Тепло на троих

      Калхи ожидал, что почувствует хоть что-то после разговора с любовниками, хотя бы удар по самолюбию, но внутри был вакуум — чёрный и всепоглощающий. Это ощущение было ему знакомо: так было после смерти отца. Он чувствовал себя брошенным, одиноким и загнанным в угол. И если тогда, будучи на последнем курсе университета, у него была возможность сосредоточиться на учёбе и на психотерапии, то теперь он был слишком занят: Моника тяжело переносила болезнь, на работе был постоянный завал, единственная подруга, с которой он общался, требовала к себе внимания и помощи в выборе всех свадебных аксессуаров. У него не оставалось времени даже поесть, не то чтобы сосредоточиться на себе, собственных эмоциях и мыслях.       Внезапные уколы грусти и скуки случались с ним, когда он тянулся к телефону, чтобы написать о чём-то в общем чате, поделиться успехом или спросить совета — только в эти моменты он вспоминал, что привык к Тине и Оливеру рядом, что теперь не чувствует того тепла, которое было ему необходимо.       — Ты дурак. — Моника лежала на животе, сняв кислородную маску и смотря на него через камеру телефона.       — Я не хочу говорить об этом.       — Как и весь прошлый месяц. — Мать закашлялась, но отказалась продолжать дышать в маске, пока не договорит. — Не со мной, так со специалистом обсуди это. Нельзя замалчивать.       — Я в порядке, — Брюс злился, сжимая кулаки и скрепя зубами, но не позволял себе срываться на матери, которой итак было несладко.       — Ты не в порядке, ты просто закрылся в себе. Или хочешь сказать, что они просто так тебя бросили или ты их?       — Они там, я здесь — это уже было определяющим фактором для нашего расставания.       — Херня. — Моника надела маску обратно, ворча в неё ещё что-то, но это было заглушено кислородным аппаратом.       — Я люблю тебя, мам, но тебе придётся поверить, что я в порядке.       Женщина махнула ему рукой и закатила глаза, отключая вызов, а Брюс тяжело вздохнул — такие разговоры давили ему на мозоль, которая не болела на постоянной основе, но нарывала, стоило ему о ней вспомнить. Чтобы не зацикливаться на собственных мыслях, Калхи позвонил подруге, которая должна была приехать в город за платьем.       Они с Бекой общались редко, а виделись ещё реже: девушка жила в пригороде, помогая родителям на ферме. Она предпочитала личные встречи, которые из-за общей занятости происходили редко, да и добраться до сельской местности было той ещё задачей. Однако, подружившись в самом детстве, когда семья девушки поставляла отцу скаковых лошадей в конюшни, они оставались самыми близкими друзьями, не боясь делиться друг с другом самыми личными секретами.       — Моника звонила, — Ребекка никогда не ходила вокруг да около, поэтому заговорила об интересующей её теме сразу после того, как пристегнулась на пассажирском сидении.       — И?       — Она рассказала мне про твоих любовников, о которых я, почему-то, ничего не слышала.       — Потому что это не важно сейчас.       — Это чуть менее важно, чем моя свадьба, Калхи. — Бека посмотрела на него, насупив грозно брови, и если у большинства знакомых девушек Брюса это получалось смешно, мило или неестественно, то у подруги выходила вполне внушительная гримаса.       — Мы уже расстались, когда ты мне написала о помощи в подготовке.       — И?       — А значит, что это не важно.       — Хуйня! Ты был влюблён в Оливера сколько? Пять лет? И оттолкнул его только потому, что ты больной на голову, так что это не та информация, которую ты бы скрывал от меня. Только если ты снова не ушёл в свою психованную фазу, где ты закоксовываешь свои эмоции внутри в большой и плотный шар дерьма, чтобы потом проглотить, проебать несколько лет в самоанализе и случайном сексе, а потом вернуться, как тот феникс.       — Очень подробное описание, — Брюс пытался перевести всё в шутку, улыбаясь криво, но продолжая смотреть на дорогу.       — Ты дошутишься, что я отменю билет на поезд и останусь.       — Будто я против.       — Ты не готов говорить об этом, — это был не вопрос. Калхи только вздохнул тяжело — она слишком хорошо его знала.       — Я знаю, что мне больно, грустно и одиноко сейчас, просто не чувствую этого всего.       — Это защитный механизм твоей психики. Но это не значит, что тебе не прилетит говна потом.       — Знаю.       — И я всегда на расстоянии телефонного звонка или очень долгой поездки по сельской местности.       — Знаю.       Бека кивнула, позволяя другу сменить тему и увлекаясь разговором о своём женихе и новых планах на свадьбу, а Калхи выдохнул спокойней.       Спустя два месяца почти без выходных, сна и нормального режима питания Калхи едва ли узнал себя в зеркале: он осунулся и похудел, под глазами пролегли тени, а вся его одежда пропахла табаком. Мужчина прикрыл лицо руками, устало выдыхая, умылся и уже хотел набрать телефон начальства, чтобы отпроситься в отпуск, когда на экране его телефона высветился звонок с незнакомого номера.       — Слушаю.       — Брюс Калхи? Это Шейн Виловски, не уверен, что вы меня помните.       — Помню. Что-то случилось?       — Я… возможно, с моей стороны не очень профессионально так поступать, но я не увидел другого выхода. Дело в Оливере и Кристине. — На этих словах сердце Брюса ушло в пятки от волнения. — Им нужна помощь, но из-за того, что наши профессиональные интересы с Оливером пересекаются, я не могу выступить помощником.       — Ближе к делу, — Брюс выдохнул, ощущая, как недобро колит сердце от одного упоминания этих имен спустя почти четверть года.       — Да, простите. Я знаю, что вы больше не на связи, но, возможно, они могли бы оформить на вас генеральную доверенность — они поженились, однако из-за ограничений в перелётах не могут сами заняться визой для Кристины. Вчера уже было подобное слушание, и доверенное лицо получило возможность заниматься визой для своего доверителя, так что… могли бы вы стать их доверенным лицом?       — Они знают, что вы мне позвонили?       — Догадываются, хотя просили меня этого не делать.       — Я согласен. Обещал им помочь, и я сдержу слово.       — Супер, — юридическое воодушевление было бы даже смешным, если бы Брюсу не стало в один миг так больно. — Тогда я позвоню вам, как только разберусь со всем.       Калхи попрощался, отложив телефон на раковину и делая глубокий вдох, чтобы не бросить устройство куда подальше. Агония — так можно было бы назвать его состояние. Все эмоции обрушились на него, снося все остатки адекватности на своём пути. Он не был уверен, что сможет поговорить с начальством, поэтому написал сообщение, что заболел и берёт себе неделю больничного, не намереваясь дожидаться ответа, — он достаточно отдал их компании, чтобы поставить их перед фактом. Калхи знал, что не найдёт их чат или переписку с кем-то из них в телефоне, просто потому, что удалил всё почти сразу после их последней беседы, поэтому не стал поддаваться искушению полистать их общие фотографии и набрал телефон матери.       — Да, дорогой, — женщина звучала уже гораздо более бодрой, чем до этого, а Брюс даже не знал, что хотел ей сказать. — Ты здесь?       — Да… я могу приехать? — это показалось ему правильной идеей — оставаться с этим одному не хотелось.       — Конечно. Что-то случилось?       — Да.       — Я жду тебя.       Говорить о Тине и Оливере по телефону не хотелось, хотя Брюс не был уверен, что сможет заговорить вовсе. Не видя ничего перед собой, он запихнул какие-то вещи в сумку, вызвал такси, не доверяя сам себе в том, чтобы садиться за руль, закинул рабочий ноутбук в рюкзак и вышел, как был в пижамных штанах и толстовке, к подъехавшей машине.       Дорога до дома матери заняла достаточно времени, чтобы показаться Брюсу почти что вечностью. Он попросил водителя заехать на заправку за сигаретами, а после уткнулся в телефон, невидящими глазами листая рабочий чат, где обсуждались планы на время его отсутствия. Как он оказался у входной двери, забыв позвонить в звонок, Калхи не понял, отмирая только, когда дверь ему открыли.       — Мистер Калхи, — Кайл, работающий на семью Калхи, сколько Брюс себя помнил, кивнул ему в знак приветствия и вытянул из ослабевших рук сумку. — Моника ждёт вас в гостиной. Вам помочь или вы дойдёте сами?       — Я дойду, спасибо, Кайл.       Только лишившись сумки в руках, Брюс почувствовал, как судорожно дрожат его пальцы, после отмечая, что его глаза щиплет, будто он вот-вот расплачется, но рыдать не получалось — он пытался, пока ждал такси. Хотелось снова вернуться в замершее состояние и отключить эмоции, но сделать этого не получалось.       — Дорогой. — Моника встретила его на входе в гостиную, обнимая крепко и обрабатывая его руки антисептиком сама, после стягивая с сына медицинскую маску и провожая к дивану — женщина ясно видела, что Брюс не способен сейчас мыслить трезво, даже чтобы выполнять банальные действия.       — Они поженились. — В нём не было ревности, которую он сам от себя ожидал. Мужчина испытывал самое горькое счастье, которое не мог даже вообразить, собирающееся в горле комом, от которого было сложно сделать вдох, а отчаяние делало каждый его выдох почти болезненным.       — Как ты узнал?       — Мне позвонил адвокат, попросил помочь им с документами.       — Надеюсь, ты отказал?       — Я согласился.       — Почему? — Брюс поднял на мать затравленный, больной взгляд, а Моника сглотнула — таким она его не видела со дня смерти супруга. И её муж явно справился бы с этим состоянием чада гораздо лучше — он обладал самым человечным характером и мог эмпатично понять любого и помочь любому.       — Потому что так правильно. Они не могут никого, кроме меня, попросить это сделать.       — Что конкретно?       — Как доверенное лицо, я подам документы на получение разрешения на въезд Тины, как супруги Оливера. Рассмотрение ПМЖ и остальное — Шейн меня проконсультирует в деталях.       — Выпей. — Женщина протянула ему таблетку и стакан воды, предпочтя не отвечать первое, о чём подумала.       — Что это?       — Это позволит тебе нормально поспать и, возможно, почувствовать себя немного лучше.       — Рецептурное?       — Да, но мне положено. Завтра я вызову тебе врача, который выпишет тебе что-то более подходящее, но на сегодня и эта сойдёт.       — Я не мог отказать.       — Мог, но твой отец воспитал тебя иначе, — женщина вздохнула тяжело, обнимая сына за плечи. — Но я поддержу любой твой выбор, дорогой, даже если мне он кажется безумием.       — Я люблю их.       — Я знаю.       Говорить дальше у Брюса не было никаких сил; он отодвинулся чуть дальше от матери только чтобы лечь и устроить голову у неё на коленях, как всего несколько раз в детстве. Те разы он отчётливо помнил, как и то, что никогда до последних нескольких месяцев, кроме тех моментов, не чувствовал такой близости с Моникой. Женщина сменила тему, рассказывая сыну о чём-то совершенно неважном, чтобы заполнить тишину, пока Брюс не заснул, поддавшись действию таблетки.       За ту неделю, что Брюс позволил себе провести у родительницы, его несколько раз успел навестить доктор, а выписанные таблетки, пускай и не действовали также, как те, что дала ему Моника, выравнивали эмоциональный фон достаточно, чтобы существовать. С матерью они проводили почти всё время вместе, даже если Брюс изучал какие-то рабочие документы (он действительно любил свою работу, чтобы отказаться от неё даже во время внезапного отпуска) или читал — Моника всегда была с ним в комнате.       — Ты же ходишь за мной не потому, что боишься, что я что-то с собой сделаю?       — Если бы я этого боялась, то заперла бы тебя в мягкой комнате, — женщина подняла бровь скептично, переводя взгляд над книгой на сына, а тот только хмыкнул, вернувшись к полученным отчётам. — Раз уж ты можешь работать по сети, может, останешься на подольше?       Калхи закусил губу, понимая — ничто не останавливает его от того, чтобы принять предложение, и он уже был готов согласиться, когда телефон завибрировал, сообщая сразу о нескольких сообщениях.       Неизвестный номер: Доброго дня… Э-э-э, привет, это Оливер. Я хотел извиниться, что Шейн с тобой связался. Я просил его этого не делать, но он всё равно решил по-своему.       Калхи зажмурился, почувствовав, как потяжелело на сердце, а в горле пересохло, но он не был готов вот так сразу ответить ему, поэтому открыл второе сообщение.       Шейн: Оливер рвёт и мечет, что я связался с вами, но вы были не против моего предложения. Надеюсь, всё остаётся в силе и я не слишком вас потревожил.       Брюс: Всё в порядке, можете переслать моё сообщение вашему клиенту. Я не против помочь Оливеру и Тине, но предпочёл бы общаться только с вами, Шейн, и только по делу.       Только отправив сообщение, Брюс понял, что снова повторяет ту же ошибку, что лишила его многих близких и даже самых любимых. Он бежал, отталкивая всех, находясь в ужасе, что кто-то сделает ему больно, предпочитая причинять боль сам себе.       — Кажется, мне нужно к психотерапевту, — он проговорил это, посмотрев на Монику, а та согласно хмыкнула. — Оливер извинился за адвоката, а я написал Шейну, что не хочу общаться с Оливом и Тиной, что предпочту разговаривать только с ним и только по делу.       — Мне кажется, ты имеешь на это право.       — Да, только это ложь. Я хочу общаться с Оливом, с Тиной, хочу быть с ними снова.       — Тогда…       — Я не могу переступить через собственные страхи, прикрываясь пускай важными, но решаемыми проблемами.       — И ты думаешь, что сможешь решить всё с терапевтом и вернуть их?       — Я не думаю, что верну эти отношения, — Брюс сглотнул. — Я наговорил гадостей, Оливер тоже задел меня за живое в пылу эмоций, а ещё прошло достаточно времени, чтобы они поняли, что я там могу оказаться лишним.       — Или они скучают по тебе также сильно, как ты по ним, но уважают твоё желание не связываться с ними.       Калхи и без того не слишком хотел развивать эту тему, поэтому схватился за телефон, едва тот зазвонил, уходя на веранду.       — Я переслал сообщение Оливеру, — Шейн говорил спокойно, но Брюсу казалось, что его профессиональный тон звучит как-то осуждающе. — Вы готовы встретиться завтра за чашкой кофе, чтобы я объяснил вам процедуру, которую вам предстоит пройти?       Калхи согласился, договариваясь о месте и времени, а после вернулся в дом к матери, отчитавшись, что уедет на время, которое потребуется, чтобы решить все визовые проблемы Тины. Моника была не в восторге, но держала это при себе, выказывая словесную поддержку и обнимая его на прощание.       Первый официальный полный рабочий день после недели добровольного трудолюбия был не таким сложным, каким представлял его Калхи: статистика второго круга попыток рекламных кампаний показывала гораздо лучшие результаты, а соцсети, пускай и кишели ироничными мемами на тему их предыдущей кампании, но показывали хорошую реакцию на новую попытку.       Процесс, описанный Шейном во время вечерней встречи, звучал муторно и долго, но должен был уместиться в несколько недель с промежутком в пару месяцев, что Брюса вполне устраивало, поэтому он подписал необходимые документы и договорился о том, что будет готов приступать к действиям, как только Оливер пришлёт доверенность на его имя.       Его рутиной в следующие несколько месяцев стала работа, регулярные звонки матери и сессии у терапевта, визиты в разные ведомства и привычка проверять диалог с Оливером в глупой надежде, что, вопреки просьбе не связываться с ним, Кукс напишет хоть что-то. От последнего удалось избавиться далеко не сразу, но доктор был очень убедителен в том, чтобы отучить Калхи от привычки питать надежды и курить.       Сроки до ответа от последнего министерства уже подступали, когда с Брюсом связался один из бывших партнёров фирмы, в которой тот работал. Он предпочёл личную встречу в сквере — теперь многие выбирали открытые пространства на свежем воздухе взамен привычным встречам в ресторанах — разговору по телефону.       — Майкл. — Брюс кивнул, снимая маску и садясь напротив мужчины, который уже занял скамью с небольшим столом для пикника.       — Рад видеть. Сразу к делу? — Дождавшись короткого кивка, он положил папку с документами на стол и подвинул их Калхи.       — И это?..       — Моё предложение для тебя. — Когда на него поднялся вопросительный взгляд, Майкл только покачал головой, сам открывая папку перед мужчиной. — На первой странице то, что заинтересует тебя больше, — статистика. Дальше можешь принять решение, смотреть второй лист или нет.       Калхи нахмурился, опуская взгляд на цифры, спустя несколько секунд подняв брови удивлённо. Он склонил голову на бок, не совсем представляя, как с указанными бюджетами были достигнуты результаты такой кампании, поэтому позволил себе заглянуть на вторую страницу. На ней всё было гораздо менее очевидно: больше кода, меньше цифр.       — И в чём предложение?       — Стать мои партнёром в рекламном стартапе.       — И в чём заключается моя роль? — Калхи пробежал по непонятному набору символов глазами и закрыл папку, поднимая взгляд на собеседника.       — После того, как меня вытеснили из совета директоров, а долю выкупили за гораздо меньшие деньги, чем она того стоила, я не уверен, что готов вложить всё, что имею, в этот проект, но готов покрыть половину.       — Это твоя разработка?       — Отчасти: идея моя, а воплощать её помогает один талантливый знакомый.       — То есть ты хочешь, чтобы я вложился?       — Не только. Я хочу в этом проекте твой опыт и профессиональное чутьё, которое позволило твоей фирме остаться на плаву и на виду даже в смутные времена.       — Для этого мне придётся уволиться. — Мысль об этом до сих пор сковывала сознание страхом.       — И перестать отчитываться перед кем-то, начав требовать отчёты самому. Управлять процессом полностью самостоятельно, без чьей-то неопытной и капризной супервизии.       — Звучит слишком хорошо.       — Минус в том, что мы не можем до конца предсказать будущие показатели. Пока что не можем.       — Это бот?       — Немного сложнее. Это приложение, которое позволит заказчикам и исполнителям общаться на одном языке, позволит настроить целевую аудиторию так подробно, что чайлдфри не будут видеть рекламу памперсов.       — Пример неточный. То, что ты назвал, — работа аматера.       — Который мог бы сделать свою работу лучше, воспользовавшись нашим приложением.       — Мне нужно подумать.       — Я не давлю. В любом случае, я вижу только тебя полноправным партнёром для этого, так что готов подождать.       Брюс взял папку в руки, чувствуя, как его страх при мысли об увольнении претерпевает изменения и обращается в трепет, больше похожий на приступ тревожности. Распрощавшись с Майклом, мужчина набрал номер своего терапевта.       — Да, Брюс, что-то случилось?       — Мне предложили стать партнёром в стартапе.       — Так, и это взволновало вас?       — Да, потому что я давно хотел создать что-то своё, но все мои идеи и творческие силы уходили в работу.       — Это хороший стартап?       — Мне кажется, что да.       — Вы согласились?       — Я взял время обдумать и проанализировать происходящее, но я хочу согласиться.       — Это замечательно, но я не до конца понимаю, зачем вы позвонили. Поделиться радостью?       — Я хочу полететь к ним.       — Как это связано?       — Мы поссорились из-за работы. Моей работы и моего страха оказаться богатеньким наследником, который ничего из себя не представляет.       — А теперь вам достаточно средств, чтобы не влезать в наследные деньги?       — Да.       — Что вы будете делать, если полетите?       — Сперва нужно разобраться с работой, визой, сообщить матери и осознать, как обстоят дела в этом новом проекте. Потом, когда я смогу заниматься им полностью дистанционно, я могу полететь и извиниться, вручить документы Тине. Сказать, что я сожалею о каждом своём несправедливом слове.       — И вы не ждёте, что они извинятся в ответ?       — Я… — Брюс нахмурился, останавливаясь посреди парковки, так и не дойдя до своего авто. — Это было бы справедливо, Оливер повёл себя некорректно, не стал слушать.       — А если он не извинится?       — Тогда… я не знаю.       — Послезавтра у нас с вами назначена встреча, подумайте об этом хорошенько, и мы с вами обсудим вашу идею.       Калхи утвердительно хмыкнул и положил трубку.