Schwerin ist ein großartiger Ort

      Грохотал гром, сверкала молния, ветер сносил черепицу и шумел листами металла, которыми были накрыты близлежащие сараи и заброшенные дома. Снова раздавшийся раскат грома разбудил Пауля, тот вздрогнул, распахнул глаза и посмотрел на меня затуманенным взглядом.       Я уже давно не спал. — Время? — спросил он хрипловатым сонным голосом. — Полчетвёртого, — сказал я, глянув на экран телефона.       Очередной порыв ветра забросио в оконное стекло крупные капли дождя. День только начался, а настроение уже хуже некуда. Не из-за дождя, а потому что не выспался.       Решив приготовить что-нибудь на завтрак, я обнаружил, что в доме выключен свет. «Неудивительно…»       Пришлось поднимать Пауля, чтобы тот посветил фонариком. — Положи на вытяжку вот так, — он пристроил свой мобильник и ушёл. — Солнце, не оставляй меня здесь одного… В темноте, — драматично взмолился я. — Мне страшно. — Ага, — ответил Пауль и вышел из кухни. — Сучок.       Но совсем скоро он вернулся, завëрнутый в одеяло. — Итак, на завтрак подаю разогретую пиццу, которую нашёл в холодильнике, — я поставил перед ним тарелку и поклонился. — А чай? — Скоро будет, чайник закипает. Повезло же нам, что плита газовая, а я везде ношу с собой зажигалку, — с этими словами я закурил, выпуская струйки дыма к потолку и стряхивая пепел в блюдце, ведь пепельницы в квартире не было.       Пауль сверлил меня взглядом несколько секунд, я не понял к чему это было, но когда он закатил глаза и выкинул окурки с тарелочки в мусорный пакет, до меня дошло. — С каких пор ты такой чистолюбивый? — С тех самых, как мне пришлось делить жильë с тобой, должен же кто-то хоть немного следить за порядком, нам это помещение потом вообще-то обратно хозяевам сдавать, нельзя тут всё твоими окурками заваливать.       Я хмыкнул и отпил горячего чая, который толком ещё не заварился.       Когда на улице жуткая непогода — дом, плед и горячий напиток — лучше всего создают атмосферу уюта и защищëнности. По крайней мере у меня. И ещё какую-нибудь грустную мелодию на фон, но я сам должен еë играть. «И Пауль. Пауль лучше всего на свете создаëт хорошую атмосферу!»       Позавтракав, мы снова поплелись к кровати, если мы и планировали навестить Кристофа в баре, то было бы это не раньше одиннадцати ночи.       Пауль уснул, повезло ему, а я мог лишь слушать, как он тихо и спокойно дышит. Сколько же добра, радости, милого ребячества и любви, в этом маленьком Солнышке.       Я думал о том, как он важен для меня и как обидно, что я не могу выразить всех этих чувств и, прижимая к себе тёплого и такого родного мальчика, зарылся лицом в его осветленные волосы на макушке. Он что-то пробурчал, но я не смог разобрать, на глазах почему-то навернулись слёзы, их быстро впитали длинные пряди. «Давненько мы не устраивали заплывов» — подумал я и, укрыв Пауля одеялом и пледом, чтобы точно не мëрз, пошёл набирать воду в ванну. Процесс длительный, у меня было время снова применить свечи, не для романтической атмосферы, а потому что в ванной комнате было совершенно темно, а свет включать, видимо даже, не планировали. — Ты что тут творишь? — заглянул Пауль, когда мне оставалось зажечь и куда-нибудь приткнуть всего пару свечей. — Ты вовремя.       Я хотел романтИк, а если я хотел — то делал это.       Пауль стоял в дверях, видимо, ожидая ответа. «Но нет, он не получит его, пусть сам догадается!»       Я медленно подошёл к нему и, стащив одеяло с его, на вид таких хрупких, плеч, жадно оглядел с головы до ног, а после задрал майку и стал гладить по груди, пышущей жаром. Прижал Хайко к стене, страстно целуя, вновь изучая каждый миллиметр его рта, будто никогда не кусал эти губы, не обводил языком идеальные зубы, оставившие на моих плечах немало укусов во время секса и просто так, когда дурачились, не тëрся об этот язык своим и ни разу не облизывал щёки изнутри.       В глазах, смотревших на меня, не читались возмущение, негодование или страх, страха нет, страха в них нет, нет ничего, кроме ощущения, что из-под век его сейчас прольëтся свет.       Почувствовав, что задыхаюсь, я отстранился, переводя дыхание и параллельно с этим, продолжая раздевать Пауля, он не сопротивлялся. Когда я избавил его от всего белья, он принялся за меня, но пошёл дальше: медленно оголяя моё тело, он целовал его, начиная с лодыжек, поднимаясь к голеням, бëдрам, целуя головку уже давно вставшего члена, лизнув ямочку пупка, проходясь языком по напряжённому прессу и ложбинке меж грудей, прикусив соски, оставив пару засосов на ключицах и коснувшись губами кадыка, едва ощутимо чмокнул меня в губы. — Теперь спина, Риш, — шепнул он на ухо, поигравшись языком с серьгой. — Твоя прекрасная спина…       Я был удивлён тем, как быстро он перехватил инициативу сделать приятно на себя, но не стал возражать, всё-таки у нас было ещё больше недели на подобные развлечения без свидетелей и риска быть застуканными родителями или сожителем по общаге (что было не критично, но всё равно неприятно), поэтому я принял предложение, и мы поменялись местами, теперь я был прижат к горячей после Пауля плиточной стене, и находился под полным контролем моего маленького мучителя, он знал, как терзает меня и одновременно доставляет неимоверное удовольствие своими ласками.       Обычно он не давал мне кончить от них, когда видел, что я на пределе, переставал прикасаться и держал мои руки, чтобы не дрочил, но сегодня он не останавливался.       Дрожь прошла по телу, когда Хайко поочерёдно поцеловал выемочки на пояснице, сказав: — Они прекрасны, не могу их пропустить.       Погладил изящный, по его словам, изгиб талии, потом позвоночник. — У тебя тут позвонок выбит, — сказал он мне также на ухо, через плечо. — Надо съездить к остеопату, у меня есть номер одного хорошего мастера, прямо-таки маг и чародей.       Он стал массировать мышцы, кое-как дотягиваясь и целуя шею, шепча, что я слишком напряжëн и чтобы я расслабился. Я так и сделал, неожиданно для самого себя, сползая вниз по стене. Пауль улыбнулся и взял меня под руки, он делал это очень аккуратно, медленно и нежно, он именно брал, а не подхватывал, моё тело будто само текло к нему, только бы быстрее оказаться как можно ближе к самому дорогому человеку.       Некогда горячая, а сейчас тёплая вода приняла нас в свои объятия. — Ты так и не кончил, любимый, — сказал Пауль, проводя большим пальцем по головке и ниже к уздечке.       Я был готов стонать только от того, что он без особой на то причины назвал меня любимым, но изливаться в ванной не хотелось, такой вот я брезгливый чёрт.       Мы зашли в душевую кабинку и включили воду. — Чем тебе помочь? — спросил Хайко, становясь на колени передо мной, он всё решил, а этот вопрос — часть его игры.       Он лизнул основание, облизал ствол и головку, после чего взял еë в рот, он уже здорово приловчился, несколько движений и я вновь сползаю по стене, закатывая глаза и пребывая в диком экстазе. «Я просто обязан что-то сделать» — это была единственная, чётко различимая мысль в голове.       Я встал и притянул Пауля к себе, начиная ему дрочить, ничего более оригинального я не придумал, он кончил через пару минут, мы смыли все следы веселья с плитки и вернулись к ванне, с которой всё должно было начаться. — Вода уже холодная, да и не хочу я просто сидеть в ней, — бубнил Хайко вытираясь, а после вытирая меня, сегодня я опять не успевал завладеть полотенцем и проделать всё наоборот.       Мы стояли в ванной комнате и молчали, Хайко поедал меня взглядом полным похоти, но кроме неë было ещё что-то… Я хотел удовлетворять его потребности, независимо от того, что мне нужно будет сделать. — Пойдём в спальню? — нерешительно спросил я, наверное, мы поменялись местами не только у стены…       Он кивнул, взял меня за руки и повёл к кровати, я заглянул в его глаза и понял, кроме похоти была всеобъемлющая нежность и любовь, Пауль не был из тех, кому от возбуждения полностью сносит крышу, если он был сверху, то никогда не игнорировал мои эмоции и просьбы, он запросто мог быть на пределе, но после моего еле слышного: «стой, не надо, пожалуйста», остановиться или, увидев слёзы, которых в определённый момент быть не должно, тоже останавливался, чтобы узнать в порядке ли я, от такой заботы меня изнутри разрывало желание хоть как-то донести до Пауля то, как я люблю его.       Я думал, что сегодня Пауль сверху, уж больно он настойчивый, но нет, он вручил мне тюбик смазки и лёг на спину, приподнимая одну ногу, под которую я должен был подставить плечо.       Перед растяжкой я решил чуть подрочить ему, чтобы расслабился и не так больно было, сейчас не тот момент, когда на боль можно было закрыть глаза, в отличии от Хайко, я не мог.       Указательный палец прошёл на удивление легко, я добавил средний, Пауль прогнулся и зажмурился, я ускорил темп дрочки, он снова лёг. — Готов? — на всякий случай спросил я, смазывая член и щедро поливая промежность Хайко лубрикантом.       Он молча кивнул.       Головка коснулась узкого и всё ещё напряжённого кольца мышц, толчок и оно раскрылось. Я начал медленно входить и двигаться, постанывая и сбиваясь с ритма дрочки Паулю. — Давай сам, — сказал он, когда я окончательно потерялся в пространстве. «Где он, чёрт возьми?!» — я пытался найти внутри Хайко бугорок простаты, но никак по нему не попадал. «Да! Вот! Ну…» — Заеби-и-ись, — простонал я, вторя Паулю.       Всё было слишком легко. Вскоре Хайко кончил, изливаясь себе и частично мне на животы. Пара плавных фрикций и меня накрыл оргазм. Я рухнул на Пауля, который тут же сжал меня в объятиях. — Это было восхитительно, у тебя талант ебаться, — он поцеловал меня в щёки и посмеялся.       Быстро обмывшись мы снова завалились спать. Меня забавлял наш режим: проснулись, поели, секс, спать и так на повторе.       Около восьми утра зазвонил телефон и снова Пауля. — Алло, — номер был сохранён, звонил Кристоф.       В динамике сквозь шум дождя был различим тихий всхлип. — Рих, ты? — Я. Ты плачешь? Ты где вообще, на улице что-ли?! — я устал с кровати и, подойдя к окну, приоткрыл штору, с четырёх утра ничего не изменилось, та же буря. — Вы заняты сейчас? Я просто… Можете пустить меня к себе ненадолго?       Я бросил короткое «да» и побежал вниз по лестнице, в подъезд и перед уличной дверью увидел его.       Промокший до нитки с опухшими от слёз глазами, когда я коснулся его ледяной руки, с ног до головы покрылся мурашками. Заведя Дума в квартиру, я не спешил с расспросами, первым делом его надо было согреть. — Вот полотенце и одежда, погрейся, потом иди на кухню, — с этими словами я пошёл будить Хайко.

***

— А я чë? Я ничë, — сказал он после моего краткого объяснения сложившейся ситуации. — Я с грустными людьми вообще не знаю как поступать, тем более ты с Думом лучше ладишь, он тебе доверяет. — Но он тебе позвонил, — я собирался этой фразой опровергнуть все его оправдания. — У него нет твоего номера, когда мы ехали к нам домой, он не успел его попросить, — Хайко хитро улыбнулся. Понимал, что переиграл меня.       Я вздохнул и пошёл ставить чайник, забрав плед у Пауля, который сказал, что Кристоф пришëл ко мне, и он будет сидеть здесь и не мешать мне оказывать психологическую поддержку.       Я ждал на кухне, и Кристоф совсем скоро пришёл. — Чайник скоро закипит, света у нас нет, поэтому можем поговорить так, а можем… — я выдержал паузу. — При свечах, — потом прыснул и погладил Кристофа по мокрым волосам, он слабо улыбнулся краешком губ.       Я набросил на его плечи плед, а потом решил нормально его завернуть, чтобы хоть чуть-чуть унять дрожь. Поставив две большие кружки с чёрным чаем, лимоном и тонной сахара на стол, сел напротив Кристофа и, пытаясь поймать отсутствующий взгляд светло-голубых глаз, взял его за руку.       Когда мы были у них в гостях, я видел эту печаль, хотел защитить Дума, чтобы никогда такого больше не было, а сейчас у меня есть возможность помочь, но я не знаю как, и от этого очень больно. — Ты хочешь поговорить? Тебе нужна помощь или просто идти некуда?       Он поднял на меня удивлëнный взгляд. — Рихард, ты невероятен… — Почему? — Не знаю, просто только что понял это.       По его щеке скользнула слеза, у меня защемило в груди, вдруг он подошёл, опустился передо мной на колени и уткнулся в них лицом, обнимая икры и тихо всхлипывая. — Дум… — только и смог сказать я. — Мы поссорились с ним, — немного успокоившись, начал свой рассказ Кристоф, — помнишь того мужика, который к Паулю приставал?       Я кивнул. — Когда я сжал его руку, он как-то изловчился ударить меня с колена в бедро, там остался синяк. Мы с Тиллем… Ну… — он замялся. — Говори как есть, как-будто мы с Паулем ничем подобным не занимаемся, — усмехнулся я, сползая со стула, чтобы наши лица были на одном уровне. — Дум, правда, давай, выговаривай. — Ну я сидел на кухне, он пришёл ко мне и начал целовать, потом, как заведено, потрахушки.       Меня пробрало на смех. — Ты чего?       Я виновато на него посмотрел и поджал губы. Чтобы не видеть этот недоумевающий взгляд, от которого снова хочется смеяться, я притянул его ближе и, погладив по затылку, слегка надавил, Кристоф быстро сообразил и упëрся лбом в моё плечо, касаясь носом шеи.       Я чувствовал его тёплое дыхание.       Прижимая к себе этого мужчину, я больше всего хотел прямо спросить: «Дум, в моих объятиях ты чувствуешь себя в безопасности?», но не решался, этот вопрос казался мне неприемлемым. — Он положил меня на стол и раздел, увидев синяк он разозлился и начал читать нотации о том, что я совсем не берегу себя, работаю в этом баре за копейки, а ведь он бизнесмен и может без труда содержать меня, а я шляюсь по всяким забегаловкам. Я ответил, что не хочу быть для него обузой, сидеть дома и тратить его деньги, это ещё больше взбесило его. Он сорвался на крик и пытался доказать, что зарабатывает для меня, для того, чтобы у меня был шикарный дом, машина, много одежды, вкусная еда и прочее, прочее, а не для того, чтобы я считал себя ущербным и подвергал опасности. Потому что это не первый раз, когда меня чуть не грохнули. Но мне всё равно нравится работать в баре, там эта неповторимая атмосфера полной анархии, да, шлюхи это нелицеприятно, но бушующая толпа… Особенно, когда сидишь за барной стойкой, а не толчëшься на танцполе, — он притих, как бы думая, рассказывать ли мне дальше свои мысли.       Я немного подождал, а потом попросил продолжения. — С другой стороны, я бы с радостью сидел дома, готовил, убирал, ждал Тилля с работы, мы бы ужинали в тишине и шли спать, а перед сном, пару раз в неделю, я делал бы ему массаж спины, или ступней или лица, — он хмыкнул. — Или простаты, было бы чудесно.       Он говорил всё это мне в шею, его губы иногда касались кожи, а сбивчивое горячее дыхание обжигало её. — Я не сдержался и ударил его, когда он подошёл, чтобы обнять меня в знак примирения, я не знаю, что на меня нашло, но он не ожидал этого и отшатнулся. Когда я осознал, что вытворил, было поздно. Тилль стоял, оперевшись о стол одной рукой, а второй закрывал лицо, по предплечью текли струйки крови, я испугался, что он кинется на меня и убежал… Помню, когда выходил и закрывал дверь, глянул на кухню, он сидел за столом, всё ещё закрываясь руками, и его плечи вздрагивали.       Кристоф отстранился и заглянул мне в глаза. — Рихард, я боюсь возвращаться… — Почему? Он же переживает за тебя, сам так сказал. Он не будет тебя бить, потому что как я понял — он живёт только для тебя. — Я боюсь не того, что он меня побъëт, а того, что я войду в коридор и скажу: «Любимый, я дома!», а в ответ чужой, — он перевёл взгляд на стену и вдохнул, говоря. -… Стон…       Я прижал лицо Кристофа к груди, как в ночь нашего знакомства и стал медленно поглаживать его по загривку, шее и всё ещё влажным волосам. Я зачем-то опустил глаза и увидел его стояк. Внутри почему-то похолодело. — Ты не подумай ничего такого, но у тебя, — я почувствовал, как горят мои уши и щёки, не от увиденного, а от мыслей и от того, что я сейчас чуть не сказал… — Прости, не знаю чего это он, — он попытался отстраниться, но я не позволил ему этого сделать. «Ну а почему бы и нет? Попытка не пытка» — мелькнуло в голове. — Я просто мог бы тебе помочь, если хочешь, — «Это ведь как измена Паулю… Что я творю?! Кристоф замужем, он знает, что у меня есть парень, ды мы знакомы всего пару дней, неужели он настолько мне довериться, чтобы вот так просто подставиться?»       Он едва заметно кивнул и, не получив никакой реакции с моей стороны, резко встал и направился прочь, я схватил его за руку, нельзя было оставить эту фразу без объяснения. — Дум, нет, я пошутил! — Так нельзя шутить! Это не смешно! — он не злился, он был в отчаянии, ещё бы, он пришёл за помощью, а тут шлюхан какой-то шутит про дрочку. — И вот я не шутил! — он отвернул от меня лицо.       Я отпустил руку и притянул Дума к себе поближе за плечи, в глазах читался страх и смятение. — Хочешь подрочу тебе? Хочешь, хочешь, иди ко мне… — прошептал я ему почти на ухо. «Предложил — работай теперь».       Член Кристофа был намного больше, чем у Пауля, от секса с Думом я едва ли получил бы удовольствие… «А зачем я об этом подумал?..»       Он кончил тихо, еле сдерживая рвущийся наружу стон. — И согрелся, и вопрос решили. Не боишься возвращаться? — Да как-то боязно всё равно… — Ещё чаю! — радостно сказал я, ставя чайник.       В дверном проёме показалось взволнованное лицо Хайко, я невольно напрягся. — Риш, можешь выйти, поговорить надо. «Так…» — последняя мысль, и я вышел.       В коридоре стоял Линдеманн.