Не батя и его не лапушка

— Я не понимаю, Чимин… — с притворной усталостью вздыхает Тэхён, когда они сталкиваются в супермаркете. У Тэхёна целая тележка мороженого, фруктов, вина с непроизносимыми французскими названиями, примерно сотня пестрых упаковок закусок для его домашнего троглодита со сладким прозвищем и бомбы для ванны с вишневым запахом. И это довольно точный список компонентов самого Тэхёна — он сладость, шарм, интрига и капелька безумия. Но главным образом — любовь. — Ты там в крови девственниц купаешься, что ли? — жалуется Тэхён, опираясь локтями о ручку тележки и укладывая подбородок на ладонь. — С каждой встречей все милее и очаровательнее. Неужели этот стремный хён рядом делает с тобой такое? Никогда прежде не замечал за ним этой суперспособности. — Он со мной и не такое делает, — фыркает Чимин, пока сам счастливым котом жмется Юнги в подмышку. — И с тобой обязательно что-нибудь сделает, если не научишься вежливости, — добавляет Юнги. — О, это был бы волнующий опыт, я не сомневаюсь, только Куки такие эксперименты вряд ли одобрит. — Эксперименты? — возникает за плечом Тэхёна Чонгук, по традиции во всем темном и безразмерном, и сгребает Тэхёна в объятия, будто тучка поглощает луч света. Тэхён смешно барахтается в его руках, ругаясь вполголоса. А когда у него получается немного отбиться, он оглядывается и видит, как Чимин с Юнги уже уходят по проходу между стеллажами. — Я приглашу вас на ужин в ближайшие выходные, и только попробуйте не прийти, — кричит Тэхён им вслед. — Звучит крайне неуважительно, — бросает Юнги, не оборачиваясь. — Поэтому мы не придем. Но Чимин за его спиной показывает пальцами «окей», прежде чем нырнуть ладонью в задний карман джинсов Юнги. И Тэхён с удовлетворением откидывается головой на плечо Чонгука. На этот раз Юнги не дает себе задуматься, а как был — в домашнем и босиком — выскакивает за Чимином, чтобы зажать его в пролете между этажами. С одной стороны повезло, что они на лестнице, ей мало кто пользуется, и любопытные соседи не застанут их в самый неподходящий момент. А с другой… Юнги уже откровенно насрать, кто что подумает. — Чимини… — зовет он, обхватывая свою персональную катастрофу руками и все еще не придумав, что сказать, кроме бессмысленных, пусть и искренних извинений. Но Чимин все решает по-своему: — Целуй, — требует он, ударяя Юнги в грудь, — или проваливай! Ты уже все сказал, что хотел. Хватит вытирать об меня ноги, прикрываясь охуенной моралью. Я живой человек, и ты мне нравишься. А если тебе не нравлюсь я, то и иди к черту. Целуй меня, хён! Мне не всрались твои извинения… Ну и… по крайней мере это очень простая и понятная инструкция. А еще Юнги согласен с каждым словом и претензией: сказал — вытирал — прикрывался — нравится. Поэтому Юнги просто обхватывает лицо Чимина ладонями и целует. В конце концов, если это единственный способ для него загладить вину, то забирайте все и можно не возвращать. Домой Чимин тащит Юнги едва ли не за шиворот. Хренасе, думает Юнги, ты докатился, хё-о-он. Он настолько ошеломлен этой уверенностью, наглостью и беззаконием, что совсем забывает напомнить о правилах старшинства, лишь пялится на Чимина то ли как на зарвавшегося божка, то ли на будущего покойника. Однако, когда в спальне Чимин толкает его на кровать и начинает подозрительно оглядываться с формулировкой «чем бы тебя таким привязать, чтобы не выеживался», Юнги резко отмирает и с рыком опрокидывает его к себе. А Чимин хохочет вперемешку с мурлыканьем и целует в лицо беспорядочно, как щенок мокрым носом тычется. Он на самом деле не рассчитывал зайти так далеко. Мечтал, конечно, но даже ощущая на себе вес чужого тела, все ещё не совсем верит в происходящее. Этот упрямый хён ему всю душеньку вытрепал своим «смотри, но не трогай», когда потрогать и чтобы потрогали в ответ хотелось больше, чем все остальное на свете. — Ой, — в какой-то момент тормозит Чимин и морщит нос, — а я сегодня не готовился. Не думал, что ты… — Ты… что? — бледнеет Юнги. У него от какого-то вселенского шока поначалу все падает — как на американских горках в ужасе ухает вниз. А потом мозг пытается осмыслить контекст, и вместе с кровью в лицо внутренности взлетают обратно вверх, застревая где-то в горле. — Ты, прости, что делал? — хрипит Юнги. — Чимин, можно нескромный вопрос: а тебе лет сколько вообще? — Сколько надо, — фыркает Чимин, хотя в его глазах все же мелькает неуверенность. — Сколько бы я тебе сейчас не сказал, ты же все равно не поверишь. Хён, я тебе потом айди покажу, обещаю. — Вот потом и приходи, — буркает Юнги и скатывается с него. Хотя когда Чимин понуро подползает к нему, утыкаясь лбом в плечо, Юнги все-таки обхватывает его рукой и гладит по волосам. А еще со вздохом целует в подставленные надутые губы. — Чимини, это ужасная идея. Твоя мама такое не одобрит. — Моя мама слишком редко бывает дома, чтобы что-то одобрять в моей жизни. У меня есть собственная голова и собственное мнение, мне этого достаточно. — Сколько? — смотрит Юнги ему в глаза. — Мне можно, — упрямо повторяет Чимин. — А документы завтра, уговор? Не заставляй меня идти за ними сейчас. Он блефует, думает Юнги и сам в панике от того, что прав. К счастью, Чимин не требует от него всего и сразу здесь и сейчас. Чимину, кажется, хватает просто возиться у Юнги в объятиях. Он что-то мурлычет себе под нос, улыбается, как счастливый смертник, и ласково трется носом в щеку Юнги. — Ты мне нравишься, хён, — признается он шепотом, как будто это для кого-то тайна. — Пойдем на свидание? А можно я на ночь останусь? Господи, он такой ребенок, если бы не все остальное в придачу. — Хён, ты заснул. — М… — Фильм закончился. Давай перебираться в кровать. — М-м-м… — Юнги-я, ну давай. Всего несколько шагов и будешь спать дальше, обещаю. Юнги лишь обнимает Чимина крепче и зарывается носом в плед. — Разве тут плохо? — бормочет он на самой грани слышимости. — Хорошо. Очень хорошо, — шепчет Чимин, поглаживая его по плечу и лицу. — Я тогда принесу подушки с кровати, будет удобнее… — Нет, — вздыхает Юнги. — Останься. Не надо ничего больше. — Ты скотина, — без обиняков говорит Чимин. — То есть у меня как будто кто-то есть, но я не могу никому рассказать кто. А ты, вроде как, наконец не против, что мы вместе, но прячешь меня ото всех, как какой-то позорный эпизод. — Обязательно докладывать остальным о своей личной жизни? Больше поговорить не о чем? — огрызается Юнги, заранее зная, что не прав. — Не докладывать и намеренно скрывать — это разные вещи, хён. Не прикидывайся дурачком. Надо мной уже вовсю прикалываются, мол, наш бедный Чимин настолько отчаялся, что даже придумал себе воображаемую девушку… — Девушку… — на автомате куксится Юнги и вздрагивает, натыкаясь на неожиданно острый взгляд этого солнечного ребенка. — По-твоему, я должен сказать, что у меня парень? То есть ты всерьез хочешь, чтобы я вывез еще и это дерьмо в одиночку? Знаешь что, мне, пожалуй, пора домой. Иначе мы поссоримся. — Чимин… — пробует остановить его Юнги. Но Чимин на ходу сдергивает с вешалки ветровку и сминает задники у кроссовок, лишь бы побыстрее выскочить из квартиры. Удивительно, что еще шипит на прощание: — Потом спишемся. По крайней мере потом — это не никогда, и на том спасибо. На самом деле, Юнги прекрасно его понимает. Он бы и сам взгрелся, окажись на месте того, кого прячут, в ком не уверены. Но и на своем месте Юнги ну вот вообще без идей, как поступить. Отказаться от Чимина, не подставляя жопу под удар общественного мнения? Поступить так, потому что зассал, а не потому что так правильно? Такое себе решение. Юнги не офигеть какой моралист, и гораздо правильнее ему кажется улыбка Чимина, когда утром, едва открыв глаза, тот находит на соседней подушке опухшего, пережеванного сном Юнги и с каким-то почти благоговейным восторгом шепчет: — Привет, хён. Как будто не был уверен, что сегодня его тоже выберут. Как будто Юнги тот, кто даже вот в таком неприглядном виде, без фильтров, может быть чьим-то смыслом. Само собой, никакого айди Чимин не показывал. Но Юнги тоже не идиот, а если и да, то только когда это в его интересах. И краем глаза он уже приметил учебники в брошенной поперек прихожей сумке. Посчитать что к чему не составило особого труда. Не совсем, конечно, ахтунг, но все еще очень на грани. Тем острее Юнги понимает, каким жестоким может быть сейчас окружение Чимина. Когда дебильных шуточек про воображаемую девушку вбивают в тебя побольше, с запасом, чтобы надежнее было висеть на кресте. И, как отвлекающий маневр, чтобы подобных шуточек не начали вбивать в кого-то другого. В конечном итоге именно это знание помогает Юнги принять решение. Потому что, когда ты не знаешь, что делать, достаточно определить для себя, что ты точно НЕ готов допустить. Юнги мысленно считает на пальцах: если опустить собственную паранойю, он не готов допустить унижения Чимина, неуверенности Чимина, разочарования Чимина… окей, потери самого Чимина. И таким нехитрым методом исключения, кажется, ответ очевиден. — Что это? — Ключ. Чимин корчит мультяшно удивленную рожицу и с задорной улыбочкой шевелит бровями, хотя его потянувшиеся на автомате пальцы почему-то вздрагивают. А потом он и вовсе опускает руку и смотрит на Юнги почти жалобно: — Хён? — Ты же сам клянчил, разве нет? Юнги отчего-то тоже резко начинает нервничать, кусает в неуверенности губу. Ему хочется сделать шаг назад, убрать подальше руки, не смотреть слишком пристально, вообще не смотреть, мало ли что у него там за глазами. С Чимином из Юнги лезет всякое такое, что, Юнги сам не знал, в нем водилось. И теперь, стоит отвлечься, оно смотрит наружу с голодом и говорит «дай» и «моё». Как будто Юнги может себе это позволить. Если подумать, Юнги не имеет совершенно никакого права обнимать врезавшегося ему в грудь Чимина, как будто тот самое дорогое, что у него есть. И гладить по острым вздыбленным лопаткам, как будто никуда его от себя не отпустит и никому не отдаст. А что потом? Когда Чимин замечает Юнги у ворот школы, складывается ощущение, что его глаза теперь так и останутся навсегда большими и европейскими. Но Юнги стоит непоколебимо и с нарочито скучающим видом, словно не сомневается в своем выборе и в этот момент не проклинает сквозь зубы судьбу-злодейку за то, что подкинула ему этот обосратушки-челлендж. — Хён? — робко подходит к нему Чимин. — А что ты здесь делаешь? — За тобой пришел. Чтобы ты не один вывозил это дерьмо, — говорит Юнги и в подтверждение своих слов протягивает Чимину руку раскрытой ладонью. Отчего Чимин впадает в ступор окончательно. — Т-ты.. что?.. Как мой парень пришел? — начинает он заикаться. — А что? Так тоже плохо? Надо было как твоя девушка? — цедит Юнги, не убирая с лица доброжелательного выражения лица. Друзьям Чимина явно очень интересно, что происходит. К счастью, им еще не достает уверенности и наглости подойти поближе выяснять что и знакомиться. А сам Чимин стоит к ним спиной, чтобы можно было рассмотреть его растерянное выражение лица. — Что, прям и целовать можно? — шепчет Чимин. — А что ещё можно? — Не выебываться и уже взять меня за руку, — рычит Юнги. — Че я как идиот стою в ожидании чудес? — Ой, а кто это у нас тут такой милашка? — вдруг раздается со стороны. Чимин чуть не подпрыгивает от неожиданности и, не задумываясь, ныряет Юнги под руку спрятаться. Кажется, Юнги нравится это чувство. А вот то, как Тэхён тянется к Чимину и пытается выковырять его из убежища — нет. Как и то, с каким любопытством косится на все это зубастая махина Чонгука рядом с ним. — Тэхён, это мое, руки убрал, — в конце концов не выдерживает Юнги, задвигая Чимина к себе за спину. — Что, правда, что ли? — ухмыляется Тэхён, однако уже в следующее мгновение его улыбка гаснет, а глаза напротив загораются лихорадочным азартом. — Вот это вот ничего себе, хён! А остальные знают? — Ну теперь-то точно все отсюда и до Тэгу будут в курсе, — бормочет Юнги и слышит за спиной приглушенный смешок Чимина. А вместе с этим чувствует, как чужие руки, пробираясь украдкой, оборачиваются вокруг его пояса, в то время как сам Чимин с любопытством выглядывает из-за плеча. — Не бойся, солнышко, — улыбается ему Тэхён, — единственный орк, который мог бы тебя здесь обидеть, сейчас по странному стечению обстоятельств загораживает тебя своим орочьим тельцем. — Тэхён… — одергивает его Юнги, но замолкает, потому что Чимин произносит негромко: — Он не орк. Он… мой парень. Тэхён открывает рот, чтобы что-то ответить, но, видимо, меняет свое решение по ходу. — Прелестно, — мурлычет он и еще шире улыбается.