***
Просыпаться и чувствовать запах готового завтрака — невероятно прекрасно! И сегодня я, как ни странно, довольно бодрый, испытал это ощущение радости и восторга. Быстро застелив кровать, я оделся, сбегал в ванную, умылся, помыл голову и предстал перед Хайко в самом наилучшем виде. — Доброе утро, Рихард. Как спалось на балконе? — без каких-либо эмоций спросил он. — Не спал я на балконе. Просто задумался над рассказом, про который ты вечером говорил… — Долго ты там думал. Замёрз небось! — уже с ноткой тревоги проговорил Пауль. Я улыбнулся и коснулся его плеча, давая понять, что всё со мной будет в порядке. Пауль заварил чай и поставил передо мной тарелку с яичницей и жареной колбасой. — Надеюсь, будет съедобно… — вздохнул он, оглядывая своё произведение кулинарного, да и просто искусства, потому что выглядело это всё очень симпатично. Допивая чай, я вспомнил про телефон и удивился, потому что не было звука пришедшего уведомления. «Никто не написал мне? Как так-то?» — я был вправду удивлён. Хотел уже спросить у Хайко, написал ли ему кто-то из Линдеманнов, но вовремя решил не тревожить его подобными вопросами. — Так ты выспался? Хорошо себя чувствуешь? — спросил Пауль, убирая тарелки. — Да. К чему спросил? А, стой, я помою посуду, оставь. — Мне не сложно всё убрать… — запротестовал он, но такой расклад был неправильным, потому что нечестным. Я буквально отнял у него губку и бедром подтолкнул к не очень мягкому, но уютному тëмно-бежевому креслу, стоящему около стола. — К чему спросил о самочувствии? — я повторил вопрос. — Мы же собирались гулять, а если ты всю ночь думал, что там за чаепитие по-московски, то, скорее всего, не отдохнул, а это плохо скажется на твоём настроении и, как следствие, на всём дне. Так лучше же сегодня выспаться, а потом гулять, а не ходить злым и уставшим по городу? — А… Вот ты о чём. Думаю, сегодня просто погуляем как следует, а потом часов десять восстановительного сна. Согласен? Он кивнул и вышел из кухни. — Глажу майки! Ты какую наденешь? Я задумался. «Какие у меня там остались? Надо постирать уже одежду. Ни верхнего, ни нижнего белья не осталось…» — Давай белую, — её я ещё ни разу не надевал. Мы вышли на улицу. Погода прекрасная. Не сильно жарко, почти не холодно, ветра нет, дождь не собирается. Красота — одним словом! Когда я только начинал встречаться с Паулем, мы ходили на прогулки. Каждый раз, когда я возвращался домой, родители спрашивали, о чём мы говорили, где гуляли, что делали, кого встретили и задавали много, много, много других дурацких вопросов. Я очень редко вразумительно отвечал на них. Например: мы сегодня молчали половину прогулки, гуляли… Ну… Ходили в магазин за чипсами, а потом сидели в парке, никого не видели, по сторонам не смотрели. Я не понимал и не понимаю, зачем спрашивать о подобном? К слову, о чём это я?.. Мне нравится ходить с Паулем рядом и молчать. У меня неплохо выходит даже от этого получать особенную энергию. Неповторимое, ни с чем не сравнимое насыщение и удовольствие. Поэтому я и сейчас тихо следовал за своим Солнцем. Когда мы вышли на какую-то оживлённую улицу, до моего тонкого слуха донеслись звуки музыки, но не полноценной, а разминки. Пауль заметил мой интерес и повёл сквозь толпу к рокерам, у которых была какая-то проблема. Я всегда был уверен, что Пауль — самый отзывчивый, великодушный и добрый человек на Земле, и сейчас он снова доказал свою чуть ли не святость. Краем уха я услышал, как он что-то спросил у вокалиста, тот показал ему какую-то бумажку, потом закивал и заулыбался. — Рихард, у ребят гитарист куда-то пропал, я сказал, что ты знаешь несколько песен из их репертуара и сможешь им помочь. Сможешь? — Почему без меня решил, что я смогу, а что нет, а только когда уже наобещал людям, тогда спрашиваешь? — Прости… Я думал, ты захочешь сыграть. Ты просто такой стеснительный, что без пинка ничего не предпримешь сам. Тем более перед публикой играть. Так что удачи, сниму на видео и потом похвастаюсь Кристофу, покажу, какой ты талант у меня. На моё появление второй или первый гитарист никак не отреагировал, вокалист быстро ввёл в курс дела, ударник помахал мне палочками, а потом сложил из них крест у себя над головой. Что бы это значило? — Начинаем? — взволнованно переспросил десятый раз лидер, и я десятый раз кивнул. Мы сыграли пару песен. Как мне посоветовал парень с микрофоном, я дëргался, танцевал пого, не отпуская гитару, прыгал на одной ноге, крутился, скакал галопом так далеко, как позволяли провода, то есть почти по кругу, потом началась песня «Kiss» «Lick it up», мне снесло крышу окончательно. Что я делал?.. Я начал лезть ко второму гитаристу — подошёл к нему, ткнулся головой между лопаток, сделал пару движений навстречу бедрами, он, не сильно удивившийся, повернулся ко мне. И я подумал: «пиши пропало». Толпа взорвалась, вокалист смотрел на меня глазами полными благодарности и счастья, ведь я своим идиотским и провокационным поведением привлёк множество зрителей, а сам гитарист, на удивление, с непонятной нежностью глядел на меня из-под опущенных ресниц, пока я лизал его кадык, потом отлепился — надо было сыграть соло. Когда уже была концовке, он подошёл ко мне очень близко, и повёл бровями в жесте — предложении продолжить заводить толпу, я толком не успел отреагировать, как он овладел моим телом и сознанием, завлекая нежным, глубоким поцелуем, потом гитарная партия закончилась, и парень, оставив ещё один горячий след на моей щеке, отстранился. Люди бились в экстазе. Ещё бы, не каждый же день ты видишь целующихся парней с электрогитарами… Я осознал что произошло и стал судорожно искать Пауля глазами, но отыскать его было невозможно, слишком много народу, Хайко потерялся из виду. «Надо его найти! Какую же фигню я сделал». Но барабанщик начал отстукивать новый ритм. С парнем гитаристом мы больше не целовались, он лишь подошёл ко мне, на особо трогательном моменте американской баллады и прошептал извинение за такое проведение. А потом спросил, не свободен ли я после выступления. Нет. Я не был свободен. Мы отыграли на ура, парням накидали полный гитарный чехол денег, и это они только четыре песни со мной сыграли, потом пришёл их гитарист, и на том моя миссия была окончена. Буквально в догонку вокалист вручил мне пару купюр и пожал руку, а мой демон похоти послал мне воздушный поцелуй и подмигнул. «Где Пауль, где Пауль, где Пауль?» — вертелось в моей голове, я не представлял, что делать, как ему это объяснить. То, как я поступил, нельзя оправдать. Так ладно, было бы в нетрезвом виде — тяжкое преступление, но был бы маленький шанс на оправдание, но простить то, что делал я всё, находясь в относительно ясном уме и твёрдой памяти — невозможно. Вряд ли Хайко поймёт, что я почувствовал и почему всё-таки полез к другому… — Блядь, Круспе ебаный! — услышал я крик позади. «Как жаль, что я в детстве не выучил молитву «отче наш», что теперь делать?» — Фух! Меня там чуть не затоптали! Еле выбрался… Я потерялся уже, смотрю, ты ушёл, думаю, да не дай бог тебя из виду упустить. Пока Пауль сетовал на свой маленький рост и отсутствие громадной физической силы, я думал, когда он начнёт ругаться. Мы снова шли и молчали. Я посчитал деньги и купил нам по банке холодного пива, ведь стало действительно по-летнему душно и жарко. Или мне казалось? — Уф-ф-ф… Тепло, хорошо. А скоро осень, холодно, пасмурно… — затосковал по ещё не ушедшему солнцу Пауль. — Люблю я такое… Что это? Эмоция? Чувство? Настроение? Состояние? Ай, разве важно? «Где злость?» Мы сели на бетонную низкую ограду и стали потягивать пиво. Когда банка Хайко полетела в урну, он тихим, но каким-то довольным тоном сказал: — Если ты думаешь, что я буду устраивать тебе скандал из-за того, что ты полизался с ним, то нет, ты не прав. Не буду. Я понимаю тебя. Сам как-то поддался влиянию подобных чувств. Это была, наверное, старшая школа… Мне позвонил какой-то брат, двоюродный, троюродный, хер его знает, просто я был единственный взрослый и адекватный кандидат, и попросил с ним выучить и сыграть песню для поздравления его матери на день рождения, не помню уже, кем она мне приходилась. Но не суть. Я приехал, помнишь же? Неделю меня не было, ты потом кинулся на меня, чуть не задушил… Так вот, он дал мне гитару и мы выучили пару мелодий и поздравление. Я стал вспоминать, что было и что Пауль из этого мне рассказывал. — Мы всё отыграли, восторг. Нам налили по чуть-чуть совсем вина, вроде награды. Потом мы пошли в гараж и решили на прощание поиграть друг другу. Мы пытались сделать что-то более-менее путное, но безуспешно. Тогда мы придумали играть песню, которую начали учить ещё в первый день. Короче драйв, счастье, адреналин и. Ну… Мы поцеловались. Брат и брат, парень и парень, он был на пару лет старше. Нам обоим посносило крыши. Обернулось тем, что мы друг другу подрочили, ещё пару раз поцеловались и всё, потом он, как оказалось, совсем не переносящий алкоголь, отключился, а я остался сидеть и думать, что мы натворили, — он хлопнул в ладоши. — Вот так вот! — Ты мне об этом не говорил… Ты сказал просто, что всё было хорошо и без происшествий… — Рихард, давай не надо. Это было три года назад. — Я не об этом, просто ситуация совсем нехорошая. С братом… Пауль в ответ фыркнул и отвернулся. — С троюродным или хер его знает. — Ну ладно, Солнце, замяли. Хорошо? — Отлично! Куда теперь идём? — Пауль сразу оживился. Нашего местоположения я не знал, а зашли мы довольно далеко… Впрочем, навигатор в помощь! Немного повозившись с ним, я всё-таки понял, куда нам надо идти — на звук музыки, а там по прямой, мимо бара Шнайдера, кафе с Сашей, ларька со вкусной слойкой и дешёвыми сигаретами. Когда мы шли мимо импровизированного рок-концерта, вокалист заметил нас, точнее конкретно меня и крикнул в микрофон, чтобы толпа разошлась. — Что происходит? — спросил Пауль. — Без понятия. Мы как дурачки стояли и улыбались. Почему бы нет? К нам подошёл тот гитарист. — Вот. Возьми и прости меня, — он протянул мне пластинку группы «Tool». Я ими особо не увлекался, но почему бы не взять? — Где ты её достать-то успел? — негодующе выпалил я. — Да у меня тут знакомый есть недалеко, диски, пластинки — это вот его тема. Я ему позвонил, он минут пять назад подогнал сюда. Нет, парень, правда, я не знал, что ты занят и вообще, на публику это всё делать. Прости меня. Он ссутулился и достаточно низко наклонил голову. И я этим воспользовался. — Да ладно тебе! Всё в панковском стиле! — я привстал на носки и ещё раз нежно поцеловал его чуть влажные губы. Он усмехнулся, подмигнул Паулю и, бросив шуточное «шлюшка зачёт», ушёл доигрывать концерт. Я, довольный жизнью и новым приобретением, пошёл дальше прямо по улице, но вдруг правую ягодицу прожгла боль. Злой Пауль ударил меня. — Это тебе за поцелуй в адекватном состоянии! Я шикнул, потëр пострадавшую кожу через плотную ткань джинс и поковылял за Хайко, который уже убежал далеко вперёд. — Что ты нашёл в этих пластинках? Они классные, это да. Но все равно… — Пауль тоже решил рассмотреть обложку альбома. — Просто их сложно найти и достать. Пластинка это как высшая форма искренности, в данной ситуации, сожаления. Потому что, например, шоколадку, пусть даже дорогую, можно купить в каждом втором магазине. А пластинки по посильной простым смертным цене найти то ещё приключение. О подобных местах торговли узнаешь обычно от знакомого приятеля учителя гитары двоюродного брата по линии отца, у которого был кент басист в импровизированной группе, который учился в какой-нибудь Кёльнской консерватории, у которого был препод по сольфеджио, знакомый брата которого торговал пластинками на какой-нибудь Линденштрассе десять лет назад. Поэтому я их ценю. — Ну ты загнул конечно… Парень вручил тебе первое, что на ум пришло, а ты ему лавр навешал уже. Я только вздохнул, потому что Пауль мог быть прав.***
Мы пришли домой в наилучшем расположении духа, солнце продолжало греть Шверин. Я был так рад этому, ведь совсем недавно, думал, что мы зря приехали. Но меня не покидали мысли о том, что до сих пор телефон молчал. Нет, я не переживал из-за того, что мог что-то не то сказать, косо посмотреть или назвать чужого мужа Niedlich слишком много раз. «Вдруг Тилль всё-таки прогнулся под Кристофа и рассказал ему о том вечере? С другой стороны, поступив так, он бы сразу сообщил. Да нет, бред. Зачем просить меня молчать, а потом самому сознаваться? И почему после этого они перестанут писать мне? Хорошо, допустим мне не будут, а Пауль? Он не сделал ничего плохого? Не сделал ведь?» — из этих бессмысленных раздумий меня вытащил Хайко: — Ришень, выпьем ещё? «Гулять так гулять!» Допивая по четвёртой банке и доедая все снеки, мы не замечали, как постепенно день, редкий солнечный день заканчивался… Я хотел получить от него максимум! — Пауль, пойдём прогуляемся ещё? Успел отдохнуть? — слегка заплетающимся языком предложил я. Хайко допивал залпом пятую банку и пробулькал в ответ что-то согласное. Он, пропустив мои предупреждения мимо ушей, давился шестой банкой пива и чуть не поперхнулся, когда я легко щекотнул его стопу, чтобы он убрал ноги с низкого столика у дивана, и я мог стряхнуть крошки в пакет. Надо ведь вынести мусор. Его накопилось достаточно много за неделю нашего пребывания в квартире. — Солнце, всё. Оставь выпивку. Седьмая явно лишняя! — мне пришлось чуть ли не бороться с ним, чтобы забрать банку. Он побурчал немного и пошёл отливать. Когда мы вышли, солнце заходило за горизонт, окрашивая небо во всевозможные тёплые цвета. Думая, что с наступлением темноты значительно похолодает, я взял худи. А слишком пьяный Пауль ничего не брал с собой, надев одну майку с коротким рукавом. Он, пошатываясь, спустился к берегу, обернулся и поманил меня за собой вниз, но я не заметил этого и ещё какое-то время стоял на пригорке и гипнотизировал красно-фиолетовые облака. Потом Хайко вернулся и стянул меня вниз за рукав. Снова молчание смешивается с тихим шумом озера, криком птиц, стрекотанием насекомых и громким смехом таких же пьяных людей где-то далеко-далеко от нас. Темнело. День неумолимо клонился к ночи. Стало достаточно холодно, чтобы надеть толстовку и пытаться согреть руки, потирая их в кармане. Но вместо этого я отдал её Паулю. — Ришань, Ришанька… А… Не. Ришенька. Ришик. Бля, Круспешечка. Ришань. Спасибо, так бы замёрз совсем. А ты? Замерзнешь. Нехорошо. Пойдём домой. «И шестая, и пятая, и даже четвёртая была лишней…» Мы прошли ещё немного вперёд, а потом я решил всё-таки поворачивать домой. Пауль вис на мне, я держал его за талию, прижимая к себе, а он всё потирался своим бедром о моё. — Люблю тебя, Ришка, ты ж мой хороший, — бубнил Хайко. — Я тоже тебя люблю. Сейчас было не время для нежностей и признаний, я был слишком сосредоточен на поддержании вертикального положения своего парня. Сложно, чёрт возьми, когда сам с ног валишься, держать кого-то. Потом в голове сама собой всплыла страница из тетради Линдеманна с песней о море, рыбе и «любви». По безлюдному дикому берегу идти нам предстояло ещё несколько минут, я мог спокойно петь. — Water, water in the sea, Bring your creatures up to me, I pull them up, release my spouse, Fish on! — припев — всё, что я запомнил. — Какое sea? Это же, это… Lake! — кивнул Пауль на озеро. Усмехнувшись, я поудобней перехватил его талию, и в молчании мы добрались до дома. Когда мы поднималис ь по лестнице, Пауль остановился и потянул меня, чтобы я тоже встал. — Меня тошнит, чё делать? Не успею уже добежать! — в этих пьяных глазах читался страх. Правда чего он так боялся, я не понял. Ну делов-то вытереть потом? — Солнце, вдох выдох и пойдём, может отпустит. Я видел, как он сдерживал позывы, на глазах уже наворачивались слёзы, живот то втягивался, то снова расслаблялся и так с неимоверной скоростью, он зажимал одной рукой рот, а второй царапал моё плечо. Кое-как я дотащил его до квартиры, быстро открыл дверь, и Пауль рванул в обуви и верхней одежде в ванную. Терпеть не могу слышать эти звуки… Я скинул кроссовки и, борясь с отвращением, ненавидя себя за то, что вообще позволил себе воротить нос от самого дорогого человека, которому стало плохо, постучался в приоткрытую дверь. — Как ты тут? — я присел рядом с Паулем, которому, на первый взгляд немного полегчало. — Сдохнуть хочу. Фу, блядь… Я включил воду в душевой кабинке и настроил её. — Ополоснись и спать пойдём. Чай — то, что нужно было нам обоим. Лично я выпил бы чай с молоком. Пока я возился с заваркой, Пауль привёл себя в относительный порядок и приплëлся на кухню. — Ри-хард, — он прижался к моей спине. — Прости, нелегко это признавать, но ты был прав. Мой максимум — две-три банки. — Всё в порядке. Но да, больше так не надо экспериментировать. — Давай мириться? — он толкнулся в мой зад. Я в недоумении обернулся. — Мы не ссорились. Он скривился. — Трахни меня, в чём проблемсы? — А-а-а! Вот оно что. Ну ты, конечно! Я тут стою, думаю, что мириться, зачем да почему, а ты… — Да, да, да, об этом только и забочусь. Он пробрался под толстовку, которую я натянул, как только на кухне оказался, хотел согреться, и под майку, щипая меня за бока и, совсем недавно появившийся живот. — Такой милый, у меня ничего подобного нет, — продолжая трогать мой жир, вещал Пауль. — Скоро и у меня не будет, — прикосновения очень смущали, а то, что он таким образом обнаружил прибавку в весе, так вообще… Это могло означать только одно — прибавка эта чертовски заметная… Только потом я вспомнил, как рассказывал и демонстрировал ему своё новое приобретение. Желая немного экзотики, вспоминая рассказ Кристофа об их с Тиллем «потрахушках», я подтолкнул Пауля к столу. Даже не раздевшись, мы поняли, что это жутко неудобно, а нам не так уж и прижало, чтобы до спальни не дойти. — Мы никогда не поймём это… Уже который раз пытаемся? — спросил Хайко, уходя из кухни. — Не так уж много раз мы хотели потрахаться где-то не в спальне. Но, да, соглашусь… Вряд ли мы догоним это. С разбегу Хайко прыгнул на кровать и раздвинул ноги. — Можешь меня раздеть, — повелительным тоном возвестил он о своём решении. — Спасибо, большое, мой господин! — я поклонился, а потом подошёл и выполнил свою функцию — раздеть и доставить удовольствие. Шутки про хер Herr-a я оставил на другой раз. Когда-нибудь… Возможно… Хайко был в настолько расслабленном состоянии, что особо много времени на растяжку не потребовалось. Через пару минут прелюдий, я медленно вошёл. Медленно вышел. Вошёл. Вышел. О-о-о… Это прекрасно, мог бы повторять до бесконечности! Но нет, как оказалось не мог. — Быстрее! Глубже! Ещё немного! — стонал Пауль себе в предплечье. Я, отбросив все стремления из незамысловатой ебли сделать «занятия любовь», задвигался чаще, входя на всю длину, надрачивая Хайко, но я и тут ему не угодил, вскоре он взял член своей рукой, легко ударив тыльную сторону моей ладони. Или из-за пьяного состояния, которое, вроде как, должно было помочь в этом деле, или из-за меня, Пауль не смог ухватить повисший в воздухе оргазм. Он весь напрягся, толкался навстречу, его била дрожь, пот блестящими капельками стекал по груди, капая на едва выраженный пресс, я видел это подобие страданий и очень хотел уже как-нибудь добиться желанного. Я уже давно потерялся где-то в пространстве, старясь только попадать по простате недовольного близостью Хайко. Он кончил себе на живот. Лицо его не показывало эмоций. О разрядке можно было судить только по беловатому, полупрозрачному, растекающемуся пятну. «Почему сегодня было так сложно?» — об этом я думал, пока ждал освобождения ванной. Пауль вышел через несколько минут, от него пахло гелем для душа. Тщательно мыться несколько раз на вечер — верх чистоплотности. Проходя мимо, он чмокнул меня в щёку, давая понять, что эти новые «трудности» мы либо обсудим, либо сделаем вид, что ничего не было, ссылаясь на дурное влияние алкоголя. В душе я тоже не стал задерживаться, сильно устал. Почти не спал, а потом гулял целый день, выпил, потрахался, ух, сколько изматывающих дел свершил! Пауль уже ждал меня в кровати. — Надеюсь, на этот раз ты будешь спать, — сказал он вместо «спокойной ночи» и укрыл меня одеялом. — Тоже надеюсь поспать… Я лёг к нему спиной, сам не зная, почему. Стыд? Его перегар? Желание уединиться? Хайко встал, обошёл кровать и осторожно примостился ко мне на самом краю. Я обнял его и перевернулся вместе с ним на другой бок. Теперь он лежал ко мне спиной. Но недолго. — Теперь спокойной ночи, — довольно мурлыкнул он, дыханием грея мою грудь. Сопение, означающее сон Пауля, не заставило себя ждать. Я пытался прокрутить в голове всё, что произошло сегодня, и цикл остановился на внешности парня с гитарой. Он был очень красивым. Прекрасное существо, носящее черты всех мужчин, которые мне нравились… Длинные, до поясницы волосы — черта Кристофа (правда у него по плечи) и его взгляд; рост, отчасти фигура, напускная серьёзность, но при этом робость Тилля; улыбка Пауля и его же смущение и детская игривость — все эти черты внешности и характера я увидел, проведя с ним около пятнадцати минут, толком не общаясь… У него есть кто-нибудь? Девушка? Парень? Если он так отчаянно пытался заманить меня на свидание, наверное, он одинок. Тут в голове родилась идея, странная мысль, одновременно и глупая, и забавная, и гениальная. Я схватил гитару и побежал на балкон. «Пауль снова будет ругаться…» Пара аккордов, перебор. Это практика — минут десять играешь что-нибудь, даже дëргаешь одну струну на одном ладу, а потом что-то само по себе придумывается. Этот трюк сработал и сейчас, через полчаса я быстро малевал аккорды, ноты, схему перебора и, наверное, это был бы припев. Постепенно песня, вернее, набросок какого-то стишка, перешёл с темы жалости к несчастному человеку гермафродиту, который не может понять, кто ему нужен, а потом решает, что и одному ему очень хорошо, в тему нарциссизма, а потом там всё смешалось. И это был один куплет и что-то похожее на припев. — Утром я целую своё отражение, И вечером засыпаю с собой, Пока другие девушки ищут себе пару, Я могу сам оплодотворить себя. Поэтому я не расстраиваюсь, Когда мне говорят: «ТРАХНИ СЕБЯ САМ!» На звук умирающей в муках гитары пришёл Пауль. — Рихард, час ночи, это что за беспредел? Надо спать. Я не хочу, что бы ты завтра из-за недосыпа бесился на всё подряд и ругался, а потом жаловался на головную боль! — Пауль, ты послушай: «Трахни себя сам!» М? Классно? — Ты глупый что-ли? — он скривился. — Нет, это песня! Про парня, который звал меня на свидание сегодня. Он молча зашёл в квартиру, но потом вернулся с пледом и накинул его мне на плечи. — Риш, без фанатизма, побереги себя, — он оставил несколько быстрых поцелуев на моих ушах и ушёл. Это было так приятно, что я уже хотел идти спать, как сказано было, но перед этим решил позвонить Тиллю. Из головы мигом вылетело, что в час ночи только я не сплю. — Алло, — прохрипел Линдеманн. — Круспе, ты? — Да, Тилль, я тут набросал песню! Я зачитал ему текст, как и надо было — проорал шикарную фразу про самоимение, сыграл перебор на гитаре, положив телефон на подоконник, и стал ждать реакции. — Ты мне напомнил ситуацию одну… Это было на первом курсе универа. Мы с моим другом Петером поехали в Москву для какого-то задания, мы особо ничем в итоге не занимались. И там я в одном из баров видел ледибоя. Экзотика в те времена, — он усмехнулся. — Я даже засадил ему потом, да что говорить, мы с Петером оба ему или ей… — он вскрикнул, видимо, Кристоф тоже не спал и был недоволен этой историей. — Идея хорошая, но доработать надо, ты же понимаешь? — Да. — Ты сохрани набросок. Может что-то потом придумать сможешь. «Совет, что надо…» — Рих, спокойной ночи, раз уж позвонил. — Да, сладких снов, mein Niedlich. Из динамика послышалась какая-то возня и недовольный голос Кристофа: — А мне сладких снов?! Я рассмеялся в трубку, говоря: — И тебе, Крис, сладких снов. — Рихард, я вас не спрашиваю, а утверждаю, что завтра мы все вместе идём гулять, понял? — Что же непонятного? — Вот и славно! На этом наш короткий, единственный за весь день диалог завершился. Вспоминая нежные поцелуи Пауля, я в очередной раз решил идти спать, как он велел, но вдруг мой взгляд приковала к себе луна. «Совсем немного осталось. Мы уедем… Мне сегодня ни разу не написали ни Кристоф, ни Тилль, и мне из-за этого как-то грустно, а потом начнется учёба и связь, скорее всего совсем потеряется. В памяти не сохранится даже половина всех эмоций, что они подарили мне». «Память» — это слово врезалось в сознание. Песня на память. Песня о памяти. Я очень долго провозился с текстом. К рассвету он был готов, поднимая взгляд на солнце, я проклял себя. Нужно было идти спать. Через несколько часов мы все вместе должны были идти гулять неизвестно куда и на сколько, а я вторые сутки без сна! «Гитарные риффы писать буду по вечерам, перед сном».***
Я улëгся к Хайко и обнял его со спины, он что-то попытался сказать, но безуспешно. Вскоре я тоже уснул. А рядом на тумбочке лежал скетчбук с текстом песни: «Сердце человека — камень, У кого-то драгоценный, Тогда его его украсть хотят, Причиняя только боль. Когда со мной так обошлись, От чувств решил отречься. Как же зря, как же зря, Любовь не принялá меня… Теперь сквозь слезы, через кровь, «Зачать» мечтает чувства вновь, Но «змеи» падают из ран, На землю с кровью проливаясь. Прошу не забывай меня, Помнишь, как явился я, Обрекая мир на тьму. Сердце камень острый, Рвёт грудь изнутри, Кровь льётся изо рта На твою белую плоть, Окрашивая руки в алый. Не забывай меня! Я бегу к тебе сквозь мрак, Чувствуя твой аромат, Протяни мне кисть руки, Думай, будто я не враг. Тогда и оживëт любовь, Причиняя муки вновь. Там, где ты её убил, Себя, считай, «освободил», Сердце мёртвое лежит, Оно доброе, я знал И давно его искал… И готов тебе вернуть, В окровавленную грудь, Пусть оно забьётся вновь, Подгоняя к лицу кровь. Помнишь, я пришёл к тебе, А в груди твоей моря, Слёзы капали туда, Угольки души топя. Теперь живая там земля, Сухой стала кожа твоя, И целую я тебя, Но не чувствую тепла, Я не вижу блеска глаз, Мы не найдём его вдвоём, Такова наша судьба. Прошу, не забывай меня!» Я мог лишь надеяться, что подарок не пойдёт на растопку камина…