Я всегда буду рядом

      — Ну вот мы и встретились, — глубокий, бархатный голос прервал царящую тишину. Гонрекур, сидевший в кресле у камина и читавший книгу, резко поднялся и направил взгляд в темноту, услышал медленные шаги приближающегося незваного гостя.       — Вы кто? Что Вы делаете в моей комнате?       — Неужели ты забыл меня? — проникновенный баритон звучал с легкой насмешкой, эхом заполняя все пространство вокруг, очаровывая и устрашая одновременно.       И лишь спустя несколько мгновений граф смог разглядеть пришедшего в столь поздний час. На его лицо упали тени от огня, обрисовывая изящные линии подбородка и скул, а глаза горели жаждой мести, желанием расплаты и ненавистью.       — Нет! Что Вам надо? — вскрикнул он, делая шаг назад. В памяти ожили события той ночи — пять лет назад. Мрачный силуэт незнакомца, что сжимал его горло так сильно, что следы, оставленные длинными пальцами, не проходили еще несколько недель. В голове пелена от нехватки воздуха и невозможность пошевелиться. А жестокие обещания, пока не исполненные, но такие реальные. Мужчина слышал этот голос сотни ночей, не в силах спрятаться, скрыться, облегчить мучения. «Если ты еще раз притронешься к этому ребенку, моя рука сомкнется на твоей шее в сотни раз сильнее…»       — Чего же ты так испугался? — Тод уже был за спиной Гонрекура как тень, он коснулся кончиками пальцев его щеки. Тот замер, затаив дыхание, боялся шелохнуться. Мужчина провел по коже острым ногтем мизинца, оставляя яркую болезненную царапину, из который выступили несколько багровых капелек крови.       — Что Вам надо? — дрожащим голосом повторил граф.       — Может ты сам мне ответишь? — генерал почувствовал дыхание Смерти прямо у своей шеи.       — Я ничего не сделал! Клянусь!       — Правда? — усмехнулся тот. — Тогда мне стоит освежить твою память.       Фигуру Гонрекура обвила та самая плеть, с которой он даже не вытер кровь Рудольфа, но сейчас она была во власти Тода, как и сам ее владелец. Плетеная кожа мягко скользнула по дрожащему телу, от чего тот дернулся и дышал все более обрывисто. Смерть играл со своей жертвой. Страх забавлял его, позволял в полной мере ощутить всю свою власть над хрупкой человеческой душой, которую так легко сломать.       — Я не хотел! У меня не было выбора…       Тод резко толкнул графа к стене, и первый хлесткий удар опалил его спину, оставляя горькое, мучительное послевкусие. Гонрекур, упираясь в нее ладонями, выгнулся под натиском своего же оружия, но не издал ни звука, чем весьма разозлил Смерть. Последующие были еще более сильными, жестокими и кровавыми, лишенными любого сострадания или жалости. Теперь истошный, пронзительный и отчаянный крик доносился во всех уголках замка и даже за его пределами.       Он наносил один удар за другим, что стали неминуемым возмездием за те ужасные шрамы на хрупком теле его любимого мальчика, за все те безжалостные испытания, что генерал заставил пережить этого беззащитного ребенка, после которых тот падал без сил, неспособный добраться до собственной постели. Тод изо всех сил старался помочь Рудольфу, облегчить его страдания, подарить желанное детство, а граф все рушил своим очередным ранним визитом и гулким выстрелом. Но терпение Смерти не бесконечно, а Гонрекур исчерпал его сполна.        Мужчина остановился только когда ненавистный ему граф упал, не в силах устоять и захлебываясь собственной кровью, подошел ближе и опустился на одно колено.       — Больно… — прохрипел тот.       — А Рудольфу было не больно?       С этими словами, Тод развернул мужчину и крепко впился ему в горло сильными пальцами, сдавливая со всей накопившейся злостью. Под упоительный хруст сломанной шеи, на лице графа застыла гримаса агонии, а сердце остановилось, так и не успев никого полюбить.       Уходя, Тод лишь усмехнулся.       Утром в покоях Гонрекура нашли только его холодное, бездыханное тело и лист бумаги, залитый кровью, на котором виднелась надпись: «Прошу меня простить».