***
Хаус не моргая смотрел в монитор. Попов установил камеру так, что было целиком видно его кровать, на которой он лежал, согнув ноги. Он водил вокруг пупка кусочком льда. И расфокусированно смотрел в потолок. — Думаю, кожа уже достаточно онемела, — через какое-то время отозвался он хриплым голосом. Хаус с едва заметным облегчением выдохнул, краем уха слушая успокаивающий голос Уилсона. — Отлично, теперь сделайте глубокий вдох и вставьте иглу в лимфоузел. Кажется, бешеное сердцебиение Попова можно было слышать даже через экран. Хаус видел, как тот храбрится, нервно сглатывает, старается унять дрожь в пальцах, но всё равно выглядит как испуганный котёнок. Давай, Хаус, когда-то же надо начинать учиться оказывать поддержку. Раз уж к сорока годам не вышло. — Давай, Физалис, сделаешь это быстро — больно не будет. Арсений моментально перевёл шокированный взгляд на Хауса, но трястись от страха перестал. Тот лишь едва заметно улыбнулся и не заметил не менее шокированный взгляд со стороны Уилсона. Который тут же потянулся к кнопке отключения микрофона. — Хаус, что ещё за «Физалис»? Хаус слегка вздрогнул и саркастично посмотрел на Уилсона, раздражённо фыркнув. — Ой, я опять напутал с именами, Боб? И вернул взволнованный взгляд Попову, включая микрофон. Арсений моментально отвернулся и глубоко вдохнул. Практически с размаху он воткнул иголку в область над пупком, и из горла вырвался судорожный выдох. — Всё, — сдавленно прошептал он и уже чуть более твёрдым голосом добавил: — Я вошёл. — Теперь вытягивайте поршень, — спокойно продиктовал Уилсон, краем глаза наблюдая за подрагивающей ногой Хауса. Попов тяжело дышал, будто сдерживая стоны боли, а Хаус мог только напряжённо покусывать губы, глядя на это. Он, может быть, сказал бы что-то ещё, если бы не вечно-всё-лучше-него-знающий Уилсон под боком. — Тяните сильнее, — между тем добавил тот, тоже не без волнения глядя на Попова. Только Уилсон всегда так за пациентов переживает, а Хаус когда последний раз за кого-то волновался настолько сильно? Возможно, когда-то давно, когда-то… ТОГДА и волновался. Либо история циклична, либо Уилсон сглазил, тыкая тогда Хауса лицом в эту нездоровую схожесть Попова и… Нет, это было давно и неправда, Хаус, ты большой мальчик, а главное — профессионал. В первую очередь надо оставаться хорошим врачом для пациента и только потом… …кем? Попов всё-таки не выдержал и сдавленно простонал, дёрнув головой, сбрасывая с глаз взмокшую чёлку. Хаус нахмурился ещё сильнее. Наконец Арсений вытащил наполовину заполненный желтоватой жидкостью шприц и, тяжело дыша, провёл ладонью по лицу. Хаус не выдержал. — Ты в порядке? Арсений перевёл на него измученный взгляд, будто не в силах удивляться ещё сильнее. Пару раз еле кивнул и, с усилием сглотнув, ответил хриплым голосом: — Да. И только после этого Хаус смог более или менее расслабиться. И вышел из кабинета под недоумевающий взгляд Уилсона. — «Ты в порядке?» Уилсон нагнал его только у лифта, видимо, завершая звонок с Поповым. — Это обычный медицинский вопрос, — недовольно буркнул Хаус под скрежет закрывающихся дверей лифта, понимая, как, в общем-то, неубедительно сейчас будет звучать любая отговорка. — Никогда не слышал, чтобы ты задавал его пациентам. Да ты и мне его не задаёшь. Даже когда видел, как я пьяный упал с лестницы! Хаус молча перевёл взгляд в потолок. Ну а что он мог сказать? Что начал переживать за Попова? Вот это для Уилсона, конечно, будет откровением. Тот, в свою очередь, опять смотрел на Хауса шокировано и даже, — возможно, Хаусу показалось — восхищённо. — Ты с ним переспал! — Бог с тобой! — нарочито возмущённо воскликнул Хаус. — Между нами почти пять тысяч километров! — Нет, нет-нет… ты… — пиликнул звонок, и Уилсон первый вышел из лифта. В пальто. — Вы каким-то образом сблизились за ночь. Хаус только закатил глаза, но продолжил идти вслед за другом. — Почему ты идёшь за мной? — вдруг остановился тот. — А я думал, это ты идёшь за мной, — с наигранным удивлением ответил Хаус. — Нет, совершенно точно это ты шёл за мной. — Куда ты идёшь? — На ланч. — Ты всегда обедал в больнице. А значит, есть какая-то причина, по которой ты идёшь куда-то на ланч. Предполагаю, это человеческое существо. — Или сэндвич. — Сэндвич можно привезти сюда. — Как и человеческое существо. — По всей видимости, конкретно этого человека — нельзя. И я нахожу это весьма интересным. Уилсон раздражённо закатил глаза и, развернувшись, пошёл к выходу. — Я ухожу. — Мир тесен? — невозмутимо поддел его Хаус, продолжая идти следом. — Ты собираешься вслед за мной и в машину мою залезть?! — прикрикнул Уилсон, опять резко разворачиваясь. Хаус невозмутимо остановился рядом. — Ну, там ведь больше одной двери. Уилсон нахмурился. — Ладно, слушай. Я не сказал тебе, потому что… И рванул с места бегом к выходу. Хаус несколько секунд не то обиженно, не то задумчиво смотрел вслед, но затем снисходительно усмехнулся и тоже пошёл на выход — созвониться с Поповым он потом сможет и из дома.***
— Шаст, у нас есть красное вино? Арсений, тяжело дыша, стоял в дверном проёме, бледный, со взмокшей чёлкой, и судорожно цеплялся за косяк. Антон тут же подорвался с дивана, хватая его за локоть. — Арс, ты совсем дурной?! Ты куда из кровати выполз? Алкаш недоделанный, какое вино тебе в ночи? — Для анализа надо. Арсений улыбнулся чуть более бодро. — Иди в свою комнату, я тебе принесу. Что-нибудь ещё? Помочь дойти? Тот покачал головой. — Принеси микроскоп, я в подвале видел. Антон быстро закивал и чуть ли не бегом бросился к лестнице. Постояв ещё какое-то время, опираясь на стену и глядя ему в след, Арсений снова улыбнулся и побрёл в свою комнату, держась за стену. Потребность в рефлексии была обратно пропорциональна количеству сил, поэтому Арсений, добравшись до комнаты, начал чисто машинально настраивать камеру, направляя её в этот раз на стол, и расчищать место под микроскоп. Когда Антон приволок микроскоп и целую бутылку красного вина подмышкой, Арсений только и мог, что тоскливо на неё смотреть. А он бы, может, с удовольствием выпил. Через полчаса Арсений открыл зум. На этот раз звонок был только с Уилсоном. — Как долго мне ещё надо мариновать свою лимфу в вине? — Ну, она уже должна быть готова. Голос у Уилсона мягкий, полный искреннего беспокойства; но почему-то в сдержанных интонациях Хауса это беспокойство ощущается в десятки раз сильнее. А может, Арсению опять кажется. Арсений делал всё заторможено — он подключил микроскоп к компьютеру, запустил с него трансляцию Уилсону и настроил увеличение… — Попробуйте ещё увеличить изображение. Деликатность Уилсона раздражала. Он выстроил дополнительную дистанцию «врач-пациент», разговаривал мягко и обходительно, будто Арсений умирал. Но Арсения не хватило даже на раздражённый взгляд исподлобья, он только пару раз не очень энергично кивнул. Однако желание поболтать в конечном счёте взяло верх. — Вы знаете, а я ведь за вами наблюдал какое-то время. Уилсон удивлённо вскинул брови, а Арсений продолжал невозмутимо настраивать микроскоп. — За мной? Не за Хаусом? — Ага. С Хаусом я работаю, на него я уже насмотрелся. Он ведь прямолинейный, гениальный засранец. — Две положительные характеристики из трёх. Большинство, — усмехнулся Уилсон. — У вас же — идеальная репутация, — продолжил Арсений, слегка повернув голову к камере и смотря в никуда. — Вы ответственный, добрый, человечный… весь такой… положительный, — теперь он смотрел точно в камеру и слегка улыбался. — И при всём при этом, вы — его лучший друг. — Так, зафиксируйте это изображение. И это всё наводит вас на мысль, что Хаус в глубине души положительнее, чем кажется на первый взгляд? Вообще да, но Арсений сейчас не про это. — Это всё наводит меня на мысль, что в глубине души ВЫ куда менее положительный, чем кажетесь на первый взгляд, — и хитро улыбнулся. Уилсон улыбку перенял, но ответил: — Вы всегда оскорбляете своих врачей? — Это не оскорбление. Неизбирательная положительность, — Арсений изобразил кавычки на последнем слове, — переоценена. Уилсон одобрительно усмехнулся. — Теперь понятно, почему вы ему нравитесь. Уши Арсения моментально вспыхнули, и он смущённо отвёл взгляд, делая вид, что увлечён изображением в микроскопе. На самом деле он, конечно, ничего перед собой не видел. Мало ли, конечно, что имел в виду Уилсон. Но. Тот, тем временем, заговорил по делу: — Судя по тому, что я могу видеть, рака у вас нет. Вся рефлексия тут же отошла на задний план. Арсений, широко улыбаясь, облегчённо выдохнул, запрокинув голову и прикрыв глаза. — Ох… Слава Богу! — он откинулся на спинку стула. — Тем не менее, есть лёгкое воспаление, которое может значить… Однако договорить Уилсон не успел. Облегчение длилось недолго. Арсений схватился за левый бок, который пронзила острая боль, и коротко вскрикнул. — Арсений? Вы в порядке? — Болит, — Арсений изо всех сил старался контролировать голос, потому что из горла рвались всё новые и новые вскрики боли. От этого голос стал совсем сиплым. — С левой стороны, — он захлебнулся воздухом на вдохе. — Так же, как до этого болело справа. — Это вторая почка, — рассеянно предположил Уилсон. Арсений снова коротко вскрикнул, но продолжал говорить, неестественно тараторя. — Нет, я… Я надеюсь это что-то… Может… — На этот раз от тихо заскулил от боли, и прошептал: — Я облажался.***
— Плохая новость: обе твои почки вышли из игры! — обманчиво бодрым голосом вещал Хаус, наблюдая за скрытым за кислородной маской взволнованным лицом Попова. — А хорошие новости есть? — тот отнял маску от лица и вяло улыбнулся. — Вы снова дома? — Здесь есть кабельное. И можно сидеть без штанов. — А вот и хорошие новости, — улыбнулся Попов, явно прилагая к этому немаленькие усилия. Хаус в ответ усмехнулся. — Кабельное или то, что я без штанов? Арсений коротко рассмеялся, но тут же болезненно поморщился и снова потянулся за маской. — Уилсон нашёл признаки воспаления на биопсии. — Эй, я тоже это заметил! — обиженно надул губки Попов. — А Уилсон озвучил это вслух. Так что то, что ты заметил — не считается. — Озвучил вслух? — Ну да… — Хаус непонимающе выгнул бровь. — А как ещё можно озвучить? — язвительно спросил Попов, заставляя того фыркнуть. — Какой же ты душный! — с плохо скрываемым восторгом в голосе ответил Хаус. — Даже когда обе почки отказали! Арсений смущённо хихикнул. — Так что там с воспалением? — Ты же у нас такой умный! Может, ты и ответишь? — ехидно улыбнулся Хаус, наблюдая за обиженной моськой Попова. Ну, он же объективно очаровательный! А Хаус объективно не гей. — Так, ладно. Воспаление плюс две отказавшие почки указывают на аутоиммунное. Вероятно, СКВ или васкулит. И то, и другое лечится преднизоном. Начни со ста грамм… Но Арсений его перебил, уже спокойным, чуть хрипловатым голосом. — Аутоиммунное — это пока только ваша теория. Такая же, как рак или камень в почках до этого. Хаус закатил глаза. — Начни принимать преднизон. Тебе станет лучше — это и будет тебе подтверждением. — Я не собираюсь тратить лекарства на ветер! — Попов, ты идиот?! — У нас ограниченное количество лекарств, я не буду использовать ни одно из них, пока не будет очевидно, что оно необходимо. Докажите мне, что аутоиммунное, и я начну принимать преднизон, — Арсений выглядел непривычно серьёзным, даже, можно сказать, строгим; и Хаусу оставалось только обречённо вздохнуть и тоскливо посмотреть в ответ, пока тот не отключился. Ну вот что это за нездоровая принципиальность? Придётся возвращаться в больницу и отлавливать команду. Остаётся только надеяться, что они не разбежались за час до конца рабочего дня. По дороге до больницы Хаус написал Тринадцать, и та сообщила, что остались она и Эмбер, и что они будут ждать Хауса в его кабинете. Никаких сомнений в том, кого Хаус уволит последним, не оставалось. Он со скрипом признался себе в том, что Мышьячок вне конкуренции. А среди оставшихся троих — ну, кажется, выбор очевиден. Всё-таки «забавный» — не та характеристика, по которой он оставляет сотрудников. В кабинете, помимо прекрасных девушек, Хауса поджидал ещё и Уилсон. — Нам надо попросить его выйти наружу, — сходу начала Эмбер, и Хаус посмотрел на неё как на умалишённую. — Ну да, пусть идёт на запад, пока не упрётся в больницу. Или нет, погодите. На восток! Или на запад? — Аутоимунное — это, по сути, генерализованное воспаление, — невозмутимо продолжила Эмбер. — А холод — это лечение. Как лёд на растяжение положить. Если он начнёт чувствовать себя лучше снаружи — мы поймём, что это аутоиммунное. Хаус нахмурился и задумчиво закусил губу. С мыслей его сбил слегка возмущённый голос Уилсона. — Это что, мой кошелёк? Ах да. Хаус же играл в Шерлока. — Можешь забирать. Я уже в нём порылся, — а затем вернулся к разговору с Эмбер. — Мне нравится твоя метафора со льдом на лодыжку, — практически не ехидно произнёс он. — С ней всё выглядит так, словно мы не убьём его, выставив на мороз! — Да ему там только пять минут постоять! — Даже без рукавичек! Мама говорила мне, это плохая идея. Тем более, если на улице минус сорок, а у меня отказали обе почки, — Хаус смотрел хмуро, стараясь не выглядеть чересчур обеспокоенным. — Это же идеальная для вас идея, — возмутилась Эмбер. — Экстремальная, рискованная… — но затем замолчала, наблюдая за взволнованно покусывающим губу Хаусом. — Доктор Уилсон прав, вы переживаете за Попова! На этих словах Хаус вздрогнул и злобно зыркнул на Уилсона. — Уилсон, а ты, оказывается, сплетница! Тот скептично посмотрел в ответ. — Ты не трогал наличку, но забрал чеки? Хаус шумно втянул воздух сквозь зубы. — Счёт в ресторане — сто девяносто долларов, — на этих словах Тринадцать раздражённо фыркнула, а Эмбер то ли усмехнулась, то ли кашлянула. Хаус сощурился на них с подозрением, но практически сразу же вернул своё внимание чеку. — Это значит, был десерт и, вероятно, выпивка. Значит, сидели долго. Значит, это минимум третье свидание, значит… — Хаус, может вернёмся к диагнозу? — снисходительно отдёрнула его Тринадцать. — Есть какие-нибудь идеи? Медицинские! — Да нет больше других идей! — насупленно фыркнула Эмбер. — Маркер аутоиммунного процесса — а эн а, только гризли реактивами не какают! Хаус замер, задумчиво глядя в потолок. — Аутоиммунные заболевания были и до открытия а эн а. Как люди их определяли? Все в кабинете растерянно переглянулись. — По комплементу? — неуверенно предположила Тринадцать. — А до этого? — Эл е клетки, — сказала Эмбер. — Но у него нет стёкл с контролируемым размером пор… — И не нужно, — вдруг встрял Уилсон, роясь на столе Хауса, доставая из недр хлама скрепку.***
Соскребать с кровати себя пришлось раньше, чем организм окончательно проснулся. На самом деле было преступно поздно, но и лёг Арсений часу в третьем, если не четвёртом. И теперь, видимо, была очередь Хауса тусоваться ночью в зуме. Честно, искушение сделать видеозвонок в вотсаппе с телефона было слишком велико, но Арсений привык всегда выглядеть презентабельно. Даже если отказали обе почки. И вот сейчас Арсений, перерыв перед этим весь дом в поисках обыкновенных скрепок, закидывал одну в пробирку с кровью. — Итак. Когда ты встряхнёшь пробирку, скрепка разрушит часть эритроцитов. Если у тебя аутоиммунное — твоя иммунная система начнёт атаковать разрушенные клетки, они станут крупнее и их можно будет увидеть под микроскопом. Арсений несколько раз встряхнул пробирку и поставил её в держатель, судорожно потянувшись за кислородной маской. Из динамиков послышался непривычно обеспокоенный голос Хауса. Точнее, Хаус такой уже несколько дней — ну да, с тех пор, как Арсений заболел, — но тот всё никак не может привыкнуть. — Ты как? Слишком сильно не хочется верить, что Хаусу действительно настолько не всё равно. Арсений несколько раз глубоко вдохнул, и ответил слабым голосом, отняв маску от лица: — Без изменений. Ну что, как долго мне ждать, пока клетки не разбухнут? — Несколько часов, — Хаус выглядел подавленным. Не как когда умирал тот пациент, инвалид. Тогда Хаус винил себя за то, что сделал и чего не сделал. Сейчас Хаус как будто бы смирился с тем, что ничего сделать не может. — Ну или ты перестанешь лицемерить и примешь преднизон прямо сейчас, — с блёклой пародией на прежнюю язвительность произнёс он. Арсению не нравилось это настроение Хауса, и ещё паршивее было от мысли, что он мог с лёгкостью это исправить, но… Принимать таблетки первой необходимости без доказанной необходимости он не будет. И вообще… — По-вашему, если я вас не слушаю — я лицемерю? — вяло усмехнулся Арсений, сохраняя практически кристальное спокойствие. — Если я неправ — только скажите. Вы спите как дитя, и жизнь складывается ровно так, как вы мечтали. — Все несчастны. И ты это не изменишь, потому что люди не меняются, — с едва заметным раздражением парировал Хаус. — Вы так хотите в это верить только потому, что тогда вы не несёте ответственность за своё несчастье, — Арсений снисходительно улыбался, наблюдая за тем, как Хаус беззлобно закатывает глаза. — Ой, заткнись! Мне Уилсона хватает. — И тем не менее, вы всё ещё лучшие друзья, — снова улыбнулся Арсений, а Хаус на этих словах вздрогнул и поднял на того нечитаемый взгляд. — А ещё я заметил, что со мной вы проводите куда больше времени, чем с любым другим пациентом. Теперь взгляд Хауса стал по-настоящему грустным. Если бы это был кто угодно другой, кто не Хаус, Арсений бы подумал, что тому просто-напросто приятно общество самого Арсения как человека. Тогда эти его слова могли действительно задеть, будто издёвка. Но это же Хаус… — Прошу за это прощение, — тем временем вяло ответил Хаус, поджав губы. Неужели Арсений правда его задел? — Позвони, как будут результаты. И отключился. А Арсений ещё с минуту смотрел в пустой экран, думая над тем, что же такое происходит в голове у Хауса, если его так задела эта безобидная фраза. Теперь в груди неприятно щемило от мысли, что Хаус, может, начал открываться ему, а он так безбожно и неаккуратно его спугнул.***
Присутствие Уилсона и, даже, команды под боком спасало от неловкости, определённо. Конечно, может Попову просто нравится чувствовать себя особенным. А кому не нравится. Но Хаусу очень не нравится мысль, что дело именно в нём. Потому что Хаус мог с лёгкостью свыкнуться с мыслью, что Попов его хочет. Причём, судя по всему, неоднократно. Это даже забавно. Хаус с горем пополам перестал шугаться того факта, что он тоже, вроде как, его хочет. Но там, где начинается эмоциональная привязанность, кончаются навыки Хауса. И Хаус может сколько угодно убеждать себя в том, что это всё ему к чёрту не сдалось, но рано или поздно об этом заговорит Уилсон, и тогда… И чёрт знает, что тогда. И тогда жалко становится их обоих. В смысле, и Хауса, и Мышьячка. Попов же тем временем вещал из динамиков слабым голосом. — Анализ на эл е клетки отрицателен. Это не аутоиммунное. Хаус недовольно фыркнул. — Ты опираешься на анализ, сделанный со скрепкой! Просто прими преднизон. — Ну, вы либо ищете другой диагноз, либо ищете другой тест, — вяло улыбнулся Попов. — Попов, это ребячество! — Хаус, — укоризненно посмотрел на него Уилсон, хотя, Хаус уверен, тот был с ним согласен. — Ладно, есть ещё один способ, — обманчиво серьёзно добавил Хаус. — Есть экспериментальный препарат, называется… Преднизон! Если почки заработают… — Есть ещё один тест! — воскликнула Эмбер, и Хаус тут же пожалел, что взял сюда команду. Он поспешно поднёс к микрофону пачку чипсов и зашуршал ей, чем заставил всех присутствующих закатить глаза. — Кажется, связь прервалась. Она имела в виду, что другого теста нет! — Если у тебя аутоиммунное, — невозмутимо продолжила Эмбер, и Хаус, будто сдавшись, раздражённо отбросил пачку чипсов и откинулся на спинку стула, — воздействие холода может уменьшить боль в почках. — То есть, — Арсений сдавленно кашлянул, — если я выйду на холод, у нас будет ответ? — Она же только что сказала, — буркнул Катнер, вызвав злобный взгляд Хауса. — А ты вообще заткнись! — рявкнул тот, и Катнер вжал голову в плечи. — И вы об этом знали? — с лёгким раздражением спросил Попов. — Я не одобрил этот тест, потому что если ты превратишься в ледышку, будет проблематично воткнуть иглу тебе в руку. На это Арсений только снисходительно фыркнул и встал, потянувшись за вторым свитером. — Как долго мне надо там простоять? — Минут пять, — мягко ответила Тринадцать, игнорируя взгляд Хауса исподлобья. — И ты, Брут, — буркнул тот и снова обратился к Попову. — Восемь минут снаружи убьют и здорового человека, а здоровые люди не ходят с кислородными масками и могут самостоятельно писать, без катетера. — Я попрошу Антона сходить со мной. На этих словах Хаус поморщился. — Ну конечно, обратись к своему супергерою. Не забудь его потом отблагодарить как следует, — разозлённо бросил Хаус, ловя на себе удивлённые взгляды присутствующих. Арсений поднял на него мрачный взгляд. — Хаус, это слишком даже для вас. — Господи, да прими ты этот чёртов преднизон! — Как только я вернусь с улицы. Если это аутоиммунное. Арсений начал вставать, но тут же качнулся и… — Вы в порядке? — только и успел спросить Уилсон, как тот рухнул на пол вместе с ноутбуком. На экране виднелось его мёртвенно бледное лицо с закатившимися глазами. Хаус в полубессознательном состоянии резко встал, гремя стулом, и едва слышно огрызнулся на Уилсона: — О да, уверен, он в полном порядке! И молниеносно бросился к выходу из кабинета. За ним вылетела обеспокоенная Тринадцать. — Вы куда? — У Кадди есть номер человека, у которого точно есть телефон этого… Антона.