_____
В коридорах поместья действительно было много новых лиц: девочки постарше присматривали за совсем малютками, неуклюже ковыляющими вдоль стен, отделанных деревянными панелями. Статную колдунью провожали восторженные и любопытные взоры. — Это тётя Амия, — кричала детворе Агнесса, ведя гостью в хозяйский кабинет. — Я же, блеэт, говорила, что она настоящая! За обедом она расскажет вам о своих приключениях, а потом, может, и магию покажет… Ой, Амия, у тебя седина появилась, блеэт! Почему ты её не покрасишь или косметическим колдовством не выведешь? — Зрелая не значит старая. Серебро в моей голове свидетельствует об опыте многих пережитых сражений. Оно стоит дороже, чем золотые ордена, которыми награждают друг друга тщеславные мужланы-генералы, не казавшие носа из штабов, — наставительно сказала волшебница, невольно возвращаясь к роли старшей сестры, которой смотрит в рот младшая. Колдунья и овечка поднялись на третий этаж в кабинет госпожи Дин. Стены украшали горные пейзажи, в широком окне открывался вид на озёрную гладь под ясным небом. Южная часть холма, на котором стоял приют, была пологой, а северная являла собой крутой обрыв. В нём были вырезаны ступени, ведущие к кладкам, с которых обитательницы приюта частенько рыбачили или купались. За письменным столом красного дерева сидела кряжистая гномиха с седыми до желтизны, но густыми волосами и бакенбардами, одетая в немаркое бурое платье. — Какие люди, — вальяжно пробасила она при виде Амии. Поднялась с кресла и, грузно подковыляв к гостье, заключила её в костоломные объятия. Ручищи у гномихи были больше и мощнее, чем у Г’Рым-зы, хоть и покороче. — А поворотись-ка, дочка, так, руки-ноги-голова на месте, вот и умничка, — похвалила она, покрутив Амию. — Замуж-то вышла, али всё мою фамилию носишь? Если с Агнессой Амия невольно пыжилась из страха разочаровать овечку, оказавшись не такой крутой, как той представлялось, то с гномихой, наоборот, впала в детство и капризно надула губки: — Ну, госпожа Дин! Вам имени жалко, что ли? Мне другого-то не надо. — Чего ж ты тогда юбчонку такую носишь? Разве не мужика привлекать? С-под неё-то, почитай, всё самое лакомое видно. — Да плевать мне на мужиков! Как хочу, так и одеваюсь, я сама считаю это красивым, и мне так комфортно. Агнесса вон вообще голая ходит! Овечка смущённо покраснела, плотно свела ножки и скрестила руки на волосатой груди. Госпожа Дин возразила: — То зверолюды. У них инстинкт размножения не постоянно работает, как у лысиков вроде людей да гномов с эльфами, так что никакой подоплёки в их наготе нету. А у нас красивое потому и считается красивым, что привлекает другой пол. Ты просто зришь не в корень, оттого и понять этого не можешь. Твердишь, что мужики тебе не нужны, а сама потому и чувствуешь себя красивой и уверенной, что они на тебя смотрят, вот и одеваешься так, чтобы притягивать ихние взгляды. — Мне достаточно, чтобы на меня смотрела Эвридэль, — насупилась Амия. — Может, у вас в Горах по-другому, а у нас каждому можно любить, кого хочется: хоть мужчину, хоть женщину. — Упёртая, как прежде, — примирительно улыбнулась госпожа Дин. — Уж сколько лет я тебя вразумить пытаюсь… — Простите, — потупилась Амия. — Я не хотела вот так с порога опять с вами ссориться. — Вот в том и беда твоя, что для тебя это «ссора». Слишком уж скоро ты записываешь во врагов всех, кто с тобой во взглядах расходится. А для меня наши споры — простые беседы. Я даже рада, что удалось попрепираться с тобой, как встарь, воспоминания нахлынули… — Простите… — повторила Амия; очертила в воздухе круг «Инвентарь» и извлекла из него мешок монет — все свои сбережения, которые обычно жертвовала приюту. — Вот. Извините, что так долго не появлялась. И что так мало в этот раз. Война, пришлось поиздержаться. — Эх, ты, — госпожа Дин отбросила тяжёлый мешок за спину, и он стукнулся об пол с такой силой, что в серванте задрожали стёкла. — Чего ты всё извиняешься? Мы ведь ждём тебя не ради денег и не чтоб пожурить, что мужа не нашла, а чтобы знать, что ты жива-здорова. Ты и раньше-то была не обязана платить за мои заботы о тебе, а даже кабы и была, ты давно уже за всё расплатилась. — Я не только за себя. Я хочу, чтобы другие девочки в приюте жили в тепле и сухе и ели досыта, — сказала Амия и прищурилась с ироничным подозрением: — Или вы, госпожа, тратите моё золотишко не на еду и ремонт, а для личных нужд прикарманиваете? — Ишь ты, ишь ты, востроумная какая, — басовито расхохоталась госпожа Дин, тыкая колдунье в живот пальцем толщиною, пожалуй, в запястье Эвридэли. — Какие уж в моих летах нужды? Разве что гроб купить подороже… Ну а по серьёзному говоря, спасибо тебе, кормилица ты наша. Агнесса, лапушка, сбегай подгони наших дивчин на кухне, чтоб поскорее обед варганили. А я покамест Амию пристрою. Твоя прежняя комнатушка нынче занята, так что расположу тебя в своей спальне, тем более, что я по делам уезжаю. Ну, да Агнесса, небось, сказала уже._____
Весь день Амия провела с воспитанницами приюта. За обедом развлекала девочек историями о приключениях, потом помогала мыть посуду, прибираться в помещениях и штопать одежду, ускоряя работу бытовыми заклятьями: «Вирпул», «Аристон», «Филипс»… Девочки всех возрастов восхищённо гомонили и хлопали в ладоши при виде разноцветных сполохов Кругов и Печатей, и сердце Амии радовалось, что сироты веселятся вопреки всем пережитым утратам. Вечером проводили госпожу Дин. Амия предлагала гномихе телепортировать её, куда надо, но та отказалась: уже наняла повозку, и совесть не позволяла ей в последний момент отменять договорённость. — Вернусь через две недели, — сказала напоследок госпожа Дин. — Жаль, Амия, что ты к этому времени уже улетишь, а, глядишь, оно и к лучшему: Агнессе не на кого будет полагаться, и она поучится самостоятельности, пока управляется с приютом._____
Раздевшись донага, Амия забралась под одеяло и приготовилась, наконец, хорошенько выспаться. Но, несмотря на распаренное после бани тело, чистую пуховую перину и уютное одеяло, сон не шёл. Оказывается, чесотка, одолевавшая Амию всю прошлую ночь, никуда не делась, просто дневные дела отвлекали от неё. Особенно сильно чесалось в области груди, в паху и пустой глазнице. Колдунья даже снова надела повязку, чтобы не было искушения запустить себе в голову палец и расцарапать всё изнутри. Она ворочалась так и сяк, то утыкая лицо в подушку, то пересчитывая тёмные деревянные балки на высоком потолке, освещённом рыжими бликами догорающего камина. «Неужто я и впрямь заболела чем-то? — задумалась Амия. — Недаром же Эвридэль не хотела расставаться. Пусть она и не нашла во мне никакой заразы, целительская чуйка у неё работает отменно… Ещё и к клитору моему прицепилась, мол, увеличился. А вдруг это тоже симптом?» Амия села на постели, расставив ноги, и, согнувшись, принялась изучать вульву: «Да вроде всё, как обычно. Может, изменения будут видны в возбуждённом состоянии?» Старательно представляя себе прекрасную Эвридэль (и, чего греха таить, сисястую жопастую Пуссифаю), Амия начала поглаживать лобок и внутренние стороны бёдер. Вдруг раздался тихий скрип открывающейся двери. Колдунья мигом улеглась и натянула на себя одеяло. В комнату просунулась голова Агнессы, похожая на белый одуванчик, и её рука со свечкой. — Можно вместе поспать, блеэт? — шепнула овечка. — Я так по тебе соскучилась, а ты здесь так, блеэт, ненадолго, что я не хочу упускать и минутки, которую могу побыть с тобой. В детстве Амия часто брала маленькую Агнессу к себе в кроватку, так что и сейчас не увидела в её просьбе ничего предосудительного. Тем более, она тоже соскучилась. Только предупредила: — У меня, возможно, блохи. — Я уже не девочка, за которую ты в ответе, блеэт, — сказала Агнесса, проходя в комнату. — Если я что и подхвачу от тебя, время, проведённое с тобой, того стоит. Я сама так решила. Она поставила свечу на подоконник, задула её и залезла к Амии под одеяло. От овечки веяло животным жаром, и она занимала в кровати куда больше места, чем помнилось колдунье. Вообще-то, даже тесновато. Мягкие кучеряшки тёрлись о гладкое бедро волшебницы. — Ты спишь, блеэт? — спросила Агнесса через четверть часа; её пухлые губки почти касались уха Амии. — Нет, блэт, — недовольно хмыкнула колдунья; она была рада «младшей сестрёнке», но сейчас слишком вымоталась для вежливости. — Тогда устрой мне экзамен по магии. Я хочу, блеэт, похвастаться, сколько всего узнала из книг. — Почему магию ещё называют Наивысшими Искусствами? — спросила Амия первое, что пришло в голову. — Давай сложнее, блеэт! Про хорды Кругов, про радиальную симметрию… Я хочу, чтобы ты мной гордилась. — Я горжусь, — устало закатила глаз Амия. — Но с настоящим экзаменатором ты тоже будешь этак торговаться? Отвечай-ка, что спрошено, пока я не заподозрила, что ты не знаешь даже азов. — Магию называют Наивысшими Искусствами, потому что её изобрёл великий художник древности Сомбр Экривэн. Однажды он несколько лет не мог нарисовать задуманную картину, потому что лишился вдохновения, блеэт, и в сердцах начирикал на холсте каляку-маляку. У него случайно получился Круг «Изжога». Картина сгорела, а Экривэн с тех пор не занимался живописью. Остаток жизни он посвятил поиску новых геометрических форм и узоров, способных влиять на законы мироздания. Большинство же Кругов и Печатей, которыми мы теперь пользуемся, открыли его ученики и ученики его учеников. Существует также теория, что рисунки — лишь один из способов подавать запросы так называемому «эфиру» или «магическому полю земли». А другие способы либо были забыты за много веков до Экривэна по неизвестным причинам, либо ещё не открыты. — Умница! — восхитилась Амия, когда Агнесса наизусть отчеканила абзац из учебника. — А теперь давай, пожалуйста, попробуем поспать. Потянулись невыносимые минуты бессонницы. Амия украдкой скребла зудящую кожу, стараясь не толкнуть локтем лежащую под боком Агнессу. Овечка не чесалась, но, судя по частоте дыхания, тоже бодрствовала. — Расслабься и лежи спокойно, а я буду тебя чесать, блеэт, — предложила она. — Если не придётся самой шевелиться, то ты сможешь заснуть. — Спасибо, — Амия вытянула руки по швам. Кожу колдуньи заскребли пальчики Агнессы, коротенькие, с толстыми чёрными ногтями. Бока, шея, ключицы… Было очень приятно лежать с закрытыми глазами, чувствуя заботливые прикосновения овечки и баюкающее покачивание матраса, по которому она переступала коленками. Агнесса почёсывала живот и лобок, нежно приподнимала груди Амии и гладила раздражённые участки под ними. Колдунья и впрямь смогла расслабиться: зуд не исчез, но овечка эффективно переключала внимание Амии с него на свои касания. Вдруг нежные губы Агнессы сомкнулись на соске волшебницы, а пальчик недвусмысленно полез между половых губ. — Ты чего? — дёрнулась Амия, удивлённо распахнув глаз и оттолкнув «младшую сестрёнку». — Я почешу тебе бе-езде… везде! — отчаянно проблеяла Агнесса. — Амия, я так по тебе истосковалась, что… что я, блеэт, поняла, что хочу тебя. Мы же с тобой родные, так давай, блеэт, любить друг друга! Прошу, будь моей первой и единственной! Научи меня, как сделать тебе хорошо! — Я тоже тебя люблю, — сказала Амия. — Но я помню тебя несмышлёным ягнёнком… это неправильно! Вдобавок у меня уже есть первая и единственная: я храню верность Эвридэли. Я же не гадкий похотливый мужлан, готовый трахать всё, что движется. — Тогда просто лежи и ничего не делай, — взмолилась Агнесса. — А я помастурбирую об тебя. Можно? Пожалуйста! Клянусь, я не буду трогать твоих эрогенных зон. Если ты не получишь удовольствия, получается, ты как бы не участвуешь в сексе, а значит, не изменяешь своей эльфийке. Ну, как будто ты спишь. Мы же не в ответе за то, что происходит, пока мы спим. Умоляю, блеэт! — Ладно уж, — вздохнула Амия. Вообще-то предложение Агнессы подозрительно походило на изнасилование, но колдунья взаправду любила милую сестрёнку, и ей не хватило духу отказать. Она терпеливо лежала, а Агнесса вытянулась на боку подле неё. Закинула ножку поперёк ног колдуньи, и Амия почувствовала, как о её бедро трётся шерстяная овечья промежность. Постепенно шерсть пропитывалась горячей влагой. Ухо щекотало шумное и сдавленное дыхание Агнессы, пышные кучеряшки на её грудке невесомо скользили по руке Амии и иногда задевали грудь волшебницы сбоку. От овечки исходил тёплый горьковатый аромат луговых трав. Против воли Амия сама возбуждалась. В конце концов, Агнесса выросла красоточкой. «Если бы Эвридэль не удалось спасти, сейчас я ответила бы на её притязания, надеясь утешиться», — призналась себе колдунья. Её вульва жадно зазудела, сиськи налились томительной тяжестью, затвердевшие соски нацелились в потолок. Но Амия держалась и не предпринимала никаких поползновений. Агнесса тоже не пересекала установленных границ: тёрлась вульвой о бедро волшебницы, но рук не распускала. Правда, кажется, в какой-то момент овечка поцеловала Амию в губы. Но скорее всего, колдунья таки задремала, и ей это пригрезилось._____
Когда Амия открыла глаз, очнувшись от утренней знобкости, в комнате было уже светло. Краткая летняя ночь миновала, но до сигнала к побудке оставалось ещё часа три. Агнесса свернулась калачиком под боком «старшей сестры», забрав себе всё одеяло, и мерно посапывала. Амия погладила пружинистые кудри на голове овечки, торчащей из одеяльного кокона, и осторожно, чтобы не разбудить, перелезла через неё. Сладко потянулась, вставая на цыпочки на пёстром ворсистом ковре, и довольно отметила, что чесотка прошла, по коже бежали только бодрящие прохладные мурашки. А плечам было так легко, будто Печати «Перо» не выветрились за ночь. Амия подошла к ростовому зеркалу — и отпрыгнула. Вместо зеркала был дверной проём, а в нём стоял худой голый мужик с длинными чёрными волосами и толстым едлаком, свисающим едва не до коленей. — Вон! — крикнула Амия, прикрыв руками грудь и пах… груди не было, а в ладонь ткнулась горячая жирная сарделька. — А? Брезгливо отдёрнув руки, колдунья сообразила, что мужик в «проёме» повторяет её движения, а на глазу у него такая же повязка. Она медленно приблизилась к зеркалу, ноги стали ватными и, казалось, вязли в полу, как в кошмарном сне. Мужик осторожно двинулся ей навстречу. «Где мои шикарные сиськи? — Амия и мужик синхронно зашарили по плоской груди с маленькими сосками, под каждым из которых был полукруг из шести прыщиков, похожий на издевательскую ухмылку. — Где мои соблазнительные талия, бёдра и попа? Где форма песочных часов? — Амия с мужиком похлопали себя по маленькой заднице, тощей, но дряблой, и по бокам, которые теперь почти отвесно перетекали в ноги. — Где моя…» Член встал, наливаясь пульсирующей болью. От натяжения тёмная кожа ствола, под которой проступали бугристые зеленоватые вены, сама отползла, оголяя крупную красную головку. — Это сон, — сказала себе Амия, пятясь, будто хотела убежать от собственного пениса. — Я ещё не проснулась. Это просто кошмар. Зажмурившись, она ущипнула себя за щеку — и ощутила подушечками пальцев щетину, такую короткую, что была незаметна в зеркале, но жёсткую и колючую. — А-а-а-а! — в ужасе возопила Амия. — Я мужик! — Бле-а-а-а! — в ужасе возопила проснувшаяся от воплей Агнесса. — Тут мужик! Амия, Амия, где ты? К нам забрался извращенец! — Нет-нет, стой, тихо, спокойно! — обернувшись, колдунья вытянула руки вперёд ладонями. — Это я, твоя сестрица. Не знаю пока, что случилось, но я превратилась… — голос звучал непривычно низко и грубо, отчего она сама себе не верила. — Сестрёнка Амия научила меня, как защищаться от таких, блеэт, извращенцев, как ты, — пригрозила Агнесса, вперившись взглядом в подрыгивающийся стояк волшебницы, под которым, будто бьющееся сердце, сокращалась здоровенная мошна. — Нет! — воскликнула Амия, пятясь. — Нет, стой, не над… Агнесса слетела с кровати, в один прыжок преодолела расстояние до колдуньи и со всей дури врезала ей копытом по яйцам. Вверх по позвоночнику пробежал разряд такой дикой боли, что у Амии захрустело в черепе, и свет в глазах померк._____
Очнувшись, Амия увидела слегка покачивающиеся каменные плиты, озарённые бликами факела. Она была подвешена к потолку просторного погреба в глубинах холма. Грудь и поясницу, параллельные полу, стягивали тугие широкие ремни, руки и ноги загнуты назад и связаны между собою верёвками на запястьях и щиколотках. Твёрдый член, смотрящий вертикально в пол, побалтывался маятником, отвисшая мошонка ныла под весом яиц. И Амия видела обоими глазами! «Регенерация, — мигом смекнула она. — Вырастив пенис, мой организм отрастил заодно и потерянный глаз… Зараза! Да я оба глаза отдам, лишь бы этот кошмар прекратился!» — Эй! — закричала колдунья. — Эй, кто-нибудь! Я здесь! Я Ами… — Очухался, грязный извращенец? — копытца Агнессы зацокали по полу; приблизившись, она взяла Амию за подбородок, задирая ей голову, и потрясла перед носом сжатой в кулачке глазной повязкой: — Зачем ты её нацепил, блеэт? Хотел примерить трусики моей дорогой сестрицы, больной изврат, но они не налезли на твою похабную елду, и тогда ты ограничился повязкой? Где Амия, блеэт? Говори, что ты с ней сделал! — Я и есть Амия. Я превратилась ночью… Мой посох стоит в углу комнаты. Дай мне его коснуться, и ты поймёшь, что это я. Перед тем, как укладываться, я наложила чары, чтобы никто кроме меня не смог его поднять. — Как же я тебе его принесу, если только хозяйка может сдвинуть его с места? — недоверчиво фыркнула Агнесса. — Так отведи меня к нему, овца тупая! — в отчаянии вскричала Амия. — Чтобы ты по дороге вырвался и принялся насиловать девочек? Я тебе не позволю, блеэт! Я их от тебя защищу! Чтобы мои маленькие сёстры ничего не боялись, они даже не узнают, что ты тут. Вернётся госпожа Дин — тогда она и решит, что с тобой делать. — Ну, что ты городишь? Не собираюсь я никого насиловать! — А твой похотливый отросток считает иначе, — Агнесса задрала ножку и несильно потыкала копытцем в стояк Амии. Яйца напряжённо сжались, а по стволу пробежала болезненная гудящая истома. Член задёргался, шлёпаясь аж о живот и оставляя на нём мокрое пятнышко предэякулята, засочившегося из головки. Заметив это, овечка спросила: — Нравится, блеэт? Конечно, тебе нравится, озабоченный спермобак! — Пусти меня! — взревела Амия и задёргалась всем телом, отчего закачались ремни, на которых она висела. — Слушай, что тебе говорят! Это я, понимаешь? Я! Старшая сестра приказывает её развязать! Агнесса испуганно отшатнулась от «разбушевавшегося извращенца». Взяла факел из железной подставки и пошла с ним к выходу из погреба. Колдунья закричала ей вслед, давясь слезами: — Стой! Агнесса! Прости, что тупой овцой тебя обозвала! Пожалуйста, не уходи! Не оставляй меня тут! Не оставляй меня такой! У двери зверодевушка обернулась и строго приказала: — Не вопи, а то мои сёстры тебя услышат. Нельзя их пугать. — Агнесса… — навзрыд заскулила Амия, роняя на пол горючие слёзы. — Подбери нюни, смотреть противно, — скривилась овечка. — Будь мужиком, блеэт._____
Амия осталась одна в кромешной тьме, в отвратительном мужицком теле. Широкие ремни на торсе пока что впивались несильно. Связанные запястья и щиколотки уже немного саднили. Но пуще всего болел пах. Неослабевающий стояк готов был взорваться от прилившей крови и дрыгался так, что под колдуньей образовывался ветерок, словно от пропеллера. В непроглядном мраке чудилось, что мошонка отвисает до пола и рвётся под тяжестью тестикул. Выплакав все слёзы, Амия стала складывать два и два: «Чесотка и кровь из глаза были вызваны регенеративными процессами в организме. Клитор, похоже, действительно понемногу подрастал, превращаясь в пенис. А началось это после воскрешения Эвридэли… А точнее, после повторного визита к Пиписиндро Полу! Проклятый дохляк и его заклятье, влетевшее в меня! Я думала, оно такое слабое, что не причинило мне вреда. Но оно просто не было боевым! И действовало не мгновенно… Некромант превратил меня в херомразь! Оказывается, под «исследованием двойственности» он подразумевал не только жизнь и смерть, но и два пола. Г’Рым-зá была права: мужичье недостойно нашей честности. Зря я поддалась совести и вернулась к Пиписиндро с деньгами. Не сглупи я так, ничего этого бы не случилось». Догадаться о причине превращения было легко. Увы, думать о чём-то более сложном — в частности, о том, как теперь освободиться — Амии не давала безысходная боль в чреслах. Перед мысленным взором всплывали образы Эвридэли, Пуссифаи и Камелии, отчего мучительный стояк лишь крепчал. Амия попыталась думать об орчихе с уродливой злобной харей, но перед глазами всплывали только её тугие тускло-зелёные сиськи — единственная привлекательная черта. В результате член Амии заболел ещё сильнее. Казалось, что если она сейчас кончит, залп спермы пробьёт каменный пол. «Неужели мужчины постоянно испытывают подобное? — задумалась колдунья. — Тогда неудивительно, что среди них столько насильников. Это же невозможно терпеть!» Сообразив, что ненароком начала оправдывать членомашцев, Амия исправилась: «Нет, вряд ли. Скорее это дополнительная часть проклятия Пиписиндро. Как будто просто быть мужиком недостаточно плохо!» Через несколько часов, показавшихся Амии несколькими днями, вернулась Агнесса с факелом в одной руке и корзинкой в другой. — Обед, блеэт, — объявила она. — Я не дам тебе сдохнуть от голода, пока не скажешь, где Амия. — Я здесь, внутри мужика, — схитрила колдунья. — Он меня сожрал, и я не могу выбраться. Отведи меня к посоху, чтобы я… — Я давно не ягнёнок, верящий в сказку об Алой Ведьме и Сером Оборотне, — сказала Агнесса. — Нельзя съесть человека так, чтобы он остался жив. Разве что гигант целиком проглотит, да и то ты быстро растворишься в его желудочном соке. Воткнув факел в подставку, овечка поставила корзинку на пол и достала флягу с водой. Ткнула Амии в зубы, и та жадно присосалась к горлышку. Боль в гениталиях так затмевала разум, что колдунья лишь сейчас поняла, как пересохло у неё во рту, и как урчал пустой живот. Достав горшочек овсяной каши с сухофруктами, Агнесса покормила Амию с ложечки, а потом дала ещё воды. — Ну, блеэт? Куда ты подевал мою старшую сестрёнку? — спросила она, убрав остатки обеда в корзинку. — Я не знаю, что ещё тебе сказать, — Амия устало уронила голову и закрыла глаза. — А если я тебя пытать буду, блеэт? — пальчики Агнессы защекотали живот колдуньи; та завизжала и забилась путах, член мотался из стороны в сторону, роняя на пол капли смазки. — Что, не нравится? Или нравится? А так? Овечка сжала член у основания и подёргала в разные стороны. Бёдра Амии свело сладострастной судорогой, а распирающая причиндалы боль сменилась приятной пульсацией. — Пожалуйста… — вырвалось у колдуньи. — Пожалуйста, ещё… — Что «ещё», блеэт? — хищно и злорадно оскалилась Агнесса. — Что мне делать? — Дрочи мой член! — взмолилась Амия не своим голосом и пожалела, что во рту нет кляпа. — Но зачем? — невинно осведомилась овечка, отпустив стояк. — Разве ты не отрицал, что ты озабоченный мужлан с переполненными яйцами? Я уж было поверила тебе, а ты… Сводящая с ума мука вновь охватила чресла Амии, и она сломалась. Она была готова на всё, лишь бы унять её хоть ненадолго. — Я озабоченна… озабоченный извращенец! Я развратный спермобак! Блудливый распутник! Мой хер хочет, чтобы его трогали! Он требует! Он умоляет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Смилостивившись, Агнесса стала дёргать пенис, будто доила корову. Кожа елозила по каменному стволу вниз и вверх. Головка разбухла так, что член походил на гриб с красной шляпкой. Гладкая кожа на ней заблестела, отражая сполохи факела. — Быстрее, — стонала Амия. — Слишком медленно, я не могу кончить, нужно быстрее… — Ах, ты ещё и кончить хочешь? — Агнесса замедлила движения назло пленнику. — Да! — Манда, — передразнила овечка. — Скажи нормально, блеэт! — Я хочу кончить! Спустить! Обмалафиться! Эякулировать! Слить баллоны! Извергнуться! Залить всё спермой! — Амия опротивела самой себе, чувствуя, что превращается в словарь непристойных синонимов. Казалось, новый мужской голос выкрикивал эти слова без её на то воли, минуя сознание. — Ба-аш на ба-аш, — азартно проблеяла Агнесса. — Если хочешь оргазм, сперва устрой оргазм мне. Она сходила к дальней полке и притащила невысокую стремянку. Поставила её перед Амией и уселась на ступеньку, раздвинув ноги, так что её шерстяная промежность оказалась прямо перед глазами пленницы. Колдунья напряглась, вытягивая шею, и уткнулась лицом в курчавую вульву овечки. В нос тут же полезли щекотные волоски. Они застревали между зубами и липли к языку, пока тот шуровал в густых зарослях в поисках овечьей щёлки. Амия ощутила кончиком языка жар горячей влажной плоти и горький травяной привкус. Она подвигала языком вправо-влево, раздвигая волосатые половые губы, погрузила его глубже в вагину и повела вверх. Нащупав плотный возбуждённый бугорок, Амия стала попеременно полизывать его, посасывать и мягко прикусывать губами. Агнесса затрепетала и шумно засопела. Шёрстка по краям её влагалища свалялась, слипшись от слюны колдуньи и выделяемых соков, с губ слетало нечленораздельное блеяние. Она схватила Амию за волосы и ёрзала навстречу её лицу, отчего ножки стремянки противно скребли по полу. — Хорошо, блеэт, — выдохнула овечка, кульминировав. — Твоя очередь. Она спрыгнула со ступеньки и возобновила дрочку. Член Амии, и так уже возбуждённый до предела, кончил всего через пару-тройку подёргиваний. На пол под колдуньей выплеснулась лужица белой спермы, а за ней толчками ещё несколько залпов поменьше. Амия чувствовала, как конча льётся по уретре. Ощущение было похоже на то, когда писаешь, только доставляло удовольствие, отличное от простого облегчения при опорожнении. Может, потому, что сперма гуще мочи и стимулировала пенис изнутри? Однако… «И это всё? Ради считанных секунд кайфа я так страдала и унижалась? — поразилась Амия, сгорая со стыда за свои неконтролируемые вульгарные вопли и ложное признание, что она «озабоченный извращенец». — Из-за такой ничтожной фигни мужики насилуют женщин или, наоборот, становятся жалкими подкаблучниками? Не ради удовольствия, а просто чтобы… унять боль?» Боль в паху действительно прошла, член обмяк и успокоился. Мысли прояснились. Глядя на лужу спермы под собой, Амия прикинула: «Я не могу начертить спасительный Круг посохом или пальцем. Но есть и другие средства рисования… Только мне нужно видеть, куда я целюсь». Между съёжившейся головкой и лужей на полу протянулась белой лескою струйка кончи. Агнесса намотала её на пальчик, как нитку расплавленного сыра, и отправила в рот. — М-м-м, твой вкус, — промычала она, упоённо закатив глаза. — И кто из нас извращенка? — буркнула Амия. — Попробуй, блеэт! — овечка зачерпнула немного спермы с пола и ткнула колдунье в рот. Амия закрутила головой, уворачиваясь, и Агнесса схватила её за горло, чтобы не дать двигаться. Перемазанным в сперме пальцем другой руки с нажимом раздвинула пленнице губы, и на язык попала маслянистая горько-солёная гуща. В ноздри ударил сырой гнилостный запах. Амию чуть не вырвало. Она ни за какие коврижки не собиралась пробовать мужское семя, и уж точно не предполагала, что первой кончёй, которая попадёт ей в рот, будет её собственная. Но надо держаться. Надо быть послушной девочкой, чтобы пленительница исполнила её просьбу… — Пожалуйста, оставь мне свет. В темноте страшно, — попросила Амия, когда Агнессы вытерла лужу шваброй. Овечка, видимо, задобренная оральными ласками, кивнула. Выскребла копытцем простенькую Печать «Светлячок» на одной из плит пола чуть поодаль от Амии, и каменный квадрат засиял желтоватым светом. — Молодчина! — искренне похвалила Амия. — Ты и впрямь училась по моим книгам. Агнесса ушла, ничего не ответив и не взглянув на пленницу. Амия тут же принялась раскачиваться в путах, да не просто так, а чтобы её тело начало болтаться по определённой траектории. Набрав изрядную амплитуду, она расслабилась и стала писать. Струя мочи оставляла на серых камнях тёмные линии, складывающиеся в грубое подобие Круга «Эскапист». Слишком грубое — магия не сработала. Что ж, придётся потренироваться. Агнесса ничего не заподозрит. Она наверняка слыхом не слыхивала об этом сложном освободительном заклинании, изучаемом на старших курсах МИНЭТа, и не узнает его черты в обоссанном полу.