Шаг за шагом

По прошествии нескольких лет Цзинь Лина всё-таки настигла участь каждого взрослого — он стал много работать. Со временем и его отец стал больше ворчать. — Тебе уже тридцать! — говорил он. — Как можно в таком возрасте всё ещё только и думать, что об азартных приключениях? Определённо, Цзинь Лин скучал по тому времени, когда ему было двадцать или пятнадцать. Всё так изменилось с тех пор! Отец с матерью, по понятным причинам, не были похожи на обычных людей в том же почтенном возрасте, что и они сами, но вот отец его за маской мужчины лет тридцати в свои пятьдесят был брюзжащим, как самый настоящий старик. Мать стала мудрее, чем прежде, в то время как её брат — ещё более ворчливым, чем её муж. Казалось, только его сумасшедший дядя, Вэй Усянь, остался прежним. Вот же повезло Цзян Бэю! Наверняка он переживает те же занятные приключения, полные жестокости и веселья, что и он сам переживал рядом с Вэй Усянем в свои пятнадцать. Уронить скупую мужскую слезу предавшемуся внезапно настигшему его чувству ностальгии не позволил один из учителей их ордена, тот-то-тот-то*. Позорно со стороны будущего главы ордена, но Цзинь Лин несколько позабыл имя этой важной персоны. Теперь, когда он исполнял некоторые обязанности главы ордена, прилежно учась у отца всем премудростям управления, к нему подходил всякий, кто не поленится. Они могли обращаться по разным вопросам, идиотским и не очень, отчего постепенно Цзинь Лин начал понимать, почему один его дядя такой нервный, а другой — и вовсе сумасшедший. — Молодой господин Цзинь, — позвал его этот учитель, опечалив Цзинь Лина, у которого ещё была надежда, что тот держит путь мимо. — Что такое? — Я хотел поговорить с Вами о Вашем кузене, молодом господине Цзян, — может, он и видел, что Цзинь Лин отвечает без должного энтузиазма, но его это, в любом случае, не остановило. Что касается кузена, тому была уготована примерно та же участь, что уже настигла Цзинь Лина. Он был молодым господином в одном из самых влиятельных орденов заклинателей. Его родители имели связи с главами всех великих и не очень орденов заклинателей, и потому периодически отправляли чадо в иные земли учиться чему-то новому и заводить полезные знакомства. Орден Ланьлин Цзинь не стал исключением, поэтому месяц назад юный Цзян Бэй посетил его в качестве ученика. К сожалению, у бедолаги было не всё гладко. От отца ему достался довольно резкий нрав. Однако он был лишён комплексов, присущих тому с детства, и огня, который делал бы его вспыльчивым. Наоборот, он мог быть холодным и язвительным, как Цзян Чэн в более зрелом возрасте. Из-за этого у учителей регулярно бывали с ним конфликты. Мало того, что юноша с детства был умён не по годам, так ещё и в родном ордене его обучал крайне толковый учитель, а потому все, кто уступал Вэй Усяню в опыте или учёности, автоматически считались Цзян Бэем, по понятным причинам бывшим о себе слегка завышенного мнения, малость недостойными того, чтобы учить его. Вот и в этот раз конфликт был подобного же рода. На одном из уроков этого учителя Цзян Бэй поправил некоторые высказываемые им тезисы, нанеся тем самым высшее оскорбление, высмеяв его знания при остальных адептах. Он просил разобраться с наглым учеником и внушить ему уважение к старшим. — Ну что я могу здесь предпринять? Всё, что в моих силах, это рассказать ему о Вашем неудовольствии и попросить быть с Вами поласковее. — Поласковее?! — В конце концов, почему Вы сами не подойдёте к нему и не выскажете претензии? Вы же учитель, а не я. Так и учите его всему, что Вам там от него нужно: уважению к старшим, кротости, смирению... — Его разве ж научишь? — сплюнул пострадавший. — Этот юнец ни во что меня не ставит! Цзинь Лин знал юношу с малых его лет, и потому ему было известно, что Цзян Бэй будет относиться к человеку так, как тот сам себя поставит. В конце концов, родителей же своих он слушался. — Ну а я тут при чём? — Вы же его кузен. Может, он к Вам прислушается? Цзинь Лин поборол сильное желание закатить глаза. Почему вот все подобные личности думают, что несчастный Цзинь Лин находится в положении авторитета для Цзян Бэя? Беда в том, что они находились скорее в дружеских отношениях. Чтобы понять, как на его нравоучения отреагирует Цзян Бэй, Цзинь Лину было достаточно представить, как он сам отреагировал бы, если б его друг, скажем, Вэнь Сычжуй или Лань Цзинъи, начал читать мораль. Он бы в лучшем случае попросил не лезть не в своё дело. — Не думаю, — коротко ответил он. Просителя это возмутило. Он сложил руки на груди, сузил глаза так, что те и вовсе стали похожи на две тонкие линии, и надавил: — Чего это? Вы же вдвое его старше! — А Вы — вчетверо! — парировал Цзинь Лин. — Может, всё и работало бы, если б возраст что-то решал. Я уверен, А-Бэй умеет считать. Да только он — не моё дитя, чтобы его воспитывать. И не мой ученик, дабы чему-то его учить. Зато я знаю, кто является и его родителем, и учителем тоже. Если хотите действительно сильно на него повлиять, Вам не ко мне нужно обращаться, а к Старейшине Илин, его приёмному отцу! Было видно, как у мужчины всё внутри похолодело от одной мысли о том, чтобы поговорить с ним. Легко делать мозги Цзинь Лину, а вот Вэй Усяню особо не поделаешь. Наверняка этот учитель и слова не смог бы вымолвить, стой перед ним сам Старейшина Илин. Неожиданно мужчина показал пальцем в сторону и вскричал: — Да вот же он! — Кто? — нахмурился Цзинь Лин и посмотрел туда, куда указал мужчина. Так как их разговор плавно перетёк к Вэй Усяню, он даже подумал, что дядя выскочил из ниоткуда, как нечистая сила, ведь тот вообще любил заниматься подобным. Однако там был только Цзян Бэй, проходивший мимо. Хотя мальчик, пожалуй, действительно чем-то был похож на Вэй Усяня. Если бы Цзинь Лина попросили его описать, он сказал бы, что Цзян Бэй — это Вэй Усянь с лицом Цзян Ваньиня. Заметив их, он подошёл поближе, поклонился и произнёс: — Уважаемый кузен. При этом своего учителя он не назвал, словно его и вовсе здесь не было. Цзинь Лин, заметив столь явное неуважение, нахмурился. — А-Бэй, ты...не хочешь поприветствовать господина...э-э... Цзян Бэй и ухом не повёл. Поняв, что кузен не помнит имени этого человека, он, не поднимая головы, склонённой в почтении, спросил: — Кого, уважаемый кузен? — Своего учителя! — выкрутился Цзинь Лин под косой взгляд обиженного мужчины. — Почему ты не поприветствуешь своего учителя? На секунду было слышно, как опустивший голову усмехнулся. Затем он приподнял её с таким выражением лица, как будто познал истину, медитируя на снежных вершинах гор и купаясь в чистейших ледяных прудах. — Простите, учитель, — голос его не дрогнул. — Я Вас не сразу заметил. Разумеется, это привело бедолагу в ярость. — Наглый мальчишка! — бранился он. — Что ты себе позволяешь? Цзян Бэй промолчал так, словно тот и вовсе ничего не сказал. Ни радости, ни горя не было видно на его лице. — А-Бэй, этот достопочтенный господин сообщил мне, что ты неподобающе вёл себя на лекции. Юноша вскинул брови и приоткрыл рот, изображая крайнее удивление. Получилось и вправду неплохо, сразу было видно, кто из его родителей больше приложил руку к воспитанию. — Что же я такого сделал? — Что ты такого сделал?! А я расскажу, что ты сделал! — завёлся учитель пуще прежнего. — Ты посмел усомниться в знаниях, которые я из великодушия дарую Вам, неокрепшим адептам. Подумай, какой хаос ты вселяешь в умы своих товарищей, когда подвергаешь критике их учителя. — Прошу прощения, учитель, но, если иные адепты начнут сомневаться в Вас, это не то, чтобы моя вина, — спокойно произнёс Цзян Бэй. — Что? Как ты смеешь винить меня в чём-либо? Как смеешь мне вменять то, что сам натворил? — Объясню, — Цзян Бэй склонил голову на бок, этим жестом выдавая то, что слегка играется со своим учителем. — Представьте, что, если бы зелень, вроде меня, принялась поправлять, например, Старейшину Илин. Как думаете, его репутация бы сильно пострадала от этого? Я к тому, что, если бы все были наслышаны о Вас, как о знатоке своего дела, подняли бы на смех меня, а не Вас. Бедняга-учитель уже кипел от злости, и его можно было понять, поэтому Цзинь Лин решил вмешаться: — А-Бэй, где твоё уважение? — Поверь, кузен, я выказываю столько уважения, сколько в моих силах. — Видимо, недостаточно, — решил Цзинь Лин и кивнул. — Я понимаю, что тебе хотелось бы обучаться у кого-нибудь, уровня Старейшины Илин, но даже если другие учителя не обладают его знаниями, это не значит, что им совсем нечему тебя научить. — Уровня Старейшины Илин? — его брови поползли вверх, а на губах появилась какая-то совсем неприличная усмешка. — Дорогой мой кузен, пожалуй, тебе могло показаться, что я сравниваю всех учителей со Старейшиной Илин. Но уверяю тебя, у меня и в мыслях не было чего-то подобного. Я вовсе не требую, чтобы остальные ему соответствовали, и рад принимать к сведению любую информацию. Я только одного прошу — чтобы то, что учитель нам преподаёт, соответствовало действительности. Это ведь не так много, верно? Знаешь ли ты, кузен, что каждый раз, когда я пытался помочь этому достопочтенному господину донести истину, достойную таковой называться, он наказывал меня грязной или тяжёлой работой? Теперь пришла очередь Цзинь Лина скосить взгляд на нерадивого учителя. Но ещё более подозрительно он посмотрел на кузена. Если этот недоумок действительно его обижал, почему Цзян Бэй ничего не сказал? Для чего ему было молчать? В этом плане он очень похож на своего приёмного отца — они оба редко делали или не делали что-то просто так. — Почему же ты ничего мне не сказал? — с такими людьми, как Вэй Усянь и Цзян Бэй, лучше не ходить вокруг да около. — Я говорю сейчас, — мальчик кивнул с серьёзным выражением лица, но затем снова прохладно усмехнулся: — В действительности, дело в том, что уважаемый учитель хочет продемонстрировать мне свою якобы строгость. Прошу прощения, конечно, но я отлично знаю, как выглядит строгость. И могу заверить Вас, что в Вашем случае это больше похоже на иное качество, которое может проявлять наставник, обладающий большей властью, чем ученик. У мужчины не было выбора, кроме как спросить: — И какое же? Тот, не моргнув и глазом, не снимая маски почтения со своего лица, ответил: — Самодурство. Тот-то-тот-то так рассвирепел, что собрался влепить наглецу пощёчину. Цзинь Лин вовремя сжал его руку, в то время как Цзян Бэй продолжил стоять с тем же выражением лица, не попытавшись ни уклониться, ни прикрыться руками. Как будто знал, что кузен обязательно его остановит. Было очевидно, что маленький проказник специально выводил недоумка из себя. В этом плане он, пожалуй, был искуснее своего приёмного отца, славившегося болезненной тягой издеваться над окружающими. Ведь если Вэй Усянь сразу давал понять, что откровенно смеётся над человеком, и вообще на протяжении всей жизни был похож на одержимого злым духом, то Цзян Бэй действовал намного более аккуратно. Вся его игра заключалась в том, чтобы до самого конца говорить почтительно и держаться с уважением, но при этом давать понять о своих истинных мотивах. И возможно, единственный вариант, при котором его жертва сможет выйти из этой схватки победителем, это расколоть маску вежливости Цзян Бэя.. Тем не менее, учитель его явно не знал, как можно одержать победу, а потому решил просто назначить наказание. Цзинь Лин решительно выступил на стороне кузена и тут же отменил его. — Но как же так? Он назвал своего учителя самодуром! — Знаете, что? — Цзинь Лину уже порядком надоела эта бессмысленная борьба. — Хоть с его стороны и было нехорошо сначала игнорировать Вас, а затем называть самодуром, Вы первый начали. — Что значит, я первый начал? Я попросил Вас разобраться с поведением этого мальчишки. Это Вы имеете в виду, когда говорите, что я первый начал? — Вот именно, что здесь не с чем разбираться. Он опроверг какие-то Ваши суждения, но если он сделал это совершенно несправедливо, Вы могли бы просто заткнуть мальца за пояс аргументами. Однако если Вы не смогли этого сделать, получается, он поправил Вас вполне заслуженно. Тот-то-тот-то открыл и закрыл рот, затем повторил эту процедуру ещё несколько раз, что позволило Цзинь Лину сделать вывод: — Вот и не отвлекайте меня всякой ерундой! Что мне, делать больше нечего, кроме как слушать Ваше нытьё? В любом случае, а чего этот мужчина ожидал? Не трудно было догадаться, что Цзинь Лин будет лоялен к сыну его любимых дядей. Он похлопал кузена по плечу и наказал: — Если он ещё раз назначит тебе наказание за подобную ерунду, скажи мне об этом. Если это снова произойдёт, я назначу разбирательство. В случае обнаружения его вины в этом и многих других инцидентах, достопочтенный господин будет вынужден искать себе новый орден заклинателей. Бедолага тот-то-тот-то побледнел от ужаса, а Цзян Бэй кивнул и, тоже утомлённый этим разговором, отошёл в сторону. Только тогда, когда отошёл от этих двоих, продолжающих спорить, да на повышенных тонах, Цзян Бэй, наконец, вздохнул. Он поднял голову и устремил свой взгляд в безоблачное небо. Честно говоря, он скучал по дому. Конечно, не только из-за этого конкретного учителя, но даже если брать именно этот случай, он скучал по тому, как в Пристани Лотоса все к нему привыкли. Никто даже не пытался читать ему мораль, учить жизни, потому что прекрасно знали, что он не собирается их слушать. Дома он посещал только лекции и совсем не ходил на практические занятия с учителями ордена. Никто и не думал предъявить ему, потому что конкретно эти навыки он прорабатывал со своим личным учителем, по совместительству являвшемся его приёмным отцом. Никто не смел назначать ему наказание, кроме Старейшины Илин. Однако ему не приходилось этого делать, потому что родители для Цзян Бэя были теми редкими людьми, которых он уважал и потому не хотел обидеть. Ещё он до смерти скучал по ним, в то время как здесь все любили их вспоминать. Это не первый орден, в котором он был без родителей и поэтому немного свыкся с отношением общества за пределами Пристани Лотоса к тому, что его воспитывали двое мужчин. Бабушка была права, когда говорила, что за пределами родного дома люди будут смеяться именно над этим. Однако каждый раз, когда ему говорили, что его родители — обрезанные рукава, он просто отвечал: — Да. Это вводило каждого, кто хотел этими словами его обидеть, в ступор. — Что "да"? — спрашивали иные. — Ну, да, — повторял он так, словно и правда не понимал, в чём подвох. — Обрезанные рукава. И что дальше? — Ну... — большинство собеседников запинались да так и стояли, однако некоторые из них находились с ответом подобного рода: — У тебя нет матери! Тогда он делал глупые-преглупые глаза и спрашивал резонно: — А зачем она мне? Вне зависимости от того, что ответит собеседник, Цзян Бэй продолжал невозмутимо выводить обидчика из себя. Очень часто после того, как гнев и беспомощность внутри оппонента настоится, начиналась драка, и уже тогда подходили учителя. И хоть те предполагали, что это Цзян Бэй довёл бедолаг до белого каления, ничего не могли с ним поделать, ведь технически, в самой драке он всего лишь защищался. Ещё ни один человек не смог заставить его серьёзно выйти из себя. Хотя, пожалуй, самую удачную попытку на этом поприще совершила девушка по имени Цзинь Ян. Она поняла, что ни факт того, что его родители — обрезанные рукава, ни оскорбления лично его персоны никак не трогают юношу, и в попытках его задеть применила секретное оружие. В компании нескольких человек, смеявшихся над ориентацией его родителей, она произнесла речь, оскорбляющую их напрямую. Цзян Бэй мог затаить обиду на оскорбление себя любимого и отомстить позже, но терпеть не мог, когда кто-то порочит имя его родителей. Именно поэтому он решил не темнить и не прикидываться, а честно и грубо ответить ей словами. — Знаете, что? — выплюнул он так резко, что обидчики решили даже отойти на пару шагов. — Насколько я знаю, вы все из состоятельных семей, каждое поколение которых заключало выгодные браки, чтобы породниться и усилить своё влияние в обществе. Так вот, мой янфу, если опустить всё, чего он достиг за многие годы, всего лишь сын слуги. Мужчина. Однако мои родители любят друг друга, и я, в отличие от вас всех, знаю, как это выглядит, когда твои родители довольны друг другом и счастливы в браке. Я знаю, какого это быть желанным ребёнком. В то же время, хоть кто-нибудь из вас, растущих в семье презентабельных родителей, о которых не стыдно упомянуть в обществе, знает, как выглядит любовь? Я вот знаю и не готов мириться с тем, как вы порочите её. Людей, которых она связывает. Впредь, если хоть кто-то скажет что-нибудь неприятное про моих родителей, я отстою их честь в бою на кулаках или мечах, и не важно, стоит передо мной женщина или мужчина. И пусть только попробует тот, кто пострадает от моей руки по этому поводу, пожаловаться учителям. — А...а так и сделаем! — неуверенно возразила Цзинь Ян. — Кто же на слова отвечает кулаками? — Я, — гордо ответствовал Цзян Бэй. — А если вы всё-таки пожалуетесь учителям, и те накажут меня, я призову своих родителей, пусть даже одного из них, и вы лично им выскажете всё, что сказали мне. После этого тема отношений в семье главы ордена Цзян и правда поутихла. Было весело для забавы сказать Цзян Бэю, что его родители — обрезанные рукава, позор Поднебесной и всё в том же духе, но они точно не осмелились бы сказать это в лицо, например, главе ордена Цзян, обладателю взрывного характера и, кроме всего прочего, огромного, наполненного духовной энергией кнута, с помощью которого тот не стеснялся выражать своё мнение. Или Старейшине Илин, имеющему за плечами столь славное прошлое, что даже безмозглые ходячие мертвецы трепещут при одном его виде, а маленьких детей уже не первый десяток лет пугают байками про то, что тот придёт и заберёт их к себе в пещеру за плохое поведение. Как бы то ни было, кузен сбежал от назойливого учителя. Тот-то-тот-то, так и не добившись желаемого, тоже хмуро удалился прочь. За конфликтом наблюдало несколько адептов, но и те, поняв, что продолжения не будет, пошли по своим делам. Цзян Бэй же остался на тренировочном поле и уныло рубил мечом по манекенам, погружённый в свои мысли. Не то, чтобы мнение кого-либо его сильно волновало, но подобные неурядицы всё равно так или иначе портили удовольствие от смены обстановки, которое, несмотря на тоску по дому, всё-таки присутствовало. Это здорово, учиться в каком-нибудь ещё месте, кроме Пристани Лотоса, и он был благодарен родителям за то, что те отправили его в Ланьлин. Вот если бы к нему ещё никто не цеплялся! Когда он наносил очередной бестолковый удар по несчастному манекену, его отвлёк до боли знакомый голос: — Что ты делаешь? Цзян Бэй замер с мечом в руках. Ему даже казалось, что он принял желаемое за действительное, но, когда повернулся, и правда увидел своего янфу. Цзян Бэй раскрыл рот, не в силах в это поверить, а Вэй Усянь бесцеремонно подошёл к нему и поднял ему подбородок, тем самым прикрыв рот. Смеясь одними глазами, он наклонил голову на бок и спросил: — Эй? Отойдя от лёгкого шока, ведь, очевидно, янфу здесь не должно было быть, Цзян Бэй бросился к нему в объятья. Образ Вэй Усяня затмил дядю Цзинь, в компании которого тот находился. Радостный, Цзян Бэй в первую очередь спросил: — Янфу, как ты здесь оказался? — Я направлялся в Цинхэ на своей новенькой тележке, — щёлкнув языком, ответил Вэй Усянь. — На Ночную охоту. — Ты часто ездишь на Ночную охоту именно в Цинхэ, — заметил Цзян Бэй. — Да потому что у этого Хуайсана постоянно что-то случается! — Он снова попросил тебя приехать? — Ага, — Вэй Усянь ухмыльнулся и упёр руки в бока. — Поэтому я и решил приехать да посмотреть, как ты здесь. Однако уже у порога меня поймал в ловушку Цзысюань. — Да в смысле? — возмутился Цзинь Цзысюань, нахмурившись. — Я же просто поговорить с тобой хотел. По-гостеприимному! — Не знаю, по-моему, это какое-то странное гостеприимство, когда ты просишь человека посмотреть, что там не так с твоими трупами. Снова. Мне кажется, всех людей нужно сжигать в посмертии, а не только заклинателей, чтобы ни ты, ни Хуайсан... — Да я же просто предложил! Ну, на случай, если ты очень хочешь помочь... Из того, что Цзян Бэй знал о дяде, он мог сделать вывод, что тот, в целом, не умел просить. С возрастом он всё чаще принимался ныть. То кладбища у него ежегодно разоряют, то жители постоянно обращаются к нему с глупыми просьбами, то главы орденов на советах устраивают беспорядки. Он взял на себя роль Верховного заклинателя, сменив на этом посту своего помешанного единокровного брата, и теперь регулярно страдает от мигреней и тревог. Терпя невзгоды, он каждому своему гостю рассказывал о том и о сём. Даже Цзян Бэй был посвящён во все перипетии городских советов и собраний глав орденов, где со всех сторон его бедный мозг атакуют идиоты. Когда же Цзян Бэй решил разбавить диалог и раскрыл для этого рот, Цзинь Цзысюань, перепугавшись, что тот хочет запросить пощады, быстро объяснил, почему в интересы мальчика входит слушать его нытьё: — Ну, ты не подумай, я просто хочу предупредить. В конце концов, однажды ты тоже станешь главой ордена. Тебе придётся столкнуться с идентичными препятствиями, так что лучше быть готовым ко всему! И продолжил ныть о том, как его все раздражают, а самое главное, не ценят, и во время этой тирады Цзян Бэй преисполнился ещё большим уважением к своему отцу. Тот, между прочим, сталкивается с подобными проблемами и тоже каждый день, однако, обладая крутым нравом и скудным запасом нервов, терпения и всего того, что удерживает людей от надоедания окружающим, никогда не жаловался на невзгоды. Он смиренно выполнял свои обязанности, не стараясь ни на кого переложить ни свои дела, ни накопившийся стресс. Тем не менее, к дяде Цзян Бэй не испытывал неприязни, как к остальным подобным персонажам. Он находил его забавным. Более того, его, в какой-то степени, можно было понять. В конце концов, Цзинь Цзысюань, кажется, вообще не был рождён для того, чтобы управлять орденом. Он был честным воином, прекрасно показавшим себя во время Аннигиляции солнца, старался судить всех по справедливости и делать всё, что в его силах. Однако во многих делах он был не особо дальновидным, кое-где ему не хватало прозорливости, умения сказать нужные слова или сделать нечто посильное, что эффективно бы решило текущие хлопоты и дало бы время для того, чтобы решить проблемы грядущего. Он часто поддавался волнению и подолгу не мог сообразить, что делать, тогда как для руководителя необходимо обладать кое-каким особенным талантом — принимать быстрые и верные решения. При этом отец самого Цзян Бэя был примером того, когда человек идеально исполняет обязанности управленца. Если сравнивать его с Цзинь Цзысюанем, он имел примерно похожий по размерам опыт, потому как разница между их сроками правления несильно велика, но по насыщенности совершенно различный. Даже тогда, когда орден Ланьлин Цзинь пережил сокрушительный удар по репутации и из-за презрения к Верховному заклинателю из этого ордена все отказывались занимать сию должность, из-за чего Цзинь Цзысюаню пришлось взять на себя и эти весьма выматывающие обязанности, его трудности не могли сравниться с теми, что испытал Цзян Чэн, когда всю его семью и соклановцев перебили, орден уничтожили, а его самого сделали калекой. Тем не менее, Цзинь Цзысюань продолжал выполнять свою работу. Может, она ему не нравилась, может, он хотел бы заняться чем-то другим, но он всё равно делал всё возможное, позволяя себе лишь делать мозги окружающим. При всей своей симпатии к дяде, Цзян Бэй относился с явным неодобрением только к одному — когда тот жаловался на жизнь больному человеку, вроде его янфу. Вэй Усянь с его-то психикой мало похож на кого-то, кому можно излить душу. Цзян Бэй уже было хотел осадить дядю, но Вэй Усянь неожиданно согласился на "предложение" Цзинь Цзысюаня посмотреть, что там с его трупами случилось. На вопросительный взгляд приёмного сына он пояснил: — Я просто посмотрю. Ничего делать не буду. Цзинь Цзысюань вздохнул: — И на том спасибо. Когда, держась за голову, бедолага ушёл по своим делам, Цзян Бэй с янфу прошлись немного по ордену. Во время этой прогулки Цзян Бэй рассказывал о том, чему его здесь научили, и что ему не нравится. В числе последнего он также упомянул о Цзинь Ян. О ней его янфу слушал наиболее внимательно, заложив руки за спину, и как раз в этот момент она вышла к ним навстречу. "Как будто она за десятки ли слышит, что о ней говорят!" — с раздражением подметил Цзян Бэй, дёрнув бровью. Та же, в свою очередь, показала на него пальцем и воскликнула: — Ты! Цзян Бэй презрительно фыркнул, а Вэй Усянь решил поинтересоваться: — Кто "ты"? — Тот сумасшедший выскочка! — со всей уверенностью произнесла она — А почему сумасшедший? Цзян Бэй нахмурился и чуть дёрнул янфу за рукав, предостерегая: — Не разговаривай с этой грубиянкой. Обозначенная девчушка, заметив, наконец, специфичный цвет одежд Вэй Усяня, сложила руки на груди и, подняв бровь, важным тоном спросила: — А ты ещё кто? — Наверно, по фиалковым одеждам всё сразу понятно, — снисходительно улыбнулся ей Вэй Усянь. — Моё имя — Мо Сюаньюй. — Кто? Цзян Бэй закатил глаза. Может, он и ждал, что янфу раскроет ей свою личность, и та, памятуя обо всём, что успела наговорить в его адрес, испугается. Но говорить правду в принципе не совсем в стиле Вэй Усяня. Он испытывал определённое удовольствие от обмана других людей. Раньше, когда ещё никому не было известно, что он состоит в счастливом браке с главой ордена Цзян, своим, между прочим, названным братом, Вэй Усянь позволял себе называться фамилией мужа. Иногда он говорил, что является Цзян Уцанем, и даже придумал себе легенду. Мол, родился он в селении, сильно зависящим от разлива рек, и когда это произошло, воды той, подле которой жили его родители, как раз не поднялись высоко, потому его имя и означает "бедная река". Большое несчастье, следствием которого стали голод, обеднение и продовольственный кризис. Что, в общем-то, укладывалось в философию самого Вэй Усяня, который всегда считал, что родился под не самой счастливой звездой. Однако слишком многие были подобным образом обмануты, а после известия о том, что он вышел замуж за Цзян Ваньиня, и вовсе любые похожие слова вызывали ассоциации, потому как в целом это событие отложилось в памяти, как небывалое. Где это видано, чтобы названные братья преклонили колени перед Небом и Землёй? Поэтому ему неизбежно пришлось сменить так полюбившийся псевдоним. По каким-то причинам, из всех возможных имён он выбрал то, что принадлежит реально существующему человеку с сомнительным прошлым. Сам Цзян Бэй никогда этого Мо Сюаньюя не видел, но тот участвовал в одном из множества приключений Вэй Усяня. Только в отличие от прочих, это было значимым и запоминающимся. В ходе него было раскрыто жестокое убийство целых двух глав крупнейших орденов заклинателей, Чифэн-цзюня и Цзинь Гуаншаня, а также был осуждён и низложен Верховный заклинатель. В этом процессе поучаствовали все четыре великих ордена заклинателей: Цинхэ Не в качестве пострадавшей стороны; Гусу Лань, как те, кто начал расследование; главный преступник из ордена Ланьлин Цзинь; дознаватель из ордена Юньмэн Цзян. Кроме того, именно глава ордена Цзян был активным участником судебного разбирательства вместо дознавателя, которому стало плохо после всех этих событий. Насколько Цзян Бэй знал, этот Мо Сюаньюй отпочковался в Ланьлине, до "инцидента с крадеными детьми", и больше никогда не встречался с Вэй Усянем, который не присутствовал на суде, где тот выступал качестве одного из множества свидетелей. Все, кто видел этого молодого человека, утверждали, что Вэй Усянь запомнил его именно потому, что тот был на диво похож на него со стороны. Оба были недурны собой, выглядели примерно на один возраст. Оба предпочитали сочетания чёрного и красного в одежде. Даже черты лица были весьма схожи. — Не виню Вас за то, что Вам незнакомо это имя, — не растерявшись, кивнул Вэй Усянь. — Но в узких кругах я достаточно известен. Цзян Бэй мысленно посочувствовал бедняжке Цзинь Ян. Она была плохим человеком, но Вэй Усянь мог вешать людям лапшу на уши от пары часов до нескольких дней, ни капли не уставая нести чушь. Однако даже если бы он хотел ей помочь в какой-либо ситуации, никто в его глазах не был достоин того, чтобы мешать его янфу веселиться. Радость, которая наполняет его, когда он дурачит людей, не может быть лишней. — Это в каких это кругах? — девочка определённо совершала ошибку, продолжая этот разговор. — В узких, — повторил Вэй Усянь, уверенно кивнув. — Что б Вы понимали, однажды я был учеником самого Старейшины Илин. — Врёшь, — она сразу распознала его ложь. — У Старейшины Илин было всего два ученика! Один и ещё вот этот! Цзян Бэй, на которого она указала пальцем, недовольно вздохнул. Что касается того же Мо Сюаньюя, Вэй Усянь ничему его не учил, но это было то, что, по его мнению, он бы сказал. К тому же, ему нравилось говорить что-то подобное, прекрасно зная, какой культ сложился вокруг его личности. — Я был его временным учеником. Но кроме того, я — один из детей самого Цзинь Гуаншаня, и тот из них, кого он признал. — Да? — и к этим словам она отнеслась с сомнением. — Почему же ты не в золотом? — Дело в том, что меня попёрли из родного ордена, — без какого-либо стеснения заявил он, чем ввёл собеседницу в смятение. — За то, что я якобы приставал к мужчинам. Но клянусь, я преследовал лишь романтический интерес! Долгое время после этого мне нигде не было приюта. Как только меня не называли! Обрезанным рукавом, извращенцем, растлителем, и самое главное, педо... — Э-э-э, д-дядя, ты вроде хотел посетить лес Иньгуан, не так ли? — затараторил Цзян Бэй, подталкивая Вэй Усяня к воротам, ведущим прочь из ордена. — Вот и пойдём скорее! — Лес Иньгуан? — подняла бровь Цзинь Ян, следуя за ними. — Там же сейчас бродят мертвецы. Зачем вам туда? — Нужно! — отрезал Цзян Бэй. — Чего пристала-то? — Хочешь, чтобы я отвязалась? — взвизгнула девчонка, а затем сердито топнула ножкой: — Ну уж нет. Я пойду с вами! — Ты слышала, что мой дядя уже рассказал о себе? — поднял бровь Цзян Бэй. — Посему ведь выходит, что он — сумасшедший. У тебя будут неприятности, если ты пойдёшь с нами. Учитывая, что основной акцент в рассказе Вэй Усяня о его альтер-эго был сделан на подлое растление мужчин и юношей, она взмахнула волосами и резонно заявила: — Судя по всему, я не в его вкусе. Я ведь не мужчина! "Но и ведёшь себя не как приличная девушка" — с раздражением подумал Цзян Бэй. — Что ж, пусть ты и не мужчина, я готов взять тебя с собой. В любом деле не помешает посильная помощь! — Что?! — Цзян Бэй был почти уверен, что тот откажет ей, ссылаясь именно на то, что она — не мужчина, и не может привлечь внимание обрезанного рукава, извращенца, растлителя, и самое главное, педо... — Дядя, ты с ума сошёл? — Давно, — кивнул Вэй Усянь. С этим было, на самом деле, трудно поспорить, и они отправились в своё бесславное приключение. Не ясно, чего хотела Цзинь Ян. Просто докопаться до Цзян Бэя? Пойти с ними, зная, что её персона его раздражает? Когда она достала меч, чтобы полететь на нём прямиком в лес Иньгуан, Вэй Усянь заявил, что так не интересно. — Видишь ли, с тех пор, как меня оклеветали, осмеяли и выгнали из ордена, я уже много лет не появлялся в Ланьлине, — говорил он с ноткой драматизма. — Дай же мне насладиться пейзажами родных мест! — И как ты собрался одновременно и наслаждаться пейзажами, и добираться до леса? — На повозке. Он махнул рукой и показал ей этот причудливый инструмент. Эта штука и правда выглядела, как самая обычная телега, только была она сделана из чёрных деревьев, растущих на горе Луаньцзан. У себя в ордене они все называли её просто "телегой учителя Вэй" или "телегой Вэй Усяня". Однако людям из других мест это чудо человеческого гения ещё не было известно. Последнее было даже не преувеличением, ведь предмет действительно являлся совместным изобретением двух больших умов современности — Вэй Усяня и Вэнь Цин. Всё началось с того, что Вэнь Цин, на протяжении долгого времени наблюдавшая за Вэй Усянем и его проблемами с энергией Инь, задумалась над способом извлечения её излишков. Ведь причиной того, что душевное состояние тёмного заклинателя ухудшается, заключается в том, что, управляя нечистой силой, тот накапливает внутри излишек. Он и есть тот самый негативный эффект, оказываемый на тело и дух, о котором говорят, когда предостерегают учеников от того, чтобы идти этим путём. Вэнь Цин трудилась многие месяцы над заклинанием, собираясь облечь его в талисман, разово впитывающий в себя излишки. Однако когда она показала Вэй Усяню свои наработки, он заявил, что было бы ещё очень круто использовать излишек, как топливо для чего-нибудь ещё. Не стоит энергии мёртвых так бездарно пропадать впустую. Она сначала возмутилась, ведь её план состоял в том, чтобы максимально безопасно удалять энергию, а не переливать её из одной чаши в другую, вредя здоровью подопечного. Однако позже Вэй Усянь убедил её, что задумка и состоит в том, чтобы другой предмет воспринимал энергию и сам по себе использовал её для какой-то цели. Выбирая цель, они вспомнили о том, что часто путешествующий Вэй Усянь не может летать на мече. Тогда они и решили сделать воспринимающим предметом телегу. Она представляла собой корытце, ровно стоящее на четырёх колёсах. Посреди переднего борта был подвижный штырёк, находящийся в небольшом деревянном колодце, чтобы стенки не сковывали его движений. Штырь выполнял функцию руля — его можно было поворачивать, за счёт чего меняла направление и сама тележка. По всей поверхности внутренней части бортов были вырезаны заклинания, позволяющие забирать энергию инь, накопившуюся в теле того, кто дотронется до рулевого рычага, и использовать её для передвижения. Вэй Усянь был отличным наездником, но лошадь требовала заботы и отдыха, в то время как телега могла столько везти его, сколько он того пожелает, потому что в топливе у неё вряд ли возникнет недостаток, если за рулём Вэй Усянь, однажды чуть не отбросивший концы от отравления энергией инь. Нужно сказать, что, хоть так и не скажешь сразу, в этой тележке Вэй Усянь выглядел даже более впечатляюще, чем на коне. Ведь злодей с армией трупов на здоровом скакуне хоть смотрелся завораживающе, но был чем-то предсказуемым и таким, каким и представлял его простой народ, если речь шла о Старейшине Илин. Однако тот же самый Вэй Усянь, мчащийся буквально на корыте на колёсах, за которым на своих двоих бегут мертвецы, был намного более обескураживающим зрелищем. Сразу возникает много вопросов. Что это за тележка? Что это за молодой человек, аккомпанирующий мертвецам на флейте, пока его волосы раздувает попутный ветер? И самое главное, что происходит? Как и ожидалось, Цзинь Ян была удивлена, когда тележка поехала. Она тут же попыталась узнать, как же та работает, но он не стал ничего ей объяснять, а лишь указал на заклинания и важным тоном произнёс: — Видишь эти символы? Благодаря им она двигается. Если бы не придерживался амплуа Мо Сюаньюя, он, может, и объяснил бы ей про энергию инь и то, как эта штука её использует. Однако Вэй Усянь явно хотел, чтобы как можно меньшее количество деталей могло указывать на то, кто он на самом деле. Флейта его была в рукаве, а меч — в тканевом чехле. Вообще то, какого Мо Сюаньюя Вэй Усянь сделал из себя, было очень удобно для него. Это был крайне мутный мужчина средних лет с явно не самой хорошей репутацией и занимающийся не понятно, чем. Можно только представить, как неловко настоящему Мо Сюаньюю, который мог бы встретиться с людьми, прежде введёнными в заблуждение Вэй Усянем. Ведь это не просто кто-то, придуманный им, а реальный человек! Не ясно, о чём он думал, принимая решение сделать своей фальшивой личностью именно его, но явно не о том, что бы чувствовал Мо Сюаньюй, если бы в один момент звёзды сошлись над ним неблагополучным образом, организовав встречу с человеком, по ушам которого уже проехался Вэй Усянь, жаждущий как следует повеселиться. При этом Вэй Усянь был довольно изобретательным в том, чтобы не выдать себя. Если он чего-то не знал, хотя, следуя своей легенде, должен был, он вынуждал другого человека, который точно был в курсе интересующих его вещей, рассказать ему об этом так, будто они оба это знают. Например, он спросил: — А-Бэй, а ты знаешь, почему лес Иньгуан так называется? — Ну, нет, — справедливости ради, Цзян Бэй действительно этого не знал. Вэй Усянь тут же обратился к Цзинь Ян, показывая на него пальцем: — Ты представляешь, он не знает этой истории. Цзинь Ян, живущая в Ланьлине с самого детства, разумеется, была в курсе всех местных легенд. Она скрестила руки на груди и сделала важное лицо. — Лес был назван так ещё основателем нашего ордена. История гласит, что он проходил мимо леса необычайно снежной зимой. Деревья покрылись льдом и снегом. Сверкая на солнце, они словно бы искрились, и напоминали серебро блеском и белизной. Потому-то это место и было названо лесом Иньгуан**. Цзян Бэй поднял бровь. Откуда столько спеси на её лице? Он очень хотел сказать ей, что та просто повелась на безобидную, но всё-таки манипуляцию Вэй Усяня. Однако было непонятно, собирается ли тот вообще раскрывать ей тайну своей личности. Лес находился на самой окраине ордена. Так далеко, что было не совсем понятно, как самого основателя ордена вообще сюда занесло. В то же время, повозка шла неспешно, словно Вэй Усянь и правда хотел осмотреться. А может, он просто использовал это время для того, чтобы поговорить с сыном. Его, казалось, интересовала каждая деталь жизни Цзян Бэя в ордене. То, чему он учился здесь, то, какие места успел посетить за это время, и то, с какими неприятностями ему пришлось столкнуться. Это наполняло сердце Цзян Бэя теплом даже несмотря на присутствие Цзинь Ян. Та поначалу сидела тихо, но со временем стала добавлять деталей в рассказ Цзян Бэя, вследствие чего между ними образовалась вполне себе достойная беседа, в течение которой неприязнь между детьми, может, и не стёрлась, но определённо стала менее значительной и острой. До этого Цзян Бэй и не думал, что Цзинь Ян может быть вполне приятной в разговоре с кем-либо. В конце концов, до этого он не слышал от неё ничего, кроме насмешек и оскорблений. В конце их небольшого путешествия он и вовсе решил, что это, должно быть, влияние его янфу. Тот славился тем, что любые мерзавцы при условии наличия мозгов становились шёлковыми после разговора с ним. Ближе к вечеру они, всё так же не спеша, добрались до места. Это мало напоминало тот серебряный лес, который видел когда-то основатель ордена Ланьлин Цзинь. Он был тёмным и мрачным. Стрелка компаса зла в руке Цзинь Ян недружелюбно показывала прямо вперёд. Цзян Бэй спросил у Вэй Усяня: — Что ты собираешься делать? — Я же говорил, просто посмотрю и всё. Ничего такого делать не буду, — он направил тележку вперёд, и та медленно покатилась по камням и кочкам. — Цзысюань рассказал мне, что, якобы, трупы нападают внезапно. Множество людей вышло из леса целыми и невредимыми, а часть из них выбралась отсюда с трудом. Кто-то не вернулся. — Всё так и есть, — кивнула Цзинь Ян. — Орден проводил расследования, но, похоже, нет ничего, что возбуждало бы активность нечистых сил. Ни подозрительных захоронений, ни хоть каких-либо захо... — Постой, — резко оборвал её Вэй Усянь. — То есть как это никаких захоронений? Откуда тогда трупы? — А Вам не рассказывали? — они переглянулись. — Это не человеческие трупы. Это трупы зверей. — Что? В первый раз о таком слышу! — Вэй Усянь нахмурился, на его лице появилось такое редкое для него смятение, и он повернулся к сыну: — А-Бэй, ты почему мне ничего не сказал? Где же это видано-то, чтобы трупы животных нападали на людей? — Я думал, дядя Цзинь тебе уже всё рассказал. — Да ничего этот идиот мне не сказал! — возмутился Вэй Усянь. — И почему, в таком случае, ты не задал мне никаких вопросов? Тебе не интересно было, знаю ли я что-нибудь о подобном? — Я думал, ты сам расскажешь, если тебе что-то известно! Вэй Усянь на сей раз не стал ничего говорить, только мученически вздохнул. Цзян Бэй тоже какое-то время молчал, но вскоре не выдержал и всё-таки спросил: — Ну, а теперь, когда ты знаешь о, ну, весьма кровожадных трупиках животных, ты, э-э... — Не-а, — Вэй Усянь покачал головой. — Я никогда раньше с таким не сталкивался. — Так...странно это слышать. — Не все идеи должны приходить в голову именно мне, — добродушным тоном заметил Вэй Усянь. Впрочем, долгое время никаких мёртвых животных им на пути не попадалось. Вэй Усянь заставлял свою тележку медленно катиться по лесной тропке. Колёса регулярно натыкались на камни, кочки и толстые корни деревьев, заставляя сидевших в телеге заклинателей немного подпрыгивать каждый раз, когда это происходило. Они чуть поскрипывали, и лес был таким обычным, что Вэй Усянь со скуки задумался о том, чтобы смазать немного колёса. В целом было бы неплохо усовершенствовать тележку. Скажем, сделать её более презентабельной. Не дело великому злу, вроде него, появляться на каком-то корыте. Когда он подумал об этом, колёса наскочили на особенно толстый корень дерева, из-за чего их не слабо встряхнуло. Испугавшись, он пригладил древко, из которого была сделана телега, и прошептал: — Да не, не, ну, не такое уж и корыто. Цзян Бэй, наблюдая за ним, поднял бровь: — Ты чего? — Ничего. Даже тишина не была зловещей. Когда в лесу абсолютно тихо, это кого угодно наведёт на подозрения. Однако здесь тут и там были слышны шорохи, скрипы и хруст веток, ломающихся под лапками диких зверей. Ничто из того, с чем не мог бы справиться меч. Путь им указывали Луна и звёзды, сияющие высоко в небе. Однако за плотными рядами деревьев было темно, хоть глаз выколи. Но и эта темнота была обычной для такого густого леса. Вэй Усяню стало совсем скучно, и он принялся распевать народные песни, чтобы хоть чем-то себя занять. Угадав мотив, к нему присоединилась Цзинь Ян. Вместе они не попадали в ноты, и если Вэй Усянь делал это из какого-то своего злого умысла, то Цзинь Ян — от всей души. Впрочем, раздражали они Цзян Бэя одинаково. Они не попадали не только в изначальный ритм песни, но ещё и в слова и темп друг друга. Слова, которые уже пропел Вэй Усянь, догоняли те же от Цзинь Ян и наоборот. Их нестройный хор был настолько ужасен, что стая мёртвых лис, пробегавшая мимо, не выдержала и набросилась на них из кустов! К счастью, Цзян Бэй не валял дурака. Блеснул его меч, в ночи засиявший ярче света Луны, и все три мёртвые лисицы были повержены. Вэй Усянь застыл на мгновение. Он сидел у "руля", а эти создания напали с заднего борта, поэтому, довольно быстро собравшись, Вэй Усянь подполз поближе к противоположному ему краю, чтобы получше разглядеть. — Надо же, — произнёс он, — и правда дохлые. — О чём и речь, — сухо заметил Цзян Бэй. Однако расслабляться было рано. Теперь трупы самых разных животных, больших и маленьких, нападали на них со всех сторон. — Знаете, ребятки, вот и осмотрелись. А теперь пора сваливать! — с этими словами Вэй Усянь развернул тележку так круто, что колёса её загрохотали от жёсткого соприкосновения с камнями, и помчал в сторону выхода из леса. Звери тут же пустились в погоню за ними. Цзян Бэй, владевший флейтой, как и его учитель, достал её из рукава и со всей силы выдохнул воздух, издавая оглушительную трель. Она будто бы обратилась волною и отбросила натиск бежавших за ними зверей, однако эффект был весьма кратковременным. Поднявшись на разлагающиеся лапы, они едва ли не с большей прытью продолжили преследование. Цзинь Ян, тоже обнажившая клинок, успешно отбивалась от всех, кто пытался подобраться к тележке. Вэй Усянь в это время занимался тем, что выруливал по извилистой тропе. Запасов энергии инь ему хватило бы на ещё две долгие жизни, поэтому они могли, ни о чём не заботясь, развивать большую скорость. Благодаря ей они смогли даже оторваться от армии мёртвых белок, лисиц и волков. Однако когда выход из леса был уже виден впереди, путь к нему преградило нечто большее, чем среднего размера зверьё. Огромный мёртвый медведь. Он был таким большим, что все трое в немом изумлении медленно обвели его взглядом. Какое-то время они просто не двигались и смотрели друг на друга, точно принюхиваясь. Не ясно, что стало с остальным зверьём, что преследовало их, однако на лес опустилась неловкая тишина. Она продлилась минуту или около того, а затем Вэй Усянь резко дёрнул управляющий тележкой штырь в сторону, намереваясь объехать медведя! Тот был решительно с этим не согласен. Он взревел так, что было, вероятно, слышно на другом конце леса. Все зверьки, словно бы спрятавшиеся в кустах и зарослях неподалёку от медведя, выпрыгнули из своих укрытий, как по команде. Одна из наиболее быстрых лисиц вгрызлась зубами в одно из колёс. Цзинь Ян взвизгнула и со всей силы пихнула её мордочку. Та отлетела, а в её зубах застряла часть деревянного колеса. Цзян Бэй в это время бросил попытки управлять ими с помощью флейты и вступил непосредственно с медведем в схватку, используя меч. Объехать медведя было очень непросто, но они всё-таки добрались до широкой тропы за чертой леса, и уже туда огромный мёртвый зверь не стал соваться. Никто из них. — Серебристый блеск, говорите, — ворчал Вэй Усянь, когда тележка покатилась медленнее. — Да это скорее чудовищная ловушка! — Ладно тебе, — Цзян Бэй осторожно провёл рукой по его спине. — Смотри лучше, что я нашёл на теле одной из тварей. И Вэй Усянь, и Цзинь Ян обратили внимание на его руки, в которых покоился небольшой колышек. Он был из дерева, имел трапециевидную форму. На кончиках его застряли куски плоти животного, внутри которого тот находился. Вэй Усянь слегка отряхнул подобный мусор, обвив ткань верхних одежд вокруг ладони, и присмотрелся. На гранях колышка были вырезаны символы. — Любопытно, — признал он. — Ну...и что эти символы значат? Вэй Усянь усмехнулся, вручил ему в руки колышек и с полной уверенностью произнёс: — А это как раз ты и выяснишь. — Что? — Ну, я же сказал тебе, что просто посмотрю и ничего делать не буду. — Да как же я пойму, что здесь зашифровано? Волк не волк, а тот, что волк, — прочёл он на одной из граней, а затем в недоумении посмотрел на Вэй Усяня: — Что это за бред? — Изначально тебе не обязательно знать, что это значит, — он щёлкнул языком, плавно направляя тележку в сторону изгиба тропы. — Для начала, попробуй изготовить такие же колья и опробуй их на мертвечине. Когда у тебя это получится, тогда и гадай, что это всё значит. Цзинь Ян хотела спросить о чём-то, но, не успела она открыть рот, как телега скрипнула, неприятно ударив по ушам, и покосилась. Все трое застыли. Потом Вэй Усянь попытался направить тележку вперёд, но ничего не получилось. Тогда они все вместе выглянули из-за борта и обнаружили, что то колесо, от которого хищная мёртвая лиса отгрызла кусочек, пережило это нападение с куда большими потерями, чем могло показаться на первый взгляд. — Похоже, отвалилось колесо, — высказала очевидную вещь Цзинь Ян. Они были в поле, где не было ничего для того, чтобы восстановить утраты. Цзян Бэй предложил отправиться в орден на мечах, но Вэй Усянь наотрез отказался. — Не брошу же я здесь телегу, — говорил он. Цзян Бэй недоумевал: — Да кто же её здесь потревожит? И кому она сдалась без колеса? — Как это? Да те же странные звери! Здесь рядом находится поселение с теми интересующимися, часть которых пропала в лесу. Значит, они ходят по этой тропе. Вдруг кто решит, что всё равно добру пропадать не стоит, и возьмёт её, чтобы отремонтировать и использовать в своих целях? А-Цин меня съест, если я вернусь домой без телеги. Его было не переубедить. Цзян Бэю пришлось помогать янфу толкать телегу в направлении ордена. Цзинь Ян могла с лёгкостью встать на меч и полететь, но вместо этого она осталась и тащила телегу спереди. Всю ночь они тащили тележку через поля и сёла. В орден они вернулись под утро, уставшие и изнеможённые. Цзинь Цзысюань, увидев их, попервой испугался. — Что с вами произошло? — ужаснулся он. — Утро на дворе, а вы уже какие-то побитые. Ему было невдомёк, что пол ночи они убегали от огромного мёртвого медведя, признав перед этим гигантом своё поражение, а остальную половину шли от этого проклятого леса пешком. Впрочем, они все были такими измученными, что даже не нашли должным объяснить бедолаге, в чём дело. Все трое завалились спать без разъяснения причин, и Цзинь Цзысюань узнал о случившемся только ближе к обеду. Вэй Усяня накормили, в качестве компенсации напоили лучшим вином в Ланьлине, и, несмотря на уговоры, тот решил отправиться дальше по своим делам. К тому моменту его тележку уже починили. Первую половину дня она вообще была для Цзинь Цзысюаня единственным объектом, который мог хоть и туманно обрисовать ситуацию. По ней было видно, что бедняги пережили страшное сражение. Когда они с Цзян Бэем прощались, Вэй Усянь дал ему несколько наставлений по поводу исследования подозрительного колышка. Затем он попрощался с Цзинь Цзысюанем, Цзинь Лином и Цзян Яньли, которая тоже переживала на счёт того, что случилось с ними в лесу. Не забыл он попрощаться и с Цзинь Ян, что, по мнению Цзян Бэя, было вовсе необязательно. Девчонка улыбнулась ему, пожала руку и произнесла на прощание: — Для меня честь побывать на Ночной охоте с самим Старейшиной Илин. Вэй Усянь никак не отреагировал на то, что тайна его личности была раскрыта. Вместо этого он ответил ей теми же доброжелательными словами, легонько сжав маленькую, нежную ладошку. Среди прочего он заявил, что будет ждать её в гостях в Пристани Лотоса. Цзян Бэю подобные слова показались странными, поэтому он подошёл к янфу, когда девочка радостно ускакала прочь, и спросил, что это всё значит. — Знаешь, — философски начал он, — в юности я тоже любил, ну, как бы тебе мягче сказать, подшучивать над теми, кто мне нравится. — Э-это не то же са... — Например, — Вэй Усянь жёстко перебил его, — твоему отцу пришлось пережить множество жестоких и не очень шуток, прежде чем я пережил тот возраст. Цзян Бэй сомневался на счёт того, можно ли назвать приватные встречи с мёртвыми проститутками шуткой. Или заигрывания с женщинами на глазах у будущего мужа. Или... — Также я донимал Лань Чжаня, угрожая ему убийством кроликов, нарушая правила лишь для того, чтобы его позлить и... — У тебя...были чувства к Ханьгуан-цзюню?! — Он просто нравился мне в определённый период жизни. Как человек. Он занятный. К тому времени у меня уже были более чёткие ориентиры в личной жизни. Суть не в этом. Я предлагаю тебе не судить эту юную госпожу столь строго и, ну, знаешь, присм... — Не собираюсь я ни к кому присматриваться! — несчастный юноша вспыхнул, как воздушный фонарь. — Дело твоё, — Вэй Усянь щёлкнул языком. — Я просто даю совет. Как бы скептически он не относился к словам приёмного отца, Цзян Бэй не мог о них не думать. На это повлияло в том числе и то, что после того путешествия Цзинь Ян словно подменили. Она больше ни слова дурного не сказала о его родителях, наоборот, иногда спрашивала что-то о Вэй Усяне, явно заинтересовавшем её. Также она спрашивала про колышек. Так она узнала, что Цзян Бэй экспериментировал на животных, пытаясь понять, как тот на них влияет. Сначала важно было выяснить, как создать такой же. Часто материал играет важную роль. Так же, как тележка Вэй Усяня неспроста сделана из деревьев, произрастающих на территории горы Луаньцзан, и этот колышек не просто так выполнен из ольхи. Есть такие вещи, которые ему вряд ли удастся узнать, например, с помощью какого именно материала были вырезаны иероглифы на нём. К счастью, это не было принципиальным для работы этого любопытного артефакта, потому что, стоило Цзян Бэю выяснить, каким средством было обработано древко, как всё тут же сработало. Лёгкая задача. Однако трупики животных, ожившие под действием артефакта, не спешили слушаться. Цзян Бэй много раз пытался, но у него так и не получилось подобрать мелодию, которая достигла бы их крошечного сердца. И, конечно, самым главным вопросом оставалось, зачем кому-то контролировать мёртвых животных? Современные тёмные заклинатели могут повеливать мёртвыми людьми. Миру известны такие люди, как старейшинцы, объединившиеся в своём слегка нездоровом стремлении познать пути Старейшины Илин. Может, до его уровня они и не дотягивают, но управлять мёртвым человеком, одним или десятью, не то, чтобы проблема. Однако кто-то стремится к воскрешению мёртвых животных... — Слушай, — Цзинь Ян как раз подсела к нему, когда он усиленно размышлял об этом, — а ты никогда не думал о том, чтобы встретиться с матерью? Мальчик отозвался резко отрицательно, но ей, кажется, и вовсе не нужен был какой-либо ответ, потому что она продолжила: — Ты хотя бы знаешь, кто она? — Дева из знатного рода Фан, если мне не изменяет память. Правда, я ничего не знаю о том, чем занимается люди из этого рода и чем заслужили зваться именитым семейством. — Другими словами, знаешь только фамилию и больше ничего, да? — Так и есть. — И ты правда-правда никогда не думал о том, чтобы встретиться с ней? — Послушай, ну зачем мне это? — Цзян Бэй нахмурился. — Чего ради? Я совершенно не нуждаюсь в ней. У меня отличная семья, любящие родители. — Но как же так? Ты разве не хочешь узнать, благодаря кому ты появился на свет? Она ведь — это, можно сказать, половина тебя! — А вот и не правда, — заупрямился Цзян Бэй. — Половина меня — это мой отец и янфу. Первый даровал мне тело, второй — душу! Кажется, ей нечего было добавить. Она покачала головой, и на какое-то время Цзян Бэй с колышком был предоставлен самому себе. Так было, пока не подошёл кузен и не высказал предположение о том, что он слишком много времени проводит с этим странным предметом, изводя мёртвых зверей. — Да я же не просто так этим занимаюсь! — возмутился Цзян Бэй. — Я для дела! — Ладно, ладно, — Цзинь Лин присел рядом с ним. — Как ты смотришь на то, чтобы немного развеяться? Цзян Бэй, почувствовав что-то неладное, сузил глаза. — В каком смысле? — очевидно, в его голосе было много подозрения. — Послушай, верь не верь, но я ведь одного добра тебе желаю, — он пожал плечами, начав оправдываться под недоверчивым взглядом кузена. — Просто я подумал, может, ты не ладишь со своим, э-э, учителем, ну, знаешь, тем, который жаловался мне на тебя неделю назад, потому, что не имел возможности увидеть его в деле? Если это так, то твои претензии оправданы. В смысле, я имею в виду, что, может, по мне видно, что я не особо с ним знаком... — Не особо? — Цзян Бэй насмешливо поднял бровь. — Да ты прямо сейчас не можешь с уверенностью сказать, как его зовут. У тебя была неделя на то, чтобы узнать у кого-нибудь, но ты даже не посчитал нужным это сделать, что уже многое говорит о его авторитете в ордене. — Может, я просто забыл? — Было б это что-то действительно важное, ты вряд ли забыл бы. — Как бы то ни было, ты не можешь отрицать, что не видел его в деле. Представь, как глубоко было бы твоё раскаяние, если б ты увидел вдруг, что он, ну, скажем, талантливый и сильный заклинатель? Немного подумав, Цзян Бэй кивнул своим мыслям: — Не думаю, что так уж глубоко, как ты думаешь. — А вот взгляни на ситуацию через призму сравнений. Твой собственный учитель, дядя Вэй, в повседневной жизни же тоже не выглядит презентабельно. — Что ты имеешь в виду? — мальчик снова опасно сузил глаза. — Ну, вот сложно же угадать в нём прославленного заклинателя. Он разыгрывает из себя недалёкого, придурковатого порой пройдоху, порой извращенца. — Если ты об этом, то я не думаю, что этот учитель разыгрывает из себя самодура. Выглядит слишком натурально. Он знал, как зовут учителя, но не стал говорить кузену это имя. Пусть сам узнает, если это хоть когда-нибудь будет иметь значение. — Ну, может, у него сложный характер? А ошибки, ну, у каждого они бывают, — Цзян Бэй было открыл рот, чтобы что-то ответить, и Цзинь Лин затараторил: — И вот я тебе предлагаю сходить с ним на Ночную охоту. Не смотри на меня так, дай старику реабилитировать себя. Заодно повеселишься, нечисть погоняешь, здорово же! Только когда он это сказал, Цзян Бэй заметил, что представления заклинателей о веселье несколько...странные. Однако мальчик решил, что, кажется, и правда ничего не теряет. Наоборот, будет полезно взглянуть на провал старика, чтобы потом с удовольствием рассказывать об этом кузену. Снова и снова. Во всех подробностях. Причём место, в которое они должны отправиться, находилось недалеко от его родного дома — в Илин. Случай, произошедший там, тоже был связан с животными. Цзян Бэю думалось, что подобное стечение обстоятельств не случайно. Местные жители стали замечать, как их зверьё регулярно сходит с ума. В конце концов, они начали предполагать, что животинкой овладевают некие тёмные силы. Какие, неизвестно, но всех собак было решено повесить на общество старейшинцев, обосновавшихся в Илин. Те отрицали свою вину, и жизнь продолжала идти своим чередом, пока обезумевшая стая собак не загрызла человека до смерти. Можно было бы подумать, что его загрызли собаки, ставшие бешеными не по вине тёмных сил, однако позже казалось бы труп восстал и принялся вести себя так же, как и звери, его погубившие. Старейшинцы было попытались решить это дело, однако их быстро отвадили возобновившиеся обвинения. Никому не захочется из доброты душевной помогать разобраться в ситуации людям, которые и рта открыть не дают. Дежурные заклинатели из Юньмэн Цзян, охраняющие эту местность, запросили помощи у Старейшины Илин, но тот всё ещё был где-то в Цинхэ. Где точно, Не Хуайсан, в чьих землях тот нынче обитал, так и не смог выяснить. И вот, когда орден Юньмэн Цзян направил в Илин нескольких заклинателей во главе с Вэнь Сычжуем, свою руку помощи решил предложить этот прославленный заклинатель. Так как отряд из Юньмэн Цзян уже отправился на место происшествия, его консультация по этому вопросу была самую малость...ненужной. Это добавило одно очко жалости от Цзян Бэя. Когда оказалось, что в этой миссии по оказанию помощи, которая уже никому не нужна, участвует Цзинь Ян, Цзян Бэй понял, что провал его учителя может не стоить таких жертв. Та, летя с ним рядом на мече, снова закапала ему на мозги по поводу матери, которая как раз должна проживать в Илин. Любой человек сдастся со временем, при условии, если уговаривать достаточно долго и упорно. Поэтому и Цзян Бэй, пока летел на мече, согласился одним глазком глянуть на женщину, породившую его. — Но! — он так агрессивно ткнул в неё пальцем, что чуть не свалился с меча. — Только после того, как выясним всё, что касается обезумевших животных и восставшего из мёртвых мужчины. — Конечно-конечно, — согласилась она таким елейным голосом, на какой была способна. Она радостно отвернулась, глядя вперёд, а Цзян Бэй продолжил хмуро рассматривать её. Удивительно, но до той ночи в лесу он не стал бы даже разговаривать с ней. Теперь он соглашается с какими-то её просьбами. Более того, теперь она казалась ему не такой мерзавкой, как раньше. У девушки были светлые глаза с каким-то холодным оттенком. Казалось, частичка льда навечно застыла в плену её радужки. Однако взгляд её при этом казался не холодным, а ясным и чистым, как вода, поблёскивающая в пруду. Тёмные волосы были собраны в два пучка по обе стороны от её головы, как инь и ян, одинаковые и неразрывно связанные между собой. Её причёска большую часть времени была в идеальном состоянии: когда она тренировалась, когда летела на мече и даже когда отбивалась от мёртвых животных. Лишь пара волосков могла позволить себе выбиться из тугого плена золотистых лент. Как и подобает девушке, черты её бледного личика с лёгким розовым румянцем на щеках были тонки и изящны. Несмотря на это, её телосложение было скорее ателетичным. Определённо, на это повлияло то, что, при всех своих недостатках, девушка уже имела все задатки отличной будущей заклинательницы. Она подолгу упражнялась с мечом, не забывая при этом и про боевые искусства. Хоть тело её больше напоминало юношеское, она выигрывала за счёт миниатюрности и худобы. В общем...да, она была красива. Как и все в этом возрасте, Цзян Бэй был молод и глуп, а потому невольно его сердце смягчилось перед лицом хорошенькой девчушки. — Слушай, а для чего ты ко мне пристала? — спросил он, чувствуя себя немного неловко, потому что ещё недавно они не говорили друг другу ничего, кроме грубостей. — В плане? — Ну, вот зачем тебе, чтобы я встретился с родившей меня женщиной? Какой тебе от этого прок? — Пф, нет мне от этого никакого проку, — она вздёрнула носик и отвернулась, снова глядя вдаль. Так они и молчали. Когда Цзян Бэй уже было подумал, что зря он вообще решил поговорить с ней, та, наконец, негромко сообщила: — Мне самой не пришлось знать свою маму. Потому и считаю безрассудным отказываться от возможности встретиться с ней. — Твоя мать...погибла? Девочка кивнула. — Она умерла при родах. Так на свет появилась я. Отец мой был так опечален, что и не подумал о том, чтобы жениться снова. Цзян Бэй задумался. Может, это и правда объясняло её поведение. Она могла руководствоваться чувством зависти, а также несправедливости, по которой его отец распорядился отнять ребёнка у наложницы и воспитывать с мужчиной. — А твой отец, он, ну, хорошо к тебе относится? Часто в таких ситуациях, когда мужчина убит горем по смерти женщины, он может переложить ответственность за это событие на ребёнка, ради рождения которого возлюбленная пожертвовала собой. В реальности же ответственность не лежит ни на ком. В таких случаях лишь Небеса распоряжаются жизнями людей. — Конечно, — в её улыбке была такая уверенность, как будто не могло быть иначе, и губы самого Цзян Бэя невольно тронула кроткая улыбка. Скорее всего, всё произошло ровно до наоборот. Всю любовь одинокий мужчина вложил в дочь, из-за чего, в частности, она и выросла более гордой и уверенной в себе, чем, пожалуй, стоило бы. Но да ладно. Когда прилетели, они в первую очередь отправились к управляющему Илин, чтобы получить точнейшие сведения о произошедшем. Во главе их отряда был учитель. У него уже было одно очко жалости, и он, оправдывая все надежды Цзян Бэя, почти сразу после прибытия в Илин получил ещё одно, когда управляющий, взглянув на его высокую и гордую фигуру, спросил: — Кто Вы такой? Учитель от такого растерялся, хотя, казалось бы, должен был уже привыкнуть. По крайней мере, Цзян Бэй не верил, что это для него первый раз. — Я — Ли Тао, — заявил он. — Уважаемый мастер из ордена Ланьлин Цзинь. Хотя, наверно, его можно было понять. В конце концов, одно дело, когда в человеке не узнают какую-то широко известную личность, как, например, в случае Старейшины Илин. Когда эта личность оказывается раскрытой, тот, кто не узнал сразу, испытывает все положенные в такой ситуации трепет и удивление. Однако обидно, когда твоего имени просто-напросто не знают, а ты ещё стоишь в окружении учеников, которые уже, можно сказать, не так уж и сильно тебя уважают. Управляющий рассеянно улыбнулся. — Век живи, век познавай новые имена, — не ясно, прочитал ли тот его так быстро и теперь издевается, или это и правда случайно получилось. — А по какому Вы поводу? — Мы прибыли, чтобы расследовать подозрительные случаи, потрясшие эту землю недавно. — Странно, — протянул управляющий. — Насколько мне известно, мы не просили помощи у Ланьлин Цзинь. Заклинатели из ордена Юньмэн Цзян уже разбираются с этим. — Но тем не менее Вы должны позволить нам помочь Вам, — быстро ответил ему Ли Тао. — В Ланьлине были похожие случаи, наши проблемы могут быть родственны. — Что ж, тогда, кажется, ничего не поделаешь, — управляющий грустно покачал головой. — Помогайте, раз таково Ваше желание. После этих его слов наступила неловкая тишина. По глазам управляющего было видно, как тот гадает, почему незваные гости всё не уходят. Он, вроде, дал своё дозволение помочь, если им так нужно. Было не совсем понятно, чем ещё он мог бы угодить. — Ну, — Ли Тао первый нарушил молчание. — Так Вы собираетесь дать нам приют? Улыбка на губах управляющего застыла, и лицо его стало похожим на жутковатую маску, отражающую неловкость и крайнее недоумение. — Чего? — Ну, где мы могли бы разместиться, спрашиваю? — с неловким смешком уточнил Ли Тао. — А, ха-ха, вот оно что, — по тому, сколько облегчения было в его смехе, сразу стало ясно, что тот неправильно понял последнюю фразу. — Не волнуйтесь на счёт этого, у нас, в Илин, много постоялых дворов. Вы обязательно найдёте место для такого количества человек! Это был самый мягкий намёк из всех возможных, однако Ли Тао нахмурил брови, как бывает от тяжёлых раздумий, и с неуверенностью в собственных суждениях спросил: — То есть Вы не собираетесь разместить нас в резиденции? Земли Илин принадлежали ордену Юньмэн Цзян, который сам по себе находился в Пристани Лотоса. Таких орденов, как Илин Чжан или, например, Мэйшань Юй, больше не существовало. Вместо них на этих территориях были размещены резиденции — некое подобие колоний ордена Юньмэн Цзян. Однако они отличались от полноценного ордена не структурой, а сутью. Так-то он представлял собой хорошо защищённую крепость, в состав которой входили учебные помещения, приёмные, покои учителей, адептов и учеников. Очевидно, Ли Тао рассчитывал на какие-нибудь покои для всех них, однако управляющий цокнул языком и просто ответил: — Нет. Что и говорить, было слегка неловко, хотя Цзян Бэй не был удивлён. Его отец, Цзян Ваньинь, трепетно относился к выбору подчинённых. Он бы не поставил на роль управляющего кого попало. На самом деле, Цзян Бэй бы скорее сильно удивился, если б управляющий обеспечил толпу заклинателей из другого ордена, явившуюся без спроса, кровом и пищей. Глава ордена бы потом этому управляющему хорошенько всыпал за бессмысленное расточительство, а затем назначил бы на его место нового! — Эм, понимаете, — заметив, что неловкое молчание продолжается, управляющий почесал затылок, — я был бы рад приютить под этой крышей хоть всю Поднебесную, однако, как понимаете, это не в моих силах. — Что Вы мне рассказываете? — Ли Тао подозрительно нахмурился. — Орден Юньмэн Цзян — один из богатейших в Поднебесной! Не верю, что у вас нет ресурсов для того, чтобы помочь нам. — Орден Юньмэн Цзян не стал бы столь обеспеченным, если бы позволял себе необдуманные траты, — заметил управляющий. — Поймите меня правильно, я бы, может, и не против, да только глава моего ордена разгневается, если узнает об этом. Из Вас всех я лишь одного человека имею полное право впустить, накормить и напоить. Ли Тао тут же разъярился. Он махнул рукой и вскричал: — Я не брошу своих учеников! — И они могут гордиться таким учителем, как Вы, — закивал управляющий. — Однако я говорил не про Вас. Я про этого мальчика. Разумеется, он говорил о Цзян Бэе, сыне главы его ордена. Управляющий радостно заявил: — Добро пожаловать, молодой господин Цзян! Очевидно, он больше не хотел продолжать какой-либо разговор с этим человеком, а потому изловчился так, чтобы забрать к себе Цзян Бэя, а остальных оставить за резиденцией. Цзян Бэй был так поражён этим манёвром, что даже нашёл нужным похвалить его. Тот с улыбкой ответил ему: — Знали бы Вы, молодой господин, сколько таких якобы прославленных заклинателей стучится в эти двери. В Илин он бывал довольно часто, с родителями или без них, и всегда останавливался в резиденции. Здесь у него были личные покои. Немного передохнув, он уточнил некоторые вопросы, касающиеся дела, у дружелюбных обитателей резиденции и отправился в путь. В первую очередь он решил наведаться к старейшинцам. Эти ребята вполне могли быть ответственными за беспорядки. На самом деле, было бы лучше, если б это были всего лишь их какие-то тёмные делишки и игра во всем известного Старейшину Илин. Эти ребята не представляли большой угрозы. Иногда помогали, иногда приносили незначительный вред, но в целом никогда не замышляли чего-то плохого против людей. Наоборот. Они поклонялись человеку, знаменитому в первую очередь массовыми жестокими убийствами. За это Вэй Усяня помнят многие, однако главный парадокс старейшинцев заключается в том, что они словно отбрасывают эту часть истории прочь, и славят его имя за то хорошее, что он сделал для мира заклинателей. За его гений и мотивы поступать так, как он поступает. Собственно, это причина, по которой им вообще разрешили остаться здесь. Если же это дело рук кого-то другого, шансов на то, что это лишь неловкое недоразумение, сильно сокращаются. Здание независимого общества старейшинцев находилось в центре города. Эта группировка сформировалась ещё до рождения самого Цзян Бэя. Сначала это были отдельные личности, но те постепенно находили друг в друге отражение своих идей, и так образовывались обособленные группы. Когда же их община стала достаточно большой, пришло время где-нибудь да осесть, и тогда они построили для своего общества здание в Илин, где всё началось. За многие годы существования идеи и даже какие-то достижения старейшинцев распространились далеко за пределы Илин. Как минимум: в каждом великом ордене заклинателей есть последователи этого течения в заклинательском искусстве. Насколько Цзян Бэй знал, только в одном ордене заклинателей не было филиала общества старейшинцев. В Юньмэн Цзян. Цзян Чэн на дух не переносил старейшинцев. Он в принципе не любил людей как таковых, что уж говорить о чудиках, поклоняющихся его психованному мужу. — С чем пожаловали? — двери ему открыл молодой заклинатель в чёрных одеждах. — Я бы хотел задать пару вопросов обществу старейшинцев. — Дай угадаю, на счёт сумасшедших животных? — молодой человек скривился. — Сколько можно нас на счёт этого донимать? Не знаем мы ничего! Ничего не делали! В попытках как-то смягчить углы Цзян Бэй сделал вид, что удивился, и спросил: — А что, кто-то ещё спрашивал? — Да каждый в этом городе считает своим долгом обвинить нас в сих несчастьях! — он широко простёр руку, как бы имея в виду весь Илин целиком. — Даже старики, женщины и дети! Потом пришёл сам Вэнь Сычжуй — ученик Старейшины Илин. И стоило ему отбыть, как пришёл какой-то неуравновешенный смутьян! Цзян Бэй почувствовал такое сильное желание в голос рассмеяться, что ему понадобились значительные усилия, дабы себя сдержать. Он ещё думал, а вдруг истерический смех оттолкнёт молодого старейшинца? Однако редкая вещь на свете может быть слаще жалоб на жизнь, и потому тот с неугасающим энтузиазмом продолжил: — Ввалился к нам в обитель и выпятил грудь, как петух в окружении куриц! Назвал имя своё и заявил, что мы должны его знать. Наше общество о многом ведает, но не о каждом же идиоте в Поднебесной! — Ладно-ладно, а что этот достопочтенный спрашивал у вас? — Спрашивал? — удивился старейшинец. — Он прямо обвинял! Говорил, мол, это мы вызываем безумие у животных в каких-то своих корыстных целях, подсовывая им некие снадобья. И как интересно у него всё это получается! Что за снадобья мы якобы даём разным животным? Ну, это у нас спросить нужно. Какие цели мы преследуем? Не ясно, но определённо тёмные. А самое главное, как получилось так, что мёртвый человек под действием этих чудо-отваров ожил и пустился буйствовать? А вот это мы и прибыли выяснить! — Ну, а сами-то вы, что думаете по поводу этого всего? — Что мы думаем? — старейшинец скрестил руки на груди. — Знай, молодой человек, ничего мы об этом не думаем. И лезть в подобные дела мы не хотим! — Да брось, — Цзян Бэй едва склонил голову и хитро прищурил глаза. — Неужто совсем ничего не думали? Мужчина испытующе на него посмотрел. Он тоже прищурил глаза, словно подозревал в чём-то, и упрямо поджал губы. Похоже, это, в конце концов, не была какая-то секретная информация, поэтому он всё же сдался: — На самом деле, есть у нас одно предположение. — Мне интересно послушать, — сразу поддержал Цзян Бэй, глядя на собеседника осторожно, из-под ресниц, чтобы не спугнуть. Однако несмотря на все предпринятые меры, тот всё равно нахмурился. — К чему мне тебе рассказывать? — А чего тебе с того? Это же не какой-то...секрет вашего общества, — он провёл рукой по пространству, этим широким жестом как бы имея в виду всё общество целиком, и поспешил подкрепить свои слова: — Я же не обвиняю вас ни в чём. Вы и сами утверждаете, что ничего такого не делали. Коли это правда, вам же будет лучше, если кто-нибудь уже наконец выявит истинного, э-э... — Отравителя животных? — уточнил старейшинец, задумчиво приподняв бровь. Так-то виновник сих несчастий никого, вроде как, не убивал. Как минимум нельзя было утверждать подобное, ведь не ясно, умер тот мужчина, из-за которого и возрос интерес к делу, своей смертью или его убил отравитель. Может, и вовсе был кто-то третий. Следовательно, убийцей называть его было ещё рано, а потому Цзян Бэй легко согласился: — Да, отравителя животных. Я понимаю, вам хотелось бы самим разобраться в деле, однако не лучше ли позволить другим помочь вам? Чем быстрее ситуация прояснится, тем раньше исчезнет это пятно на вашей репутации. Старейшинец задумался. Цзян Бэй не сомневался, что тот примет верное решение. Несмотря на их странные идеи и то, что сам человек, которому они поклоняются и из идей которого родилось их общество, считал их откровенно глуповатыми, Цзян Бэй был уверен в их разумности. — Хорошо, тогда слушай, — молодой человек с серьёзным видом кивнул. — Долгое время наше общество было однородным, цельным. Но, как водится, в любом стаде найдутся паршивые овцы. Пару лет назад у одного из членов нашего общества погиб любимый осёл. Пусть характер у животного был трудный, нельзя не признать его удивительной сообразительности. К любому умному животному волей-неволей испытываешь уважение. Наш товарищ и вовсе был сильно привязан к ослу, и потому сильно горевал по его кончине. Мы относились к этому с таким пониманием, с каким только могли, но горе нашего товарища не имело конца. И как оказалось, границ... Последнее он произнёс с такой драмой на лице и в голосе, как будто ведал не о горе осла, а о гибели нации. Благодаря этому рассказ так захватывал, что Цзян Бэй не смел открыть рот и перебить его. — Хочу сказать, что и до этого происшествия он был не без странностей, но после смерти того осла точно в конец рассудком помутился. Он задумался о том, чтобы воскрешать не людей, как это делает Старейшина Илин, почитаемый нами и им самим до тех пор, а животных. Он искал способ управлять ими для начала, а затем и вовсе вознамерился сделать из почившего осла второго Вэнь Нина. В обществе мы все подняли его идеи на смех. Не пойми нас неправильно, мы сочувствовали ему, кто-то искренне, а кто-то из соображений приличия, однако любому состраданию есть предел. Мнимому или реальному. Нам пришлось выгнать его из общества. — Почему? — хоть Цзян Бэй и не проникся историей о бедолаге и безвременной кончине его осла, мозгом он всё-таки понимал, что выгонять его не было никакого смысла. Может, кому-то могла не понравиться идея возвращать к жизни животных, но если так подумать: почему это должно быть делом принципа для людей, изучающих методы манипулирования чем-то более сомнительным, чем мёртвые животные, а именно, мёртвыми людьми? Трупы людей можно поднимать и заставлять их слушаться приказов, а животные — это уже слишком? На первый взгляд, ничего в этом не шло вразрез с философией старейшинцев. Однако их представитель ему пояснил: — Понимаешь, одно дело, когда он что только не делал с бедным ослом. Это мы можем понять. В конце концов, что ему-то теперь, ослу этому. Не ясно, каково устройство души животного, уверен, оно разительно отличается от структуры души человеческой, а потому, вероятно, у него и не получилось возвратить ослу рассудок. Однако тот действительно наполнился некоторой жизнью, став, по нашему мнению, первым из этих сумасшедших зверей. Цзян Бэй был так взволнован, что прервал рассказ старейшинца: — Так вы полагаете, что эти животные...тоже мёртвые? — В смысле "тоже"? — он поднял бровь, озадаченно на него взглянув. — А, ты имеешь в виду, как тот осёл? Да, похоже, что так. Цзян Бэй немного не это имел в виду. Ему, конечно, сразу вспомнились мёртвые животные из леса Иньгуан. — Хорошо, так за что вы всё-таки прогнали его? За то, что у него получилось воскресить осла? — А? Нет. Ему долго всё прощалось, — он легкомысленно махнул рукой, а затем многозначительно поднял палец вверх: — До определённого момента! — Ну? — Коль ставишь эксперименты, желая познать нечто новое, ты никак не можешь ограничиться одним испытуемым или даже двумя. Несмотря на то, что пробудил осла, он, всё же, не смог даровать тому разум и волю. Хотя...честно, я не знаю, как это проверить, учитывая характер усопшего. В любом случае, проверить как-то нужно было, получилось ли у него, в конце концов. Он стал тайком убивать животных, чтобы продолжить изучать способы манипулирования ими, и вот это для нас оказалось уже слишком. — Да? — Не смотри на меня так, юноша, — строго обратился к нему старейшинец. — Мы — не монстры, которыми нас всех здесь считают. Это правда, что мы изучаем секреты поднятия из мёртвых, но убийство ныне живущих входит в разрез с любыми моральными принципами, а кроме того, способно легко навлечь на нас целую гору несчастий. Если узнают, люди зададутся очевидным вопросом: значит ли это, что мы убьём человека, если нам вдруг потребуется? Это опасно. Поэтому мы его и изгнали. — А что потом стало с вашим бывшим собратом? — По правде говоря, в дальнейшем мы старались не видеть и не слышать его. Вчерашний брат был для нас мёртв, — старейшинец отрешённо посмотрел в сторону, и взгляд его словно остекленел. — Однако, признаюсь, его было сложно не замечать. Волей-неволей, наше руководство краем глаза приглядывало за ним. Он, разумеется, не оставил своих сомнительных исследований, из-за чего и появились, как нам кажется, эти безумные звери. Более того, он нашёл себе сторонников. Те были не из числа нас, старейшинцев, ведь мы вовремя смогли разглядеть его истинное лицо фанатика, одержимого, на мой взгляд, весьма странными и посредственными идеями. Другим людям он, видимо, представал в несколько ином свете, чем, должно быть, и завербовал сторонников, что стали бездумно творить бесчинства, пока он отбыл покорять чужие земли. — Пока он отбыл, что? Старейшинец вздохнул. — К сожалению, вдали от общества, отвергнувшего его, он стал ещё более безумным. Одержимым. Не могло быть иначе. Он создал культ этого осла и принялся призывать других людей совершать надругательства над животными, дабы почтить его память и дух. Удивительно, что он вообще добился успеха, ведь невооружённым взглядом видно, какое это всё сомнительное занятие. Приободрённый тем, что у него это вообще всё каким-то образом получилось, он решил отправиться в какой-нибудь великий орден заклинателей, чтобы популяризовать свою идею, сделать её массовой. За этим вряд ли имеет смысл идти в какой-нибудь орден средней руки, обходя при этом крупные ордена. По идее он должен был отправиться, как ты понимаешь, в Юньмэн, и мы уже все боялись, что вот теперь-то глава ордена Цзян возьмётся за нас серьёзно и истребит. Однако в Юньмэне только недавно узнали о сумасшедших животных и то в связи со смертью человека. Так, мы поняли, что он смертельно боится делать что-либо под носом у вспыльчивого главы ордена Цзян, не сильно жалующего что-либо, связанное с мёртвыми и...и их использованием. Цзян Бэй поморщился. И правда, как не говори, звучит всё равно ужасно. — Мы не знаем, куда он пошёл дальше. Надеюсь, в орден Гусу Лань. — Почему? — решил уточнить Цзян Бэй. — Потому что там бы его быстро нашли и тихонько уничтожили. Цзян Бэй качнул головой, как бы говоря "справедливо". — Должен тебя расстроить, — он решил, что этот старейшинец за свою помощь заслуживает знать, — он отправился в Ланьлин. — По твоей одежде вижу, что ты из Ланьлина, — кивнул старейшинец, уперев руки в бока. — Много дел он натворил? — Достаточно. Тамошний знаменитый лес теперь кишит мёртвыми обитателями. И я...не из Ланьлина. Родители отправили меня туда на временное обучение. — Вот оно как, — старейшинец снова кивнул. — Что ж, ты узнал, что произошло. Что теперь будешь делать? — Похоже, что ничего, — старейшинец поднял бровь, и Цзян Бэй решил пояснить: — Судя по твоим рассказам, у этого придурка много последователей. Такое, как мне кажется, должен решать не я. Речь идёт о преступлении и наказании большого количества людей в Ланьлине и Илин. Я собираюсь рассказать об этом своему отцу. — А кто твой отец? — Цзян Ваньинь, глава ордена Цзян, — мальчик усмехнулся, увидев явное недоверие на лице собеседника. — Ты можешь не верить, мне всё равно. У нас это, можно сказать, фамильный недуг, когда люди не относятся к подобным нашим заявлениям всерьёз. Ты узнаешь, правду я молвил или нет только тогда, когда над этими сумасшедшими убийцами животных свершится суд. Разумеется, я объясню отцу, что ваше общество старейшинцев не несёт ответственности за эти злодеяния, и не забуду помянуть ему о тебе и о том, как ты помог мне. — Что ж, — старейшинец сложил руки на груди и по-доброму усмехнулся, — если всё, что ты говоришь — правда, то спасибо тебе. Цзян Бэй кивнул. Он примерно представлял себе, сколько для старейшинцев значит репутация. Стоит чему-нибудь очернить её, и их общину сотрут в порошок, как однажды почти смогли сделать с их обожаемым Старейшиной Илин. Далее мальчик хотел отправиться домой, в Пристань Лотоса, чтобы доложить отцу о произошедшем. Он уже было вынул клинок из ножен, как вдруг его кто-то грубо схватил за руку. — Эй! — он попытался вырваться, но тут же успокоился, увидев знакомое лицо. А у девчонки на удивление крепкая хватка! — Отчего у тебя такое удивлённое лицо? — Цзинь Ян сузила глаза, а затем как следует встряхнула его руку: — Что, думал, я тебя не найду? — Ах, так ты преследуешь меня? — Ничего подобного, — девочка отпустила его и гордо задрала нос. — Просто хотела сказать тебе, что наш учитель, похоже, нашёл виновника сих несчастий. — Да неужели? — Цзян Бэй с большим сомнением поднял бровь. — И что же он выяснил? То, что во всём виноваты старейшинцы? Она уже хотела что-то сказать, но запнулась. — Т-так тебе уже известно? — Мне известно то, что учитель так и не смог поговорить со старейшинцами. — Разумеется, — девочка сложила руки на груди. — Разве преступник захочет говорить с тем, кто желает разобраться в деле? Цзян Бэй вздохнул и рассказал ей всё, что узнал у старейшинца. Его история и связь этих двух случаев были весьма убедительны, поэтому она не стала спорить с ним. Наоборот, Цзинь Ян кивнула и спросила: — Что же нам теперь делать? "Нам?" — Цзян Бэй дёрнул бровью, но ничего не сказал. Были дела поважнее, чем спорить с ней. — В первую очередь, нельзя рассказывать об этом учителю, — серьёзно кивнул он. — Почему? — Ты видела, как он себя ведёт? Он пришёл к старейшинцам и, ничего ещё не зная, чуть не объявил поход против бедолаг, — он немного преувеличил, но суть была понятна. — Хорошо, что наш учитель не сильно умён, и его действия легко можно предположить. Если он был так агрессивно настроен против старейшинцев, вина которых была весьма призрачна, что он сделает с теми, кто совершенно точно повинны в случившемся? — Но разве не так им и надо? — Нет, не надо, — надавил Цзян Бэй. — Если мы хотим претендовать на звание цивилизованного общества, мы должны исключить решение проблем и вопросов самосудом. Каждый человек должен иметь право на судебное разбирательство и справедливое наказание. Тем более, это касается уже двух великих орденов заклинателей. Что, если в этом замешаны адепты того или другого ордена? Убив их по единоличному суду, он положит начало разбирательствам куда большим, чем просто дело о сумасшедших животных и одном мёртвом человеке. Цзинь Ян нахмурилась. — Хорошо, но ты же не предлагаешь совсем ничего не делать? — Конечно, нет, — он кивнул. — Я хочу известить об этом главу своего ордена. Она посмотрела на него слегка разочаровано. Цзян Бэй, заметив это, нахмурился. — Что? — Знаешь, — начала она довольно грустно, Цзян Бэй даже оценил, — я не думала, что ты из людей, неспособных держать слово. Цзян Бэй, только после этих слов вспомнив, что и правда дал обещание встретиться с матерью, раздражённо цокнул. У них в семье были определённые проблемы с этим. Несмотря на то, что прошло много лет, в народе свежа память о том, как Вэй Усянь как-то раз пообещал своему будущему мужу, что всегда будет рядом, подобно правой руке главы ордена, а через год или около того сбежал на гору Луаньцзан. Нужно признать, что у его обожаемого янфу были некоторые неприятные качества, и Цзян Бэй, не желавший, чтобы его сравнивали с этой стороной личности Вэй Усяня, согласился. Женщина происходила из знатного семейства Фан, а звали её Фан Сюлань***. За тем, чтобы найти поместье, в котором она жила, далеко ходить было не нужно. Оно, собственно, находилось в центре города, недалеко от общества старейшинцев. Его также нельзя было случайно проглядеть, так как оно имело довольно внушительные размеры. Другое дело, что Цзян Бэй совсем не знал, что ему говорить и что делать. Ну встанет он у их порога, и что дальше? Однако долго промаяться этим ему не дали — Цзинь Ян со свойственной ей бестактностью подошла и забарабанила по воротам. — Ты что творишь? — Цзян Бэй покраснел, переполошились и крепко схватил её за руки. — Совсем с ума сошла? — А что не так-то? — она сразу возмутилась и, нахмурившись, попыталась освободиться. — Сколько ещё ты собрался здесь стоять? — Но зачем же так громко стучать? — А как они должны тебя услышать? Их перепалку прервали ворота поместья, медленно открывшиеся перед ними. Оттуда выглянул высокий старик с сероватой длинной бородой и узкими-узкими глазами, вокруг которых растекались морщины, похожие на застывший яичный белок. Одет он был в простые синие одежды, а вооружён — клюкой. Дедуля был уже как будто на исходе своего века и слабым голосом спросил: — Кто такие? Цзян Бэй начал неразборчиво мямлить: — Я-я...м-мы... Он не знал, что сказать! Хорошо, что рядом с ним была уверенная в себе Цзинь Ян, которая бойко заявила: — Мы ищем молодую госпожу Фан. Фан Сюлань. Цзян Бэй был готов умереть со стыда. Его и без того по обыкновению бледное лицо стало как будто в конец белым, как снег. Ну зачем ему сюда приходить? Что он должен сказать? Старик же оживился: — А-Лань? Зачем вы ищите её? — Этот юноша, — Цзинь Ян подтолкнула Цзян Бэя вперёд, — сын молодой госпожи Фан. Мужчина удивлённо вскинул брови. — Ты — сын главы ордена Цзян? Мальчик сконфуженно взглянул на старика: — Вроде того. — Ох, — тот улыбнулся и едва посторонился, чтобы они могли пройти. — Тогда добро пожаловать домой, дорогой внук. Цзян Бэй поднял бровь. Так этот мужчина — глава этого дома, его дед? Он появился в семье Саньду-шеншоу и Старейшины Илин довольно поздно. Его отцу было тридцать четыре года, когда он зачал сына с двадцатипятилетней наложницей. В то время как его кузен, например, родился, стоило его родителям едва перевалить за второй десяток. Таким образом, получается, что ко времени его рождения все бабки и деды, что у него могли быть, успели отправиться на тот свет. Его янфу и вовсе был сиротой столько, сколько себя помнил. В связи со странными, несколько даже вульгарными обстоятельствами у него всё же была одна бабушка по отцу — Юй Цзыюань. Та умерла однажды, но была воскрешена при помощи некоего ритуала, и теперь жила инкогнито в Пристани Лотоса. Она была довольно строгой женщиной, было видно, что неприятный характер переживает в их роду второе рождение именно под влиянием её линии, однако она умудрялась одновременно с этим быть заботливой и ласковой бабулей. Как бы то ни было, других старших родственников Цзян Бэй не знал. Так как занимала чужое тело, бабуля Юй выглядела слишком молодо для того, чтобы быть чьей-то бабушкой. Дедушка же по материнской линии был стариком, как и положено. Без всяких там одалживаний чужих молодых тел. К тому же, в семье Фан не было заклинателей. Его родители выглядели довольно свежо, даже несмотря на то, что им приближался пятый десяток, именно потому, что были заклинателями. Обычные же люди были обречены на старение, и можно было только догадываться, как выглядела его сорокалетняя мать. — Хочу сказать тебе, я знал, что это однажды произойдёт, — радостно известил его дед, когда они неспешно шли к поместью. — Что именно? — То, что рано или поздно ты, дорогой внук, вернёшься в лоно семьи. — Лоно...семьи? — Цзян Бэй опешил. У него была и есть семья, его растили замечательные родители. Несмотря на то, сколь много раз он говорил это разным людям, все почему-то думают, что он скучает по ласке матери и несчастен из-за того, что вместо неё его воспитывает вероломный Старейшина Илин. Он пришёл сюда только потому, что поддался мимолётной слабости и пообещал красивой девчонке! — Небеса сами по себе сгущаются над головой у человека, отнятого от материнской груди, — с печальным выражением лица покачал головой старик. — Можно только представить, как тебе было тяжело расти без её ласковых рук. А всё по вине легкомысленности главы ордена Цзян. — Вы...считаете, что мой отец поступил неправильно? — Даже недопустимо! Подставив весь институт семьи под удар! Где это видано, чтобы мужчина пользовался женщиной для своих непотребных целей? — Но ведь молодая госпожа Фан сама согласилась на эту сделку, — возразил Цзян Бэй. — Разве не так? Старик не нашёлся с ответом, хмуря брови. Зато сама виновница торжества сделала это за него. — Так и есть, — прозвучал тихий, но уверенный женский голос. Все трое обернулись. Перед ними стояла высокая женщина с длинными волосами, белыми, как снег. Широко раскрытыми от удивления глазами Цзян Бэй проследил их длину. Они едва не касались земли, и при том были идеально прямыми, блестящими, похожими на водопад, стекающий с её узеньких плеч. Можно было без труда догадаться, кто это. В её имени значилась орхидея, и сама она была похожа на белоснежные цветы — такая же бледная, изящная, с мягкой, бархатистой кожей, такая же хрупкая на вид. Она словно вышла прямиком из стужи зимних лесов, из сияния снежного покрова. Волосы на голове, брови и ресницы были словно покрытыми инеем, настолько они были белыми от корней и до самых кончиков. Все говорили Цзян Бэю, что такая бледная кожа досталась ему от матери, но, учитывая, что подобное любили говорить все, кому не лень, в том числе и не видевший эту женщину в глаза Вэй Усянь, он не слишком доверял этим словам. Но, увидев её, он понял, что, похоже, все те люди были правы: у его матери действительно была практически белая кожа. Её глаза так же были очень светлыми и напоминали ледяные стёклышки — блестящие и завораживающие. На ней были белые одежды, слегка разбавленные элементами красного цвета, и в итоге эта женщина будто сияла! — Познакомься, малыш, — дедуля благосклонно улыбнулся, указывая на неё рукой, — это — твоя мама. — Отец мой, — похоже, говорить тихо было для неё обыкновением, — не могли бы Вы оставить нас? — Конечно-конечно, — закивал старик и правда поплёлся прочь. Когда они остались одни, матушка с неловкой улыбкой на губах спросила: — Так, значит, ты — Цзян Минь? — Моё первое имя — Цзян Бэй. — Оу. Конечно. А-Бэй? Твой отец, эм, знает об этом? — Нет, — Цзян Бэй покачал головой. — На самом деле, я попал в эти земли в погоне за нечистью. И меня...попросили заглянуть к Вам. — То есть ты не по своей воле прибыл к нам? Цзян Бэй предпочёл ответить честно: — Скорее нет, чем да. — Хорошо, — она облегчённо выдохнула и улыбнулась с куда большей теплотой, а затем пояснила: — Обычно дети, в семье которых есть приёмные родители, стремятся увидеть своих подлинных мать или отца во время ссор и неурядиц. Я рада, что ты пришёл сюда не за утешением. — Скорее, я думаю, это полезно — один раз увидеть Вас. — Ты прав, — она кротко улыбнулась ему. — Скажи, какой он вообще? Старейшина Илин в роли....ну, второго отца. Ну да, Вэй Усяня язык не повернётся назвать матерью. Несмотря на это, Цзян Бэй мог бы с уверенностью сказать, что этот мужчина хорошо справляется со своей ролью. Известно, что Старейшина Илин и задолго до его рождения отлично ладил с детьми. Куда бы он ни пошёл, его везде преследовали молодые люди, жаждущие сопровождать его в различных приключениях. Наверняка когда заключал знаменитый договор с госпожой Фан, Цзян Чэн заранее знал, что Вэй Усянь поладит с ребёнком, каким бы тот не родился. Вэй Усянь от природы был ласковым человеком, сочетая в себе мягкость, так притягивающую всех вокруг, и жестокость, позволяющую ему без колебаний отбирать жизни и калечить людей. При этом он подошёл удивительно ответственно к воспитанию ребёнка. Он окружил его всей любовью и вниманием, что не достались ему в детстве. Бабуля Юй откровенно недолюбливала Вэй Усяня, когда тот был ребёнком и юношей. Отошедший ныне в мир иной дедуля Цзян, наоборот, любил единственного ребёнка своего почившего лучшего друга и, самое главное, лучшей подруги, и благодаря ему Вэй Усянь вдоволь насмотрелся на то, каково это, когда не любишь собственного ребёнка. К тому же, из рассказов родителей Цзян Бэй понял, что его дедуля, судя по всему, был не самым ответственным человеком. Даже любя Вэй Усяня, как родного, он не занимался его воспитанием, а лишь баловал. Отчасти поэтому Вэй Усянь вырос таким диким и развязным мужчиной. Если бы не строгость и неприязнь бабули Юй, он бы и вовсе вырос неспособным кого-либо воспитывать. Если бы не лишения, он вырос бы неспособным учить чему-либо других. Цзян Чэн, пусть и старался уделять ребёнку максимум времени, из-за обязанностей главы ордена не мог следить за ним так постоянно, как это требуется с маленькими детьми. Поэтому большую часть заботы о мальчике взял на себя именно Вэй Усянь. Он играл с ним во всевозможные детские игры, учил сначала ходить, потом читать и писать. Учил таким бытовым вещам, как надевать одежду и ухаживать за собой. Цзян Бэй помнил, что, пока он был маленьким, Вэй Усянь сам купал его и укладывал спать. Он стал его первым другом и первым учителем. Они, собственно, помогали друг другу: Цзян Бэй учился у него тому, как жить, а Вэй Усянь из-за заботы о ребёнке несколько лет практически не уходил далеко от дома, что было крайне полезно для его здоровья. — Он заботливый, — ответил Цзян Бэй. — Надёжный и любящий. Сколько себя помню, родители любили меня и друг друга. — Вот оно как. — Скажите, а как так получилось? — спросил он неожиданно даже для себя. — Ну, что Вы заключили соглашение с моим отцом? Матушка задумчиво посмотрела куда-то в сторону, словно хотела сосредоточиться на своих мыслях. — Возраст, в котором я родила тебя, был уже немолодой для женщины, не являющейся заклинательницей, — медленно ответила она. — Мои родители боялись, что, если не рожу в ближайшее время, я уже никогда не смогу сделать этого. — Вы и сейчас выглядите очень молодо. — Никто не знает, какую судьбу уготовило нам Небо, — на её лице заиграла печальная улыбка. — Родители боялись, что на этом наш род закончит своё существование. Но я...не хотела детей. Не хотела быть кому-то женой. — Почему же Вы прямо не сказали об этом родителям? — Потому что в мире простых людей, далёких от заклинательства, у женщины нет иного долга. Я должна была исполнить его перед матерью с отцом. А глава ордена Цзян и Старейшина Илин, в отличие от меня, хотели ребёнка. Мне представился шанс подарить родителям внука без обязательств и хлопот. Я знала, что расти ты будешь в достойной семье, не зная лишений и тревог. — Вы...жалеете об этом? — вдруг спросила Цзинь Ян. — О том, что глава ордена Цзян отнял дитя от Вашей груди? — Нет, — с удивительной лёгкостью призналась Фан Сюлань. — Прости меня, А-Бэй, но, даже несмотря на то, что ты появился на свет из моего чрева, что я вскормила тебя грудью, я не люблю тебя. Я не чувствую той связи матери с дитём, о которой мне так много говорили. Я...просто ничего не чувствую. — Я понимаю, — удивительно, но, как и ей, ему было всё равно. — И не держу на Вас зла. Когда они попрощались, Цзян Бэй и Цзинь Ян отправились в Пристань Лотоса, чтобы сообщить об убийцах животных. Вэй Усянь к тому времени уже вернулся домой. Не Хуайсан был так напуган, что Цзян Чэн прилетит в его орден искать мужа, что все силы Цинхэ Не сосредоточились на том, чтобы найти его. А тот, оказывается, быстро расправился с нечистью, от которой так страдал с возрастом ударившийся в законченный маразм Не Хуайсан, сказал себе, что хочет домой и уехал, никому ни о чём не сообщив. Он как раз собирался в Илин, но сын опередил его со своим докладом об обстановке. Услышав историю о мёртвом осле, Вэй Усянь смеялся, как ненормальный. Однако его немного успокоил комментарий Цзян Бэя: — Я думаю, с тем человеком просто сделали то же самое, что и с животными. Вонзили тот подозрительный кол в грудь. Это объясняет его неуправляемость, о которой сообщали те, кто встречал этот труп. Однако я не могу говорить наверняка, так как не видел тела. — Не видел? — уточнил Цзян Чэн, подняв бровь. Цзян Бэй усмехнулся: — Я сразу решил, что это не моё дело. Отец усмехнулся в ответ и потрепал его по макушке. — Молодец. Это было взвешенное решение, — затем он перевёл взгляд на Цзинь Ян, всё это время сопровождавшую его: — А это, значит, та самая подружка, о которой мне рассказывал Вэй Ин? — Н-никакая она мне не подружка! — поспешил возразить красный, как рак, Цзян Бэй. — В-вот именно, — тут же поддержала его Цзинь Ян. — Вы просто всё неправильно поняли, Старейшина. На самом деле мы с Вашим сыном заклятые враги! — Да-да, я понял, — посмеиваясь, Вэй Усянь махнул детям рукой, чтобы те успокоились. — Мы всего лишь братья, да мы вообще-то враги...к пятому десятку лет я уже понял, как это работает. Цзян Чэн только закатил глаза. Так как зараза охватила орден Юньмэн Цзян и Ланьлин Цзинь, было логично объединиться. Родители Цзян Бэя решили, что давно не были на Ночной охоте вдвоём, и расценили этот случай, скорее, как возможность романтического приключения, нежели серьёзного дела. Вместе они отправились в Илин. Цзян Бэй же решил протянуть руку помощи своему кузену, который должен был решать проблемы в Ланьлине. У Цзян Чэна с Вэй Усянем ушло около недели на то, чтобы изловить всех преступников. Цзян Бэй с Цзинь Лином потратили на это месяц... — Это потому что в Ланьлине подонков больше! — оправдывали они друг друга. На суде, прошедшем в Ланьлине, оказалось, правда, что в Илин их было больше... Судебное разбирательство включало небывалое количество участников. Стороной обвинения выступали ордены Юньмэн Цзян и Ланьлин Цзинь, защищались душегубы. Судьями выступали многочисленные главы иных орденов, с каменными лицами выслушивающие историю о мёртвом осле. Свидетелями были родственники пострадавших в Ланьлине и полнаселения Илин, а также Цзян Бэй с Цзинь Ян и старейшинцы. В перерывах между слушаниями Цзян Бэй отдыхал в коридоре вместе с Цзинь Лином и Цзинь Ян, когда к ним присоединился тот старейшинец, который в своё время и рассказал ему о злодеяниях. Он хорошо влился в их уютную компанию отдыхающих и рассказал им о том, как Старейшина Илин, которому запретили участвовать в заседании по причине здоровья, и Саньду-шеншоу пришли в их общество за информацией. Первый постучал к ним в двери, и открывший старейшинец, увидев клановые цвета ордена Юньмэн Цзян, недружелюбно спросил: — Чё надо? Вэй Усянь начал поразительно вежливо: — Я пришёл уточнить некоторую информацию по поводу обезумевших животных и мертвеца. — Опять к нам пришёл какой-то проходимец. А ну убирайся отсюда! Кто ты вообще такой? — Я — Вэй Усянь, — кивнул тот. Разумеется, тот старейшинец ему не поверил. В конце концов, хорошему лжецу не верят, даже когда он говорит правду. Тогда он взглянул куда-то в сторону и позвал: — Чэн-чэн, любовь моя, подойди-ка сюда! Тогда к ним подошёл сам глава ордена Цзян, и вот этого человека уже можно было узнать из тысячи. Более того, старейшинцы уже имели дело с главой ордена Цзян, в то время как Старейшину Илин видели только отцы-основатели их общества, пока ехали с ним в одной повозке на кражу детей. — Так всё и было, — с гордостью подытожил старейшинец. — После этого мы выложили ему всё, как на духу. Было великой честью повстречать самого Старейшину Илин. Я буду рассказывать об этом детям, когда они у меня будут! Вэй Усянь не спрашивал у них чепуху, вроде того, что произошло. Он спрашивал, где конкретно произошло каждое из происшествий. Отметив места на карте, он выискивал извергов в близлежащих местах и связывал. Подозреваемые рассказывали суду о том, как вероломный Старейшина Илин врывался в их дома, выбивая двери, и калечил, если те не соглашались выдавать товарищей. Глава ордена Цзян просто ходил за ним и фиксировал, кто и где был пойман. Поразительное спокойствие! — Слушай, а у тебя вообще, ну, есть золотое ядро? — спросил Цзян Бэй между делом. Старейшинец кивнул: — Есть. — Ты так сильно нам помог. Не хочешь вступить к нам в орден? — Что ты такое говоришь? — одёрнул его Цзинь Лин. — Дядя не захочет видеть старейшинца у себя в ордене. Цзян Бэй лишь отмахнулся: — Захочет, если я об этом попрошу. Однако все их споры были бесполезны, потому что старейшинец виновато улыбнулся и ответил: — Пожалуй, я вынужден отказаться. Мне нравится служить на благо нашего общества. Но я почту за счастье помочь вам ещё много раз!