Это делают все... На площади Гриммо 12.

      Люпин и Тонкс, только вернувшись с задания, где им снова пришлось провести немало времени под одной мантией-невидимкой, уединились в библиотеке.       Точнее, они собирались писать там отчёт для Дамблдора, но поддавшись порыву, сначала сплелись в страстном поцелуе, а потом перешли к более откровенным действиям.       Их так охватила страсть, что они забыли закрыть дверь.       Тонкс почти сорвала с Люпина брюки, и с упоением сосала его член. Римус для удобства вынул одну ногу из штанины и облокотился о край стола. От наслаждения он запрокидывал голову и закрывал глаза, зарываясь пальцами в волосы Доры, нежно направляя её движения.       За дверью послышался голос Кингсли, он перекинулся парой слов с Сириусом, перед тем как зайти в библиотеку.       Римус и Дора резко оторвались от своего занятия.       Люпин понял, что надеть брюки он просто не успеет, так что накинул мантию-невидимку и залез под стол.       Дора поправила волосы, отдернула свою короткую юбку из красной шотландки с массивной цепью на поясе, и присела на стул перед столом, «писать отчёт». — Привет, Тонкс! — поприветствовал девушку Кингсли, заходя в библиотеку и присаживаясь в кресло. — Здорóва! — отозвалась Нимфадора. — А где Люпин? — Не знаю, где-то в доме. — Она очень правдоподобно пожала плечами. Но тут же вздрогнула, почувствовав, как заскользили ладони Римуса по её бёдрам прямиком под юбку.       Ей стоило колоссальных усилий сохранить внешнюю невозмутимость. Кингсли расспрашивал её о пожирателях смерти, за которыми они с Люпином сегодня следили. А Римус в это время, сидя под столом под мантией-невидимкой, уже избавил её от трусиков под короткой юбкой при помощи невербального заклинания.       Тонкс ощутила мягкое прикосновение губ Люпина и рефлекторно раздвинула ноги шире.       Римус провёл языком между половых губ, нежно и плавно двигаясь к клитору. Тонкс старательно пыталась скрыть на лице удовольствие.       Римус увлечённо вылизывал её киску, она изнывала от удовольствия и невозможности его продемонстрировать.       До Люпина Тонкс никогда и не испытывала удовольствия от оральных ласк, торопливые движения острым твёрдым языком, попытки теребить таким образом её клитор не приносили оргазма и казались мало впечатляющими. Гораздо большее удовольствия она могла доставить себе сама, скользнув рукой к заветному месту. Она считала, что значения орального секса для женщины сильно преувеличено, или это она такая неправильная, не способная кончить, несмотря на пыхтящего мужчину между её ног.       Но с Римусом всё было не так. Он мягко целовал и легонько посасывал половые губы и клитор Доры. Влажно и нежно ласкал языком, широким и мягким, но настойчивым. Он сам получал удовольствие от процесса, кажется, это было даже приятнее их долгих и страстных поцелуев в губы.       (По степени их любви к долгим объятиям и поцелуям, они подошли друг другу идеально, они могли часами лежать обнявшись и целоваться.) «Ты же мракоборец! — говорила себе Тонкс, — ты должна уметь скрывать эмоции…»       Она выпрямилась на стуле и сделала вид, что пишет отчёт, макнула перо в чернильницу и поднесла к пергамента. Кингсли перевёл взгляд на новый номер Пророка.       Дора приоткрыла рот в беззвучном стоне, не в силах сдержать волну удовольствия, она на секунду прикрыла глаза, перо громко скрипнуло в её руке, по пергаменту растеклась клякса.       Кингсли опустил газету, взглянув поверх неё на Тонкс. — Я такая неловкая, — со смешком сказала она, отвечая на взгляд Кингсли.       Это было так странно… Смотреть на другого мужчину, который находится от тебя в паре метров, когда прямо сейчас под столом тебе вылизывают клитор.       Должно быть, глаза Доры блестели сейчас особенно ярко, или флюиды исходящие от неё достигли Кингсли. «А она сексуальна. Хм… Она очень сексуальна…» — Кингсли неосознанно перевёл взгляд на её грудь, он заметил твёрдые возбуждённые сосочки, просвечивающие даже сквозь несколько слоёв одежды и почувствовал лёгкое возбуждение. Он отогнал эту мысль и снова загородил лицо газетой.       Дора изнывала от удовольствия, Римус в этот раз превзошёл сам себя, он так тонко чувствовал её, что каждое прикосновение его языка и губ, лёгкое щекочущее дыхание и нежное посасывание уносило её на вершину блаженства.       Она сжимала пальцы ног, она с огромным трудом сдерживала себя перед Кингсли.       А Римус старался всё делать бесшумно, от чего его движения были плавными и нежными.       Тонкс с трудом сдержала почти вырывающийся крик, переведя его в невнятное мычание и сжала руки в кулаки на столе.       Кингсли снова оторвался от газеты и взглянул на Тонкс. Она наклонила голову к пергаменту, делая вид, что вчитывается, её грудь вздымалась, губы припухли и покраснели от прилившей крови, дыхание участилось.       Кингсли приоткрыл рот в изумлении. Вот уже вторая женщина в этом странном доме кончает на его глазах без видимых на то причин.       Тонкс запустила пальцы в волосы, тяжело дыша, а потом ладонь проскользила по изящной шее, ключицам и упала на стол, снова напрягаясь, сжимая пальцы в кулак до побелевших костяшек. Её взгляд был затуманенный, она была уже на грани.       Возбуждённый Кингсли вспоминал МакГонагалл и не мог понять, что это? Особая магия дома Блэков? Или это с ним что-то не так?       Он видел по всем признакам, как Тонкс ни пыталась это скрыть, что она вот-вот испытает оргазм.       Кингсли отложил газету, звучно прочистил горло, сообщил, что пойдёт поищет Люпина и вышел из библиотеки, так скоро, как только смог.       «Чертовщина какая-то… Может быть это глупый розыгрыш? От Тонкс в принципе можно такое ожидать, но Минерва… А может быть, это была не она, а тоже Тонкс с изменённой внешностью?» — Кингсли достал из складок мантии носовой платок и вытер с лысины выступивший пот. Он всё ещё стоял у двери библиотеки.       В этот момент до его слуха донеслись сладостные неистовые стоны Тонкс, которая, похоже, получала сейчас множественный оргазм.       «Нет, в прошлый раз была настоящая МакГонагалл… Потрясающая женщина… Хотел бы я с ней…»       Кингсли тряхнул головой и начал быстро спускаться по лестнице, чувствуя, как напряжённый член трётся о тесную ткань под мантией.