для того, чтобы быть рядом. По-настоящему рядом. Пусть ради этого и придётся наступить себе на горло.       ***       Количество сигарет в помятой упаковке уменьшилось вдвое. Зной дыхания Норвуда крепко пропитался табаком. Прошло около двух часов — дом утонул в ночной гуще.       Зверь знал, что Сальваторе не спит, но все равно ступал по тростнику татами бесшумно, собрав литые, но пластичные мускулы воедино. Раскалённые угли глаз, охваченных алыми отсветами, обжигали почти что абсолютную наготу Хозяина. Неизменно горящий пламенем тысячи солнц взор вливался в ветви чернильного клёна, впитавшего в себя десятки жизней, в развитые натянутые мышцы под гладким мрамором кожного покрова. Подкрадываясь все ближе, Пёс остановился у вытянутых ног Хищника и плавно, не издав ни звука, сел на самый край футона.       Подобравшись одичалым волком, поднявшим шерсть дыбом, мужчина смотрел одуряюще тепло, выворачивая упирающееся нутро наизнанку, показывая Пантере все рубцы и слабые места — брюнет делал то, что до этого не позволял себе ни разу.       Изогнув спину колесом и ссутулив непоколебимые плечи, Блэк, найдя опору в жилистых руках, склонился к голеням Владельца. Не касаясь желанной кожи губами, лишь вытягивая за собой шлейф жаркого дыхания, Норвуд поднимался все выше, показывая каждой клеточке божественного хозяйского тела, насколько же сильно пылает Зверь, потерявший рассудок из-за глупых чувств.       Мягкие губы на мгновение прихватили выступающую тазовую косточку, после чего потянулись дальше, утаскивая за собой весь постепенно расслабляющийся стан О́ни. Волны его природного пламени растекались по плавкому серебру Синигами, согревали рьяно. Подтянувшись к сильной шее, Блэк оставил продолжительный поцелуй на рваном бледном шраме — месте яростного укуса, некогда пропитанного исключительной ненавистью.       Движения Пса всё ещё сквозили некоей неуверенностью, зажатостью; забитое поджарое тело медленно, словно не до конца убедившись в правильности происходящего, укладывалось рядом. Сохранив натяжение мускулатуры, Норвуд повернулся на бок, лицом к Йену, и невесомым мановением пальцев коснулся иссиня-чёрных длинных прядей его шелковистых волос.       — Не привык я к такому, смекаешь? Спать с кем-то рядом, касаться вот так, — словно в доказательство сказанному, татуированные костяшки, испещрённые бесчисленными ссадинами и шрамами, скользнули по точёной скуле мужчины. Зверь рычал ласково, с интимной откровенностью, вверяя в бархатистые лапы Пантеры сокровенное: — Ты первый, с кем я могу быть… в общем, таким. И это пиздецки пугает.       С виду бесстрашный волчий дух вспарывал брюхо своей сути, признаваясь в эмоциональной слабости. Кадык дёрнулся при сглатывании. Пальцы мягко, но при этом настойчиво вплелись в патлы самурая — и принудили его склонить голову к плечу, подставляя холку с заветными иероглифами. Потускневший, но всё такой же кричащий укус ласкал волчий глаз. Норвуд размашисто вылизал загривок Владельца и мазнул по признанию горячими губами.       Однажды преданная собака приходит к принятию нового Владельца, ставшего смыслом ее жизни, с трудом; не стоит на месте, а идёт к желанному — ползком, рыча, выписывая ритуальные круги, подбираясь вплотную и сразу же отскакивая.       Чтобы потом, убедившись в искренности и силе духа избранного, прижаться косматой башкой к любящей ладони.       Как и любая собака, всецело доверившаяся своему Человеку, Блэк немного съехал вниз и уронил буйную голову на твёрдую грудь Сальваторе, прислушиваясь к ритмичному биению могучего сердца самурая. Повернувшись к Пантере, Норвуд, взирая снизу вверх, натолкнулся тягучей любовной тьмой взгляда на серебристый взор Хозяина. О́ни — до неприличия честный, как и всегда, в меру дерзкий, подчёркивающий независимость своей натуры. Густой рокот наконец целиком расслабившегося Зверя вибрациями разбегался по мощи грудной клетки Йена:       — Ради тебя справлюсь с любой хернёй, что нутро грызёт. И буду рядом, несмотря ни на что.       POV Йен.       Утомленное всеми последними безумными событиями тело инстинктивно уже тянулось навстречу тёплому пламени Пса, длинными жаркими языками неподдельных, безумно искренних чувств омывающему нутро. Непривычные совсем ещё недавно, горячие прикосновения Блэка и его волчьи повадки теперь казались неотъемлемой частью окружающей действительности, став чем-то необходимым слишком, невообразимо быстро. Откровенно кайфуя от мягких, ласково обжигающих укусов Зверя, Йен прикрыл глаза, растворяясь в спокойствии и чувстве истинной, никогда ранее не доступной ему теплоты. Бледные пальцы машинальным чувственным порывом скользнули к напряжённым мышцам крепко сбитой спины Норвуда, укрыв жар его горящей кожи успокаивающей прохладой, очерчивая сильный позвоночник и плавно поднимаясь к затылку, ещё едва ощутимо саднящему от укуса клыков Пантеры. Не дотрагиваясь до краснеющей отметины, ладонь мягко перетекла выше, зарывшись в короткие пряди стриженых волос.       Сейчас каждое пылкое касание огненного Зверя уже не воспринималось в похотливом ключе, не будило дремлющую внутри необузданную страсть, даря только ощущение умиротворения и вызывая лёгкие, мирные мурашки, слабо растекающиеся волнами по всему мрамору закаленного нечеловеческим режимом тела Синигами.       Расплавленный негой чувств и заторможенный тяжелой усталостью мозг отказывался воспринимать и анализировать какую-либо информацию извне, желая поскорее погрузиться в необходимый отдых. Но внезапная боль от острых клыков Пса на чувствительном тонком хряще уха и его резкий порыв в сторону — насильно вырвали дремлющее сознание Пантеры из своеобразного полусна. А произнесенные дальше Норвудом слова и чёрная бездна его дикого, какого-то загнанного взгляда, наполненная ничем иным, как глубинным страхом, различимым проницательным взглядом Хищника даже в полумраке пустой комнаты — и вовсе ввели мужчину в ступор. Сердце глухо ухнуло о ребра, отозвавшись на эмоции ставшего слишком близким человека. Страх Блэка, так явственно отраженный в красивых огненных глазах, задел что-то внутри Йена, потянул за тугие струны, натягивая напряжением уставшие мышцы и одновременно запуская в голове такой нежеланный для истощенного сознания мыслительный процесс.       «Чего ты боишься? Того же, что и я?..»       Раньше упорно гнавший эти мысли, теперь он не мог остановить их и просто закрыть глаза на происходящее с Блэком. Хищник, привстав на локтях, по инерции потянувшись за отстранившимся от него мужчиной, непонимающим пытливым взглядом ловил каждое движение Пса. Первым бездумным порывом было сорваться следом за ним, но в проснувшемся осознанном разуме мелькнула здравая мысль: остаться, уважать границы и чувства Норвуда, что бы с ним не происходило, и как бы всё это не было дико непривычно и для самого Йена. Прикусив язык и сдержав почти рванувшееся вперёд тело, он остался на месте, лишь беспокойно полыхнувшим льдистым взглядом проводив широкую татуированную спину Зверя.              ***       Время вяло текло растянутой резиной. Хотелось курить, но собственного курева Йен в спешке так и не купил, отвыкший от вредной привычки за месяцы тренировок и обитания в доме клана, а единственную пачку сигарет в доме забрал с собой Блэк. Которого, между тем, не было уже около часа.       Хищник загнанно метался по комнате пылающим холодным взглядом, словно прожигая тонкие стены жилища; периодически поднимался и нервно ходил из угла в угол, точно раздраженная большая кошка, бьющая кончиком хвоста о землю и скалящая клыки с недовольным гортанным рычанием. Несколько раз порывался выйти, но останавливал сам себя на пороге, скрипя зубами и сжав кулак на тонкой поверхности сёдзи.       «Дай мне немного времени», — простая просьба Пса, совершенно ведь спокойно выполнимая. Но сейчас отчего-то дробящая и так раздавленный мозг на десятки осколков. Мужчина знал, что Норвуд рядом и точно не уйдет далеко, был в этом уверен, но ожидание и непонимание ситуации целиком, как и неспособность эту ситуацию контролировать — изматывали.       В попытках понять страхи другого, Синигами обернулся прямо лицом и к своим, размышления о которых за прошедшие сумасшедшие дни всеми силами гнал как можно дальше. Слишком сильно и ярко ощутимые чувства, странные, дикие, непривычные и совершенно нехарактерные для всю жизнь одинокого и закрытого Сальваторе, никого и никогда не пускавшего настолько близко и даже не желавшего подобного допускать — в такие моменты подавляли свободолюбивое нутро и поднимали из глубин какую-то вязкую неясную панику.       Ощущение и осознание собственной едва ли не абсолютной беззащитности перед этим человеком либо же из-за него, в связи с полностью лишёнными рационального логического смысла чувствами — окатывало холодной пугающей волной, вызывая внутреннее неприятие и сопротивление какой-то части личности, всегда разумно мыслящей, этому бурному чужеродному потоку заполняющих всё в нём эмоций.       Ещё той ночью, в ванной, открываясь кому-либо впервые, Йен будто бы добровольно выворачивал себя наизнанку перед Блэком, совершенно подавив инстинкт самосохранения и переступив через все свои внутренние границы, попросту разрушив их. Теперь этих границ, что раньше ограждали хладную твердь чёрной пустой души Синигами неприступными стенами — не было. И всегда непоколебимый, независимый и донельзя самоуверенный, теперь Йен Сальваторе чувствовал себя уязвимым, как никогда. Стоит Блэку сделать шаг к пропасти или в лапы любой опасности — и мужчина, не раздумывая, бросится за ним. Стоит кому-либо или чему-либо стать для Пса малейшей угрозой — и Йен сделает абсолютно всё, чтобы его защитить, без тени страха или сомнений поставив собственную жизнь на кон.       Обретение смысла и цели существования в другом человеке на самом деле пугало мужчину до одурения. Сам факт того, что он, Йен Сальваторе, смог подобное допустить — казался чем-то невероятным. Факт того, что он, вечный одиночка, никогда действительно не нуждавшийся в других людях и привыкший к одиночеству, теперь не видит себя без другого человека, перевернувшего его жизнь, личные правила и принципы с ног на голову своим появлением — сводил с ума. Выползшие на свет глубинные страхи, таившиеся в тенях, тягучими щупальцами тянулись к воспалённому сознанию ослабленного Хищника.       ***       Полтора часа. Или уже два? Сейчас, съедаемый внутренними демонами и противоречиями, Йен снова ощутил себя запертым в ненавистной клетке перегородок, которые ненавидел с детства. Хотелось разрубить их катаной или вырвать руками, хотелось нарушить просьбу Пса и пойти за ним, чтобы просто всё выяснить и решить.       «Он правда боится того же?»       Ведь, если задуматься, оба они с Блэком, пусть и казались иногда полными противоположностями, были во многом очень похожи. Сальваторе не многое знал о прошлом Норвуда, кроме каких-то сухих фактов из досье и того, что сам успел увидеть и узнать в его огненной натуре, почерпнуть из пристальных наблюдений за поведением мужчины и его же слов. Но почему-то казалось, чувствовалось даже на уровне глубоко интуитивном, что дикий и сильный дух Зверя, пылающий необузданным пламенем самой свободы, возможно, мог бы и бояться таких простых вещей, что для других, обычных, «нормальных» людей кажутся элементарными — истинной близости с кем-то и собственных живых, пылающих эмоций.       Это внезапное осознание, продравшееся сквозь дебри ревущих в глубине души страхов, почему-то наконец успокоило панически мечущееся нутро Пантеры, одолеваемой глухим тихим отчаянием. Простое понимание того, что кто-то близкий рядом с тобой так же может по-глупому опасаться простейших вещей, как и ты сам.       Йен остановился посреди комнаты, замерев на мгновение, медленно глубоко вдохнул, выдохнул, и улегся обратно на футон так, словно и не вставал оттуда. Внутренняя паника постепенно отступала под твердой уверенностью, что теперь он просто будет рядом с Блэком, чего бы тот не опасался и о чем бы ни переживал. А значит — они оба справятся с чем угодно, каждый со своими демонами и страхами. Но главное — уже не по одиночке.       ***       Норвуд вернулся в комнату тихо, почти бесшумно, как крадущийся волк, принеся с собой лишь легкое дуновение ветра снаружи и неугасимый огонь собственного тела, который Хищник хорошо чувствовал теперь и на расстоянии. Йен не шевелился, замер, лишь встречным прохладным светом глаз опаляя в ответ горячий взгляд как будто осторожно приближающегося Пса.       Спокойно наблюдая за мужчиной, Синигами впитывал каждое его движение, улавливал малейшее колебание окутывающего Блэка пламени, невзирая на повисшую в комнате густую ночную тьму. Чувствовать кого-то эмоционально настолько сильно — всё ещё было дико и странно, но желание этого, чувствовать и понимать — превозмогало необычные, отчасти пугающие ощущения.       Зной дыхания и взгляд его Зверя — своего, близкого, ложились на прохладу кожи и все рубцы тёмной, некогда опустошенной души Синигами успокаивающим теплом. Йен видел, понимал, ощущал, как самоотверженно и честно открывается перед ним сейчас Блэк с совершенно другой, новой стороны, оголяя свою изнанку и признаваясь в недопустимой для его сильной, вольной натуры слабости. Видел и тянулся ему навстречу всем своим нутром, готовый так же распороть собственную грудную клетку хоть голыми руками, если потребуется.       Вырванное изнутри искреннее признание Пса, близкого сейчас, на расстоянии лишь выдоха, и ласковые касания его жёстких, грубых рук — развеяли остатки любых сомнений и страхов, только сильнее укрепив уверенность Йена в том, что рядом с Ним всё это — лишь незначительные пустяки. Хладнокровный разум, сеющий эти самые противоречия — пристыженно заткнулся, вновь утонув целиком во всепоглощающем огне близости с этим невероятным человеком. Полностью поддавшись всем действиям Блэка и внимая каждому его слову, Пантера, тихо урча и отвечая доверительным, понимающим взглядом, покорно застыла рядом, словно не желая спугнуть такой важный и откровенный порыв мужчины. И лишь когда он договорил, маревом бесконечного тепла обняв увитый ветвями клёна стан Хозяина, тихо наблюдавший Хищник осторожно протянул руку к красивому лицу, коснулся волос и жёсткой скулы невесомо, едва ощутимо, кончиками пальцев. Подушечкой большого медленно очертив четкую линию заостренной челюсти и подбородка, нежно дотронулся до мягкой нижней губы, плавленым серебром по-особенному тёплого взгляда прожигая каждую черту лица и глаза Зверя так, будто хотел запечатлеть этот момент в своей памяти навсегда.       — Меня тоже всё это пугает, — слабо улыбнувшись лишь уголками рта, совершенно серьёзным, тихим голосом заговорил Йен спустя пару минут тишины. Глубокий тембр Хищника мягким бархатом оседал в пространстве комнаты; слова, произносимые впервые в жизни вслух, лились уверенно, предельно откровенно, без доли сомнения: — Ты — моя слабость. Единственная. И это страшно… Но вместе с тем ты — и моя сила. Потому что рядом с тобой я смогу справиться с чем угодно.       Скользнув бледной ладонью к смоляным волосам Пса и утопая в бездне его плавящего внутренности взгляда, Пантера буквально мурчала — так, как умеют только большие хищные кошки, на низких гортанных вибрациях, с полным, всеобъемлющем доверием к тому, кто рядом.       — Я буду с тобой. Обещаю, что никуда не уйду. Несмотря ни на что.       Негромкий голос постепенно перетек в тёплый интимный полушепот, и в серебристых глазах Йена блеснул искренний, уверенный свет:       — Норвуд, я понятия не имею, что такое любовь. Но точно знаю, что с тобой я хочу всего и сразу.       POV Блэк.       Тишина вливалась в настораживающую, однако жизненно необходимую ласку сильной руки. Серебристый пламень завораживал, натягивал цепь пойманного и прирученного Зверя. Блэк инстинктивно следовал наклоном головы за прикосновениями Хозяина, потираясь щекой о длинные нежные пальцы.       Голос, что хотелось слушать вечно, с чувством трогал слуховые рецепторы — Зверь впитывал каждое слово, ощущая, как пульс резко учащается, точно намереваясь разодрать вены. Сердце громыхало в застывшей груди. Громкость дыхания убавилась до возможного минимума, не нарушая интимность происходящего.       Хищник любит — так сильно, что Норвуду хотелось сгореть дотла в белом пламени мурчащей Пантеры. Жить ради Него. И умереть, если потребуется.       Только ради Него. Всегда.       Наверное, это первый раз, когда Йен Сальваторе назвал псину по имени. В груди защемило. Глотку затопило нестерпимым жаром.       «Всего и сразу» гремело в ушах раскатами эха.       Полностью утонув в желании слиться с чёрной, но такой тёплой душой любимого мужчины, отдать ему каждый кусок плоти и извлечь собственную окровавленную душу, Пёс рванулся к губам Владельца и накрыл их своими в мягком поцелуе — без тени животной страсти. Используя только губы, жарко сминая ими уста ронина, и зубы, Зверь с кротким рычанием покусывал податливые половинки рта. Обе загрубевшие ладони легли на шею Сальваторе, большими пальцами упираясь под острые углы нижней челюсти, тем самым притягивая Синигами как можно ближе.       С трудом оторвавшись от сладких бледных губ, Блэк на судорожном знойном выдохе прижался лбом к надбровной дуге Хозяина и сглотнул, пламенно шепнув в пасть Пантеры ответ на голую искренность:       — Забирай меня — всего и сразу. Мой Огонь будет гореть только для тебя.