Золотая клетка императора

На месте пожара уже застучали топоры и молотки, и город, словно зализывая образовавшуюся рану, спешно выздоравливал. Расследование шло своим чередом, если это можно так назвать: министр Вэй «согласился» сотрудничать и действительно не выходил из поместья, но это больше напоминало то, словно министерство финансов переехало к нему домой: каждый день множество человек входило и выходило через двери поместья Вэй, внося и вынося бумаги. Цензорат и министерство наказаний очень быстро прикрыли дело после того, как виновника пожара не смогла найти городская стража. Опрос очевидцев ничего не дал – буквально на следующий день все, как один, поменяли показания, заявив, что никого у поместья министра Вэя не было – ни единой души, а человек ускользнул совсем в другую сторону. Посему расследование было приостановлено. Мин Сянь чуть не сломал кисть в руках, увидев предварительный доклад Цензората. Цензоры даже не опрашивали домочадцев и слуг министра Вэя, посчитав, что для этого нет оснований. Докладная записка министерства наказаний была ничем не лучше – следы злоумышленника затерялись в столице, и никто так и не выдал его. Впрочем, писал министр Хэ, есть зацепка из его описания. Подобная чиновничья одежда явно принадлежала работнику одного из шести министерств. На этом министр Хэ тактично умолкал, заявляя, что передал данные в Цензорат, который должен заниматься расследованием чиновников. Мин Сянь направил приказ в Цензорат, давя на них, чтобы они «очистили имя министра финансов как можно скорее», а также прося, чтобы расследование было поручено самым способным. Он не сомневался, что поручат его Ян Лэю, недавно повышенному до старшего цензора. Тот так грандиозно похоронил два расследования, что Чжао Тай должен был им очень гордиться. Спустя три дня было предоставлено убедительное доказательство того, что министр Вэй ни в чем не виноват – совместная записка от Верховного цензора и министра наказаний. Были приведены допросы свидетелей, охранников поместья Вэй и очевидцев с места пожара. Расследование было завершено. Министр Вэй триумфально вернулся ко Двору, выглядя еще более надменно, чем обычно. Матушка вновь похвалила Мин Сяня за безоговорочную поддержку дядюшки и подарила ему новую кисть, заметив, что его треснула. – Чжоу Су по неряшливости уронил ее, – отмахнулся император, когда вдовствующая императрица спросила его о кисти. – Тебе следует наказать его за порчу такой превосходной кисти, – нахмурилась та. – Однако и кисти, что я подарила тебе, ничуть не хуже. – Благодарю матушку за заботу о своем сыне, – склонил голову Мин Сянь в легком поклоне. Он даже не взглянул на кисти. – Приближается Праздник весны [1], – произнесла женщина, отпивая глоток из пиалы с чаем. – Этот год был спокойным, нужно устроить роскошное празднование. – Вы как всегда правы, – кивнул Мин Сянь. – Ваш сын тоже подумывал об этом. Фейерверки поднимут настроение не только нам, но и жителям столицы. – Верно, – сказала вдовствующая императрица. – При Дворе в этом году, правда, было неспокойно, но к счастью, все слухи утихли сами собой. Хорошо, что ты продемонстрировал прежнее доверие императорскому дядюшке. – Все, как учила Нас матушка. Дядюшка помогал Нам с восшествия на престол, Мы не могли оставить его в такой момент, – равнодушно проговорил Мин Сянь, не вкладывая ни грамма искренности в эти слова. Беседа тяготила его – он собирался вернуться и порисовать в свое удовольствие, а эти ежедневные встречи утомляли его. Вдовствующая императрица Вэй не заметила ничего подозрительного в его словах и удовлетворенно кивнула. Император оставался все таким же послушным и кротким. Должно быть, тогда месяц назад ей все показалось. – Не забудь, что стоит наградить чиновников за верную службу трону, – сказала она ему напоследок, когда император засобирался уходить. – Конечно, матушка, – словно заведенная кукла повторил император. Чжоу Су принес накидку, и тот застегнул застежку у горла самостоятельно. – Откуда у тебя эта черная накидка? – нахмурилась матушка. – Разве я не дарила тебе прекрасный белый песцовый мех? – Из того меха еще не сделали накидку, – поспешно отозвался Мин Сянь, и его пальцы провели по меху, словно лаская. – Стоит поторопить императорскую мастерскую, – недовольно покачала головой вдовствующая императрица. – На Новый год ты сможешь надеть ее, она прекрасно подойдет твоему лицу, – она несколько смягчилась, глядя на черты лица императора, с годами все больше напоминавшие ее. В нем, казалось, не было и тени от покойного императора, разве что в нем не было такого холода, как в ней. – Ступай осторожно, столько снегу намело, – сказала она, поднимаясь с кана. – Да, матушка, – Мин Сянь отвесил поклон и направился прочь. Его лицо, только что совершенно равнодушное, озарила легкая улыбка, когда он выбрался на улицу, но и она исчезла без следа, возвращая спокойное непоколебимое выражение лица. Он невольно вновь задался вопросом – сколько дней он уже не видел великого советника? Уже почти две недели, и император начал замечать его отсутствие. Из-за этого гнев императора, только-только утихший, каждый раз поднимался с новой силой, стоило ему увидеть пустующее место на утреннем собрании. Он ждет, когда Мин Сянь призовет его ко Двору?! Пусть ждет! Этого не случится! Мин Сянь отстранил его всего на три дня, а тот решил бросить свои дела на две недели? Так Мин Сянь еще больше продлит его «отпуск»! Однако каждый раз, справляясь о делах, порученных Шан Юю, он с разочарованием убеждался, что тот отлично работает из своей резиденции, и все его поручения выполнялись с ювелирной точностью. В один из таких дней, мечась между гневом и непонятной тоской, Мин Сянь и приказал достать накидку, спрятанную Чжоу Су подальше. Однако острый глаз матушки тут же ее заметил, что еще больше в итоге расстроило императора. Вернувшись в кабинет, он тут же сбросил ее и приказал убрать с глаз долой. – Ваше Величество, куда поставить кисти, подаренные вдовствующей императрицей? – спросил евнух, хотя заранее знал ответ – Мин Сянь не использовал ни один подарок матушки. – Положи к остальным, – махнул тот рукой. – И еще, Ваше Величество… Старший цензор Ян отправил вам личную докладную записку. Я положил ее на самый верх, – он увидел, как резко обернулся император, и, поклонившись, поспешил выйти. Император не любил, когда он лез в его дела, хотя, казалось, и доверял ему. Евнух Чжоу, сжимая в руках накидку, тяжело вздохнул. Он помнил императора еще веселым игривым мальчишкой, который выпрашивал у него конфеты и кисти. Но теперь от того мальчика не осталось ни следа – его место занял равнодушный, холодный человек, не доверяющий никому, даже своим слугам – тем более, своим слугам. Он знал, что сердце императора болит только за империю, но иногда ему казалось… что тот и не человек вовсе, а кукла. Это заставляло старика вздыхать еще тяжелее. Бремя непрошенной власти полностью изменило юношу с когда-то горящими глазами и мечтой в сердце. Мин Сянь уселся в кресло и открыл доклад, пробегая его глазами. Ян Лэй не подвел его – он действительно провел собственное расследование после того, как дело закрыли. Он также выразил свои сомнения в том, что все очевидцы могли разом ошибиться в показаниях. К счастью, цензор Ян успел лично опросить всех свидетелей еще у пожарища до того, как они поменяли показания, и приложил результаты допроса к докладу. Он также поработал с художником, и тот составил портрет преступника на основе этих свидетельств. Мин Сянь хмыкнул, глядя на лицо поджигателя, и принялся читать дальше: прозорливый ум цензора Яна не смогли остановить никакие палки в колеса, вставляемые министерством наказаний и Цензоратом – он инкогнито отправился в министерство двора и подтвердил там свои подозрения – Ли Ган, тот чиновник, что донес на министра Цао, не выходил на работу уже несколько дней. Он попросил знакомых в сыскном департаменте сходить к нему домой, и оказалось, что тот недавно «приболел». Сыщики осторожно поболтали с прислугой и выяснили, что у хозяина странное заболевание, характеризующееся покраснениями по всему телу, жаром и кашлем, и никто в доме не знает, что произошло, но кажется, он идет на поправку… На этот моменте Мин Сянь резко выдохнул, не в силах сдерживать свою радость. Он подскочил на месте, принимаясь расхаживать туда-сюда. После этого он снова уселся, ставя кисть над чистым листом бумаги и на секунду замирая. Слова полились из него – он приказывал Ян Лэю ничего не предпринимать, приставить людей к дому Ли Гана и следить за каждым его шагом после того, как чиновник поправится. После этого он запечатал письмо и позвал Чжоу Су. – Прикажи доставить это лично в руки Ян Лэю. Ни одному другому человеку нельзя допустить сунуть нос в Наши письма. Чжоу Су почувствовал, как невесомое письмо в руках разом потяжелело. – Кто же осмелится вскрывать переписку Вашего Величества? – сказал он прежде, чем успел подумать, и тут же прикусил язык. Конечно, таких смельчаков было немало. Под пронизывающим взглядом императора он тут же склонил голову. – Ваш слуга все исполнит. Мин Сянь дождался, пока он выйдет, а затем спрятал доклад Ян Лэя в своем широком рукаве. Его пальцы несколько дрожали от возбуждения, и, если бы кто-то видел его в этот момент, он был подумал, что лицо императора невероятно прекрасно, будучи таким оживленным. Но к сожалению или к счастью, он был в кабинете один и быстро успокоился, принимаясь за остальные доклады. *** Новогодние празднования должны были скоро начаться. Мин Сянь уже пережил церемонию поклона Небу и жертвоприношение в ужасно тяжелых церемониальных одеждах. Сейчас он стоял перед зеркалом, пока служанки переодевали его в официальное платье, которое было не менее тяжелым, но, по крайней мере, сегодня он мог отказаться от головного убора с подвесками – ему предстоял праздничный банкет с высшими чиновниками. Обычно император должен был проводить этот праздник в кругу семьи, но Мин Сянь был холост и кроме матушки семьи у него не осталось. Поэтому вот уже пять лет подряд новогодний банкет проводился с самыми близкими к трону чиновниками. Глядя на себя в зеркало, Мин Сянь невольно размышлял о том, что желтый никогда не был его любимым цветом. Ему нравился светло-голубой, белый – словом, все те цвета, которые делали из него неприкаянного призрака, тоскующего по земле, неземное существо – настолько эти цвета подчеркивали бледность его кожи. И, конечно же, как императору ему впредь было запрещено носить подобные цвета. Только желтый – золотой – красно-желтый. Он вздохнул, пока служанка укладывала его волосы в красивый пучок, а сверху надела золотую корону с драконом. Служанка вставила изящную шпильку из золота и отступила, склоняя голову. Она невольно задержала взгляд на нежной, как у девушки, белой коже императора. – Отправляемся, – сказал тот, когда Чжоу Су накинул ему на плечи накидку из черного меха. Мин Сянь вновь вернул ее в свой гардероб, даже не помышляя о ее возвращении. Чжоу Су уже давно потерял счет, сколько раз он приносил и уносил эту многострадальную накидку. Лицо императора обыкновенно ничего не выражало, но его переменчивое настроение в отношении этого предмета одежды было донельзя странным. Вот и сейчас – он пренебрег белой песцовой накидкой, которую уже давно (несмотря на маленькую ложь Мин Сяня) доставили из императорской мастерской, и приказал надеть на него черную. Чжоу Су не сомневался, что уже вечером накидку попытаются кинуть в огонь жаровни. – А, – вспомнив кое о чем, император обернулся. – Чжоу Су, подарки чиновникам готовы? – Так точно, Ваше Величество. Также я традиционно послал несколько блюд с вашего праздничного стола вдовствующей императрице, – поклонился евнух. – Пошли еще одно блюдо старшему цензору Ян Лэю в знак Нашего расположения, – подумав, добавил император. – И чуть позже – генералу Ду. – Императорская гвардия уже получила серебро, – нахмурился евнух Чжоу, считавший видимо, что скоро стол императора окажется пуст, если тот будет раздавать свои блюда направо и налево. – Пошли лично от Нас, – заявил Мин Сянь. У него было не так много союзников при дворе, и, хотя на лице Ду Юнпина при виде его никогда не разглаживалась складка между бровями, он был верен трону и сидевшему на нем. – Будет исполнено. Император со свитой покинул Дворец душевного спокойствия, направляясь в банкетный зал. Завывала вьюга – ветер, резвясь между павильонами и узкими улицами дворца, забивал снег Мин Сяню под накидку. Он поежился и с явным облегчением уселся в закрытый паланкин. Процессия тронулась. Банкетный зал располагался в соседнем здании от зала утренних собраний, потому путь не занимал долгое время. Император зашел в зал через парадный вход, передавая накидку Чжоу Су, следующему за ним. Чиновники, уже ожидавшие его, тут же склонились в глубоком поклоне. – Многие лета императору! – прогремело в зале. Мин Сянь кивнул: – Поднимитесь. Ни к чему формальности сегодня, драгоценные придворные, – он уселся за свой стол на возвышении, и миловидная служанка тут же наполнила его чашу вином. – Сегодня Мы пьем с вами за будущий год Поднебесной, которой мы все служим верой и правдой, – он поднял чашу выше. Чиновники тут же уважительно подняли свои чаши. Мин Сянь окинул их взглядом: здесь был и министр Вэй, и Лю, и все остальные главы министерств, а также Верховный цензор. Но его внимание привлек лишь прожигающий его насквозь взгляд с левой стороны – на своем привычном месте, словно у них шло собрание, с абсолютно прямой спиной сидел Шан Юй, не сводящий взгляда с императора. Он держал в своих руках чашу, слушая голос Мин Сяня, и вспоминал, как только что видел его входящим в зал в его накидке. Это зрелище разожгло в нем такой огонь, что, казалось, даже его взгляд опалял. Мин Сянь отвел взгляд, выпивая до дна и демонстрируя пустую чашу. – Сегодня никто не уйдет трезвым! – провозгласил он. – Да здравствует император! – воскликнул министр Вэй, поднимая вторую чашу. – Да здравствует император и его мудрость! – вторили министры. Мин Сянь смог перекусить только когда выпил уже седьмую чашу – от каждого министра по тосту и свою. Шан Юй хранил молчание, чем заслужил неприязненный взгляд министра Вэя – столь открытое проявление неуважения к императору чревато последствиями. Великий советник сжал свою чашу, поднимаясь на ноги. У него не было выбора. – Ваше Величество, я хочу выпить за то, чтобы будущий год был таким же мирным для страны, как и этот, – вежливо сказал он, кланяясь. Мин Сянь нахмурился, глядя на него. «Какой сухой тост», – подумал он, крутя в руках чашу с вином. Неужели у великого советника не осталось цветистых слов для него? Он и не подозревал, что его пьяный взгляд заставляет глаза левого министра темнеть от гнева. Великий советник, дождавшись, когда император опустошит чашу, вернулся на место, оставаясь молчаливым и угрюмым. Мин Сянь, напротив, повеселел – он разговорился с Фу Пи, министром общественных работ, на тему того, как продвигается восстановление министерства церемоний. Цао Юань, сидящий неподалеку, навострил уши. Только когда Мин Сянь бросал взгляды в левую сторону, он натыкался на мрачный взгляд Шан Юя, и его настроение тут же падало – почему тот так угрюм? Разве это не он, император, должен гневаться на него? Эти мрачные мысли заставляли его пить с новой силой, принимая тосты от подданных. Беседуя с Верховным цензором о будущих экзаменах для молодых ученых, он краем глаза увидел, что Шан Юй наклонился и что-то прошептал девушке-служанке. Миловидная, круглое лицо, большие глаза – взгляд Мин Сяня мигом зацепился за то, с каким благоговением служанка смотрит на великого министра, и он сжал чашу в руках. Девушка, между тем, кивнула и поднялась, отходя в сторону и исчезая в боковых проходах. О чем они болтали? Почему на лице служанки играет эта улыбка? – Ваше Величество, вы в порядке? – неожиданно спросил Чжао Тай. – А? – вздрогнул тот. – Да, да, конечно. Мы в порядке. Просто выпили много вина, – настроение Мин Сяня наконец достигло самого дна. – Прошу драгоценных министров извинить Нас, Мы направляемся во Дворец душевного спокойствия. Наслаждайтесь пиром и фейерверками. – Многие лета императору! Счастливого Нового года! – как один проговорили министры, понимающе переглядываясь. Мин Сянь отвернулся, не в силах видеть эти многозначительные ухмылки. У него снова заболела голова. Поднявшись на ноги, он направился в боковой проход. За его спиной тут же возобновился диалог – и верно, министрам без него значительно проще и легче. Этот банкет – просто спектакль… Новый год надо проводить с семьей… Закончив здесь, они тут же засобираются по домам, где встретят полночь в кругу родных. Может быть, и ему стоит отправиться во дворец вдовствующей императрицы? Все-таки она его матушка… Но он быстро отмел эту идею, понимая, что это не смягчит тоску в его сердце. И Мин Сянь, внезапно задрожав на пронизывающем холоде, почувствовал себя настолько одиноким, что его глаза увлажнились. __________________________________ [1] Китайский Новый год, отмечается 1 числа 1 лунного месяца.