***
Антон действительно позвонил относительно скоро. Но всё равно не достаточно. — На всё про всё ушло двадцать минут, — докладывала Эмбер мрачному Хаусу. На созвоне тот не присутствовал – Уилсон его слишком заболтал, наверняка специально. — Попов к этому времени уже впал в кому. Начали преднизон – никаких улучшений. — Значит, это не аутоиммунное… — Хаус нервно закусил губу, глядя в потолок, а затем невесело усмехнулся. — Хорошо, что он в коме — не придётся слушать его злорадство! Тринадцать задумчиво произнесла, не прекращая наблюдать за ним: — Надо проверить функциональность почек. — Ага! — с напускной бодростью кивнул Хаус. — Жаль он в коме. А так бы провёл тест и выяснил, почему он в коме. Результаты были бы парадоксальными! — Мы можем попросить Антона сделать тест, — подал голос зашуганный Катнер. — Слишком сложно, — фыркнул Хаус, даже не глядя в ответ. Но тут же задумчиво поджал губы. — Только если он не хочет пить. Набирайте его! По телефону Антон ответил моментально, и ещё через две минуты кинул ссылку на зум. Тут же всплыла новая проблема. — Вы хотите, чтобы я выпил… — но тут же замялся и полез в телефон, шёпотом чертыхаясь. — Чего блять они хотят, чтобы я выпил. — Мочу! — громче необходимого крикнул Хаус, заставляя Антона вздрогнуть и недоумённо уставиться в ответ. — Вы говорите по-русски? — Тупой вопрос, — поджал губы Хаус, игнорируя удивлённые взгляды команды. — И к делу не относится. — Вы хотите, чтобы я выпил его мочу? — Если у неё сильно концентрированный вкус — значит, проблема в почках, — монотонно говорил Хаус со слабым акцентом. — Если водянистый — в мозге. — Хаус, может, переведёте? — недовольно встряла Эмбер. — Переведу то, что сочту необходимым до вас донести, — отчеканил Хаус. — И тогда вы его вылечите? — с круглыми, как у того кота из Шрека глазами, спросил Антон. — Ну, допустим, да. Антон неуверенно поёрзал, глядя, видимо, на Попова, находившегося вне зоны видимости камеры. Хаусу захотелось крикнуть, чтобы Антон навёл на того камеру, но было предельно ясно, что никому из присутствующих не надо на это отвлекаться. Особенно самому Хаусу. — И как мне… Взять мочу, — Антон сглотнул, но не выказал ни малейшего отвращения. — И это единственный вопрос, который у тебя возник? — язвительно бросил Хаус. — Не «А это безопасно?», «А нет ли другого способа?», «Вы что, с ума сошли?!» — Но вы бы не просили, если… — Погоди, — он подался вперёд с ехидной улыбкой. — Чувства к бывшему не до конца прошли, а? Антон заметно насупился и зло ответил: — Какое вам вообще дело, что я к нему чувствую?! Хаус едва нахмурился. Конечно, никакого дела ему нет. Кроме, разве что… — Потому что теперь я знаю, что я могу заставить тебя сделать что угодно, чтобы спасти его, — ухмылка стала ещё шире. И затем он обратился уже к Тринадцать. — Пришлите ему инструкции текстом, предварительно переведя на русский. А сам быстрым шагом направился в столовую. Хотелось бы пообедать до того, как ему придётся созерцать эту… дегустацию.***
Впрочем, пообедать он не успел, потому что уже через десять минут пейджер оповестил, что его ждут в его же кабинете. На экране компьютера уже был Антон с мерным стаканчиком, наполненным мочой. Антон медленно поднёс его ко рту и отхлебнул, уже через несколько секунд выплёвывая содержимое обратно, и потянулся за бутылкой с водой. — Водянистая, — прошептал он, сделав несколько глотков воды. Хаус мрачно поджал губы и повторил для команды: — Водянистая, — и тяжело выдохнул. — Плохие новости. Он встал и начал медленно расхаживать по кабинету, покусывая губы. Между тем, грустным голосом заговорила Тринадцать: — Либо повышенное внутричерепное давление, либо… — и запнулась. Ну да, либо шансов практически нет. — Либо что-то с гипоталамусом, — с напускной невозмутимостью закончила Эмбер, теребя край блузки. — Что там? — с очевидным испугом в голосе встрял Антон. Хаус мрачно поднял на него взгляд. — Либо повышено давление внутри черепа, либо проблемы с гипоталамусом. При любых других обстоятельствах Хаус бы его послал, но сейчас поддерживать режим мудака не было никаких сил. — И как вы проверите, что из этого? — Хороший вопрос. Как мы проверим, что из этого? И тишина. Что ж, они все слишком взволнованы. Впрочем, одна идея у Хауса была. И она ему ой как не нравилась. — Мы ничего не можем сделать. Делать будешь ты. Тебе надо просверлить дырку у него в черепе. Антон шокировано дёрнулся и вновь устремил испуганный взгляд куда-то за камеру. Хаус продолжал. — Если он придёт в сознание, значит, это было повышенное давление, — на этом месте он запнулся. Ну же, Хаус, будь профессионалом хотя бы сейчас, когда ты действительно не можешь ни на что повлиять! — А если это другое, — быстро проговорил Антон, заметив напряжение Хауса. Тот глубоко вдохнул и прикрыл глаза. — Он умрёт, — и шумно выдохнул, не открывая глаз. — Но если это гипоталамус, он умрёт в любом случае. Антон задохнулся собственным вдохом. — Если… Если проблема с давлением и я просверлю череп… Ему станет лучше? — Нет, — бесцветным голосом ответил Хаус и поднял наконец глаза. — Но у нас будет немного больше времени, чтобы выяснить, что не так. Глаза Антона ошалело бегали по экрану, он судорожно затряс головой. — Я… Я не смогу, — сбивчиво прошептал тот. Хаус посмотрел на него чуть ли не отчаянно, подходя ближе к камере, и зашептал в ответ: — Ну же, ты же его любишь! Ты же что угодно сделал бы, чтобы спасти его… Антон зажмурился и затряс головой ещё сильнее, затараторив срывающимся голосом: — Но не это! Если… Если он умрёт из-за того… что я сделал что-то не так… — Так, послушай меня, — мягко перебил его Хаус, будто бы успокаивая. И, не особо задумываясь, что говорит, продолжил: — Я не позволю тебе навредить ему, — слышал бы его Уилсон… — Пожалуйста, — с тщательно скрываемым отчаянием добавил он. — Это его единственный шанс. Антон смотрел испуганно и даже, кажется, подрагивал от напряжения. Но всё равно кивнул, сжимая и разжимая кулаки. — Хорошо.***
В следующий раз, когда Антон позвонил, камера была направлена на кухонный стол. На столе, с подушкой под головой и привязанной кислородной маской, лежал мертвенно бледный Арсений. Голова была зафиксирована жгутом, а рядом стояло какое-то устройство для сверления досок. Дрель тоже была зафиксирована, поэтому риск того, что она соскочет из-за дрогнувшей руки был минимален. — Голову зафиксировал, — звенящим от напряжения голосом проговорил Антон. — Дрель стерильна. Хаусу было невыносимо за этим наблюдать. Команду он опять куда-то отослал, Уилсона даже на порог не пустил, и теперь чувствовал себя, наверное, ещё хуже. Хотелось отвернуть и зажмуриться, закрыть уши руками, выбежать из кабинета и не заходить, пока ответ не будет получен. Но он тут главный. — Расположи сверло над верхним левым углом его лба. В дюйме от виска. — Ёб твою мать, дюйм — это сколько? Хаус с нажимом потёр лицо. — Два с половиной сантиметра. Антон нервно кивнул, облизал губы и включил дрель. Он плавно надавил на неё, опуская всё ближе ко лбу Арсения, и Хаус невольно затаил дыхание. — Оно не проходит. — Кость твёрже дерева, дави сильнее, — Антон опять кивнул. — Череп толщиной в четверть дюйма. Когда пройдёшь половину, сверли осторожнее. Если выйдет с другой стороны, значит, перебор, — язвительные интонации получились куда нельзя более жалкими. Антон надавил сильнее, и уже меньше чем через пару секунд послышался глухой хруст. — Что теперь, что теперь? — в панике воскликнул он, поднимая дрель и отскакивая от неё как от огня. — Дай жидкости вытечь. Из черепа медленно вытекала кровь вперемешку с лимфой, и больше ничего не происходило. Антон начал грызть заусенец, в панике смотря на Арсения. Хаус опять затаил дыхание, постукивая тростью об пол. Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Он просто не вывезет, если… Из динамиков послышался сиплый вдох, и возглас чуть ли не прыгающего от облегчения Антона. — Он очнулся! Хаус практически на физическом уровне почувствовал, как с выдохом с плеч упала гора. Он спрятал, закрыл лицо руками и надавил пальцами на глаза, опять шумно втягивая воздух и медленно выдыхая. Что ж, теперь бесполезно себя обманывать. Кажется, у Хауса в жизни опять появился человек, на которого ему по-настоящему не всё равно. А вместе с ним и страх всё снова испортить. Только на этот раз всё может быть куда… масштабнее. И этот самый человек слабым голосом, едва открыв глаза, шепчет: — Тош… Что случилось? Антон присел рядом на стол и посмотрел на Арсения снизу вверх, ласково беря за руку. — Всё хорошо, Арс, всё будет хорошо, — и мягко поцеловал тыльную сторону ладони. Хаус с тоской подумал, что он бы не был так в этом уверен. Но озвучивать сейчас почему-то не хочется. Хочется напиться.***
Хаус запретил им отключаться, но команду собрал в коридоре. Он не до конца отдавал себе отчёт в странных решениях, но главное, как он себе говорил, чтобы это не вредило пациенту. — Мышьяк вышел из комы, и у нас есть новый симптом. Повышенное внутричерепное давление. Вперёд! — Почему мы здесь? — тем временем недоумённо спросил Катнер, заставляя Хауса закатить глаза. Но ответил он без язвительности, только чуть устало. — Там палата пациента. Давление, плюс проблемы с почками, плюс коллапс лёгкого равняется… — Больше всего похоже на опухоль, выбросившую какой-нибудь сгусток, — всё с тем же лёгким недоумением ответил Катнер. — Мы исключили рак, — язвительно бросила Беспощадная Стерва. Хаус перевёл на неё мрачный взгляд, а затем опять уставился в пол. — Но не тромб. Что вызывает тромбы? — Бактериальный эндокардит, — тут же активизировалась Тринадцать. Беспощадная Стерва закатила Глаза. — У него нет жара. Катнер задумчиво переступил с ноги на ногу. — Тромбоз глубокой вены плюс открытое овальное окно. — Дефект бы нашли, вы все проходили медосмотр перед приёмом на работу. Внезапно Эмбер будто осенило. — Но сгусток это же не обязательно тромб! — Хаус перевёл на неё спокойный задумчивый взгляд, пока она продолжала: — Атеросклероз. На стенках артерий образуются жировые сгустки. Они отрываются и блокируют кровоток. Всё объясняет. Хаус задумчиво пожевал губы. — У него нет факторов риска… — Ладно, это может быть другой жир. Жировая эмболия. — Идеально подходит… Не считая того, что это совершенно невозможно! — чуть раздражённо прикрикнул Хаус. А затем продолжил уже спокойнее: — Жировая эмболия вызывается несросшимися переломами. А я его целиком… — но тут же запнулся, задумчиво хмурясь. — Он не снимал носки, — а затем слегка улыбнулся Эмбер. — Молодец! И встал одним резким движением, направляясь в кабинет. Арсений всё ещё лежал на столе, только теперь боком и с пластырем на лбу. Антон стоял рядом и перебирал его волосы. — Физалис, сними носки! Арсений вздрогнул и щенком взглянул на Хауса. Было непонятно — то ли он напуган, то ли благодарен, то ли безоговорочно верит и надеется, но от этого взгляда что-то внутри сжималось. Хаус едва заметно повёл плечами и нахмурился. Затем Арсений вяло кивнул, медленно сел и, не без помощи Антона, стянул носки. Большой палец на правой ноге был практически целиком фиолетовым с почти почерневшим ногтем. Арсений резко вдохнул. — Как видишь, палец сломан, — уверенным — впервые за несколько дней — голосом сказал Хаус. — Господи… Арсений шумно сглотнул. — Фрагменты костного мозга попадали в кровоток. Жировые эмболы блокировали сосуды почек, лёгкого и мозга. — Но я, — Арсений удивлённо выдохнул и снова посмотрел на Хауса. — Я ничего не чувствую… — Холод притупляет боль. И особенно чувствительность конечностей, — Хаус снова говорил бодро, даже слегка язвительно, и это облегчение передалось всем присутствующим. Арсений слабо улыбнулся, и теперь доверчиво, если не сказать ласково, посмотрел на Антона. — Мне надо вправить перелом. Сделаешь? Хаус с едва заметной тоской поджал губы. — Он просверлил тебе череп, а до этого пил мочу. Думаю, с этим он справится. Арсений перевёл удивлённый взгляд с Антона на Хауса. Тот с шумом втянул воздух и вновь бодро заговорил: — Правой рукой зажми кончик пальца, и место перелома держи левой, — Хаус наблюдал, как Арсений, снова явно храбрясь, лёг обратно, прикрывая глаза. — Да, Физалис, ЭТО ты почувствуешь. На счёт «три» сильно потяни. Мышьячок, готов? Арсений резко закивал и Хаус, слабо улыбнувшись, начал считать. — Раз… Два…Три! Антон резко дёрнул за палец и сразу вслед за лёгким хрустом послушался не вскрик даже — чуть ли не вопль Арсения, такой болезненный, что Хаус даже зажмурился на мгновение. И тут же открыл глаза, внимательно следя за тем, как Арсений, вытирая невольно выступившие слёзы и тяжело дыша, снова принимает вертикальное положение. — Как ты себя чувствуешь? Арсений пару раз судорожно кивнул, а затем всё-таки выдавил из себя сиплое: — Сносно. — Наложи на палец шину и будешь в порядке. Кончики губ Хауса дёрнулись в слабой улыбке, и Арсений улыбнулся в ответ — широко и ярко. Хаус даже сам для себя упустил момент, когда начал таять. — Спасибо, — тем временем ласково прошептал Арсений. — Благодари не меня, — беззлобно усмехнулся Хаус, кивая на Антона. — Он спас тебе жизнь. И Антон засиял, крепко обнимая прильнувшего к ниму Арсения. А Хаус поспешил отключится, грустно улыбаясь. Успокаивал он себя, пожалуй, только тем, что рано или поздно Попов вернётся сюда. А пока у него осталось незаконченное расследование.***
У Арсения болело всё тело. Буквально — от головы до пальцев ног. И всё равно он крепко хватался за свитер стоящего рядом Антона. — Тош… Я мог умереть? Тот мягко погладил его по взъерошенным волосам. — Теоретически, наверное, да. По крайней мере, мы все этого боялись, — и оставил невесомый поцелуй в макушку. — Так а что было-то в итоге? — Арсений подался назад, борясь с желанием лечь обратно и уснуть. — И принеси мне знаешь, что?... М-м-м… Пластырь в рулоне, марлю и щепку какую-нибудь, поплотнее и желательно плоскую. — Будет сделано! — Антон шуточно отдал честь и унёсся в подвал искать щепки. Вернулся довольно быстро, и тут же метнулся к кухонной аптечке. — Ну, ты в коме, вроде как, был… Арсений умилённо фыркнул. — Это я понял. У Антона загорелись глаза, и он почти благоговейным шёпотом спросил: — И что ты чувствовал? — Анто-о-он, — страдальчески закатил глаза Арсений. — Давай всё сюда, я себе шину наложу. — А можно я? Арсений мягко покачал головой. — Не надо, — и, забрав из рук Антона щепку, начал обматывать её марлей. А затем, слегка морщась от боли, примотал её к стопе пластырем и спустил ноги со стола, поболтав ими в воздухе. — Импровизированная шина. Так почему, вы думали, я мог умереть? — Ну, Хаус сказал, это могли быть проблемы с гиппопотамусом, — сказал Антон, стараясь сохранить как можно более серьёзное лицо. Арсений прыснул, жмурясь от боли, не в силах прекратить смеяться. — Анто-о-н, — снова протянул он, теперь уже со смехом. — Гипоталамусом! — Ага, — широко улыбнулся тот, слегка наклоняясь, чтобы Арсений потрепал его по волосам. — Арс, ты как? — Болит всё. Но жить буду, — улыбнулся Арсений в ответ, зарываясь пальцами в кудряшки Антона и массируя кожу головы. — Спасибо, Тош. — Ну А-а-арс! — Ладно-ладно, прости! — и снова хихикнул. — Спасибо, Шаст. Так Лучше? — Ага. Арсений отстранённо наблюдал за тем, как Антон чуть ли не светится, наклоняя голову и жмурясь от удовольствия, и не знал, как подвести к интересующему его вопросу. А как вёл себя Хаус? Правда ли переживал за него? Не вёл ли он себя как мудак с Антоном? Может, вёл себя как ещё больший мудак из-за того, что тот бывший Арсения? Возможно, он спросит когда-нибудь потом. А сейчас силы у Арсения были только на то, чтобы не особо изящно спрыгнуть со стола и, опираясь на руку Антона, доползти до своей кровати. Удивительно это или нет, но, провалявшись в коме, Арсений не выспался. Поэтому уснул он как только, так сразу.***
— Уилсон! — Хаус ворвался в кабинет друга, со стуком распахнув дверь. — Хочу спросить тебя о твоей девушке! Тот страдальчески закатил глаза и откинулся на спинку кресла, отбрасывая ручку. — Я её знаю, иначе ты бы мне уже сказал, как её зовут. — У неё нет имени. Это, своего рода, врождённый дефект. Хаус, я иду обедать. И я не собираюсь отвечать на твои глупые вопросы. И действительно, он поспешно встал, сняв пиджак со спинки, и, надевая его на ходу, прошёл мимо Хауса к двери. Тот вышел следом. — У нас около двенадцати общих знакомых женского пола. Имён пяти из них я не помню, так что остаются… Кадди. Твои бывшие жёны… — Твоя мама, — невозмутимо пожал плечами Уилсон, не обращая внимания на ошарашенное лицо Хауса. Тот даже на секунду замер, отставая. А затем прибавил шаг, снова ровняясь с Уилсоном. — Это не может быть Кадди, потому что ты натурал. — Про тебя я тоже думал, что ты натурал… — всё так же невозмутимо добавил Уилсон, и на лице Хауса опять появилась заторможенная растерянность, а затем он только зло стрельнул в друга глазами, но продолжил: — Это не может быть твоя… — Хаус! — резко окрикнул его Уилсон, останавливаясь. Тот тоже замер, медленно оборачиваясь и глядя на строгого Уилсона. — Займись делом, поработай в клинике. Ты вылечил Попова, и теперь тебе неймётся, что он там остался наедине с бывшим, весь преисполненный благодарности к нему. Позвони ему вечером, поговорите. А меня, пожалуйста, оставь в покое. И научись уже не лезть не в своё дело. Хотя… на что я рассчитываю. И он быстрым шагом прошёл мимо, недовольно поджимая губы, оставив Хауса стоять в прострации посередине коридора. Идея позвонить Мышьячку была столь же заманчивой, сколь и пугающей, и Хаус провёл весь оставшийся рабочий день на иголках. Поэтому всю свою энергию он направил в относительно мирное русло. Слив работу с документацией команде за полчаса до конца рабочего дня, Хаус с чистой совестью переместился на парковку и как истинный партизан засел в машину. Уилсон вышел аккурат через десять минут после конца рабочего дня и пошёл к своей машине. Отстояв короткую пробку на выезде, Уилсон покинул парковку, и Хаус, выждав полминуты для приличия, поехал следом, держась на расстоянии. Конечной точкой маршрута, как и предполагалось, был ресторан в пятнадцати минутах езды от больницы. После того, как туда зашёл Уилсон, Хауса хватило буквально на несколько минут и он вошёл следом. Хаус тихо подошёл к столику друга и сел напротив. Тот лишь страдальчески закатил глаза. — Итак. Ты не забрал её, значит, она тоже с работы. Значит, вы зашли довольно далеко… — Чёрт, думал, ты отстал, — обречённо, но с иронией сказал Уилсон. — Специально шёл сюда задом наперёд, следы путал. — Кажется, я могу сузить список до трёх человек! — О, тогда тебе правда лучше уйти! Если ты её увидишь — это же будет читерством! — иронии в голосе становилось всё больше. — Это не кто-то из твоих бывших жён… — … потому что они меня ненавидят. — Не ненавидят. Должны бы, но нет, — в той же манере ответил Хаус. — Я им звонил. Это кто-то новый, но я её знаю… — А ты никогда не думал просто немного за меня порадоваться? Хаус ехидно сощурился. — Пару раз. И Уилсон опять закатил глаза, откидываясь на спинку стула. Хаус продолжил. — Ты заказал вино до того, как она пришла… Уилсон с секунду подумал, а затем елейно улыбнулся и сказал: — Девушки — это хорошо, Хаус. Но ты, возможно, это подзабыл. У тебя свои проблемы, и я всё ещё настаиваю на том, чтобы ты шёл решать их, а не лез ко мне. — Ты здесь не из-за девушки, ты здесь из-за чувств, — последнее слово Хаус сказал с таким лицом, будто у него разом заболи все зубы. — Чувства — это ведь ещё лучше! Ты вылечил Попова в том числе и потому, что ты за него переживал! — Ты сейчас демонстрируешь иллюзию мужской уверенности в себе, значит до главного вы с ней ещё не дошли. — Дошли. Она мне просто нравится. — До сих пор?! — Хаус комично выгнул бровь. — Ты знал, что ему будет холодно без носков, но тебе надо было осмотреть его. А он тебе нравится… — То есть твоя теория в том, что… Я беспокоился за него и поэтому разрешил не снимать носки? — Хаус раздражённо фыркнул и отвёл глаза, стараясь сохранить прежнюю язвительность. Однако сейчас он казался скорее задумчивым и чуть хмурился. — Если вы ЭТО называете любовью, то я не хочу иметь с ней ничего общего. И нервно обернулся. — Ну знаешь, всё начинается с тёплых стоп, но приводит к другим вещам… Я и твоя мама расскажем тебе об этом, когда ты подрастёшь, — усмехнулся Уилсон. Хаус хмуро взглянул на него, на какое-то время растеряв всю свою язвительность, и теперь перевёл взгляд на свои руки, смотря мрачно и задумчиво. — Если бы я заставил его снять носки, я бы заметил сломанный палец ещё тогда, и решил бы дело ещё тогда, и Попов бы не впал в кому… — И ты продолжаешь утверждать, что тебе нет до него дела? Довольную усмешку Уилсона перебил знакомый женский голос за плечом у Хауса. — Конечно нет, — мелодичный, но такой ехидный. — Хаусу ни до кого нет дела. И Хаус шокировано поднял взгляд, наблюдая, как Уилсон встаёт из-за стола, подходя к девушке и легко целуя её в губы. Хаус неметафорически открыл рот от удивления. — Беспощадная Стерва?! Уилсон снисходительно улыбнулся, глядя на друга. — Ну, я зову её «Эмбер», — а затем наигранно нахмурился, будто заметил какую-то несостыковку. — А она была в твоём списке?***
Проснулся Арсений преступно рано и сразу же невольно отметил – у Хауса сейчас часов девять вечера. Интересно, где он проводит вечера? Дома за той несчастной бутылкой бурбона, или, может, в каком-нибудь дешёвом баре? Или дорогом. Или в борделе… Арсений поморщился, но, скорее, от боли, которая всё ещё сопровождала каждое его движение. Антон, конечно, ещё спал. А Арсений теперь точно не уснёт. Потому что — а правда ли Хаус переживал? Арсению кажется, или тот ревнует? Что тогда имел в виду Уилсон?.. Резко захотелось выпить. Текилы, пожалуйста, Арсений одинок, и последний звонок телефон кричал, конечно, не год назад, но всё-таки. Он грустно посмотрел на дверь. Не выходи из комнаты, Арсений. Какое у него лирическое настроение, надо же. Что там ему Шастун просверлил в мозгу, что в голову лезут одни бессмысленные цитаты, и ни одной полезной мысли. Ну какая тебе рефлексия, Арсений? Тебе череп сверлили меньше двенадцати часов назад! А Хаус даже не попрощался нормально… Так Арсений и провалялся, больше часа — это точно. За окном опять сугробы, а у него ещё больничный. Две недели, боже мой! Хотя бы оплачиваемый… Отсюда он, конечно же, уедет раньше. Чего он точно никак не ожидал, так это активизирующегося в полдесятого утра зума. Ему звонил Хаус. На лице тут же расцвела глупая улыбка, пришлось приложить всевозможные усилия, чтобы спрятать её хотя бы чисто номинально. Три секунды ушли на то, чтобы собраться с мыслями и ответить. — Да? Хаус на экране поджимает губы и вроде как улыбается, глядя в пол. Он сидит всё на том же диване, за спиной всё те же книжные полки и, Арсений уверен, рядом с ноутбуком опять стоит бутылка крепкого алкоголя. — А ты знал, что Уилсон встречается с Беспощадной Стервой? — хитро улыбаясь, наконец заговаривает тот. Арсений удивлённо присвистнул, но спросил: — Вы за этим мне позвонили? — без насмешки или обиды; просто улыбаясь снисходительно и с едва заметной лаской. Хаус фыркнул с напускной обидой. — А тебе неинтересно? Арсений тихо рассмеялся, жмурясь и чуть наклоняя голову, а Хаус вдруг посерьёзнел. — Физалис, как ты? Тот поднял круглые от удивления глаза. Хаус смотрел на него с нескрываемым беспокойством и без грамма иронии, так что Арсений сперва даже растерялся. — Я… — Только не говори, что в полном порядке — не поверю, — и дёрнул уголком губ в лёгкой полуулыбке. — Голова иногда болит. И палец, — как в трансе ответил Арсений. — Сильно? — Да нет… Хаус пару раз кивнул и как будто бы облегчённо выдохнул. — Когда вернёшься? — Как только, так сразу, — теперь уже Арсений вовсю улыбался, глядя на такого… открытого Хауса. Тот только беззлобно фыркнул. — Очень информативно. И повисло молчание. Вроде как даже неловкое, но в то же время… — А вы правда переживали? Хаус посмотрел даже как-то обиженно. — Нет, просто так спрашивал у тебя, как ты себя чувствуешь, — насупился он. — Ты мог умереть и даже не имел возможности получить нормальную медицинскую помощь. А потом ещё и впал в кому. Да тебе череп сверлил человек, которого я первый раз увидел, и он едва ли вообще до этого в руках дрель держал!.. — и едва слышно добавил, глядя в потолок: — Конечно я волновался… Улыбка Арсения стала ещё шире. — Хаус. Тот наконец посмотрел в глаза — насколько это позволял экран ноутбука — и вот это выражение «бровки домиком» на лице Хауса выглядело так трогательно и уязвимо, что сердечко Арсения в очередной раз сделало грустное гейское «ебоньк». — Спасибо, — прошептал он, и, наверное, что-то такое отразилось на его лице, потому что Хаус улыбнулся в ответ и мягко кивнул. А затем опять впал в какую-то странную задумчивость. — Почему вы позвонили Кадди тогда? Было бы проще найти врача в России… Тут Арсений замялся, потому что, ну, была, конечно, «официальная» версия, но имелись и личные причины. О которых он пока говорить точно не готов. Да и будет ли это уместно? — Шаст вначале звонил Воле… Вы про него, наверное слышали, — и Хаус молча кивнул. — Паша сказал, что он сам за лечение не возьмётся — он был на какой-то конференции, нестабильная связь... Дал несколько контактов знакомых врачей… Вообще, в этом месте Арсений чуть ли не с ужасом понял, что не сможет доверить своё здоровье никому, кроме Хауса. Но был ещё один момент, позволяющий с чистой совестью сказать только часть правды, а не увиливать от ответа. — Ни у одного из них не оказалось должного оборудования… и смелости, чтобы взяться за это. Тогда я предложил позвонить Кадди. Знал, вы не откажетесь от интересного дела, — и слабо улыбнулся. — Почему не сразу мне? — с нечитаемыми интонациями спросил Хаус. — Ну… Мне тогда показалось, что лучше отправить официальный запрос в больницу… Это тоже была только часть правды. На самом деле Арсений просто испугался звонить напрямую к Хаусу, от сам не знал, почему — списывал всё на выкрутасы воспалённого сознания. Объективно, он был не в лучше форме. Если бы не это — он бы, наверное, без зазрения совести обошёл бы эту необходимость в «официальном запросе». Что это вообще за глупость. Хаус же медленно кивнул, глядя куда-то, кажется, сквозь экран, и повисла короткая пауза, полная, как будто, недосказанности. Потом Хаус снова кивнул, и полувопросительно озвучил: — Ну, жду на работе через две недели?.. Арсений пару раз быстро кивнул, снова широко улыбаясь. — Спокойной ночи, Хаус. — И тебе доброго утра, Физалис, — фыркнул тот.