Шаг за шагом

Уже в Ланьлине Цзян Чэн снова потерял брата из виду. Этот хитрый чёрт умел прятаться, когда ему нужно было, и грамотно привлекал к себе внимание, когда было необходимо. Поэтому, если Вэй Усянь этого не захочет, никто его не найдёт. Цзян Чэн злился и скрипел зубами, но всё равно находились люди, которые, презрев страх, подходили к нему, чтобы поздороваться и завести разговор. — Куда же Вы так торопитесь, глава ордена Цзян? — с нервной улыбкой на лице всё выспрашивал у него один из глав орденов. — Мы толком и не общаемся за пределами советов кланов. Так не обделяйте же нас своим вниманием! Вы такой недружелюбный... — Послушайте, что Вам от меня надо вообще? — огрызнулся Цзян Чэн, резко повернувшись к собеседнику до того злой, что тот аж подпрыгнул. — Я хожу на советы кланов исключительно потому, что это — моя работа. Поймите меня правильно, я не хочу ни с кем из вас ни пустословить, ни тем более брататься. Если Вам что-то нужно, то давайте быстро и без лишних слов, чётко и по делу. Однако у бедолаги не было каких-то значимых тем для обсуждения с главой ордена Цзян. Понаблюдав за потугами нежеланного собеседника, Цзян Чэн фыркнул и развернулся, чтобы уйти в другом направлении. Мало того, что Цзян Чэн не был дружелюбным, так он ещё был на взводе из-за пропажи Вэй Усяня. Как известно, после войны орден Юньмэн Цзян, бросивший на сопротивление все свои силы, пребывал в бедственном экономическом положении. Начало правления Цзян Чэна пришлось на несравнимо трудное время: сначала война, затем восстановление ордена и смертельная болезнь брата. Но он смог всё это преодолеть, и вот, пятнадцать лет спустя, орден Юньмэн Цзян является одним из богатейших орденов заклинателей. В состав его владений входит огромная территория Юньмэн, а также присоединённый после войны Илин с проклятой горой и отошедший по матери Мэйшань, орден в котором был уничтожен Вэнями во время войны. Несмотря на то, что богатейшим орденом по-прежнему оставался Ланьлин Цзинь, благодаря приобретениям Цзян Чэна орден Юньмэн Цзян стал самым большим среди всех. Орден всегда был несколько вне группы крупных представителей, так как географически находился поодаль от остальных, но сейчас благодаря политике, которую вёл Цзян Чэн во многом из-за своего брата и характера, орден стал самым независимым. Пока его коллеги бились головой о стену из-за интриг, дрязг и общих проблем, Цзян Чэн большую часть времени просто сидел в Юньмэне, потихоньку улучшал уровень жизни внутри своих территорий и не заботился больше ни о чём. Нападать на Юньмэн, чтобы поживиться их обширными территориями, глупо и бессмысленно: Цзян Чэн, имея богатый опыт ведения войны, разработал свою оборонную систему, к тому же, на его стороне по-прежнему были Старейшина Илин и Юньмэнские кладбища. В то же время, и в личной жизни у Цзян Чэна всё было замечательно — он жил с человеком, с которым мечтал разделить свою судьбу, при этом они не были просто любовниками. Цзян Чэн на полном серьёзе полагал, что его достижения были бы намного меньше, если бы он в определенный момент не признал свои чувства и не послал бы всех к чёрту, забрав брата из Безночного города. Любовь помогла ему стать лучше, смелее и сильнее. К сожалению, у многочисленных побед были и неприятные последствия. Например, всякие главы орденов или просто прославленные заклинатели пытались побеседовать с ним и всячески подружиться на вот таких вот советах кланов. Цзян Чэн не стремился к улучшению связей с главами кланов и точно не отличался дружелюбием. Таким образом, по любому вопросу, который не касался его ордена или двух содружественных ему орденов, он имел нейтральное мнение, а придя на совет кланов, делал всё, чтобы быстрее уйти. К сожалению, не все это понимают. Пока он искал брата, к нему рука об руку подошли Цзинь Су и Цзян Яньли. — Добрый вечер, глава ордена Цзян, — Цзинь Су, явно немного захмелевшая, поклонилась ему. Цзян Чэн нахмурился, находя это несколько странным, потому что обычно эта женщина не вела себя подобным образом, но молча поклонился в ответ. Затем коротко обнялся с сестрой. Он уже намеревался заговорить с ней, но не успел даже сформулировать мысль, как их потревожил громкий возглас Цзинь Цзысюаня: — Цзян Чэн! Пойди-ка сюда и объясни мне кое-что! Он повернулся к приближавшемуся Цзинь Цзысюаню и холодно спросил: — Чего тебе? Обеспокоенный Цзинь Цзысюань подлетел к нему и стал трясти, приговаривая: — Почему я последним узнаю о том, что Вэй Ин пришёл на собрание кланов? В мой дом! Какого вообще черта он сюда прибыл? Столько лет отсиживался в Юньмэне и головы не высовывал, а сейчас вдруг... — Да заткнись ты! — Цзян Чэн хорошенько тряхнул его, останавливая, а затем не менее взволнованно, чем Цзинь Цзысюань до этого, спросил: — Ты знаешь, где Вэй Ин? — Чего? — он наморщил нос. — Откуда мне знать? Он ведь твой...брат, не мой. Ты что же, сам не знаешь, где его земля носит? — Он сбежал от меня! Обещал вести себя смиренно и ничего эдакого не устраивать, и в итоге сбежал! Цзинь Цзысюань, покачав головой, посетовал: — Что ж ты за человек-то такой, что от тебя братья постоянно сбегают? — Заткнись. Не можешь ничего сказать по делу, лучше вовсе ничего не говори. А ещё лучше, помоги мне его найти! Пока я не слежу за ним, он может натворить всякого. Здесь же кругом люди разного рода, есть и идиоты, а что, если один из них к нему пристанет и заденет за живое? Он же больной человек! Не думаю, что ты хочешь появления в своих владениях слетевшего с катушек Старейшины Илин. — Ты можешь говорить всё, что угодно, но я не отстану от тебя, пока не выясню, какого пса Вэй Ин вообще забыл здесь! За спиной его послышался голос: — Слушай, слушай, ты что всё-таки такой не гостеприимный? Я же ещё ничего не сделал! Цзинь Цзысюань тут же отшатнулся от человека позади себя и еле сдержался, чтобы не закричать с перепугу. — Ты! — Я, — Вэй Усянь кивнул и склонил голову на бок. — Тебе не кажется, что показывать на людей пальцем неприлично? — Да ты же и не человек вовсе! — гневно завопил Цзинь Цзысюань. — Так, нечисть! Никого из них не слушая, Цзян Яньли подошла к названному брату и крепко обняла его. Это действие заставило замолчать всех, и лишь через некоторое время Вэй Усянь ласково коснулся её макушки. — Я так рада видеть тебя, А-Сянь! Вэй Усянь кивнул и поприветствовал её. Когда отстранилась, она всё-таки мягко спросила: — Но что привело тебя на совет кланов? — Я был рядом с Цзян Чэном, когда он должен был отправиться на совет, — полуправдой ответил ей тепло улыбающийся Вэй Усянь. — Я решил пойти вместе с ним за компанию. Надеюсь, после совета кланов мы вернёмся домой. Последнее он произнёс, мельком глядя на Цзян Чэна, как будто обращался к нему. — Молодой господин Вэй, Вы тоже здесь? — к их компании присоединился весьма удивлённый Цзинь Гуаньяо. — Вы так давно не посещали совет кланов. Что привело Вас к нам? — Мы с шиди истребляли нечисть неподалёку, — мгновенно ответил Вэй Усянь удобную полуправду, даже не посмотрев толком, кто с ним разговаривает. — Я пришёл сюда с ним за компанию. О да, на эту самую компанию уже все косятся подозрительно. Насколько Цзян Чэн мог понять, Мо Сюаньюй, прибывший вместе с ними, был весьма скандальной персоной в рамках этого ордена, но даже он меркнет по сравнению с самим Старейшиной Илин. Каждый, кто смотрел на него, думал о том, что, если он здесь, на этом совете кланов случится что-то знаменательное и жуткое. Несмотря на это, Цзинь Гуанъяо нашёл в себе силы посетовать: — Как жаль, что я совсем не учёл Вашего прибытия, и потому не смог приготовить стол лично для Вас. Я сейчас же исправлю эту оплошность! — Правда? Мне почему-то казалось, что Вы должны были догадаться. Эта фраза показалась странной всем присутствующим. Цзян Чэн повернул голову, чтобы посмотреть на него, но на лице брата ничего не отражалось, никакие его мысли нельзя было прочесть в сияющих глазах. Вэй Усянь мог много болтать, и с виду его речь могла походить на околесицу, но лишь потому, что он часто любил говорить загадками, полуправдой и откровенной, но тщательно и для чего-то рассчитанной ложью. За много лет, проведённых рядом с ним, Цзян Чэн усвоил урок, и относился серьёзно к каждому его слову. Чем старше становился Вэй Усянь, тем меньше слов он бросал на ветер. Цзинь Гуанъяо даже замолчал на какое-то время, тоже размышляя, к чему могла быть эта фраза, и, ничего не надумав, спросил: — С чего бы вдруг? Тот пожал плечами. — Что бы ни происходило, Вы всегда знаете обо всём. Ваши таланты удивительны! — Не удивительнее Ваших, — не остался в долгу Цзинь Гуанъяо. Не понятно, что это был за обмен любезностями, и Цзян Чэн поднял бровь. Его брату совершенно было не свойственно заводить с кем-либо подобного рода беседы. Такое необычное поведение Вэй Усяня заставляло Цзян Чэна чувствовать себя неловко, поэтому он был благодарен Лань Сичэню, прибытие которого оборвало этот нелепый диалог. — Молодой господин Вэй, и Вы тоже здесь? — удивился мужчина. — Давно не видел Вас на совете кланов. Вэй Усянь мягко улыбнулся ему и ответил уже не то, что говорил всем остальным интересующимся: — Это долгая история. — А как...как продвигается дело, которое Вы любезно согласились для меня разрешить? — Мы почти закончили, — в его улыбке появилась доля озорства. — Скоро сможете забрать его целиком. — Кстати, так как я не ожидал Вас увидеть на этом совете кланов, я хотел отдать его главе ордена Цзян, но... — он достал из рукава цзянкунь длинный меч в чёрных ножнах и протянул его Вэй Усяню, — как хорошо, что я могу отдать его Вам лично! Похоже, по невнимательности Вы забыли в Облачных глубинах свой меч. — Ха-ха, да, — чувствуя угрожающий взгляд брата, Вэй Усянь нервно посмеялся и повесил полученный меч на пояс, — верно. Пока шли из города И, они по пути лишились компании нескольких ребят, переживших ту безумную ночь. Однако в Ланьлин за ними последовали дети из Гусу и Юньмэна — они расположились позади взрослых и тихонько наблюдали за ситуацией. Один из них выразил мысль: — Вот если бы тот старик узрел сию картину, он бы убедился, что меч Старейшины Илин всё-таки существует, и перестал бы нести околесицу! — Убедиться-то он, может, и убедился бы, — возразил другой, — только вряд ли б это его остановило. — Да, — Лань Цзинъи со знанием дела кивнул. — Дурить народ, который не знает о нелёгкой судьбе меча, брошенного на произвол судьбы своим хозяином, выгодно, с какой стороны ни посмотри. Он может сколько угодно знать, что меч периодически всё же возвращается домой, только незнание об этом других людей может принести ему денег! — Цзинъи, ты не мог бы не так драматично о моём мече? — попросил Вэй Усянь, услышав их разговор. — Мне аж неловко. — Тебе и неловко от того, что Цзинъи снова излишне драматизирует? — Цзян Чэн фыркнул, сложив руки на груди. — Не верю! — Да в смысле "снова"? — возмутился Лань Цзинъи. — Когда это я ещё драматизировал? — Учитель Вэй! — один из юношей подошёл к нему, чтобы сказать: — Я так восхищён Вашей стойкостью перед обидами и наговорами. Я бы точно спустил всех собак на любого, кто вздумал бы продавать мой меч! — Н-не надо о собаках, — он вздрагивал даже от простого упоминания. — Да и что на счёт старика, то мне, если честно, не жалко. Если это позволяет зарабатывать ему на чашку риса, я не против. Это как... как талисманы, защищающие от Старейшины Илин. Я ведь тоже их продавал и не понаслышке знаю, сколько это приносит лёгких денег. Если моё недоброе имя приносит кому-то пользу, то пускай. Я не гордый. От разговора с детьми его отвлёк Мо Сюаньюй, парой нелепых жестов попросивший его отойти в сторонку для личной беседы. Заинтересовавшись, Вэй Усянь незаметно отделился от компании и прошёл вслед за молодым человеком. Они завернули в коридор, вышли на террасу, где никого не было, и только тогда Мо Сюаньюй молвил: — Мне нужно сказать Вам кое-что о Верховном заклинателе. Вэй Усянь кивнул. — Говори. — Дело в том, что до того, как меня выгнали из клана, мы с Верховным заклинателем были довольно близки. Как братья, но не буду отрицать, что у меня были мысли на этот счёт и несколько другого плана. Вэй Усянь снова кивнул. Это он уже понял. — Я был вскормлен несчастной женщиной, которая, к сожалению, не смогла обучить меня основам поведения. Когда мне что-то нужно было от Верховного заклинателя, сущая мелочь, а его не было рядом, я отправился в его личные покои на поиски. Я думал, что, как его единокровный брат, имею право войти туда. Тихо пробравшись внутрь, я заметил, что он проводит какие-то манипуляции с зеркалом в углу его комнат. Какое-то время я наблюдал, но затем Верховный заклинатель взял и проник внутрь, как будто...прошёл в некое место, находящееся за зеркалом. Я не удержался и пошёл следом. Клянусь Вам, это был тайный проход в место, скрытое от человеческих глаз! Это помещение было тёмным, без окон и дверей, лишь зеркало служило входом туда и свечи освещали полумрак. Но я рассказываю Вам об этом в большей степени потому, что там я видел пыточную и нечто, похожее на тёмные артефакты. В принципе, Вэй Усянь уже понял, что Цзинь Гуанъяо скрывает что-то тёмное, и даже представлял, что конкретно, но история Мо Сюаньюя заставила его подумать ещё раз о масштабах того, что скрывает от общественности Верховный заклинатель. — Что случилось дальше? — Естественно, он сразу заметил моё присутствие, — сглотнув, и ответил он. — И весьма вежливо попросил меня уйти. Мне ничего не оставалось, кроме как отступить за зеркало, а на следующий день он распространил слухи о том, что я приставал к нему. Признаюсь, у меня была нехорошая репутация этом плане, но я совершенно точно не совершал никаких поползновений в его сторону! Как Вы уже поняли, мне никто не поверил, и с позором я был отправлен домой самим главой ордена. — Так вот, почему все на тебя так странно косятся! Они думают, что ты приставал к Ляньфан-цзюню? — Мо Сюаньюй кивнул, и Вэй Усянь продолжил, уперев руки в бока: — Но почему ты говоришь это только мне? Почему не сказал Цзян Чэну или А-Юаню? Эти вопросы заставили бедолагу нервно рассмеяться. — Вы, должно быть, шутите, Старейшина? Ваш брат несколько раз угрожал убить меня, а Ваш ученик хоть и симпатичный, но от его взгляда на меня можно обратиться в лёд! — Ну да, в чём-то ты прав. — К тому же, они не поверили бы мне, даже если б я рассказал. — Тогда, с чего ты решил, что тебе поверю я? — Не знаю, — Мо Сюаньюй с улыбкой пожал плечами. — Просто Вы кажетесь мне таким человеком. Вэй Усянь вздохнул. — Ты же совершенно не знаешь, какой я человек на самом деле, — упрекнул он юношу. — Вот что, я приму твои слова к сведению. Но поверить в них или нет, я решу тогда, когда сам всё разузнаю. Честно говоря, не скажи ты мне об этом, я бы всё равно присмотрелся к Ляньфан-цзюню. — Вы...в чём-то его подозреваете? — Возможно. Он подмигнул ему и пошёл прочь, оставляя Мо Сюаньюя одного, полного раздумий о том, что же имел в виду Старейшина Илин. Вэй Усянь же решил отыскать комнату, которую наверняка организовали специально для Цзян Чэна, так как он — один из глав орденов, который должен был прибыть на этот совет кланов. Ещё там, в зале, он утащил для себя бочонок вина, а больше ему ничего не нужно было. Вэй Усянь точно не хотел бы появляться перед всеми и участвовать в распрях. Его персона вызовет много подозрений и косых взглядов. Тем не менее, ему не удавалось в столь огромном дворце найти подходящую ему комнату, да и откуда он знал, что какая-то из них оставлена специально для его брата? Так он и бродил, пока по пути не встретил кроткого вида служанку. — Здравствуйте, не могли бы Вы показать мне, где находится комната главы ордена Цзян? — Главы ордена...Цзян? — она с сомнением посмотрела на него большими светлыми глазами, а затем сконфуженно кивнула и направилась прочь. Вэй Усянь, заложив руки за спину, лёгкой походкой проследовал за ней. Девушка довольно необыкновенной и вместе с тем прекрасной наружности торопливо забегала своими маленькими, облачёнными в аккуратные лодочки ножками по коридорам. Наконец, в одном из таких она указала ему на красивую резную дверь. — Спасибо, — коротко кивнув, он уже было взялся за ручку двери, как услышал, что его окликнули. — Молодой господин, Вы же не глава ордена Цзян, — девушка лепетала робко, глядя на него из-под густых ресниц. — Ага. — Если Вам нужен глава ордена Цзян, Вы, скорее всего, не найдёте его в покоях. Все главы орденов сейчас в трапезной. — Я не ищу его, — Вэй Усянь покачал головой и очаровательно ей улыбнулся. — Я прекрасно знаю, где сейчас находится мой брат. На лице девушки отразилось короткое замешательство, а затем её глаза расширились в явном удивлении. — В-вы..? Понаблюдав немного за её шоком, Вэй Усянь всё-таки отворил дверь. — Приятного вечера, — пожелал он ей и тут же шмыгнул в комнату. Ему часто приходилось сталкиваться с такой реакцией окружающих. Всем известно, что Старейшина Илин по состоянию здоровья вынужден много времени проводить дома, поэтому никто не ожидает его увидеть, например, на таком событии, как совет кланов. Однако Вэй Усянь не слишком беспокоился по этому поводу. Он в несколько шагов пересёк комнату и уселся на кресло. Затем достал бочонок вина и положил его на рядом стоящий столик. Откупорив его, он какое-то время просто сидел и вдыхал приятный аромат. Торопиться ему было решительно некуда, и он занимался тем, что медленно опустошал сосуд, глядя в окошко на вечерний Ланьлин. Когда вина осталось совсем немного, он всё-таки встал и поискал в комнате чернила и ножницы. Найдя их, он нарисовал человечка и вырезал его, а затем вернулся и залпом допил остатки вина. Как назло, именно в этот момент в комнату вошёл Цзян Чэн и увидел следующее: рука его безвольно падает на подлокотник кресла, кувшин, что был зажат ею, разбился о пол, так как больше его ничто не держало, и брат его теряет сознание. Разумеется, это привело Цзян Чэна в ужас, и он подскочил к креслу, где безвольно развалился Вэй Усянь. — Вэй Ин! — он потормошил его, но никакой реакции не последовало. Цзян Чэн мигом почувствовал, как страх сковывает движения и становится трудно дышать. Не зная, что делать, он стал оглядываться по сторонам, и услышал, как за его спиной что-то зашелестело. Он обернулся, пригляделся к обстановке и увидел на столе бумажного человечка. Фигурка невозмутимо поднялась на хлипких ножках, как будто так и должно быть, и, словно потешаясь над ним, полетела в сторону тела некогда могущественного тёмного заклинателя. У Цзян Чэна же всё внутри похолодело от неописуемой ярости. — Ты можешь сначала предупреждать, прежде чем вытворять такое? — прорычал он маленькой юркой фигурке. — Вэй Ин, что это, мать твою, за спектакль?! Фигурка не смогла бы ему ответить ничего внятного, даже если бы и имелось подобное желание. Она закружила вокруг него, как будто играясь, и Цзян Чэн почувствовал, как у него начинает дёргаться глаз. Он насилу заставил себя успокоиться, вздохнул и обратился к фигурке: — Ты же знаешь, что это очень опасно? Ты и так ненормальный, а если с твоим хрупким сосудом что-нибудь случится, ты так окончательно с катушек съедешь! Вэй Усянь в маленьком тельце фигурки не знал, как его успокоить и дать понять, что всё хорошо, и всё, что он смог сделать, это сесть ему на нос. Две полоски бумаги, изображающие руки, легко, почти незаметно скользнули по всей длине его носа, как бы поглаживая. Цзян Чэн нахмурился и сдул человечка со своего лица. Из-за резкого потока воздуха фигурка далеко отлетела и, видать, решила больше не возвращаться, а отправиться по своим делам. Наблюдая за тем, как клочок бумаги летит по направлению к двери, Цзян Чэн подумал и строго наказал: — Будь аккуратнее. Не дай себя обнаружить и уж тем более навредить тебе! Так, лист бумаги скрылся под щелью между дверью и полом. Цзян Чэн, оставленный на произвол судьбы, повернулся к креслу, в котором так и продолжало вразвалку лежать тело его брата. Он брезгливо фыркнул, взглянув на разбитый сосуд, подошёл и аккуратно взял на руки безвольное тело. А что, если Вэй Усянь будет очень долго путешествовать в качестве маленькой бумажной фигурки, в то время как его тело будет продолжать в полусогнутом положении лежать в кресле? Его бедного больного брата разобьёт боль в пояснице! К тому же, что ему нужно ответить, если кто-то зайдёт и увидит такого подозрительного Вэй Усяня? Если он решил использовать подобную технику скрытого слежения, значит, он подозревает кого-то важного. Например, Цзинь Гуанъяо. Цзян Чэн нахмурился, думая об этом. Поведение Вэй Усяня ясно дало ему понять, что он считает Цзинь Гуанъяо причастным к этому делу. Однако отношения Верховного заклинателя со Старейшиной Илин всегда были весьма неплохими. Его брату нравилось, как тот поступил во время Аннигиляции солнца. Также в том, как многие тайно, за глаза думали о Цзинь Гуанъяо, как о "сыне шлюхи", Вэй Усянь видел скрытое отношение к нему самому, как к "сыну слуги". Единственное их отличие в том, что "сын шлюхи" — незавидный статус, как ни посмотри, в то время как звание "сына слуги" не являлось чем-то особенно уж оскорбительным. В свою очередь, у Цзинь Гуанъяо всегда был какой-то нездоровый интерес к Вэй Усяню и, в особенности, к его познаниям в области тёмных искусств. Это больше всего напрягало Цзян Чэна. Искусство Старейшины Илин язык не поворачивается назвать приемлемым, допустимым и само собой разумеющимся. Это тёмные деяния, к тому же плохо сказывающиеся на психике человека. Многие из его техник, например, поднятие из могил трупов и управление ими, аморальны, и обычно, если он использует что-то, сложнее техники нарисованных глаз, это уносит десятки жизней. Так что за намерения могут быть у Цзинь Гуанъяо, который интересуется подобного рода вещами? Снедаемый тяжёлыми мыслями, он всё-таки положил брата на кровать и снял с него сапоги. Как только он аккуратно присел, чтобы понаблюдать за ним, лицо Вэй Усяня вдруг изменилось — брови нахмурились, а уголки губ характерно опустились, и из горла его вырвался нехороший хрип. Это привело Цзян Чэна в смятение, так как он не знал, что делать, если вдруг что-то пойдёт не так. Конечно, ему было известно, что можно на время перенести свою душу в неживой предмет, например, в бумажную фигурку, но он никогда не был тому свидетелем. Тем не менее, он знал, что в любой непредвиденной ситуации душа человека, решившегося на такое, может сильно пострадать, а у его брата и без того большие душевные проблемы! Это заставляло его злиться, потому что этот идиот без каких-либо колебаний и долгих размышлений принял решение исполнить этот опасный трюк, даже зная, что у него уже есть проблемы с душевным равновесием. Он медленно закипал, думая об этом снова и снова, и его мысли прервал хриплый шёпот: — Цзян Чэн.. Тот сначала метнул на брата грозный взор, но сердце его смягчилось, когда Вэй Усянь протянул ему руку. Не зная, как поступить, Цзян Чэн осторожно схватил его ладонь. Когда он сжал холодную кисть в своих горячих пальцах, лицо Вэй Усяня расслабились, он опустил руку и стал лежать, как прежде. Наблюдая за этим, Цзян Чэн поднял бровь. — И что это было? — немного осипшим голосом произнёс он. Буквально через секунду в дверь постучали. — Кто там? — Глава ордена Цзян, это я, — за дверью говорил Цзинь Гуанъяо, и отчего-то по спине Цзян Чэна пробежались мурашки. — Я искал молодого господина Вэй*, но так и не смог его нигде найти. Он случайно не с Вами? — К сожалению, мой брат слаб здоровьем, — уклончиво ответил Цзян Чэн. — За вечер он утомился и прилёг отдохнуть. — Я...могу войти? — Конечно, — ответил Цзян Чэн, молясь о том, что с Вэй Усянем не случится ничего подозрительного, как было минуту назад. Когда зашёл в комнату, Цзинь Гуанъяо уставился на Вэй Усяня, и вид у него был такой, словно он ожидал увидеть нечто другое. Однако Вэй Усянь лежал на кровати так, будто действительно просто уснул. Поняв, что он не может просто так стоять и смотреть на него, ведь это выглядело крайне странно, Цзинь Гуанъяо посмотрел на Цзян Чэна, улыбнулся ему и произнёс: — Здорово, наверно, оставаться с любимым человеком, несмотря на все трудности. — О чём Вы? — Я просто восхищаюсь Вашим мужеством, глава ордена Цзян. Вы вместе несмотря на то, что оба являетесь братьями друг другу. Не каждый смог бы отринуть эти обстоятельства, даже если два сердца прочно связаны друг с другом уникальным нежным чувством. — Это звучит так высокопарно, что даже нелепо, — покачал головой Цзян Чэн. — У нас с Вами, очевидно, разные представления о том, какие именно чувства связывают меня и его. — Что Вы имеете в виду? — Это не столько нежность, сколько доверие и сотрудничество. К тому же, многие это забывают, но мы не родные братья. — А если бы...если бы вы были братьями по крови, для Вас бы ничего не поменялось? Цзян Чэн нахмурился, отмечая странность этого вопроса, но всё же ответил: — Я бы всё равно сделал то, что сделал. Что, интересно, меня могло бы остановить? Родители? Они мертвы. Общество? Вэй Ин сомнительная личность и без кровного родства. — Вы рассуждаете так просто, — покачал головой Цзинь Гуанъяо и посмотрел на Вэй Усяня: — А для него? Столь смешной вопрос заставил Цзян Чэна усмехнуться. — О чём Вы говорите? В своё время он копал могилы и мучил людей. На этом странный разговор закончился, и Цзинь Гуанъяо удалился. Его, очевидно, что-то терзало, вероятно, связанное с порочными связями между родственниками, но Цзян Чэн так и не понял, к чему были все эти вопросы. Важнее всего было то, что скоро должно произойти что-то важное. Он чувствовал приближение проблем, ведь Вэй Усянь не вернётся обратно без головы, не такой он человек. Привык добиваться своего. И Цзян Чэн, сидя на кровати рядом с его безвольным телом, готовил себя к встрече с грядущими невзгодами. Тем не менее, прошло немало времени до тех пор, пока состояние Вэй Усяня не изменилось снова. Цзян Чэн даже подскочил на кровати, когда услышал его жалобный стон. Он до сих пор не знал, что в таких ситуациях обычно делают. Душу из бумажки не вернёшь звоном колокольчика! К счастью, вскоре эта злосчастная бумажная фигура сама вылетела из-под двери и мигом приземлилась на грудь Вэй Усяня. Тот открыл глаза и сделал такой глубокий вдох, словно его только что достали из-под земли. Вид у него при этом был такой, что казалось, будто он снова потеряет сознание, только уже не из-за тёмной техники переселения в неживые объекты, а из-за слабости. — Ну что? — спросил Цзян Чэн, когда брат уже немного отдышался. — Что ты выяснил? — Голова, — осипшим голосом ответил Вэй Усянь. — Она у Верховного заклинателя в той тайной комнате, о которой мне рассказывал Мо Сюаньюй! — Что? — Цзян Чэн с явным пренебрежением отнёсся к словам про этого бедного "сумасшедшего" юношу, но после того, как Вэй Усянь на него красноречиво посмотрел, решил спросить: — Ты видел её? Теперь-то ты можешь рассказать мне, чья это голова? — Я был прав, — кивнул Вэй Усянь. — Это голова Чифэн-цзюня. — Кого?! Он пожал плечами: — Глаза мне не врали. И это было логично. — В каком месте это было логично? — Слушай, сейчас даже не это важно. Верховный заклинатель держит там заложницу — его жена как-то прознала о чём-то, и он посадил её в свою пыточную. — Что ты несёшь, у них с женой прекрасные отношения. — Мало ли какие у них отношения, её нужно спасать! — нахмурился Вэй Усянь, вставая с кровати и тут же спотыкаясь. Цзян Чэн с тревогой подставил руки, поддерживая его, и взволнованно спросил: — Слушай, может, меня одного достаточно? Я ещё Ханьгуан-цзюня с собой возьму, а с ним и Цзэу-цзюня. — Да там всё так запутанно, нужно во дворец, потом в покои, а в покоях зеркало, а в зеркале... Там же ещё куча подозрительного хлама, и только я знаю, где среди них голова. Тем не менее, Ханьгуан-цзюня они решили взять с собой и вместе с ним отправились рассказывать о находке Лань Сичэню. Тот как раз разговаривал с Цзинь Гуанъяо, когда они с серьёзными лицами подошли к нему. — Молодые господа? — невинно похлопал глазами Цзинь Гуанъяо, судя по рассказу Вэй Усяня, который Цзян Чэн с Лань Ванцзи выслушали по дороге, знавший о том, что голова была обнаружена в его тайной комнате. — Что-то случилось? Вэй Усянь решил ответить на этот вопрос не ему, потому что, пока отвечал, смотрел он на Лань Сичэня: — Цзэу-цзюнь, мы нашли последнюю недостающую часть тела. Цзинь Гуанъяо состроил удивлённое лицо, как будто не понимал, к чему могли относиться эти довольно жуткие, хоть в контексте, хоть без него, слова. Вэй Усянь глянул на него, покачал головой и с лёгким налётом сожаления в голосе произнёс: — Ляньфан-цзюнь, не поймите не правильно, но к нам поступила информация о том, что в секретном месте в Ваших покоях хранится то, что, во-первых, не должно храниться у порядочного человека, а во-вторых, очень нам нужно. — Интересно, откуда же к Вам могла поступить такая информация? Цзян Чэн нахмурился. Несмотря на то, что Цзинь Гуанъяо был хорошим актёром, и по его лицу нельзя было понять, что на самом деле тот чувствует, его слова, к неожиданности, могли сказать о многом. Он вряд ли говорил бы со Старейшиной Илин подобным образом, если бы не был напряжён. — Этого я сказать не могу. Цзинь Гуанъяо кинул осторожный взгляд на Лань Сичэня. На стороне Верховного заклинателя было то, что всё внимание в зале как-то резко переключилось на их разговор. Это случилось потому, что каждый заклинатель, признавший в Вэй Усяне вероломного Старейшину Илин, ждал, когда же случится что-то из ряда вон выходящее. Ведь не может такой человек, как он, просто так появиться на собрании кланов, которое не посещал около десяти лет? В то же время и против него было то, что Лань Сичэнь в некой степени доверял Вэй Усяню, и потому продолжил стоять на месте, ожидая, когда Цзинь Гуанъяо даст разрешение на посещение своих покоев. Тот, поняв, что Лань Сичэнь не собирается отступать, вздохнул, словно примеряясь с судьбой, и спросил лишь: — Тогда могу я узнать, какой такой неподобающий предмет Вам нужен? Все разговоры стихли, уши готовы были улавливать каждый шорох. Всем было интересно, что же такого нужно Старейшине Илин, что неприлично хранить в некой тайной комнате Верховному заклинателю? В такой обстановке холодный голос Вэй Усяня заставлял всех почувствовать мурашки на своём теле, и тот ответил: — Голову Чифэн-цзюня. Сказать, что это заявление произвело впечатление на всех присутствующих, значит, ничего не сказать. К этому моменту о том, что это расчленённое тело принадлежит именно ему, знали только Вэй Усянь и Цзян Чэн, даже Лань Ванцзи они ничего не сказали, потому как особо не было времени. — Вы...вы что такое несёте? — один из заклинателей побелел от ужаса. — Чего Вы добиваетесь, Старейшина Илин? Пытаетесь дискредитировать Верховного заклинателя посредством сомнительных...я даже не знаю, как это назвать! Теорий? Домыслов? Бесталанных сказок? — У меня на руках есть труп, — Вэй Усянь цокнул языком. — И есть все основания полагать, что голова от него принадлежит Чифэн-цзюню и хранится в тайной комнате Верховного заклинателя. Я не обязан вам ничего объяснять, как и вы не обязаны впускать меня куда-либо. Но разница между нами состоит в том, что, если вы сейчас же не исполните моё требование, все трупы в Ланьлине и его окрестностях поднимутся против вас. Это была довольно внушительная угроза, ибо звучала она из уст не кого-нибудь, а самого Старейшины Илин. У заклинателей в зале волосы на затылке зашевелились от охватившего их ужаса. Некоторые некстати вспомнили сказания о бесчинствах Старейшины Илин во время Аннигиляции солнца, некоторые воскресили в памяти виденные собственными глазами злодеяния, и кто-то из них обратил свой взор на Цзян Чэна. Предполагалось, что глава ордена Цзян будет сдерживать своего крайне опасного подчинённого, но тот ни слова по этому поводу не сказал. Всем пришлось просто согласиться с условиями Вэй Усяня. Всё это время было непонятно, что чувствовал Цзинь Гуанъяо, когда толпа людей вошла в его личные покои, а затем и в тайную комнату. Однако, как и предупреждал Вэй Усянь Цзян Чэна, в комнате действительно оказалась Цзинь Су в очень несчастном и подавленном состоянии. Это впечатлило вошедших больше, чем подозрительные элементы в тайной комнате Верховного заклинателя, который тоже выглядел весьма поражённым фактом нахождения здесь своей жены. Он вышел вперёд так, словно ему было трудно держаться на ногах от сильной тревоги, и тихо спросил: — А-Су? Что ты здесь делаешь? Женщина подняла на него заплаканные глаза и направила в его сторону нож. Тревожный шёпот понёсся в комнате, а Цзинь Гуанъяо вздрогнул и опасливо поднял руки. — Дорогая, я не знаю, что происходит, но пожалуйста, давай просто поговорим. Однако девушка всхлипнула, роняя на пыльный пол отчаянные слёзы, и, к всеобщей неожиданности, воткнула острый клинок прямо в мягкий дяньтянь. Когда Цзинь Гуанъяо бросился к ней в компании нескольких заклинателей, слёзы градом потекли по её лицу — они падали, похожие на кристаллы в темноте комнаты, и исчезали, едва достигнув пола. Её жизнь увяла на глазах у всех присутствующих — рана была до того глубокой, а её желание бороться так мало, что никто не успел ей помочь. Цзинь Гуанъяо поднял жену на руки, зовя её по имени, а она не откликалась, и вокруг стояла тишина — было слышно только пустые мольбы Верховного заклинателя. Вэй Усянь тоже молчал, было бы странно с его стороны в такой ситуации настаивать на обыске комнаты с целью найти голову покойного Чифэн-цзюня. К сожалению, стоило ему раз в жизни проявить тактичность и подождать, как это сыграло с ним злую шутку. Один из глав орденов явно что-то замышлял, когда чрезвычайно громко начал вещать: — Теперь мне ясно, в чём был твой замысел, Старейшина Илин! — Чего? — Вэй Усянь не сразу понял, к чему это он. — Ты специально придумал бредовую историю про Чифэн-цзюня, чтобы заманить нас сюда, а тем временем внушил госпоже наложить на себя руки у всех на глазах, чтобы дискредитировать Верховного заклинателя! — Но голова Чифэн-цзюня действительно находится в этой ко... — Не хочу слышать больше ни слова! — мужчина достал меч из ножен и понёсся на него. — Я не позволю тебе больше совершать бесчинства, подобные этому и многим другим! От меча флейтой не отмахнёшься, и мужчина был слишком стремителен для того, чтобы успеть призвать труп, который его защитит, поэтому Вэй Усянь снял с пояса свой собственный меч и ножнами защитился от удара. В бой стали включаться и все остальные пришедшие в эту комнату заклинатели, а Цзян Чэн обнажил Саньду, так как от кнута было бы мало пользы в маленьком, заполненном людьми помещении. Поначалу братья сражались спина к спине, но толпа их разделила. Вэй Усянь стремился к выходу, так как только и мог, что отбиваться с помощью ножен, и понятное дело, это было такой себе защитой. Цзян Чэн же, видя его потуги, вместе с Лань Ванцзи старался расчистить ему путь для отступления. В одной из схваток его меч должен был настигнуть одного из заклинателей, однако того прикрыл сам Цзинь Гуанъяо. Их мечи схлестнулись, и хитрец решил во время этого завести с ним разговор. — Глава ордена Цзян, а Вы не находите странным то, что Ваш брат не спешит пользоваться мечом даже в такой ситуации? — Какое мне дело? — Странно, ведь даже я задавался вопросом: почему так происходит? — хмыкнул Цзинь Гуанъяо. — Я всё думал, почему такой славный мечник, каким все описывают Вашего брата, забывает меч в разных местах и защищается от ударов с помощью ножен. Только услышав его речь, Вэй Усянь ускорился по направлению к выходу. Он хотел бы закричать, чтобы Цзян Чэн не слушал, поторопить его, может, но Вэй Усянь смог отодвинуть панику на задний план и понять, что в этой ситуации любые оправдания будут звучать подозрительно, а любая заминка — шаг к его поражению. — И знаете, проанализировав ситуацию, я вдруг смог понять человека, создавшего тёмный путь и решившего отказаться от использования меча. — Что ты...имеешь ввиду? Даже сражение за Вэй Усяня немного стихло из-за того, что многие хотели послушать, о чём хочет сказать Верховный заклинатель. Это дало фору, так необходимую беглецу, который к тому моменту решил временно отказаться от идеи найти голову в месте, полном, как оказалось, врагов. Он сразу понял, о чём хочет сказать Цзинь Гуанъяо, и решил, что ему лучше бежать прежде, чем его брат присоединится к врагам. Выбежав из секретной комнаты так, словно его подгоняло пламя за спиной, он пронёсся мимо людей, которые ещё ничего не знали о том, что произошло внутри, и от неожиданности даже не стали его останавливать. Вэй Усянь не знал, как поступить лучше всего: найти кого-нибудь, кто смог бы отвезти его куда-нибудь на мече, или скорейшим образом затеряться в большом и густонаселённом Ланьлине, а затем хорошенько подумать, что же делать дальше? Проблема в том, что сейчас он не располагал ресурсами для того, чтобы взвесить оба варианта и решить, какой из них лучше, но в то же время он продолжал бежать, потому что одно было ясно, как день: ему нужно скорее выбраться из логова врага. К сожалению, здоровье Вэй Усяня не располагало к длительным погоням, и, добравшись до выхода из дворца, он решил потратить немного времени на одышку. Если он планирует добраться до какого-нибудь укромного и относительно безопасного места пешком, ему необходима хотя бы минута отдыха. К тому же от неожиданного поражения его мысли пришли в смятение. Что-то повернулось не в ту сторону в его голове, когда на него повесили смерть женщины, которую он хотел спасти. И это невольно кое-что ему напоминало. Он вздрогнул, когда за спиной послышались шаги. Ладонь его легла на флейту и сжала её, приготовившись, когда голосом Цзян Чэна прозвучало: — Вэй Ин, а ну-ка обнажи свой меч. Сердце Вэй Усяня оковало льдом, когда он услышал в родном голосе нотки угрозы и холодной ярости. Однако это странное чувство в груди, знакомое ему по тем дням, которые он хотел бы забыть, неожиданно придало ему сил и уверенности. Он усмехнулся и склонил голову набок, спросив: — А что, если я не буду этого делать? Позади него послышался тихий лязг, возможно, Цзян Чэн принял боевую стойку, собираясь напасть. Вэй Усянь был практически уверен, что этого не произойдёт, но что-то внутри него заставляло его тело работать само по себе, и он чуть поднял руки перед собой. — Тогда я заставлю тебя! — как и ожидалось ответил Цзян Чэн. Это побудило Вэй Усяня посмеяться, почему-то ему казалось это забавным. Он повернулся к нему и хлопнул в ладоши, сказав: — Я так не думаю. Цзян Чэн напрягся, увидев этот жест. Если Старейшина Илин хлопнул в ладоши, значит, скоро должна выйти нечисть, откликнувшаяся на его зов. И правда, через пару секунд из леса вылетел лютый мертвец, приземлившийся перед Вэй Усянем и оставивший после себя след на каменной площадке перед дворцом. Цзян Чэн нахмурился. — Вэнь Нин, отойди с дороги. — П-прошу прощения, м-молодой господин Цзян, — мертвец выглядел даже немного виноватым. — Не имеет значения, ч-чего хочу я. Пока у него в руках флейта, я...я буду делать то, чего хочет он. Вэй Усянь лишь нелепо улыбнулся, когда брат перевёл на него сердитый взгляд. Цзян Чэн попытался прикинуть у себя в голове, каким будет его следующий ход. Это заставило его взглянуть в глаза напротив, и тогда сердце Цзян Чэна охватил страх. Он был немного не в себе. Это читалось в его взгляде, холодном и пустом, а также в бесцветной улыбке на лице — его губы растягивались, как будто всё под контролем, но выглядело это неестественно и жутко. Очевидно, что бы там ни произошло, выяснение отношений необходимо было сворачивать сейчас же. За то время, пока Цзян Чэн судорожно думал, шестерёнки в голове Вэй Усяня тоже крутились, и он сказал: — Знаешь, даже если ты одолеешь Вэнь Нина, в чём я очень сомневаюсь, ты всё равно ни за что не нападёшь на меня, — он склонил голову набок. — Ты слишком любишь меня для того, чтобы это сделать. Изначально Цзян Чэн хотел вынудить его инициировать битву на мечах, но быстро понял, что это довольно сложно при условии, что у него есть Вэнь Нин и эта проклятая флейта. К тому же, Вэй Усянь был прав — он не сможет намеренно причинить ему какую-либо боль. А если нет реальной угрозы, ничто не заставит его пойти на такие отчаянные меры. Немного успокоившись и осознав это, он выпрямился да честно спросил: — То, что сказал тогда Верховный заклинатель — правда? Вэй Усянь предпочёл молчать. Он завёл руки за спину, что часто являлось нехорошим знаком, и оценивающе взглянул на него. Было видно, как он решает, что сказать. Наконец, надумав, он усмехнулся и ответил: — Прости, я убежал и не успел услышать, что же он такого сказал. — Хорошо, тогда просто обнажи меч. Услышав это, Вэй Усянь помрачнел. Когда обычный заклинатель вынимает меч из ножен, тот сразу озаряет всё вокруг светом духовной энергии владельца, поступающей прямо из золотого ядра. Но что, если заклинатель по тем или иным причинам лишился золотого ядра? Всё просто, его меч ничем не будет отличаться от обычного изделия из стали в руках простого человека. И если предположения Цзинь Гуанъяо верны, куда же могло деться золотое ядро Вэй Усяня? Мысль об этом заставляла кровь в жилах застыть. Цзян Чэн бы и не поверил в то, что говорил Цзинь Гуанъяо, если бы его аргументы не было такими убедительными, а брат не прятал бы свой меч в ножнах. Вэй Усянь раздражённо фыркнул: — Ты, может, поверишь ещё и в то, что я убил госпожу Цзинь? Цзян Чэн дёрнул плечом. Это просто бред, он сам следил за бессознательным телом Вэй Усяня, тогда как тот уместил свою душу в тонкой бумажной фигурке, которая ничего не могла сделать человеку. — Тогда скажи, почему ты не достаёшь свой меч из ножен? Почему ты, так любивший в прошлом похвастать перед всеми своим искусством фехтовальщика, с тех пор, как мы расстались на той проклятой горе, так и не взял в руки меч? Вэй Усянь снова замолчал. В таком состоянии он мог думать и вести себя странно, но после этих слов на лице его появилось какое-то едва уязвимое выражение. Это был добрый знак, и Цзян Чэн продолжил: — Почему...почему ты пошёл на это? — Почему? — он задумчиво повторил его вопрос, как будто пробовал на вкус, и в глазах его холод и отстранённость сместили трудно выразимые чувства. — Знаешь, чего на самом деле я хотел, когда весь орден был перебит? Что-то было нехорошее в его голосе, опасное. Оно давало Цзян Чэну понять, что эта информация ему не понравится. Но он всё равно сглотнул и спросил: — Чего же? Вэй Усянь поднял на него яркие, как никогда прежде, глаза, полные боли и произнёс: — Я хотел умереть. Как и ожидалось, эти слова заставили Цзян Чэна застыть на месте. Вэй Усяню же это придало каких-то необыкновенных сил, и он сделал шаг вперёд, вопрошая: — Ты думаешь, в тот момент меня правда заботило золотое ядро? Будет оно у меня или же я навсегда его потеряю, какая мне была разница? Какой мертвецу от этого прок? — Что ты несёшь? — Ты знаешь, как именно золотое ядро можно отделить от человека? — когда он спросил это, сузив чёрные глаза, позади него показались клочья какого-то тёмного дыма. — Вэй Ин! — Цзян Чэна здорово напугало открытое проявление буйства энергии Инь, и он протянул брату руку, как будто между ними не было Вэнь Нина. — Пойдём домой. Это порядком удивило и даже напугало Вэй Усяня — он отошёл на шаг и какое-то время просто глядел на протянутую ладонь. Насмотревшись, он осторожно поднял глаза на брата и показал Вэнь Нину жест немного отойти. Цзян Чэн, не сводя взгляда с медленно идущего к нему Вэй Усяня, забрался на меч, не опуская ладонь, чтобы тому не показалось, что он передумал. Оказавшись в воздухе, Вэй Усянь сыграл несколько мелодий на флейте, очевидно, для Вэнь Нина, которого они оставили внизу, и после этого до дома они долетели в тишине. Через некоторое время после того, как они приземлились, Вэй Усянь снова умудрился сбежать, и Цзян Чэн принялся искать его по всей Пристани лотоса. Он волновался насчёт того, что его глупого брата может застать приступ тогда, когда никто его не видит и не знает, где он прячется. В ходе поисков он обошёл всю резиденцию по кругу, вернулся к главному причалу и как раз застал тот момент, когда Вэнь Сычжуй прибыл вслед за ними из Ланьлина. Он сошёл с лезвия меча неслышно, точно дуновение легчайшего ветерка ласково коснулось водной глади, и встал, как вкопанный, увидев главу своего ордена. Цзян Чэн тоже остановился. — Вэнь Юань, — позвал он мальчика, гордо выпрямившись. — Ты...знаешь о том, что произошло в Ланьлине? — Угу, — он как-то сконфуженно нахмурился. — Слухи быстро распространяются. — Ты знал, да? — ребёнок отвернулся, и Цзян Чэн спросил ещё раз: — Ты с самого начала знал, что у Вэй Ина...нет золотого ядра? — Глава ордена, — он неловко посмотрел ему в глаза, поза его была зажатой, и в целом было видно, что мальчик сожалел о чём-то. — Прошу прощения, но он учил меня фехтованию. Я не мог не знать... Цзян Чэн цокнул и порывисто развернулся, чтобы широкими шагами унестись прочь. — Г-глава ордена! — Вэнь Сычжуй спешно подобрался, испугавшись, что тот вот-вот уйдёт. — А где сейчас учитель Вэй? — Это я и пытаюсь выяснить! — Что? — такой ответ привёл Вэнь Сычжуя в замешательство. Вздохнув, Цзян Чэн рассказал о побеге Вэй Усяня. Ему нечего было ответить, и они разделились: Цзян Чэн решил ещё раз обойти резиденцию, а Вэнь Сычжуй пошёл в свою комнату. Он отпирал дверь аккуратно, словно боясь потревожить кого-то внутри, и, встав на пороге и осмотревшись, увидел около большого круглого окна тёмный силуэт. Свет бил прямо в спину сидящему на полу человеку, комната казалась синей под влиянием Луны, которую упрямо пытались скрыть пушистые сизые облака. На Юньмэн опустилась ночь. Вэнь Сычжуй вздохнул и прошёл вглубь комнаты прямо к сидящему у окна Вэй Усяню, который выглядел весьма подавленным. Вэнь Сычжуй знал, что его учитель приходит сюда, когда ему нехорошо, но пока не стал говорить об этом его брату. Вместо этого он положил руку ему на плечо и спросил: — Как отреагировал глава ордена? Вэй Усянь поднял на него немного затуманенные, довольно грустные глаза: — А ты не видел его по дороге? Вэнь Сычжуй кивнул. — Видел. — И как? — Ищет тебя. Он кажется подавленным. Вэй Усянь опустил взгляд. Его колени были поджаты к груди, а руки их обнимали. Он уткнулся носом в щель между колен и опечаленно вздохнул. Они сидели так какое-то время в тишине, а затем Вэй Усянь очень тихо спросил: — Как думаешь, он...скоро меня прогонит? Вэнь Сычжуй изумился: — Что ты такое говоришь? Сянь-гэгэ, как тебе могло прийти это в голову? — Я сделал это без его ведома. Я...я думаю, он мог бы из-за этого перестать любить меня, как прежде. Вэнь Сычжуй покачал головой. Вполне возможно, что он просто не представляет себе, насколько сильно Цзян Чэн любит его. К сожалению, в тот период, когда он хорошо мог наблюдать, как брату живётся без него, он был ни жив ни мёртв от отравления энергией Инь. Хуже всего то, что в его глазах была задумчивость — он размышлял о чём-то, проворачивал в голове какие-то сценарии, накручивая себя. — Ты зря переживаешь, — он наклонился и обнял учителя, позволяя ему подбородком упереться в своё плечо. — Тот, кто любит тебя, будет любить, что бы ты не натворил. Сянь-гэгэ, всё будет хорошо. Когда Вэнь Сычжуй почувствовал, что на его плечо упало что-то маленькое и тёплое, Вэй Усянь медленно поднял руки и обнял его в ответ. Спустя мгновение тишины в дверь постучали. Оба отстранились друг от друга и переглянулись. Вэнь Сычжуй встал, подошёл к двери и осторожно её приоткрыл. За ней, как и ожидалось, оказался Цзян Чэн, проследивший за любимым учеником своего брата. — Сычжуй, — он сурово поглядел на подчинённого. — Отойди. Вэнь Юань в первую очередь обернулся на учителя. Тот подумал немного, стёр с щеки блестящий след и кивнул. Тогда Вэнь Сычжуй просто вышел из комнаты и отправился прочь, оставляя их наедине. Цзян Чэн в несколько шагов пересёк комнату и сел на колени рядом с братом. В глазах напротив было лёгкое безумие, но его разбавлял страх, и хоть это кололо Цзян Чэна в сердце, нельзя не признать, что это делало ситуацию с его психическим здоровьем не такой страшной, как казалось изначально. Он вздохнул, протянул руку и аккуратно убрал волосы с его лица. — Что ж ты за человек такой? — тихо посетовал Цзян Чэн, погладив его по щеке. — Сначала делаешь и только потом думаешь. — А что ещё мне оставалось? — тихо спросил Вэй Усянь, опустив взгляд. — Ты бы видел себя. Это был даже не ты, а кто-то другой — безумный, безразличный, ты оставил меня одного. Мне было всё равно, каким способом возвращать тебя назад. Я был согласен на всё. Цзян Чэн покачал головой. — Ты не должен был этого делать. Это всё равно что...вырвать своё сердце и отдать другому человеку. — Неправда. Без сердца я не смогу жить, а вот без золотого ядра я по сей день жив здоров. А уж если бы случилось так, что мне пришлось бы отдать тебе и своё сердце, я непременно бы отдал. Цзян Чэн сразу вспомнил, как Вэй Усянь сказал ему, что в то время хотел умереть, и на душе сразу стало неспокойно. Он вспомнил и ту ночь, когда брат признавался, что хотел бы остаться в Илин и погибнуть там в бою. Цзян Чэну ни тот, ни другой поворот событий не принёс бы ничего, кроме боли. — Послушай, — он приблизился вплотную и прикоснулся к его лбу своим. — У меня нет ничего дороже тебя. Почему ты всегда думаешь, что твоя смерть принесёт мне радость? Когда ты чуть не погиб от своего первого отравления энергией Инь, всё, что я чувствовал, было отчаянием. — Это ты говоришь так сейчас, и я не смею поднимать твои слова на смех. Но тогда твой орден перерезали, родителей убили, а золотое ядро уничтожили. Ты остался сиротой, ты бы остался калекой на всю жизнь, и я хотел исправить хотя бы последнее. — А теперь калекой оказался ты. — И я могу себе это позволить, — парировал Вэй Усянь, и в его глазах горела такая решительность, что Цзян Чэн был ею просто обескуражен. — Я не глава ордена, я лишь его сумасшедший брат. Я могу копать трупы целыми днями, и мне ничего за это не будет. Я могу быть не в своём уме, и от этого не пострадает целый орден. Я могу жить без золотого ядра, и никто от этого не пострадает, никто даже не узнает. На моих плечах не лежит судьба тысяч людей. Злые слёзы покатились по его лицу, но в глазах была такая решимость, что сердце сжималось от боли и внезапной любви. Цзян Чэн стёр слёзы с его щёк и осторожно, ненавязчиво коснулся его губ. Это прикосновение, как оказалось, было необходимо ему, словно воздух — Вэй Усянь сразу подался вперёд, отвечая. Когда они отстранились друг от друга, он уткнулся носом в плечо брата, и так они просидели, пока Цзян Чэн не понял, что Вэй Усянь, наплакавшись, уснул. До сего момента он не мог пошевелиться, ожидая. У его брата была слишком хрупкая психика, с ним нужно было быть крайне осторожным. Когда понял, что брат уснул, Цзян Чэн осторожно поднял его на руки и унёс в их спальню. Он очень устал, и ночью ему снился нехороший сон. Цзян Чэн как будто со стороны наблюдал за Вэй Усянем и самим собой, ещё юными. Они стояли на каком-то довольно крутом склоне, покрытым травой и полевыми цветами, а вокруг них росли высокие деревья. Тропа, по которой они, очевидно, добрались до этого места, была землянистой и срывалась далеко вниз. Запах обильной растительности, множества маленьких цветов, кружил голову, солнцу преграждали путь густые кроны деревьев. Вэй Усянь что-то сосредоточенно говорил брату, и Цзян Чэн подошёл, чтобы тоже послушать. — И помни, что бы ни случилось, всегда говори, что ты — Вэй Усянь. Цзян Чэн приподнял брови от удивления. Его маленькая копия, однако, кивнула головой в знак согласия. У него были закрыты глаза повязкой, и Цзян Чэну, наблюдающему за этим, стало дурно от осознания, какое событие он видит во сне. Вэй Усянь развернул его копию и подтолкнул, а та направилась вверх по склону. Позабыв, что это всего лишь его сон, Цзян Чэн помчался вслед за своей копией, намереваясь остановить. — Ты совершаешь ошибку! — кричал он. — Поверь, лучше вовсе без золотого ядра, чем так! Но его, конечно, никто не услышал. Он повернулся назад и застыл. За его спиной стоял Вэй Усянь, провожающий его копию взглядом, а на месте живота у него зияла большая дыра. Сквозь неё хорошо было видно горный спуск позади него. Он улыбался, провожая взглядом брата, и как будто не замечал пустоты внутри. Проснулся Цзян Чэн в холодном поту. Было раннее утро, и слабое рассветное солнце едва заглядывало в окно. На спальню опустился блаженный полумрак, и Цзян Чэн просто какое-то время сидел и смотрел в стену, силясь перевести дух. Лишь после этого он испуганно заозирался по сторонам, боясь, что брат уже куда-то сбежал. Но тот спокойно спал рядом. Это позволило Цзян Чэну выдохнуть, но спать ему больше не хотелось. Вместо этого он поднялся, заботливо укрыл брата одеялом и отправился завтракать. Ещё вчера, как только прибыл в Пристань лотоса, он состряпал небольшое письмо для Вэнь Цин и велел отправить его гонцом. Как раз это время Вэй Усянь использовал, чтобы сбежать. Если письмо было доставлено, Вэнь Цин должна прибыть этим утром, и время ожидания он решил скоротать проверкой укреплений. Цзян Чэн был уверен в двух вещах касательно этой ситуации: во-первых, Цзинь Гуанъяо скрывает что-то непростительное; во-вторых, он явно намерен закрыть его брату рот. В свете событий, Цзян Чэн вряд ли выпустит брата из ордена, и он хотел убедиться в том, что все укрепления готовы к работе, если Цзинь Гуанъяо окажется слишком настойчивым. Так он промаялся несколько часов, пока к нему не подошёл один из подчинённых и не сообщил: — Глава ордена, к Вам пожаловала госпожа Вэнь. Цзян Чэн сглотнул, но всё равно пошёл встречать гостью. Вэнь Цин встретила его таким осуждающим взглядом, что стало не по себе. Разумеется, прознав о ситуации, она не сказала ему ни единого доброго слова. На протяжении всего того времени, что они шли до покоев, где он оставил брата, она беспрерывно его бранила. — Сколько раз я Вам говорила, не расстраивать его, стараться ограждать от негативных эмоций? — причитала она. — И Вы всё равно самолично это сделали! — Ну уж извините, — ворчал Цзян Чэн, сложив руки на груди. — Я же не знал, что Вы вырезали из него золотое ядро и пересадили мне! — А, и именно поэтому Вы решили угробить названного брата? Чтобы впредь думал, прежде чем следовать альтруистическим позывам? — Я вовсе ничего такого не хотел. Так, злые друг на друга, они и вошли в комнату. Вэй Усянь уже сидел на кровати. Увидев Вэнь Цин, он насторожился. Когда к тебе в спальню приходит твой лекарь, это вряд ли говорит о чём-то хорошем. Она присела возле него и довольно ласково — по сравнению с тем, как она говорила до этого с Цзян Чэном — спросила: — Как ты себя чувствуешь? Он пожал плечами. Тогда она мягко взяла его запястье и сосредоточилась на пульсе. В процессе она периодически задавала ему вопросы. — Ты испытывал страх или тревогу, когда проснулся? Вэй Усянь только поджал губы, но ничего ей не ответил. Это, скорее всего, означало "да", которое он не хотел признавать, и Вэнь Цин задала следующий вопрос: — Тебя что-то беспокоит прямо сейчас? — Только то, что ты разговариваешь со мной, как с умалишённым, — угрюмо ответил Вэй Усянь, глядя на своего лекаря исподлобья. — Да, — она лишь моргнула, ничего не скрывая. Когда Вэнь Цин закончила, она взяла в руки приготовленный заранее Цзян Чэном свиток и начертала свои предписания. Отдав обратно получившийся рецепт, она совершенно некультурно ткнула пальцем Цзян Чэну в грудь и грозно начала: — И помните, больше никаких потрясений. Только... — Да понял я! "Только любовь и ласка" — хотел закончить за ней Цзян Чэн, но почему-то не стал. От смущения, вероятно. — Ты уже уходишь? — спросил Вэй Усянь ей в спину. — Да, а что? — Мне ещё нужно с тобой поговорить, — в его голосе было что-то такое, что заставило её обернуться. Она прищурилась, оценивая ситуацию, а затем всё-таки сдалась. — Хорошо. Она села на кровать, в то время как Цзян Чэн продолжил тупо стоять у дверей. Вэй Усянь посмотрел на него и вдруг ласково попросил: — Чэн-чэн, не мог бы ты оставить нас одних? Кто он был такой, чтобы отказываться? Вместо этого он раздосадовано пошёл смотреть, в каком состоянии купальни. Его брат путешествовал с детьми на протяжении недель, мотаясь от одного города к другому. Скорее всего, ему было бы неплохо искупаться. Он понял, что разговор его брата с лекарем завершён, когда довольно продолжительное время спустя увидел Вэнь Цин, удаляющуюся в спешке. Пожав плечами, он пошёл обратно в их общую спальню. Вэй Усянь сидел, как обычно, совершенно спокойный. Вряд ли они с Вэнь Цин поругались, скорее, случилось что-то. Наверно. В любом случае, он подошёл, критично осмотрел его и выдал: — Я думаю, тебе стоит помыться. Брат дёрнул плечом. — Отличная идея, но не сейчас, я думаю. — Почему? Я уже всё приготовил. — Цзян Чэн, я... — Вэй Усянь неловко отвёл взгляд. — Дело в том, что я не могу встать. — Что? Он застыл в замешательстве, так как с непривычки не сразу понял, что это значит. Но затем, когда до него дошло, он помрачнел. Значит, без существенного отравления всё-таки не обошлось. Цзян Чэн подумал немного и кивнул. — Хорошо. Тогда давай я понесу тебя. — Что? — недоумевал уже Вэй Усянь. — Давай же, тебе нужно искупаться, — говорил Цзян Чэн, беря его на руки, хотя тот ещё даже не дал своего согласия на это. Вэй Усянь вёл себя необычайно тихо. В любой другой ситуации он бы скорее вертелся в его руках или нёс непристойности, но сейчас был больше похож на побитого зверька. Однако, чудно, так он казался более послушным. Когда опустил его в тёплую воду, Цзян Чэн ненадолго его оставил, чтобы принести ему одежду. Он не мог стоять не потому, что у него что-то с ногами, а потому, что ему не хватало на это сил, поэтому он мог спокойно перемещаться, пока был в воде, поддерживающей его тело. По пути он решил поговорить с Вэнь Сычжуем. — Сычжуй, — сказал он ему, — ты лучше всех должен понимать, что мы обязаны всеми силами удерживать его дома. Скорее всего, он захочет удрать в ближайшее время, как только почувствует, что может снова твёрдо стоять на ногах. Мы должны не допустить этого. Ребёнок сосредоточенно кивнул. Вэй Усянь может воспользоваться его преданностью в будущем, но у него ничего не выйдет, потому как преданность — это забота о нём даже вопреки его желаниям. — Также в случае чего ты сможешь сдержать Вэнь Нина? — Если у учителя не будет флейты, то смогу, — ответственно заверил он. — Молодец, — Цзян Чэн похлопал его по плечу и ушёл в направлении купален. Он оставил вещи в комнате, где принято одеваться и раздеваться, а затем зашёл в саму купальню поглядеть, как там дела у его брата. Тот как раз подплывал к бортику и, увидев его, сказал: — Я готов. Цзян Чэн кивнул и вытащил его из воды. — Я могу тебя оставить? — спросил он в комнате для переодеваний. — Справишься или мне помочь тебе одеться? — Не нужно, — Вэй Усянь замахал на него рукой. — Я лишь чуть ослаб и всё. Не надо вести себя со мной, как с маленьким ребёнком. Цзян Чэн послушно вышел и прижался спиной к двери. Давно с Вэй Усянем не было такого, что болезнь отнимала у него способность твердо стоять на ногах. Не прошло, впрочем, и минуты, как тот позвал: — Цзян Чэн, а ты точно мою одежду принёс? — А чью же, по-твоему? — Но здесь нет чёрного ханьфу. Цзян Чэн вздохнул. Его брат начал носить чёрное ханьфу вскоре после того, как, предположительно, отдал ему золотое ядро. На войне никому не было дела до одежды, которую человек носит, но после войны Цзян Чэн недоумевал, почему его брат продолжает носить чёрное. Скорее всего, после того случая, когда весь орден вырезали адепты Цишань Вэнь, он не чувствовал себя его частью, не хотел себя таковым считать. Поэтому носил чёрное, не показывая принадлежность к какому-либо обществу. — Вэй Ин, послушай, — сказал он. — Ты — важный член ордена. Так носи фиалковые одежды, как мы все. В ответ он довольно долго слушал тишину. Наконец, после долгого молчания Вэй Усянь позвал: — Я всё. Цзян Чэн отлип от двери и открыл её. На лавке внутри сидел Вэй Усянь, весь в фиолетовом. Это было так непривычно, что Цзян Чэн даже ненадолго остановился, чтобы полюбоваться им. Растрёпанный, только что вымывшийся, он как будто заново родился, и фиалковые одежды подчёркивали его прекрасную молодость. Не ясно, почему Цзян Чэн намного раньше не заставил его носить, наконец, клановые одежды, как подобает, но теперь он был очень доволен результатом. Нежный цвет его верхних одеяний чрезвычайно радовал взгляд и смягчал его образ, в то время как в чёрных одеждах Вэй Усянь был похож на большую, неумолимо приближающуюся тучу, несущую несчастья. — Вот так и ходи, — удовлетворённо кивнул Цзян Чэн и поднял его на руки. — Куда бы тебе хотелось? — В комнату, — буркнул Вэй Усянь. — Отнеси меня в комнату. — Точно? Может, ты всё-таки хочешь побыть на природе? К чему сидеть в четырёх стенах? — Мне нужно о многом подумать. — О чём тебе там нужно подумать? — нахмурился Цзян Чэн, предчувствуя что-то нехорошее. — Ты уже набегался с этим трупом, и вот, к чему это привело. Уверен, что стоит продолжать это дело? — Цзинь Гуанъяо замешан в этом, причём в очень дурном ключе. Я хочу раскрыть это дело теперь не просто ради развлечения, а чтобы отомстить ему. Глаз за глаз, зуб за зуб, грязную тайну за грязную тайну. В его глазах была решимость, но кроме неё тьма тоже как будто заполонила радужку туманом, и это сильно напрягло Цзян Чэна. — Любые отрицательные эмоции сейчас только ухудшат твоё состояние, — холодно отметил он. — Ты уже не можешь ходить, так не усугубляй своё положение ещё больше. Этот труп хоть десять раз может быть покойным Чифэн-цзюнем, только я не хочу потерять тебя из-за этого. Это подействовало, и Вэй Усянь на какое-то время притих, оставив разговоры о мести. Когда же его принесли в комнату, он попросил позвать своего ученика. Цзян Чэн насторожился, но Вэй Усянь поспешил его заверить, что ничего такого он не планирует. — Сам подумай, куда я убегу? Я даже не могу твёрдо стоять на ногах. И то верно, с этим трудно поспорить. Скрепя сердцем, Цзян Чэн всё-таки позвал Вэнь Сычжуя и оставил их одних. Мальчик слегка нервничал. Он хорошо знал своего учителя, и потому справедливо опасался, что тот может его провести, сидя в постели без возможности подняться на ноги и флейты. Тот, однако, хмыкнул и подозвал ребёнка к себе: — Подойти поближе, моя радость. Делать было нечего, Вэнь Сычжуй послушался. Вэй Усянь завозился, копаясь в прикроватной тумбе, и вскоре выудил оттуда небольшой листок. Он протянул его ученику, и тот смог увидеть, что на листке были начертаны ноты, похожие на песнь «Очищения». — Прими это и отправляйся в Гусу. Покажи это Цзэу-цзюню. Вэнь Сычжуй кивнул. — И вот ещё, — он протянул на сей раз небольшой свиток, заполненный именами. — Пока будешь в дороге или ждать ответа Цзэу-цзюня, распиши в подробностях о каждом из этих господ. Когда вернёшься, представить мне отчёт, хорошо? — Я всё сделаю, учитель. Вэй Усянь улыбнулся и потрепал его по плечу: — Молодец. Я рассчитываю на тебя. В остальном Вэй Усянь вёл тихую, ничем не примечательную жизнь на протяжении нескольких дней. Цзян Чэн старался по возможности проводить время с братом, а Вэнь Цин после краткого отбытия вернулась в Пристань лотоса, чтобы отслеживать стабильное выздоровление своего подопечного. Довольно много времени он проводил в библиотеке за чтением несерьёзных книжек преимущественно из Дунъина — несколько лет назад он точно так же маялся со скуки, не имея возможности свободно передвигаться на своих двоих, и за тот период немного выучил их причудливый язык "кана". В основном, эти произведения веселили его, он находил забавной эту странную дунъинскую жизнь. — Они такие смешные, эти дунъинцы, — посмеивался Вэй Усянь каждый раз. — Ты представляешь, они изгоняют демонов песнями! Хотел бы я выучить хоть одну такую, что поможет от злого духа. Цзян Чэн, наблюдая за ним, качал головой. Вэй Усяню категорически запрещалось играть не просто на флейте, а вообще на любом музыкальном инструменте. Стоило ему издать хоть какой-нибудь резкий звук, особенно похожий на свист или хлопок, любой, кто был рядом с ним, вздрагивал, думая, что вот-вот появится мертвец и поможет Старейшине Илин сбежать. В былые времена, когда он так же сидел дома, Вэй Усянь любил сесть где-нибудь на траве и сыграть пару песен на флейте, но сейчас ему приходилось коротать дни за чтением книг. Разумеется, ни у кого и в мыслях не было, что Вэй Усянь будет спокойно себе ждать, когда дело расчленённого тела Чифэн-цзюня закончится. Все понимали, что, скорее всего, он готовит побег. Через несколько дней Вэй Усянь заметил, что Цзян Чэн куда-то делся, но Вэнь Цин, оставшаяся приглядеть за ним, отказалась что-либо пояснять. В то же время она довольно пристально следила за ним и покинула его только вечером. Вэй Усянь было остался один, но в скором времени кто-то постучал в дверь их с Цзян Чэном спальни. — Входите. Это оказался Вэнь Сычжуй. Он был обеспокоен чем-то, к тому же, его одежды слегка обтрепались, кое-где были следы песка и пыли. Судя по всему, ребёнок вернулся лишь недавно и решил сразу пойти к нему. — Учитель, как Вы себя чувствуете? — первым делом спросил он, сделав шаг вперёд. Вэй Усянь хмыкнул. Он искренне справляется о его самочувствии, но тем не менее раздумывает, подходить ли ему слишком близко. — Всё в порядке, А-Юань. Полагаю, ты много всего для меня узнал. Давай начнём с того списка имён, что я тебе дал. Вэнь Сычжуй кивнул, подошёл поближе и протянул ему свиток. Он отличался от того, что давал ему Вэй Усянь, и в нём действительно было выписано каждое имя, а рядом с ним — краткая информация. Несмотря на свой характер, Вэй Усянь был хорошим учителем и обучил своего ученика излагать мысли кратко и по существу. Первым делом указывался орден, в котором состоял тот или иной попавший в список заклинатель. Затем по минимуму шло перечисление ближайших родственников и, наконец, заметки о положении человека в обществе. Вэй Усянь изучал свиток внимательно и с интересом, а Вэнь Сычжуй не мешал. Когда же учитель закончил, мальчик сказал: — Список имён был написан тётушкой Цин. Учитель, зачем Вам все эти люди? — Все эти люди были подопечными твоей тётушки, которым пришлось побывать в её доме, куда она впускает только в тяжёлых случаях, — ответил Вэй Усянь, убрав свиток в сторону. — Видишь ли, нельзя просто так взять и заподозрить, что с моим золотым ядром что-то не так. Я подумал, что Цзинь Гуанъяо обладает некими сведениями, подкрепляющими его доводы. О моей маленькой тайне знали только ты, Вэнь Цин и Вэнь Нин. Я уверен, что каждый из вас унёс бы эту тайну с собой в могилу, но Вэнь Цин вела записи о процессе. Один из этих людей выкрал её записи. В них не было указано моё имя, само собой, однако добраться до деталей самому несложно. Сейчас я хочу выяснить, кто это сделал. — А-а это как-то связано с тем, что мы обнаружили с Цзэу-цзюнем? — ребёнок так оживился, что даже позабыл о безопасном расстоянии между ним и учителем, который, может, только и ждёт момента, чтобы обмануть и сбежать. — Та-ак, — Вэй Усяню тоже поскорее хотелось узнать, что же они выяснили. — Теперь расскажи мне об этом. — То, что Вы написали в свитке, было песнью "Очищения", но написано оно было с ошибкой, — с серьезным лицом поведал Вэнь Сычжуй. — Я подумал, что это как-то странно. Вы бы не стали писать что-то с ошибкой и посылать меня к Цзэу-цзюню в такой момент, чтобы посмеяться. Но и ошибиться Вы не могли. Тогда я попробовал сыграть мелодию и понял, что, даже если написана с ошибкой, играется она очень легко. Я высказал свои предположения Цзэу-цзюню, и он отвёл меня в комнату, где находилось много тайных собраний произведений. Мы долго искали, и нашли похожую мелодию. Там была вырвана страница, которая, должно быть, и была тем отрывком, который мы приняли за ошибку. — И что эта мелодия делает? — Она называется песнью "Смятения" и нужна для того, чтобы довести человека до состояния безумия. Кто-то встроил часть этой мелодии в конструкцию "Очищения"! — Что ж, мне всё понятно. — Что Вы поняли, учитель? — Подойди сюда, я покажу тебе, — он потряс свитком с записанной мелодией, точно флагом. Ребёнок, не ведая страха, чуть ли не подпрыгнул к нему, желая разгадать тайну неправильного "Очищения", но, не успел он даже изречь хоть слово, как почувствовал удар в области шеи и тут же всё перед глазами его померкло. Вэй Усянь спокойно пронаблюдал за тем, как его любимый ученик медленно оседает на пол у его кровати. Убедившись, что всё прошло, как надо, он аккуратно усадил его безвольное тело у стенки и ощупал одежды. Особенно тщательно он проверял мешочки и рукава, но нигде не мог найти того, что ему нужно было. Похоже, Цзян Чэн не доверил Вэнь Сычжую флейту, предполагая, что тот может попасться на уловку, и взял её с собой. — Что ж, — грустно вздохнул Вэй Усянь. — Значит, побудем пока без флейты. Он посмотрел на злополучный меч, стоящий в углу комнаты подле двери. Недолго думая, он подошёл и нацепил его себе на пояс, приговаривая: — Хорошо, я просто вырежу флейту себе по дороге. Какое-то время он суетился, собирая минимально необходимые ему в дороге вещи, а затем снова вернулся к Вэнь Сычжую. Тот ровно дышал, и было понятно, что в себя он придёт нескоро. Вэй Усянь усмехнулся, глядя на своего ученика, затем погладил его по голове и аккуратно поцеловал в лоб. — Прости меня, — с улыбкой сказал он. После этих слов он встал, подошёл к окну и выпрыгнул из него на улицу, растворяясь в вечереющем Юньмэне.