Колыбельная для снежной королевы

Лера проснулась на два часа раньше необходимого, поспав при этом всего часа три. Мандраж перед первым съёмочным днём начался накануне вечером и отпускать, видимо, не собирался. И не удивительно: в конце концов, этого дня она ждала месяц, тридцать четыре дня, прошедших с её удачных проб. Не в силах больше вертеться в постели Новикова поплелась в душ, который… Был занят. — Серьёзно? Кому понадобился душ в шесть утра? — Сейчас, сейчас, Лерочка, — раздался из-за двери голос тёти Любы. — Тёть-Люб, можно, побыстрее? Я ж опоздаю! — Куда ты опоздаешь? У тебя съёмки в три начнутся. — В школу опоздаю! — Чё орёшь, Лерка? — из спальни, которую делила с матерью, вышла сонно жмурящаяся Надя. — Ничё я не ору. Спи, — пробурчала Лера, бросив раздражённый взгляд на сестру. — Ты не просто орёшь, ты вопишь. Волнуешься? — Ну тётя Люба! — Вместо того чтобы орать, лучше бы кофе выпила, что ли, ну, или чаю с ромашкой, — Надя оставалась невозмутимой. — Хочешь, сделаю? — Ну да, выпью чаю с ромашкой, заполирую валерьянкой и буду как… — Я не предлагала валерьянку, хотя тебе не помешало бы. Тогда ты, по крайней мере, будешь как человек, с которым можно вести конструктивный диалог. — Ой, да ну тебя, Надь! — А я, пожалуй, кофе выпью, раз уж ты своими воплями разбудила, — с этими словами младшая Гущина направилась в кухню. — Ладно, фиг с ним, сделай и мне! — Вот и умница. Но тебе всё же лучше чаю. — Зелёный, — односложно отозвалась Лера и, секунду помолчав, добавила, — спасибо, Надька. — Да не за что. Ты, чем дверь в ванную караулить, пошла бы, что ли, блузку погладила. — Рубашку, — уточнила Новикова. — Да пофигу. И мою можешь погладить: мне на работу. Сообразив, что мандраж никуда не денется, а механическая работа хоть немного отвлечёт, Лера пошла в комнату тёти и сестры. — Какую тебе гладить? — Голубую. Есть будешь? — крикнула Надя из кухни. — Ой, нет… — Лера передёрнула плечами. Надя ничего не ответила, но картофельную запеканку на всякий случай в микроволновку поставила. — Что за шум, а драки нет? — Люба вышла из ванной. — Доброе утро, мамочка. Лерка мандражируют-с. — Зря. Вы у меня девочки самые умные и талантливые. А если кто этого не оценит, хто ж им дохтур. Услышав эти слова, Лера улыбнулась. У неё вообще поводов улыбаться в стенах родной квартиры в последнее время было много. Тётя и сестрёнка дарили уют, о котором раньше приходилось только мечтать. И регулярные очереди в душ раздражали куда меньше, чем можно было предположить по её ежеутреннему ворчанию. — Лерка, чай готов! — А твоя блузка — на плечиках, — Лера, потирая слезящиеся от недосыпа глаза, вошла на кухню. — Запеканочка! — неожиданно для себя обрадовалась девушка. — Вот и правильно! На голодный желудок никакая работа не спорится, — Люба одобрительно посмотрела на племянницу, которая алчно схватила первый кусок. — Тебе вон в школе отучиться, а потом ещё полдня на площадке плясать. Какие будут заказы на праздничный ужин? — Да какой праздничный, тёть-Люб, я приду вымотанная как чёрт. А может, ещё и облажаюсь. — Ты не можешь облажаться, потому что ты талантливая, сестрёнка. А идею праздничного ужина я вполне поддерживаю. Мы же не можем не отметить твой первый съёмочный день. — Вот-вот, — Люба достала из холодильника бутылку молока и добавила немного в собственный кофе. — К тому же я ж не предлагаю дебош устраивать: так, по-семейному посидим, с шампанским да парой салатиков, ну, или что вы захотите. — А можно тогда пирог с грибами? — в голосе Леры слышалась надежда. — Можно. И салат с курицей и ананасом? — Да! Мама, тыщу раз да! — Вот и отлично. Ты, Надька, сегодня в своём кафе допоздна? — Не-а, только до четырёх. Потом репетитор и в семь буду дома. — А я примерно до девяти, ну, если верить регламенту. — Вот и хорошо. Тогда вечером, девчонки, я вас жду. — Слушай, Лерка, — заговорщическим шёпотом начала Надя. — А можно, когда у вас там всё утрясётся, я приду и хоть одним глазком посмотрю, как кино делают? — Не знаю… То есть я пока не знаю, будут ли пускать посторонних, но очень постараюсь, Надюш. — Правда-правда? Спасибо, Лерка, спасибо! — Надя кинулась сестре на шею, чуть не снеся ту вместе со стулом. Лера рассмеялась. На душе стало значительно легче. Главное — не вспоминать, что впереди постоянная работа с Зеленовой… Не вспоминать, я сказала! — Так, всё, я в душ и полетела. Спасибо за завтрак, сестричка. — Удачи, — хором отозвались Гущины. Да уж, удача Лере понадобится, а ещё самообладание и память, чтобы не залажаться на глазах у Зеленовой. *** Аня неторопливо шла в школу, радуясь, что сугробы растаяли уже к концу февраля. Плюсовая отметка на термометре и ласковое предвесеннее солнышко внушали оптимизм и пробуждали от изматывающей зимней спячки на уроках. Для метеозависимой Прокопьевой отсутствие солнца было почти критичным. Из собственных мыслей девушку вырвал короткий гудок автомобиля. Посмотрев влево, Аня увидела тормозящий чёрный Мерседес. Стекло со стороны водителя опустилось, и в окне показалось улыбающееся лицо Золотова. — Подвезти, Анют? — Вася, — Аня подарила мужчине ответную улыбку, думая о том, как удобно, что лично они в какой-то момент перешли на «ты». — Доброе утро, ребёнок. Садись. Устроившись на заднем сиденье рядом с Полиной, Прокопьева заговорила. — Волнуешься, Поль? — Меньше, чем ожидала, — Зеленова подвинула к себе сумку с учебниками, чтобы Аня могла устроить свой рюкзак. — Но всё же волнуешься. — Все мы волнуемся, Анют, — пробасил Вася, аккуратно заворачивая вправо. — Даже ты? — глаза Прокопьевой округлились в удивлении: девушке казалось, что ничто не могло сокрушить уверенность Васи при его опыте в индустрии. — Я — больше всех. Первый съёмочный день — это всегда очень ответственно. Знаешь, вот если всё хорошо в первый день, то и дальше гладко, а если что-то не задалось, и дальше всё через пень-колоду. — Думаю, всё будет хорошо. Во всяком случае я, ребят, в вас верю. И каст у тебя офигенный. Выше нос, Полинка. — Иногда, Прокопьева, ты омерзительная оптимистка, — пробормотала Полина, сверля взглядом водительское кресло. — Оптимистка я всегда, а вот чувство омерзения от моего оптимизма у тебя возникает, когда ты волнуешься, — Аня приобняла подругу и успокаивающе сжала её плечо. — Слушай, Анют, как ты меня терпишь с моим отвратительным характером? — И вовсе он не отвратительный. Просто ты нервничаешь. Было бы странно, если бы не. Потому что, если бы сейчас была спокойна, шарахнуло бы в самый неподходящий момент, точно тебе говорю. К тому же, — Аня понизила голос до конспиративного шёпота, — мне нравится тебя бесить своим оптимизмом. Вася расхохотался в голос. — Так её, Анют, а то вздумала хандрить! — И ты, Брут? — Полина театрально всплеснула руками. — А можно, и я — Брут, за десять тысяч сестерциев-то? — продолжал веселиться Золотов. — Юля-а-а, — Аня манерно взмахнула ручкой. От хохота покатились все, даже Полина, наконец, переставшая нервно закусывать губы. — Приехали, девчонки, — Вася затормозил почти у ворот школы. — Полинка, жду вас с Лерой к трём. — Я помню, Васенька, — тяжело вздохнула Зеленова. — Ребёнок, и правда, выше нос. Всё будет хорошо. Анют, как с музыкой? — Мы с Наташкой и Женькой вчера сообразили первую аранжировку к композиции, которую показывали тебе на прошлой неделе. — Отлично, — Вася довольно потёр руки. — В субботу приходите, покажете. У меня, кстати, будет к вам, Ранеткам… Кхм, просьба-предложение. — Да? — Лере я ещё скажу, а вы, пожалуйста, Ленку захватите. — Договорились, — Аня толкнула пассажирскую дверь. — Ну что, Полинка, пойдём просвещаться лучами знаний. — Но толку нет от знаний и наук, когда повсюду им опроверженье, — мрачно продекламировала Полина и вышла в февральскую прохладу. — До встречи, Вась. — До встречи, солнышко. — Удачи и сам не волнуйся, — Аня тепло улыбнулась мужчине. Вася кивнул и, дождавшись, пока девочки заберут сумки, плавно отъехал. — Крутые девчонки на тачках богатых папиков? — рядом с Полиной и Аней буквально из ниоткуда материализовался Стас Комаров — новенький, который с первых дней (а перевели его две недели назад из какого-то частного лицея) стал головной болью для всех: учителей, обоих одиннадцатых, но главное — для Зеленовой, к которой настойчиво подбивал клинья. — Комаров, схлопнись, — во взгляд, которым одарила одноклассника, Полина вложила максимум презрения. — Красотка, ты чего такая неприветливая с утра? — Потому что я придурков не перевариваю: ни по утрам, ни в любое другое время суток. — Ты разбиваешь мне сердце, бейба, — Комаров состроил грустную физиономию — А твои скучные-скучные подкаты насилуют наш мозг, — Аня демонстративно зевнула. — Один на двоих? Выдохни, детка, моё несчастное сердце будоражишь не ты. — Слава всем богам по этому поводу! А насчёт мозга, Стасик, лучше один на двоих, но функциональный, чем твоё бытиё морской звёздочки. — Строптивое розоцветное, хм, мне нравится, с пивом покатишь. — Браво-браво, ботанику за седьмой класс усвоил. Можно, мы пройдём? — Зеленова нетерпеливо притопнула ножкой. — Конечно, королева моего отвергнутого сердца, — Стас нарочито галантно поклонился и отступил. — Ань, за что нам этот придурок? — Ну, может, мы где-то в своей академической жизни нагрешили? — Аня направилась в сторону школьных ворот. — Так сильно? — А может, мы на потенциал кармы работаем с его помощью: вот щас к нам его перевели, зато на ЕГЭ тема сочинения по русскому адекватная попадётся. — За то, что я его ещё не убила, мне экзамен должны автоматом засчитать, — фыркнула Полина. — В любом случае мы от него никуда, блять, не денемся, спасибо шреку, — Аня пнула валявшийся на дороге камешек. — К тому же, мне кажется, Борзова прибьёт его раньше, чем закончится твоё терпение. — Или Смирнов. Девушки рассмеялись, вспомнив красочные рассказы Кулёминой о том, как новый историк раскатал в блин будущего медалиста Комарова. — Верю в Данила Алексеевича, надеюсь на него и уповаю, — Полина толкнула дверь в холл. — Удачи Стасику (нет) на очередном избиении выёбистых младенцев, которое у А-класса уже на втором уроке. — Жду не дождусь, тем более, кажется, у них вошло в традицию запасаться попкорном, а потом пересказывать представление в лицах. За одно Полина была благодарна Комарову этим утром: мандраж отступил, сменившись воинственным настроем и предвкушением. Главное — не думать о том, что впереди полдня с Новиковой на одной площадке. Нет, не об этом. Лучше и правда о Комарове. *** Оля выходила из Загса с неожиданно лёгким сердцем. Развод, который они с Борисом оформили только что, снял с души настоящий камень. — Лагуткин, выше нос, — Оля улыбнулась бывшему мужу, идущему по правую руку от неё. — Ты чего кислый такой? — Знаешь, Оленька, у тебя бывает чувство, когда всё вроде правильно, но на душе как-то… Муторно, что ли? — Бывает, Борь, но на этот раз и впрямь всё правильно. Ты когда на гастроли-то улетаешь? — Через пару недель. Поживу пока у Андрюхи, а после тура какую-нибудь однушку куплю. — Тебе совершенно необязательно две недели кочевать. Живи дома, только не бухай. — Оль, да я уже месяц ни капли. — А я на упреждение, хотя ты и молодец. И спасибо, что не стал драму раздувать из нашего развода. — Знаешь… — Борис остановился, чтобы поправить капюшон Липатовой, который всё время норовил сползти и закрыть пол-лица. — Сначала я, конечно, расстроился и, чего уж, разозлился: как, мол, она, такая чёрствая, не понимает моих творческих метаний. Потом — испугался: как я без вас с Наташкой-то буду — я ведь дочь очень люблю, да и ты… Не только жена, ну, бывшая, но друг, товарищ и партнёр. — Борь, ты по-прежнему мой близкий человек, родственники навсегда, можно сказать, — Ольга сжала руку мужчины. — И мы с Наташкой тебе всегда рады. — Ну вот о том, Оленька, я и подумал, когда успокоился. Понимаешь, это ж не первый мой такой срыв и не последний, я уверен, потому что, когда работы нет, я всегда лапками кверху и хоть в петлю лезь, не только в объятья зелёного змия. И для старого рокера-холостяка это вообще некритично: взлёты, падения — нормальная история. Но, когда от тебя зависит дочь-подросток, это херня. И в итоге, знаешь, я лучше буду нормальным таким приходящим батей, чем стану её травмой, прости Господи. А наш брак… Оль, ты ж мне братюня… Ты обаятельная женщина, ты прекрасна, но ты своя в доску. А муж всё-таки должен относиться к жене с некоторым трепетом, — Борис немного нервно рассмеялся. — Ты очень мило старомоден. — Ну, я, как говорится, старый солдат и не знаю слов любви. — Ой, да ладно тебе, не знает он, — фыркнула Оля. — Ну, если только чуть-чуть, — Лагуткин улыбнулся и взял бывшую жену под руку. — Пойдём домой, праздновать развод. — Тогда за тортиком сначала и за соком, — Ольга повернула к ближайшему магазину. — Надо не забыть ребёнку колы купить, — отозвался Борис и толкнул двери супермаркета. Всё действительно было правильно. *** Первый урок прошёл для Леры в компании вернувшегося мандража, причиной которого стала Зеленова — естественно, кто же ещё? Встретив Леру перед самой алгеброй, Полина лаконично напомнила, что в три им нужно быть в школе, в которой будут снимать. Можно подумать, Лера об этом и сама не помнила. Коротко поблагодарив партнёршу, Новикова пообещала, что не опоздает, и отправилась на урок. Каким-то чудом внимание Терминатора она в этот день не привлекла. Немного отвлечься помогла история. Как и обещал новый преподаватель на прошлом уроке, опрос начался с Комарова, который настаивал, что ему, будущему медалисту и краснодипломнику МГИМО, занижают оценки. — Станислав, к барьеру, как говорит Ирина Ренатовна, — Смирнов — темноволосый мужчина лет тридцати — обезоруживающе улыбнулся классу и сделал приглашающий жест рукой. — Снова будете валить? — дерзко отозвался новенький. — Нет, что вы, я жажду услышать ваш ответ и искренне надеюсь, что он будет достойным будущего светила российской дипломатии. Комаров лениво поднялся со своего места и прошествовал к доске. — Станислав, расскажите нам, что вы знаете о Тегеранской конференции, в частности, какие вопросы на ней обсуждались. — Тегеранская конференция состоялась в ноябре 1943 года. На ней обсуждали следующие вопросы: во-первых, конечно, вопрос ленд-лиза, то есть поставок вооружений и техники Советскому союзу. Следующий момент — открытие второго фронта, собственно, обсуждение второго фронта началось раньше, но в Тегеране была достигнута договорённость об открытии Западного фронта к лету 44 года. В-третьих, обсуждали переговоры с эмигрантским правительством Польши и усиление этой территории, потому что Польша являлась в случае перехода её на сторону Германии плацдармом для нападения на СССР. Также говорили об устройстве Германии и Европы в целом после войны, например Великобритания предложила отделить от Германии Пруссию, но советская делегация эту идею не поддержала. Ну и наконец, говорили о предстоящей войне с Японией, точнее о потенциальном вступлении в эту войну Советов, — Комаров замолчал и торжествующе посмотрел на Смирнова. — Хм, хорошо, спасибо, Станислав. У кого-нибудь будут дополнения, возможно, исправления? Лера, внимательно слушавшая ответ невыносимого хлыща, подняла руку. — Валерия? Слушаем вас. — Всё почти так, только вопросы ленд-лиза обсуждались ещё в 41-м в Москве, на международной конференции, тогда же создали антигитлеровскую коалицию. На той конференции встречались министры иностранных дел США, Британии, ну и наш. Поставки по ленд-лизу наладили именно после неё. — Верно, Валерия, спасибо. В остальном ответ Стаса довольно точен. Комаров не сдержал очередной самодовольной ухмылки. — Станислав, скажите, как лично вы оцениваете значение Тегеранской конференции и открытие второго фронта для хода второй мировой войны? Комаров нахмурился. — А вам по учебнику? — Нет, я спросил ваше личное мнение. — Да сами бы справились, — уверенно ответил Комаров. — Угу, — Смирнов задумчиво потёр подбородок. — Обоснуйте. Как вы видите концепт победы Советского Союза без второго фронта. — Да как с ним, только без него. Запад подключился в 44, когда наши уже там всех положили, а они просто подмазались вовремя. — Не спорю, но мне бы хотелось услышать, как вы видите это тактически, вкратце, конечно. — Ну-у-у… — неуверенно протянул Комаров. — Я не знаю, я ж не Жуков, а в военку не планирую. Класс ответил редкими несмелыми смешками. — Ну что же, Стас, садитесь, это четвёрка, но слабая. — Да почему?! Ну напутал я с ленд-лизом, но это пятёрка с минусом или сильная четвёрка на крайняк! — Слабая четыре, потому что вы не умеете обосновать собственное мнение. Не так страшно, что вы напутали с ленд-лизом, а вот неспособность сформулировать базу для своих высказываний — это нехорошо. История, ребята, она не о том, чтобы зазубрить даты, она о том, чтобы понимать и научиться самостоятельно выстраивать причинно-следственные связи. Этому вас научат только на истории и литературе, в университете ещё, возможно, на семинарах по философии, но это, если повезёт. — Нафига нам ваши причинно-следственные на ЕГЭ? Там даты нужны, — выкрикнул Платонов, до того дремавший на задней парте. — А я, Николай, не профессор Амбридж, я считаю, что конечная цель образования — не натаскать вас на экзамены, а научить думать и желательно, в идеале, конечно, применять знания на практике. А насчёт причинно-следственных — если вы не будете способны выстраивать логические связки, вы не сможете получить дальнейшее образование, не сможете написать научную работу, не научитесь фильтровать и анализировать информацию, в конце концов, не выработаете навык критического мышления. А без всего этого ваши дипломы, будь они хоть трижды красными, не будут стоить бумаги, на которой напечатаны. Садитесь, Станислав, могу только сказать, что сегодняшний ответ сильнее, чем предыдущий. — Спасибо, — буркнул Комаров и хмуро побрёл на своё место. — Я в Смирнова почти влюбилась, — восторженно выдохнула Лера на ухо Наташе. — Продолжим, ребят. Наталья, вы подготовили доклад, который я просил? Липатова кивнула и уже встала, чтобы передать файл с листами учителю, но поднятая рука историка остановила девушку. — Сидите, пожалуйста, передайте доклад Валерии, она нам его зачитает. Надеюсь, там есть ваши личные выкладки? Наташа подняла вверх два больших пальца. — Вот и послушаем. Валерия, пожалуйте к доске. Лера обворожительно улыбнулась. — С удовольствием, Данил Алексеевич. Следующие десять минут Новикова вдохновенно читала доклад подруги о битвах, приведших к коренному перелому в ходе войны — Сталинградской и Курской. А её настроение стремительно улучшалось. *** — Новикова, Липатова, Кулёмина, задержитесь, пожалуйста, — историк окликнул девочек у самой двери. — Данил Алексеевич, мы все внимание, — Лера остановилась у учительского стола. — Девчонки, мне сообщили, что вы остались без художественного руководителя. Девочки с одинаковым недоумением посмотрели на учителя. — Ну, группа же ваша… Ранетки, кажется? — А, ну да, наших худруков волной коллективного возмущения смыло, — хихикнула Лера. — А вы инициативу хотите проявить? — сдвинула брови Лена. — Нет, что ты, Лен, как человек служивший, я знаю, что инициатива безжалостна к инициатору, но Николай Павлович меня особо и не спрашивал. В общем, вашу группу передали в мои неопытные руки, так что, если будут какие-то вопросы или понадобится помощь, обращайтесь. — А вы в музыке-то сечёте? — написала Наташа. — Ну, в моей буйной молодости я целый год проработал звукорежиссёром в одной маленькой южно-сахалинской студии. Так что музыке я не чужд, хотя бы с технической точки зрения. — Скажете тоже, в молодости, вы и сейчас не динозавр, — стрельнула глазами Лера. — Я, конечно, динозавров, Лер, не застал, но шумерскую клинопись ещё помню. — Вы бессовестно преувеличиваете. Вы молодой, красивый и продвинутый. — А значит, кто-нибудь из ваших коллег может расценить вас как хорошую добычу, — улыбнулась Лена. — Думаю, я выживу в этих матримониальных джунглях, — рассмеялся историк. — В общем, вы девчонкам передайте из параллельного, что теперь у Ранеток есть парламентёр в администрации. — Спасибо, Данил Алексеевич, — улыбнулась Наташа. — Обязательно скажем. — Тогда хорошего дня. — И вам. Покидая кабинет истории, Лера широко улыбалась: кажется, этот день проходит лучше, чем она опасалась. И какой всё-таки мужик! *** Гуцул увидел Каримову, как только та вошла в его кафе. Подойдя к барной стойке, учительница улыбнулась. — Здравствуй, Игорёк. — З-здрасте, Ирина Ренатовна, — Игорь слегка улыбнулся. — Вам кофе или, может, чаю? — Давай кофе, карамельный латте, если у вас есть сироп, — Ирина присела на барный стул и повесила вишнёвую сумочку на спинку. — Обижаете, есть карамельный, есть ореховый, ещё апельсиновый, но его даже предлагать не буду, потому что ну очень специфично, — Гуцул подставил чашку под жерло кофе-машины, в которую мгновением ранее насыпал ароматные зёрна. — Ну нет, я, пожалуй, ограничусь… Почти классикой. А что это у вас не очень людно? — А, в пять мероприятие заказанное, до раннего утра, так что остаются только взрослые сотрудники, двадцать плюс, причём парни — какой-то большой мальчишник… То ли налоговая гуляет, то ли… В общем, какие-то при погонах. — То есть ты дорабатываешь последний час? — Типа того, по сути, можно было вообще не приходить, — Игорь протянул Каримовой чашку. — Спасибо, солнышко. Кофе Ирина пила молча. Гуцул, иногда косившийся в её сторону, внезапно понял, что ему учительницы не хватало. Вроде и не общались очень близко, но после истории со Степновым парню казалось, что есть у них с Ленкой какая-то… Взрослая фигура, что ли? Не мать, конечно, но хотя бы старший друг. Друг, к которому можно прийти, если уж совсем тошно от собственного одиночества. Конечно, Игорь видел Каримову на уроках химии дважды в неделю, мельком — в школьных коридорах, но из её кабинета он сбегал, едва прозвенит звонок, а в коридорах скользил быстрым взглядом и тут же отворачивался. Глупо, на самом деле. Даже если Ленка в Ирину Ренатовну влюблена, вряд ли учительница химии давала Кулёминой повод. Она, может, и не подозревала о чувствах ученицы до литературной эскапады той и скорее всего — побледнела ведь как полотно после «Незнакомки». В любом случае, сердцу не прикажешь: Каримова не может отвечать за всех, кто в неё влюблён, и уж точно не её, Ирины, вина, что за этот месяц его общение с Леной почти сошло на нет. Пару недель назад Игорю ещё казалось, что лучше избегать их обеих, но то пару недель назад. А в последнее время от одиночества хотелось выть, и ни друзья-скейтеры, ни случайные девчонки, строящие глазки симпатичному бармену, ни даже Полинка, с которой они несколько раз гуляли и с которой было по-настоящему интересно, ничуть не грели и тоски не разгоняли. Хотелось… Человеческого тепла, хотя бы отдалённо похожего на семейное. Но как сократить дистанцию хотя бы между ним и Каримовой, парень не знал. А Ирина Ренатовна, словно не замечая его взглядов, медленно цедила свой кофе, потом попросила второй, большую чашку. Когда к женщине подошёл охранник и вежливо предупредил о закрытии, та улыбнулась, сказала, что не задержит ни гостей кафе, ни его персонал, только дождётся этого молодого человека — она указала глазами на Игоря. Коля кивнул и отошёл. Проводив его растерянным взглядом, Гуцул уставился на Каримову. — Э-э-э, вы ждёте меня? — Ну да. Игорёк, мне тебя не хватает. Я прекрасно понимаю, почему ты меня избегаешь, но, право, не стоит. Вы с Леной мои ученики, люди, с которыми мне приятно общаться и о которых хочется заботиться, ну, в меру сил. Я уважаю твоё уединение и понимаю, что в силу нашего несколько разного статуса ты бы не смог сделать первый шаг, даже если бы хотел, поэтому я сегодня пришла звать тебя на жаркое. Ты, разумеется, можешь отказаться, я пойму, если не захочешь общаться вовсе или если тебе нужно немного больше времени, но в любом случае это моя ответственность как взрослого человека — проявить инициативу, чтобы ты знал, что тебе есть к кому прийти и что я всегда тебе рада. Тираду учительницы Игорь слушал, сосредоточенно натирая стойку. Если бы кто-то видел их со стороны, наверняка подумал бы, что очередная посетительница изливает бармену душу, рассказывая какую-то не особо увлекательную историю, потому что того, кажется, интересовало только упрямое пятно на лакированной поверхности дерева. И никому бы уж точно не пришло в голову, что этот взрослый парень почти готов разреветься как маленький мальчик, потому что впервые за всю жизнь ему прямо предложили… Почти дом. Впервые в жизни ему есть, к кому прийти. Сглотнув тугой ком и всё ещё не поднимая глаз, Игорь заговорил. — Темно уже на улице… Дождитесь меня, пожалуйста, я вас провожу. Ирина слегка улыбнулась. — Я буду за дальним столиком, — женщина кивнула на место у окна. Игорь действительно очень скучал. И в данную секунду он по-настоящему счастлив. *** В гримёрке, где Лера и Полина ждали своей сцены, царило напряжённое молчание. Полина, не выпускавшая из рук сценарий, беззвучно шевелила губами. Лера даже не старалась читать собственный текст: лучше она уже не выучит, а перенервничать и всё забыть — это легко. Внезапно дверь распахнулась, и в гримёрку влетела Анфиса Воробьёва — их взрослая партнёрша по сериалу. — Как настроение, гвардия? — женщина подошла к столику и налила себе стакан воды. — Мы все умрём, — мрачно прокомментировала Полина. — А ты опаздываешь, Золотов ругался, — меланхолично добавила Лера. — Ну, Васеньке я уже сказала, не вели казнить. Что ж я виновата, что сначала у меня заглохла машина, а потом таксист поехал через ебеня, простите за мой французский? — Ещё есть метро, — хихикнула Зеленова. — Есть, но до него тоже надо доехать: я за городом живу, детёныш, и хорошо мне там неимоверно, за исключением таких вот ситуаций. И вообще, чё вы такие бур-бур-бур? Всё же хорошо! Сейчас придёт Марьяша, распишет нас под Хохлому! Знаете, какой она талантливый гримёр? — Талантливые под Хохлому не расписывают, Фис, — Полина последовала примеру Воробьёвой и тоже отхлебнула воды из стакана. — Я, может, Гжель больше люблю, — пробурчала Лера. — Знаешь, обилие голубенького. — Ну ты скажи Марьяше: возможно, она учтёт твои пожелания, — прыснула Анфиса, собирая каштановые волосы в высокий хвост. — Серьёзно, дети, не бурчите, всё будет хорошо. Честное слово, съёмки не так страшны, как вы себе нафантазировали в утреннем мандраже. — А откуда ты знаешь про утренний мандраж? Ты же взрослая, по идее, волноваться не должна, — Лера нервно теребила верхнюю пуговицу рубашки. — Детёныш, все волнуются, всегда. Если какой-то актёр говорит тебе, что не волнуется, то тут три варианта — либо он херовый актёр, либо врёт, либо ему роль неинтересна. А я тешу себя мыслью, что не совсем бездарна, врать не люблю, и эта роль мне очень интересна. Я её ждала два года. Вот сколько медвежонок сценарий писал, столько и ждала. — Ты давно его знаешь? — А вот как в театральный поступила, так с ним и познакомилась. — Так он же, кажется, алмазиками занимался, когда ты училась, тебе ж, вроде, тридцать два? — недоуменно нахмурилась Полина — Верно, солнышко. Но я, понимаешь ли, не москвичка, поэтому, когда поступила во ВГИК, мне пришлось подрабатывать и подрабатывала я незатейливо — официанткой, в кафе, куда он иногда приходил, не то чтобы кутить, но пить кофе: очень уж вкусно его у нас варили. Так и познакомились. Дружим уже больше десяти лет. — И ты так спокойно об этом рассказываешь? — Лера с удивлением посмотрела на женщину. — О чём? Наша с Васей дружба — не тайна, я тут по огромному многолетнему блату, — Анфиса отложила расчёску и поймала взгляд Новиковой в отражении. — Да нет, я про бытность официанткой. Ты же, как-никак, одна из топовых актрис сейчас! Ты вон во скольких сериалах снялась! — Эх, Лерка, знала б ты, что большинство из них — просто хлеб. Я вот, может, Грушеньку сыграть хочу в «Карамазовых», но старовата я для неё, ничего не попишешь. А насчёт прошлого — так я его не стыжусь, официантка — хорошая профессия, до какого-то возраста очень даже прибыльная, хотя тут зависит скорее от бойкости места. Поверь, многие из тех, кто гнут пальцы веером и клянутся, что с пелёнок ели красную икру под переливы скрипки, приехали из куда более глубокой дыры, чем моя — потому что я-то из Твери, а это почти Москва — и зарабатывали кто чем придётся. И, опять-таки, ничего зазорного в этом нет: в чужом городе всем и всегда туго приходится. — Слушай, а ты, оказывается, совсем не пафосная, — Полина восхищённо посмотрела на свою киношную мать. — Поль, я, если честно, вообще не понимаю, откуда взялся миф о моём пафосе, возможно, от роли Риты пошёл, она у меня первостатейная сученька и горячо мной любимая, — Анфиса по-девичьи хихикнула. — Но мы с ней совершенно разные и даже общий язык нашли не сразу. То есть я понимаю, что последняя фраза звучит как будто у меня шиза… — Ну это же как в фанфиках, — встрепенулась Лера. — С персонажем надо законнектиться, общий язык найти, а иначе ничего не напишется. — Прости, пожалуйста, детёныш, а что такое эти твои фантики? — Фанфики. Фанатское творчество по определённом фандому, — пояснила Зеленова. Воробьёва недоуменно приподняла бровь. — Ну Фис, всё же просто! — фыркнула Новикова. — Фандом — это киновселенная, или книжная, или комиксы, некоторые даже по реальным людям пишут… И по тебе, наверное, что-то есть. — Только Бога ради, не читай про себя, если всё же пишут, — спешно вставила Полина. — Да, Полина права, не читай. Короче, это определённая вселенная, которая тебе чем-то не нравится, каким-то событием, и ты начинаешь писать собственные истории, чтобы исправить исходный вариант. — Оставить Фиби и Коула вместе? — с надеждой отозвалась Анфиса. — О, ты быстро просекла, молодец, — широко улыбнулась Полина. — Оставить Фиби и Коула вместе, избавить Пайпер от этого душнилы, воскресить Прю и найти ей горячую бабу, а не её скучного-скучного копа. — И воплотить сабтекст, только избавить Зену от её банного листа в белом пальте, — затарахтела Анфиса. — Ой, а сколько всего по Беллатрисе с Гермионой можно написать! — По Беллатрисе с Гермионой много пишут, — мрачно ответила Лера. — Много-то много, да ничего хорошего, — фыркнула Зеленова. — Ой, а шо, а шо? — Токсичную херню, — хором отозвались девушки, — БДСМ, неравные отношения и в целом жуткий ООС. — Чего? Каких ос? — Out of character, то есть несоответствующий канонному характеру, — прокомментировала Полина. — Произношение — зачёт, — Анфиса подняла вверх два больших пальца. — А ты хорошо знаешь язык? — Я год в Лондоне прожила, ну это когда в «Шахматной интриге» играла, плюс в школе хорошо преподавали. — Ну тогда роль учительницы английского — точно по тебе. — От то ж, отчасти поэтому Вася меня и пригласил на роль Марины, не только по причине нежной дружбы. — Значит, коннект с Мариной налажен? — улыбнулась Полина. — Ну по крайней мере, на первый взгляд — да, Полин, а до конца станет ясно только на площадке. А вот за вас я почти не волнуюсь. Не знаю, что у вас там с героинями, но друг друга вы чувствуете хорошо, и это видно. — Это, наверное, одиннадцать лет совместной учёбы, — невозмутимо откликнулась Лера Полина молча отвела глаза. Дверь снова распахнулась, и в проёме показалась светлая голова Марьяны. — Анфиса Владимировна, ну без ножа режете! Я вас жду, жду, а вы тут девчонок веселите! — Марьяша, солнышко, не гневайся, уже бегу. До встречи на площадке, котята, — Анфиса встала и стремительно вылетела за дверь. *** С отрывистым «Камера! Мотор!» сердце Леры ушло в пятки. Сидя за школьной партой плечом к плечу с Зеленовой (снимали первый урок английского), Новикова, кажется, забывала дышать. Вроде и репетировала дома с сестрой, но под светом софитов и прицелом камеры эффект от всех её попыток в игру, похоже, рассеялся как дым. Спокойно. Сейчас у Саши Вороновой урок английского. Совершенно обычный урок английского. Такой же, на каких ты сидишь в школе. У них первый учебный день, новый учитель — большое дело, к вам вот Смирнов недавно пришёл. Просто урок. London is the capital of Great Britain, как говорится. Звук открывшейся двери заставил Леру поднять глаза от парты. В класс вошла молодая учительница с волной каштановых локонов, рассыпанных по плечам. Окинув взглядом класс, женщина улыбнулась, положила классный журнал в красном дерматиновом переплёте на край учительского стола и заговорила по-английски. — Добрый день, десятый-Б. Меня зовут Филатова Марина Владимировна, я ваш новый учитель английского и классный руководитель по совместительству. Старшеклассники загудели, то ли приветственно, то ли недовольно. — А мы так надеялись, что инглиша в этом году не будет, — пробасил с камчатки высокий парень-массовик, имени которого Лера не знала. — А тебе бы, Рыжиков, только балду пинать, — презрительно фыркнула Саша. Что же, текст, кажется, в голове отложился — уже хорошо. — По-английски, пожалуйста, — попросила учительница. — Сочувствую твоему разочарованию… — женщина выжидательно посмотрела на ученика. — Гоша, — отозвался тот. — Сочувствую тебе, Гош, от всей души, но такова жизнь. — Такова селява, — хихикнула Олеся. — Так, я вам представилась. Теперь ваша очередь. — Let me introduce myself и всё такое? — отозвалась Эля — рыжая девчонка с пирсингом в брови и демонстративной татуировкой во всё правое предплечье. — Не-а, — усмехнулась Марина, — это было бы скучно. Вы будете представлять ваших соседей по парте, а они — вас. — А, то есть вы хотите нас стравить в первый же день! — гоготнул Рыжиков. — Гоша, я настойчиво прошу тебя говорить по-английски. Практикуй говорение и понимание. — Чего? — На инглише шпрехай, говорят! Или молчи в тряпочку и не порти атмосферу! — рявкнула Саша, недобро сверкнув глазами. — Май инглиш из бед, бед и огорчений, Марина Владимировна. — Тогда тебе тем более нужно больше говорить, — невозмутимо парировала учительница, присаживаясь за свой стол. — Итак, поехали. Кто первый? В классе воцарилась мёртвая тишина. — Как всегда, море желающих. Тогда пойдём по списку. Саша вздохнула: первой шла её фамилия. Вот так и мучается всю старшую школу: Андреев и Бойко в пятом классе перешли один в соседнюю другой — в математическую. — Воронова? — вопросительно произнесла Марина и обвела класс взглядом. — Hello, it’s me, — негромко пропела Саша и поднялась. Филатова махнула рукой. — Вставать не обязательно. Так, Алекс, познакомь нас со своей соседкой, пожалуйста. О-о-о, если бы я сама её хорошо знала… Кто б меня с ней познакомил, грустно подумала Лера и заговорила. — Это Леся, Леся Дёмина, — уверенность в голосе оказалась для Новиковой приятным сюрпризом. — Она любит рисовать, много читает, лучше всех готовит, ну, или, по крайней мере, лучше меня. Она очень умная и мой лучший друг. Ну, что ещё сказать… — Саша задумчиво пожевала нижнюю губу. — Леся очень любит английский и литературу, но, несмотря на своё хобби, ненавидит черчение, потому что находит его скучным. Пожалуй, всё, — на последнем «That’s all I wanted to say» голос Леры слегка охрип, выдавая волнение. — Отлично, спасибо, Алекс. Приятно познакомиться с тобой, Леся, — учительница перевела взгляд на Дёмину. — Твоя очередь. Прежде чем заговорить, Леся несколько мгновений пристально глядела на соседку, и если бы Лера умела слышать мысли, она бы немало удивилась полному горькой нежности «Это моя любимая девочка, и она вся как на ладони. Вот только кому ж об этом расскажешь?» Полине, несмотря на её небольшой телеопыт, понадобилось всё самообладание, чтобы вспомнить о девочке Лесе, которой нужно быть ближайшие несколько часов, а вернее, месяцев. — Мою подругу зовут Саша Воронова, и она лучший человек, которого я знаю. Она смелая, умная, сильная и очень красивая. Она ненавидит командные виды спорта, прекрасно разбирается в машинах, обожает собак, они отвечают ей взаимностью. Саша упорно утверждает, что она технарь, но вы ей не верьте, потому что она обожает читать и обсуждать прочитанное. Ещё Воронова любит вкусно поесть, а я люблю радовать её вкусностями. — Гарольд, они лесбиянки! — громким шёпотом откликнулся парень, сидящий позади Саши. Класс ожидаемо покатился от хохота. Воронова невозмутимо развернулась и отвесила шутнику подзатыльник. Никто не станет смущать её девочку, её подругу-натуралку. — Максик, я, конечно, понимаю, что у тебя поллюции и все мысли только о лесбиянках, но держи свои влажные фантазии исключительно под собственным одеялом. От второго взрыва хохота, кажется, задрожали стёкла. — Дура ты, Воронова, — надулся парень. — Тихо-тихо, класс. Мы не станем обсуждать ни чьи-то фантазии, ни чужую ориентацию. Чужая ориентация, Максим, какой бы она ни была, совершенно не наше дело, — Марина слегка повысила голос, чтобы пресечь бурное веселье. — А вы чего, толерантная, что ли? — Эля приподнялась с парты, на которой почти лежала: с её фамилией — Маркова — очередь до неё ещё долго не дойдёт. — Вполне, — Филатову, казалось, ничто не может смутить. — Личная жизнь — она на то и личная, чтобы общественность не совала в неё свой нос. Лесь, ты сказала всё, что хотела? — Да, Марина Владимировна. — Спасибо. Алекс, мне приятно узнать тебя поближе. А теперь послушаем Гуриеву Диану. — Снято! — гаркнул режиссёр. Лера и Полина громко выдохнули в унисон. Новикова впервые за несколько недель в упор посмотрела на Зеленову — руки у той дрожали. — Лерка, ты как? — шёпотом заговорила Полина. — Честно? Чуть не обосралась от страха. — Ты молодец, — Зеленова не смогла сдержать восхищения в голосе и нежности во взгляде. — Только бледная очень. Когда нас отпустят, обязательно чаю тебе сделаю, горячего, сладкого. — Девчонки, вы большие молодцы, просто умнички! — Анфиса подбежала к ним и слегка приобняла. — С почином, как говорится. И ты, Саш, молодчина, очень органично смотришься в роли раздолбая, — Воробьёва улыбнулась «Рыжикову». — Естественно, я ещё в «Ералаше» вечно хулиганов играл, но спасибо, Анфиса Владимировна. — Да, ребят, с почином вас! — режиссёр подошёл к их компании. — Я, если честно, думал, что кто-нибудь обязательно перенервничает и будем делать несколько дублей. — Это мы на адреналине, видимо, — непривычно высоким голосом отозвалась Полина. — Хороший адреналин, держитесь за него. — Дим, не накручивай детей. Если они постоянно будут на адреналине, превратятся в невротиков раньше, чем закончатся съёмки, — Анфиса погрозила мужчине пальцем. — А если остынут раньше времени, отснимем лажу. Ну что, перекур десять минут и снимаем сцену дежурства. — В смысле? — отозвалась рыжеволосая Доминика, игравшая Элю. — А ты что, не готова? — Да я-то готова, просто думала, скандал с географичкой сначала отснимем. — Никуш, Эмма Сергеевна ещё не приехала, у них затянулась репетиция во МХАТе. Привыкайте, актёрская селява, как говорит Леська. — Ладно, — пожала плечами Ника. — Вы и правда молодцы, — Золотов поднял голову от монитора, на котором сразу отсматривал снятый материал. К удивлению Леры, мужчина тоже был бледным, а руки глубоко засунул в карманы, возможно, чтобы скрыть дрожь. Неужели так нервничает? — Курить, курить, ребят, хочу, — Золотов удивительно легко для своих габаритов поднялся из кресла. — Пойдёмте. Кстати, на вечер пятницы ничего не планируйте. — Грядут непристойные предложения? — Анфиса поддела друга плечом. — Вполне пристойные. Окстись, мать, у нас малолетний каст. В четыре в ресторан, в десять цивильно закончим праздновать первую съёмочную неделю, и детвору развезут по домам. Удивительно циничный мужик. Трахает малолетку, при этом называя её сверстников детворой, горько и зло подумала Лера. — Новикова, пойдём-таки за чаем, а то тебя, я смотрю, аж пошатывает. Лера побрела за Зеленовой на чистом автомате. Головная боль разразилась в секунду, резкая, опоясывающая. Ей действительно нужен чай. А ещё ей необходима Зеленова, мазохистически необходима. Бегать за ней Лера, конечно, не будет, но хотя бы несколько мгновений, в которые можно сделать вид, что между ними не стоит тот факт, что Полина спит с владельцем канала, что он — та самая причина.