Я всегда буду рядом

      Рудольф бежал по длинному коридору замка, приближаясь к выходу на задний двор, не замечая никого вокруг. Там его ждала бабушка Софи. Последнее время ей нездоровилось, и она почти полностью отошла от управления политической ситуацией, но на ее плечах еще лежали заботы о благоустройстве королевского двора.       Софи огорчало, что сын все чаще перестал прислушиваться к ее мнению, поэтому она стала больше времени проводить с Рудольфом. Утренняя прогулка по изящному саду теперь стала одним из их еженедельных ритуалов. В это время принц мог увидеть свою строгую и холодную бабушку более нежной, чувственной. Он рассказывал ей про свое обучение, о военном деле и планах на будущее. Софи всегда внимательно его слушала, иногда давала советы. В такие моменты он чувствовал, что какими бы ужасными методами эта женщина не пользовалась, что б достичь своей цели, она все-таки любит свою семью.       Они медленно шли по извилистому зеленому лабиринту, тропинки которого Рудольф так хорошо знал. Парень молчал, он был погружен в свои мысли, вспоминал как часто убегал от придворных нянек этими запутанными дорожками, прятался от правил и дворцовой суеты у любимого старого дуба. Сейчас на нем уже не висят те детские качели, но в памяти Рудольфа они останутся там навсегда, как и искренний смех его единственного друга.       По спине парня пробежала легкая приятная дрожь. Он не видел Тода уже давно, лишь иногда ему казалось, что он рядом, в тени, наблюдает за ним, защищает от напастей днем и оберегает сон ночью. Да, Рудольф, несомненно, скучал, но позвать его не решался. И был прав. Мужчина был рядом всегда, но чувство вины не оставляло его даже спустя время.       На следующее утро после той злосчастной ночи казалось, что ничего не изменилось. Тод, решившись показаться парню только лишь под вечер, застал того за чтением. Увидев друга, юноша отложил книгу и мило улыбнулся ему. Но что-то в его взгляде все-таки стало иным: более холодным, отрешенным, лишенным прежнего доверия и безграничной детской привязанности. Мальчишка больше не позволял мужчине прикасаться к себе, обнимать как раньше. Старался держаться в стороне и почти не разговаривал, не просил о помощи, не ждал поддержки.       Однако мужчина точно знал, чего хочет. Он решил покорно ждать, когда Рудольф забудет ту ночь, когда станет старше и сможет понять его и те чувства, что бушуют внутри. И лишь спустя несколько месяцев, юноша снова позволил своему другу погладить себя по голове. Мальчишка стал для него словно хрустальная статуя, каждое прикосновение к которой может принести либо возвышенное, робкое наслаждение, либо необратимое разрушение от неосторожных движений.       Так прошел год. Парень вырос, но его глаза все еще блестели некой детской наивностью, а разум и тело далеко опережали шестнадцатилетний возраст. Он уже был ничуть не ниже своего отца, и лишь на несколько дюймов уступал самому Тоду, имел хорошо сложенное, хрупкое, но сильное тело. Волосы стали темнее, а непослушная прядка все так же часто выбивалась и падала на лицо.       Когда Рудольф с бабушкой возвращались обратно в замок, солнце было уже высоко в зените. Только в воскресенье парень мог позволить себе отдохнуть, никаких занятий, обязанностей и расписания. Неожиданно принца охватило необъяснимое ощущение тревоги.       В нескольких метрах от них, скрывшись под тенью высокого старого дерева, стоял Тод, внимательно наблюдая за происходящим. С каждым днем его все больше волновали отношения его маленького мальчика и этой жестокой женщины. Он не верил ей, знал, что ее доброта — уловка для еще наивного ребенка, жаждущего любви. Может, в мужчине просто кипела ревность, что эту любовь мальчишка теперь охотнее принимает от той, кого еще год назад считал своим мучителем, а не от него? Взгляд Тода был действительно пугающим, полным боли и ненависти, но юноша этого не видел.       Будучи уже у самих дверей в замок, Рудольф крепко обнял свою бабушку. Она нежно положила голову ему на грудь. Глубоко внутри женщина гордилась своим творением, знала, что жестоким воспитанием сделала из этого ребенка хорошую замену для своего слишком мягкого сына.       Тод видел ухмылку на лице Софи, видел нежный и добрый взгляд Рудольфа. Ему показалось, что парень теперь любит эту женщину больше него, своего единственного друга. Кисти и пальцы его рук непроизвольно сжались в кулак, на лице появилась устрашающая улыбка, а глаза горели синим пламенем.       Парень расслабил объятья, позволяя взять себя за руку. Бабушка собиралась что-то сказать, но не успела. Рядом с ними пронеслась темная тень, еле уловимая для человеческого взгляда. Софи пошатнулась, Рудольф быстрым движением подхватил ее, оберегая от падения. Он почувствовал, как по его рукам потекла теплая густая жидкость.       — Это кровь! — с ужасом в голосе закричал принц. Он опустился на колени, судорожно осматривая ослабевшее тело. В ее шею до основания был воткнут острый серебряный клинок. Глаза женщины стали стеклянно-прозрачными, она уже не дышала. Ресницы Рудольфа задрожали, по щекам быстрыми ручьями потекли слезы, он истерично обнимал истекающее кровью тело своей бабушки, пока его не оттащили слуги, прибежавшие на крик.       Тод стоял совсем неподалеку, на его лице была довольная ухмылка, он тихо смеялся.       — Так будет на много проще… для меня, — проговорил он.       Если бы Рудольф обернулся, он бы непременно увидел мужчину, услышал бы его голос. Но он неотрывно смотрел на собравшуюся толпу, слыша только свои собственные крики и всхлипывания, вздрагивая от рыданий.       — Не стоит забывать, мой дорогой, что я всегда получаю то, что хочу. Я ведь сама Смерть, — Тод снял свои, когда-то белоснежные, а теперь испачканные кровью перчатки и бросил их на землю, медленно исчезая в толпе.