VIOLENCE INSTINCT

      POV Блэк.              Почему хозяйская рука отвергает ласку верной псины? Должно быть, в тех случаях, когда питомец переходит границы дозволенного. Виновата глупая шавка, сомнений быть не может. В конце концов, Владелец всегда прав.       Всегда.       Незримый иней обездвиживающими иглами врезался в хребет Пса, нестерпимо холодными клинками разрезал костную ткань позвоночника и замораживал спинномозговую жидкость, циркулирующую в желудочках головного мозга.       «Что я сделал не так?» — наивный вопрос мёртвым грузом лёг на закопчённые зеркала зрачков. Огонь, что секунду назад неистовствовал в зверином взгляде, загнанно сжался до состояния двух еле-еле дышащих искр. Злобный рык Хищника болезненно резанул слух. Не сопротивляясь силе толчка, Блэк побитым щенком рухнул на землю, не отводя потухшего взора от возлюбленного.       «Почему ты не смотришь на меня?» — вопросительная конструкция, буквально раздавливающая череп тисками тотального непонимания. Норвуд молча считывал каждое роботизированное движение самурая. Пожухлая трава, распушённая изморозью, неприятно щекотала горячую поясницу Пса, застывшего в одном положении. Нутро съёжилось от вьюги, гулявшей меж рёбер.       Он уходит. Бросает что-то небрежно. Не разобрать. То ли извиняется, то ли посылает. Руки всё ещё помнят особое тепло тела Йена. Широкая спина, недавно отзывавшаяся на жар О́ни притягательными изгибами, скрылась за рамой сёдзи.       Демон около минуты бездумно пялился в преграду, отделяющую его от того, что желанно. Но некая неведомая сила точно приковала к твёрдой ноябрьской почве. Безобидная по своей сути трава теперь ощущалась сотнями толстых игл; свободное небо — графитовой крышкой собачьего гроба. Тело не слушалось — словно чужое. Или скованное цепями. Медленно оторвав безжизненный взгляд от двери, за которой исчез Сальваторе, Оками вздрогнул. Пожалуй, сейчас Блэк впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему одиноким и выпотрошенным. Совсем как до прихода в «Арасаку». И вовсе не потому, что ронин отринул желания Зверя. Нет. Просто Он давно не отводил своего льдистого ока от Волка. Потеря зрительного контакта с тем, кого любишь, утрата возможности вбирать в себя драгоценные эмоции — Норвуд забыл, насколько это страшно.       Вслед за давящим ощущением утраты Его близости — в первую очередь, ментальной — извилины осветила молния понимания: Сальваторе точно так же, как и Блэку, чужда принимающая роль. Будь то секс, сражение или даже сама Жизнь. Чёрт возьми, Йен Сальваторе даже Смерти не позволит овладеть собой без боя, что уж говорить о Псе.       Воспоминания об испытанных муках ужаленной гордости, злобе, страхе прокручивались в понурой волчьей башке, упавшей на грудь.       — Ну конечно. Думал, так просто — захотел и взял? Еблан, — горько усмехнувшись, Норвуд, сминаемый осознанием, запрокинул голову и взглянул на пасмурное небо, налившееся свинцом непогоды. В воздухе стоял морозный запах, разъедающий слизистую носа. Снег выпадет — собачье чутьё редко подводило брюнета. Зверь вяло облизнул потрескавшиеся губы, стянутые сухостью.       Удивительно, но ни злоба, ни тяга сорваться с места и уйти куда глаза глядят не стимулировали мыслительные процессы Демона. Лишь острая нужда в Его тепле колесила по пустошам необъятного волчьего нутра.       «Я стану тем, кто достоин тебя».       Судорожно втянув воздух в остывшие лёгкие и выдохнув до упора, тем самым очищая разум от ртути непрошеных раздумий, Зверь оттолкнулся ладонями от земли и вскочил на ноги. Пятерня порывисто взъерошила волосы и съехала на холку, расслабляюще помяв затёкшую шею. Не медля ни секунды, мужчина направился в дом.       Гончая больше не станет поджимать хвост и сбегать.              ***              Блэк бесшумно приблизился к Хищнику со спины и опустился на корточки, вплотную прижимаясь пылким торсом к напряжённым лопаткам. Пёс очертил кончиком носа иероглифы на загривке Йена и на выдохе запечатлел продолжительный поцелуй на выпирающих позвонках. Опустив веки на мирно тлеющие угли чёрных глаз, О́ни навалился на Хозяина сзади, опустил голову на непоколебимое самурайское плечо и аккуратно вынул сигарету из губ Синигами. Когда Норвуд в последний раз видел его курящим? Давно. Очень давно. Брюнет затолкал прикуренную папиросу в свою ненасытную пасть.       Своевольно обнимая Владельца, опаляя его до скелета, Цербер смотрел вдаль, задумчиво смакуя сигарету. Едкий дым горечью забивал прокуренную глотку. Температура тела черноволосого Беса омывала тепловыми волнами враждебно настроенного самурая, тем самым успокаивая и давая понять, что на сегодняшний день нападений хватит.       — Прости меня, — убаюкивающий рокот завибрировал в горле. Клыки лениво пожёвывали фильтр тлеющей сигареты: — Не только за то, что избил. Многое себе позволил, понимаю.       Блэк действительно понимал — это раздавалось в грудных раскатах его хищного голоса. Финальная тяга — долгая, сытая. Пальцы вынули бычок изо рта и щелчком отправили его в полёт. Кончик языка ковырнул десну над острым клыком. Сильные жилистые руки сгребли холодного ронина в охапку, удерживая в чувственных объятиях. Пёс губами подобрался к уху любимого и, ласково куснув хрящ, рыкнул:       — Помоги мне стать сильнее, Йен.                     POV Йен.              Раздражение вместе с металлической злобой ледяными острыми иглами впивалось в подкорку мозга ронина, вытесняя все остальные эмоции и даже застилая хладнокровный разум. То ли давала о себе знать ментальная усталость за все тяжёлые последние дни, то ли масштаб ущерба, нанесённого гордости Сальваторе.       Никто и никогда прежде не изъявлял желания и не смел даже пытаться овладеть им. А тем более — таким образом. Подобное желание не вписывалось в картину мироздания Йена Сальваторе, который выстроил себя самого и свою жизнь так, чтобы он сам контролировал всё и всех вокруг себя. Он берёт, он управляет, он овладевает. Он Хищник, он выслеживает и преследует добычу, чтобы взять желаемое, положенное ему по праву. Он есть жизнь, он есть власть, а порой — даже и сама Смерть. Сальваторе всегда действовал в своих личных интересах и по собственной воле. И никто не мог изменить этого долгие годы. Ни начальство «Арасаки», ни даже сам Синода, как бы они ни пытались, ни какие-либо другие люди.       «А он смог. Изменил меня».       Периодически заползающий в сознание Йена страх вновь дал о себе знать, протягивая липкие чёрные щупальца к Пантере. Цепь, сдавившая глотку хищной кошки, тяжёлым ярмом тянула к земле.       Но ведь Синигами уже отдал свою чёрную душу и сердце на съедение О́ни. Добровольно, по собственному желанию пошёл на это, по собственному желанию пал перед мощью любимого Демона и с полной готовностью и бесконечной любовью отдался ему во власть. Тогда почему сейчас вполне естественное желание Блэка овладеть и его телом вызвало в нём такой сильный внутренний протест и злость? На кого он злится на самом деле — на Норвуда или на себя самого?...       Захватив из комнаты одну из пачек курева Блэка, Йен вышел на холодное крыльцо дома. Сел на краю поднятого над землёй деревянного настила, прямо на покрытую тонкой коркой изморози поверхность. Щелкнула зажигалка, выбивая искру. Глубокая жадная затяжка на всю силу лёгких, несмотря на жутко саднящую после удара в горло трахею, — и внутренности грудной клетки объял горький ядовитый дым. Сколько он уже не курил? Последний раз был, пожалуй, в первый день прибытия в Японию. Тогда Йен убрал в комод в своей новой комнате, в доме Синоды, все вещи из «прошлой жизни». В нижний ящик отправилось всё, включая дорогую брендовую одежду, пистолет и сигареты. Остались только он сам и его верный клинок.       Солнце давно поднялось над Хоккайдо. Алый рассвет мягкими лучами рассеял густую морозную дымку, повисшую над полями земледельцев, и разлился за облаками розоватым молоком. Горные вершины вдали, неприступные в своем величии, утопали в холодной снежной белизне. Взгляд Синигами медленно скользил по этим далёким безмятежным пикам, находя в них какое-то успокоение и для себя самого.       «Чего я так боюсь? Быть с любимым человеком?»       Йен сделал всего несколько затяжек, а дальше сигарета просто бесцельно тлела в его губах. Задумчивый взгляд ронина стремился к бесконечному горизонту, когда он почувствовал Его тихое приближение. Бесшумные шаги Зверя за спиной. Горячая волна согревающего тепла мягко коснулась окаменевшей спины Хищника. Он невольно прикрыл на миг усталые веки и беззвучно выдохнул с облегчением. Сковывающие разум эмоции постепенно отступали. Близость Норвуда, которого Йен даже не ожидал увидеть рядом в ближайшее время, уже немного зная все звериные повадки возлюбленного, успокаивала лучше и сильнее, чем созерцание горных видов.       Извиняется?..       В льдистых глазах Синигами промелькнуло откровенное удивление. Он ожидал сейчас от Блэка чего угодно: праведной ярости, обиды, ответного раздражения, но не таких искренних, совершенно обезоруживающих извинений. Ощетинившаяся Пантера внутри спрятала острые когти и пристыженно затихла. Липкие холодные щупальца страха, бессильные перед Ним, убрались в свою глубокую нору. Напряжённые до стальной твёрдости мышцы ронина медленно расслабились, объятые близким, родным жаром Зверя. Боль ушла, отступив под напором пламени любимого Демона.       Йен повернул голову, чтобы заглянуть в горящие чёрные глаза Норвуда. Такие красивые, когда в мирных бликах обсидианового пламени отражается безмятежный пейзаж утреннего Хоккайдо.       Если так подумать, сейчас их жизнь, как никогда раньше, напоминает ту самую жизнь «нормальных людей». Спокойную, размеренную, практически семейную идиллию. А они никак не научатся наслаждаться этим спокойствием. Вечные изгнанники и одиночки, привыкшие в жизни только сражаться без остановки… Но сейчас, пока есть возможность, необходимо дать по тормозам.       «И просто быть рядом… вместе».       Прохладная ладонь Синигами ласково легла на мускулистое предплечье обнимавшего его Демона. Он подтянулся ближе и по-кошачьи потерся холодным носом об ухо Норвуда, прижался лбом к острой скуле и умиротворённо выдохнул. От внутренней морозной стужи не осталось и следа. Его тепло растопило все арктические ледники.       — И ты меня прости, — тихое, бархатистое урчание виноватой Пантеры мягко тронуло чуткий слух Зверя. Прохладная ладонь сильнее сжала горячую руку. — Дай мне немного времени.       Йен поднял голову и протянул пальцы второй руки к красивому лицу Блэка. Серебристые глаза Бога Смерти ласкали любимые черты исключительным теплом расплавленного драгоценного металла, белым пламенем самых тёплых звёзд. Очертив фалангами мужественную линию скул и широкой челюсти, Синигами мягким жестом повернул лицо Демона к себе, заглянул прямо в бесконечную глубину его пламенных глаз. Бросился в этот чёрный огонь без раздумий, целиком. Выдохнул в горячие губы своего Зверя, впитывая зной его дыхания:       — Стать сильнее можешь только ты сам. А я буду рядом. И научу тебя всему, что знаю сам. Обещаю.       Йен прильнул к обжигающим устам Норвуда долгим, по-звериному нежным поцелуем. Вложил в такое простое и одновременно самое интимное прикосновение всю глубину и силу своих чувств, которые просто невозможно было передать никакими человеческими словами. Закрепил данное им обещание. И поклялся самому себе, что сделает всё ради этого человека и того, чтобы их жизнь оставалась вот такой, как в этот самый момент. Как можно дольше.       Спокойная сизая дымка призрачным шлейфом медленно плыла над землёй куда-то ввысь, уносилась к оголённым кронам деревьев и далёким горным вершинам. Побелевшие от инея, замёрзшие поля мирно спали. Сквозь густую поволоку пузатых облаков на какое-то мгновение пробились яркие, сильные лучи осеннего солнца, озарив своим тёплым светом уединённое убежище двух хищников на краю Хоккайдо.