***
За небольшой толпой, собравшейся вокруг регистратуры, Арсений наблюдал со снисходительной усмешкой. С самого утра за стойкой тусовался Чейз, очевидно обделённый работой, и собирал деньги. Ставки. Каждый второй сотрудник считал своим долгом поставить на то, кого следующим уволит Хаус. Дурачки. Хаус, конечно, узнает о споре, и, конечно, захочет с этого что-то поиметь. Вступит в сговор с Чейзом и сделает что-то такое, на что никто не ставил. Например, не уволит никого. И Арсений мог сказать: «Ставлю на то, что Хаус никого не уволит», но ставить он не собирался — разве что метафорически, — потому что тогда это будет уже не «никто не ставил», и Хаус придумает ещё бóльшую хрень. От размышлений его отвлекла насупленная Эмбер, о чём-то говорившая с Чейзом. Хотя, почему «о чём-то»? Совершенно ясно, о чём. Она первая в списке фаворитов. На увольнение. Вторым был сам Арсений. Любопытство в конечном счёте взяло верх, и он, изящно лавируя между людьми, подошёл к окончательно выведенной из себя Эмбер. — Ты принимаешь чеки? — услышал её шипение Арсений, подойдя сзади почти вплотную. — На меня ставишь? — почти мурлыкнул он, наслаждаясь растерянным взглядом обернувшийся на него Эмбер. Она надменно фыркнула, но свой пыл подрастеряла. — Не советую, — довольно добавил Арсений и, картинно вздёрнув нос, развернулся и ушёл. Гороскоп дня для рыб: отличный день, чтобы вводить людей в растерянность; начните с начальника. Арсению нравилось — поднимало самооценку.***
Пока Хаус всё больше тонул в болоте самокопания, Беспощадная Стерва успела закончить тест и принесла радостное известие — теперь проблемы пациента были чуть более серьёзными, чем проблемы Хауса, и можно было сфокусироваться на них. — Как связать боль в животе и онемение конечностей с коллапсом дыхательных путей? Ну и наборчик. Хаус бы сказал «да никак», но они здесь не за этим. — Расслаивающая аневризма аорты? — Катнер, конечно, душка, но иногда такой идиот. — Сказать тебе, где ты неправ, или сам догадаешься? Ещё идеи? — Может, повреждение спинного мозга? — Тауб мало того, что идиотит, так ещё и не душка. — Не объясняет лёгкие. Возможно, Хаус бы и хотел продолжить переливать из пустого в порожнее, но запищавшие пейджеры лишили его такой возможности. — У пациента приступ, — обеспокоенно произнёс Большая Любовь. Почему они все сегодня такие идиоты? — Спасибо, Кэп. По дороге из аудитории в палату пациента Хаус успел подумать, что идиоты всё-таки не все, но развивать эту мысль не стал. Во избежание. Пациент оказался валяющимся без сознания метрах в пяти от своей палаты, вызвав кипишь среди его подопечных. Пока Эмбер умотала за набором для интубации, а Катнер проверял связки пациента на ларингоспазм, к стоящему поодаль хмурому Хаусу едва заметно подошёл Попов, изящно облокотившись о стену рядом, и невозмутимо заявил: — Он притворяется. Хаус удивлённо вскинул брови. — Синдром Мюнхгаузена, — добавил Попов. Вот интересно: это Хаус что-то пропустил, или Попов латентный идиот? — Видели записи со скорой? — всё продолжал тот, передав папку с делом пациента Хаусу. — Врача, что его доставил, тоже зовут Мартин Харрисон. Хаус пробежался взглядом по записям и хмыкнул. — Назовись он Атилла Фон «Венский Шницель», может, я бы тебе и внял. Попов посмотрел на него со смесью снисходительности и скепсиса. И Хаус как-то упустил тот момент, когда стал позволять кому-то так на себя смотреть. Кроме Уилсона. И не «кому-то» — Попову. — Хаус, — всё с тем же выражением окликнул его Попов, указывая на маркерную доску в начале коридора. На ней чёрными и цветными маркерами были выписаны имена пациентов, их палаты и с чем они поступили. — Видите? Палата четыреста шесть — боли в животе. Четыреста три — левостороннее онемение. Четыреста два — обморок. Он копирует симптомы соседей. Либо это бред, либо Хаус предвзят. Он шумно втянул носом воздух. — Нет. — Ну конечно, проще признать это совпадением, чем себя — упрямым бараном, — усмехнулся Попов, вызвав у Хауса снисходительную и немного растерянную улыбку. С каких пор его это перестало раздражать? А если бы то же самое сказал тот же Катнер — Хаус бы его уволил? Теперь доказать неправоту Попова — дело принципа. И вообще… — Не наглей, — беззлобно бросил Хаус, заставив Арсения смущённо улыбнуться. Точкой невозврата станет тот момент, когда смущать Попова станет приятнее, чем доставать Кадди. Идиллию прервал слегка удивленный голос Тринадцать. — Дыхание приходит в норму, без интубации. Арсений лишь самодовольно усмехнулся, а Хаус, скуксив для вида недовольную мордочку, начал задумчиво разглядывать очнувшегося пациента. В одном Попов был прав — симптомы пациент симулировал. Но. — Он в халате лаборанта, — с прищуром сказал Хаус, подойдя ближе к пациенту. — При Мюнхгаузене притворяются больными, а не врачами, — и резко развернулся, победно глядя на Арсения. — У него зеркальный синдром. Попов смерил его озадаченным взглядом. — Джованини? — теперь была очередь Арсения растерянно хлопать глазками. — Ты знаешь какой-то другой зеркальный синдром? — беззлобно поддел его Хаус. — Моя версия проще, — буркнул Арсений, но интерес в глазах прятать даже не пытался. — Если всё просто — нашего шизика надо выписывать, — нарочито елейным голосом продолжил Хаус. — А если НЕ просто, то у нашего шизика повреждение мозга. — И какие у вас блестящие идеи? — хмыкнул Попов, опять вводя Хауса в лёгкий ступор. Тот растерянно приподнял брови, оглядывая невозмутимого Попова. Мышьяк токсичный. Стоит тут, со снисходительной улыбкой и прорезями в красных джинсах, и, кажется, совсем не собирается спорить. — А где аргументы против? — Их нет, — с нарочитой невинностью похлопал глазками этот самый Мышьяк и обманчиво-смущённо улыбнулся. — Так какой у Вас план действий? Просто продержать его здесь пару дней, пока не убедимся? Это всё, конечно, вводило в ступор; но если отвернуться, думать становилось легче. И план у Хауса созрел поистине гениальный: он сам буквально ощутил, как на губах появляется хитрая ухмылка. Для пущего эффекта Хаус молча и не оборачиваясь двинулся к пациенту и, аккуратно взяв его за локоть, повёл того в сторону операционной. За сегодня он ни разу не пытался досадить Уилсону? Самое время.***
Хаус замутил какую-то неведомую дичь, очевидно рассчитывая привлечь внимание — так нарочито загадочно он ретировался в операционную, прихватив шизика с собой. Но, справедливо рассудив, что уж чем-чем, а вниманием Хаус обделён точно не будет, Арсений поплёлся в столовую, на ходу набирая Шаста. На самом деле, Арсений, конечно, помирал от любопытства. Но сообщение «Срочно позвони» от Антона, так ему нехарактерное, напрягало сильнее. Никаких комментариев, никаких смайликов, никаких предпосылок. Арсений глубоко вдохнул и нажал кнопку вызова. Трубку взяли моментально. — Арс. Голос Антона был максимально напряжён, и это не предвещало абсолютно ничего хорошего. — Шаст?.. — Мне твоя мама звонила. — Тебе? Ну конечно. Он научил маму пользоваться скайпом, но вотсап на кнопочный телефон не установишь. А без вотсапа — или телеги — просто так до Арсения не дозвониться. — Твою бабушку кладут в больницу. Арсений сглотнул. — А… Почему? Арсений физически чувствовал, как нужные слова просто испаряются из головы. Его бабушка живёт, конечно, не сказать, чтобы совсем вдали от цивилизации — есть места на необъятной родине ещё менее доступные, — но всё-таки вдали. Представить, как может выглядеть местная больница — так мурашки по коже. — Инсульт. Прогнозы… Ну, Арс, какие могут быть прогнозы в её возрасте. Арсений мрачно угукнул, прикрыв глаза. Шаст нервно добавил: — Твои её в какую-нибудь более цивилизованную больницу переведут, конечно, но-о… — Да эт понятно… На самом деле, Арсению было нихуя не понятно. Конечно, он понимал, что находится уже в том возрасте, когда бабушки-дедушки начинают умирать. И Арсений был в теории к этому готов. Но одно дело «в теории»… — Шаст, я не знаю, как я… — Я просто тебе передаю информацию. Понятно, что ты сейчас ничем помочь не сможешь. — Если что-то случится, мне же придётся туда ехать. — Почему? Искреннее удивление Шастуна было более чем обоснованно — Арсений вообще терпеть не мог что-то рассказывать про свою семью, но коль такое дело… — Папа не ходит, мама не может оставить его дольше, чем на пару дней. А если бабушка… — Арсений сглотнул, — умрёт… Надо будет, чтобы кто-то поехал к ней домой, разобрался с документами, да и в целом дом без присмотра оставлять нельзя… — А если нанять сиделку? Арсений шумно втянул носом воздух. Сиделку… — Они никогда не простят мне, если я предложу сиделку вместо того, чтобы приехать и помочь, — нервно усмехнулся он, стараясь подавить тревогу. Люди имеют свойство умирать, с этим ничего не поделаешь — ему ли не знать. И смерть близкого не конец света — да, зачастую трагедия, но его-то жизнь продолжается. — Арс, ты в, мать её, Америке! Ты не можешь просто так сорваться и приехать. — Мне кажется, рано об этом, — Арсений старался сохранить хотя бы внешнее спокойствие. — Если что, я всегда готов составить тебе компанию. Я тебя туда одного не пущу. Арсений на это только ласково улыбнулся. Очаровательнейшая забота. — Договорились, Тош. — Ладно, давай, — из трубки послышался слегка смущённый голос Шаста. — Хорошего рабочего дня. И сбросил трубку. Правда что — следовало бы сосредоточится на работе. Они с бабушкой не были особо близки, так что, как бы цинично это ни звучало, у Арсения не было ощущения, что случится какая-то трагедия. По крайней мере, пока…***
— Пустишь нас поиграть? Чересчур громкий голос Хауса мог бы заставить Уилсона вздрогнуть — а это было бы чревато — однако тот лишь обречённо прикрыл глаза и медленно выдохнул, возвращаясь к операции, которую он, между прочим, вёл. — Конечно, что может пойти не так? С неиссякаемым задором Хаус окликнул пациента, пока на того надевали стерильные перчатки: — Что здесь происходит, Мартин? Пациент заторможено огляделся. — Операция?.. Хаус на эти полувопросительные интонации только хмыкнул. Пациент выглядел как сурикат, не хватало только руки к груди прижать. — Хаус, кто этот человек? — строго спросил Уилсон, настороженно наблюдая за происходящим. Хаус хитро улыбнулся с еще большей весёлостью. — Хороший вопрос! Кто Вы, Мартин? Мартин только несколько раз открыл и закрыл рот, будто бы обдумывая что-то. Хаус посмотрел на Уилсона и пожал плечами в притворном недоумении. — Просто смотреть любит. Его заводит. — Скальпель номер десять для разреза, — пробубнил Уилсон в ответ, однако спустя секунд десять всё же не выдержал: — Рад, что ты пришёл, Хаус. — Ну ещё бы! — саркастично ответил тот, и добавил, шепча на ушко пациенту: — Сейчас будут нотации. — Да, будут! — недовольство в голосе Уилсона теперь было уже совсем ничем не прикрыто. — Хватит унижать людей! — И всё? А как же порассуждать о природе моей одержимости? Ты мог бы меня отчитать за моё пренебрежительное отношение к Мышьяку, выдвинуть теории относительно… Но Уилсон его перебил. — Как же ты надоел мне со своим Поповым! Ты сам прекрасно знаешь, что твоё пренебрежительное отношение — чистый фарс. Он хороший врач, и ты это знаешь, но почему-то продолжаешь делать вид, что он идиот, которому всё достаётся исключительно за красивые глаза. А вот это вообще не правда. Хаус сегодня уже несколько раз успел подумать о том, что Мышьяк единственный не-идиот в команде. Однако озвучивать Уилсону это гениальное измышление Хаус, конечно, не собирается. — Чтобы доказать обратное, мне, видимо, надо будет спрятать от общества его красивые глаза? Тогда посажу его разбирать почту. И в этот момент в диалог вступает Мартин. — Правильно, — громко вскрикнул он, глядя на Уилсона. — Парируй! Уилсон ошарашено перевёл взгляд с Хауса на пациента и обратно. — Кто этот человек?! Но ответить Хаус не успел, потому что пациент продолжил. — Что ты за мужик, если ведёшься на красивые глаза какого-то токсика?! — воскликнул он, глядя на Хауса. — А ещё — ты тот ещё бессердечный эгоист! Уилсон усмехнулся, глядя на эту тираду. — А он мне нравится. На лице у Хауса отображался значок загрузки. И он, кажется, не отвисал бы ещё долго, если бы не заметил, как, схватив скальпель, пациент занёс его над человеком, лежащим на операционном столе. Хаус руку перехватил, но, приглядевшись, напрягся ещё больше. Сняв с руки Мартина медицинскую перчатку, Хаус обнаружил тёмную, почти черную сетку, расползшуюся под бледной кожей. Выводы были неутешительные, однако чтобы проверить догадку, Хаус выхватил из холодной руки скальпель и сделал небольшой надрез. Крови не было. — У вас кровь сворачивается, — тихо и с напряжением проговорил Хаус, переведя на Уилсона почти испуганный взгляд. Будто бы тот мог чем-то помочь. — Такое не симулируешь.***
Арсений, если честно, расслабился. Его больше пугало собственное спокойствие, нежели высокая вероятность кончины бабушки. Но сфокусироваться на работе всё равно не получалось, особенно учитывая полное отсутствие рабочих задач. Хауса не было, по ощущениям, вечность, хотя, Арсений уверен, прошло не больше получаса. Но когда он объявился и велел всем собраться в аудитории, легче не стало. — Шизика надо вылечить. Когда он вошёл в операционную — синяков не было. Внутри было стерильно. Другой была лишь температура. Холодовые агглютинины означают… — Что это инфекция, — ответил Арсений, довольный скорее возможностью отвлечься от неприятных мыслей, чем фактом того, что он первый произнёс правильный ответ. — Жара нет, — надменно произнесла Эмбер, почти злорадно глядя на Арсения. — Ну да, инфекция слабая, найти будет сложно, — снисходительно ответил тот. — Вы ещё подеритесь, — с едва заметным недовольством прервал их Хаус, на что Арсений с Эмбер лишь переглянулись, обменявшись беззлобными усмешками. И Арсений мог поклясться, что слышал нотки ревности в его голосе. — Советую вам поспешить. Если на него ещё раз подует холодный ветерок — его кровь по консистенции станет похожа на слякоть, и он трупик. Накидайте мне минимум три идеи, как засечь инфекцию. — Посев крови, — предложил Катнер, и Арсений снисходительно фыркнул. — Кровь слишком густая, — ответил он, вызвав у Хауса едва заметную улыбку. — Мы можем положить его в горячую ванну, пока… — Сварить его хочешь? — язвительно перебил его Хаус. — Ещё идеи? — УЗИ живота, поискать абсцесс, — предложил Арсений. Хаус кивнул и задумчиво уставился в пол. — Хорошо. Что ещё? — Надо собрать анамнез, — вставил Тауб. Арсений опять фыркнул и закатил глаза. — Ну да, памяти у него нет, но вся его биография набита у него на заднице. — У-у-у-у, какой ты токсичный сегодня, Мышьячок-голубок. Эмбер в открытую прыснула с этой фразы, но комментировать не стала. А Арсений лишь смущённо улыбнулся. — Тем не менее, анамнез всё-таки хотелось бы достать. — У нас нет буквально ничего, — разочарованно вздохнул Катнер. — Ни айди, ни кошелька, даже заявлений о пропаже человека нет… Повисла тишина. Арсений, закусив губу, напряжённо постукивал пальцами по столу, стараясь игнорировать пристальный взгляд Хауса. А затем резко вскрикнул: — Ключи от машины! Хаус пару раз кивнул и сосредоточенно посмотрел на Коула. — Поедешь на место, где его ограбили. Надо найти машину. — Почему я? — с лёгким недовольством спросил Коул, выгнув бровь. — Потому что если ты пойдёшь к пациенту, он начнёт распевать молитвы и предложит себя в мужья пяти медсёстрам сразу, — ехидно ответил Хаус, намереваясь уже выйти из аудитории. Арсению не улыбалась перспектива смотреть в это «зеркало». Конечно, очень сомнительно, что в присутствии Хауса пациент начнёт копировать поведение Арсения, но услышать от него что-то вроде: «А у Хауса классная задница» при том же Катнере — сомнительное удовольствие. — Я поеду с Коулом. Отлично, Арсений, сбегай от проблемы. Что может быть лучше?***
Запрос Попова сбил Хауса с толку. С одной стороны, очень хотелось узнать, что же начнёт вытворять пациент в присутствии Мышьячка. С другой — не было ни одной причины, чтобы не отпустить того искать машину. Ни одной разумной причины. А вот НЕразумно Хаус уже вёл себя достаточно; надо всё-таки прислушиваться к голосу разума хоть иногда — для разнообразия. Поэтому Хаус лишь недовольно поджал губы. — Их связала большая любовь! И вышел-таки из аудитории. …И сразу же наткнулся на усмехающегося Уилсона. — У тебя такое лицо было последний раз, когда доктор Уитнер забрала твоё парковочное место. Хаус бросил на друга недовольный взгляд, но ничего не ответил. — Ты знал, что шведские учёные выяснили, что люди с зеркальным синдромом, находясь в компании, копируют поведение того, кого считают главным? — Я бы не доверял шведам с их возрастом согласия и количеством самоубийств. — Твой пациент считает, что в нашем тандеме главный я, — самодовольно произнёс Уилсон, беззлобно усмехнувшись. — Можешь думать так дальше. — Как пациент? — Отправил ангелов-дефис-идиотов делать анализы. Попов напросился составить компанию мормону в поиске машины, — мрачно ответил Хаус. — Напросился? — Уилсон остановился и с сомнением посмотрел на Хауса, выгнув бровь. Хаус тоже тормозит и с непониманием смотрит в ответ. — Что? — То есть, его ты посылать не планировал? — Нет. — А он..? — Сказал, что поедет с мормоном. — Хаус, с каких пор ты позволяешь людям ставить тебя перед фактом? Хаус чуть нахмурился. Хороший вопрос. — Ну и замечательно — глаза мозолить не будет. — И ты поэтому такой недовольный? Хаус нервно развернулся и пошёл дальше по коридору, на ходу бросив: — Давай сойдёмся на том, что в нашем тандеме главный ты, и ты перестанешь мне задавать идиотские вопросы. Уилсон снисходительно хмыкнул и пошёл следом. Ещё ждать, пока эти оболтусы все тесты сделают.***
Арсений был вообще без малейшего понятия, зачем он попёрся за этой машиной. Одна-единственная причина — откосить от посещения пациента? Серьёзно? Его всё равно не выпишут до того, как Арсений вернётся. Он тяжело вздохнул, отстранённо наблюдая за не очень оживлённым диалогом Коула и какого-то, говоря русским языком, гайца. Хорошо, что Арсений сегодня не красился, а то его в этом переулке могли бы всерьёз принять за проститутку. — Машину увезли на штрафную стоянку. The end of the fucking world. Было бы прикольно вломиться на штраф-стоянку с Хаусом… Блять, Арсений! Он опять тяжело вздохнул. — Ну пошли, что уж. Никакой рефлексии, никакой рефлексии, никакой рефле… Интересно, а Хаус бы здесь попросил подать руку, чтобы не упасть? Да блять. Да блять — стоянка закрыта, внутри злые собаки. Да блять — попробуй, блин, придумать, как их отвлечь. Да блять — пиздошить километр до ближайшего торгового центра, чтобы купить успокоительное и фарш. Да блять — гениальный план. Как надо себя вести, чтобы пациент не засёк его гей-панику? Представлять мёртвых голубей? Голых старушек? Эту очаровательную мысль прервал входящий звонок. Ну конечно. Да блять — звонит Хаус. — Да? — Профурсетка, а ты знаешь, что прошло уже больше трёх часов? — Мы уже почти… — «Почти» не считается! — выпалил Хаус. Да что опять Арсений сделал не так? — Почему Вы именно мне звоните? — У меня нет номера Коула. — У Вас есть номер Коула, — ехидно ответил Арсений, поймав озадаченный взгляд напарника. — Мы в процессе. — О, это утешит будущую вдову! — Машину эвакуировали, штраф-стоянка закрыта. — Как хорошо, что вас там двое! — язвительно ответил Хаус, и Арсений поморщился. У него там пмс, что ли? Главное вслух этого не спросить. — Один вламывается, второй вносит залог. — Тут собаки, — снисходительно пояснил Арсений. — Ну ты же Мышьяк! Отрави их своей токсичностью. В принципе, Хаус всегда такой. Вечно пмс. Хотя сегодня прям… жойстко. Пока Арсений додумывал эту великую думу, Хаус уже бросил трубку. Хотелось перезвонить и спросить, как идут дела с диагнозом, но что-то подсказывало, что идея эта как минимум провальная. Как максимум — просто отвратительная. Коул с размаху закинул через сетчатую ограду с колючей проволокой импровизированный пельмень, где вместо теста — фарш, а вместо начинки — снотворное. И собаки с лаем бросились за ним куда-то вглубь стоянки. Кажется, они близятся к финалу этого бэд-трипа.***
— Как без анамнеза узнать, где был пациент? У Хауса есть стойкое ощущение, что вот Попов бы ответил. Но он на кой-то чёрт попёрся за этой чёртовой машиной. Что такого страшного он боится увидеть в поведении пациента, что аж сбежал? Что хочет Хауса? Хаус знает. С мужиками такое случается — хотеть кого-то рандомного без всякой причины. Значит, Попов скрывает что-то ещё. И сбежал, зараза. Не получив никакого внятного ответа на свой вопрос, Хаус тяжело вздохнул и изрёк: — Исследуем его антитела. Узнаем, чем он болел — сможем предположить, где он был. Алиса, — Хаус указал тростью на Катнера, — твоя очередь идти в зазеркалье. Возьмите анализ крови и спинномозговой жидкости. Какая удача, что Мышьяка-то с нами нет — отравил бы все анализы, — выплюнул Хаус, будто Попов мог услышать и оскорбиться. Судя по тому, с каким волнением-сомнением переглянулись Эмбер и Тринадцать — последнее высказывание было совершенно некстати. Теперь оставалось ждать результаты анализов. Появилось иррациональное желание написать Попову и проверить свою теорию относительно его уровня находчивости.Вы
15:42
Как без анамнеза узнать, где был пациент?
Ответ, на удивление, пришёл почти сразу. Как будто бы Попов ничем и не занят вовсе. Мышьяк 15:44 антитела Хаус, кажется, едва заметно выдохнул с облегчением.Вы
15:44
У тебя слова платные?
В ответ, что удивило, пришло голосовое, в котором шум улицы на фоне практически заглушал слова Попова: — Видите ли, я тут выполняю Ваше поручение, а Вы, господин начальник, меня отвлекаете. В вашем распоряжении четыре светлых ума, на крайний случай — доктор Уилсон или доктор Кадди. Тот говорил практически весело, и это то ли «даже почти не бесило», то ли «даже почти бесило». Хаус хмыкнул, но отвечать не стал. Насколько плохая идея опять идти капать на мозги Уилсону — а то здесь невыносимо скучно. Или опять пойти обедать?