POV Рихард:
Этот день обещал быть одним из самых незабываемых. Это ведь последний день в Шверине… Я надеялся, что Кристоф придумал что-то такое, о чём я мог бы вспоминать ещё много-много лет. Хотя, если быть честным, то впечатлений с ним мне хватило с той прогулки, когда с Сашей познакомились.
Будильник, который я зачем-то поставил на пять утра (может быть, чтобы «всё» успеть? Но «всё» это что?), начал вибрировать, а потом послышался какой-то рифф.
«Guten morgen…»
Чувствуя прилив сил, я открыл глаза. Стоило мне сделать это, как я осознал, что все силы на этом и закончились. Кое-как нашёл телефон и отключил сигнал.
«Кристоф когда позвонит и скажет выходить, тогда и начнём собираться» — мне этот план показался очень даже удачным.
Я перевернулся на живот и закинул на всё ещё спящего Пауля, который лежал ко мне лицом, руку, а потом перебрался поближе и прижался к нему. Но на этом моё желание притиснуться не закончилось, собрав все немногочисленные силы, я спустился к его груди и уткнулся в ложбинку лицом.
«Вот так мне удобно!»
Я совсем уснул, но вот Хайко переключился в режим бодрствования…
— Цвен, ты такой… Горячий?.. Тёплый, — сквозь дремоту сказал он и поцеловал меня в макушку.
Мне было приятно, удобно, двигаться и менять позу не хотелось.
— Кушать хочется, — тихо вздохнул Пауль.
Я сделал вид, что не услышал. Ещё чуть-чуть… Пара минут!
Нет!
Не двигайся!
Но, нет. Пауль потянулся за телефоном и нарушил всю гармонию.
— Закажем что-нибудь?
Я отвернулся и обнял подушку.
— Не хочу.
Он хмыкнул и залип в экран. Я поглядел через плечо. Но только Пауль поднял взгляд, как я тут же сделал вид, что решил изучить окно.
Пауль улыбнулся и снова вник в меню.
Я всё-таки посмотрел в окно и резко вскочил, так, что в глазах потемнело.
— Как дождь?! — крикнул я и распахнул шторы.
«Блин…»
Теперь прогулка в парке или на пляже отменялась.
— Цвен, иди ко мне, — позвал Пауль и приподнял край одеяла.
Я бросил тихое «ага» и улëгся на место. Пауль сразу обнял меня, примостился щекой на груди и затих.
«Это совсем не guten morgen…»
Через час, или около того, запищал домофон, оповещая нас о том, что приехал курьер.
— Ты всё-таки заказал что-то? — спросил я, стараясь не выпускать Пауля из объятий, ведь без него резко станет холодно.
— Ага, подожди, скоро вернусь, — он выпутался из моих рук и ушёл.
Я упал на подушку и начал навывать какую-то мелодию, а потом сам по себе придумался текст:
«Please come over
Please come o-o-over…
My sa-a-adow, lost friend.
Please come over,
Get me clo-o-o-oser…
Please, come over!
The sun goes down,
Tomorrow may not be aro-ou-und…»
Я затащил под одеяло скетчбук с карандашом и быстро намалевал этот стишок.
Когда-нибудь из этого должна получиться неплохая песня… Я бы подарил её Паулю. Возможно нам придётся расстаться, тогда и отдал бы.
«Оу, это будет моя фишка — песни дарить! Какой же я гений!»
Я не вставал, пытаясь нагреть место под собой. Такая холодина… Так же было, как только мы приехали в эту квартиру. Вспоминая о том, как мы ехали сюда, о первом дне, ссоре, но всё же том, как это прекрасно, быть любимым, я не заметил, как Пауль вернулся и тихо прикрыл за собой входную дверь.
— Идёшь на кухню? — спросил он, заглянув в дверной проём.
— Нет, — я натянул одеяло до макушки.
Я услышал, как что-то ставится на прикроватную тумбу рядом с моей половиной. Пахнет…
— Жареная картошка?!
Хайко довольно кивнул.
— Для меня? Всё?
Передо мной стояла довольно большая порция. Я потянулся к еде, но тут же опустил руку под одеяло, сжимая складку.
Мой живот уже ни в какие ворота не лез. В буквальном смысле.
— Нет, не сегодня.
Пауль нахмурился.
— Почему это? Да ладно, не уж то из-за фигуры? Рихард, серьёзно?!
Я стыдливо опустил взгляд и снова спрятался под одеяло, скрывая от мира это ужасное тело…
Пауль не стал меня мучить, понял что нужно делать и отнёс на кухню всё, что купил. Я был очень расстроен, но благодарен ему.
Я лежал в душной темноте, сдавливая комок жира, царапая кожу ногтями. Будто если бы я разодрал её, то вся ненужная масса вытекла и снова был бы я прекрасен… Жаль, что не так это работает. По щеке одна за другой скатились две слезы.
«А Кристоф красивый, у него нет этой херни. Тилль… Ну чуть-чуть, но это своя эстетика или как там её…»
— Рихард, — позвал меня Хайко. — Пойдём кушать, я чай заварил.
— Нет. Не надо.
— Рих, ну ё-маё, что ты в самом-то деле? Я же тебя люблю всё равно.
— Нет! Не буду я есть.
Он стянул с меня одеяло резким движением.
— Я тебя не спрашиваю! Можешь не есть жареное, но кашу надо в себя закинуть! Нельзя не есть!
Я смотрел сквозь него.
— Ты, дебил, хоть понимаешь, что если резко перестать есть, организм экстренно начнёт копить запасы питательных веществ и жира станет ещё больше. Ты не ешь, страдаешь, а жир нарастает и нарастает!
Я об этом не думал…
Вдруг Пауль опустился рядом со мной и протянул мне одну картошку.
— Тем более, твой живот очень милый. Риша, покушай сегодня, а когда в город вернёмся — сядешь на диету и будешь спортом заниматься.
Думать долго не пришлось, потому что Хайко тыкал в мои губы жареной картошкой, причмокивая.
«Зараза».
Пока я ел, растягивая удовольствие, Пауль быстро закинулся котлетой по-киевски и, лёжа рядом, рассматривал фотографии со своего телефона.
«Распечатаю пару штук. Где-то был у меня низкокачественный снимок Кристофа, вот это и надо будет в рамочку поставить» — я улыбнулся от этой мысли сам себе.
— Милый, может быть вещи начнём собирать? Просто делать нечего, а Кристоф и Тилль не звонят ещё.
— Я почему-то думаю, что и не позвонят они. Дождь идёт, куда ехать? А если и ехать, то вечером, — размышлял я вслух, облизывая пальцы.
— Нет, уверен, они что-нибудь придумают. Спорим? — Пауль ухмыльнулся.
— Не-а, с тобой спорить, как бы это сказать? Не выгодно.
Он рассмеялся и убрал телефон.
— Ри-ша. А, Ри-ша?
— М? — в предвкушении чего-то интересного я поставил пустую коробку на пол и кинул в неё салфетки.
— Что «м»? Люблю тебя, — он обнял меня, целуя в краешек губ. — Просто очень тебя люблю… Тяжело было за эти две недели, но я всё равно так рад, что ты со мной, после всех моих истерик, выпадов, протестов, молчанок… Так рад, что ты не бросил меня, хотя мог. Мы ведь были в шаге от этого.
— Солнышко, не надо думать об этом, не стоит портить себе настроение, — я перехватил его за тонкую талию и, повернувшись, уложил на себя. — Давай просто будем счастливы?
Он кивнул, как бы говоря: «Отличный план», и прикрыл глаза.
Мы просто лежали, слушая наше дыхание, несколько минут, а может час… Но в конце концов всё приятное когда-то заканчивается, и приходится вставать, чтобы собрать вещи.
— Мусор весь сюда, — Пауль притащил пакет.
Моих вещей было немного, но я всё равно перепроверил их по списку.
«Песня, вот песня! Главное не выкинуть случайно».
Я кинул всю одежду, кроме выходной, в сумку и, усаживаясь на кровать, стал наблюдать за беготнëй своего парня.
Когда он проходил мимо, то, как на зло, решил передо мной переодеться.
— Солнышко, — я, так же сидя, притянул его к себе за талию, поцеловал красивый, а главное плоский, живот, прижался к нему. — Ты… Очень красивый. Восхищаюсь тобой.
Он стоял передо мной, меж моих колен, а я сидел на краю кровати, дыша на его бархатную кожу.
— Ты уже говорил, — он сел ко мне на колени, как Кристоф тогда, и толкнул на одеяло.
Мы снова забылись в долгом поцелуе.
— Мх, это так мило, — умилился я.
— Почему? — спросил смущённый Хайко.
Это покрасневшее личико напротив с томным взглядом… Одна из причин жить.
Я не ответил ему, потому что зазвонил мой телефон.
Это Тилль.
Они всё-таки что-то придумали. Ладно, а я уже было надеялся заняться любовью в этот холодный дождливый день и согреть его, а заодно и Пауля. И себя.
— Алло? — робко протянул я.
«Может он звонит, чтобы извиниться за то, что ничего не будет?»
Это казалось мне логичным. Но, чёрт возьми, это ведь мы позвали их гулять… Да, предоставили возможность выбирать время встречи и забрать нас, когда будет удобно, но ведь это не отменяет того, что если всё шло не по плану, которого не было, то ответственными должны были быть мы? Не отменяет…
— Доброе утро, Ришенька…
«ЧТО?! «РИШЕНЬКА»?! Что это такое… Обязательно спрошу. Ха, там Кристоф, наверное, голову ему открутит сейчас…»
— …Мы едем уже. Минут через десять-пятнадцать будем у вас. Выходите?
Я кивнул, но потом осознаю, что Тилль этого не видит и вдогонку бросил негромкое «ага, выходим».
— Собирайся, скоро Линдеманны приедут.
— А я-то думал… — вздохнул Хайко.
Сквозь джинсы я погладил его пах, переходя на живот, и обещал, что что-нибудь, да будет. Сегодня вечером, завтра утром или… А больше не было вариантов…
Я старался одеться как можно быстрее, это ведь Пауль был уже почти готов, а я сидел в домашней майке и каких-то батиных штанах. А ещё укладку надо было делать…
Интересно, кто её испортит — Кристоф или Тилль? Хотел было поспорить об этом с Хайко, но вовремя одумался.
«Забавная история вышла бы, не закройся я сейчас».
Через пятнадцать минут снова зазвонил телефон.
— Эй, ну вы где там? — это был уже Кристоф.
— Пять минут.
Мы с Поликом отсчитали последнюю наличку, взяли телефоны и ключи.
— Пойдем, Солнце.
Он кивнул и пошёл к выходу. Но потом повернулся и обнял меня.
— Блин, Ришань, я тебя так люблю. Ты просто не представляешь!
«Что за вспышки нежности?»
Но я прекрасно понимал это чувство. Ответив, что тоже его люблю, я поцеловал Хайко в щёку.
Мы вышли под дождь. Так холодно и неприятно. Толстовка не грела совсем.
А вот взгляд Кристофа из машины Тилля очень даже согревал.
— Привет! — Шнайдер пожал мне руку, думаю, он и поцеловал бы меня, но, увы, положение не давало.
— Привет, ага, — улыбнулся я.
Тилль поцеловал мою руку и хлопнул Пауля по плечу в ответ на взгляд полный недоумения.
— Куда едем? — спросил Тилль, заведя машину.
— У вас нет плана? — я, право, был разочарован.
— Мы надеялись на тебя, — пожал плечами Кристоф.
— Может классика? Бар? — Пауль, казалось бы, спас ситуацию.
— М… Не думаю, там, скорее всего, не лучший контингент сейчас. Времени… — он глянул на дисплей и уточнил, правильное время выставлено в машине. — Сейчас только полвосьмого.
«Офигеть…»
— Поехали в бар! Я требую бар! Бар! Бар! Бар! — бунтовал Пауль.
— Хорошо, — Тилль пожал плечами.
Пока мы ехали, Кристоф спросил, не слишком ли рано они приехали. Извинился, что толком это не обговорили. А потом мы пришли к выводу, что нам с Тиллем просто необходим крепкий кофе «чернее чернейшей черноты бесконечности», и мы ехали сначала в бар, чтобы убедить Пауля в том, что ходить в бары утром — ужасно, а потом к Линдеманнам — пить кофе и чуть-чуть поспать.
***
Первое, что мы увидели в баре — пару мужиков у входа. Потом ещё несколько сидели в зале. Заметив Кристофа, они, как один, обратились к нему:
— Шнай, милый наш! Ненаглядный! Любимый! Ни свет, ни заря, а ты тут! Шнаечка, — запинались пьяные мужчины. — Тут так плохо без тебя!
Один из них нашёл в себе силы встать и подойти с распростёртыми объятиями.
— Я скучал! — чуть не плача, завыл он.
Напряжение Тилля в этот момент было не передать словами. Я решил посмотреть, что будет. А Пауль — нет. Мой милый мальчик пытался успокоить злого ревнивого мужа и взял того за руку.
«Ну хоть целовать не стал, уже хорошо».
Кристоф обнимал весело-плачущее, пьяное, висящее на нём, тело и что-то говорил про жену, что женщины — это не главное и прочее.
Какой-то персонаж в заблëванной майке пробубнил:
— Конечно, для тебя женщины не важны. Ты же гузноëб ëбаный…
Мужчина, находившийся в руках Шнайдера-Линдеманна отстранился и тихо-тихо сказал: «зря, мужик, зря…»
— Ты тут впервые? — довольно спокойно обратился к нему Дум.
— Чë? Я тут уже года два регулярный гость, — и он рассмеялся, находя свои же слова забавными.
Но Кристоф его перебил:
— Значит тебе знакомы правила, существующие здесь?
— Какие в баре могут быть правила? — он снова смеялся.
Дум обошёл его, встал напротив и, взяв пьяницу за плечи, заглянул ему в глаза.
— Не выëбываться на Линдеманнов. Это святое правило — заповедь здешних мест, — и он с силой ударил мужика лбом в нос.
Тот зажал лицо руками, сквозь пальцы потекла кровь.
Тилль дёрнулся. Пауль держал его.
— Никто! — пощëчина. — Не открывает. — слоктя в плечо. — Свой ёбаный, — повалил со стула. — Рот, — пнул ногой. — На союз Линдеманнов. Никто. Не смеет. Что-то. Вякать. На нас! — монотонно чеканил Кристоф, пиная тело, умоляющее остановиться, — ты понял меня? — Дум последний раз пнул обидчика ногой, и тот затих.
Я стоял, пребывая в глубочайшем ступоре. Ведь судя по интонации и поведению, Кристоф проделывал подобное не раз.
Все так уважали или боялись Кристофа, что даже официанты и бармен не подходили к несчастному нарушителю.
Шнайдер грозно посмотрел на нас, вытер кровь, которая забрызгала его светлую майку, и подошёл к Паулю:
— Видишь, утром тут нечего делать. Пойдём.
После, когда Тилль и Пауль уже скрылись за дверью, а я всё ещё не мог двинуться с места, Дум развернулся, шагая ко мне.
Я вздрогнул, стоило ему сократить расстояние между нами до полуметра.
— Эй, Риш, не бойся, — тихо сказал он, беря в свои тёплые ладони мои дрожащие руки. — Всё хорошо.
Я в это не верил. И я боялся Кристофа, было из-за чего…
Но он же не знал, что я целовался с его мужем. С другой стороны, а вдруг Тилль ему рассказал? Он про меня Кристофу, а Кристоф ему… Неловко. Но если нет? А стал бы он так злиться?
Стал бы.
— Риша, правда, всё в порядке, — он поднял моё лицо за подбородок и заглянул в него. — Не стоит меня бояться, я слишком люблю тебя, чтобы вот так подло избить.
На моей щеке вспыхнул поцелуй.
— Пойдём, — прошептал Дум у самого моего уха.
«Страшно… Мне страшно…»
***
Домой к Линдеманнам мы ехали, слушая дискуссию-объяснение на тему того: что за барные знакомые, почему это Кристоф «Шнаечка», «милый», «любимый» и прочее? И простые ответы: что это люди, которым Кристоф наливал по одной бесплатно, что часто разговаривал с ними, помогал, поддерживал. Что он любимый, потому что сам по себе человеком хорошим себя там зарекомендовал.
И о том они спорили, что Тилль за Кристофа переживал, а он и сам о себе может позаботиться. Но Тилль это отрицал и вспоминал действительно жуткие истории, когда Кристофу правда грозила опасность, и если бы не Тилль, то где были бы они вдвоём?
Придя к выводу, что были бы они оба в могилах — Линдеманны смолкли.
«Жуть…»
***
В поместье мы пробежали быстро, дождь всë не заканчивался.
Там Пауль и Кристоф побежали в спальню играть в файтинг, звучало неоднозначно, Тилль сначала не понял, но потом долго смеялся.
— Сегодня я тебе кофе сварю, хорошо? — уточнил Линдеманн.
Я кивнул и стал разглядывать капли воды, стекающие по оконному стеклу.
Через несколько минут Тилль подал к столу две чашечки чёрного кофе без молока. Мы в тишине, нарушаемой лишь далёкими раскатами грома и дробью — песней дождя, инструментом которого была черепица, опустошили чашки.
— Твой вкуснее, — грустно выдохнул Тилль.
— Честно, не вижу разницы, — я повёл плечами, будто замёрз.
Мы сидели так ещё совсем немного, а потом Линдеманн предложил пойти прилечь ненадолго.
Вторая спальня — небольшая комната с незастеленной кроватью.
— Всё, будильник я завёл, в десять прозвенит, у нас полтора часа, — констатировал Тилль, пока я пытался удобно лечь.
Закрывая глаза, я почувствовал, как на меня накинули плед.
«Ох, Тилль, это так мило».
