Schwerin ist ein großartiger Ort

      Машина подъехала к нам. Я пошёл к передней двери, чтобы сесть рядом с Тиллем, но внезапно задняя дверь распахнулась, и ко мне вышел Кристоф. — Хэй! — выкрикнул он и подтолкнул меня к задним сиденьям. — Сядешь со мной?       Пауль никак не отреагировала и примостился возле Линдеманна. — Давай, рассказывай, — шепнул Кристоф, только мы тронулись. — Место самое то, может потом как-нибудь? — я не хотел говорить о скандале при Пауле и, тем более, в присутствии Тилля. — Сегодня, — он пристально посмотрел на меня. — Хорошо-хорошо.       Оставшуюся дорогу мы молчали, Тилль даже не поздоровался с нами. «Да что с ними всеми сегодня?!» — Приехали, — тяжело вздохнул Линдеманн.       Когда мы вышли, я заметил, что у него под глазами синяки и вид очень уставший, будто он ушёл раньше с работы, чтобы поспать, а не с нами гулять. — Как себя чувствуешь? — слишком взволнованным голосом спросил я. — Плохо, а что, переживаешь? — улыбнулся Тилль и приобнял меня, легко ударившись лбом в висок. — Конечно переживаю. Пойдём, купим кофе? — Не-е-е. Давай после кино вы к нам поедете и, если не сложно тебе будет, сваришь кофе? Как тогда, перед баром, — он коснулся пальцам моей ладони и усмехнулся. — Как Хайко скажет. — Вы идёте? — Кристоф уже потерял нас. — Ты не выспался или что с тобой? — всё не отставал я от Тилля. — Не выспался, на работе завал. Задолбался просто. Хорошо хоть mein Schatz дома сидит, чуть меньше волнуюсь за него… «Дома сидит, ага», — хвала небесам, я смог промолчать и оставить эту глупую шутку при себе! — Ну раз тебе совсем плохо, — я погладил Тилля по руке. — Сварю кофе тебе. Почему, кстати, я?       Линдеманн отвёл взгляд и уже собрался ответить, но тут на нас налетели Хайко и Кристоф. Я понял, что это знак, и Тилля трогать не надо. Если он просит что-то для него сделать, значит ему приятно моё внимание. — Погнали на «Морских паразитов»? — крикнули они в голос.       Кристоф схватил мужа за руки и встряхнул. Пауль не прикасался ко мне — дело понятное, пару часов назад грохнул мой телефон и пару тысяч нервных клеток. Ему было стыдно. — Что-нибудь из еды берём? — спросил я у Хайко. — Нет, там всего-то полтора часа фильм длится.       Мы редко ходили в кино и никогда не покупали там какие-либо закуски — слишком дорого и нецелесообразно. Но вот Дум был другого мнения. — Фанту и карамельный попкорн, ещё чипсы и вот эти мексиканские треугольнички. А это что? Ну и вот это тогда попробуем. И, будьте добры, вот карамельки, нет, которые левее, да нет же! Левые, правее левых и левее правых. Вот эти. ДА ВОТ ЭТИ ВОТ! В ЧЁРНОЙ БЛЕСТЯЩЕЙ БУМАЖКЕ! — бесился Кристоф.       Он планировал скупить половину прилавка, а тут парень не может отличить правое лево от левого права… — Может, не нужны они тебе? — мягко спросил Тилль. — Не нужны. Короче, только треугольники.       Мы с Паулем усмехнулись, глянув на кассира, который уже насыпал попкорн, налил фанту и какую-то непонятную, наверное, сладкую пасту. — Вы серьëзно? — процедил он, глядя на Кристофа из-под козырька кепки. — Да. Только эти штучки и всё. — Вы должны заплатить за всё, что я уже насыпал и налил. — Где это написано? — Кристоф, благодаря Тиллю, да и вообще обучению в ВУЗе очень хорошо знал свои права и обязанности. И в них не входило оплачивать то, что ему не нужно. — Куда мне, по-вашему, девать всё это? — Ваши проблемы должны меня волновать? — резко, но без интонации упрëка спросил Дум. — Да! Должны! — и парень вылил на Кристофа стакан фанты. — Потому что проблемы из-за тебя! «Оу… Перешёл на «ты»… Ему конец» — но потом я улыбнулся, на Шная вылили газировку, а я думаю, что ругаться он будет только из-за обращения. — Знаешь, сколько стоит эта майка? — зло спросил Кристоф и ткнул себя в грудь, указывая на маленькую надпись «Hugo Boss». — Заработную плату одного моего рабочего дня, полагаю? Майка и фирма сами по себе дешёвка! Мне компенсировать?! — кассир уже не скрывал эмоций и думать забыл о правилах поведения и социальных нормах. — Зови администратора, сучëныш, но если хочешь, можем и так конфликт решить. И ещё, если так интересно, то майка стоит до-ху-и-ща! Подарок супруга, знаешь ли, — как-то обиженно отметил Дум, звонко пересчитывая костяшки всех пальцев рук. — А, вот оно что. Ну давай так переговорим, пидорас! Ненавижу пидоров, или как вы там себя называете? Представители ущемлëнных секс-меньшинств? Собственно, похер! — парень то визжал, то снова басил.       Кассир вышел из-за стойки, все клиенты стали ворчать, толпиться и выстраиваться в очередь к другой кассе. — Разминку даже не сделаешь? — смеялся Кристоф, он откровенно издевался над ним. — Я не такой дед, как ты, урод. — Блядь, я его грохну! — рыкнул Тилль и шагнул к парню, но я остановил его. Знал, что этот сопляк ничего не сможет сделать Думу.       Жаль, но я пропустил весь поединок, удерживая Линдеманна. Пару минут я его успокаивал, а потом повернулся, а кассир уже скрученный на полу валялся.       Вдруг, словно из-под земли, появилась администратор и попросила Кристофа отпустить, как оказалось, стажёра.       Они оба стали наперебой рассказывать, что произошло. Я подошёл чуть ближе, чтобы лицезреть представление. — Персонал тупой, дерзкий, медленный, не ознакомлен с какими-либо правилами обслуживания, — обращался Дум к девушке, но на каждый пункт загибал палец ладони, почти впечатанной в покрасневшее то ли от стыда, то ли от злости лицо парня. А потом повернулся к нему. — Я это тебе, мудак, как бармен говорю!       Я перевёл взгляд на Тилля — он не трогал мужа, хотя, как по мне, именно сейчас должен был вмешаться, пока Дум не устроил им показ настоящей «Drama queen».       Администратор куда-то ушла, оставив нас одних. — Блядь, вот урод, — тихо ругался Тилль, но он был слишком уставшим, чтобы сейчас кому-то что-то доказывать, тыкать всем в лица документами, должностью, статусом, связями и влиятельностью, во избежание каких-либо неприятностей, связанных с дракой. — Всё ведь хорошо? Чего ты? Кристоф ведь в порядке.       Он кивнул. Я коснулся его плеча и слегка сжал, намекая на то, что он слишком напряжëн для такой смешной ситуации. Тилль снова сделал кивок и накрыл мою ладонь своей. Я почувствовал, что его рука немного дрожит.       Пока я оказывал психологическую поддержку Линдеманну, Пауль помог Шнайдеру. Хотя это помощью не назвать. — Валим отсюда, почему встали? — крикнул Хайко через плечо, утаскивая за собой Кристофа. Тот особо не сопротивлялся, и они вместе сбежали с места преступления. — Надо заплатить и разобраться… — тяжело вздохнул Тилль. — Не надо. Ты не причастен к выходке Дума и не должен платить. Пойдём скорее, пока та девка не вернулась, — сказал я и провёл кончиками пальцев по его предплечью, спускаясь к кисти руки. — Это же неправильно…       Я театрально закатил глаза и потянул Тилля к выходу из здания кинотеатра. — Сейчас поедем в другое кино и всё.       Когда мы рука об руку подошли к машине на парковке, поняли, что Пауль и Кристоф ждут нас. — Ты почему недоступен? Я понимаю, Тилль. А ты? — налетел на меня Дум. — А я телефон грохнул об стену, — произнёс я бесцветным голосом, говоря, словно об очевидных, как о солнечной погоде вещах. — Как? Зачем? — Взбесился. С кем не бывает? Что ты хочешь? — Со мной не бывает, — буркнул Тилль. — Со мной тоже, как можно кинуть телефон в стену? — покосился на меня Кристоф.       Я ничего не ответил и сел в машину, перед этим открыв дверцу перед грустным Хайко, и, когда он залезал на заднее сиденье, чмокнул его в ухо.       Теперь я ехал рядом с Тиллем, поглядывая в зеркало заднего вида на его лицо и пытался понять, о чём он думает, что чувствует. Я ведь практически не знал Тилля. А времени на изучение характера осталось не так уж много… В конце концов я понял, что судить о чём-то по внешним эмоциям сейчас бесполезно, потому что выглядел он очень плохо. — Мы же теперь в другое кино едем? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил Дум. — Да. Скоро приедем. «Чëрт, мне его жаль…»       В этот раз никаких проблем с кассиром не возникло, а ещё нам повезло, скоро должен был начаться показ «Морских паразитов». — Ещё почти час, — ныли Кристоф и Пауль.       Тилль молчал. Я сверлил его взглядом. — Может поешь чего-нибудь? Тут недалеко кафе есть, — тихо предложил я. — Та ну… Идти куда-то. — Давай я принесу тебе покушать, а, meine liebe? — обратился к нему Дум. — Пирожок. Я хочу пирожок с капустой. Достанешь, mein Schatz? — Конечно, сладкий. Сейчас вернусь, — сказав это, Кристоф коротко поцеловал свою радость и ушёл за добычей. — Риш, — смутившись, обратился ко мне Хайко. — Ты может тоже что-то хочешь?       Я обнял его, не опасаясь толпы народу, и, лизнув мочку его маленького ушка, шепнул, что тоже хочу пирожок. — Мило, да? — я в такие моменты расцветал и излучал радость. — Да, приятно, — Тилль давил на виски.       Через минут десять вернулись охотники. — Mein Süßer, такой? — показывал добычу Дум. — Niedlich, ну конечно такой. Как он может быть не таким? — Тилль откусил кусок жареного теста и причмокнул, — когда я был в России, там были другие пирожки. Надо будет как-нибудь приготовить. Эти тоже ничего, но с русскими ничто не сравнимо!       Пауль скромно вручил мне пирожок и сел рядом, отводя взгляд. — Всё в порядке? — Да. Только почему ты психанул и разбил телефон? — Дома об этом. А сейчас не переживай, хорошо? — я чмокнул его в шею. — У тебя губы в масле, — буркнул Пауль. — А у тебя шея в масле, я же ничего не говорю. — Ха-ха, Бичхард, как смешно! — прищурился Хайко. — Господи… Ты ещё помнишь это прозвище? — Да, Рихард, я никогда не забуду, как ты пошёл гулять с какой-то девкой, просто так, не подумав о том, что она тебя любит. И…       Я сам погрузился в воспоминания.       Это было ранней осенью, когда вроде тепло и солнечно, но в одной майке ходить уже некомфортно. Начало десятого класса. Я стал, как говорит Пауль, «горячим парнем нарасхват». Так оно и было, половина параллели приглашала меня погулять, сходить на свидание или сразу встречаться. Но та девушка была одной из первых, кто позвал меня куда-то. Я не знал, что из этого выйдет — тем более мы были давними друзьями. В общем и целом, она позвала меня в кино, я согласился. А потом во время просмотра она резко пересела на мои колени и попыталась меня поцеловать. Сказать, что я опешил — равно промолчать. Я отстранился, она посмеялась и сказала, что знает, кого я люблю и этот её порыв нежности — шанс признаться, она была уверена, что я симпатизирую ей, и на седьмом небе от того, что она проводит со мной время. К слову, после этого наша дружба закончилась. Я не люблю людей, которые много думают за меня, принимают решения и делают «я для тебя стараюсь! Я знаю, тебе так будет лучше!», а та девушка, возможно, поняла свою ошибку, и ей стало стыдно. Или она не получила своего, и я исчез из еë жизни за ненадобностью. Неприятно. Пауль конечно же узнал об этом и очень обиделся. Дело понятное, я бы тоже был расстроен, если бы он пошёл в кино с кем-то кроме меня, а его бы ещё и зажали. Тогда-то он и придумал кличку Бичхард и называл меня так несколько недель в качестве наказания. Кличка ужасная, как и воспоминания, ассоциация с кинотеатрами и та девушка, которая так и не поцеловала меня. — Можем заходить в зал, — оповестил нас Кристоф.       В темноте мы нашли свои места и сели. Кристоф, потом Тилль, я и Хайко.       Когда поставили рекламную заставку, и Кристоф начал хрустеть на ползала попкорном, Пауль отпросился к нему поближе, чтобы усилить шум — мы ведь для себя ничего не купили.       Наконец-то начался сам фильм. Я особо не вникал в суть, какая-то девушка с командой исследователей или рыбаков… С какой-то группой людей что-то изучает и пошёл трэш. Я не люблю ужастики, триллеры и всё в этом духе. Через полчаса показа я почувствовал голову Линдеманна на своём плече. — Спишь? — Я чуть-чуть. Прости… Не могу… Уже поднять… — бубнел он, но потом всё же сделал над собой усилие и оторвал висок от плеча. — Не, не, не! Возвращайся, я не против. Просто спросил!       И вот в голове смешались вопли, всплески, всякие жуткие громкие звуки с тихими вздохами Тилля.       Мы вышли из зала, направились на парковку к машине. Выйдя на улицу, я зажмурился он света. Я был рад, что снова светит солнце, но понимал, что это ненадолго, это немного удручало меня. — Кино классное! — подытожил Кристоф, как только мы сели в машину. — Ага, — отозвался Тилль, он же вникал в суть и внимательно следил за происходящим. — Ну, не моё это, — признался я, будучи также, как Линдеманн, в курсе дела. — Надо будет пересмотреть, — ткнул меня в ребро Хайко, — как считаешь? — Ну уж нет, давай без меня. — Теперь домой, Тилль подвезëшь парней? — спросил Дум. — Мы договорились к нам ехать, — Тилль сказал об этом без интонации вопроса, будто позвать кого-то домой, не спросив мнения мужа, было в порядке вещей.       Хотя, зная Кристофа, пригласить нас когда угодно по любому поводу, действительно было в порядке вещей. Даже если мы возьмëмся из ниоткуда в восемь утра, он будет рад нас видеть, проверено. — Да-а! Тусня! — уже толкались Пауль и Кристоф на заднем сидении, смеялись с чего-то, обсуждали план вечера и ночёвку. — Как маленькие дети. Я последний раз ночёвку и вот это «не спать всю ночь» обсуждал с другом классе во втором… — тихо, больше для самого себя, чем для Тилля, вспомнил я. — Никогда не обсуждал. Не было друзей. — Не был на ночёвке?! — возмутился Дум. — Это срочно надо исправить!!! — Нет, Кристоф, прости, не получится. Они на пару часов к нам. — Ну не-е-ет! — протянули Пауль и Дум. — Да, Хайко, не наглей. Видишь, Тилль устал. Вам пару часов мало будет? — Ну, ладно, потом посмотрим, может и не пару часов, — хитро прищурился Полик.       Ещё минут десять мы ехали под монотонный диалог между солнцем и Schatz об играх, а потом Тилль заехал в гараж. — Мы пошли в мортал рубанëмся, — сказали они. — Ладно, — пожал плечами Линдеманн.       Я снова оказался на этой большой, но всё равно уютной кухне. Я знал, что где лежит, где какие специи, посуда и прочее. Готовил здесь всего лишь один раз, но всё запомнил. Начал варить кофе, процесс не длительный, но надо смотреть в оба — ведь оттирать плиту мне вряд ли позволят, а оставлять за собой беспорядок не хотелось. — Сколько сахара? — Чайную ложку.       Оставшееся время прошло в молчании. Временами мне казалось, что Тилль смотрит мне в спину. Это смущало, но я не придавал ощущению значения. — Готово! — я поставил перед Тиллем чашку. — Благодарен. Руку целовать не буду, прикосновения слишком сильно тебя смущают, — усмехнулся он. «Шутник блин…» — У вас есть что-нибудь сладкое? — слишком нагло спросил я. — Шоколад любишь? Молочный, белый, с орехами, фундуком, миндалëм, кешью, и, понтов ради, розовыми лепестками. А ещё с печеньем каким-то вроде был, мой любимый, если Кристоф оставил, может сейчас угощу.       Он встал и подошёл к одному из многочисленных шкафчиков, доставая стопку плиток шоколада. Я столько шоколада в одних руках видел лишь однажды — сейчас. — Вот этот мне нравится, будешь?       Я молча кивнул. — Сколько? — Ну один квадратик… — Кто так шоколад ест? Берешь и откусываешь сразу четверть плитки, — он продемонстрировал. — Вот на тебе другую, тут уже слюни мои. Или можешь с конца откусить. — С конца. Хочется же попробовать, на что ты слюни пускаешь. — Ну держи тогда.       К нашему величайшему сожалению плитка быстро закончилась. — Ещё откроем? Это другие, но всё же. — Нет, не надо.       Тилль допил кофе и пошел мыть чашку. — Я сегодня к Кристофу заходил, — «Хоть бы он не разозлился…». — И пока он голову мыл, пошёл на гитаре поиграть, — «Чёрт… Он не разрешал… Это же Кристоф дал мне её… Зачем я рот свой открыл?». — Нашёл там тетрадь, — «А это зачем говорю?! Хотел же, чтоб он сам похвастался!». — Ты пишешь музыку и песни? — «Осталось молиться». — Немного. Но там ничего стоящего. — Можешь мне спеть? — А ты на гитаре играешь? — Ты давно занимаешься? — Я так понял, ты в консерватории учишься?       Мы заваливали друг друга вопросами и не отвечали на них. — Ладно, пойдём сыграю. «Победа!»       Мы вошли в спальню, там Пауль и Кристоф пытались грохнуть друг друга. — Да! Ха! Я победил! — крикнул Дум. — Сука-а-а-а! — Пауль упал на кровать. — Секунду, — Тилль забежал в комнату, хватая гитару и тетрадь. — Фух, пойдём на балкон.       Мы опустились в плетёные кресла, и Тилль вручил мне песни. — Выбирай. — Я вот эту утром хотел сыграть. — То, что я люблю?.. Ладно.       Он немного распелся, настроил инструмент и… — Dass ich froh bin, darf nicht sein,       Nein, nein, nein…       Ich liebe nicht, dass ich was liebe,       Ich mag es nicht, wenn ich was mag,       Ich freu' mich nicht, wenn ich mich freue,       Weiß ich doch, ich werde es bereuen.       Dass ich froh bin, darf nicht sein,       Wer mich liebt, geht dabei ein…       Was ich liebe…       Das wird verderben,       Was ich liebe…       Das muss auch sterben…       Muss sterben… — Это восхитительно… — вздохнул я. — Спой что-нибудь для меня и, наверное, отвезу вас домой. — Спою, но отвозить не надо. Сами доберëмся.       Я начал вспоминать с чего начиналась песня, которую я пел Кристофу с Паулем. — I find myself… — я попытался распетья. — Напишешь? — спросил Тилль и протянул мне ручку и тетрадь. — Зачем? — На память. Если ты не против. — С аккордами? — Давай с ними. Заскучаю, сыграю.       Я быстро по памяти нацарапал текст и начал петь: — Я чувствую, что оказался на самом дне…       Я дошёл до припева и остановился. Он не нравился мне. Вроде рифма, и перебор гитарный хороший, но что-то отталкивало меня. Мне не нравился мой голос, когда я пел его. — Споёшь припев? — вдруг спросил я Тилля. — Не знаю. Можно попробовать, но успех не гарантирую, — мялся Линдеманн.       Пара неудачных попыток, и я услышал идеальный голос, идеальное сочетание звука и текста. То, что не смог сделать я, сделал он: — Let's go, for another day       Light up! Time for a memory       Ride on! — is what we used to say       Stand here, survive another day…       Проигрыш. — Это идеально. — Думаешь? Мне больше нравится, как ты поёшь. — Тилль, давай я буду петь первый куплет на английском, ты второй на немецком, потом вместе припев и… Короче доработаем. — Можно отрепетировать и записаться в студии. — Нам же ударные нужна тогда и бас… — Ударными по молодости Кристоф интересовался, а мой секретарь на басу играет, вдохновился Сидом Вишесом, говорит о нём при любом удобном случае. Думаю, он не откажется. — Тилль, ты слишком серъёзно подошёл к этому вопросу. Давай просто тут на балконе запишем акустику и всё. Как ты сказал, на память.       Он кивнул. — Думаю, нам пора. Уже девятый час. Тебе бы спать собираться. — Давай ещё немного посидим. Такая погода хорошая.       И правда. Приятная прохлада ложилась на кожу, уходящее солнце притягивало взор и заставляло щуриться. Это был поздний летний вечер, какие остаются недолго в памяти, их было мало, в моей жизни, по крайней мере, точно.       Мы сидели и молча смотрели в небо. «Теперь я не хочу, чтобы это заканчивалось…»