Тилль стоял передо мной и тяжело дышал. По его растрëпанным волосам и тому, как заметно дрожали его колени, я понял, что он бежал к нам, а не шёл. Мой взгляд приковали к себе кровавые потëки на его лице.
— Кристоф здесь? — он здорово нервничал и был в отчаянии. — Если он не здесь, я не знаю, где искать его… — Тилль медленно сполз на коврик в прихожей.
— У тебя кровь, может… — начал я.
Он отмахнулся и повторил вопрос.
— Сейчас вернусь, — с этими словами я зашёл на кухню.
Кристоф стоял под дверью и, видимо, подслушивал.
— Дум, он не злится, можешь не беспокоиться, — возможно, это была ложь, но от неë стало легче. — Давай, я с тобой, если что, помогу.
Мы обнялись, я похлопал его по спине. Кристоф шумно втянул воздух у моего уха, от этого стало щекотно и одновременно приятно.
Он вышел, боязливо поëжившись, Тилль был неподвижен. Я и Пауль отошли к стене, чтобы не мешать, но и посмотреть.
Эти двое стояли и смотрели друг на друга несколько минут, после чего Тилль медленно протянул к Думу руки, для второго это стало чем-то вроде отмашки, потом Линдеманн поцеловал руку мужа, на которой было кольцо и прижал еë к щеке. Второй рукой Тилль гладил скулу любимого.
— Прости меня, пожалуйста… Мне так жаль, — эта боль в глазах… Я никогда не забуду еë. — Не знаю, как так получилось, вспышка агрессии, Тилльхен, прошу тебя, прости, — одними губами прошептал Шнайдер.
— Mein schatz, всë в порядке, я рад, что ты не злишься на меня, — Линдеманн притянул к себе Дума и поцеловал его в губы, очень чувственно, но без пошлости.
— Я когда уходил, посмотрел на кухню, ты плакал? — спросил Кристоф, беря супруга за плечи.
А я вспомнил фрагмент нашей беседы о вздрагивающих плечах.
— Разве я мог не плакать, мне было так больно, когда ты обиделся и ушёл. Meine liebe, ты же должен понимать, что я очень за тебя волнуюсь, вот какой-то мудак тебя ударил и ушёл, не получив по заслугам. А я даже не смог ничего сделать, — Тилль упёрся лбом в плечо Дума, опуская руки на поясницу, поглаживая её.
— Да как же, не получив? — решил я зачем-то встрять в их примирительный разговор. — Ты его до полусмерти избил, если он вообще жив остался, ты когда кинул его на стол, я думал конец и мне, и Думу, так ты его отделал.
Пауль одëрнул край моей майки, смерив грозным взглядом.
Тилль посмотрел в мою сторону невидящим взглядом, Кристоф не обратил на мои слова внимания. Воцарилась тишина, а вокруг меня так и летала аура неловкости.
— Я тут подумал о нашей совместной жизни, — важно изрëк Кристоф.— Ты же говорил, что мне можно не работать?
Тилль просиял и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Шнайдер приставил к его губам палец.
— В общем, поговорим ещё об этом.
С этими словами Дум прильнул к груди Линдеманна. Они долго обнимались, поцеловались несколько раз, после чего Тилль сказал, что нам с ним надо переговорить с глазу на глаз.
Внутри снова всё напряглось. Я не хотел оставаться с наедине. Но мы зашли в спальню, отправив Кристофа и Пауля на кухню заваривать чай.
— Рихард, — металлическим голосом произнёс Тилль, закрывая дверь, а потом гораздо мягче добавил. — Спасибо.
Он подошёл ко мне и развëл руки в жесте «Я хочу тебя обнять, но не знаю, хочешь ли ты, мне было бы больно, если бы ты оттолкнул меня, поэтому таким образом я пытаюсь уточнить». Я подошёл ближе и прижался к его тяжело вздымающейся груди, ощущая его напряжëнные руки на своей талии.
— За что спасибо? — спросил я, поднимая голову.
— За то, что приютил моего мальчика ненадолго, а то бог знает, где бы он был сейчас… А теперь, пожалуйста, расскажи, что ты сделал. — Тилль выглядел очень серьëзным.
Мы сели на край кровати.
— Мы поговорили, я сказал, что ты бы не стал менять его на какую-нибудь шлюху после одной недоссоры, что ты, судя по рассказам и тому, что я сам видел, живёшь только для него одного, и ты не откажешься от него вообще никогда.
«Правдоподобно? — определённо, молодец, Риш».
— Это не всё. Я знаю Дума уже пятнадцать лет, он не мог просто взять и после слов: «Всё будет хорошо, успокойся», взять и успокоиться, — Тилль накрыл мою ладонь своей. — это важно для меня, скажи всё.
— Он подошёл ко мне и стал на колени, обхватив мои ноги руками, и плакал, я обнял его и погладил по голове, потом мы поговорили, а потом я увидел его… Э… — «сам говорил быть честным, он ведь знает о чём я?» — стояк и сказал, что мог бы помочь, — я ждал пощёчину или агрессию, крики, что угодно, кроме его спокойствия. — Я подрочил ему, сразу после пришёл ты.
Тилль шумно выдохнул.
— Спасибо, что не воспользовался им.
Я снова оказался в его крепких объятиях, что-то в них было… Если Пауль обнимал, мне хотелось быть с ним всегда, защищать, делать что угодно, чтобы его никто не обидел, как материнский инстинкт, что ли?
В руках Тилля я чувствовал себя в безопасности, а если Кристоф… Я хотел, чтобы он никогда больше не плакал и не грустил, он не тот человек, который заслуживает даже сотую часть всего горя, что выносит обычный смертный за свою жизнь. Мне так почему-то казалось.
Вдруг я осознал сказанное Линдеманном.
— Как воспользовался?! Разве я мог… Нет, мы, конечно, совсем недавно узнали друг друга, но это не значит, что можно трахнуть чужого мужа и свалить в свои родные ебеня!
«Я не мог так поступить!»
— Я верю, просто поблагодарил, я не сомневаюсь в твоей порядочности.
— Так откуда вообще эта тема? Было что-то? — я явно лез не в своё дело. Примерив эту ситуацию на себя, я понял, что спроси меня кто-то о подобном — он бы пошёл лесом.
«Нет, ну а вдруг?!»
— У-у-у… Долгая история, — закатил глаза Тилль, думая, что я отвяжусь, наивный… Не выдержав взгляда, он вздохнул. — Мы учились на первом курсе и встречались с Кристофом уже несколько месяцев, но уже тогда я прекрасно понимал: Дум тот, кому я посвящу жизнь, я хотел этого. Так вот, ты сам понимаешь, что появляется свобода и многие теряют волю и разум, я не был таким, но как-то мы чуть ли не всей общагой решили что-то отпраздновать, Новый год, по-моему, на улице тогда снег был. Или конец полугодия и сданные сессии и прочую поеботню, или Новый год. Я набухался так, что мама не горюй, не потому что алкаш, а потому что какой-то гений, позже узнаешь кто, намешал мне в стакан пиво, какую-то домашнюю бурду, названную сидром. У нас прикол был, может, до сих пор есть у студентов: пиво и сидр — пидр, плюсом текила — педрила, — он печально усмехнулся. — Я был совсем не в себе, и передо мной решил нагнуться одногруппник, это он меня напоил, потому что давно хотел со мной секса, а я почти через неделю после того, как нас разбили на группы, пел Кристофу серенады. Я был занят, — тут он задумался. — Скажи имя, любое, мужское, пример чтоб яркий был.
— Вернер?
— Да ладно, Рихард… — Тилль уставился на меня как на полного идиота, но потом смирился с моей тугостью, потому что я не понимал, в чём проблема, имя как имя. — Представь, ты заходишь в СВОЮ комнату, потому что я тогда перепутал двери, а мы с Думом жили почти по соседству, зашёл, а там Пауль ебёт на ТВОЕЙ кровати, — он снова вздохнул. — Вернера. Как тебе?
— Плохо.
— Да, плохо. А дальше кончаю я, поворачиваю голову, а там Дум стоит в ахуе, я как был, в чём мать родила, так к нему и кинулся, Рихард, я в жизни так быстро не трезвел, а он слёзы вытер и убежал. А я что? Хер знает, где его искать, я оделся и побежал по всей территории техникума гонять. Нашёл под утро у одногруппника, который пытался меня остановить, когда я собрался уходить, чтобы развлечься, я тогда его побил, стыдно было стучаться к нему, но потом это прошло. Я зашёл к нему и спросил примерно то же, что и у тебя, а он ухмыльнулся и повёл меня за собой, — вдруг Тилль сник, его лицо выражало ту бесполезную и печальную ненависть, которая на протяжении многих лет время от времени будоражит воображение фантазиями о том, как мог ты отомстить кому-то, но упустил шанс, а сейчас уже поздно. — И он там был, а ещё там было несколько парней, которых я не знал, они смеялись над ним, из-за чего, это была загадка, когда увидели меня, подбежали и наперебой стали рассказывать, какой у меня шлюхан классный, тогда всё стало на свои места. Ты понимаешь, к чему я? Он пришёл за помощью, а его нагнули, и ты тоже мог так сделать.
— Да не мог я!
— Ладно, ладно, всё, не кипятись. Дальше слушай. Я запомнил все лица и ушёл, забрав Дума, я просто подошёл, кинул его через плечо и под гул вышел. Донёс Кристофа до своей комнаты, потому что его была занята тем, кого я ебал, и молча ушёл. Мы с ним перестали общаться, было обидно, что всё так закончилось, я пытался как-нибудь разведать обстановку на его любовном фронте, он был одиноким, это вселяло надежду. Вот так я, в попытках вернуть Кристофа, а попытки были очень жалкими, я не знал, как говорить о чувствах к нему, после того, как подло опрокинул его доверие, дотянул до лета, ничего не добившись, уезжаю домой в Лейпциг, в общаге было жутко тоскливо. Единственное, что я хотел сделать, побить тех, кто был тогда в комнате. Я это сделал, но… Кажется, что нужно было бить жёстче, а они всё живы остались, разве это месть? Так вот, не суть! Свершил я отомщение, уехал, тосковал, а потом, — он мечтательно прикрыл глаза, впервые видел эту эмоцию на его лице, очень красиво. — Одним июньским утром, когда и облака есть, и солнце светит, и не жарко, красота кругом, я сидел на чердаке, рисовал очередную расчленëнку и разрабатывал план по искуплению грехов перед Думом. А потом слышу, дверь скрипнула, ну, думаю, мама, кто ещё, хотя если мама, то она просто на весь дом кричит, куда мне срочно, прям очень срочно, подойти надо. Тут мне на плечи руки легли, я шарахнулся, а это он был, за ним мать моя дверь закрывает со словами: «Миритесь-ебитесь», это единственный обрывок фразы, который я запомнил, — он усмехнулся, — Кристоф стоял так, не убирая рук, а потом сказал: «Прости меня, Тилльхен», давно я так не рыдал, ведь я был виноват перед ним, если бы не мой проëб, всё было бы хорошо, а он ещё и прощения просить пришёл… Он приобнял меня, пробурчав в шею: «Я скучал, meine liebe», — Тилль хлопнул себя по колену, весело добавив. — И жили все долго и счастливо! — потом его лицо вновь посерьëзнело. — Рихард, спасибо. За всё.
Вдруг дверь открылась и в спальню заглянул Пауль.
— Вы заканчивать собираетесь? Там чай скоро остынет.
— Мы тут максимум десять минут, чай только должен завариваться. — выразил своё негодование Линдеманн.
— Да ладно, Тилль. Пауль не за чай переживает, а за сохранность своей собственности, — с этими словами я подошёл к нему и обнял, поцеловав в лоб. — Да, Солнце?
Тут же из-за спины Пауля показался Дум, он был выше и выглядели они забавно.
— Я так-то тоже переживаю.
Мы с Тиллем переглянулись, он облизнулся, я злобно засмеялся, моему смеху вторил Тилль, но он быстро развеял всю злобность, случайно хрюкнув, после этого нас обоих прорвало, и мы начали просто смеяться, задыхаясь или пытаясь отдышаться, не переставая, буквально, кричать.
— Конченые? — прищурился Хайко.
— Да, Пауль, конченые, это клиника… — вздохнул Дум.
Они ушли, давая нам немного времени ещё побыть наедине, а заодно успокоиться, удостоверились ведь, что мы тут лишь разговариваем.
— Мне не хватало этого дружеского общения, просто с Кристофом об этом не поговорить, а больше и не с кем, — завершил реплику Тилль.
— Обращайся, — вдруг сердце защемило от осознания того, что через каких-то семь дней, не считая этого, нам придëтся расстаться. Перед отъездом обязательно скажу, что буду скучать.
Мы ещё раз обнялись, я сцепил руки замкóм чуть ниже его лопаток, он посмеялся и спросил, чего это я лапки сложил.
На кухне наши Солнышко и Schatz активно обсуждали погоду, которая не позволяла достойно провести летние дни.
— А погнали в Шлосспарк? — неожиданно предложил Тилль.
Кристоф взвизгнул от радости и полез к мужу обниматься, Пауль смотрел на меня совсем ещё детскими глазами. Я кивнул, и он подошёл, прильнув к моей груди, а после оказался в моих объятиях, которые я считал довольно уютными.
— В таком случае, Пауль, Рихард, собирайтесь, потом поедем к нам, мы тоже переоденемся, — сказал Линдеманн, выводя мужа в подобие вальса.
Пауль устроил целую драму из-за выбора майки, в то время как я, уже минут десять стоял у стенки и думал, что сказать Паулю.
— Depeche Mode, или Tool, или чёрную, или белую, или вот эту, с переходом от голубого до чёрного, — майку с переходом цвета я ему подарил на один из дней рождений, он очень еë любил. Она напоминала нам о том самом свитере.
— Рихард весь в чёрном, ты тоже тогда надень чёрную майку, — помог Кристоф.
На том и порешили.
*
Когда мы ехали к ним домой, Пауль и Кристоф составляли план дня, сидя сзади, а мы с Тиллем молчали. Он вглядывался в дорогу, а я думал, как сформулировать вопрос, не очень важный, но волнующий меня.
Schatz забрал моё Солнце, показывать гардероб, и чтобы тот помог выбрать подходящую одежду.
— Пойдём, Рих, покормлю тебя что ли, а то нам долго ещё ждать, когда наши принцессы найдут нужные наряды, — Тилль изобразил реверанс, подобрал подол невидимого платья, взмахнул такой же невидимой волшебной палочкой и посмеялся тоненьким голосом. — Дуй за мной.
Вот мы уже несколько минут стояли и осматривали содержимое холодильника.
Я бы пошутил, что мы как наши «принцессы», только по части холодильников, но почему-то не стал делать этого.
— Может мороженого? — спросил Тилль.
— Какое есть?
— Пломбир, фисташки чуть-чуть, Кристоф такое любит, клубника-шампанское, тоже Дума и, — он сымитировал барабанную дробь. — Пиво!
— Замороженное пиво или мороженое со вкусом пива, — я растерялся, ни разу не слышал о подобном.
— Второе! — торжественно объявил он. — Тебе в тарелку или отсюда поедим?
— Если не противно тебе, давай отсюда, чего посуду пачкать.
— Вот и я об этом! — сказал Линдеманн и достал две столовых ложки.
Он зачерпнул прямо из контейнера и поднëс заветную сладость к моему рту.
— Правда кормить меня собираешься? — я был не против, но как не подколоть этого серьëзного дядьку?
— Сказал же ещё в начале, — смутился он и опустил руку.
— Ну давай, давай, я весь в нетерпении.
Получив желаемый результат я промычал:
— М-м! Вкусно!
Тилль улыбнулся.
— Мне вот интересно было, — я остановил руку с ложкой. — Кристоф взял твою фамилию или ты его?
— Одного не понимаю, мы сидели, ели мороженое, откуда этот вопрос мог взяться?
— Когда узнал, что вы мужья, стало интересно, а возможности спросить не находил.
— Он оставил свою и взял мою. Он был Кристоф Шнайдер, а стал Кристоф Шнайдер-Линдеманн. Капец ему теперь расписываться.
Я задумчиво кивнул, пытаясь представить эту подпись.
***
Мы прикончили примерно килограмм мороженного, когда на кухню ворвались Кристоф и Пауль. Один был в длинной свободной чёрной тунике и кожаном корсете, второй весь в ремнях с безразмерной рубашкой, накинутой на плечи.
— Красиво? — спросил Пауль, подойдя ко мне. Даже в таком виде он оставался невинным маленьким мальчиком, моим любимым мальчиком.
Я ничего не ответил, пялясь на него.
— Что думаешь, meine liebe? — Дум так и вертелся вокруг супруга, демонстрируя действительно очень красивый (не то, что у меня) изгиб талии.
— Красиво, но вы вроде шли собраться в Шлосспарк, нет разве?
Шнайдер-Линдеманн обиженно нахмурил брови, на что Тилль тихо фыркнул и притянул Дума к себе.
— Das ist wunderschönen, без всяких «но».
Я понял, что косячнул, когда опасный, но такой весёлый огонёк в глазах моего любимого погас.
— Пауль, ты секс на все сто! — я взял его за плечи и закружил, а потом опустил руки ниже, поднял Хайко и продолжил испытывать удачу своими манёврами.
Довольные Кристоф и Пауль ушли переодеваться, а я готовился задавать вопросы.
— Итак, — я забрал одну ложку и положил еë в раковину, а второй зачерпнул подтаявшее мороженое. — Отвечаешь — получаешь это, — я кивнул на свою руку с ложкой. — Не отвечаешь — это переходит ко мне.
— Не-е-е-е-е-е-е-ет… — протянул допрашиваемый и, словно стекая по дивану, оказался под столом.
— Тилль, откуда ремни и корсет? — попытка не пытка.
— Корсет для одного из образов Дума, он как-то попросил, хотел что-то подчëркивающее его красивую фигуру, и она ведь действительно прекрасна, — он перевёл на меня колючий взгляд. — А ремни так, просто. Захотелось как-то попробовать и понять, в чём прикол.
— Ну и в чём?
— Так и не понял, не моё, я не люблю это всё.
Через четверть часа пустой пластиковый контейнер, сопровождаемый тяжёлыми вздохами, наполненными грустью и тоской, попал в мусорный пакет.
— Мы готовы! — раздалось из коридора, только сейчас мы поняли, что Тилль так и не переоделся.
— Неловко, — бросил он и убежал на второй этаж.
Спустя минут десять он спустился, как и я, и Пауль, и Кристоф — весь затянутый в чёрное. Водолазка выгодно подчёркивала рельеф торса, пара ремней, перетянутых на груди добавляли чего-то бунтарского, чёрные джинсы плотно облегали накачанные мышцы икр и бёдер.
На фоне нас с Паулем, одетых в простые футболки и «бесформенные» свободные джинсы, которые даже попу не обтягивали, что говорить об икрах, Кристоф с Тиллем выглядели как двое папочек, которые решили выгулять своих непоседливых сыновей и обсудить какие-нибудь бизнесменские дела, пока их чада нещадно тратят отцовские капиталы на фаст-фуд и прочий ширпотреб.
***
Торговый центр был очень большим, много магазинов, лавок, кафе, там было кино, боулинг и караоке.
— Ри-и-и-их! — запищал Пауль и потащил меня в магазин сладостей.
— У нас мало денег, сразу не трать, хорошо?
— Хорошо, — он сразу сник.
— Бери, что хочешь, сегодня я твой добрый папочка! — сжал Хайко за плечи Дум. И они вместе пошли по рядам, заставленным мармеладом, зефиром, шоколадом самых разных сортов и прочих вкусностей.
— Тебе папка нужен? — тихо спросил Тилль, приобнимая меня за талию, становясь рядом.
— Было бы классно.
— Я видел тут недалеко ларёк с мороженым.
Мы оба засмеялись, уж чего-чего, а мороженого на сегодня и на ближайший месяц нам хватило.
— Meine liebe, держи, — Дум вручил Тиллю пакет.
Пауль посмотрел на меня и, заметив кивок, отдал маленький пакетик.
— Это тебе, я нашёл там лакрицу, ты же еë любишь, поэтому вот.
Это было так мило и приятно, я поблагодарил своё Солнышко и чмокнул его в нос, от чего он зажмурился.
— Тилльхен, мне нужна подводка, пойдём в косметику? — только после этой просьбы я заметил, что глаза Дума подведены и там есть тени. Как так… Смотрел в них, смотрел, а косметики не заметил. А может в том и дело, что смотрел В них, а не НА них?
Около часа мы ходили по магазинам в поисках мужской подводки, именно мужской, она чем-то должна была отличаться от женской…
— Когда есть? — спросил Тилль, когда ему вручили чек с кассы бьюти-магазина. Я поддержал вопрос.
И что? Нас отправили в кафе одних.
— Пицца? — спросил Тилль.
— Пицца.
Классика — вкусно и недорого.
***
Мы гуляли по Шлосспарку до семи вечера, сходили в кино, на фильм, который никому из нас не понравился. Играли в боулинг, я всех победил, Пауль занял последнее место по количеству баллов, кто его потом успокаивал? — я. Ещё раз заказали пиццу, купили для нас с Хайко одинаковые футболки с какой-то расчленëнкой, она очень понравилась Паулю. Обошли все магазины, в интим-шопе я, пока все куда-то разошлись, купил Хайко трусы с принтом черепа оленя в мишуре, новогодние, несмотря на лето за окном. Потом мы нашли фото-кабинку и, конечно же, сделали кучу прикольных фото, сначала Тилль с Думом, потом я с Паулем, потом вчетвером, потом я с Тиллем и так далее.
Линдеманн вручил мне листок с нашими фото и я снова понял, что скоро это всё закончится… Зачем люди думают о том, что в будущем будет плохо? Кому нужно плохое будущее, если есть хорошее настоящее? Я никогда не пойму этого.
— Риш, смотри! — веселый голос Хайко отогнал все плохие мысли, если он будет рядом — всё будет в лучшем виде, — тут магазин художественный, пойдëм?
— Да, пошли, мне давно уже нужен новый скетчбук.
— Ты рисуешь? — в голос спросили Тилль и Кристоф.
— Есть такое, — я слегка смутился из-за их бурного выражения восторга, потому что ничего особенного в этом занятии не находил.
Мы провели в художественном магазине несправедливо мало времени. Но в этом была лишь моя вина. Тилль и Кристоф выбирали мне скетчбуки, а потом решили купить холст метр на два, пару вёдер краски и набор из двадцати семи кистей, чтобы я их нарисовал.
— Давай! Почему нет? — спрашивал Кристоф, рассматривая поднятый мужем холст.
— Вы понимаете, что я за формат А1 никогда в жизни не заходил? Это во-первых, во-вторых я не рисую людей, которых знаю. Мне перед ними стыдно! — я взял скетчбук и убежал за мольберты.
— Риша, хотя бы набросок! — крикнул мне Шнайдер.
— Нет!
Я услышал, как Пауль сказал, что я наврал, ведь рисовал его и стыдно мне не было.
«Вот жуча!»
Я залип на стенд с угольными карандашами, а ко мне пришёл Тилль.
— Не злись на нас. Мы правда впечатлены твоим хобби, — он протянул мне коробку профессиональной акварели и показал чек, закрывая цену. — Подарок. Уверен, ты хотел такую.
Я улыбнулся, ведь правда обратил на эти краски внимание.
— Спасибо.
В конце концов, даже проведя меж прилавков меньше часа, мы накупили очень много всего. Чуть-чуть мне и пару пакетов всякого всего Кристофу, которые решил научиться рисовать.
— И я буду первым, кого ты нарисуешь? — мило улыбнулся Тилль, неся кучу пактов, к котором добавилось ещё два бумажных.
— Нет, я буду рисовать кувшины, — важно изрёк Шнайдер.
***
Было начало восьмого, когда Кристоф сказал:
— Ребят, у меня смена через полтора часа, надо по домам.
— Отлично! — Тилль был рад не тому, что его любовь снова идёт в ночную смену в бар, а тому, что мы едем домой.
Тилль привёз нас всех к ним домой, Кристоф переоделся в более свободную одежду и стал прощаться:
— Всё, я убежал, приходите, как отдохнëте ко мне, продолжим гулянку. — Шнайдер поцеловал Тилля, попрощался с нами и ушёл.
***
Мы снова были в их доме… Я почему-то думал, что мы с Хайко поедем к себе, а потом своим ходом в бар.
— Мне необходим сон… Вообще не спал сегодня… — сказал Тилль.
Я увязался за ним — мне было интересно, чего это он не спал. Но потом дошло, что он ждал Кристофа с работы, потом ссора, потом мы приехали в гости, потом Шлосспарк.
— До скорого, хорошо тебе выспаться, разбудим ближе к полуночи? — спросил Пауль.
— Да, хорошо.
Мы с Хайко расположились на диване, нам тоже было бы неплохо вздремнуть.
Засыпая, я подумал, что мне жаль Дума. Мы вот спим, а он у стойки крепится как может и выслушивает пьяные откровения посетителей.
«Держись, мысленно я с тобой».
