Шаг за шагом

Всё, что Цзян Чэн знал о местечке Илин*, это то, что там родился Вэй Усянь. Когда родители покинули его, ему пришлось бродяжничать, и в этот период времени он приобрёл панический страх перед собаками. Вэй Усянь также рассказывал, что в Илин очень холодно, и Цзян Чэн думал, что он говорит так, потому что ему приходилось ходить в рваном нижнем платье босиком. Однако как только он подплыл близко к этому берегу, с той стороны его приветствовали ледяные ветра. — Твою мать! Ветер был такой сильный, что его маленькую щупленькую лодку, по-быстрому украденную в Пристани Лотоса, начало относить в противоположную сторону, как будто земля, которую толком не было видно из-за сильного тумана, прогоняла его прочь. Он приложил много усилий, чтобы вернуть лодке курс и заставить её проплыть то расстояние, на которое её отнесло. Ему пришлось плыть ещё какое-то время, пока из плотного тумана не показался чёрный силуэт местного причала. Всё вокруг было белым бело. Небо было едва сероватым, позади него был туман, впереди — туман, а под ним и его лодкой с бешеной силой плескалась тёмная вода, подгоняемая холодным ветром. Рядом с водой температура воздуха и так становилась ниже, чем в отдалении от неё, а в этой местности, похоже, и без того был суровый климат, поэтому Цзян Чэн, привыкший к тёплым денькам, совсем озяб, что мотивировало его интенсивнее двигать вёслами, чтобы хоть немного согреться. Чем ближе подплывал к берегу, тем больше он недоумевал, почему же силуэт перед ним такой тёмный. Истина открылась ему, когда лодка пристала, наконец, к причалу: дело было в том, что дерево, из которого изготовили пристань, почернело от невероятной сырости. Более того, температура в этой местности, видимо, часто подвергалась изменениям, и вода, попавшая в поры и мелкие щели материала в тёплое время года, замерзала внутри, когда становилось холодно, а затем снова таяла, когда холода отступали, из-за чего изделия портились. Он привязал свою лодку к щуплому колышку, качавшемуся на ветру, и помолился, чтобы его не сорвало и лодку не унесло в широкую реку. Он ещё хотел вернуть её человеку, у которого её украл — если бы он взял лодку в ордене, мать бы точно заметила что-то неладное. А она всеми силами готова была воспрепятствовать его путешествию в Илин. Он бы и не пожелал прибыть сюда, в землю холодных ветров, если бы не была такая необходимость. Ситуация, из-за которой ему пришлось втайне от матери отправиться в Илин, возникла несколько недель назад. Орден Цишань Вэнь организовал соревнование, на котором от каждого ордена должен присутствовать один представитель — юноша, который и будет участвовать в мероприятии, соперничая с другими юношами за право быть лучшим мечником, лучником и тому подобное. Разумеется, Цзян Чэн хотел бы назваться лучшим и пойти, но на это событие накладывалась уже распланированная семейная поездка. Цзян Фэнмянь решил, что отсутствие на семейном собрании Вэй Усяня, являющегося лишь названным братом его детей, никого не обидит, поэтому без глубоких размышлений выбрал кандидатом от ордена именно его. Отец и сын до этого вступали в споры друг с другом, поэтому и в этот раз Цзян Чэн решил отвоевать себе место на данном мероприятии. Отец не раз пренебрегал им, и это было видно абсолютно всем. Там, где Цзян Чэну говорили быть воином и терпеть невзгоды, к Вэй Усяню проявляли доброту и милосердие. Если Цзян Чэн чего-то боялся, ему говорили, что будущий глава клана должен быть храбрым. В то же время орден тут же избавился от собак, когда выяснилось, что Вэй Усянь панически их боится. Если Цзян Чэн уставал на тренировке, ему говорили, что будущий глава клана должен быть выносливым. Вэй Усяню дозволялось бегать за фазанами, ничего не делать целыми днями, и при этом он получал намного больше внимания и любви ото всех, кто его окружал. То ли дело Цзян Чэн, которому доставались одни лишь крохи. Конечно, если нужно отправить на соревнования, где можно прославиться на весь мир заклинателей, только одного, это будет всеми обожаемый Вэй Усянь. Честно говоря, и сам Цзян Чэн не был исключением — он так же, как и все, искренне любил его. Но такое отношение отца возмущало Цзян Чэна, и потому разгорелся скандал, в котором его активно поддерживала мать. Отец говорил с ним устало, как будто имел дело с надоедливым насекомым, и пиком конфликта стала его фраза: — Почему ты не можешь быть таким, как Вэй Ин? Говоря подобные слова, он имел в виду спокойствие и рассудительность Вэй Усяня, но, разумеется, все поняли другую, отвратительную сторону этой фразы. Цзян Чэн в гневе выбежал из зала, от обиды хотелось плакать, да ему было нельзя — будущие главы кланов не плачут. На улице его поймал Вэй Усянь, чтобы успокоить, но разговор по душам — не то, что могло бы помочь восстановить его душевное равновесие, поэтому тот выпалил: — Да иди ты к чёрту! Быть таким, как ты? Да чёрта с два. Всегда в центре внимания, постоянно лишь мешаешь мне и окружающим. Убирался бы ты лучше обратно в Илин! Только когда своими глазами увидел, что представляет из себя Илин, он понял, куда его послал. Из тёплого Юньмэна, в котором всегда стояла одна и та же свежая погода, вдохновляющая на творчество и свершения, он пожелал ему снова оказаться в том мрачном, холодном месте, где на ночной охоте погибли его родители, где он бродяжничал босым по подворотням, периодически покрывающимся льдом, и подвергался нападениям собак, таких же голодных, как и он сам. Вдобавок ко всему, в то время Цзян Чэн ещё не знал, что, если сказать Вэй Усяню уйти, он и вправду уйдёт. Разумеется, Цзян Чэн совершенно этого не хотел, но он, в итоге, сказал то, что сказал, а Вэй Усянь услышал то, что услышал. Уходя, он был слишком занят тем, чтобы грубо пихнуть его, и поэтому не увидел, как глаза его остекленели. Если бы взрослый Цзян Чэн увидел подобный взгляд в родных глазах, он бы не на шутку испугался и принялся делать всё возможное, чтобы заслужить прощения. Но в то время Вэй Усянь был абсолютно здоров, энергия Инь не имела к нему никакого отношения, и поэтому никто особо не заботился о его душевных переживаниях. В итоге, Цзян Чэну всё-таки пришлось отправиться в семейную поездку, Вэй Усянь из принципа остался дома, а на соревнования поехал левый адепт, который, конечно, обладал худшими качествами, чем Вэй Усянь и Цзян Чэн. В то же время, ещё одна отличительная черта характера Вэй Усяня, от которой Цзян Чэн тогда ещё не испытывал проблем, но вскоре, разумеется, почувствует на собственной шкуре, это совершать серьёзные поступки резко, быстро и никого не предупредив. Когда Цзян Чэн вернулся из поездки со своей семьёй, братья, разумеется, не общались. Не стоило ждать чего-то другого, ведь Цзян Чэн сказал ему, что тот только мешает. Однако Вэй Усянь был его лучшим другом и, на самом деле, самым близким человеком, поэтому подобная холодность сильно ударила его. В то же время, отношение Вэй Усяня к другим людям никак не изменилось: он всё так же обожал названную сестру, общался с другим адептами ордена, от нечего делать выпрашивал еду у кухарки. Но вскоре Цзян Чэн заметил, что ещё с одним человеком Вэй Усянь вёл себя по-другому. Как известно, мать Цзян Чэна была единственным человеком в ордене, который откровенно недолюбливал Вэй Усяня. Но после той ссоры она периодически отводила Вэй Усяня в сторону и говорила с ним наедине. Это было максимально не похоже на его мать, поэтому Цзян Чэн заподозрил неладное, и больше всего переживал за брата, но гордость не позволяла ему подойти и спросить, что происходит. Сам Вэй Усянь тоже не рвался поговорить с ним. Все адепты ордена принимали пищу в общей трапезной, главные же члены семьи кушали за столом с пятью местами, по два из которых по длинным сторонам стола, и по одному — по коротким. Обычно Цзян Яньли сидела с одним пустым местом возле себя, Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань сидели друг напротив друга, а Цзян Чэн и Вэй Усянь — на соседних. Сейчас Цзян Чэн невольно ассоциировал себя с матерью, которая за более чем десяток лет брака так и не смогла найти общий язык с мужем из-за своего непростого характера, и это причиняло ему боль. Они с Вэй Усянем точно так же сидели друг напротив друга, как и родители, которые, возможно, никогда в жизни не любили друг друга. И он очень не хотел, чтобы их отношения превратились во что-то подобное — чужие друг другу, лишние в своей семье. При этом Вэй Усянь продолжил чесать языком с Цзян Яньли. "Вот же кому повезло с характером" — подумал Цзян Чэн, с завистью глядя на сестру. Если он периодически конфликтовал с братом, то Цзян Яньли со своим уживчивым характером никогда не испытывала подобных проблем. Однако одним утром стул и рядом с ней опустел. Цзян Чэн сверлил это место тревожным взглядом, не решаясь задать кому-либо за столом интересующие его вопросы, и, наконец, отец семейства, с которого всё и началось, спросил: — А где же А-Сянь? — Может, ещё не проснулся, — высказалась сестра, хотя её взгляд тоже с каждой минутой всё больше приобретал тревожные черты. — Кхм-кхм, — от того, как красноречиво покашляла мадам Юй, все за столом вздрогнули. Цзян Чэн, в котором были свежи воспоминания о том, как мать сослала брата в Мэйшань Юй, нахмурился и спросил: — Что ты на этот раз с ним сделала? — Я? — она надменно подняла бровь. — Я ничего с ним не делала. Просто Вэй Ин изъявил желание перебраться на какое-то время приглашённым адептом в другой орден заклинателей... Цзян Чэн тут же встал из-за стола, да так резво, что случайно опрокинул свою миску с рисом. — Куда ты снова его изгнала?! — Сядь, — ледяной голос матери буквально пригвоздил его к стулу, и она продолжила уже более спокойно: — Я думала, ты не хочешь больше его видеть. Видимо, это не так, но какая жалость, ты лично сказал ему, что хотел бы, чтобы он вернулся в Илин, откуда и пришёл. — Что ты с ним сделала? — сквозь зубы спросил Цзян Чэн, начиная подрагивать от волнения и гнева. — Послушай, я признаю, что в прошлый раз действительно силой заставила его уехать в Мэйшань Юй и продержала там два месяца. Там были мои родственники, которые могли спокойно следить за тем, чтобы гадёныш никуда не удрал. Однако невозможно держать его в другом ордене без родственных связей, если он этого не хочет. Вэй Ин сбежит. Поэтому в этот раз это было сугубо его желание. — Объясни, — сурово потребовал Цзян Чэн, и мадам Юй подивились подобному тону, словно он уже глава ордена и отдаёт ей приказ. Мальчик растёт, обретает стержень, пусть и благодаря мерзкому Вэй Усяню, а точнее его отсутствию. — После того конфликта я была в ярости и сказала Вэй Ину о том, как сильно я хочу выгнать его в другой орден так, чтобы хотя бы какое-то время его не видеть. Я хотела лишь выпустить свой гнев и не имела никаких других намерений, но внезапно он сказал мне, что тоже так считает. Я в жизни не видела его настолько серьёзно настроенным, и он попросил меня устроить его приглашённым учеником в другой орден заклинателей. Полагаю, ты догадываешься, о каком ордене идёт речь? Цзян Чэн с ужасом произнёс: — Тот, что в Илин. — Угадал, — усмехнулась мадам Юй, и уже Цзян Фэнмянь поражённо встал из-за стола. — Как мило, ребёнок скучает по месту, в котором он родился. — Ни черта он не скучает! — выпалил Цзян Чэн, выходя из себя. — Там не о чем скучать. В любом случае, поэтому вы так часто разговаривали с ним наедине в последнее время? — Отправить его в орден в Илин не так просто, как в Мэйшань, — в глазах этой женщины был лёд, а губы изогнулись в злой, ликующей улыбке. — Мне приходилось договариваться с орденом и обсуждать с Вэй Ином подробности его пребывания там. Никогда ещё он не был таким послушным ребёнком и внимательным слушателем. — Дорогая, нельзя быть такой жестокой, — высказался отец семейства, и в первый раз в жизни Цзян Чэн был с ним согласен. — Ты уже столько раз пыталась выгнать ребёнка из дома! Сколько ещё... — Ты невнимательно меня слушал, дорогой? — в её голосе было что-то от угрозы. — Я прекрасно знаю, что, если попытаюсь выгнать его, стану врагом всего семейства. Он сам попросил меня об этом. Не скрою, что была рада отослать его куда подальше, но я, в любом случае, просто выполняла его просьбу. Несмотря на это она, конечно, запретила Цзян Чэну приближаться к Илин. Он, разумеется, попытался, ведь одно дело не разговаривать друг с другом, а совсем иное — переехать жить в другой орден. Если подумать, становилось очевидно, что эта идея пришла ему в голову в тот же миг, когда Цзян Чэн пихнул его плечом. Но первые попытки сбежать в Илин были неудачными — мать ловила его несколько раз, пока не заперла в комнате, поставив у дверей охрану, которая реагировала на любой шорох. Ей нужно, чтобы Вэй Усянь в Илин думал, что никто не собирается его возвращать, и остался там. Это был её шанс разлучить сына с его несносным названным братом, и она не собиралась упускать эту возможность. Одним ранним утром, когда все спали, кроме охраны у его дверей, он всё-таки смог выбраться из комнаты, взломав окно, пока Цзян Яньли отвлекала людей матери разговорами. К тому времени, как те поняли, что здесь что-то не так, было уже поздно — Цзян Чэн уже пробирался через небольшой лесок. Он ещё помнит, как роса ударяла по ногам и мочила его одежду, пока он направлялся к дальней пристани, куда обычно прибывали несостоятельные жители Юньмэна. Бежать пришлось довольно долго, и он постоянно боялся, что мать успеет раньше него — именно поэтому он не пошёл на главную пристань, являющуюся резиденцией его ордена. Благо, он был налегке — мальчик так перепугался и так спешил, что ничего толком с собой не взял, кроме меча и денег. Хорошо ещё, что он был заклинателем и мог бежать достаточно долго, не запыхавшись. Так он оказался здесь. На местной пристани было безлюдно, лишь редкие угрюмые прохожие могли идти где-то в отдалении. Также и лодок было немного, это место точно никак нельзя было сравнить с Пристанью Лотоса, где лодки тесно жались друг к другу. Цзян Чэн никогда в жизни не путешествовал один, более того, никогда не бывал в Илин, поэтому понятия не имел, куда идти и где находится местный орден заклинателей. К тому времени, как сошёл на берег, он сильно замёрз: пока плыл, он был омываем холодными волнами, его гнали ледяные ветра, и плюс к этому он был легко одет. Чтобы согреться и заодно спросить, куда ему нужно идти, Цзян Чэн решил зайти в таверну. Если орден находился не поблизости, ему нужно подкрепиться, чтобы продолжить путь, потому как ему пришлось приложить много сил, чтобы добраться сюда. — Не подскажите, как далеко отсюда находится орден заклинателей? — спросил Цзян Чэн у девушки, которая принесла ему еду. — Он находится недалеко от подножия горы Луаньцзан, той, что на другом конце города. — Ох, — эта новость заставила его ещё больше приуныть. — Здесь есть горы? — А Вы не знаете о ней? — спросила девушка и продолжила, когда он утвердительно кивнул: — Когда-то давно Илин был местом масштабной битвы. Было много жертв, и все трупы складывали на горе Луаньцзан. Благодаря этому вся территория горы пропиталась тёмной энергией. Там не растут нормальные деревья и нельзя вырастить ничего съедобного. Долгое время там происходила разного рода чертовщина, пока орден Цишань Вэнь не построил стену. Услышав рассказ об этой горе, возле которой находится орден заклинателей, Цзян Чэн дал себе обещание думать, куда посылает брата, прежде чем что-либо говорить. Девушка же замолчала, но продолжила стоять возле него. Вид у неё был такой, словно она хотела что-то ему сказать, но не решалась, и потому Цзян Чэн просто ел свою еду и ждал, когда она уйдёт или скажет что-нибудь. Характер у него был такой, что он не стал бы сам идти на контакт, даже если прекрасно видел, что человеку неудобно. Много чести. — А Вы... — наконец пролепетала девушка, — ...заклинатель? Цзян Чэн кивнул. — Вы не из этого ордена, да? У Вас необычная одежда. Откуда Вы? — Из Юньмэна, — он подумал и спросил: — Какую одежду носят в местном ордене? — Илинский орден заклинателей основала женщина из Дунъина, — девушка улыбнулась ему. — Она принесла с собой тамошние традиции. Все члены ордена носят красные одежды, называемые, эм...о, точно, хакама**! И белую рубашку. Они носят на ногах вещи, позволяющие им не замёрзнуть в наших суровых землях, потому что ходят они в странных сандалиях на подошве из...брусков? — Ужас, — пробурчал Цзян Чэн, отпивая чаю. Нужно срочно вытаскивать Вэй Усяня из этого места! — А почему Вы так интересуетесь? — Мой упрямый брат сбежал из дома и присоединился к местному ордену заклинателей. Я пришёл забрать его обратно. — Вот оно как, — девушка понимающе покачала головой. — Угораздило же Вашего брата приехать к нам в столь неспокойное время. — Неспокойное? — поднял бровь Цзян Чэн, чувствуя неясную тревогу внутри. — В окрестностях бродит нечисть. Никто не знает, что это такое, потому что никто не видел, как эта чертовщина пожирает людей. И самое главное, заклинатели понятия не имеют, что с этим делать. — Хм, а где, говорите, происходят нападения? — Повсеместно! — воскликнула девушка, явно обеспокоенная. Цзян Чэн вздохнул. Раз нет какого-то конкретного места, в котором собирается нечистая сила, значит, и нет смысла искать её — она сама найдёт его рано или поздно. Нужно в первую очередь найти брата. Засим он спросил: — Как я могу дойти до местного ордена? — Если будете идти на запад, сможете узреть высокий горный пик. Идите прямо на него, и не промахнётесь. — Спасибо. Он быстро закончил свои дела и выскочил на улицу, где погода с каждой минутой становилась всё хуже и хуже. Не прошло и десяти минут, пока он шёл по мощёной камнем главной дороге, как начал покрапывать мелкий дождик. При этом ветер внутри города дул не так сильно, однако дождь был ледяным. Одежда юноши быстро промокла, и, если бы дул такой же сильный ветер, как на полупустой пристани, он без труда застудил бы лёгкие. Конечно, заклинатели намного меньше болеют благодаря разного рода практикам, но Цзян Чэн был ещё слишком юн. Люди тут же попрятались по свои домам — мало того, что в городе обитала невиданная нечисть, так ещё и погода ухудшалась с каждой минутой. Цзян Чэну же негде было прятаться. Вскоре он действительно увидел, как вдалеке возвышается тёмный силуэт, пронзающий небо. Он посмотрел, прикинул, сколько примерно нужно идти до этого места, и решил, что лучше всего будет встать на меч. Он летел достаточно долго, пока в лесу, который, очевидно, пролегал недалеко от ордена, не увидел знакомый силуэт. Блеск меча заставил его спуститься, чтобы посмотреть, что там такое, и, наконец, он встретил Вэй Усяня. Тот боролся против теней, очень похожих на собак. Каждый раз, когда духовная энергия его меча разрезала тёмные силуэты, они расходились, но вскоре воссоединились, как ни в чём не бывало. Цзян Чэн тут же слез с меча, чтобы помочь ему, и тоже взмахнул своим оружием. Вэй Усянь обернулся на него, и взгляд его наполнился сначала узнаванием, а затем и радостью. — Вэй Ин! — прокричал он, хватая его за руку. — Отойди! Только в тот момент, когда они встретились взглядами, Цзян Чэн вдруг почувствовал, что здесь что-то не так. Обычно человек, когда боится чего-то, старается всеми силами отбиться от неприятного ему зрелища или явления. То ли дело панический страх чего-либо, когда ты можешь либо стоять на месте, либо бежать со всех ног, но уж точно не бороться. Вэй Усянь как раз был таким. Он бы ни за что не стал бороться против собаки, просто не смог бы. Стоило пониманию промелькнуть на лице Цзян Чэна, как вдруг стало ещё холоднее, чем было, и он явственно почувствовал хищную ауру рядом с собой. Последнее, что он увидел — оскалившаяся морда чёрной, как ночь, бродячей собаки. Настоящий Вэй Усянь, конечно, находился в ордене. Он смотрел на чёрный силуэт горы Луаньцзан, тонущий в тумане, ещё не зная, что когда-нибудь она будет иметь к нему прямое отношение. Орден окружала высокая стена, и Вэй Усянь, стоявший наверху услышал, как внизу завозилось большое количество людей. Он вздохнул, подумав, что, похоже, в орден привезли ещё одного пострадавшего жителя Илин. В последнее время их всех привозили в орден, чтобы исследовать и понять, что за нечисть на них нападает. Вэй Усянь, само собой, тоже проводил своё собственное расследование и, кажется, предполагал, что это может быть за существо. Но, разумеется, не мог пока знать наверняка. Он спустился со стены, чтобы посмотреть, что там происходит и, при случае, помочь. Вокруг тела толпились адепты, за которыми не очень хорошо было видно привезённого человека, но сквозь пустые места между руками и ногами его новых товарищей он увидел чьи-то фиолетовые одежды, которые сразу зажгли в его голове сигнальные огни. Ему вдруг стало страшно от одной мысли о том, кто это может быть, и тошнота подступила к горлу. На ватных ногах он подошёл к телу и обнаружил в бедолаге своего брата. К этому моменту он уже был не так сильно на него обижен, к тому же, всех людей до этого приносили мёртвыми, поэтому от переизбытка чувств он рухнул ровно на том месте, где стоял. — Вэй-сюн? — адепты, принёсшие юного заклинателя в фиолетовых одеждах, засуетились. — Вэй-сюн?! — Вэй-сюн, что с тобой? Ты знаешь этого человека? — Э-это мой брат, — дрожащим голосом ответил Вэй Усянь. — Не может быть! Как он здесь оказался? — Спокойствие, Вэй-сюн! — один из адептов схватил его за плечи. — Он живой. — Живой? — Да, это удивительно. У этого юноши занялась сильная лихорадка, но мы были рядом, когда на него напали. Парню повезло, что он бродил недалеко от ордена, и мы смогли его заметить. Бедняга явно был не совсем здоров, прогулявшись под ледяным дождём, но даже это вряд ли привело бы к такому результату, ведь Цзян Чэн, всё-таки, был молодым заклинателем. Однако нападение тёмной твари пошатнуло баланс сил внутри него, что привело к болезни. В то же время, он оказался единственным человеком, видевшим наверняка чудовище, которое нападает на людей. К тому же, он был заклинателем! Он мог быть очень полезным. Бедолагу втащили в одну из комнат, в то время как пара адептов побежала за местным лекарем. Тот собрал нужные снадобья и помчал лечить его. Всё это время Вэй Усяня не пускали к брату, аргументируя это тем, что он будет мешать лекарю. Вэй Усянь, естественно, рвался поглядеть, всё ли в порядке, но спустя час бессмысленной борьбы понуро присел возле двери. Он предавался мрачным размышлениям о том, не повредила ли тварь душу Цзян Чэна и тому подобное. Он и так не был сахарным, если честно, иначе от него не сбегали бы братья, а с повреждённой душой он может и вовсе с катушек слететь! — А вы даже не похожи друг на друга, — задумчиво произнёс адепт, оставшийся рядом в качестве поддержки. — Мы названные братья. Не по крови. Лекарь отослал их подальше, когда закончил с больным, и Вэй Усянь смог пробраться в комнату только ближе к ночи. В комнате было круглое окно, около которого стояла кровать. На ней и лежал Цзян Чэн, в свете Луны бледный, как смерть. Вэй Усянь подкрался к кровати, сел на краешек и пощупал лоб. У него не было опыта обращения с больными людьми, так как он жил в ордене заклинателей, в котором, в общем-то, мало, кто способен заболеть, и поэтому не ожидал, что кожа бедолаги может быть такой горячей. Видать, почувствовав прикосновение во сне, больной зашевелился, бормоча что-то себе под нос, и Вэй Усянь тихонько погладил его по голове в попытках успокоить. Глядя на нездорово выглядящего брата, Вэй Усянь пообещал себе больше никогда не сбегать из дома. Ведь Цзян Чэну нечего делать в Илин, наверняка он пришёл сюда за ним. Конечно, он много раз нарушит это обещание в будущем. В болезненном бормотании брата он услышал своё имя, и, взяв его руку, прошептал: — Я здесь. Он принялся аккуратно делиться духовной энергией, и, видимо, это помогло, потому что тот успокоился, больше не говорил ничего во сне и принялся лежать смирно. Вэй Усянь подумал немного, затем растянулся рядом и обнял его так, чтобы как можно больше его тело соприкасалось с телом больного. Это было необходимо для того, чтобы передать ему духовную энергию наиболее равномерно для скорейшего выздоровления. Честно. Он вздохнул. С того дня, как он прибыл в Илин, прошло чуть больше недели. За это время злость и обида выветрились, и, на самом деле, он очень по нему скучал. Жаль, конечно, что они встретились в столь дурных обстоятельствах, но вдыхать родной запах, чувствовать его тепло и слышать, как тот тихо сопит во сне, было неописуемо. Он обнял его крепче и уснул. Утром Цзян Чэн проснулся один. Ночью его, судя по всему, бил озноб, было так холодно, что он и во сне смог это почувствовать. Однако в какой-то момент ему показалось, что кто-то пришёл его согреть. Тем не менее, перед ним были куда более насущные проблемы: здорово, конечно, что он, похоже, живой, но не очень, на самом деле, потому что любая простуда для заклинателя была событием и настоящим шоком, к тому же, где он, чёрт возьми, находится? Комната была обставлена весьма аскетично — здесь не было ничего, кроме кровати и тумбы. Рядом с ним было окно, из которого лился не самый радостный и лучистый свет, из чего можно сделать вывод, что он до сих пор в Илин. "Правда же?" — подумал он, заглядывая в окно. Он обнаружил, что комната находилась на большой высоте — из этого окна было видно весь Илин от кромки леса до унылого силуэта пристани! Прямо под ним были какие-то укрепления и стены, тоже высокие, но не идущие ни в какое сравнение со зданием, в котором он находился. Цзян Чэн отвернулся от окна только тогда, когда со стороны двери послышались звуки. В проёме возник высокий пожилой мужчина с длинной седой бородой. Костюм его выглядел массивным, что говорило о не самом низком происхождении незнакомца. За ним мельтешила ещё одна человеческая фигура. Это раздражало Цзян Чэна до тех пор, пока он не узнал в ней собственного брата. — Ну-ну, Вэй Ин, мальчик мой, позволь мне сначала осмотреть его. Цзян Чэн нахмурился. Кто такой этот человек, раз смеет называть его брата по первому имени? Мужчина подошёл и присел на краю его кровати, в то время как Вэй Усянь остался обеспокоенно стоять в дверях. — Как ты себя чувствуешь, мальчик мой? Негодования на лице Цзян Чэна стало больше, отчего старик почувствовал явное неудобство. Тем не менее, тот пожал плечами. Не знает он, как чувствует себя. Старик понял, что с этим ребёнком будет сложно. — Тебя тошнит? Болит голова? Ломает конечности? Цзян Чэн подумал и ответил: — Меня не тошнит. — Что ж, я понял. Дай-ка мне своё запястье. Преисполненный недоверием в нескольких сотнях чжанов над землёй с незнакомым ему мужчиной, Цзян Чэн посмотрел на брата. Тот, заметив его взгляд, активно закивал, говоря, что ему стоит это сделать. Он послушно протянул свою руку незнакомцу, и тот пощупал пульс. — Удивительно, как быстро у заклинателей отступает болезнь, — покачал головой мужчина. — Выздоравливали бы обычные люди хотя бы в половину так же быстро! — Кто Вы такой? — резче, чем позволяют приличия, спросил Цзян Чэн. — Я — лекарь. Работаю в местном ордене заклинателей, — ответил тот. — Болезнь ещё не отступила, поэтому тебе придётся попить лекарственных отваров. Что, не привык ещё к нашим суровым ветрам? Илин, он такой. В Юньмэне-то наверно тепло, а, южный мальчик? Мужчина похлопал его морщинистой ладонью по плечу и в целом выглядел максимально доброжелательным, но Цзян Чэна подобная фривольность раздражала. Он никак не мог понять, какое право он имеет вообще к нему прикасаться, и, не заметив за собой, стал тихо рычать на него, как разъярённая собака. Казалось, старик и сам не замечает явной враждебности, зато Вэй Усяню, наблюдавшему со стороны, всё было понятно, и он вмешался в ситуацию со словами: — Д-дядюшка, мне принести лекарства? Цзян Чэна, правда, ситуация злила всё больше, и он почувствовал огонь возмущения в груди, когда услышал его слова. "Сбежал из дома неделю назад и уже зовёшь кого-то дядюшкой?" — подумал он с возмущением. — Не надо, — старик махнул на него рукой. — Я сам принесу. Ещё чего-то не того возьмёшь, бардак учинишь, пока искать будешь, лучше меня никто с этим не справится. Он тяжело поднялся, опираясь рукой на постель, и вышел из комнаты. Вэй Усянь, стоило старику пройти мимо, подскочил к кровати. — Ну ты и даёшь! Всего день в Илин, а умудрился наткнуться на местную непонятную и страшную нечисть, которая жрёт людей! На его лице было что-то вроде восхищения, и Цзян Чэн закатил глаза. — Более того, в то время, как остальные сразу умирают, ты отделался позорной лихорадкой! — Ой, да отвали, — он откинулся на подушки, потому что внезапно сидение прямо причиняло ему страдания. — Я-то тебя вижу всего минут пять, а ты уже меня раздражаешь. Лучше скажи, где мы, чёрт возьми? — А разве непонятно? — скучающим тоном ответил вопросом на вопрос Вэй Усянь. — Мы в ордене Илин Чжан. — Да? — Цзян Чэн недоверчиво повёл бровью. — А какого чёрта эта штука находится на высоте пары ли? — Ты преувеличиваешь, — теперь была очередь Вэй Усяня, закатывать глаза. Он поставил локти по обе стороны от лежащего на кровати Цзян Чэна, положил голову на ладони, таким образом разваливаясь наполовину на кровати, наполовину на Цзян Чэне, который не мог не смотреть на него. Как и говорила девушка в той таверне, заклинатели в этом ордене носили белые рубашки и какие-то странные красные штаны. Вэй Усянь же всегда носил в волосах красную ленту, и всё вместе ему было очень к лицу. Его весёлый и непринуждённый вид при этом вызывал желание протянуть руку и коснуться его волос, но Цзян Чэн, понятия не имеющий, как с ним себя вести с учётом их ссоры и того, что он сказал ему последним, сдерживал сие желание. — Говорят, во времена основательницы этого ордена на горе Луаньцзан жил один чудак. Он наловчился поднимать трупы и управлять ими с помощью игры на гуцине. Ему не нравилось жить на горе, но жители отказывались впускать его жить в город, так как осуждали его техники. Для сдерживания его на горе они попросили помощи у ордена, и тот не отказал. Чудак пытался выбраться, но у подножия был орден Илин Чжан, который мешал ему. Он собрал армию из мертвецов, которых когда-то сбросили на эту гору, и направился в орден, чтобы разгромить его, отомстить обидчикам и уплыть из этого места. В то же время, орден боялся распространения его идей, ведь, если люди узнают о них, вдруг тоже смогут поднимать мертвецов и творить с помощью них бесчинства. Основательница, Дандан Чжан, приняла решение поднимать вверх центральное здание ордена для того, чтобы мертвецы не смогли к ним влезть, а оттуда совершить выстрел в чудака. Комната, в которой ты сидишь, была одним из тех мест, где сидели лучники. В Илин не особо много деревьев, зато целая куча камня, поэтому все строения возводились из него. Это настоящая крепость! — Бред какой, — пробурчал Цзян Чэн, всё-таки не сдержавшись и накрутив одну прядь волос брата на палец. — Как можно управлять мертвецами? — Понятия не имею, — пожал плечами Вэй Усянь, не высказывающий никаких претензий по поводу его действий. — Видимо, для этого нужен гуцинь. Того чудака всё-таки застрелили, и знания его, по-видимому, почили вместе с ним. По крайней мере, я ничего не нашёл о нём и его знаниях в местной библиотеке, только устные показания местных. — Зачем ты искал что-то о нём? — Я так, попутно. На самом деле, я искал что-нибудь о том, что это может быть за нечисть, которая нападает на людей. Скажи, ты что-нибудь запомнил из своей встречи с ней? — Большая и абсолютно чёрная голова дикого пса, — с уверенностью ответил он, даже не задумываясь. — Странно. — Почему это? — Насколько я понял, эту тварь привлекают разные виды человеческих страхов. Панические страхи, общие, переживания, сиюминутные. Главное, чтобы человек испытывал данный страх здесь и сейчас, и тогда эта тварь непременно захочет полакомиться таким человеком. Она поедает все жизненные соки, оставляя бедолагу ни с чем, и тот умирает. — Вот оно что. — То-то и оно, — кивнул Вэй Усянь. — Как известно, это я боюсь собак, а не ты. Так почему тебе привиделась чёрная голова здорового пса? Цзян Чэн не собирался рассказывать о том, что он беспокоился за его, идиота, жизнь, и упрямо сложил руки на груди. — Ничего я тебе не скажу. Мои страхи — это мои страхи. Скажу лишь то, что из всех типов страха это был сиюминутный. Вэй Усянь внимательно на него посмотрел. Цзян Чэн стоически терпел этот изучающий взгляд, подозревая, что этот хитрый прохвост примерно догадывается о его страхах. Наконец, Вэй Усянь спросил: — Почему тогда ты выжил? В чём твоё отличие от тех людей, которых настигла смерть? — Я думаю, это может быть из-за того, что в определённый момент я осознал неправильность происходящего. — Объясни? Цзян Чэн набрал побольше воздуха в грудь и постарался объяснить всё таким образом, чтобы Вэй Усянь не раскрыл его страхов. — Я понял, что происходящее не должно идти таким образом. Я видел то, о чём хорошо знаю, и преисполнился уверенности в том, что это должно работать иначе. Суть в том, что я осознал нереальность происходящего и так растерялся, что перестал бояться. Когда понимание отразилось на лице Вэй Усяня, в комнату как раз вошёл лекарь. Перед ним открылась картина: лежащий на кровати Цзян Чэн и полулежащий на нём Вэй Усянь. Довольно странно, но старик не обратил на это особого внимания, так как его известили о том, что эти двое — братья. А кто знает, какие у них в семье есть повадки? В любом случае, он дал рекомендации насчёт того, что нужно принимать и в какое время, а затем снова удалился, не желая мешать беседе. — Эта тварь играет на эффекте неожиданности. Также она очень быстрая и сбегает, если понимает, что может не справиться, как в случае с тобой. Но она не обладает высоким интеллектом. — К чему это ты? — Я думаю...ну, мы точно знаем, чем меня можно испугать в любой момент времени, правильно? Мы могли бы использовать меня, как приманку, и... — Кто это мы? — Цзян Чэн с возмущением приподнялся на кровати и толкнул его в плечо. — Используй кого-нибудь другого для наживки. Я уж точно не собираюсь ловить на тебя опасную тварь, которая жрёт людей! — А что ты предлагаешь? — Вэй Усянь хитро сверкнул глазами. — Мне нужно, чтобы кто-нибудь мне помог, иначе я не справлюсь один. Я не смогу, как ты, преодолеть свой страх, меня пугают собаки в любом виде, не важно, реальные они или нет. — Ты действуешь непоследовательно, — упрекнул его Цзян Чэн, тыкая пальцем ему в лоб. — Сначала нужно выяснить причину возникновения нечисти и нейтрализовать её, а не рисковать своей жизнью лишь для того, чтобы она снова появилась! Скажи, если бы я не пришёл, ты попросил бы кого-то более сговорчивого тебе помочь? — Ну, э-э...да? — Вэй Ин! — Но я не буду трогать тебя, ты же болеешь, — торопливо заявил Вэй Усянь, попутно совершенно неосознанно напоминая о позорном заболевании. — Тебе лучше отдохнуть, поспать... — Не хочу я отдыхать, — Цзян Чэн упрямо сложил руки на груди. — И спать тоже не хочу. Я не больной какой-то. Вэй Усянь скептически поглядел на него, но, впрочем, лицо его быстро озарилось очередной идеей. У Цзян Чэна автоматически начинало крутить в животе от нехорошего предчувствия, стоило только заметить это выражение на челе его. — Точно! Хочешь тогда, раз ты всё равно не собираешься отдыхать, посмотреть наш орден? Цзян Чэн неприятно скривился при слове "наш", но постарался сделать невозмутимое лицо и равнодушно ответил: — На что здесь смотреть, на камни? — Вот увидишь, это не только какие-то камни! Однако, когда они вышли на улицу, стараясь не попадаться на глаза лекарю, это действительно оказались, в большинстве своём, камни. Башня, в которой имел удовольствие пребывать Цзян Чэн, была сложена из грубо отёсанных булыжников. Сразу видно, что это массивное сооружение, возвышающееся над человеком, как огромная и удивительно неказистая статуя Будды, было построено на скорую руку. Окружающие орден стены были массивными и с виду довольно крепкими, хоть и лишёнными всякого изящества. Постройки этого небольшого ордена впечатляли своей сложностью и комбинацией деталей. В Поднебесной редко можно встретить здания из камня, а здесь был целый уникальный комплекс, в котором даже некоторые части системы доу-гун были из камня. — Поразительно... — А я о чём говорил, — с готовностью и гордостью ответил Вэй Усянь. —...живёшь, как в каменном мешке. — Цзян Чэн! Нельзя же думать обо всём в столь негативном ключе. Цзян Чэн внимательно осмотрел его. Теперь он видел его в новом клановом наряде целиком, и на это было больно смотреть. На нём была хоть и достаточно плотная, но всё ещё одна белая рубашка, красные странноватые штаны, нелепо широкие и похожие на юбку, а на ногах его были странные носки и сандалии на высокой подошве из двух деревянных брусков. Вся его одежда, будучи довольно свободной, трепетала на ветру, из-за чего казалось, что Вэй Усянь очень уязвим и легко может замёрзнуть. — Здесь ещё жутко холодно, особенно на высоте, — пробурчал он, снимая со своих плеч накидку. — А чего ты тогда раздеваешься? — Идиот, — вздохнул Цзян Чэн и накинул накидку на его плечи. — Надень лучше. Ты и так ненормальный, а продует, так вообще дураком станешь. — Эй, если ты заболел, это не значит, что и я должен. Весь день Вэй Усянь рассказывал ему о том, как на самом деле неплох Илин, причём так, будто их ссоры просто не было. Это заставляло Цзян Чэна почувствовать боль в груди. Казалось, ему и вправду нравилась эта унылая местность с какой-то странной нечистью и горой трупов. Больше всего, конечно, Вэй Усяня поразила еда, удивляющая своей исключительной остротой. Они весь день гуляли по городу, в котором Вэй Усянь приобрёл паническую боязнь собак. Их, к слову, действительно было больше обычного, и на каждом углу Вэй Усянь прятался за его спину. Когда они пришли обратно, лекарь, который за это время выяснил, кем является брат Вэй Усяня, обрушился на них с нотациями. Ему вовсе не хотелось, чтобы наследник ордена Юньмэн Цзян заболел под его присмотром ещё больше и в итоге умер! — Вэй Ин, это безответственно! Лицо Цзян Чэна потемнело от гнева, когда старик произнёс эти слова. — Какое право ты имеешь, старик, называть его по первому имени? Он не твой ребёнок и не твой друг! Это прозвучало грубо, и в любой другой ситуации старик бы указал на невоспитанность юноши. Но не тогда, когда перед тобой стоит молодой господин крупного ордена заклинателей. Он и подумать не мог, что у этого новичка, Вэй Усяня, такие влиятельные родственники! Цзян Чэн же, в свою очередь, никогда не был избалованным и не в меру заносчивым. Куда там, когда отец хочет, чтобы ты был кем угодно, но не самим собой, а мать воспитывает тебя слишком строго. Только когда ему кажется, что кто-то как-то не так относится или обращается к Вэй Усяню или его сестре, он грубо ведёт себя с такими людьми. Это были самые любящие его люди, и потому он не мог позволить кому-либо вести себя с ними неподобающе. — Ну хватит, — Вэй Усянь снял с себя накидку Цзян Чэна, обнял его, набрасывая тёплые одежды на плечи, и потащил в сторону входа в орден. — Простудишься ещё, заболеешь ещё больше и умрёшь. — Хватит мне тыкать этим, — недовольно пробурчал Цзян Чэн, тем не менее, не сопротивляясь. На пороге комнаты, в которой Цзян Чэн должен был оставаться до своего выздоровления, настал момент, когда они должны были проститься. Их отношения до сих пор были странными: Вэй Усянь переселился в этот орден именно потому, что ему было велено убираться, но сейчас они вроде бы пришли к согласию друг с другом. В то же время они не говорили на тему этой ссоры, хотя Цзян Чэн чувствовал, что им нужно это сделать, и эта мысль давила на него. Он никак не мог начать этот разговор, потому что ему самому было неприятно даже думать об этом. Таким образом, у дверей между ними затянулось неловкое молчание. — Эм, ну... — Вэй Усянь неловко почесал затылок. — Спокойной ночи, что ли. Цзян Чэну было кристально ясно его замешательство. Дело в том, что до той ссоры они засыпали вместе, и сейчас, когда они вроде бы вернулись к прежнему взаимопониманию, не совсем понятно, как им нужно поступить. После этой фразы Вэй Усянь не сразу ушёл, а остался ненадолго, видимо, ожидая ответа Цзян Чэна. Тот, собравшись с силами, решился на то, чтобы сказать то, что хочет, а не то, что было удобно. — Хочешь остаться? Вэй Усянь застыл, услышав эти слова. Он долго молчал, уставившись взглядом в пол, и точно не знал, какие слова лучше всего опишут его мысли и желания. Это было похоже на буйный поток неспокойной горной реки, падающей вниз со снежных вершин величественных гор. Но в этом беспорядке Вэй Усянь смог отыскать решение — он просто сделал шаг вглубь комнаты. Таким образом, всё стало понятно без слов, и оба выдохнули с заметным облегчением. Когда они легли, Вэй Усянь мягко взял его за руку, и Цзян Чэн смог почувствовать, как тепло струится по его руке. Это напомнило ему ощущение тепла, посетившее его предыдущей ночью. — Это...был ты? Вэй Усянь лишь улыбнулся в ответ. Они спокойно проспали вместе в одной кровати до самого утра. Когда же с началом дня послышались шаги лекаря за дверью, Вэй Усянь наспех сделал вид, что не спал в этой кровати ночью. Мужчина снова не усмотрел ничего странного — он подумал, что ребенок просто встал рано утром, чтобы проверить состояние своего брата. Он даже умудрился найти это милым и перешёл к осмотру пациента. — Что ж, болезнь уже отступает. Заклинатели почти не болеют, а если и болеют... — у Цзян Чэна задёргался глаз, —...то болезнь очень быстро проходит. Здорово, да? — Да-да, конечно, здорово, дядюшка, — поспешил согласиться Вэй Усянь, видя, как лицо брата почернело от напоминания о болезни, которая для заклинателя считается противоестественной и почти позорной. — Можно ли нам идти умываться и завтракать? — Ты хочешь, чтобы молодой господин Цзян завтракал со всеми? — удивлённо вскинул брови старик. — Не лучше ли будет принести ему еду в комнату, чтобы он трапезничал в тишине и покое? — Не лучше, — коротко ответил Цзян Чэн, сложив руки на груди. За общим столом юные заклинатели обсуждали новую нечисть. — Вэй-сюн, ты вроде говорил, что знаешь, где нужно искать нечисть. — Я не говорил, что знаю, — набив рот едой, пробурчал Вэй Усянь. — Я лишь сказал, что подозреваю, в каком именно месте можно искать, и что-нибудь, да всегда найдёшь. — Неа, говорил! — А вот и не говорил! Мальчишки стали в шутку бороться с помощью бамбуковых палочек, а другие дети принялись говорить разное: то, что Вэй Усянь утверждал известность ему причины возникновения нечисти, и то, что говорил несколько иные вещи. На самом деле им было всё равно, что он говорил, многие из них даже не присутствовали при обсуждаемом событии, и их голоса за или против были лишь способом поболеть за того, кто лучше, по их мнению, сражается на палочках. Ребячество. Цзян Чэн закатил глаза, узрев сию картину. Дети веселились, перешучиваясь друг с другом, и по Вэй Усяню было видно, что ему комфортно в этой непринуждённой обстановке. По сравнению с другими адептами этого маленького, отдаленного ордена в проклятом месте, Вэй Усянь был несравненным гением, в то время как в ордене Юньмэн Цзян в небольшом количестве были адепты, не уступающие ни в чём Вэй Усяню, кроме безрассудства. Например, тот же Цзян Чэн. Поэтому Вэй Усянь был крайне полезен этому ордену. К тому же, здесь не было госпожи Юй, которая цеплялась к нему по любому поводу, и, как бы ни было грустно это осознавать, Цзян Чэна. Без него, завистливого и ревнивого одновременно, привыкшего скрывать любые тёплые чувства, Вэй Усяню будет намного легче жить. После завтрака они пошли на тренировочное поле, и по пути Вэй Усянь присел Цзян Чэну на уши, без умолку говоря про местную нечисть и то, как они вместе должны её изловить. Цзян Чэн принял участие в тренировках вместе с адептами Илин Чжан, и тяжёлые мысли на время ушли на второй план. Не смотря на то, что ему тоже было весело со всеми, приближалось время обеда, и постепенно поле пустело, пока не остались практически они одни. Цзян Чэн заметил отсутствие других людей не сразу, и, когда понял, что, кажется, все ушли, посмотрел случайно на Вэй Усяня, да так и застыл. Он был прекрасен. Солнце было редким гостем в этих землях, насколько Цзян Чэн успел понять, и в этот раз оно обратило всю свою силу в ту точку, где стоял он. А может быть, это сам Вэй Усянь стал солнцем: его глаза сияли, точно звёзды, далёкие и яркие, а радостная улыбка озаряла лицо, делая его ещё более привлекательным. Яркий цвет его странных штанов и красная лента в волосах лишь подчеркивали его юность. Он был полон сил и свеж, совершенно прекрасен. К такому человеку невольно хотелось тянуться. — Эй, ты чего? — отчего-то смеясь, спросил Вэй Усянь. — Все уже на обед ушли. Погнали за ними, а потом — сразу за нечистью. — Ну, я...хотел сказать тебе кое-что. — Что же? — Прости, — с явным сожалением произнёс он. — Что? Одно это слово мгновенно ввело веселившегося было Вэй Усяня в замешательство. Цзян Чэн от природы был очень гордым и никому не подчинялся. Его легче было убить, чем заставить сделать то, чего он делать не желает. Только мать, должно быть, была способна на сей подвиг. Поэтому слово "прости" могло вылететь из его рта только в одном случае — если Цзян Чэн настолько категорически неправ, что сам признал это. Ему настолько стыдно за тот или иной поступок, что он решил извиниться. Вэй Усянь каждый раз чувствовал холодок внутри, когда слышал от него эти слова. — Прости за то, что я сказал тебе в тот раз. — Эм, а тот раз, это..? — Ты прекрасно знаешь, какой, — серьёзно, как никогда, ответил ему Цзян Чэн. — Ты не виноват в том, что отец не любит меня. Ты не виноват, что он не хочет видеть и принимать меня таким, какой я есть. Вэй Усянь застыл, как вкопанный. Если честно, злость на Цзян Чэна давно прошла, он быстро забывал всё плохое, если дело касалось близких людей. Но эти слова, пожалуй, тронули его, а самое главное — он не знал, что ему нужно на это ответить. — И...я пойму, если тебе понравилось в Илин и ты не захочешь возвращаться в Юньмэн. Он повернулся, чтобы уйти в направлении трапезной, куда они и собирались перед тем, как пойти охотиться на нечисть, и добавил: — Я не буду заставлять тебя идти за мной, если ты этого не хочешь. Ему не нужно было слов о том, что его прощают. Должно быть, он даже не заслужил прощения. Но ему нужно было попросить его и раскаяться, чтобы показать, что он всё-таки сожалеет. И он поймёт, если Вэй Усянь не простит его. Он поймёт, если брат решит остаться здесь, где окружающие ценят его и хорошо к нему относятся. Цзян Чэн уже собрался уйти, но Вэй Усянь окликнул его: — А-Чэн. Он тут же остановился. Вэй Усянь, может, только в детстве звал его так. В остальном они были слишком брутальными и нечестными друг с другом, чтобы применять подобное обращение. В сердце его потяжелело. — Ты ненавидишь меня? — Что? — Цзян Чэну послышалась усмешка в его голосе, и какой-то непонятный ужас зародился в его душе. — Ты злишься на меня? — на этот раз в голос он добавил стали, из-за чего всё, что он говорил, звучало крайне серьёзно. — Расстроен? Послышались звуки шагов, и всего через мгновение чужие руки мягко обняли его со спины. В этот момент Цзян Чэн старался лишний раз не дышать. Он почувствовал, как Вэй Усянь уткнулся лбом ему между лопаток. — Что мне нужно сделать, чтобы ты больше не злился на меня? Не ясно, чего Вэй Усянь добивался, задавая подобные вопросы, и, самое главное, что Цзян Чэн должен был ответить? Ему казалось важным выбрать правильный ответ. В конце концов, он решил, что лучше всего будет ответить правду. Он положил ладонь на сцепленные у него на животе руки, и тихо произнёс: — Просто останься рядом. *** Цзян Чэн проснулся в холодном поту. Как обычно, когда ему снилось что-то неприятное, он пошарил рукой рядом с собой. К его удивлению, там ничего не оказалось. "Удрал!" — пронеслась мысль в его голове. Вэй Усянь, который перед тем, как отрубиться у него на плече, не мог толком стоять на ногах, удрал куда-то посреди ночи! Цзян Чэн хотел сразу пойти искать его, но остался немного посидеть, чтобы отойти ото сна. Этот сон об ушедших днях, если честно, вывел его из равновесия. Это было неприятное воспоминание для Цзян Чэна — честно говоря, он поступил тогда, как последний кретин, и его сильно потрясла первая встреча с любимым правилом Вэй Усяня "если велят уходить — уходи". Это, правда, не остановило его от произнесения этой фразы в дальнейшем ещё несколько раз, за что платил дорого во всех случаях. Каждый из них был ему неприятен, в основном, из-за отвращения к себе, и он не любил их вспоминать. Возможно, из-за этого он повторял ошибки снова и снова. Когда нашёл в себе силы встать, Цзян Чэн выглянул в коридор, так как окно было закрыто, а это значило, что скользкий гадёныш выбрался из комнаты другим путём. Он спустился по лестнице на первый этаж и увидел, что в районе кухни, которой могли пользоваться посетители постоялого двора, горел свет. Он пошёл на него, и в кухне увидел нескольких человек, сгрудившихся у очага. Это был Вэй Усянь, держащий в руке металлические щипцы с деревянной ручкой, которыми он удерживал над огнем некий гвоздь, с которого капала подозрительная жидкость, воняющая на весь постоялый двор так, что становилось непонятным то, как их всех ещё не выгнали на улицу. По бокам от него сидели Вэнь Сычжуй и Цзинь Лин, глядя на гвоздь, не отрываясь. К тому же у Вэнь Сычжуя было такое лицо, такое напряжение во всём теле, что казалось, он был готов записывать все манипуляции с гвоздём, проводимые его бесноватым учителем. Напротив них сидел Мо Сюаньюй, который всё рвался что-то сказать, но его постоянно одёргивал Лань Цзинъи, тоже смотрящий на гвоздь, как на величайшее из чудес. Среди них также был лютый мертвец в лице Вэнь Нина, который в этой преступной обстановке выглядел самым невинным созданием. Все остальные явно выглядели так, словно замышляли нечто злое и порочное. Если честно, Цзян Чэн, собравшийся накостылять брату, как только увидит его, застыл, когда застал эту картину. Он просто не знал, что сказать, что сделать. Как принято поступать, если твой чокнутый брат-чернокнижник жарит на очаге гвоздь? К кому вообще обращаются по таким вопросам? Облегчение он почувствовал, когда вспомнил про Вэнь Цин. Поставив в голове галочку, что нужно спросить её насчёт этого, он обратился ко всем собравшимся: — Какого чёрта здесь происходит? Они все разом повернули к нему головы и уставились на него. Это было так резко, что Цзян Чэн еле подавил в себе порыв вылететь из помещения. Мо Сюаньюй один немного опоздал, и, когда он повернулся, звонко перевернулась чаша с жидкостью, стоявшая рядом с ним. До этого она была закрыта крышкой, и, стоило жидкости разлиться по полу, Цзян Чэн по моментально заполнившей комнату вони понял, что это именно та смердящая субстанция, которой был пропитан гвоздь! Часть людей в комнате, включая Цзян Чэна, прикрыли лица рукавами, а Цзинь Лин произнёс: — О, ещё один. — В смысле "ещё один"? — Цзян Чэну эта фраза показалась подозрительной. — Шиди, как я рад, что ты пришёл! — отозвался Вэй Усянь, махая рукой в свою сторону. — Давай, садись к нам. — Вэй Ин, какого чёрта ты сначала падаешь в обморок, а потом сбегаешь среди ночи, чтобы...чем вы, кстати, все здесь занимаетесь? Когда он присел рядом с братом, племянник поднял на него глаза и ответил: — Этот гвоздь был вбит в череп Сун Ланя по самую шляпку. Дядя Вэй решил посмотреть, что этот гвоздь из себя представляет. — Посреди ночи? — лицо Цзян Чэна потемнело от гнева. — Я поспал немного, а затем проснулся таким бодрым, что уже не мог сомкнуть глаз, — хитро прищурившись, ответил Вэй Усянь. — К тому же, когда ещё, если не сейчас? Завтра мы выселяемся и снова отправляемся в путь. Тяжело вздохнув, как бы принимая неизбежное, Цзян Чэн спросил: — Ну и что вы, в таком случае, выяснили? — Мерзавец использовал на гвоздях имперскую печать, — с мрачным видом сообщил Цзинь Лин. — Кого? — Глава ордена Цзян, Вы не знаете, что такое имперская печать? — спросил Вэнь Сычжуй. Цзян Чэн нахмурился, ясно давая понять, что впервые слышит о подобном. Племянник тут же заступился за него: — Естественно, он не знает! Дядя не занимается тёмными техниками, чтобы знать об этом. — Имперская печать полезна не только в темных техниках. Она отлично помогает для охраны совершенно любых артефактов. Не надо говорить, что это именно тёмная техника, даже если её создатель — Старейшина Илин. — Да объясните, наконец, что это такое? — Это небольшая именная печать, — ответил Вэнь Сычжуй. — Для того, чтобы поставить такую печать, необходимо смешать немного своей крови, щепотку соли, щепотку железной стружки и каплю киновари с горячим воском. Эта смесь выдавливается на предмет, и заклинатель ставит свою печать. С этого момента печать считается имперской, и никто, кроме носящего это имя, не сможет пользоваться предметом, на который поставлена печать. Если это артефакт, он будет бессилен в руках чужака, если это меч, его не сможет вытащить из ножен кто-либо, кроме хозяина. Учитель Вэй изобрёл её из-за того, как неловко получилось со Стигийской тигриной печатью — артефактом ужасающей силы, которым, однако, мог пользоваться каждый. Вэй Усянь только сидел рядом со своим учеником и периодически кивал. Да, всё верно, я создал артефакт, который может поднимать несметное количество трупов, только ручкой помани, и им действительно мог пользоваться каждый. Эта ситуация заставила Цзян Чэна ещё сильнее нахмурить брови. — Так, хорошо, а что это за жидкость, разлившаяся по всему полу? — Это очищающий раствор. Главный ингредиент раствора — Байцзю. К нему добавляется яичный белок, немного соли и мятное масло. Предмет нужно окунуть в раствор и подержать на огне. Это немного объясняло суть происходящего. Только одно было неясно. — Как вы додумались все вместе собраться здесь? Он ходил по комнатам и спрашивал, не хочет ли кто исследовать подозрительный гвоздь, который только недавно вытащили из черепа мёртвого человека? Все присутствующие подумали, что это, пожалуй, было в стиле Вэй Усяня. В любом случае, действительность оказалась несколько иной. — Дядя Вэй занимался гвоздём в одиночестве, — решил взять слово Цзинь Лин. — Позже выяснилось, что в процессе очищения тёмная энергия гвоздя внушает людям неприятные воспоминания. Так как мы все спали, плохие воспоминания проявились в виде неприятных снов. Мы все здесь увидели такой сон и проснулись. — Проснувшись, мы все приходили сюда и спрашивали, что происходит, — добавил Лань Цзинъи. — А Вэнь Нин что здесь делает? — Я был в о-одной комнате с А-Юанем и его друзьями. И я-я пош-пошёл за ними, когда они решили пройтись. В основном нас привлёк запах раствора. Д-дети подумали, что произошло что-то нехорошее, но это оказался всего лишь м-молодой господин. Запах раствора действительно был таким, что мог натолкнуть на мысль о чём-то нехорошем, тут Цзян Чэн был полностью согласен. Однако Вэй Усяня этот рассказ не устроил. — Вэнь Нин, ты всё портишь. — Так, чёрт с ним с вашим гвоздём, — заключил Цзян Чэн, вставая. — Вы за окно глядели вообще? Ещё не рассвело. А ну все быстро по кроватям. Особенно ты! С этими словами он схватил брата за шкирку и потащил в сторону выхода из кухни. Пока его тащили, Вэй Усянь вспомнил слова Цзян Чэна, когда тот только вошёл к ним, и сейчас решил возразить ему: — И вообще, я не падал в обморок. С каких это пор уснуть в своей кровати считается падением в обморок? — Ага, конечно, — бурчал Цзян Чэн. — Даже не пытайся заговорить мне зубы, у тебя всё равно не получится! — Цзян Чэн, когда я в последний раз заговаривал тебе зубы? — Да ты каждый раз это делаешь! Обманываешь меня, недоговариваешь и постоянно пытаешься сбежать! Вэй Усянь закатил глаза: — Я никуда не сбегал. Тебе показалось. Тем не менее, Вэй Усянь действительно оказался чрезмерно активным — он всё никак не мог уснуть и без умолку болтал. Цзян Чэн, который рассчитывал доспать остаток ночи, уже собирался приструнить его, но тот вдруг спросил: — А что тебе приснилось? Цзян Чэн тут же принял решение молчать, пока кто-нибудь не начнёт его пытать. — Ничего. — Так уж ничего. А чего ты тогда проснулся и сразу пошёл искать меня? — Я всегда иду искать тебя, если обнаруживаю, что ты куда-то делся. Это совсем не значит, что мне что-то приснилось! — Как хочешь, — мирно согласился с ним Вэй Усянь. На какое-то время в комнате стало тихо. Однако Цзян Чэн всё равно не мог уснуть, потому что Вэй Усянь, этот хитрый чёрт, поселил в его голове непрошеные мысли. Какое-то время ему удавалось держать их в себе, но потом он всё же осторожно поинтересовался: — Так значит, этот гвоздь внушает человеку вернуться к своим неприятным воспоминаниям? Вне зависимости от того, спит он или нет? — Так и есть. — В таком случае, о чём ты вспоминал? — А что тебе снилось? Цзян Чэн угрюмо замолчал, уставившись в хитрые глаза напротив. В комнате было темно: они погасили лампу, а лунный свет закрыли собой облака. Таким образом, он толком ничего не видел, хотя Вэй Усянь лежал прямо перед ним, но всё-таки мог разглядеть еле заметный блеск в его глазах. Так они лежали и молчали, пока Цзян Чэн не вздохнул и не начал: — Мне снились те дни, когда ты сбежал от меня в Илин. Вэй Усянь пролежал немного в тишине, вспоминая. Цзян Чэн почувствовал маленький огонёк злости внутри: паршивец каждый раз утверждает, что не сбегал и не заговаривал ему зубы, а теперь лежит и не может вспомнить, какой конкретно раз его брат имеет в виду! — А, тот раз. — Ты сбежал от меня, — грозно произнёс Цзян Чэн, надувшись. Ему показалось, что Вэй Усянь не придал особого значения этой фразе, поэтому ему пришлось повторить ещё раз, чтобы выявить у брата хотя бы намёки на раскаяние. — Ну да, я действительно сбежал, — наглец, однако, легко признал все обвинения и даже привстал на локте для того, чтобы в очередной раз сбить Цзян Чэна с толку. — Но это было всего один раз! — Ну конечно, — Цзян Чэн дулся ещё сильнее. — И к Вэням ты от меня не сбегал, хочешь сказать? Ты, наверно, думаешь, что я не помню, но я пом... Вэй Усянь засмеялся, наваливаясь на него и мягко обнимая. Это и есть его оружие — кто вообще способен злиться, когда его обнимают? Вэй Усянь успокоился только тогда, когда расцеловал его щёки и свалился на него, оплетая руками и ногами. Цзян Чэну ничего не оставалось, кроме как обнять его и уткнуться в плечо, вдыхая родной запах. Так они и лежали. Цзян Чэн почти уснул, когда Вэй Усянь неожиданно произнёс: — Иногда я думаю, что мне следовало остаться тогда в Илин. — Что ты несёшь? — Цзян Чэн недовольно приоткрыл один глаз. — Сам подумай, — полу-сонным голосом ответил Вэй Усянь, бурча ему в макушку. — Если бы я остался в Илин, я больше не был бы адептом ордена Юньмэн Цзян. И тогда за любые мои проступки никто бы не постучал в вашу дверь. — Это не чья-то чужая дверь! — раздосадовано ответил Цзян Чэн. — Юньмэн Цзян всегда был и будет твоим домом, хочешь ты того или нет. Хватит относиться к своему клану, как к чужому. — Если бы, — но Вэй Усянь его не слушал, — если бы я остался в Илин, та сучка не пришла бы к вам, и тогда все остались бы живы. Дядя Цзян и мадам Юй. Они были бы живы. — Идиот, — пробурчал Цзян Чэн, параллельно гадая, всё ли с ним в порядке, или тёмная энергия внезапно овладела им. — Тогда бы она пришла в Илин, как пришла в дальнейшем, и ты бы практически наверняка погиб. — Я не против, — ответил Вэй Усянь, и Цзян Чэн почувствовал, как кровь стынет в жилах от этих слов. — Я бы погиб в Илин, сражаясь, совсем как мои родители. Проклятое дитя, я всё время приношу несчастья там, где бываю, и положено почить такому, как я, в проклятой земле. — Н-не неси чушь. Кто сказал, что ты приносишь несчастья? — Мадам Юй всё время так говорила. Пыталась сослать меня куда-нибудь, и как же чертовски она была права. — Вэй Ин! Когда его окрикнули, он, наконец, замолчал. Цзян Чэн немного подумал над его словами, чувствуя, что должен что-то сказать, и только спустя время произнёс: — Матушка объявила им войну не потому, что не хотела рубить тебе руку, ведь ты был согласен. Она сделала это, потому что орден Цишань Вэнь хотел основать свой лагерь внутри нашего ордена. Так что рано или поздно они бы всё равно пришли, мама бы всё равно отказалась, и неизбежное бы произошло. — Но тогда бы мадам Юй и дядя Цзян смогли бы организовать сопротивление так, чтобы не погибнуть. — Ну думаю, — Цзян Чэн отстранил его от себя, заглянул в лицо, скрытое теменью, и ласково погладил по щеке: — Не думай об этом слишком много. Ты верно заметил: огромное количество людей умирает в разных уголках Поднебесной прямо сейчас. Так чего жалеть о том, что уже давным-давно произошло, и гадать, что бы было, поступи мы иначе? Во тьме было видно, как брови Вэй Усяня нахмурились. — Ты правда так считаешь? Думаешь, раз так уже случилось, не стоит переживать об этом? Жалеть? Сокрушаться? — Не каждую же минуту, — Цзян Чэн тоже нахмурился, жалея, что не промолчал. — Да, мои родители мертвы. И не ты их убийца. Моих родителей убил Вэнь Чжулю, адепт из ордена заклинателей, который я помог стереть с лица земли. Я счастлив, что у меня есть моя живая и здоровая сестра. Я счастлив, что у меня есть ты. Мне не нужно большего. Ты, Яньли и Цзинь Лин — моя семья, и факт того, что она у меня есть, несмотря на все невзгоды, несказанно радует меня каждый божий день. Поэтому, если ты любишь меня, хватит нести околесицу. Вэй Усянь притих и лёг обратно. Цзян Чэн принялся гладить его по спине и волосам, стараясь успокоить и надеясь, что тот не подвергся отрицательным эмоциям и не ослабил защиту от энергии Инь. Честно говоря, с ним иногда бывает трудно понять — это говорит в нём тёмная энергия или это он сам. Спустя какое-то время тишины Вэй Усянь хрипло произнёс: — Должно быть, это всё гвоздь. Цзян Чэн облегчённо выдохнул, крепко его обняв. Его брат при отравлении ни за что бы не брякнул подобную ерунду! — Ты...об этом думал, когда сидел там, с гвоздём? Цзян Чэн тут же прикусил себе язык, ведь кто тянул его за него, раз он снова начал про этот идиотский гвоздь. Он нахмурился и дал себе обещание украсть у брата этот кусок пёсьего металла и выбросить куда-нибудь, чтобы тот впредь не нашёл его! — Нет. У меня много подобных воспоминаний. Цзян Чэн...есть ли что-то, из-за чего ты мог бы оставить меня? — Определённо нет, — Цзян Чэн был настолько уверен в ответе, что не сразу осознал всю суть вопроса. — Постой, о чём ты? — Ни о чём особенном, — подозрительно быстро нашёлся с ответом Вэй Усянь. — Ты спросил, о чём я думал тогда, с гвоздём. Вот тебе мой ответ. Цзян Чэн лежал какое-то время в замешательстве. Это что за ответ такой? Ничего же не понятно! — Что ты хочешь этим сказать? — Только то, что сказал. Цзян Чэн вздохнул и решил, что спорить здесь бесполезно. Того и гляди, заболеет ещё снова, не стоит лишний раз его волновать. Он поцеловал брата в висок и прошептал на ночь слова любви. Чтобы Вэй Усянь не забывал о том, что Цзян Чэн его любит. Как и в прошлый раз, Цзян Чэн уснул не сразу. Вэй Усянь уснул мгновенно, несмотря на то, что до этого не мог уснуть из-за прилива энергии. Цзян Чэн лежал в полной тишине, обнимая его, и застыл, как камень, размышляя, просто ли он уснул или упал в обморок от приступа отравления. Чтобы хоть как-то успокоиться, он решил подумать о том, что случилось после того разговора на стадионе в Илин: о том, как они справились с нечистью, и о том, как они вернулись домой.