Золотая клетка императора

Воспоминания еще не успели погаснуть в его сознании, когда он увидел Шан Юя, и потому в глазах императора отразилась боль от раны, которая казалась до сих пор свежей. Великий советник молча смотрел на него, не делая попыток приблизиться, а затем, словно опомнившись, опустился на колено. – Зачем Ваше Величество вызывали этого подданного? – спросил он тихо, не поднимая головы. Он слишком хорошо знал Мин Сяня, чтобы понять, о чем тот только что размышлял. Услышав приказ посреди ночи, он также ни капли не удивился и сразу же отправился во дворец, чтобы в дверях узнать, что император уже отменил приказ. Подобная нестабильность Его Величества ему тоже была понятна. Однако он решил все-таки войти и замешкался, увидев во взгляде императора такую злость. – Поднимись, – голос прозвучал холодно и отстраненно. Когда великий советник поднял глаза, он увидел, что император уже совладал с собой и нацепил маску безразличия. – Нам не спалось из-за произошедшего сегодня, и Мы увидели на столе картину, которую так и не отослали тебе. – Император слишком щедр, – снова поклонился Шан Юй. Оправдание не выдерживало никаких вопросов, поэтому он не стал спрашивать. Гораздо важнее, что он здесь – ночью – в личных покоях императора. – Этот подданный готов развеять ваши тревоги, Ваше Величество. Почему вы не можете уснуть? – Сыграй со мной партию, – вместо ответа сказал Мин Сянь, кивая на стол для вэйци. Они уселись с двух сторон, и император приказал подать чай. Он взял в руки черный камень и поставил его на доску. Шан Юй тут же поставил белый камень – совсем близко. Император нахмурился. – Что ты думаешь о просьбе Цзи Хэ? – спросил он, опуская еще один камень на доску. – Просьба Второго принца Ци необычна. Непонятно, какие мотивы им двигают, – с готовностью отозвался Шан Юй. – Можете ли вы утверждать, что он со всей искренностью радеет за доброе имя простолюдина Мин Сюаня? Это имя в устах великого советника покоробило Мин Сяня, и маска равнодушия на его лице как будто треснула, но затем снова вернулась в норму. – Мы не знаем, – просто отозвался Мин Сянь. – Но Мы не думаем, что Цзи Хэ – расчетливый и хитрый человек. Он еще ребенок. – Значит, кто-то направляет его за спиной. Этот Ши Лэ – вы правда узнали его? – Шан Юй посмотрел на него, а затем наконец положил белый камень на доску. – Да, его лицо Нам знакомо. Он точно второй помощник циньвана Цзе, – Мин Сянь покрутил в руках камень, чувствуя, что душевная тревога медленно утихает от присутствия Шан Юя – тот своими вкрадчивыми вопросами расставлял по местам все мысли в голове императора. Подобное воздействие на него раздражило Мин Сяня. Он нахмурился, опуская камень. Он не хотел этого. Его захлестнуло чувство сожаления и тоски, что он не успел вовремя отменить приказ. Куда лучше Шан Юю было не приходить. – В таком случае, Вашему Величеству следует доверять интуиции, – легко отозвался Шан Юй. – Интуиции… – задумчиво протянул Мин Сянь. – Ранее никто не подвергал сомнению, что циньван Цзе погиб не в подстроенной Мин… – бросив быстрый взгляд на императора, Шан Юй исправился, – …в подстроенной стычке с войсками Южной Сунь. Из-за того, что противник поджег заставную башню, где оказался заперт циньван Цзе, многие улики и тела были уничтожены. Оба помощника также считались погибшими. Сам циньван Цзе получил смертельные раны и скончался спустя три дня, не приходя в сознание. Потому никто понятия не имеет, что на самом деле произошло в башне, – медленно рассуждая, Шан Юй вел императора сквозь воспоминания. – Если это действительно второй помощник и он выжил, это значит, что он может рассказать всю правду о произошедшем. Однако… можно ли ему верить? – он поднял глаза на Мин Сяня. Тот пожевал губы, обдумывая этот вопрос. – Империи Ци ни к чему подрывать работу Двора и провоцировать внутренний разлад среди чиновников Северной Сунь. Наши страны живут в мире, подкрепленном свадебным союзом, – твердо сказал он. – К тому же, во дворце сейчас живет Второй принц Ци. Пусть он и не наследник, он – второй сын императора, и вряд ли император Ци добровольно послал бы его в заложники. Он же всего лишь ребенок, и его свита не превышает двадцати человек. Следовательно, мотивы у них другие. Если разразятся междоусобицы, это не пойдет на пользу стабильности при Дворе, и Цзи Хэ окажется в опасности. К тому же, Ши Лэ нет никакого смысла открывать свою личность сейчас, кроме… – Кроме попытки вновь открыть дело бывшего наследного принца, – подхватил его мысль Шан Юй. – Верно, – Мин Сянь посмотрел на доску и с удивлением обнаружил, что на той уже множество камней. Всмотревшись в расположение, он положил камень, что держал в руке, обратно в чашу. – Мы проиграли, – Мин Сянь нахмурился. Пока он размышлял, Шан Юй сумел отобрать у него большую часть доски, застав его врасплох. – Вы позволили мне победить, – тот сложил руки перед собой, отвешивая легкий поклон. Император поднялся с места, одергивая полы халата. – Можешь идти, – сказал он, отворачиваясь. Кажется, небо уже начало светлеть. Скоро придет Чжоу Су будить императора на утреннее собрание. – Надеюсь, я смог развеять думы Вашего Величества, – Шан Юй тоже встал и глубоко поклонился. Не став испытывать терпение императора, он направился к дверям. Было видно, что Мин Сянь устал и надеялся отдохнуть остаток времени, который у него был. – Берегите тело дракона, – сказал он напоследок, выходя из личных покоев. За дверьми обнаружилась служанка, которая тут же поклонилась великому советнику. – Разожгите в покоях императора успокаивающие благовония и не тревожьте его до утра, – приказал он. Та понятливо кивнула. После этого советник широким шагом направился прочь из Дворца душевной чистоты. Мин Сянь, услышавший его последние слова, вздохнул. Кажется, тот не только не облегчил груз на его сердце, а, напротив, сделал его тяжелее. Зачем он только его позвал? Оставшись в одиночестве после того, как служанки разожгли благовония, император присел на край кровати, думая о разном. В конце концов он все же улегся и закрыл глаза. *** Утреннее собрание сегодня казалось особенно оживленным. Все чиновники переговаривались, пока император не занял свое место, а после этого опустились на колени, отвешивая свои обычные поклоны. Шан Юй с неудовольствием отметил, что император бледен, а под глазами залегли темные круги. Однако когда он поднялся на ноги, жемчужные подвески скрыли от него лицо Мин Сяня. Кажется, больше всего в наряде императора он ненавидел именно их. – Верховный цензор, – позвал император, и Чжао Тай сделал шаг вбок, выходя в центр. Это не стало неожиданностью – на сегодняшнем собрании также присутствовали и Цзи Хэ со слугой, которые стояли по левую сторону двора. – Ваше Величество, – поклонился старый прохвост. – Как продвигается проверка писем на подлинность? Уже почти каждый чиновник столицы знал, что письма проверяют на подлинность, но ни один – кроме министра Вэй и Чжао Тая – не знал, о чем они. Это порождало множество слухов, которые в один вечер разлетелись по столице: одни говорили, что письма написаны лично циньваном Цзе перед смертью, где он изобличает убийц, другие утверждали, что письма подделка и написаны Ши Лэ, чтобы посеять смуту в столице. Кто-то даже начал поговаривать о том, что циньван Цзе на самом деле выжил и скоро явится по душу нынешнего императора. Совсем осмелевшие болтали, что и Мин Сюань, и Мин Синь пали жертвами заговора императора и его ушлых приближенных. Мин Сяня эти слухи не интересовали, только Чжоу Су продолжал бурчать себе под нос. Это веселило императора – ни один человек после смерти братьев не пытался за него заступиться. – Отвечаю Вашему Величеству: сравнив образцы почерков со старыми письмами, старший цензор Ян, которому вы лично поручили это дело, пришел к выводу, что письма поддельные, – сказал Чжао Тай, глядя в пол. – А где сам старший цензор Ян? – прищурился император. – Он не спал всю ночь, проводя расследование, и поэтому сегодня отсутствует, поскольку плохо себя чувствует. Он передает свои глубочайшие извинения, – без запинки выдал Верховный цензор. – Хм, – выдохнул император, постукивая по подлокотнику. – Что ж, к сожалению, Мы не потерпим его отсутствия. Он может отдохнуть потом. Чжоу Су! – Здесь, Ваше Величество, – отозвался тот. – Отправляйся в резиденцию Ян Лэя и получи от него объяснение подобному дерзкому поведению, – приказал Мин Сянь. – Будет исполнено, – евнух поклонился и засеменил прочь, спеша выполнить поручение. – Ши Лэ, – произнес император. Слуга за спиной Цзи Хэ вздрогнул, но затем вышел в середину, – как ты объяснишь эту попытку обмануть Нас? – Ваше Величество, письма подлинные! На них стоит печать министра Лю! – воскликнул он, падая на колени. Пальцы Мин Сяня, постукивающие по подлокотнику, замерли. В зале поднялся гул голосов – до сей поры все могли только гадать, кого собирались обвинить в смерти Мин Синя, и втайне дрожали от страха, а теперь эта новость принесла облегчение многим, но породила непонимание: зачем министру Лю ввязываться в это? – Ваше Величество, это клевета! – министр Лю, бледный как поганка со вчерашнего дня, упал на колени, подползая к ступеням. – Ваше Величество, защитите этого подданного! Меня пытаются обвинить в гнусном преступлении! Этот подданный никогда не вступал в переписку с первым помощником… В огромном зале неожиданно наступила такая тишина, что казалось, все чиновники затаили дыхание. Министр Лю побледнел еще больше, хлопая себя по губам. – Откуда дражайший министр Лю в курсе, что это письма между вами и первым помощником циньвана Цзе? – казалось, что голос императора сладок, как мед, но в нем звучало железо. – Этот министр не в курсе, этот министр слышал… слышал от министра Вэя! – тут же нашелся Лю Цзиньцин, указывая на правого министра. – Ваше Величество, это действительно я рассказал министру Лю, что он под подозрением. Истинно по давней дружбе, – министр Вэй аккуратно опустился на колени, отвешивая поклон. Вся его фигура дышала такой уверенностью, что Мин Сянь поборол желание фыркнуть. – Что ж, если дядюшка так говорит, Мы не можем вас винить в попытке предупредить друга, – сказал он лениво. – Ши Лэ, расскажи придворным все, что знаешь. – Но, Ваше Величество… – начал было министр Вэй, но Ши Лэ уже поднялся на ноги. Он повернулся к чиновникам и поклонился. – Этот слуга много лет хранил эту тайну и не может умереть, не раскрыв ее. Первый помощник тогдашнего младшего командующего в то время был У Хуан. Я был мало с ним знаком до службы под началом циньвана Цзе, однако мы вместе служили целый год и неплохо сблизились. Он казался дружелюбным, но скрытным. На заставе немного развлечений, поэтому солдаты обычно очень дружны и хорошо замечают, когда кто-то отсутствует. У нас была одна комната на двоих рядом с покоями циньвана Цзе. Однажды ночью я проснулся от того, что он куда-то собирается, но решил продолжать притворяться спящим, подумав, что он хочет отлучиться по нужде. Он вернулся только под утро. Подобное повторялось не раз и не два, и я насторожился – в то время участились стычки с Южной Сунь, и следовало проявлять осторожность. Однажды ночью я решил проследить за ним, и обнаружил, что он закапывает что-то за пределами стен заставы. Когда он ушел, я раскопал его тайник и обнаружил письмо. Я прочитал его и спрятал обратно под дерево – через некоторое время появился человек в черном, который забрал письмо. Письмо, что я прочитал, было адресовано Лю Цзиньцину. Зал ахнул, чиновники перевели взгляды на дрожащего от страха министра Лю, все еще стоящего на коленях. Мин Сянь спросил вопрос, волновавший всех: – О чем говорилось в письме? – Отвечаю императору: У Хуан писал о распорядке дня циньвана Цзе, что он ест, что пьет, чем занимается. Как обстановка на заставе. Это не показалось мне подозрительным – я подумал, что министр Лю действует по приказу императора. Однако таинственность, с которой действовал У Хуан, меня насторожила. Я решил дождаться ответа. Через месяц пришло письмо: я понял это по тому, что У Хуан снова поднялся в ночи. Под тем же деревом он нашел ответ, прочитал его и зарыл обратно, видимо, намереваясь уничтожить чуть позже. И снова я откопал письмо и прочитал его, и в этот раз содержание испугало меня: министр Лю говорил о какой-то дате, на которое должно быть назначено великое дело. Он писал, что уже обговорил все с противоположной стороной, и та начнет действовать в первую луну следующего месяца. – Первая луна… – пробормотал Мин Сянь. – После этого У Хуан вернулся на следующую ночь с ответом. Он также принес остальные письма и закопал их чуть дальше, видимо, боясь огнем потревожить дозорных. В ответе говорилось, что циньван Цзе непременно окажется в нужном месте в нужное время. У Хуан также молил не забыть его, когда придет время. Посыльный забрал письмо чуть позже, и тогда я понял, что это мой шанс – я выкопал все остальные письма, спрятанные в мешочек, и спрятал в другом месте. Может быть, У Хуан хотел использовать их, как страховку – кажется, он не слишком доверял министру Лю. Через месяц после этого, в первую луну отряд Южной Сунь напал на заставу. Они слишком хорошо знали расположение частей в нашем лагере, поэтому это застало нас врасплох. Я сбрасывал солдат противника с пограничной стены, когда циньван Цзе и У Хуан устремились в заставную башню – враги таранили ворота под ней. Когда я посмотрел на башню в следующий раз – та полыхала. Кто-то поджег башню изнутри, и я уверяю вас, как человек с военным опытом, это не могли быть солдаты Южной Сунь. Пламя полыхало внутри башни. Я бросился спасать циньвана Цзе. Когда я забежал внутрь, то увидел У Хуана, который вытаскивал свой меч из спины Второго принца… Мин Сянь невольно ахнул, но так тихо, что его вздох не отвлек внимания от повествования. – Я бросился на него с мечом с криком «Предатель!» Он ухмыльнулся, вступая со мной в бой. Однако крыша уже прогорела и неожиданно в этот момент проломилась – тяжелая балка упала на меня и первого помощника, погребая под собой. Я потерял сознание. В заставу уже ворвались другие солдаты – свои и чужие, ворота пали, воцарился хаос. Когда я очнулся, понял, что меня посчитали погибшим – никто не удосужился даже поднять балку, под которой я лежал. Я с трудом смог выбраться оттуда – другие люди уже унесли циньвана Цзе и тело У Хуана, и огонь пошел на убыль. Я чудом не задохнулся, может быть лишь потому, что пошел дождь, и Южная Сунь отступила так же стремительно, как и напала. Я не знал, есть ли еще предатели в армии, и был слишком слаб, чтобы что-то сделать – я выбрался из башни и затаился в лесу, наблюдая. Вскоре по выкрикам часовых, я понял, что циньван Цзе находится при смерти. Я не мог более медлить – я выкопал письма и поспешил в столицу, чтобы рассказать правду о предательстве, однако силы мои были на исходе. Балка повредила мне несколько ребер и сломала ногу, поэтому двигался я очень медленно, а не зная, могут ли меня преследовать – о судьбе У Хуана мне было неизвестно, мог передвигаться только ночами. Через месяц в каком-то городе на пути в столицу я узнал, что циньван Цзе скончался в результате смертельного ранения из-за нападения Южной Сунь. Я выглядел как бродяга, и никто меня не знал. У меня с собой были драгоценные письма, потому я не мог больше медлить, но и-за боли двигался крайне медленно. У меня не было денег, я не мог купить еды, пил воду из рек и ел коренья. Я так ослаб, что через полтора месяца потерял всякий человеческий вид. В тот день я вышел на императорский тракт и в изнеможении упал у обочины, когда мимо проезжал богатый обоз – я понял, что это императорский свадебный обоз. Я слышал слухи, что принцессу Ань Сюй собираются выдать замуж, и когда увидел эту веретеницу повозок, понял, что это он. По счастливой случайности увидев, что я от голода и жажды упал на землю, управляющий обозом остановился – это была плохая примета не помочь нищему, когда ехал кто-то из отпрысков императорской семьи. Принцесса тоже выглянула в окошко и узнала меня – у меня был при себе именной знак циньвана Цзе, единственное, что у меня осталось из ценного. От слабости и лихорадки из-за сломанных костей и стольких дней без отдыха я впал в беспамятство, и она забрала меня с собой. Когда я поправился, я мог только отблагодарить принцессу своей верной службой и правдой, которую я знал. Спустя столько лет императрица Ци наконец разрешила мне покинуть ее и рассказать правду императору Северной Сунь – чтобы тот наказал виновных и очистил имена невиновных. Ши Лэ замолк, и вместе с ним на зал опустилась тяжелая тишина, которая нарушалась только прерывистым дыханием министра Лю, дрожащего от страха, как мышь. Все взгляды обернулись к императору, который хранил молчание.