ID работы: 11456933

Колыбельная для снежной королевы

Фемслэш
NC-17
В процессе
53
автор
Размер:
планируется Макси, написано 407 страниц, 25 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
53 Нравится 205 Отзывы 9 В сборник Скачать

Глава 21

Настройки текста
Ева проснулась от запаха свежего кофе и, судя по стойкому аромату ванили, творожной запеканки, в приготовлении которой Оля была мастером. Ева зажмурилась, потянулась всем телом и со вздохом буквально скатилась с кровати. Запеканка и кофе безусловно вдохновляли, даже в восемь утра воскресенья, а общество Оли окрыляло и в более раннее время суток. Но работа в воскресенье… Да ещё и частный корпоратив… Нет, как представителю развлекательной индустрии певице приходилось довольно часто впахивать как вол в выходные, но не было для Евы более неприятной части её профессии, чем корпоративы, даже изматывающие многодневные гастроли она любила больше. — Евка, ты уже встала? Отлично! — бодрый голос Ольги, заглянувшей в спальню, почти не раздражал. — Наглая ложь, Оленька, мерзкая и наглая ложь. Нет в этом утре ничего отличного, кроме прекрасной тебя, — пробурчала Ева. — Ещё мои кулинарные таланты, — Оля включила свет. — Они часть тебя, так что не считается. — Евка, ну что ты всё бурчишь и бурчишь? Я нам тут королевский завтрак организовала, а ты хмуришься. — Я потому и хмурюсь, что, кроме совместного завтрака с тобой, сегодня ничего хорошего не будет. Ты знаешь, с каким бы удовольствием я схватила вас с Наташкой в охапку и потащила в какой-нибудь 3Д-кинотеатр, или в аквапарк, или в контактный зоопарк… А тут всё работа и работа, работа и работа. Жить-то когда? — драматично закончила Ева. — Надо же, всего на один вечер отправила тебя спать и ни о чём не думать, а уже такой прогресс — ты задумываешься о чём-то, кроме работы, — Оля хитро прищурилась. — Издева-а-аешься, — почти простонала Ева, складывая одеяло. — Нет, я искренне радуюсь тому, что у тебя появились какие-нибудь желания, кроме как впахивать до синих жил, — Оля забрала одеяло и сложила в комод, к которому стояла ближе. — Пойдём, сердце моё. А адекватные выходные я тебе обещаю в четверг. Выбирай любой досуг, — Липатова приобняла несчастную Еву за плечи и повела в кухню. Ева очень не любила работать по выходным. Ева ненавидела корпоративы. Но, когда рядом Оля, и воскресная работа, и толпа шумных, непременно пьяных нуворишей кажутся куда менее удручающей перспективой. *** Проснувшись, Аня не сразу поняла, где находится. Огромная кровать, высокий шкаф напротив, уходовая косметика на прикроватной тумбочке — засыпала Прокопьева определённо не в своей комнате. Только спустя несколько секунд в памяти всплыли события вчерашнего вечера. Поцелуй с Наташей, собственное лихорадочное бегство и звонок Полине. За то что навязалась Васе с Полей, Ане всё ещё было неловко, но без их помощи она, скорее всего, просто развалилась бы на атомы — от собственной боли и очередного скандала с матерью, который, спровоцированный Аниным нежеланием рассказывать, что произошло, случился бы непременно, потому что «У тебя не должно быть секретов от матери!» Однако от матери хотелось скрывать не только секреты, но и вообще всё: слишком уж настойчива бывала та в своём желании причинить добро в её исключительном понимании. Интересно, как бы отреагировала маман, узнав, что Аня рассыпается на волокна, потому что потеряла любимую девочку? Чтобы Ирина выбрала — «не должно быть секретов» или отрицание? Не то чтобы Аня собиралась посвящать мать в какие бы то ни было аспекты своей личной жизни, но каких только мыслей не придёт в голову, когда лежишь в объятьях удобного ортопедического матраса и пялишься в потолок. А ещё недавно лежала в объятьях Наташи, пусть и намертво дружеских. Дверь почти бесшумно открылась и в комнату буквально прокралась Полина, принося с собой смесь запахов: мятный шампунь, яблочный гель и какой-то обалденно пахнущий крем. — Не крадись, Поль, я уже не сплю, — хрипло заговорила Аня. — Доброе утро, Анюта, — Полина улыбнулась и присела на кровать. — Ты давно встала? — Где-то с час назад. Меня Мурзище коварное разбудило, потому что, видите ли, барин трапезничать изволят, — в голосе Зеленовой слышались ирония и нежность. — К чести его, он ждал почти до десяти утра. — Щас, получается, одиннадцать? Полина взяла со стола свой телефон и посмотрела на экран. — Ну да, начало двенадцатого, семь минут, если точно. — Ой, бли-и-ин, — протянула Аня и буквально вскочила с кровати. — Ты чего? Или у тебя планы какие-то на сегодня? — Да нет, просто… Я тут уже полдня почти проспала! — Ну и что? — Поль, я не хочу, чтобы вы с Васей плясали вокруг меня на цыпочках ещё и в воскресенье. — Ну, если тебе от этого полегчает, Вася усвистел к Фисе, так что мы вдвоём. Завтрак с меня, и я вовсе не собираюсь плясать, я собираюсь тюлениться, к чему и тебя призываю, — улыбнулась Полина. Аня хмуро посмотрела на подругу. — Прокопьева, в конце концов, я эгоистично хочу удовлетворить свою потребность в обществе близкого человека, которого из-за плотного графика почти не вижу, — Зеленова бесцеремонно потянула Аню на подушки. — И начать тюлениться собираюсь прямо сейчас, если, конечно, ты не очень голодная. — Мне, Полинка, кусок в горло не лезет, — грустно улыбнулась Аня, устраиваясь удобнее. — Это пока, но я подожду. Возможно, ты прельстишься омлетом, или пастой с курицей, или пиццей из соседней пиццерии… — Ладно-ладно, я поняла, что голодной ты мне остаться не позволишь. — Нет. Когда живёшь с Васей, приучаешься кормить всех. — Ты знаешь, что с ним в принципе невозможно объявить голодовку? — Полина подтянула одеяло почти до подбородка. — Я заметила, что он любит есть и кормить. — А у тебя какие планы на сегодня, ну, кроме как тюлениться? — Как пойдёт, — лениво отозвалась Полина. — Возможно, посмотрю какую-нибудь сопливую мелодраму типа «Прогулки в облаках», может, наконец, главу фанфика переведу, или будем лежать и трепаться, пока язык не заболит. Где-нибудь сильно к вечеру нужно будет попытаться сделать хотя бы часть домашки, но это не точно. — Ну, можем разделить домашку на части, а потом скопипастить. — Это было бы отлично, но всё потом. Разговор девушек прервал звонок мобильного Зеленовой. Полина почти нехотя посмотрела на экран. «Лебедева» — гласил дисплей. — Прости, Анют. Да, Оль. — Полин, Полин, сегодня у «Стайл Квин» распродажа. Всего два дня, а в скидке вещи из новой коллекции. Побежим? — на одном дыхании выпалила Оля, с которой они периодически вместе штурмовали бутики. Полина тяжело вздохнула. На распродажу попасть хотелось — всё-таки юбки там предлагались просто отпадные. Но с одной стороны, лень, а с другой — не бросать же Анюту. Значит, плакала её красная мини, о которой Полина мечтала полгода. В конце концов, шмоток у неё полон шкаф, а близких можно перечесть по пальцам одной руки. — Я — пас, Оль, — нарочито лениво отозвалась Зеленова. — «Стайл Квин» — это, конечно, хорошо, но мне так влом: очень тяжёлая неделя была. Поэтому все сокровища распродажи — твои, а я за тебя порадуюсь. — Полин, ты серьёзно? Красная мини, — напомнила Оля, надеясь вразумить приятельницу. — Да, красная мини. Прекрасная красная мини, но, поверь мне, сегодня тёплое одеяло, кружка чая и книжка перевешивают все достоинства лучших шедевров моды. Я бы не вылезла даже ради «голого платья» Мэрилин. — Что, настолько тяжёлая неделя? — удивлённый голос Лебедевой буквально взорвал динамик Полининого телефона. В парадигме модницы Оли не укладывалась возможность пожертвовать прекрасной красной мини, о которой кто-то мечтает полгода, ради дня под одеялом. — Да, милая, вот такой я аморфный кусок человека. Ну я ж надеюсь, ты мне фоточки пришлёшь? — Обязательно, — вздох Оли воплощал всю мировую скорбь и смирение. — Ольчик, ну что ты вздыхаешь? На днях после уроков сможем пойти мне за тушью, поедим пироженок в «Шафране», как раз и похвастаешься какими-нибудь обновками. — Но ты-то останешься без них, — разочарование в несправедливости этого мира в голосе Оли нарастало. — Солнышко, воспринимай эту ситуацию как минус конкурентка на эксклюзив. — Ой, да ну тебя! Ты не конкурентка, ты подруга и единомышленница! Ладно, тюлешик, отдыхай! Я что-нибудь придумаю. — Ну да, желающих составить тебе компанию наверняка найдётся море. Удачной охоты. Услышав заверения, что уж без неё-то охота будет куда менее яркой, Полина попрощалась и положила трубку. — Я всё-таки сорвала тебе планы? — Аня виновато посмотрела на подругу. — Ничё ты мне не сорвала. Я бы в любом случае сегодня никуда не потащилась, — Полина прикрыла глаза и потянулась всем телом. Аня скептически сдвинула брови, но озвучивать свои сомнения не стала, просто порадовалась тому, что у неё есть друг, который выбирает её. *** — Бросай, медвежонок, — Анфиса передала партнёру по нардам игральные кости. — О-хо-хо, бросить-то недолго, но, кажется, ты меня уже обыграла, — в притворном огорчении вздохнул Вася. — Ну, не везёт тебе в азартных играх, Васенька. Зато, может, в любви наконец повезло. Плечи Золотова слегка напряглись. — Я сказала что-то не то? — Та нет, всё нормально. — Вась, ты же знаешь, что я твой друг и ты можешь со мной чем угодно поделиться? — Знаю. Фис, я ж вижу, что тебя подмывает. Ну так спроси уже, — Вася сложил игральные кости в стаканчик, закрыл коробку и задумчиво провёл пальцем по резному узору на крышке. — Золотов, давай сразу сойдёмся на том, что, если не хочешь, не отвечай, если поймёшь, что я перешла какую-то грань и вообще беспардонная инсинуаторша, можешь и по лицу съездить, — Анфиса прямо посмотрела на друга. — Слушай, ты же знаешь, я не люблю этих танцев с бубном. Что тебя интересует? — Вы с Полинкой… Ну, Зеленовой… У вас любовь? — Мне хочется в это верить, — Вася подпёр голову ладонью. — Будешь кальян? — Обязательно. И глинтвейн тоже буду. — Тогда пойдём на кухню, ты будешь варить глинтвейн, а я раскурю кальян. Анфиса легко поднялась и первая пошла на свой космический пищеблок, который по оснащению мог конкурировать с Васиной мечтой заядлого кулинара. — Вась, а, Вась? Смотри, — войдя на кухню, женщина указала глазами на новенький кухонный комбайн. — Вот зараза, — выругался Золотов, сообразив, что подруга раньше успела купить мультифункциональную прелесть, на которую они оба облизывались весь последний месяц. — У меня, значит, руки не дошли, а ты… Ты! — Вася задохнулся в шутливом возмущении. — Я, — коварно усмехнулась Анфиса. — Задница ты, Воробьёва. — Ещё какая! Аппетитная и подкаченная, — женщина протанцевала к холодильнику, в котором своего часа дожидались пакеты с вишнёвым и гранатовым соком — алкоголя никому из них сегодня не хотелось, но это же не повод отказывать себе в ароматном глинтвейне. — Двойное яблочко? — уточнил Вася, доставая из шкафчика кальян. — И виноград. — У нас с Полей действительно любовь, — вернулся к изначальной теме Вася, — и я почти счастлив. — Вот как, — Анфиса слила сок в кастрюлю и достала из ящичка под варочной поверхностью пакет со специями. — Хочешь, перца добавлю? — Ну если только душистого пару горошин. Воробьёва кивнула. — Васенька, а тебя не смущает ваша разница в возрасте? — Почему она должна меня смущать? — Ну, кхм… Культурный барьер… Я вот в свои пятнадцать встречалась с двадцати семилетним женатиком, продолжение ты знаешь… — Анфиса замолчала: ей всё ещё было больно вспоминать о том, что случилось много лет назад. Вася тяжело вздохнул и сочувственно поглядел на подругу. — Знаю. Но Фис, это не то. Во-первых, никакого культурного барьера у нас нет. А во-вторых, ну уж ты-то должна знать, что любовь — она не всегда романтическая. Да и в-третьих, сравнила меня с этим козлом! Если бы я не знал, что у тебя гештальт, обиделся бы, честное слово. — Солнышко, я в любом случае не собиралась тебя осуждать, просто… Вы с Полинкой так себя ведёте, что непонятно, вы то ли пара, то ли нет, а слухи-то идут. В конце концов, не хотелось бы, чтобы тебе или этому чудесному ребёнку было больно. — Фис, ребёнок живёт со мной из соображений выгоды и безопасности. Там сложная семья, из которой я её забрал. Но нам нужно, чтобы все думали, что мы любовники. Васе до ужаса хотелось хоть кому-то рассказать о том, как всё было на самом деле, о несчастной Полинке, о том, что он стал насильником, о том, насколько сильно успел привязаться к девочке за какой-то месяц. И Анфису, верного друга, он очень любил. Но Воробьёва тесно сотрудничает с Полиной на площадке и допустить, чтобы Анфиса смотрела на девочку с жалостью, он не может. Поэтому придётся молчать. — И ты, пожалуйста, о нашем неромантичном статусе не распространяйся, — Вася аккуратно перенёс тлеющий уголёк на фольгу, взялся за шланг и глубоко вдохнул. — Я поняла. Вам помощь нужна? Ну там морду кому-нибудь набить, за волосы оттаскать? — Не переживай, я уже, — мрачно усмехнулся Вася. Анфиса, перемешав содержимое кастрюли, выключила газ. — Знаешь, Воробьёва, за что я тебя люблю? — Ум-м-м? — Ты умеешь вовремя остановиться с вопросами и, не задавая лишних, готова впрячься за друзей в любое, даже очень энергозатратное дело. — Ну, у меня не так много друзей, чтобы рисковать дружбой, задавая лишние вопросы или отказывая в помощи. Нахрена дружить, если интересоваться исключительно грязным бельём и при любой удобной возможности падать на мороз? — Ты у меня иногда такой гопник, — рассмеялся Вася. — Ну а хули, бля! Я человек простой, как говорится. — Видишь сиськи — ставишь лайк? Особенно если сиськи — Дианины? — Непосредственно на её сиськах? — фыркнула Анфиса. — Ну, тебе напомнить, чем закончился прошлый Серёжкин день рождения? На её сиськах красовался твой жирный автограф. — Мой пьяный автограф, на секундочку. И Серёжка был не против. — Ну ещё бы он был против. Ты уже сколько… Пять лет с Князевыми трахаешься? — Трахаюсь и все довольны. — Да я-то тоже за вас доволен, только вы бы это… В официалочку это бы уже как-нибудь перевели. — Предлагаешь Серёжке принять ислам, а мне — стать второй женой и во всём слушаться Дианку? — Я думаю, настолько глубокая аутентичность вам не понадобится. — Васька, ну нам правда так хорошо. А давать лишние поводы жёлтой прессе — такое себе, — Анфиса разлила глинтвейн по кружкам. — Ну, так-то жёлтая пресса упорно муссирует тему Дианиных измен Серёге с тобой. — Грязные инсинуации. Ди — самая честная женщина в Москве, — выражение лица Воробьёвой было убийственно серьёзным. — Ладно, хватай глинтвейн, а я колбу возьму. — Васенька, я очень рада, что ты приехал, — заговорила Анфиса, когда они устроились в гостиной. — Мур-р-р-мя-я-яу! — из кресла, стоявшего у камина, выпрыгнула рыжая, как солнце, гибкая кошка и с разбегу запрыгнула Васе на колени — благо, тот успел пристроить колбу на полу и удобно расположиться на диване. — Не знаю, как ты, но Делфи точно счастлива, — Вася принялся оглаживать пушистую красавицу большой ладонью. — Вот как так получается? Куда ни придёшь — все коты — твои? Вот и Дельфина моя… — Анфиса развела руками. — Я хочу потискать своё мелкое чудо — она дрыхнет, ты входишь в гостиную — куда что девалось. — Ну, Делфи тебя любит. А я… Что я… Известный кошачий папа — всегда так было, а она к тому же ещё и девочка. — И что? — Да мужиком я пахну, понимаешь? Видать, у неё течка скоро начнётся. — Ага, начнётся, и коты со всего посёлка будут нашими. — Скоро март, детка, — ухмыльнулся Вася. — Вот первый раз окотится — стерилизуешь, станет попроще. — Обязательно стерилизую. — Мяу, — лаконично подтвердила намерения своего человека Дельфина. — Я тоже рад, что мы наконец увиделись за пределами рабочей площадки. Слушай, ну что ты этот кальян всё сосёшь и сосёшь? Делись! — Ну я ж не виновата, что никто вкуснее тебя его не забивает. — Подхалимаж засчитан, — буркнул Вася и всё-таки забрал у подруги шланг. — А девчонок ты, значит, оставил хозяйничать в квартире? — Оставил и, к сожалению, совершенно не боюсь, что они её разнесут. Они… Хорошие девчонки, но что ж такие спокойные-то? Знаешь, многим из них, по моим наблюдениям, нужен выплеск какой-то, что ли? Да и вообще, в семнадцать полагается быть немножко сумасшедшими. — Наверное, — грустно улыбнулась Анфиса. — Только вот я не представляю сдержанную Полю вытворяющей что-то эдакое… Даже во мне приятной бесоёбинки больше. — Бесоёбинки… У тебя не бесоёбинка, в тебе много благородной стали — шила в жопе, в смысле. И за это я тебя тоже люблю. — Вот то-то, Вась, и странно… Знаешь, мы снимаемся всего неделю, и… Я не знаю… Но иногда мне кажется, что где-то между Полинкой и Леркой что-то, да рванёт, и как мы, взрослые, можем им помочь, я хер знает… — Смирись, никак. А рванёт обязательно. И я тебе скажу по секрету — я делаю всё, чтобы рвануло как можно скорее. — Зачем? — Анфиса спрятала недоумевающий взгляд в горячей кружке. — А вот такой я весьма коварный, — на этот раз в улыбке Васи не было ничего, кроме беззаботности. — Доверюсь твоему чутью — я всё-таки девочек знаю совсем недавно. — Поверь, Фис, лучше, чтобы эта атомная бомба ёбнула, а подмести, я надеюсь, у меня получится. — Я в деле, если понадоблюсь. — Спасибо. Внезапно Дельфина спрыгнула с коленей Васи, резко рванула к окну и взлетела на подоконник. — Что это с ней? — Мя-я-яу! — раздался пронзительный вопль с улицы. — Это март, детка, — улыбнулась Анфиса. — Сезон серенад начался. Хоть бери и кружевной платочек повязывай ей вместо мантильи. — Она у тебя и без мантильи первая красавица в округе, как и ты. — Льстец ты, Васенька. — Я? Да я самый честный человек в тусовке! — шутливо возмутился Золотов. — Значит, эту твою тёмную сторону знаем только мы с ребятами. Но мы на то и друзья, чтобы хранить секреты. Вася рассмеялся. Конечно, он не мог рассказать Анфисе всего, но на душе всё равно стало чуточку легче. *** Лера и Наташа шли по парку, грея руки о стаканчики с горячим шоколадом. Лера искренне радовалась тому, что смогла вытащить подругу из дому, потому что, когда Новикова ей написала, вообще не было похоже, что в ближайшее время Наташа будет способна куда-нибудь выбраться. Когда Лера пришла, Липатова угрюмо сверлила взглядом стену, а на её лице лежала печать глубокого недосыпа. Лере понадобился час, чтобы выпытать, что именно вогнало подругу в такой ступор. Узнав о вчерашнем инциденте, Лера почти не удивилась: когда-нибудь это ружьё должно было выстрелить, потому что только слепой не видел, с каким трепетом и восхищением Аня и Наташа смотрят друг на друга. Лера ожидала чего-то такого, хотя надеялась на более счастливый исход. Юра ей никогда особенно не нравился и уж точно нравился не достаточно, чтобы простить ему страдания лучшей подруги и такого светлого человека, как Аня. К тому же Лера не могла не признать, что, увлечённая собственными несчастными амурами, она не обращала внимания почти ни на кого, в том числе и на лучшую подругу, которой нужна была поддержка. И уже за то, что не позволила Наташе остаться одной, Лера была невыразимо Ане благодарна. Наташа остановилась возле урны, чтобы выбросить пустой стаканчик. Освободив руки, Липатова достала из кармана куртки планшет и быстро вывела всего одну строчку. — Лерка, ты заметила, что люди почти не улыбаются? Новикова призадумалась. Она не особо разглядывала прохожих, предпочитая погружаться в дебри собственных причин для неулыбок — их в последнее время хватало с избытком. — Повода нет, Наташка, вот и не улыбаются. — Не, Новикова, они тотально не улыбаются. Смотри, мимо нас прошёл парень, молодой, примерно наш ровесник, так вот, он постоянно хмурился. А до этого мы прошли мимо лавочки, на которой сидела зарёванная женщина лет сорока. Когда выходили из лифта у меня дома, нам навстречу шли дядя Гена с тётей Юлей, он был перекошенным, она — прятала глаза. — Всем в равной степени хуёво, — тяжело вздохнула Лера и тут же осеклась. — Хотя нет, смотри, вон, видишь, парочка? Семечек в кормушку насыпают и улыбаются. А вон девочка, видишь? Нарисовала на расчищенной дорожке классики и прыгает... В розовой шапке. И дела ей нет, что февраль и хуже того, воскресенье, а значит, завтра в школу. А там вот мужчина карапуза катает на качельке. Смотри-ка, заботливый, одеялко подстелил. Глянь на этого пингвинчика! Он кажется совершенно довольным жизнью. Я уже готова отдать ему титул «Самая обаятельная беззубая улыбка Москвы»! А вон тётка идёт с цветами… В бежевом пальто. Она ж светится вся, небось только что со свиданья, — Лера вертела головой налево и направо, выискивая счастливчиков, расцвечивающих яркими красками эмоций серый пейзаж февральского парка. — Наташка, счастливых много, это мы с тобой мрачные и несчастные, поэтому нас к таким же и притягивает. — Ну тогда меня должно притягивать к подлецам и уродам, — мрачно отреагировала Наташа. — Это с чего вдруг? — А ты знаешь большую мразь, чем я? Ну Золотов, например, мысленно ответила Лера, но озвучивать этот вариант не стала. — Липатова, ты не мразь! По-моему, новые чувства — это нормально. — Лер, как ты можешь?! — на глаза Наташи уже в который раз навернулись слёзы. — Хочешь, честно? Дождавшись утвердительного кивка, Лера продолжила. — Ты имеешь право на свою скорбь по Юре, но, если подумать, вы и знакомы-то толком не были. Где-то ближе к концу октября он начал расписывать тебе квартиру, а уже в десятых числах декабря уехал. Вот что ты о нём знаешь, ну, кроме того, что он был начинающим скульптором и неплохим художником? Наташа растерянно заморгала. — Вот, например, ты знаешь, сова он или жаворонок? Или какое блюдо у него любимое, или что-нибудь из его детства, или что его раздражает? — Ну, по твоей логике, и у вас с Зеленовой чувств быть не может. Что знаешь о ней ты? — комментарий был абсолютно беззлобным. — Не скажи, — Лера достала из куртки сигареты и с удовольствием затянулась. — Я знаю, что она вкусно готовит, любит Поттериану так же, как я. У неё сложные отношения с родственниками. Она спит склубочившись и во сне забирает всё одеяло, причём даже наличие второго меня не спасло бы — она просто стянет оба. Спит опять же очень чутко: стоит отлучиться куда-нибудь из кровати — просыпается моментально. Считает, что на какие-то вещи ей не хватает смелости. Любит тёплые носки — две пары вязаных я подарила ей седьмого января. Зимой она превращается в фанатку глинтвейновых специй, даже чёрный чай пьёт глинтвейновый. Поэтому мимо, Наташка. Я знаю о Зеленовой достаточно. Главного не знаю — почему вчера она выдирается из моих объятий с мясом, а сегодня уходит к папику в два раза старше себя, — грустно закончила Лера почти шёпотом. Наташа приобняла подругу. — И знаешь, вот если бы ты о Юре знала что-нибудь такое или он — о тебе, я бы поняла. А так… Блин, Наташ, он же даже не сказал тебе о своём вич-статусе, а это уже вопрос не доверия даже, а твоей безопасности. К тому же, уж прости, это откровенная поза: девушку, которая мне нравится, я не подготовлю, зато на концерте прилюдно выскажусь. Так не делают. И это отдельный аспект, за который мне хотелось набить ему морду, и я точно знаю, что не только мне. Я понимаю, что ты, скорее всего, сейчас меня нахрен пошлёшь, но я должна была тебе это сказать. Наташа застыла на полушаге. Лера не может так безжалостно проходиться по умершему человеку и по её чувствам. Это… Это жестоко и бесчеловечно, в конце концов. И это не правда! Юра не был позёром. Юра был бесконечно добр, галантен и интересен. А что ей не сказал, может, ему было чертовски сложно и страшно, поэтому с парашютом на концерте и прыгнул. Лера должна это понимать! Она всегда хорошо разбиралась в мотивах людей. — Новикова, просто заткнись! — неровным почерком вывела Наташа. — Как скажешь, — Лера пожала плечами. — Я-то заткнусь, только факты от этого никуда не денутся. — Всё, что ты называешь фактами, притянуто за уши! — не сдавалась Липатова. — И снова как скажешь. Наташка, в любом случае, я твой друг и я тебя поддержу. Просто выбирая между тем недолгим и неопределённым, что у вас было с Юрой, и Анькой, которая ради тебя готова, но если не мир перевернуть, то где-то рядом, я бы предпочла Аньку. — Только Зеленову ты забыть не торопишься, — медленно написала Наташа. — Да не не тороплюсь, просто не могу, потому что она так и не сказала мне, что я ей не нужна. — Потому что она играет с твоими чувствами, Лер. — Нет, Наташка. Я просто знаю, что нет. Но что ей не даёт со мной быть, понять не могу. — Дядя Вася? — Педофил твой дядя Вася, — огрызнулась Лера. — Педофил, которого она выбрала. Лер, в мире столько прекрасных девушек и парней, а ты страдаешь по той, что за кошельком и статусом погналась. Я, честное слово, не понимаю, что вы с Анькой в ней находите. Да, Полина была безусловно добра ко мне, к Лене, но то, что она делает с тобой, я ей не прощу. — А нечего прощать, оттого-то ещё больнее. Измени она мне, устрой истерику, признайся, что да, я тебя использовала — всё было бы проще. А так… Не понимаю я её. А насчёт кошелька и статуса — знаешь, что самое ужасное? Для тебя-то Золотов — фигура не то чтобы очень близкая, а мы с ним работаем, и мне ужасно больно это признавать, но я понимаю, что, в общем-то, его есть за что полюбить, кроме кошелька и статуса, и даже понимаю, что он ей предложить может куда больше, чем я. И это опять-таки никак не связано с материальным. Вот смотри, Наташ, мы знаем, что Зеленова живёт у него, а значит, куда меньше взаимодействует со своей токсичной бабкой. А я бы её никуда от Эмилии забрать не смогла. — Ну не может же её бабка быть настолько отвратительной, чтобы сбегать к первому встречному? — То, что тебе с мамой повезло, не значит, что повезло всем. Я не знаю, что там такого у неё дома творилось, но могу тебе сказать, что при любом упоминании Эмилии Полина просто схлопывается. Видимо, там такая истеричная тётка, что жизнь мёдом вообще не кажется. О родителях её мы ничего не слышим. Господи, даже мой папа пару раз в школу приходил! Даже твой за этот год втянулся в твою школьную жизнь! А где родители Полины, чёрт их знает. Единственное, что я знаю — съёмочный интерекшен с Анфисой, которая мать Леси, даётся Полине непросто. И ты знаешь, Леське Зеленова симпатизирует, но, кажется, перспектива прощения матери её сильно удручает, даже несмотря на то что Марина, в общем-то, невиновата в том, что ей пришлось оставить ребёнка. И это как бы вызывает вопросы… Множество вопросов, Наташка. — И это всё ещё не оправдывает того, как она поступила с тобой. Вот ты говоришь, что она не призналась в том, что тебя использует, но фишка не в её благородной натуре, а… Лер, мне вот это видится так: проговори она, что да, использовала — это автоматически лишит её права считать саму себя хорошим человеком. — Она и так себя ненавидит, — горько отозвалась Лера. — Поверь, нет никого из моих знакомых, кто был бы так далёк от хорошего о себе мнения. Да и к тому же, Наташка, то, что было между нами с ней, вряд ли можно назвать отношениями, но мы друг другу не врали никогда. Если Зеленова не хотела о чём-то говорить, она аккуратно уходила от темы, но вешать на уши вагон лапши — это не о нас, даже если никаких нас нет. — Но ты не можешь знать наверняка, врала она тебе или нет. Лера потянулась за очередной сигаретой. — А Анька тебе когда-нибудь врала? — Да нет, конечно, это же Аня! — если бы Липатова могла говорить, её голос источал бы море возмущения от того, в чём подозревают её честную открытую девочку. — Вот так это и работает с тем, кого любишь. Наташа тяжело вздохнула и опустила глаза. Себе она врать способна не была — уж об Аниных предпочтениях в еде, манере спать и многом другом она могла написать, если не книгу, то толстую тетрадь. *** Пока Полина делала чай с бутербродами, Аня, устроившись за ноутбуком подруги, открыла свою страницу Вконтакте. Немного пролистав ленту, девушка обнаружила на стене Леры репост от какой-то Кристины Мелиховой. Запустив прикреплённую видеозапись, Аня буквально обомлела. В десятиминутный ролик вместилось целых три песни, достаточно, чтобы не просто восхититься одноклассницами, но и остро творчески позавидовать. Открыв комментарии, Аня быстро набрала: «Могли бы и нас позвать, жопа ты, Новикова. С ручками!» — сообщение заканчивалось парой скобочек. Немного подумав, Прокопьева всё же дописала: «А вообще, море энергии, таланта и гармонии, но ты всё равно жопа с ручками». Высказав всё, что думает по этому поводу, Аня снова запустила выступление. Нет, ну до чего же органичная компания! Но что за Мелихова-то? У них в параллели вроде таких нет. На аватарке синеволосая девочка со скрипкой. Эффектная барышня. А на стене у нас что? Последним постом был тот самый ролик, уже успевший набрать несколько десятков лайков и пяток одобрительных комментариев. А записью ниже с экрана улыбалась Рита, которую обладательница синих волос и музыкальных талантов приобнимала за плечи одной рукой. «Очаровала самую красивую и талантливую свою поклонницу» — гласила кокетливая подпись. Полина появилась в комнате как раз вовремя, чтобы услышать тихий Анин присвист. — Что там у тебя? — устроив ланч на журнальном столике, Зеленова склонилась над Аниным плечом. — Полинка, у меня тут интересное, смотри. Аня подозревала, что показывать видео Полине — не самая деликатная идея. Но если Зеленова не увидит, насколько девчонки круты, Прокопьеву просто разорвёт. Раньше она могла поделиться с Наташей… Стоп, о Наташе сейчас лучше не думать, а то снова разревёшься и Полине придётся утирать тебе сопли, а их, этих самых соплей, и вчера было достаточно. Полина застыла, впившись взглядом в экран. Как Рита талантлива и сколько в ней самоотдачи в этом непринуждённом лёгком-лёгком танце. Господи, как её не хватает! Анюта прекрасна, замечательна, Полина благодарна ей за дружбу, на которую, в общем-то, и надеяться права не имела. Но она не Рита, она Аня. Когда предлагала Ане дружбу, Полина по-детски наивно надеялась, что дружить они будут втроём, что два человека, рядом с которыми ей комфортно, останутся с ней и будут теми, о ком можно заботиться, с кем можно делиться тем, что происходит в жизни, теми, с кем хочется разделять боли и радости и для кого эти радости хочется создавать собственноручно. Но не случилось. Эмилия ворвалась в их уютный с Ритой мир и разрушила даже его. Как же она ненавидит старую суку! Лучше бы Полине никогда её не знать и уж тем более не быть связанной с ней блядскими кровными узами! Отмотать бы всё назад! Получить бы возможность, хотя бы блядский маленький шанс заботиться о подругах одинаково, может быть, сделать их чуть-чуть счастливее. Но Ритка уже её не простит, даже если бы Полина когда-нибудь осмелилась ей рассказать. Но Полина не осмелится. Ни-ко-гда. Всё-таки лучше равнодушие, чем презрение. — Ань, включи ещё раз, пожалуйста. Аня послушно нажала на воспроизведение. — Промотать на Ритку? Полина кивнула. Она успела засечь на экране свою разбойницу и позже, естественно, скачает этот ролик и засмотрит его до дыр, как же иначе? Но сейчас хотелось смотреть только на подругу, беззаботно поющую «Ваши деньги не сделают меня счастливой. Я хочу умереть с чистой совестью». Нет, Рита будет жить — долго, счастливо и с чистой совестью, но, к сожалению, без неё, и, к счастью, без Полининой грязи. — Тебе её не хватает, — Аня сочувственно посмотрела на подругу. — Поль, почему бы вам не поговорить? Да, я помню, ты говорила, опасно, но почему? Зеленова нахмурилась. — Анют, мне действительно очень Риты не хватает, но я всё ещё уверена, что гораздо лучше ей будет без меня. Потому что сказать полуправду — она не поверит, а рассказать всё не смогу уже я. Но я рада, что её жизнь продолжается. Прокопьева грустно вздохнула. Что-то подсказывала ей, что дистанция с Ритой и Лерой имеет одни и те же корни. Но в чём всё-таки дело? Конечно, Ане хотелось понимать Полину чуть больше, но если начать настойчиво задавать неудобные вопросы, Полинка, скорее всего, закроется и от неё тоже. А Аня слишком ею дорожит. — Пей чай, Анька, остыл уже. Если хочешь, я сволоку чашки в микроволновку, чтобы хоть немного подогреть. — Это для тебя он остыл уже, а для меня — самое то. Я не обладаю суперспособностью по поглощению кипятка. — По-моему, горячий чай — самый вкусный. — Слишком горячий чай — прямой путь к ожогу пищевода. — Ничё ты, Прокопьева, не понимаешь, — Полина подхватила свою чашку и направилась в сторону двери — видимо, остывшая жидкость её стандартам качества уже не соответствовала. Аня со вздохом закрыла Контакт. Нужно было морально подготовиться к выполнению домашних заданий. А ей ещё стихотворение по литературе выбирать. Всё-таки иногда креатив Копейкиной несколько в тягость. В этот раз им нужно было выбрать любое стихотворение, вообще любое. Как сказала Копейкина, можете зачитать даже чей-нибудь… Этот, как его… Рэп, хотя я этот вид поэзии вообще не понимаю. Единственное условие, которое поставила Елизавета Матвеевна — стихотворение не должно входить в школьную программу. Также нужно рассказать немного об авторе и обосновать, почему они выбрали то или иное произведение. — Я вернулась, — прокомментировала Полина, входя в комнату с дымящейся чашкой. — Давай, так, ты разбираешься с Кац и Борзовой, а я делаю инглиш и, чёрт с ней, историю. С литературой разберёмся в последнюю очередь. Знаешь, наша Копейкина меня поражает — за столько лет всё ещё не выгорела от постоянного отсутствия интереса у процентов восьмидесяти обучаемого стада. Но иногда двойная литература — это такой геморой. — Ну, завтра нас объединяют на двойную, потому что у Смирнова накладки — у него же конференция. Слушай, везёт нам на титулованных историков: тот доктор наук, этот кандидатскую пишет. — Да уж, везёт. Ладно, Анька, нельзя это до бесконечности откладывать, — вздохнула Полина и обречённо потянулась за учебником English Grammar In Use. *** Лена перебирала струны гитары, которую Борзовой отдала её подруга, переезжавшая в Канаду на ПМЖ, и думала о собственных личных драмах. Как странно, целый год страдать по человеку, чтобы буквально в один день махом обнаружить, что скучаешь совершенно не по ней. Конечно, отказ Каримовой ударил по Лене, лишил её надежды, сделал больно, вот только не Ирина снилась ей ночами и иногда мерещилась в случайных прохожих; не её парфюм Кулёмина жадно вдыхала, если посчастливилось почувствовать родной аромат; не Каримову она хотела обнимать и вовсе не с ней хотела просыпаться. Скучала ли Лена по Ире? Безусловно. Кулёминой не хватало их ночных разговоров в сети, чаепитий в кабинете (не то чтобы те были частыми, но всегда оказывались очень уютными), поддержки кого-то, кто скажет ей, Лене, что у неё-то с головой всё хорошо, а вот мир немножко сошёл с ума, по крайней мере, микромир её семьи. Людмила Фёдоровна — замечательная: она заботится, поддерживает, к удивлению Лены, соблюдает личные границы и всегда готова выслушать, но ей многого не расскажешь — уж слишком она… Взрослая? И при этом какая-то совсем наивная — не то что не видит несовершенства мира, но как-то ухитряется верить в людей, даже после их многочисленных проёбов. А Каримова, казалось Лене, гораздо ближе к ним, подросткам, чем ко взрослому миру Борзовой, Кругловой и Копейкиной, но при этом, когда Кулёминой отчаянно нужен был кто-то взрослый, Ирина оказалась тем самым человеком. И она правда скучала. Скучала, но уже не ревновала так остро к потенциальной личной жизни: к Славику этому, который тогда в парке показался отвратительным хмырём — мужик как мужик, улыбка даже приятная; к другим гипотетическим партнёрам. Ну в конце концов, Каримова — молодая, красивая, харизматичная женщина. Что ж, ей затворницей сидеть? А вот новоиспечённая дружба Гуцула с Зеленовой доводила до тихого бешенства. И Лене не нравилась ни эта дружба, ни тот факт, что она бесится от этого, ни непринуждённое зеленовское «Я поговорю с Игорем». Да кто она такая вообще?! Когда они успели продвинуться от вежливых приветствий по утрам до «Я поговорю с Игорем»? Ей мало того, что она треплет нервы Новиковой? А папика её мало? Господи, как это всё бесит! А ещё больше бесит, что Лена в последние несколько дней не узнаёт сама себя, что благодарность, которую она испытывала к Поле, сочувствие, которое вызывала Каллисто — всё это заглушает ревность, не просто заглушает, а заставляет Лену находить причины для того чтобы ненавидеть и презирать Зеленову, выискивать её недостатки, забывать о той, что обнажалась до костей на Фикбуке и держала ледяную маску непроницаемого равнодушия, чтобы защитить её от директорских нападок и последствий собственной Лениной глупости. Чёрт, Кулёмина, в общем-то, привыкла считать себя хорошим человеком — может быть, не очень умным (история со Степновым тому доказательство), но порядочным. И эта её мифическая порядочность рушилась на её собственных глазах — под натиском чувства вины, ревности, тоски и… Любви? А Каримова? А что, Каримова? Она прекрасный человек, талантливая, чуткая, эмпатичная и пускай будет счастлива! Пожалуйста, пусть будет просто счастлива! И Лена искренне за неё порадуется, если станет свидетелем этого счастья, а стать она очень хотела — терять дружбу Висмута и тепло Иры — вы смеётесь, что ли? Лена отложила гитару и открыла последнюю страницу в толстой тетрадке по ОБЖ. Именно там обычно обживались её неумелые почеркушки на полях, смешные карикатурки и маленькие заметки для будущих фиков. Холодными пальцами Лена извлекла из пенала ручку. Первая строчка родилась легко и привела с собой калейдоскоп следующих. Лена действительно уйдёт, но уйдёт с лёгким сердцем. Уйдёт, как она надеялась, к тому, кто снится ей ночами. *** Закончив с домашкой и проводив Аню, Полина вернулась к видео, которое весь этот день выбивало её из колеи. В который уже раз она запустила ролик, чтобы снова увидеть, с каким поистине разбойничьим азартом Лера выстукивает на тамтаме «Весну», исполненную группой «Конец фильма», а Рита буквально покоряет аудиторию полупустого перехода, заставляя каждого забыть о своих заботах и печали. Отлично. Она себя растравит и завтра полдня будет ходить разбитая, что особенно прекрасно, учитывая, какое стихотворение она выбрала на литературу. Да, детка, добей себя! «Не грусти, убей себя», нервно хихикнула Полина, встала и вышла на балкон. Кофе делать было лень, поэтому пришлось обойтись парой сигарет «всухомятку». Когда она уже хотела выкурить третью, увидела, как Васина машина тормозит у подъезда. Отложив незажжённую сигарету, Полина пошла открывать входную дверь, отмечая, что настроение стремительно улучшается, как бывает всегда, когда Вася возвращается домой. Мурзик каким-то мистическим образом оказался у двери первым. И это тоже случалось всегда. Каким шестым или седьмым чувством кот ощущал приближение своего человека, Полина не знала, но за месяц успела убедиться, что Мурзик никогда не ошибается. — Что, Мурзище, соскучился? Кот мяукнул и укоризненно посмотрел на Полину, как будто торопил, негодуя от её нерасторопности: «Чего лясы точишь? Открывай давай!» Полина взяла ключ с полочки. Можно и открыть — Мурзик если и выбежит на лестничную клетку, дальше пары этажей не проскочит. Соседи знают, чьё это мохнатое и усатое сокровище, и периодически оказывают коту услугу — звонят в дверь, чтобы любитель попутешествовать смог вернуться под родимый кров. Хотя иногда Полине казалось, что вот ещё немного, и Мурзищу можно будет делать отдельный ключ, потому что шкафчик с кормом он уже открывать приловчился. — Васенька, — радостно улыбнулась Полина, когда двери лифта распахнулись и Золотов ступил на лестничную клетку. — Полинка, — Вася подхватил выбежавшего ему навстречу Мурзика. — Привет, бандит! Куда собрался? Судя по довольному урчанию, кот если куда и собирался, то успел передумать. — Полинка, как вы тут без меня? — Вымучили домашку, пообедали, и я всё-таки проводила Аньку до метро, хотя, знаешь, моя бы воля, я бы её оставила нам, — Зеленова забрала у Васи синее кашемировое пальто. — А что, у неё совсем мать истеричка, да? А то Анюту спрашивать неловко. — Ну, я тоже не особый спец по семье Прокопьевых, но пару истеричныхх эскапад слышала, причём устроенных тупо на ровном месте. — Господи, минуй нас пуще всех печалей и бабский гнев, и бабский тот психоз! — Вася отставил собственные ботинки на полочку. — Ты сексист! — фыркнула Полина. — Я? Мужик, снимающий кино про выживших лесбиянок и сильных женщин? Поль, напоминаю, в «Недетских проблемах» всего полтора стоящих мужика, и то Макс под вопросом. Если бы не Антон, и совсем бы фем-коммунну можно было бы устраивать из персонажей. Более того, истерики, солнышко, штука бесполая, просто в моей жизни было куда больше истеричек-женщин, чем истеричек мужчин. Полина закусила губу и призадумалась. — Зна-а-аешь, ты, наверное, прав… Я как-то всё тоже больше истеричных женщин наблюдала, чем мужчин. Холериков мужиков, взрывающихся по щелчку — да, но вот истериков, которые лишь бы попозировать, среди мужчин встречается всё-таки куда меньше. — Ну, или как минимум в нашем обществе осуждается мужское желание позировать. Только, пожалуй, Филя может себе позволить позы, ещё, возможно, Боря. А больше я никого и не припомню. — Русские короли эпатажа, блин, — хихикнула Полина. — Ну, есть спрос — есть и предложение. — Васенька, я соскучилась. Мы вот всё больше на работе видимся и когда завтракаем. Даже ужинаем и то не всегда вместе. Ты работаешь, работаешь, почти не спишь. — Маленький, ну что ж поделать? — Вася влез в домашние тапочки и, проходя мимо Полины в ванную, легко коснулся её волос. — У меня-то, кроме сериала, работы много, и её никто не отменял — успевай только поворачиваться. Тому позвони, этому напиши, третьего выслушай, то утверди… Но я тоже очень скучаю, ребёнок. — Может, вечер за какой-нибудь комедией проведём? Или что-нибудь старое советское глянем? — Радость моя, выбирай сама, мне главное — обложиться тобой и Мурзиком, закутать нас в пледы и вытянуться во весь рост. — Договорились. Хочешь, я в микроволновке чипсов сделаю? — Сделай, розмариновых, я пока душ приму. — И чаю? — И чаю, и гирлянду включить. — Идёт, — рассмеялась Полина и отправилась на кухню. *** Зеленовой хватило примерно на час «Служебного романа». Пригревшись под тёплым медвежьим боком, она тихо сопела уже в конце первой серии. Заметив это, Вася усмехнулся и убавил громкость. — Спи, малыш, спи, — шепнул мужчина и чмокнул светлую макушку. В эту ночь сон Полины был крепким, а кошмары, отгоняемые большим и сильным медведем, побоялись тревожить девочку. *** Когда Вася ушёл, Анфиса развалилась на диване и в компании Дельфины и горки мандаринов принялась за пересмотр «Голубой лагуны». Погрузившись в сюжет, Воробьёва далеко не сразу отреагировала на настойчивую трель домашнего телефона. — А можно, не надо? — простонала Анфиса и нехотя сползла с удобной лежанки, но ровно настолько, чтобы дотянуться до радиотрубки, валявшейся в кресле. — Да, — обречённо выдохнула женщина. — Анфиса Владимировна, с КПП вас беспокоят. — Да, Юра, вещайте, — Анфиса узнала голос охранника, дежурившего на въезде в её коттеджный посёлок. — К вам тут женщина просится, но в списках её нет, да и вы сегодня предупреждали только о визите Василия Степановича. — Что за женщина? — Да пожилая, на фанатку не похожа, если что. Представилась Мельниковой Марией Петровной. Анфиса выронила трубку. В ушах зашумело, а руки мелко затряслись. Справиться с зарождающейся паникой стоило огромных усилий. Что ей может понадобиться сегодня, через почти восемнадцать лет? — Анфиса Владимировна? Анфиса Владимировна, вы в порядке? — обеспокоенно вопрошала упавшая на диван трубка. — Кхм… Я… — Анфиса приложила телефон к уху. — Попросить Марию Петровну уйти? — Нет, Юр. Пропустите, пожалуйста. Отложив телефон, Анфиса заметалась по комнате. Прошлое, о котором напоминали татуировки-лотосы на запястьях и ни на секунду не давала забыть зияющая рана в сердце, похоже, с ноги врывается в её жизнь спустя много лет.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.