День рождения вместо похорон

От письма Сергей хотел заплакать, но не смог. Слёзы как будто заморозились, не шли, но весь день Серёжа провёл на автомате, ухаживал за Ваней, стирал. Под вечер, как обычно, пришёл со своей горестью к Артёму. — Представляешь, какой-то ублюдок мне в почтовый ящик подкинул, — пожаловался Серёжа, протягивая письмо. — Только не могу понять, кто… Ну, с кем я об Олеге разговаривал? Только с тобой. Друзья мои, конечно, знают, но не опустятся же ведь до такого. Я за целый день даже не съел ничего, просто не лезет. Наверное, молоко пропало… Артём? Сергей посмотрел на друга, который застыл в той же позе, в которой его застало чтение письма. Он сжимал клочок бумаги так, словно он был одновременно и бомбой, и священным Граалем, не меньше. Серёжа аккуратно потряс друга за плечо. — Серый, — не своим голосом отозвался Артём. — Ты письмо читал? — Конечно. Поэтому и тебе принёс, сказать, какие же гондурасы… — Это Костин почерк… Ей-богу, это его… Серёжа несколько раз глупо моргнул. — Смотри, что пишет, — хрипел Артём, — Я, Константин Владимирович Воробьёв…у обоих сотрясение мозга с частичной потерей памяти…вспомнили один адрес на двоих… Серёжа удивился. Он сам вычленил совершенно другие фразы: о том, что Олег Иванович Волков жив, почти здоров и находится в стационаре номер четыре города Тбилиси. Когда он поделился своими наблюдениями с Артёмом, тот одновременно и засмеялся, и заплакал. — Каждый своего мужика видит, — прерывисто выдал он, а потом они с Сергеем одновременно рванулись друг к другу, обнявшись до хруста рёбер. «Счастье, боже мой, какое счастье!», — не помня себя, думал Серёжа. Ему хотелось немедленно всё бросить и полететь в Грузию, но Артём его остановил. — Погоди, куда собрался? — он шмыгнул носом, беря себя в руки. — А Ваню куда денешь? И пока соберёшься, полетишь. Надо в эту больницу звонить! Вместе отыскали телефон, под тихое, но назойливое любопытство Вити, звонили, поставив на громкую связь. Трубку сняли, официально представились, как и в Петербурге: «Городская клиническая больница номер четыре, слушаю», только с лёгким акцентом. Заговорил Серёжа, Артём впал в жуткое состояние, у него тряслись руки и глаза блестели не очень адекватно. Разумовский спросил, лежали ли в больнице Волков Олег Иванович и Воробьёв Константин Владимирович, на что получил однозначный отказ «выдавать конфиденциальную информацию». — Это мужья наши, ну поймите, пожалуйста, — умоляюще засипел Серёжа. — Мы уже их похоронить успели, они военные, прошу вас! На том конце провода вздохнули, помолчали. — Я на себя такую ответственность не возьму, но могу дать номер главврача. — Да, да, спасибо большое, — лепетал Серёжа, одной рукой закрывая Артёму рот, потому что тот явно готовился высказать сотруднику пару ласковых. — Не хочет он ответственность брать, — свирепо рычал Артём, когда номер благополучно оказался записан, и Серёжа положил трубку. — Слушай, я его понимаю, — возразил Серёжа. — Он правда не имел права. Посмотрим, что врач скажет. Я сейчас только Ваньку проверю. Он взял сына с собой, вместе с небольшим переносным манежиком, и оставил в нём, играть под надзором Вити. Тот не спускал с малыша глаз, воспринимая чуть ли не братом, так что, если бы что-то случилось, непременно бы прибежал к взрослым. Во всей этой ситуации Серёжа почему-то стал удивительно спокойным. Наверное, ему стало труднее испытывать очень яркие эмоции. Даже когда он выпрашивал номер главврача, переживал, конечно. Однако это переживание не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал, когда пришла похоронка. — Ну, как вы тут? — улыбнулся Серёжа малышам. — Хоросо! — радостно ответил Витя. — Живёте дружно? — Да! — Ах, вы, умницы, — Серёжа подошёл, потрепал Витю по русой голове и наклонился к собственному сыну, чтобы поцеловать. Серые глазки Ванюши уже были сонными, скоро предстояло его укладывать. — Ну, посидите тут ещё немного, поиграйте. Витя кивнул, принимая свою миссию по присмотру за Ваней, и вернулся к игре, а Серёжа ушёл на кухню. Артём нервно мерил шагами небольшое пространство и встрепенулся, как только увидел друга. — Ну, звоним? Главврач практически слово в слово повторил те же слова о врачебной тайне, но подсказал, что можно сделать, чтобы обойти запрет. Пациент должен сам подписать бумагу о том, кому можно разглашать информацию о нём и его диагнозе. — Вы представьтесь, я ваши инициалы запишу, а завтра ближе к концу рабочего дня звоните по этому же номеру, будем разбираться. Всю ночь Серёжа не спал, извёлся. И Ваня раскапризничался, словно ощутив нервозность папы. Разумовский всю ночь баюкал его, пел колыбельные до хрипоты. Утром, с тяжелейшей головой, еле-еле заставил себя поработать. Хотелось плакать, но не плакалось, глаза жгло, душу терзало плохое предчувствие. Но позади, в кроватке, недовольно покряхтывал после почти бессонной ночи Ваня, поэтому Серёжа держался. С трудом дождавшись вечера, он пришёл к Артёму, но дома его не застал. Они с Витей пришли чуть позже, и по лицу Артёма было видно, что ночь у него тоже выдалась тяжёлой. — Ты меня ждёшь, — с неопределённой интонацией выдал он. — Господи, я так хочу, чтобы это всё кончилось. Витя испуганно посмотрел на папу, прижался к его ноге. Серёжа поспешил разрядить обстановку: — Ну, ты чего? Сейчас позвоним, всё узнаем. Конечно, Серёжа храбрился. Он сам чего только не передумал за эту ночь и ему тоже хотелось, чтобы всё закончилось! Чтобы Олег чудом воскрес, чтобы вернулся, увидел сына, чтобы Ванюшка поскорее встретился с отцом. Ваню он, по традиции, отнёс в комнату и уложил на ковёр, наказав Вите присмотреть за малышом, а сам пошёл на кухню, где Артём уже набирал номер. У Серёжи в который раз за это время заныло сердце, сжалось, и всё никак, кажется, не могло раскрыться, чтобы начать гнать по организму кровь. Ещё никогда гудки в трубке не казались такими долгими, ещё никогда Серёжа так не ждал и, вместе с тем, не боялся, что на том конце провода заговорят. — Слушаю, — наконец раздался знакомый бас. — Это мы, здравствуйте, — на этот раз заговорил Артём. — Мы вам вчера звонили, у нас там мужья, помните, вы ещё по номеру этому, вчера инициалы наши… Понимая, что Артём всё говорит не так, Сергей мягко его перебил его: — В вашей больнице лежат наши мужья, Олег Иванович Волков и Константин Владимирович Воробьёв. То есть, мы так предполагаем, они от вас нам письмо написали, у обоих сотрясение и… — Всё, вспомнил, — внезапно заговорил главврач. — Подождите минуту. Пока Серёжа ждал, весь прошедший год пролетел у него перед глазами. Последняя ночь с Олегом, его проводы, страшное известие о его гибели, внезапная новость о беременности, роды, первые месяцы привыкания к сыну и, наконец, проснувшаяся к Ванюшке любовь. И когда на том конце провода прозвучало «алло», Серёжа сначала даже не понял, кто это. И спросил, так глупо и удивлённо: — Это кто? И услышал в ответ не менее глупое: — Это я. Тут же в разговор вклинился ещё один, теперь уже незнакомый голос: — У Олега ум за разум зашёл, извините. Тёмыч, ты там? Артём на несколько секунд застыл, а потом заверещал, как животное, попавшее в капкан. — Да, я тут, боже мой, Витька! Сюда скорее, Витька, батя твой! Бегом! И тут же в кухню крошечным ураганчиком влетел Витя, запрыгал вокруг стола, принялся звать отца. — Слышишь сынка-то?! — как сумасшедший вопил Артём, и Костя вторил ему радостным воем. — А Олегу-то скажи, муж его спрашивает, законный! Чего он с ним не говорит?! И резко замолк, хотя видно было, что его прямо распирает, хочется продолжать орать. — Серёжа, это ты? — во внезапно установившейся тишине спросил Олег. — Да, — через силу выдавил Разумовский. Ему казалось, он сейчас зарыдает, но только горло прошило больным спазмом, слёзы так и не покатились. — Ты правда живой? — И даже целый, относительно, — мягко усмехнулся тот. Сергей теперь точно понял, что это Олег.